Текст книги "Осколки (СИ)"

Автор книги: Ксения Ангел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)

Если, конечно, это все еще будет в ее власти.

Матильда

В лаборатории было темно и прохладно. Огонь в камине давно погас, превратившись в золу. Единственным источником света оставалась большая черная свеча на столе, заваленном бумагами. Темный воск плавился, трещал, стекая по гладким стенкам, а пламя колыхалось, рвалось, будто бы хотело избавиться от плена промасленного фитиля.

Матильда иногда приходила сюда ночью, сидела в глубоком кресле, забираясь в него с ногами. Смотрела на огонь. На чучело совы на каминной полке, на пузатые банки, под горлышко залитые фиксатором, с плавающими частями человеческих тел, личинками редких насекомых и эмбрионами животных. На россыпь использованных накопительных кристаллов, в беспорядке пылившихся на стеллажах. На выцветшие гобелены, на которых величайший в истории некромант Эмиль Гаард вел войско мертвецов на судьбоносную битву за Вайддел, получившую название Битвы Смерти.

Матильду всегда завораживали эти рисунки. Один человек, легко подчиняющий мертвую плоть, сумевший своей кровью поднять армию… После родов силы Матильды едва хватило на старую псину, которая осенью сдохла под крыльцом.

Матильда подняла ее от злости на мужа, но так и не отдала рвущегося с губ приказа. Впервые за несколько лет брака она хотела причинить Сверру реальный вред. Не убить, но… Напугать? Возможно. Хотя Сверр был не из пугливых.

Ей хотелось сделать больно. Ему и той потаскухе, что имела наглость посягнуть на ее мужа. И ладно бы просто влезла к Сверру в постель, Матильда бы стерпела, как терпела многочисленных его рабынь, которыми муж быстро пресыщался. Сколько их было? Десять? Двенадцать? Она давно перестала входить в северное крыло дома, а они не смели появляться в южном, где Матильда была полноправной хозяйкой. Таким образом они сохраняли прочную иллюзию мира.

У них не хватило бы сил выносить и произвести на свет наследника великого рода. У самой Матильды тоже не хватило, а может, духи просто разгневались на нее, подарив дочку. Она редко ходила в храм, а если и приносила подношения, то высшим духам, а им нет дела до просьб ослабевшей магички.

Ее род был силен, и в нем часто рождались мальчики. Матильда знала, что в частности поэтому Сверр и выбрал ее – ему нужен был наследник. Лишь мальчик способен укрепить источник, влить в него новую силу, которой хватит на поколение. Которая станет питать род до того момента, пока у этого мальчика не появится собственная семья. И сын.

Матильда родила дочь, Берту. Сильную девочку, но этой силы было недостаточно, чтобы источник услышал. Матильда старалась, вкладывалась в амулеты и накопители, порой выжимая себя до обморока, но… не выходило. Берта была талантливой, бесспорно, и от матери взяла много. Однако родилась девочкой, а источники не слушаются девочек.

Как же все-таки несправедливо! Сама-то она считала, что чародейки порой намного талантливее магов. В юности Матильда могла многое. Она поднимала умерших от чумы крестьянских детей. Не для того, чтобы порадовать безутешных родителей – так, для забавы. И силу тратила, не задумываясь, сколько этой силы осталось.

Их семейный источник жил под старинным кладбищем, его паутина густо опутывала каменные своды витиеватых подземных ходов, которые простирались к родовому замку. Матильде нравилось бродить по ним, ощущать импульсы силы, исходящие от стен. Сопричастность. Единение и покой. Она всегда любила камни больше, чем людей. Из живых существ ей близки были лишь вороны, с которыми она говорила с рождения. Матильде нравилась и отстраненность, и гордость этих темных птиц, и выносливость. Но по-настоящему ее восхищала беспощадность черных тварей и спокойное отношение к смерти.

Матильда с детства уяснила, что мертвые гораздо надежнее живых. Мертвые никогда не лгут и не предают, они верны и послушны воле того, кто вернул их. А еще они не заводят любовниц…

Таких, как та, другая.

