Текст книги "Осколки (СИ)"

Автор книги: Ксения Ангел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)

Роланд

В храме царил полумрак.

Дымка благовоний заволокла небольшую комнату сизым туманом, у ликов высших духов чадили восковые свечи. Алтари ломились от подношений: в плетенных корзинках аппетитными горками лежали румяные булки, в глубоких крынках остывало утреннее молоко. Отражая свет свечей, мелкой крошкой были рассыпаны медные монеты.

Едва переступив порог, Роланд вдохнул терпко-сладкий запах и прикрыл глаза. Он силился вспомнить, когда в последний раз был в храме, и не мог. Возможно, в день родов Эллы, когда, после двадцати часов криков из спальни жены, он не выдержал, вышел из дома в морозное утро, и ноги сами принесли его к старинному храму Очага?

В предрассветные часы, когда жрецы заканчивали ночные молитвы, а люди еще не успели принести первые подношения, там всегда было тихо и безлюдно. Он помнил холодные плиты у лика духа Матери, на которые опустился. Бесстрастные глаза выточенного из камня идола. И слезы, текущие по его, Роланда, лицу. Слов вот вспомнить не мог – ни единого из тех, что произнес тогда. Видимо, это были неправильные слова, раз Мать не уберегла Эллу… Были бы правильные, его жена выжила бы. И сын выжил бы тоже. Но вот беда, Роланд был воякой и с религией никогда не дружил.

Что же заставило его прийти сегодня? Неужели надеется, что духи услышат того, кто после смерти жены отвернулся от них?

Каменные лики смотрели на него со своих алтарей. Четыре постамента главных духов располагались в центре храма, над ними тяжелой подвеской завис массивный канделябр с десятками свечей. Их меняли дважды в день и еще столько же раз за ночь: считалось важным, чтобы ни одна из них не погасла. Четыре стихии должны стоять на твердой земле, быть освещены священным огнем, омываться водами кристальных источников и иметь доступ к свежему воздуху. Оттого окна в храмах никогда не стеклились, и по полутемным углам гуляли сквозняки. Касаться алтарей верховных духов имели право лишь жрецы, и Роланд ограничился взглядом. Он смотрел в бесстрастные глаза змея, изрыгающего пламень, но не находил в них упокоения. Лик духа Огня – всего лишь кусок камня… Как, впрочем, и остальные.

Он взял ароматическую палочку, подошел к алтарю духа Матери и только тогда понял, что в храме не один. Услышал шорох справа и повернул голову.

Она стояла на коленях у лика Хитреца и беззвучно молилась, густые темные волосы были убраны в замысловатую прическу и на новомодный манер спрятаны под сетку, лишь одна волнистая прядь вилась у виска. Темное платье с высоким воротом облегало стройную фигурку, на идеально прямой спине выделялись острые лопатки. Ароматическая палочка трепетала в тонких пальцах. Девица закончила молитву и воткнула ее в плотный песок.

Роланд попытался вспомнить ее имя и, к своему стыду, не смог. Их, конечно же, представили друг другу, но он был так напряжен из-за присутствия верховных Капитула, а еще ему передалась нервозность Лаверн, и Роланд почти не обратил внимания на младшую дочь Волтара Бригга. В тот миг он готовился защищать свою женщину ценой собственной жизни. Женщину, которая улизнула в первую же ночь, и он мучился до рассвета, путаясь в догадках, что же могло произойти с Лаверн. Уповал лишь на то, что грози ей опасность, Кэлвин не дожидался бы госпожу так спокойно…

Утром он встретил Лаверн в коридоре – мокрую, озябшую, злую и явно не расположенную к диалогу. Она обронила лишь, что из-за прилива застряла на всю ночь в темных подземельях замка, но обсуждать подробности отказалась. С приездом в Клык Лаверн сильно изменилась: стала нервной и дерганной, в каждом движении ей виделась угроза, в каждом слове – скрытая хитрость. Роланд все больше убеждался, что оставлять ее здесь – безумие. Он готов был нарушить приказ короля, но Лаверн отрезала, что останется.

Роланд знал, что Морелл хранит осколки где-то в замке, и чародейка явно была намерена их отыскать. Глупая отвага. Особенно в присутствии верховных Капитула. Если бы он мог помочь… От бессилия его одолевала слепая ярость, выхода которой он не находил.

Он попытается ее уговорить, у него есть немного времени до отъезда. Роланд станет пробовать снова и снова, сделает все, чтобы не потерять еще и ее. Но чувство, что она ускользает, не покидало огненного лорда. Наверное, оттого он и пришел в храм – хотел проникнуться святостью духов, остаться наедине с собой и подумать.

