Текст книги "Дьявол"

Автор книги: Ланс Хорнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 30 страниц)

Тим и Рори сидели молча, прислушиваясь только к говору рабов, усердно работавших иголками до тех пор, пока не стало так темно, что они не могли уже ничего видеть. Короткие тропические сумерки быстро превратились в ночь, и они услышали звон колокольчика, доносившийся из большого дома. Не зная, что он означает, они покинули место пребывания и пошли к дому в сгущающейся темноте. Мама Фиби стояла у парадных ворот, сияя горой крахмальной белизны. Она пригласила их войти внутрь, стуча стоячими нижними юбками.

Утренние паутиновые дебри были превращены ею в совершенно иной мир. Все было освещено горящими свечами, полы блестели, а в воздухе стоял запах мыла и воска. Через большую гостиную она провела их в столовую, где отполированное пространство обеденного стола было накрыто на двоих. Кту, в чистой белой рубашке и панталонах, которые волшебным образом возникли из ниоткуда, стоял по стойке смирно позади стула Рори, а вымытый и сверкающий Питер, тоже в белых одеждах, стоял позади Тима.

Свечи в большом серебряном подсвечнике в середине большого стола создавали островок света, стулья были выдвинуты, и Мама, качнув накрахмаленными юбками, вышла. Затем ее парни, все в белых бриджах, внесли супницу, и она вернулась, чтобы отдавать распоряжения, направлять их действия, пока они разливали густой суп и ставили его перед Рори и Тимом. Затем последовало блюдо из курицы с рисом, приправленное кэрри, и салат из пальмовых кочерыжек, обильно политый маслом. Трапеза закончилась карамелью, залитой сладким кремом, и чашками темного дымящегося кофе, разбавленного бренди.

Рори отодвинул свой стул от стола, положил руку Маме Фиби на талию (или, по крайней мере, туда, где она должна быть) и поцеловал ее.

– Это и есть ваш сюрприз для меня? – Руки его безуспешно пытались обхватить массивный стан.

– Боже, нет, маста Рори, это просто вам перекусить. Большой сюрприз скоро будет. Если вы, джентльмены, готовы идти спать, то, возможно, обнаружите мой сюрприз.

Вновь она вывела Рори и Тима из столовой и провела их через гостиную в галерею. Она указала на освещенную дверь, где стояла девушка‑подросток, беспечно опершись о дверной косяк.

– Вот моя внученька Пентекоста, которую мы зовем Пенни. – Она подтолкнула девочку ближе к Тиму, который, обхватив ее рукой, прижал к себе, и она прижалась к его плечу. – Думаю, маста Тимми не хочет спать в одиночестве в такой глуши. Вот только титьками Пенни не вышла, ведь она еще совсем маленькая, но целочку ей уже сломали, так что масте Тимми не придется слишком возиться.

Поспешно пожелав спокойной ночи, Тим запихнул довольную Пенни в спальню и закрыл дверь, затем на секунду приоткрыл ее, чтобы подмигнуть Рори. Он быстро перешагнул через порог, зычно чмокнул Маму Фиби в щечку и во второй раз вошел в комнату, окончательно захлопнув за собой дверь.

Мама сопровождала Рори по галерее до спальни, которую он видел ранее. В дверях стоял Кту, силуэт которого четко выделялся на ярком фоне комнаты.

– Прочь с дороги. – Мама оттолкнула черного великана в сторону. – Ты что, не знаешь, это плохая примета стоять на пути. Такой огромный, просто гигант! Духи могут захотеть проникнуть в комнату, и им придется проникать туда через тебя, потому что ты не оставил им никакого места, а уж если они до тебя дотронутся, то у тебя сразу заболит живот, а голова у тебя распухнет и станет в десять раз больше.

Хотя Кту не понял, что она ему сказала, он вышел из дверей в галерею, напуганный взглядом Мамы Фиби.

– Маста ложится спать, и ему не надо никакого черномазого здоровяка помогать раздеваться. – Она отпустила Кту взмахом своей ладони‑сковороды.

– Тпру‑тпру, Мама Фиби. Он все‑таки мне принадлежит.

