Текст книги "Я — хищная. Ваниль и карамель (СИ)"

Автор книги: Ксюша Ангел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Должно быть, друзей в этой комнате у меня не осталось.

Алана я нашла все там же, в спортзале, с Майей. Она водила погремушкой по наспех застеленному меховым покрывалом полу, а Алан пытался ее поймать. Я присела рядом, рыжая положила голову мне на плечо.

– Я не провидица, но чувствую плохое, – сказала она, улыбаясь моему сыну, но в голосе явно ощущался страх.

– Плохое случилось. Но ты не бойся, хорошо, малышка?

– Хорошо.

Майя боялась, но была достаточно смела, чтобы не выказывать страха.

– Я могла бы взять его ауру, – предложила девочка. – Если он придет в следующий раз. У папы сильный жрец, он удержит.

– Если придет, ты обязательно попробуешь, – соврала я и улыбнулась. – И Алекс проведет кроту. А пока побудешь с Аланом?

– Отдыхай, – кивнула Майя и повернулась к Алану.

Отдохнуть пока в планы не входило. Когда я подошла к нашей спальне, Эрик был уже внутри. Голос его – тихий и шипящий – вытекал в коридор из полуоткрытой двери.

– И не подумаю даже. А ты уходи, если хочешь! Я никого насильно не держу.

– Ты пойми, я пекусь не только о тех, кто в доме. Полина – главная мишень, так давай ее спрячем. Влад говорил, у сольвейгов безопаснее.

– Ты видел его, Теплов. В мире не осталось безопасных мест. Мы будем драться, а не прятаться. Влад согласен со мной, а ты, если боишься, уходи. Уводи альва, ведь завтра безумец придет снова.

Мирослав молчал. Возможно, обдумывал слова Эрика, а может, давно уже решил. Я прислонилась щекой к дверному полотну, не решаясь ни сбежать, ни войти, оцарапанная словами, произнесенными не в глаза. Впрочем, какая разница? Могу ли я винить их? Они боятся. Не хотят умирать. Ведь, по сути, в этом доме по-настоящему защищены лишь я, Эрик и Алан – печатью Арендрейта, которая, казалось, сжимает жилу тисками. Остальные – пушечное мясо, и Крегу плевать, кто из хищных погибнет завтра.

Только вот мне не плевать.

– Альва останутся, – наконец, сказал Мир.

Ответ, процеженный сквозь зубы. Которому противится разум, но требует долг. После таких решений рассыпаются привязанности. Сегодня Мирослав лишился воина, завтра может лишиться двоих.

Если у меня получится осуществить задуманное, у хищных Липецка все останется по-прежнему. Почти у всех.

Я прокашлялась, привлекая внимание. Глубоко вздохнула и вошла.

Спальня встретила тенями. Мрачностью. Безысходностью. И ненавязчивым карамельным ароматом.

Мирослав побледнел, когда я появилась. Испугался, наверное, что я услышала. Обиды не было – каждого, кто испугался сегодня, можно было понять. Я и сама испугалась. Не думала, что будет вот так. Что придется уйти без борьбы. Впрочем, конец никто предугадать не может.

Эрик вздохнул, и в виде его ощущалось бессилие. Оттого, наверное, он не смотрел мне в глаза. Оттого и сбежал на улицу прежде, чем я успела что-либо ему сказать. Были ли важны слова?

Мирослав вышел, не проронив ни слова, и его стыд еще долго путался в паутине теней. На Эрика из провала окна смотрели тучи. Необычно серые в предрассветном небе, они будто опускали ему на плечи небо, и спина прогибалась под неподъемной ношей. Сложно принимать трудные решения, когда имеешь личный интерес.

– Тома… – сказала я и прикрыла дверь, отрезая нас от внешнего мира. Прислонилась к ней спиной, преодолевая сильное желание присесть на корточки. Словно кусочек неба упал и мне на плечи.

– Отвезу ее и Наталью к источнику, как только Алла закончит рисовать.

Голос тих и печален, но обвинения в нем нет. Облегченный выдох вырвался вопреки воле, и Эрик поднял на меня глаза. Выражение лица тут же изменилось, он шагнул ко мне от окна, оставляя позади размазанное по стеклу небо.

В его объятиях тепло, оно ползет мурашками по коже, но кожа будто одеревенела, и внутрь тепло не пускает. Внутри все занемело. От страха, сошедшего на «нет». От отчаяния, которое лопнуло, подобно мыльному пузырю. От неизвестности, что впереди.