Не вышло.

Девица явно почувствовала чужое присутствие и обернулась. Встретилась с Роландом глазами, изящно поднялась и изобразила книксен.

– Милорд.

– Миледи, – ответил он кивком.

Она была, пожалуй, миленькой. Высокая, на полголовы выше сестры, стройная, с пытливым взглядом и характерной для Бриггов позой легкого превосходства, она молчала и смотрела на Роланда в упор, спрятав изящные ладошки в темной ткани юбки. Он почувствовал себя неловко и неуклюже, но отступать было поздно. Выйти сейчас из храма, не поддержав беседы, было бы оскорблением. Нужно дождаться, чтобы ушла она.

Уходить девица явно не собиралась. Чтобы разрядить обстановку, Роланд кивнул на алтарь, у которого она молилась.

– Неожиданный выбор для некромантки. Думал, вы поклоняетесь духу Мертвеца.

– Я – целительница, милорд, – тихо, но твердо ответила она.

А вот это было неожиданностью. Он слышал, что в кланах высших лордов возможны различные вариации по видам, но чтобы в одной семье рождались маги разных направлений – это было редкостью. Клан Бриггов славился своими способностями к некромантии вот уже несколько веков, и вдруг – магия жизни. Их источник был стабильно силен все эти годы, значит ли это, что даже на западе, вдали от разломов подземные жилы понемногу дают сбои?

– Но вы правы, дух, которому я молилась, не благоволит ни некромантам, ни целителям, – продолжила девица и коснулась пальцами губ.

– Тогда зачем вы ему молились? – вырвалось у него, хотя на самом деле Роланду было плевать.

Девица усмехнулась, но ничего не ответила. Прошла мимо него к выходу и лишь там обернулась и бросила через плечо:

– Хочу перехитрить судьбу.

Он так и не заставил себя подойти к алтарю. Когда он покинул храм, девицы Бригг уже и след простыл, но у перил лестницы, ведущей в зимний сад, он заметил прямую спину Лаверн. Он подошел к ней, встал рядом, под перчаткой хрустнул лежалый снег, когда он сжал кулак.

– Извини, я сегодня утром была… не в себе, – сдавленно сказала она, не взглянув на Роланда. Ее взгляд был направлен на север – туда, где за границей скалистых утесов над морем поднималась белесая дымка.

– Я выезжаю завтра на рассвете. Через неделю мое войско достигнет Энта, там мы соединимся и пойдем на запад. Ты все еще можешь пойти со мной.

Она вздохнула, как бы раздумывая, а затем покачала головой.

– Я останусь.

– Ты ведь не нашла их, верно? Он спрятал осколки слишком хорошо. Морелл умен и не даст тебе добраться до них…

– Я их нашла, – прервала Лаверн. – Но ты прав, до них не добраться так просто. У меня есть план, но существует вероятность, что после этого мне придется бежать из Клыка. И понадобится надежное место, чтобы укрыться. Сам понимаешь, в Винтенде я долго не протяну – разлом слишком близко…

– Ты всегда можешь укрыться в Очаге! Он не так близок к червоточине, как твой замок, да и оборонен много лучше. Я уеду на рассвете, но оставлю бумагу, дающую тебе защиту на моей земле. Как только отыщешь осколки, езжай на восток.

Она подняла на него глаза – покрасневшие от бессонной ночи, но все еще глубокие и красивые.

– Спасибо, Роланд…

– Это место… – Он обвел глазами двор, задержавшись взглядом на мрачном силуэте главной башни на фоне свинцово-серого затянутого тучами неба. – Ты уже бывала здесь?

Она кивнула и отвернулась. Мрачная тень легла на ее лицо.

– Давно?

– Здесь тогда правил другой лорд, – криво усмехнулась чародейка.

– Ты была здесь, когда умер Фредрек Морелл, верно? И его старший сын? Ты знаешь… как они погибли?

– Это не тема для обсуждений в границах Кэтленда. Возможно, однажды я расскажу… Но не здесь и не сейчас.

– Люди Морелла не так уж и верны ему, – сказал он и положил локти на каменные перила. Коснулся плечом плеча Лаверн, чем снова нарушил все приличия. С момента посадки на корабль между ними не было близости, и Роланд ощущал в груди ноющую пустоту. Он пытался заполнить ее случайными прикосновениями к ее ладони, касался ее спины, проходя мимо, когда был убежден, что никто не видит, но этого было слишком мало. А скоро он уедет на запад, и у него не будет и того…

– Что ты имеешь в виду? – заинтересовалась Лаверн и снова на него посмотрела.