– Сегодня ночью он вам не понадобится, – авторитетно кивнула она головой, и Кту, надувшись, пошел прочь по коридору. – Миссис Фортескью планирует приезжать сюда иногда по ночам, но сегодня ее не будет, и она сказала мне, что непорядок, если маста Старый Гарри будет спать всю ночь и потеряет форму. Ну, я и говорю, что лучше синица в руках, чем журавль в небе, и вам не нужен никакой черномазый верзила, чтобы вас раздеть. – Она подтолкнула Рори с порога в комнату.

В мягком свете спальных свечей он увидел девушку, стоящую в тени, на атласном платье которой отсвечивались блики свечей. Она медленно повернула к нему свое лицо, и он увидел красавицу. Овальное лицо цвета старой слоновой кости взрывалось кроваво‑красным ртом и блестящей чернотой глаз и было обрамлено блестящими кудряшками, ниспадавшими до плеч. Низкий лиф розового платья выдавал округлые груди, такие атласно‑гладкие, как материал, частично прикрывавший их. Мама Фиби подошла к ней и подтолкнула ближе к Рори.

– Вот он, маста Рори, сюрприз, который я вам обещала. – Хохот Мамы стал переходить в крещендо. – Знаете, кто она? Это та вертихвостка Марая. Я просто помыла и приодела ее для вас, хотя понадобилось целое ведро щелока, чтобы счистить с нее всю коросту и избавиться от запаха.

Действительно, это была Марая, но какая разительная перемена произошла с девушкой! Она была прекрасна. Колтун на голове исчез, и теперь волосы падали вниз прядями толстого черного шелка. Ее кожа цвета слоновой кости имела розовый оттенок, что могло быть отражением от ее одежды, а ее глаза, смотревшие на него из‑под длинных ресниц, были полны искр. Вся она источала аромат жасмина и мускуса, пьянящий и будоражащий. Она протянула руку и дотронулась до него, пальцы ее горели, как угли.

– Ей прямо не терпится, – заключила Мама Фиби, поворачиваясь к двери. – Ей просто страшно надоел этот коротышка, ее младший братец, который ничего не умеет, кроме как дрочиться, так она мне сказала. Сейчас, думаю, она получит настоящего мужчину! Охо‑хо!

Она закрыла дверь, и Рори слышал ее визгливое хихиканье, пока она вразвалку уходила по галерее.

Он приблизился к Марае и приложил ее ладонь к своему лицу. В ее отношении к нему не было никакой ложной скромности. Она не стала ни опускать головы, ни избегать его взгляда. Ее глаза смотрели в его, когда она высвободила свою руку из его и встала перед ним на колени.

– Если раздевать вас, то лучше начать снизу, а?

Она расстегнула и сняла с него туфли, потом тонкие носки. Ее горячие пальцы помассировали его голые ноги, потом двинулись вверх и остановились на талии. Она прижала голову к выступу в его паху. Подняв голову, она посмотрела вверх на него и стала медленно ослаблять прикосновение своих рук, переместив их вперед и начав расстегивать пряжку на ремне. Пальцы ослабили пряжку, а Рори втянул живот, чтобы ей легче было ее расстегнуть. По одной она расстегнула пуговицы на его панталонах, стащила обтягивающее ноги трико до колен, затем ниже голени, до щиколоток.

Подняв одну ногу, потом другую, он позволил ей снять с себя панталоны. Снова она прижалась к нему щекой, но только на мгновение, перед тем как ее пальцы коснулись его белья, и оно тоже упало к его ногам. Он весь потянулся ей навстречу, пока его собственные пальцы яростно расстегивали пуговицы внизу его рубашки, которую он сбросил с себя вместе с жакетом на пол. Он предстал перед ней обнаженным. Она все еще стояла на коленях, лаская его тело влажными теплыми губами. Его рука опустилась на ее мягкие волосы и стала медленно подталкивать ее голову до тех пор, пока она не ускорила своих движений, стряхнув с головы его сдерживающую руку. Несколько мгновений он терпел, потом убрал ее голову.

– Вы настоящий мужчина, мой господин. – Она сопротивлялась удерживающей ее голову руке, глядя на него снизу.