От злости Матильда сжала подлокотники. И глаза прикрыла, призывая себя к спокойствию. Наверняка Сверр сейчас с ней. С этим придется примириться. Не навсегда – на время. Пока Матильда не придумает способ устранить эту проблему раз и навсегда. Тьма, сгустившаяся у кресла, с ней согласилась. Терпение всегда вознаграждается щедро.

Неделю назад Сверр вернулся на рассвете и снова принес ее запах – впервые за несколько лет. Матильда возмутилась было, но он ответил резко и бескомпромиссно, метнув в нее злой взгляд, будто отравленную стрелу. И стрела эта попала в сердце, разливая по венам жидкий яд ревности и обиды. А слова его еще долго звучали в голове Матильды, перекатывались острыми камешками и царапали череп изнутри.

– Она подарит мне сына!

Ложь! Матильда давно решила эту проблему, но Сверру об этом знать необязательно – в гневе ее супруг способен на жестокость к близким. Однажды она уже испытала на себе тяжесть его руки.

Но если Сверр настолько уверен в том, что говорит, зачем отпустил ту женщину пять лет назад? Самолично отвез к границе своих владений и оставил там. Тогда Матильда думала, что это справедливо. Что больше она не посмеет явиться в их дом, в их жизнь, не испортит будущее Берты. Тогда Матильда еще верила, что поможет дочери оживить умирающий источник, а сейчас…

Сейчас было горько, и горечь эту приходилось глотать.

Берте снова чудились голоса. Она стала раздражительной, нервной, постоянно оглядывалась через плечо, словно ждала удара в спину, а порой замирала статуей, прислушиваясь к чему-то, понятному лишь ей. Вид ее делался отстраненным и совершенно безумным. В такие моменты Берта сильнее всего пугала Матильду, и та кричала, стараясь вырвать дочь из рук неведомых сил, завладевших душой и разумом девочки.

Матильда говорила об этом Сверру. Она ругалась, умоляла, даже опустилась до грязных действ на супружеском ложе – тех, о которых приличная леди помыслить не может, не то что совершить. Она просила Сверра спасти Берту, но тот лишь насмехался над женой, называя ее тревоги признаками истерии. Он не волновался о здоровье дочери, а ведь Берта на данный момент оставалась его единственным ребенком. Матильда позаботилась, чтобы ни одна из шлюх Сверра не понесла от него…

И вот теперь он вернулся с мыслями о той женщине. Ее Матильда ненавидела сильнее всех потаскух, в которых он входил и одаривал своим семенем. Они были ничем, пылью под ее ногами, но та, другая… На нее Сверр смотрел как на равную, несмотря на то что она была его собственностью, перешедшей по наследству от отца и старшего брата вместе с титулом и землями. Матильде порой казалось, что именно та девка задурманила разум ее мужа, в результате чего он и убил собственного брата. Не то чтобы Матильду заботила честь Сверра, скорее больная привязанность к замкнутой и угрюмой рабыне, что вела себя как госпожа.

Матильда до сих пор помнила ее взгляд – острый как нож. И сомкнутые в бессильной злости губы, когда Сверр привел в замок жену, исполненную надежд и планов. Матильда была счастлива, уже представляя, насколько могущественной станет их пара. Несмотря на происхождение, Сверр восхищал ее что силой, что умом, а уж как он был хорош в постели… Мама бы не одобрила таких мыслей, а сестрица сгорела бы со стыда, но юная леди Морелл целую неделю после свадьбы мечтала лишь об одном: не вылезать из постели и ощущать на себе тяжесть горячего тела мужа, его твердый стержень внутри, его руки, способные подарить блаженство.

А потом он привез ее в Клык, и Матильда впервые увидела ее. Ждущую на пороге, одетую в унылое серое платье с высоким воротом и прожигающую взглядом ее, Матильду. В ту ночь Сверр впервые со дня свадьбы не пришел в их супружескую спальню. А наутро Матильда ощутила на нем ее запах – приторно-сладкий, удушающий. Она, конечно же, устроила скандал, потребовала выставить девку из дома, продать, в конце концов, грозилась гневом отца и немилостью Капитула. Тщетно. Сверр лишь посмеивался над Матильдой и все чаще уходил ночевать в северное крыло, а поутру она отмечала на его лице отголоски хмельного блаженства.