– Прости, что ушел, – выдохнул он мне в волосы, и я зажмурилась от удовольствия. – Сложно понимать, что слаб. И Тамара… мы многое пережили вместе. Я боялся сорваться.

– Понимаю.

Мне не нужны объяснения, и оправдания тоже не нужны. Стоять бы так вечность, остановить время, запутаться в коконе, подобном тому, что сотворил Крег. Только я и Эрик. Навсегда.

– Я должен был остаться с тобой.

– Со мной все хорошо. Видишь, жива…

Ответ горчил на губах. Эрик отстранил меня и внимательно посмотрел в глаза.

– Если бы могла, ты ушла бы, верно?

На кивок у меня не хватило смелости. Но кивок был и не нужен.

– Тогда хорошо, что ты не можешь.

Хорошо. Только вот кому? Изнутри рвется, скребет острыми когтями вина. И обида поднимается, вскипает – детская и глупая. Она рождает вопросы, ответов на которые не будет никогда. Ну за что? Почему всегда я? Разве мне это по силам, ведь я обычная девчонка?

Когда решаешься на безумство, думать нельзя. Нельзя оценивать, анализировать, колебаться. Потому что итог предсказуем – передумаешь.

Я не колебалась.

Эрик уехал ближе к обеду. Тому и Наташу подготовили к похоронам, и скади отправились к очагу. Я единственная осталась – из-за той треклятой защиты, которая мешала больше, чем помогала. Ведь толку от нее, когда Крег может войти?

После похорон, ушли воины. Эрик, Влад, Ира, Алиса, Мирослав, Алекс, Игорь. Даже Рита ушла, хотя бледнела и тряслась перед тем, как шагнуть за порог. Рита боялась нижних слоев. Существ, которые там обитают. Трясин, что заманивают кеном, а затем оставляют там навсегда, превращая в бесплотные тени. Рита боялась не вернуться. Она, один из сильнейших воинов атли, чистокровная воительница, мечтала о покое. Сидеть у окна и вязать шарфы. Выйти замуж, родить детей, готовить обеды и ужины, встречать любимого с работы. Забыть об охотниках и кене, об ответственности за племя. Просто быть.

Поэтому Рита завидовала другой, слабой, которая заняла ее место. Аделаида была целительницей. Говорила мало, во всем слушалась Филиппа и почти не выходила из комнаты. А когда выходила, Рита бросала на нее ненавистные взгляды, а не самого Филиппа – взгляды сожаления.

А когда ей приказали идти, а он остался, на лице Риты мелькнула досада, которую она быстро спрятала за испуганными, неестественными улыбками, прикосновениями к руке Игоря, в которую она вцепилась, как в спасительный круг.

Перед тем, как они ушли, Эрик проверил печать. Амулет пощупал, словно за время, пока я его носила, он мог испортиться. А потом обнял – крепко, удушливо. Горло свело спазмом от мысли, что, возможно, я его больше…

Нет, нельзя поддаваться. Внутри меня росла и крепла уверенность: все получится. Что именно получится, я не знала, но инстинктам пророчицы привыкла доверять.

Если бы я знала тогда, как все выйдет, разве пошла бы?

Когда дверь – надломленная, торчащая щепками, наспех поставленная после варварского прихода охотника – закрылась, я выдохнула. Оставшиеся в доме хищные разбредались по комнатам – бессонная ночь и испуг дали о себе знать. Перед очередным приходом Крега нужно выспаться и набраться сил. Подумать. И, возможно, сбежать, пока не поздно.

Впрочем, больше всех из дома хотелось сбежать мне.

Внизу остались лишь защитницы – Лара у главного входа. Даша на кухне, у большого витражного стекла, и Дарла у черного входа.

Я поднялась наверх, немного побыла с Аланом, который крепко спал после сытного обеда. Мягкий пушок на голове скользит между пальцами. И кожа в районе затылка теплая и пахнет молоком.

В нашей с Эриком спальне, на тумбочке у кровати я оставила оба амулета. Металл и дерево. Кен Арендрейта и вождя сольвейгов. Мне они больше не нужны…

Провела рукой по велюру серого свитера – Эрик снял и как обычно забыл в корзину бросить.

– Прости, – прошептала. – Так нужно.