Он поднял ее на руки так, что их лица стали находиться на одном уровне.

– Ты ступила на опасную тропу, Марая. Еще мгновение, и я бы перестал быть настоящим мужчиной для тебя. Не торопись! Постель ждет нас, и у меня нет никакого желания, чтобы у меня колени подкосились, а это обязательно произойдет, если мы останемся там, где стоим.

Она не ответила, хотя он знал наверняка, что она его поняла. Он наблюдал за тем, как розовое атласное платье присоединилось к разбросанным по полу его панталонам и рубашке, и сдернул с постели покрывало. Она задула свечи, пренебрегая щипцами для снятия нагара, но, торопясь, она пропустила пару или тройку свечей, которые притухли на мгновение, а потом загорелись с прежней яркостью. Он притянул ее на матрас рядом с собой, и через мгновение они превратились в клубок рук и ног. В страсти ее не было ни нарочитости, ни нежности. Ни одна из его красавиц дикарок в сааксском гареме не пожирала его с таким хищническим аппетитом. Ласки ее были яростными и неистовыми. Это была львица, прикованная к нему цепями, чьи пальцы, рот, язык и зубы рвали его тело в безумном порыве, от которого Рори потерял чувство времени, места и реальности происходящего. Он превратился в комок натянутых нервов, не в состоянии справиться с ее акробатическими ухищрениями, не зная, куда и как она нанесет ему свой следующий удар. Затем, когда его натянутые до предела нервы уже не могли больше сдерживать этот натиск, он вырвался из своего бредового состояния потоками вулканической лавы, извержениями жидкого огня и затем внезапно опустился в бездну избавления, едва дыша, где, немного успокоившись, смог отодвинуть свое истекающее потом тело от жаркого зноя лежащего рядом женского. Даже после этого ему пришлось отбиваться от ее атак.

Вдруг без всякого предупреждения его вывела из летаргии острая боль, терзающая его губы. Во рту он почувствовал собственную кровь, горячую и соленую, он стал сталкивать ее с себя, но, несмотря на всю его силу, она вцепилась в него и продолжала сосать кровь из разорванной губы.

– Ах ты, сука е…ая! – Он попытался высвободиться, но она присосалась своими губами к его рваной нижней губе, как пиявка, а руками вцепилась в него, как сумасшедшая. Отпустив ее, он поднял руку и отвесил ей звонкую пощечину. Моментально губы ее разжались, и этого ему было достаточно, чтобы откатиться к краю кровати и вскочить на ноги. Горевшие свечи оплыли и потухли, и он на ощупь нашел подсвечник рядом с кроватью, нащупал трутницу, зажег фитиль и засветил свечу. Она лежала, распростершись на кровати, лицо и рот ее были вымазаны кровью. Он увидел, что из‑под подушки высовывались перья черного петуха, безжизненное тело которого было раздавлено тяжестью их тел, а безжизненные глаза его уставились на Рори.

– Какого черта?.. – Он схватил мертвого петуха и швырнул его на пол. – Что здесь происходит? – Он взял простыню за уголок и приложил его к губе, чтобы остановить кровотечение.

Медленно, с кошачьей грацией она собиралась с силами. Одной рукой она терла щеку в том месте, где он ударил ее, но смотрела на него бесстрашно и нагло, даже вызывающе, алый язык ее слизывал кровь с губ. Приподняв одно плечо, она показала на Рори пальцем, проведя им от глаз вниз по его телу до опавшей плоти.

– Марая ни за что не отдаст тебя другой женщине, великан. И никогда. Никому. Ты ей слишком нравишься. Марая оставляет тебя для себя. Ни одна женщина не сможет больше прикоснуться к тебе. Никогда.

– Это ты так думаешь, черномазая сука. А теперь убирайся. – Он шагнул к краю кровати и занес руку, чтобы ударить ее, но она бросилась поперек скомканных простыней и обвила его ноги руками. Вопреки его желанию ощущение ее горячей плоти, прижавшейся к нему, остановило его поднятую руку. Она медленно опустилась на ее густые черные волосы. Ее окровавленные губы ласкали его до тех пор, пока он не собрался с духом и не отогнул ей голову назад. Она смотрела на него снизу.