Вскоре Матильде надоело угрожать. Дважды она пыталась отравить потаскуху. В первый раз она подговорила полоумную Аврору подсыпать в еду соперницы “Сон мертвеца”, но организм шлюхи оказался стойким к этому яду. Во второй раз Матильда приказала пропитать ее простыни “Огнем дракона”. Каким наслаждением были пронзительные крики, раздавшиеся из ее комнаты поутру! Матильда с наслаждением вообразила себе белую кожу паршивки, покрытую волдырями и язвами, представила, как яд проникает в кровь, растекается по телу, отравляя внутренности и причиняя нестерпимую боль. Как все ее тело покрывается струпьями, будто чешуей, как она гниет изнутри и воняет разложением. Матильда обещала себе, что после смерти шлюхи она поднимет ее полусгнившее тело и пришлет к Сверру в спальню, и смаковала эту сладкую мысль о мести.

Не сложилось. Сверр вернулся к вечеру, когда крики его любовницы уже почти стихли и Матильда праздновала победу. К сожалению, потаскуха выжила, а муж, так некстати вернувшийся с охоты раньше, чем предполагалось, был в ярости и, конечно же, выместил злость на Матильде. Темно-лиловый синяк сходил с ее лица месяц, постепенно наливаясь иссиня-черным, а затем желтым цветом. Сверр же самолично лечил свою рабыню, закрывшись с ней в лаборатории, и не впускал туда никого, даже собственную сестру, Аврору. Однажды он даже спустился к источнику, неся на руках изуродованное тело любовницы. К сожалению Матильды, они вернулись вместе, держась за руки, и кожа шлюхи вновь была белой и гладкой, а в глазах, глядящих на Матильду прямо и дерзко, горел огонь ненависти.

Матильда обратилась за помощью к отцу, но тот отмахнулся, мол, все лорды заводят любовниц. И что ее, Матильды, место никто не займет. Что ей не стоит провоцировать Сверра и вредить его имуществу. Роль жены проста и незамысловата – выносить и родить мужу наследника. Роль, с которой она в итоге не справилась…

Отцу нужна поддержка Сверра, вместе они имеют большее влияние что на короля, что на Атмунда, которого Волтар Бригг не уважал, но побаивался. Матильде оставалось лишь смириться. Жаль, что духи не отмерили ей смирения.

Спустя неделю Аврора, будучи ведуньей, заявила Матильде, что в ней зародилась новая жизнь. Замковый целитель подтвердил это, и муж, наконец, сменил гнев на милость. Он пришел в спальню жены, сел на пол и положил голову Матильде на колени. Прислонившись ухом к ее животу и обняв ее ноги, он сидел долго, а она давила рыдания, подступившие к горлу.

В ту ночь Сверр впервые за долгое время взял ее как женщину. И, казалось, забыл дорогу в ту часть замка, где жила рабыня. А через год после рождения Берты и вовсе прогнал шлюшку: вывез на границу владений и бросил там. И Матильда вздохнула с облегчением. Жизнь снова стала простой и понятной.

С тех пор Сверр брал себе других женщин, были даже похожие на ту – светловолосые и сероглазые, но ни одна из них не тронула его сердца.

Год назад Матильда услышала о новой королевской фаворитке. Ее называли сильнейшей из чародеек королевства, прочили место в Капитуле и высокий титул, лорды сходили с ума от ее серебряных волос и глубоких глаз, а леди тайно завидовали красоте и могуществу неприступной магички. Никто из них не знал о ее прошлом. Матильда бы рассказала, да отец строго-настрого запретил, пугая королевским гневом. Потаскуха была нужна короне. И защищала южные границы от посягательств степняков. Отец обещал, что как только необходимость в ее силах отпадет, он решит эту проблему раз и навсегда. В конце концов, магички тоже умирают… Впрочем, Матильда давно разучилась верить обещаниям.

Дверь вверху лестницы едва слышно скрипнула, впуская в темное нутро лаборатории полоску желтого цвета.