– На войне преданность твоих людей может спасти жизнь. Стоит хотя бы одному засомневаться в твоем приказе, и битва проиграна. Полководец должен уметь чувствовать настроения солдат, влиять на них, иначе ему не выиграть сражения. Со временем это умение становится чем-то сродни интуиции. Так вот, как только мы сошли с корабля, я понял: младшие дома отвернутся от Морелла при первой же возможности. Не знаю, на чем держится его власть: на воле ли короля, на влиянии Капитула, но она хрупка.

– Она держится на браке с Матильдой Бригг, – мрачно пояснила Лаверн. – Старого Ворона боятся в Вайдделе. Слышала, он отправляется с тобой.

– Эридор хочет побыстрее вернуть Страж Запада. Бригг не преуспел в военном деле, но у него в подчинении опытные военачальники и немало людей.

– Когда окажешься там с ним… будь осторожен.

– Хочешь сказать…

– Я ничего не хочу сказать, – перебила она и положила палец ему на губы. Воровато оглянулась и добавила тише: – Просто… береги себя. И возвращайся живым.

В ее прикосновении было столько тепла, что Роланд невольно замер. Обхватил ее руку, стянул перчатку и прижался губами к гладкому запястью. Лаверн улыбнулась и покачала головой.

– Не будем давать им поводов для пересудов, – сказала и отняла руку. Холод вернулся, а с ним и ощущение, что Роланд теряет что-то важное, без чего не обойтись.

Это ощущение преследовало его до ужина.

В темных сводах трапезной в тот вечер было мало людей. Роланд оставил при себе лишь четверых проверенных воинов, остальные пожелали отправиться за стены замка – жителям огненных земель пришлись не по нраву владения некроманта. Роланд не стал их неволить. Он и сам с удовольствием провел бы эту ночь в военной палатке, под небесным куполом, утыканным весенними звездами, слушая солдатские байки и попивая ароматный эль. Пропитанный запахом костров и наполненный нестройными голосами вояк воздух был ему милее каменных стен мрачного чертога. Там обретались свобода и простор – куда хватает глаз.

Здесь была Лаверн.

Роланд знал, что она может постоять за себя, а на рассвете все равно придется оставить ее, но все равно не мог уйти.

Верховные Капитула, а также их свита, на ужин не явились. Старый Ворон уехал еще в полдень, получив тайное послание от Атмунда. Бригг сказал, что планы пришлось скорректировать и он встретится с Роландом у Красной Стены вместе с тремя тысячами воинов.

Его жена – леди с каменным лицом и пустыми глазами – сидела по правую руку от Матильды, которая буквально сочилась злостью. Роланд никогда не был силен в ментальной магии, но тут и не магу было понятно: Матильда ненавидит Лаверн. О том, что стало причиной этой ненависти, Роланд старался не думать. Как ранее старался не замечать пылающие взгляды некроманта, его колкие шуточки, балансирующие на грани приличия, его излишнюю фамильярность по отношению к Лаверн и намерения, которые не укладывались у Роланда в голове.

Предложить леди добровольно надеть рабский ошейник – это же из ума нужно выжить! Каждый раз вспоминая ту ночь в деревушке старого Эдда, Роланд сжимал кулаки от злости. И здесь, в темных владениях некроманта, злость росла, множилась и, не находя выхода, сжигая изнутри. Лаверн сказала, что справится сама, но что может одинокая женщина против одного из влиятельнейших людей королевства?

Тревога за нее заставила отправить тайное послание королю. Теперь оставалось только ждать, а ожидание всегда давалось Роланду тяжело. Плюс ко всему накануне прилетела птица из Вотчтауэра, в котором Игнар Бишоп сокрушался, что Алан пропал без вести после небольшой стычки со степняками на юге. Лорд Джирелд сухо сообщал, что потери в столкновении со степняками были несущественными, но наследник Сторожевой Башни был излишне пылок в сражении, бросившись в самое пекло. Его искали среди убитых и раненых, но Алана и след простыл.

Алан был не просто младшим лордом, присягнувшим на верность роду Огненного Змея – он был другом Роланда. Теперь он уже жалел, что оставил приятеля на южной границе, хотя и понимал, что иначе юный наследник Вочтауэра не закалится, не научится отвечать за свои действия, не повзрослеет. Роланд понимал, что не смог научить его главному: думать и планировать перед тем, как бросаться сломя голову в гущу событий. Он часто жалел молодого и горячего Алана и, получается, косвенно виновен в его судьбе…

– Сладкое эссирийское, не желаете отведать, миледи?