– Знаешь, кто я, маста великан? Я – дьяволица, вот я кто. Девушка‑обэ. Сегодня ночью я сильно заколдовала тебя. Теперь ты никогда меня не оставишь. Не сможешь. Даже если захочешь. Сегодня ночью я пила твою кровь, маста великан. Я поглотила тебя. Всего. Ты во мне, и ты часть меня. Обэ не даст тебе вырваться от меня. Я не хочу этого. Смотри!

Она щелкнула пальцами, и он понял, что она говорит правду. Он был бессилен; он не мог сопротивляться ее изощренным ласкам. Несмотря на то, что где‑то в мозгу он презирал ее, тело его поддавалось ей, и он упал на кровать и притянул ее к себе. Глаза дохлого петуха на полу смотрели на него, и он мог поклясться, что один глаз закрылся в похотливом подмигивании.

Ее руки положили его голову на запачканную кровью подушку. Он положил руки ей на голову, пассивно лежа на спине и давая ей полную свободу.

Она перестала играть с ним, взглянула на него и улыбнулась.

– Тебе чертовски повезло, что я не сукуя, маста великан. Я всего лишь дьяволица. Не умею сбрасывать кожу и летать по ночам и пить кровь. Но я могу любить тебя, маста великан. Могу так любить тебя, что ты будешь молить меня утром, днем и вечером, чтобы я любила тебя. Человек, ты еще ничего не видел. Подожди, вот я устрою тебе.

Он расслабился, подбив под голову окровавленную подушку так, чтобы удобнее было наблюдать за ней. Она стала доказывать свои слова с непревзойденным артистизмом, которого он не испытывал ни с кем, кроме Шацубы. Рассвет окрасил небо в ярко‑розовый и фиолетовый тона, проник в комнату через окно и бросил на пол решетчатую тень. Рори повернулся на бок, освободившись от Мараи, и уснул. Через мгновение она встала, схватила платье из розового атласа с пола и набросила его на себя. Затем нагнулась, чтобы поднять мертвую птицу с пола, выдернула длинное загнутое перо из хвоста и воткнула его между ног Рори. Смеясь, она вышла из комнаты.

Глава XXXV

Рори просыпался медленно, борясь с всеохватывающей летаргией, возвращавшей его ко сну. Комната была залита ярким солнечным светом, таким ярким, что, скорее всего, была уже середина утра. Он осторожно пошевелил головой из стороны в сторону, почувствовал жалящую боль в губе, затем не без труда сделал глубокий вдох во всю грудь. Его чуть не вырвало. Ноздри его осквернил вонючий запах пота, мускуса и резкий, щелочной запах высохшего семени. Вся комната, несмотря на открытое окно, была пропитана порочными запахами. Он оторвал голову от подушки и посмотрел на собственное тело, покрытое лиловыми пятнами там, где оставили засосы губы Мараи. Черное петушиное перо, длинное и изогнутое, стояло, контрастируя с его собственной немощью, что было необычным, потому что он, как правило, просыпался с пульсирующим задором, который не спадал до тех пор, пока он не облегчится. Вертикально стоящее петушиное перо, чернеющее на фоне его белого тела, вызвало в памяти эпизоды прошедшей ночи.

Господи! Никогда не чувствовал он себя таким изможденным, совершенно выжатым. Осторожно, как будто боясь, что старик Гарри совершенно пропал, он обследовал себя и обрадовался, когда пальцы убедили его, что он был в полном комплекте, а не евнухом, каким боялся себя обнаружить. Он отбросил петушиное перо, и оно, медленно кружась, опустилось на пол, как будто живя собственной жизнью. Черт бы побрал эту Мараю! Нет, ругательств она не заслуживала. Какую фантастическую цену можно было бы получить за нее в Африке! Она была даже лучше, чем Шацуба, которая выжала его, как лимон, давным‑давно в шатрах Саакса. Шацубу специально этому обучали. Никто никогда не обучал Мараю. Да и надобности в этом никакой не было. Она инстинктивно знала, как доставить удовольствие мужчине, но она скорее походила на животное, чем на человека.