– Тильда! – громко позвали ее из коридора. – Тильда, ты где?

– Внизу, – ответила она, не поднимая взгляда.

Дверь раскрылась шире, впуская в помещение тощую Аврору. Спускаясь, она прихрамывала на левую ногу – следствие юношеской травмы.

Поговаривали, ее жених тайно обвенчался с другой, и Аврора от горя бросилась с обрыва в холодные объятия Утопленницы – коварной реки в нескольких лиге к востоку от Кошачьей Бухты. Невесту-неудачницу нашли на берегу чуть ниже по течению, даже река не приняла ее любви и невинности. Аврора распорола ногу об острые прибрежные камни и потеряла много крови, замковый целитель потратил немало зелий и магии, чтобы вернуть ее к жизнь. Она выжила, но утратила разум, и с тех пор слонялась по гулким коридорам Клыка безвольной шепчущей тенью. Сверр любил сестру и по-своему о ней заботился, Матильда же жалела несчастную женщину, лишенную ума и цели. Она считала, лучше уж погибнуть, чем влачить столь жалкое существование.

– Тильда, вот ты где! – Аврора, наконец, одолела лестницу и уселась на стул прямо напротив кресла Матильды. Склонила голову набок и скривилась презрительно. – Прячешься?

– Разве тебе не пора быть в постели, сестрица? – устало поинтересовалась Матильда, понимая, что так просто не избавится от назойливой золовки. – Рассвет уж скоро.

– Думала, я оставлю тебя, когда происходит такое?! – возмутилась блаженная. – Сверр стыд потерял, если снова притащил эту! – Она воздела указательный палец и покачала головой, выражая крайнюю степень неодобрения.

В груди у Матильды кольнуло. Пламя свечи качнулось, затрещал фитиль свечи.

– Кого? – стараясь сохранить спокойствие, уточнила некромантка.

– Знамо кого – ее! Попомни мои слова, смерть идет за этой женщиной, тянется шлейфом. Она принесет беду в этот дом, вот увидишь. Нельзя позволить ей говорить с Бертой, дитя и так настрадалось…

– О чем ты?! – вспылила Матильда, прерывая словесные реки ведуньи. – Сверр никого не приводил, его вообще нет в замке. Забыла? Он отправился с поручением короля в Капитул.

– Как же не приводил? – искренне удивилась Аврора. – А кто же тогда сидит в спальне Берты? Она это! И северная шлюшка с ней, услужливая такая, помнишь? Все глазки опускала и ресницами хлопала. А еще этот, со шрамом… – Она вдохнула глубоко и подалась вперед, резко приближая свое лицо к лицу Матильды. – Я его боюсь! – шепотом призналась буквально ей в губы. От Авроры воняло луком и прокисшим вином, и Матильда брезгливо отпрянула.

А потом до нее дошел смысл сказанного.

Вскочив, Матильда бросилась наверх. Двадцать две ступени, узкий коридор, продуваемая ветром галерея, снова коридор. Замок-лабиринт, который хранит больше секретов, чем человек способен разгадать за земную жизнь. Достигнув комнаты дочери, Матильда распахнула дверь. На ладони ее расцвело смертельное проклятие, грудь жгло от злости.

Берта была одна. Она сидела на полу у черной пасти погасшего камина, аккуратно сложив ладони лодочкой на широкой юбке. Появление Матильды она восприняла спокойно. Повернула голову и улыбнулась.

– Где она?! – прошипела некромантка, врываясь в спальню дочери и осматриваясь. Массивная кровать с тяжелым балдахином, туалетный столик, ширма, а за ней – шкаф с полуоткрытой дверцей. И ни следа непрошеных гостей. Авроре почудилось, нужно было догадаться. Порой Матильде казалось, она тоже сходит с ума…

– Еще рано, – кротко ответила Берта, вновь отворачиваясь к камину. Темная бездна смотрела на нее через массивную зубастую решетку.

– Рано для чего?

Матильда была близка к истерике.