В поле зрения появился молодой прислужник с кувшином, выдергивая Роланда из мрачных дум. Прислужник смотрел на Лаверн заискивающе, и чародейка ответила кивком и рассеянной улыбкой. Вино оказалось густым и в свете свечей напоминало кровь. Роланд и так достаточно выпил за ужином, но мысли об Алане никак не выходили из головы, потому он кивком попросил наполнить и его чашу. Прислужник на мгновение задумался, воровато оглянулся, но все же плеснул в чашу Роланда. Тот проследил за направлением его взгляда и встретился глазами с Матильдой Морелл.

– Лаверн… – дернулся было он, и в этот момент бронзовая чаша выскользнула из руки Кэлвина, а сам он схватился за горло. Лицо его побледнело, шрам – наоборот налился кровью, на лбу проступили темные вены, глаза закатились, и анимаг рухнул на спину, опрокидывая посуду со стола.

Лорды и их знаменосцы вскочили с лавок, Роланд тоже поднялся и положил руку на эфес меча. Морелл знаком дал приказ стражникам схватить прислужника, который смотрелся затравленным и поникшим.

– Мартин! – тут же среагировала Лаверн, и у задыхающегося Кэлвина засуетился пожилой лекарь. Отточенными движениями он заглянул тому под веки, раскрыл рот и ощупал шею. Затем зачем-то откатил манжеты темного дублета анимага и поцокал языком. Извлек из холщовой сумы пузырек с темной жидкостью, влил ее Кэлвину в рот и зажал нос, заставляя проглотить. Худенькая рыжеволосая целительница из горной деревушки, приставленная к Ча, положила голову Кэлвина себе на колени и принялась гладить по щекам.

Через несколько мгновений лицо Кэлвина разгладилось, и он затих в объятиях рыжей. Лаверн, с тревогой наблюдавшая за происходящим, перевела взгляд на некроманта, и Роланду показалось, она готова ударить его, не пощадив никого, кто находится на линии огня.

Роланд медленно вернулся к столу, взял свою чашу и поднес ее к лицу. Вино пахло земляникой и пряностями. Осознание того, как близко он был к смерти, нахлынуло резко, накрыло волной, оглушая.

Яд – оружие женщин, любил говаривать его отец…

Матильда Морелл поднялась со своего места и гордо удалилась из зала.

– Помогите Кэлвину дойти до опочивальни, – велела Лаверн своим людям, не сводя глаз с некроманта. Два близнеца из ее свиты помогли анимагу подняться, подхватили под руки и вывели из зала.

– Это была “Удавка”? – послышался слева нежный девичий голосок. Роланд обернулся и увидел утреннюю знакомую, встреченную в храме. Юная леди Бригг с любопытством взирала на Мартина, собирающего зелья в сумку. – Яд?

Лекарь поднял на нее мутные глаза и кивнул.

– Именно она, миледи.

– Чем вы обезвредили его? “Хрустальной слезой”?

– Это личный рецепт, в противоядие входит несколько ингредиентов, в том числе и “Хрустальная слеза”. А также вытяжка из корня подземника, собранного в последний день Санхая, толченые листья виртума, а также измельченная кость висельника, умерщвленного в ночь Санборна.

– Удивительно! – восхитилась леди Бригг и прижала руки к груди. – А ваши руки… вы болели зеленой лихорадкой, верно? Я лечила как-то крестьянского мальчишку, все говорили, он безнадежен, но я использовала примочки из чесун-травы, а внутрь прописывала сонный корень. У него тоже остались следы, но лишь пятнами, без наростов. Я думаю, это из-за сонного корня, его свойства…

– Эдель! – строго окликнула ее мать, и дева встрепенулась. Опустила глаза и кротко отправилась обратно, к своему месту.

– Сонный корень, надо же… – Мартин покачал головой и почесал макушку, а Роланд окончательно перестал понимать происходящее. Единственное, что он знал точно: на Лаверн только что покушались. Если бы она выпила яд…

Наверное, он сказал это вслух, потому что Лаверн глухо ответила:

– Ничего бы не было. Если бы я глотнула из чаши, никто бы не пострадал. – Роланд вопросительно на нее посмотрел, и она пояснила: – Я давно принимаю малые дозы “Удавки” по утрам после завтрака. Как и некоторые другие яды. Но она это знала… Знала и все равно…

– Лаверн…

Некромант возник также неожиданно, как и его свояченица. По его лицу трудно было что-то прочесть, но в голосе Роланд явно уловил тревогу.