А что за чушь, она несла. Что‑то насчет обэ? Да, но что такое обэ? Он вспомнил: это что‑то вроде дурацкого африканского лешего; глупый предрассудок, вот и все. Он даже Маме Фиби об этом не скажет. Но черт! Если обэ – это то, что делает девку еще похотливее, то да здравствует обэ! Все женщины должны быть им наделены. Рори улыбнулся, представив себе мир, полный женщин, похожих на Мараю. Три тысячи чертей! Через неделю ни одного мужика бы не осталось.

Что ж, и черт с ними! Он передвинул ноги к краю кровати и поплелся по прохладным плитам пола. Налив воды в фарфоровый тазик, он плеснул из него себе в лицо и вытерся грубым полотенцем, а потом причесался деревянным гребешком. Кожа его была покрыта потом и семенем, но воды в тазике для ванны не хватило бы. Он поднял руку и понюхал под мышкой. Ну и вонища! Он скривил губы и мотнул головой. Ему захотелось искупаться в реке, где за день до этого он видел купающихся невольников, и смыть с себя любовный пыл. А почему бы и нет? Утром он вернется в Порт‑оф‑Спйн. В Мелроузе ему делать было совершенно нечего: все невольники размещены, а Тим и Мама Фиби готовы следить за порядком. Он полностью доверял Маме Фиби. Когда эта старушенция умрет и попадет в рай, а может, и в ад, она возьмется за дело, как только попадет туда, и все приведет в порядок.

Он кое‑как натянул на себя одежды и выбрался в галерею, ища дорогу на кухню, где его и приветствовала Мама Фиби и проводила в столовую. Отвечая на ее вопросительный взгляд, он стыдливо улыбнулся и сознался, что ночка выдалась на редкость, а она, зная, что он говорит правду, только сделала губки бантиком и понимающе закивала головой, как бы говоря, что она‑то знает, как ублажить молодого, горячего распутника, поэтому‑то и предоставила как раз то, что надо.

Его утренняя апатия частью была развеяна вкусным завтраком Мамы Фиби и несколькими чашками крепкого черного кофе с листьями цикория, и хотя Тим уже поел и сходил посмотреть, как дела у негров, он забрел в столовую и присоединился к Рори, чтобы выпить еще чашечку. Рори объявил ему о своих намерениях возвратиться в Порт‑оф‑Спейн, и Тим сказал, что вернется позже к вечеру. Внучка Мамы оказалась столь занимательной, что Тим планировал провести с ней послеобеденную сиесту и по возможности рекрутировать молодого Питера в роли Фаяла. Рори заметил, что достижения Пентекосты не могли сравниться с лаврами Мараи, иначе у Тима поубавилось бы рвения, Пенни тоже должна отведать обэ; но, возможно, брат Мараи получил наставления на этот счет и добавит остроты к трио Тимоти.

Вместе с Кту Рори верхом отправились в город, не забыв захватить с собой мыло и полотенца. Они остановились у реки, и Рори тер себя до тех пор, пока кожа его не стала розовой, и тут он пожалел, что не взял с собой чистую одежду. Вымыв тело, он наконец‑то освободился от въедливого запаха Мараи.

Прибыв в контору Элфинстона, он с радостью погрузился под сень навеса помещения для ожидания. За гаванской сигарой он рассказал в общих чертах молодому Элфинстону о плане Джихью, тот согласился нанять повозки с быками для транспортировки вара с отдаленного озера на корабль и согласился с Рори, что, по всей видимости, это самый ценный груз, который можно было вывезти с Тринидада. Затем, когда Рори заговорил об индиго, Элфинстон согласился предоставить им и это. Он рекомендовал уложиться в три недели, которых, по его мнению, будет достаточно, чтобы загрузить корабль варом и индиго, после чего, когда невольники будут в превосходной физической форме, устроить аукцион.