– Для него, – сказала Берта. И неохотно пояснила: – Огненный дух ждет ее. Он слишком долго ее ждал, чтобы сейчас так просто отпустить. Нить тянется по лабиринту, белая леди идет на свет. Как мотылек… Помнишь, как летом многие сгорели в огне настенных факелов? – Дочь блаженно улыбнулась каким-то своим мыслям. – Она тоже сгорит! Но перед этим придет в этот дом. Ты будешь злиться, отец тоже, но никто не прогонит ее. Но не беспокойся, матушка, она уйдет сама. Ей не нравится здесь бывать.

– Она не вернется, – прошептала Матильда со злостью, убеждая скорее себя, чем дочь. Ногти до боли впились в ладони. – Она никогда не вернется.

– Тени всполошились, и никто не хочет говорить со мной, – пожаловалась Берта, резко меняя тему. Болезнь все же взяла ее, несмотря на ритуалы и жертвенную кровь, пролитую на алтарь. Духи остались глухи к мольбам Матильды. – Они считают меня бесполезной…

– Ты не бесполезна, – Матильда покачала головой, приблизилась к дочери и ласково провела ладонью по густым спутанным волосам. – Ты – Морелл, леди и наследница Кэтленда. Ты получишь все после смерти отца и будешь править севером. Всегда помни об этом.

– Я умру раньше отца, – грустно возразила Берта, и Матильда ощутила холод в районе лопаток – до того уверенно дочь произнесла это.

– Кто тебе это сказал?! – вскинулась она, прогоняя страх, смешавшийся с темнотой и цепляющийся за подол платья. Матильда знала: страх – самый страшный враг, потому что убивает тебя изнутри. – Эта полоумная? Аврора?

– Я видела пламя. Огонь, пожирающий все на своем пути. Ты знала, что тени боятся огня?

– Тени рождаются от огня, – сказала Матильда, опускаясь на колени рядом с дочерью. Она обняла хрупкие плечи, прижала к груди малышку. Сердце стучало так громко, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Нужно разжечь камин. И свечи… В темноте таится слишком много страха – холодного, липкого, лишающего воли и сил. – Одного не бывает без другого. Тебе не нужно боятся огня, малышка. Тебе вообще не нужно боятся. Я здесь, и не позволю никому причинить тебе вред.

– Я и не боюсь, матушка. Я готова.

“К чему?” – хотела спросить Матильда, но так и не спросила.

Небо в узком окне начало сереть. Занимался рассвет.

Сверр

От древнего гримуара пахло кожей и кровью, хотя кровью все же больше. Шутка ли: пятьсот с лишним страниц исписаны мелким почерком, дополнены подробными иллюстрациями и сносками. Всем известно, что обычные чернила не способны закрепить на пергаменте истинную суть волшебства, потому колдуны, как правило, используют кровь, чтобы увековечить заклинание в веках. Считалось, что лишь кровь владеющего магией способна сохранить ее на бумаге, но отец в детстве убедил Сверра: любая кровь сгодится. Особенно полученная в пытках, и чем мучительнее страдания жертвы, чем дольше ее агония – тем лучше. Энергия, высвобождаемая в минуты наивысшей муки, дорогого стоит. И самая ценная эманируется в момент, предшествующий смерти.

Фредрек Морелл за свою жизнь написал немало магических трудов, потому рабы в его доме надолго не задерживались.

Гримуар на столе явно содержал в себе десятки жизней.

Крепкий переплет, черная обложка с запретными рунами, изящная вязь слов, подробные рисунки препарированных животных. Иногда – человеческие. Чертежи и руны. В каждом заклинании сила такого размаха, что не каждому колдуну хватит магии его произнести. А уж удержать – и подавно. Но если у кого-то достанет умения и воли справиться с высвобожденной мощью, мир ляжет к ногам этого мага.

Именно поэтому после Великой войны все древние гримуары прошлых властителей были изъяты и помещены в тайный отдел библиотеки Капитула, доступ в который имеют лишь избранные.

Сегодня Сверр оказался среди них.

Он бы с удовольствием порылся на полках высоких, превышающих сорок футов и доходящих до сводчатого потолка стеллажей в поисках работ, которые могут привести к источнику. Однако вместо этого вынужден корпеть над скучной книгой с описанием ритуалов подавления воли. Под неустанным наблюдением Олинды и строгого вида охранников, неподвижно замерших у двери.