Затем развернулась и резко вышла за дверь.

В коридоре было пусто. Молчаливые двери стерегли спящие комнаты со спящими в них обитателями. Лишь в конце коридора, у окна, завешенного плотной серой шторой, шептались две защитницы альва. Завидев меня, они замолчали, одна из них юркнула в комнату, а вторая скрылась за шторой, будто одно мое присутствие или брошенный ненароком взгляд могли обернуться для них проклятием.

Я вытащила из кармана телефон и набрала в смс всего два слова: «Нужна помощь». Не очень рассчитывала на ответ, но попробовать стоило – на войне все средства хороши и не стоит пренебрегать возможностями.

Ответ пришел быстро – на полпути к заветной двери: «Через полчаса у ворот». «С этим проблемы», – набрала я. «Так реши».

Будто это так просто – пробить защиту Эрика. Впрочем, план у меня был. Главное, чтобы времени хватило.

Постучала я резко и решительно. И телефон спрятала, словно его могли изъять и приравнять к улике. А когда дверь открылась, выпалила:

– Проведи для меня ритуал.

Просьба не была невинной, и Филипп страдальчески вздохнул. Оглянулся назад, шикнул на маячащую за спиной Аделаиду и вышел в коридор. Аккуратно прикрыл за собой дверь и посмотрел на меня снисходительно.

– Что ты задумала?

– Вожди сейчас переживают не столько о том, что придет Крег, но и о том, что выкину я, да? – заискивающе улыбнулась.

– Мы просто хорошо тебя знаем, – тоном учителя ответил Филипп. – О каком ритуале ты говорила?

– Тана хочу увидеть, – как можно беззаботнее сказала я. – Делов-то…

– Делов-то?! В прошлый раз после подобного ритуала ты чуть не погибла!

– Тан снился мне. А ты знаешь, что не стоит пренебрегать вещими снами. Вдруг Крег до меня доберется? Иметь при этом какой-то план будет очень кстати.

– У Эрика наверняка есть мысли на этот счет.

– Эрик ушел. У него своих дел хватает, нечего его еще и этим нагружать.

– Я так и знал. Иди спать, Полина!

– Вожди такие всезнайки, – надулась я. – Но ты… Ты из народа. Я думала, ты другой.

И отвернулась для усиления эффекта. Губы поджала и за плечи себя обняла, изображая смертельную обиду и разочарование. Эрик говорил, я – хорошая актриса. Сейчас этот талант может пригодиться. Всю жизнь меня учили играть на слабостях людей, используя меня как подопытную крысу. Немудрено, что я сама теперь умею.

Подтверждением стал растерянный ответ Филиппа:

– Неправда, я не заносчивый…

Рука скользит по моему предплечью вверх, к плечу, касается ключицы. От прикосновений хочется вздрогнуть, сбросить надоедливые пальцы. Но я стою, не шевелясь, и терплю. Мне нужна его помощь – ни один жрец в этом доме не согласится помогать без разрешения Эрика. А на Филиппа надежда есть – если не получится сыграть на чувстве вины, придется играть на инстинктах.

Дыхание у него горячее и согревает затылок. Обернусь – окажусь с ним лицом к лицу. Мне противно. Стыдно отчего-то и хочется сходить в душ. А еще зубы почистить от слов, с помощью которых я манипулирую этим слабым мужчиной. А где-то на задворках сознания ждут другие слова – гораздо более подлые и бесчестные. И я знаю, что скажу их. Пойду до конца. Иначе завтра умрет кто-то еще, а этого допустить нельзя.

– Я просто не могу сидеть без дела, – вздыхаю почти искренне, и вторая рука Филиппа ложится мне на другое плечо. – Должна что-то делать, чтобы не свихнуться. Тома погибла, и я… Это ведь всего-навсего ритуал. Выйти за пределы дома я все равно не могу. Когда-то мы с тобой были друзьями. Понимаю, надеяться на это в будущем не имеет смысла, но все же…

– Неправда! – яростно перебивает он и разворачивает меня к себе лицом. Филипп стоит слишком близко, и я едва сдерживаю дрожь отвращения. Поднимаю глаза и пытаюсь изобразить отчаяние. Потерпеть. Недолго – у меня всего-то полчаса в запасе. Да и Эрик с остальными могут вернуться в любую минуту.