– Если только, – он лукаво посмотрел на Рори, – вы не передумаете и не захотите остаться в Мелроузе и стать тринидадским плантатором. Земля чертовски хороша, но ее никогда по‑настоящему не обрабатывали. Милорд Дуган купил ее не глядя, как хорошее капиталовложение, когда вся Англия мечтала заполучить собственность в новой открывающейся колонии. Сначала он послал за океан одного человека, потом другого. Они приезжали из Англии, и ни один из этих напыщенных ублюдков ничего не знал про тропики. Ничего, кроме картофеля в Ирландии или овса в Шотландии, они никогда не выращивали. Потом здесь появилась миссис Фортескью, думала заняться фермерством, но вскоре решила основать более доходное дело, – он прищурил один глаз, непристойно подмигивая Рори. – Слава богу, что решила. Она спасла жизнь всем белым мужчинам на острове.

– Плюс мою собственную, – отпарировал его подмигивание Рори.

– Но вы, сэр Родерик, – Элфинстон, казалось, совершенно не был удивлен тем, что Рори уже был знаком с товаром миссис Фортескью, – вы находитесь в завидном положении. У вас достаточно рабов, чтобы по‑настоящему взяться за плантацию. Почему бы не использовать их? Прислушайтесь к моему совету, хоть я и потеряю свои комиссионные, если не будет аукциона.

Некоторое время Рори думал над этим: обосноваться в Мелроузе, одеться в белый тик и стать респектабельным плантатором, а не работорговцем. Респектабельность станет для него новой ипостасью. Он остепенится и женится на Мэри Фортескью; заставит ее выйти за него замуж, если потребуется. Нет, он женится на Альмере и станет настоящим отцом своему сыну. Еще какое‑то мгновение он забавлялся мыслью о том, что леди Мэри может стать вдовой, ее муж, скорее всего, скоро умрет; раз уж она с удовольствием платит деньги за услуги Фаяла, ей в равной степени понравятся и скачки с Рори. Нет, ни черта! Пусть платит за своих жеребцов, он не намерен быть жеребцом у этой бело‑голубой молочной сучки. В противоположность ей у него в Мелроузе была Марая. С ней общаться – все равно что плевать на палец и дотрагиваться до раскаленного утюга. Пш‑ш‑ш! Забудь про женщин и возвращайся в Мелроуз. Да, именно об этом ему сейчас и следовало думать – как стать владельцем плантации. Он решил, что это не для него. Респектабельность – это всего лишь еще одно название скуки, и, вспомнив на мгновение капитана Спаркса, он начал опасаться скуки больше всего на свете. Он никогда не сможет остепениться и вести жизнь, сведенную только к полям с сахарной свеклой или посадкам кофе. Да он умрет от скуки через месяц, даже если у него там будут и леди Мэри, и Мэри Фортескью, и Марая, вместе взятые.

Он замотал головой в ответ на вопрос Элфинстона. Нет, это не для него, и он рекомендовал Элфинстону ускорить подготовку к аукциону, проинформировав его, что оставит себе несколько парней в качестве домашних слуг, чтобы благоустроиться, пока он намеревался оставаться в Тринидаде.

После бокала рома, не тринидадского суррогата, а настоящего выдержанного ямайского рома, Рори ретировался, сменив прохладные сумерки помещения для посетителей на яркую жару улицы. Он возвращается на корабль. Но нет. Как всегда, решением всех его проблем была Мэри Дэвис‑Фортескью. Сначала он поедет к ней. Эффект от речного купания давно потерял свою силу, и он почувствовал, как пот струился по спине, просачиваясь сквозь тонкую ткань штанов и повышая неприятную влажность тела. Рори подозвал к себе Кту и отправил его на корабль за бритвами, сменой белья и лакированными туфлями; тот должен был привезти все это в дом Мэри, который был известен Кту. Рори поедет к Мэри, откушает там легкий завтрак, примет продолжительную ванну, чтобы избавить поры тела от пыли и пота. Затем он решил, что будет готов предстать перед леди Мэри в Правительственном доме так, как подобает уж если не принцу Сааксскому, то, по крайней мере, сэру Родерику Махаунду.