Сверр вздохнул и вновь посмотрел на страницу с изображением свирели, будто лицезрение ее могло натолкнуть его на нужную мысль. Пустая трата времени, если учесть, что описание волшебной дудочки оказалось весьма обтекаемым, а на вид свирель мало чем отличалась от свитулек, которые мастерят сельские умельцы для своих детишек. Полая трубка. Несколько отверстий, издающих звук. Огромный магический потенциал, почувствовать который может лишь высший маг. А уж противиться действию волшебной музыки, если верить написанному, получается лишь у избранных.

Уныло.

Зачем кому-то мастерить подобное? Получить желаемое с помощью магии внушения, когда человек практически перестает быть собой и превращается в кусок мяса… Разве принесет радость столь примитивная победа?

Он поделился своими наблюдениями с Олиндой. Не оттого, что вдруг захотелось откровенничать – откровенничать с верховными вообще было чревато, а уж с этой женщиной и подавно. Просто было скучно, а скука – одно из тех состояний, которые Сверр переносил с трудом.

– Политика вообще скучна, – пожала плечами Олинда, рассматривая корешки книг, стоящих на ближайшем к столу стеллаже. – Однако, преуспев в этой области, можно вершить куда более интересные дела.

– Для того, чтобы вершить дела, необязательно создавать стадо, – возразил Сверр.

– Люди и есть стадо. Оттого и управлять ими столь легко. В мире найдется не так много тех, кто поистине достоин править. К сожалению, их еще меньше среди тех, кто наделен этим правом с рождения.

– Разве все великие люди рождались таковыми?

– Ты опасный человек, Сверр, – усмехнулась Олинда, присаживаясь на свободный стул. Ее темные шелковые юбки прошелестели змеей и успокоились на коленях хозяйки. – Выбился с низов, добился больших успехов что в военном деле, что в науке, что в политике. Сын высшего лорда и… кем там была твоя мать?

– Не знал, что верховных интересуют такие мелочи, как появление на свет бастардов высших, – сдержанно ответил Сверр. Он делал вид, что увлечен изучением гримуара, чтобы не смотреть в глаза Олинде – хитрые глаза безжалостной твари, от которой, к сожалению, во многом зависело его положение. И допуск сюда, в святая святых, к книгам, способным приблизить к цели. Если только он найдет способ остаться в тайной библиотеке без присмотра зорких охранников…

– Капитул интересует все. Особенно если это касается безопасности магического сообщества.

– Капитул считает меня опасным? – Он все же поднял на нее взгляд. Лицо Олинды оставалось бесстрастным, но в глазах горел огонек любопытства. Лживого. Сверр не заблуждался насчет верховных: все, что могли раскопать на него, они давно раскопали. Ему было интересно, насколько он раскрыл себя, а какие тайны все же удалось похоронить.

– Сила – всегда опасность. А большая сила… – Магичка многозначительно вздохнула и поправила кружево на воротнике. – Ты силен, и я бы многое поставила на то, что сильнее покойного отца. И уж точно сильнее брата. Но ты также разумен, именно поэтому Капитул посмотрел сквозь пальцы на их убийство.

Сверр промолчал, перевернув страницу книги. Он привык, что ему припоминают смерть родных чуть ли не при каждой встрече, привык к презрению в глазах лордов, которые прятали неприязнь за лживыми улыбками и сладкими речами. Смерть Морелла-старшего удалось списать на внезапный приступ редкой болезни, хотя в королевстве мало кто верил, что Сверр не приложил к этому руку. Но убийство Даррела приписывали ему явно, и ни у кого в Вайдделе не возникало сомнений, как погиб его старший брат и законный наследник Кэтленда.

– В итоге ты получил имя и титул, а еще родовитую жену в придачу. Бьюсь об заклад, твоя мать и мечтать не могла об этом, верно?

– Моя мать…

– Была рабыней, – перебила Олинда, не сводя с него пристального взгляда. – Из Эссирии, кажется. Или она родилась на одном из островов Виноградной Грозди? Впрочем, неважно. Для сына рабыни ты многого достиг.