– Я думал, ты меня ненавидишь, – шепчет он почти обреченно, и я мотаю головой.

– Нет. Не ненавижу.

Это правда. Ненавидеть можно лишь того, кого уважаешь. Филиппа же мне просто жаль.

– Мне нужен круг, – наконец, сдался он.

– У нас есть, – решительно киваю. – В кабинете на полу. Идем.

Было светло, но мы все равно крались, словно громкие шаги могли разбудить спящий дом. А он и правда спал. Расслабился после насильного проникновения охотника, и защита сонно колебалась у дремлющих стен, стелилась по скрипящим половицам невидимыми коврами, нависала куполом под потолком.

Гостиная была пуста, и я уже почти обрадовалась, что есть возможность отсрочить вынужденную подлость, но из коридора нам навстречу выплыла Лара с чашкой чая в руках.

– Не спится? – едко спросила защитница и настороженно сощурилась. – Что задумали?

– Да вот, Филипп почитать хотел перед сном, – попыталась соврать я. Только Ларису, в отличие от Филиппа, не проведешь.

– Думаешь, я дура, пророчица? Что вы задумали?

Я вздохнула. Кивнула Филиппу.

– Подожди в кабинете, ладно?

Смотрела на удаляющуюся спину бывшего жреца атли и боялась повернуться к защитнице. Впрочем, Лара не из робкого десятка.

– Так что? – нетерпеливо поинтересовалась она и нетерпеливо постучала ложечкой о блюдце.

Я вздохнула. С Ларой всегда сложно. Нет, у меня не осталось к ней негатива, просто мы настолько разные, что никогда не поймем друг друга. Так стоит ли объяснять?

– Мне нужно увидеть Тана, – наконец, сказала я. И, увидев, как она ожидаемо закатила глаза, добавила: – Знаю, что ты об этом всем думаешь, но мне все равно.

– Какое мне дело вообще? – Лара поставила чашку на старинный комод и сложила руки на груди. – Делай что хочешь.

– Рада, что ты настроена так демократично. Потому что потом мне нужна будет твоя помощь тоже.

– Моя? Извини, но в безумных ритуалах я не участвую.

– И не придется, – уверила я. – Ты – защитница и отвечаешь за входную дверь.

Я не сводила с нее пристального взгляда. Красивое лицо окрасилось непониманием, затем осознание сказанного, наконец, пришло, и Лара рассмеялась.

– Ага, как же. Ничего умнее не придумала?

– Нет времени думать, – спокойно ответила я. – И этот план сойдет.

– Этот план мне решительно не нравится. Эрик мне голову оторвет, а я недавно реконструкцию волос сделала. Так что извини, но нет.

– А придется.

– Знаешь, я лучше расскажу Эрику о том, что ты собиралась уйти. И прическа испортится уже не у меня.

– Не расскажешь, – уверенно кивнула я. – И дверь откроешь.

– Вот как? Заставишь меня, что ли? – усмехнулась защитница.

Лара мне никогда не нравилась, но мне все равно было противно говорить это. Наверное, поэтому я в глаза ей смотреть не смогла.

– Если не откроешь, Роберт узнает подробности твоей последней ночи у атли, Лара.

Эти слова оставили на языке противный, липкий налет. Он горчил, как протухшая еда, и вызывал тошноту. Шантаж не мой метод, но что делать, если других методов не осталось?

Поднять на нее глаза оказалось чертовски сложно. Защитница побледнела и прижала ладонь к губам. Не ожидала от меня, видимо. Я и сама от себя не ожидала. Говорят, перед смертью нужно исправляться и каяться в грехах, а не совершать новые. Даже с этим у меня промашка вышла.

– Оставайся в гостиной и никому ни слова, – пригрозила я и, пока не передумала, направилась в кабинет, к Филиппу.

Лишь внутри, оперевшись спиной о дверь, выдохнула. Глаза закрыла и попыталась избавиться от ощущения грязи на коже. Тщетно. Теперь даже мочалка не поможет.

Надеюсь, Лара не пойдет признаваться в грехах мужу. Иначе мой план не сработает, и все будет напрасно.

Но в глубине души я была уверена: не пойдет. Ведь то была не просто интрижка, и мы обе понимаем это.

– Поцапалась с Ларисой? – вяло поинтересовался Филипп, увлеченно изучая роспись рун на полу. Ковер он аккуратно свернул и подвинул к письменному столу.