Все жалюзи в доме Мэри были закрыты, а у двери не было Фаяла. Рори стал гадать, уж не по случаю ли «верховой езды» леди Мэри был закрыт дом, но после его стука в парадную дверь она быстро отворилась, и его впустила маленькая горничная. Мэри, по всей видимости, тоже разбудил его стук, она была на середине лестницы, спускаясь ему навстречу. Рори объяснил ей, что ему было нужно, и громкий хлопок в ладоши привел в движение девушек, которые торопливо исполняли поручения Мэри. Сначала она приказала им приготовить легкий холодный ленч для Рори, затем нагреть воду и принести ее к ней в спальню вместе с душистым мылом и большими полотенцами.

Она увела его наверх в свои апартаменты, охая и ахая, усадила в шезлонг, подложив под спину подушки, как будто он был инвалидом. Рванувшись к двери, она раскрыла ее и крикнула вниз в патио, приказав в дополнение принести прохладительные напитки, приготовленные из лаймов с сахаром с добавлением имбиря из пористой оллы.

Когда все это было подано, он расслабился, потягивая свой напиток, пока Фаял вносил покрытый салфеткой поднос с кувшинами воды, а девушки подавали мыло, полотенца и большой жестяной таз, наполняя его водой. Наконец Мэри выпроводила их всех за дверь, несмотря на жадные взгляды, которые они бросали в сторону Рори. Она порезала холодное мясо на блюде и стала кормить его, чередуя с бутербродом с маслом.

– Значит, направляешься в Правительственный дом? Собираешься бросить вызов великой и могучей леди Клеверден, да? Но будь осторожен, Рори, дружок, смотри, чтоб она первой не бросила тебе вызов. Губернатор в отъезде, она еще не остыла после Фаяла, даже и не знаю, что тебя там ждет.

– Старика Гарри ей не видать, ни теперь, ни потом. Она могла наслаждаться им постоянно, но она побрезговала малышом‑гренадером.

– Тем хуже для нее. Но сейчас, мне кажется, она вспомнит о нем и ей захочется его больше всего на свете. Белого мяса вместо черного.

– Цвет значения не имеет, в особенности после того как она попробовала Фаяла.

– Фи! Парень может смахивать на жеребца, но по‑настоящему не умеет пользоваться тем, чем его наградила природа. У него нет той техники, как у тебя.

Рори улыбнулся и разрешил ей скормить ему остаток ленча. После того как она вытерла ему губы салфеткой, он встал, и она стащила с него влажную одежду и вытерла влагу с его тела сухим полотенцем, прежде чем ему принять ванну. Руки ее, как всегда нежные, ласкали его, а он, как и она, был удивлен тем, что старик Гарри не реагировал. Впервые за всю его жизнь прикосновение теплых женских рук не возбудило его. Мэри вопросительно посмотрела на Рори, и на лице ее было написано разочарование.

– Это что ж случилось со стареньким Гарри? – спросила она, после того как даже более активные попытки с ее стороны не дали никакой ответной реакции. – Ты…?

– Должен признаться, Мэри, – тон его был печально‑извиняющимся, – я был неверен тебе прошлой ночью.

Она отвергла его признание, схватив его еще крепче.

– А когда я просила тебя хранить мне верность, Рори? Я не связываю обещаниями ни одного мужчину, потому что не хочу и себя связывать обещаниями. Ты просил меня выйти за тебя замуж, я ответила «нет». Если бы я сказала «да», я б такой шум подняла, когда б узнала, что ты проводил время с другой женщиной, но я же этого не делаю. Конечно, парень, я всегда тебя ревную, и мне хотелось бы, чтоб ты весь был мой, но это же нечестно. По крайней мере, сейчас я не устраиваю сцен, не рву на себе волосы, не бью себя в грудь, – может быть, ты скажешь, кто та счастливица, которая положила старика Гарри на полку.

– Это Марая, цветная девка из Мелроуза. Мама Фиби отмыла ее, нарядила и…

– Вот, значит, кому предназначалось мое розовое атласное платье.

– Очень щедро с твоей стороны. – Рори выдавил из себя стыдливую улыбку.

– Если б я знала, что оно для этой сучки, я бы разорвала его в клочья. Я думала, Мама Фиби предназначала его для Пенни.

– Она была лакомством Тима. Мне досталась Марая.

– Ты, видать, поимел ее раз десять, раз старина Гарри так скукожился и спит.

– Что‑то около этого, но это еще не все.