– Разве это преступление – хотеть большего? Хотеть стать кем-то в этой жизни?

– Отнюдь, – мягко улыбнулась магичка. – Меня восхищает твоя целеустремленность. А также твой ум, талантливость, хладнокровие…

– Благодарю за похвалу…

– …твое милосердие. – Олинда наклонилась к Сверру, и его обдало запахом ее жасминовых духов – терпким и приторным. – Слышала, несколько лет назад ты даже отпустил нескольких собственных рабов на волю. В память о матери? Это так… умиляет.

Самообладание – характеристика, которой Сверр всегда гордился и считал, что достаточно натренировал его, чтобы вести подобные беседы. Но оказалось, даже оно способно пошатнуться и дать трещину. Все же Капитул знает о нем больше, чем Сверру хотелось бы. Как ни пытался он скрыть некоторые аспекты своего прошлого, как ни заметал следы, правда все равно выплыла наружу. Теперь нужно выяснить, насколько подробно Капитул владеет информацией. Если они в курсе о Лаверн… о том, во что действительно превратил ее покойный отец Сверра, это станет еще одной преградой на пути к цели, а их и так оказалось больше, чем он предполагал.

– Всем свойственны слабости, – ответил он с улыбкой, хотя готов был поспорить, от Олинды не ускользнула его нервность.

– Бесспорно, – согласилась Олинда и сложила пальцы в жесте покорности. – Мы все слабы пред испытаниями Двенадцати. Даже сильные мужи порой совершают деяния столь неожиданные и внезапные, что на первый взгляд их сложно объяснить. Но копни глубже и увидишь: эмоции. Мужчина же, очарованный женщиной, и вовсе способен на безумство.

– Я не был очарован.

– Правда? – наигранно удивилась Олинда. – Мне говорили, одна из отпущенных тобой рабынь была ослепительно красива: высокая, статная девушка с округлостями там, где им положено быть. С широкими бедрами, чтобы рожать детей. Один из них в будущем мог бы возвыситься, подобно отцу.

– Я женат на дочери высшего лорда, – напомнил Сверр. – Она рожает мне.

– Вторая была не столь развита для деторождения, – не обращая внимания на слова Сверра, продолжила верховная. – Но говорят, каждый, кто хоть единожды видел ее, пленялся ее чарами…

– Чего ты хочешь?! К чему этот разговор? – резко, слишком резко, чем то позволяли правила приличия, спросил некромант, с грохотом захлопывая книгу. От этого безусловно грубого обращения гримуар чихнул пылью, собираемой веками. Руны на обложке опасно засветились. Магическая защита от уничтожения? Надо будет присмотреться к книге получше и скопировать заклинание для собственных тайников.

Сверр не сожалел о своем порыве. Более того, он понимал: именно этого от него и ждали. Что ж, он привык оправдывать ожидания, в таком случае от тебя не ждут сюрпризов, а сюрпризы Капитул также записывает в разряд опасностей.

Охранники у двери тут же напряглись и потянулись к закрепленным на поясах амулетам. Олинда опустила ресницы и подняла правую руку вверх, давая понять стражникам, что угрозы нет.

– Ты мне нравишься, Сверр, – ласково произнесла Олинда и накрыла его руку своей ладонью. Кожа у нее была сухой и теплой, но Сверр не обманывался ложной заботой. Раз верховная здесь и говорит с ним о Лаверн, он где-то оступился. Ошибся, и ошибка эта может стоить ему многого. Если не всего. – Как я уже отметила ранее, ты умен, талантлив и можешь многое дать Капитулу. Помочь удержать шаткое равновесие в мире, который сейчас находится на грани разрушения. – Она вздохнула и сжала пальцы Сверра – сильнее, чем этого требовала ситуация. Словно каждый ее жест, каждое движение должно было сказать больше, чем слова, которые издавал ее рот. Игра, и Сверр поймал себя на мысли, что в некотором роде эта игра ему интересна. – Тебе не стоит меня бояться – я на твоей стороне.