– Мы никогда не ладили, – уклончиво ответила я и оторвалась от двери. – Так что там? Ты готов?

– Интересная трактовка легенд. Всегда было любопытно, как колдуют скади.

– Роб – замечательный жрец.

– Раньше ты считала хорошим жрецом меня.

– И сейчас считаю. Потому и попросила о помощи.

Филипп странно улыбнулся и велел:

– Садись в круг.

Я подчинилась. Глаза закрыла. Расслабилась настолько, насколько вообще могла расслабиться в напряженной обстановке дома. Мне в руки сунули флягу – металлическую, в кожаном чехле – и я послушно хлебнула. Коньяк. Паршивый, к слову, который тут же пожелал выйти наружу. Я поморщилась, помотала головой и отдала Филиппу флягу.

Он заговорил. Сначала шепотом, и шепот этот обволакивал, пьянил, и я проваливалась в спасительную темноту, где не было ни страхов, ни сожалений, ни обид.

А потом близко, у самого уха кто-то сказал:

– Бу!

В комнате темно, только из окон льется серость затянутой тучами ночи. Тени ветвей мажут по стеклу, словно просятся внутрь. Я сижу, вернее, утопаю в кресле-каталке, и оно скрипит подо мной, едва заметно покачиваясь.

Я оборачиваюсь и, наконец, вижу его. У окна, сгорбленный, обнимающий себя за плечи – это не тот хищный, которого я знала. Всех меняет время…

– Тан, – окликаю, и спина его вздрагивает. Он резко поворачивается, приставляет указательный палец к губам.

– Тсссс!

Колдун наклоняется вперед и щурится, словно старается внимательнее меня рассмотреть.

– Я тебя знаю.

– Это же я, Полина.

Встаю. Пол холодный, а я почему-то босиком. Осень за окном бушует – треплет деревья, брызгает холодным дождем, и от окон по полу ползут вечные ее спутники – промозглые сквозняки. Пасть камина темна, и мне кажется, оттуда скалятся чудовища выдуманного колдуном мира.

Тан качает головой.

– Этот мир не для тебя.

– Знаю. Ты снился мне, помнишь? Звал…

– Ты в беде, – кивает он. – И времени мало.

– Мне бы сейчас не помешал яд, который мы использовали на Теде. Кстати, где он? Он разве не…

– Ушел. Теодор был неплохим парнем и заслужил перерождение.

– А ты нет?

Он улыбается.

– Я слишком много грешил.

Так и тянет улыбнуться в ответ. Несмотря на холод в его доме, рядом с колдуном уютно. Но я точно знаю, что вижу его в последний раз…

– Яд не нужен тому, кто его изобрел. У меня есть рецепт, Полина. – Он подносит указательный палец к виску, и улыбка его становится полубезумной.

– Да, но как…

– С печатью будет сложнее, – перебивает он. Шагает ко мне, ладонь бесцеремонно ложится на живот. – И времени мало.

– Мало, – соглашаюсь. – Поможешь?

– Крепкая, так просто не снимешь. – Он будто меня не слышит вовсе. – Одно неверное движение, и прощай, Тан. Не видать тебе перерождения больше никогда.

– Я слышала, печать Арендрейта может снять тот, кто носит.

– Если хочет, то может, конечно, – усмехнулся колдун. – Ложись.

За моей спиной, будто из воздуха сотканная, возникает кровать. Розово-зефирная, с высокими стойками под балдахин и сиреневым пологом. Мягкая. И я утопаю в ней, как в пуху.

– Подсознание даже тут пошутило, – смеется мой собеседник.

Мужчина, склонившийся надо мной, будто мне не знаком. Глаза светятся предвкушением и интересом. Таким был Альрик на берегу Дуная. И я уже не знаю, чего больше хочет Тан: помочь мне или снять печать Арендрейта. Имеет ли это значение, когда итог все равно один? И цель у нас одна…

Его ладонь – шершавая и прохладная – касается живота. Жила послушно откликается на прикосновения, хоть я уже давно не атли, а Тан – не вождь. Все это было когда-то: мгновение торжества и всплески страха. Единство крови. Проклятие, которое я разрушила.

Сегодня все по-другому.

Шепот пьянит, хоть его губы и не шевелятся:

– Откройся…

Поднимаю глаза. Под потолком – вспышки, фейерверки, мириады ярких ощущений. Главное из них – свобода. Она опьяняет, и, кажется, я смеюсь.