И Рори рассказал про дохлого петуха под подушкой, про то, как Марая сосала кровь из него, и показал рассеченную губу в качестве доказательства. Он не ожидал такой реакции от Мэри. Она отшатнулась от него, лицо ее исказил страх, невидящие глаза уставились в пространство, руки задрожали.

– Ты хочешь сказать, что она…?

Рори кивнул.

– Тогда она настоящая сука, чертово отродье, я имею в виду. Дьяволица, ты сказал? Да, так и есть. Дьявол в юбке. Ох, Рори, я ведь недаром прожила здесь столько месяцев. Я‑то знаю, что такое обэ. Я видела, что творят его дьявольские чары, не один раз. Не говори, что это глупые предрассудки. Обэ существует, это – колдовство, и очень сильное. Но, слава Богу, она всего лишь дьяволица. Если бы она была сукуей, тогда б ты оказался по‑настоящему в беде.

– Она об этом тоже что‑то говорила. – Рори взглянул на дымящуюся в тазу воду, но у него не было никакого желания воспользоваться ею, когда Мэри находилась в таком возбужденном состоянии. – Я не верю ничему, что она мне сказала. Ничего, кроме бабушкиных предрассудков. Какое‑то африканское мумбо‑юмбо, я Бог весть сколько этого добра понасмотрелся, чтоб в него верить.

– Нет, тогда уж тебе лучше уверовать в него прямо сейчас, дружок. Доказательство у тебя с собой. Глянь‑ка! – Она показала на скукоженного Гарри. – Раньше такого никогда с тобой не было, так ведь? – В ответ на ее вопрос он утвердительно кивнул. – Говорю тебе, Марая действительно опасна. Она тебя заворожила, чтобы заполучить тебя всего и не отдать никакой другой женщине. Она учится у какой‑нибудь колдуньи‑знахарки и кое‑чему уже научилась. Она начинающая ведьма, таких называют «дьяволица», но и от них беды не оберешься. Как я сказала, хорошо, что она не сукуя. Знаешь, что они вытворяют?

Он отрицательно замотал головой, направляясь к железному тазу.

– Ох, это настоящие черти. Правда! Они могут снять с себя кожу, а потом опять надеть. Для этого им надо дождаться полночи, и они всегда прячут свою кожу под глиняный кувшин. Потом улетают на ночь, паря прямо в воздухе, и ищут кого‑нибудь спящего. Они предпочитают сильных мужчин, потому что у них кровь сильнее. Они подкрадываются к нему и кусают своими зубами, которые они точат напильниками. Ты заметил, какие у этой суки зубы?

Рори на минуту задумался. Нет, он не заметил, какие у Мараи зубы, но судя по тому, как она прокусила губу, то, несомненно, она их себе наточила.

– Потом они сосут кровь из бедняги. – Мэри поджала губки, как будто сама высасывала жизненные соки из человека. – Этим они и живут. Напившись, они улетают домой и опять надевают кожу. Но они никогда не едят человеческой пищи. Ты видел, как Марая ела?

– Я вообще не так много ее видел, чтобы знать, ест она или нет. Стой! Первый раз, когда я был там, я видел еду на столе.

– Тогда, наверно, ест. Она еще не стала сукуей и вынуждена принимать пищу. И этот братец ее тоже ест. Но это ничего не значит. Она на тебя порчу навела. Вот что случилось со стариком Гарри. Не думай, что он устал из‑за скачек всю ночь напролет. Он не встанет ни на одну женщину в мире, только на нее. Она напилась твоей крови и проглотила твой мужской сок, это дало ей власть над тобой, потому что у нее внутри твои жизненные соки. Потом, чтобы действовать наверняка, она положила дохлого петуха под подушку.

– Мертвого петуха и нескольких глотков моей крови вряд ли достаточно, чтобы обескуражить старика Гарри. Смотри, сейчас я тебе докажу это.

Но его собственные усилия также закончились безрезультатно.

– Сегодня же вечером приеду в Мелроуз, – взволнованно сказала Мери. – Я не позволю тебе оставаться в объятиях этого вампира. Существует только один способ победить обэ – более мощным обэ. Клин клином. Мама Фиби знает.