А разговор этот, видимо, выражение глубочайшего доверия.

– Она тоже добилась многого, – продолжала Олинда, отпуская его руку. – Всего за несколько лет стала одной из сильнейших магичек королевства, а то и мира! – Верховная улыбнулась заговорщически и добавила шепотом: – Не беспокойся, я никому не открою ее секрета. Как и твоего.

– Это доставило бы массу неудобств ей, – согласился Сверр, возвращая видимое самообладание. – И мне.

– Капитулу это невыгодно.

– Я считал, Капитул недолюбливает ее. Я ошибался?

– Атмунд недолюбливает ее, – поправила его Олинда и поморщилась. – Однажды она имела неосторожность разозлить его… Такое ребячество! Сродни тому, чтобы плевать в колодец, из которого после придется напиться. Сила порой идет рука об руку с безрассудством.

Лаверн не была безрассудной. Резкой – да. Но ее резкость всегда была оправдана, даже в случае с Атмундом. Мужчины слишком крепко держат свои позиции в магическом мире и не допускают к власти женщин, Лаверн же удалось доказать, что тактика эта не лишена недостатков. Посеять зерно сомнения в головах многих магичек. Его девочка оказалась не только сильной, но и мудрой, и в этом была и его, Сверра, заслуга.

С Олиндой своими умозаключениями он, конечно же, делиться не стал. И мысли свои оградил самой мощной из известных защит: ни для кого не было секретом, что верховная – сильнейший менталист континента и способна уловить малейшие колебания эмоций собеседника. Сверр и так уже достаточно выдал себя и не собирался открывать душу перед стервой еще больше.

Впрочем, он не признался в большем, чем Олинде было известно: ни словесно, ни эмоционально. Врать верховной Капитула – не лучшее решение.

– Ты ею восхищаешься, я понял. Но все еще не уловил, к чему ты ведешь.

– Что ты сделаешь, если получишь ее? – буднично поинтересовалась Олинда, расправляя широкие юбки, будто ее вовсе не интересовал ответ Сверра. Будто вопрос был задан из праздного любопытства. Видимо, ответ по-настоящему волновал верховную. – Запрешь в своем замке, будто диковинную птицу? Станешь любоваться и брать ее всякий раз, когда у тебя засвербит в штанах? Превратишь в еще один экспонат своей обширной коллекции?

Она вздохнула и покачала головой.

– Она создана, чтобы возносить и свергать королей. Вершить перевороты. Выигрывать сражения и войны. Неужели ты думаешь, мы позволим присвоить ее какому-то лорду, пусть сильному и влиятельному?

– Насколько я слышал, Капитул не прочь продать ее одному из таких, – усмехнулся Сверр. – Чтобы она вышла за него, рожала ему и думать забыла о войнах и сражениях. Не говоря уже о свержении королей.

– Капитулу выгоден союз Вольного клана с родом Огненного змея, – согласилась Олинда, и глазом не моргнув. – Роланд Норберт – хранитель востока и близкий друг Эридора, его дядя – верный слуга Капитула, а источник Норбертов некогда был сильнейшим в Вайдделе, а то и на всем континенте.

– Был. Если мне не изменяет память, сейчас таковым считается источник рода Бриггов, и Волтар ни за что не отдаст первенство змеиному лорду. Так вышло, что союз севера с Бриггами заключен давно и скоро укрепится еще больше, когда младшая сестра Матильды выйдет за моего знаменосца, Ивара Кирстена. Добавь в эту формулу Вольный клан, и получится союз крепче того, что ты озвучила.

– И менее управляемый, – отрезала Олинда со сталью в голосе. – Сила – всегда опасность, помнишь? Твои таланты и ум могут открыть для тебя многие двери, Сверр. Это шанс переплюнуть отца в могуществе и влиянии. Не упусти его.

А вот это уже угроза – неприкрытая, выставленная напоказ. Верховная угрожает, а не действует, а значит, он все еще нужен Капитулу. Его так называемые таланты и ум. Слова взывают к рассудительности, именно поэтому Олинда упомянула его разумность. Что ж, Сверр умеет играть в эти игры.