Тан берет мою руку, кладет туда, где только что лежала его собственная.

– Вот так, девочка, сними ненужное, – проникновенно шепчет колдун. И словно побеги пробиваются сквозь растрескавшуюся от жары землю – так и кен рвется наружу. Жила беззащитна и оболочка ее тонка. Под ней бьется, пульсирует средоточие сил сольвейга.

Я дышу. Перед глазами плывет, слезы катятся по щекам.

– Еще не все, – говорит Тан. – К сожалению, не все…

Взгляд его глубок и темен. Пучина, водоворот, и соваться не стоит, но…

– Готова?

Я слышу его мысли. Ему жаль и не терпится уйти. Этот мир ему мал, Тан из него вырос, как ребенок из старых колгот. Он больше себя не винит и ни о чем не жалеет. Ждет лишь. Чего?

Киваю, облизывая слезы.

И тут же взрываюсь болью. Боль вползает в жилу, тянется щупальцами к венам, растекается чернотой по организму. Закусываю губу, чтобы не закричать. Так надо.

Яд во мне, и если не успею завершить задуманное – умру.

Тан помогает мне сесть, поддерживает за руку и обнимает за плечи. Дышать трудно. Воздух тяжелый и пахнет плесенью.

– Страшное случится не сегодня, – устало говорит колдун. Кажется, ему с трудом далась эта вынужденная помощь.

– А когда? – спрашиваю машинально, пытаясь осознать, что же только что натворила.

– Последствия.

– Последствия чего? Ритуала? Крег сделает что-то? Или я?

– Сегодня сольвейг прольет кровь, и откроются врата всех миров. Я буду свободен! А они придут, чтобы очистить землю от скверны, – пафосно изрекает он.

– Они? Кто, Тан?

– Будто ты не знаешь…

Он склоняется ко мне, и выглядит безумным. Ониксовые глаза горят предвкушением, руки трясутся, как у наркомана в ломке. Бледные щеки впали, и скулы потемнели. Худой. Несчастный. Одинокий.

И неестественно воодушевленный.

Ухо обжигает прикосновением сухих, истрескавшихся губ. А слово, произнесенное колдуном, заставляет замереть и похолодеть от ужаса.

– Первые…

В кевейн из мира искупления Тана меня буквально выпихнуло. Я тут же зажмурилась, привыкая к яркому свету, дышала часто, хватая воздух родного дома, как панацею, лекарство. Только вот никого уже не вылечить – ни меня, ни этот мир… Если то, что сказал Тан, правда, всему конец. Так стоит ли бороться?

Всегда стоит. Наверное, в этом и смысл.

– Поля…

Прикосновения Филиппа жглись, и я выбралась из удушливых объятий. Меня тут же качнуло, и я схватилась рукой за столешницу.

– Ты в порядке?

– Я… мне нужно… идти.

Перед глазами все еще плыло, жила болела от впрыснутого колдуном яда. Времени мало. Нужно поспешить.

– Ты ведь все равно выйдешь, да? – В голосе бывшего жреца атли скользнула горечь.

На ответ сил не хватило, и я просто кивнула.

– Как?

– Лара, – прохрипела.

– Ты ведь погибнешь.

Я посмотрела на него. Не понимает. Не спорит, потому что знает – спорить бесполезно. Но мотивы от него ускользнули.

– Зато вы будете жить, – сказала я спокойно.

Страх и малодушие заставили его отступить. Хорошо быть вождем, когда не нужно принимать трудные решения. Не нужно отпускать на смерть или идти самому. Филипп получил власть, а что делать с ней, не знал совершенно.

Что ж, Кесарю – кесарево…

– Мне пора.

Он за мной не вышел. Остался в кабинете, возле окруженного рунами магического круга скади. Окруженный собственным страхом и слабостью.

Лара ждала на диване. С прямой спиной и сложенными на коленях руками. Защитница смотрела в одну точку и не повернулась, когда я присела рядом с ней.

– Это подло, – тихо сказала она.

– У меня не из чего выбирать…

– Ты умрешь.

– Здесь, там – какая разница? Сегодня Крег убил Тому, что помешает ему завтра убить тебя или Роба?

Лара вскинулась, полоснула злым взглядом. Но даже в нем я прочла – она боится, пусть и не показывает этого. Как и все они.

– Открой защиту всего на минуту – большего не прошу. И твоя тайна умрет со мной.

– Как и я, когда Эрик узнает, – мрачно бросила защитница, но встала. К двери подошла и провела рукой по щербатому дереву. Нажала на ручку, отворяя, впуская внутрь мутный осенний день. Я тоже встала и последовала за ней.

– Эрику необязательно знать, как я вышла. – Положила руку ей на плечо. – Спасибо…

– Иди уже, геройствуй, – отмахнулась она и вытолкнула меня на улицу. Воздух был стылым и волглым, но дышать было намного легче, чем в доме.

Лара подошла к границе, тронула пальцами волосы и закрыла глаза. Я покорно ждала у защитницы за спиной. Через минуту она обернулась и поманила меня.

Касаться воздуха на границе ступеней было страшно, но я пересилила себя. Никаких разрядов, электричества, боли – ничего. Холодный воздух полузимнего дня. Не раздумывая, я шагнула за пределы защиты. Глубоко вдохнула. Голова слегка закружилась от неожиданной свободы.

– Одного никогда не понимала, – мрачно сказала Лариса, – тебе разве не страшно?

– Страшно, – кивнула я, не оборачиваясь. – Но мне всю жизнь страшно – привыкла.

И, пока не передумала, зашагала прочь. Дом провожал меня осуждающим взглядом, к нему жались голые деревья и стекались тропинки, будто ища в его лице укрытие. Мне укрытие было не нужно, и я решительно шагнула за ворота, где меня уже ждали.

– Холодно сегодня, да? – нервно улыбнулся Дэн. – Не айс денек, чтобы умереть.

Я не спрашивала, откуда он знает. Наверняка у Барта было видение, а Дэн здесь для поддержки. Одиночка, которому нечего терять. Улыбается вроде, но на лице испуг и обреченность. Не хотелось бы, чтобы он со мной шел, но у меня нет выхода, если хочу выжить. Хотя бы попытаться.

Наверное, моя улыбка тоже вышла нервной, а голос дрогнул, когда я ответила:

– Я и не собираюсь.

Глава 24. Прикоснуться к легенде

Герой одного фильма сказал, что иногда вся жизнь сводится к одному безумному поступку. Иначе, чем безумством, мой план назвать было сложно.

Похолодало основательно, и буро-зеленая трава у забора покрылась белым налетом инея. Небо нависло сизыми животами туч, предсказывая скорый снег. Зима дышала в затылок и заставляла кутаться в тонкую куртку.

Дэн ковырял носком кроссовка ошметки мерзлой земли на обочине.

– И что теперь? – глухо спросил он.

– Я войду, а ты жди. И постарайся не опоздать. Когда Крег умрет от яда, нужно, чтобы ты перенес меня домой. Эрик наверняка вернется до того времени…

– Шаткий план.

– Знаю. Но другого у меня нет.

– Барт верит в тебя, – мрачно повторил он фразу, которую впервые сказал несколько лет назад. В глаза не смотрел: то ли не одобрял задуманное, то ли жалел меня.

– Никто из сольвейгов больше не пострадает. Во всяком случае, от рук Крега.

Он мазнул по мне серьезным взглядом и кивнул.

– Иди, Полина.

Я шагнула к калитке, но, прикоснувшись к холодному металлу, обернулась.

– Если вдруг не вернусь… передай Барту и Люсии, что я благодарна. За все.

– Сама скажешь, – улыбнулся он, но как-то грустно. Обреченно.

А потом я ступила на священную землю.

Страшно не было. Озноб только охватил, но скорее всего от холода. Отчего же еще?

Унылая постройка маячила впереди. Выгоревшая черепица, покосившаяся дверь, облупленные стены – Влад явно переборщил с маскировкой.

Место это и сам дом были мне близки. Словно сосуд, наполненный воспоминаниями: сомнениями, радостью, болью. Оттого злость на Крега росла в геометрической прогрессии. Наверное, именно это и добавляло мне решимости, заставляло делать каждый следующий шаг. Прохудившаяся дверь всхлипнула в ответ на толчок, заскрипела и впустила меня в святая святых.

Он стоял ко мне спиной в окружении сотни свечей. Несуразный, нелепый блондин в изорванном алом свитере. Волосы выбились из небрежно завязанного хвоста и топорщились в разные стороны опаленными прядями.

Воздух пропитался запахами полыни и ладана. Мои ладони горели, готовые к удару.

– Всегда мечтал тут побывать, – обыденным голосом сказал Крег, когда я вошла. Оборачиваться не стал – трогал пальцем текущую воском свечу на стене. – Ира всегда восторженно отзывалась об этом месте.

– Святотатство, – саркастично ответила я. – Боги не простят.

– Ты грешишь вместе со мной, девочка-сольвейг. – Он обернулся, и на лице мелькнула безумная улыбка. – Но не переживай, боги примут мою жертву.

В руке его блеснул нож.

– Готова стать частью величия?

– Пожалуй, повременю.

– Ты же понимаешь, что все равно…

Я подняла руки и ударила. Крега отшвырнуло назад, впечатало в стену, он сшиб ту самую свечу, которую недавно ласкали пальцы, и еще с дюжину других. Нож отлетел в сторону и лязгнул, ударившись о шершавую поверхность ритуального камня атли.

Крег приказал мне прийти, но защищаться не запрещал. А, как известно, лучшая защита – нападение.

Сощурившись, я ударила снова. Понимала, что нельзя останавливаться – промедление будет стоит жизни. И я била, подстегиваемая яростью, вспоминая скромную улыбку Наташи и резкий, грубоватый голос Томы. Ночь, когда Ира уснула в слезах. Эрика, застывшего в вязкой ловушке. И свой собственный страх, который рождал больше всего злости.

Крег прикрыл руками голову и забился в угол.

Я бы, наверное, так и била бы до истощения, если бы не яд. И если бы не кен Альрика, которым Крег умело пользовался.

Ослабела я резко. По рукам пошла дрожь, пальцы скрючились, а кен из ладоней перестал литься. Жила вспыхнула болью, и меня согнуло пополам, а через несколько мгновений резкий удар по голове швырнул на пол, в центр комнаты.

В ушах шумело, и шаги Крега, которыми он мерил комнату, множились в голове эхом и мешали сосредоточиться.

– Мерзавка! – выдавил он со злостью и пнул меня ногой в живот. Жила натянулась, сжалась в комок, и я невольно застонала. – Хочешь по-плохому?

Меня никогда не били раньше. Удары сыпались, казалось, со всех сторон и не обходили вниманием ни одну часть моего тела. Два раза носок его туфли заехал мне в висок. Хотелось закрыться и отползти в сторону, прячась от череды ударов и пинков. Обида драла горло, глаза горели от подступивших слез. Слабость накатывала волнами, жила ныла от действия яда – он растекался по венам, впитывался в клетки, дурманил голову.

И зачем я только полезла драться? Поверила, глупая, что сила сольвейга настолько опасна, что и против кена Альрика поможет.

А потом удары прекратились – резко и неожиданно. По инерции, опасаясь новых, я отползла ближе к ритуальному камню и прислонилась к нему спиной.

Дышать было больно, перед глазами поплыли багровые круги. Руки ниже локтя онемели и не слушались. Только и хватило сил прошипеть:

– Хватит…

– Что? – саркастично поинтересовался Крег, прикладывая ладонь к уху. Выглядел он при этом феерично: окончательно испорченный свитер висел ошметками, плоть на правом предплечье выжгло до кости, и кость эта торчала белым оскалом из черной пасти обугленных мышц. Волосы на голове опалились и походили на паклю. Воняло горелым мясом. Только Крег словно не чувствовал боли. – Что, прости? Не расслышал.

– Хватит, – повторила я.

– Мне показалось, ты хотела драться.

– Тебе показалось.

Голова гудела. Я машинально коснулась пальцами виска и испачкалась теплым и липким. Кровь.

Кровь сольвейга прольется…

Болели ребра, оттого вздохи выходили рваными. Крег шагнул ко мне, и я смогла получше разглядеть его лицо. Резкие, топорные черты, прямой нос, острый взгляд. Даже ямочка на подбородке имелась, словно охотник специально подобрал себе «сосуд», внешне походивший на Эрика. У этого мужчины была своя жизнь, но, несмотря на то, что он никак не относился к миру хищных, жизнь эту у него отняли.

Крег больше злым не выглядел. Несмотря на увечья, двигался плавно и уверенно. Склонился ко мне и поднял на ноги. Стон сдержать не получилось. Кроме синяков, ушибов, разбитой головы, мучительно болела жила.