– Спасибо за ужин, лорд Морелл, – глухо отозвалась Лаверн, даже не взглянув на него. – А теперь прошу простить, мне нужно быть рядом со своими людьми.

Она удалилась, ее люди вышли следом, как и семейство Морелла во главе со Сверром, который приказал поместить под стражу повара и его помощников. Вскоре трапезная опустела. Стихли перешептывания ошеломленных гостей, звон посуды, уносимой прислугой, и только чаша Роланда осталась на столе, как напоминание. Наполненная темной, тягучей и сладкой смертью, которой чудом удалось избежать.

Кэлвин

Каждую ночь с момента, когда они взошли на борт корабля, ему снились бойцовые ямы.

Овальный амфитеатр с деревянными лавками, полукруглая сцена, прячущая под навесом из тростника закутанных в шелка господ. Бурый песок, который изначально был белым, но смешался с кровью убитых на арене бойцов. Песок противно скрипел на зубах.

Кэлвина выпустили обнаженным против троих воинов в броне. Один из них уже еле стоял на ногах, а тяжелый боевой молот клонил его руку к земле. Зверь расправился с ним быстро: повалил на землю, сбил с головы украшенный кривыми рогами шлем и раздавил голову массивной лапой.

Второй продержался дольше, но лишь оттого, что третий – мелкий и тощий мальчик в кожаном доспехе – мешал зверю с ним расправиться. Мальчишка был злым и юрким, а еще сжимал в кулаках два кривых и острых кинжала. Он напрыгивал на зверя со спины, когда тот теснил второго воина к границе арены, и оставлял на его спине порезы. Мелкие, они затягивались быстро, но магию тянули, и на момент, когда зубы горного кота вгрызлись в теплую плоть поверженного воина, анимаг почти обессилел.

Агнарр обернулся и оскалился, но напоролся на колючий взгляд мальчишки. Они остались на арене вдвоем, и толпа взревела, требуя крови. Будто им было мало… Разорванные, обезображенные тела лежали на липком песке, словно дохлая рыба на пляже. Но смерть пьянит похлеще вина, и люди, смотрящие с трибун, были вдрызг пьяны.

Танец вымотал зверя, и лишь азарт помогал Агнарру держаться. Прыжок. Паренек легко ушел от атаки, и зубы анимага клацнули в нескольких дюймах от его горла. Агнарр яростно рыкнул, взмахнул лапой, но мальчишка увернулся, кувыркаясь, и чиркнул кинжалом по брюху зверя.

Кэлвин цеплялся за реальность из последних сил, магии едва хватало, чтобы удерживать сознание. Он понимал, что слишком доверился Агнарру, но иначе он бы погиб. Этот симбиоз был его наказанием и способом выжить. Единственным способом выжить на песке. Он выживал. Выгрызал себе победу раз за разом, и с каждой победой терял часть себя. Возврат человеческого облика давался все сложнее, откат после обращения увеличился с нескольких часов до светового дня. Порой начиналась горячка, которая, правда, спадала так же резко, как и накатывала.

Но Кэлвин чувствовал: сила зверя растет, в то время как его собственная – тает, будто снег в первые недели после Эостры. Однажды он обратится в последний раз. В какой-то мере это было бы для него спасением, ведь ошейник, что нацепили на него работорговцы, лишал надежды обрести свободу.

Наверное, оттого зверь и поддался мальчишке в тот раз – в его огромных черных глазах с загнутыми по-девичьи ресницами Кэлвин увидел то, что испытывал сам. Отчаяние. Желание выжить, чтобы совершить очередную попытку бежать. Зверь замешкался – лишь на миг, но этого хватило. Мальчишка рванул вперед и нечеловеческим усилием вогнал один из кинжалов в грудь зверю. Лезвие прошло в дюйме от сердца, еще немного, и анимага было бы не спасти.

В глазах тут же потемнело, во рту появился характерный привкус крови – теперь уже его собственной. Зверь рухнул в песок, мальчишка навалился сверху. С победным кличем занес над головой второй клинок…

Кэлвин не помнил, как ему хватило сил увернуться. Противник явно целил в глаз, но рассек лишь кожу на морде, а затем Агнарр смахнул его лапой, и мальчонка глухим грузом рухнул на песок рядом с ним. Его шея была сломана, глаза – широко распахнуты, на щеке сочились кровью три глубокие борозды от когтей.

Толпа взревела, арена заполнилась восторженными криками, а Кэлвин почувствовал, что ускользает. Проваливается в темноту. Из последних сил он выкрикнул изгоняющее заклинание.

Так его еще никогда не ломало: кости буквально выкручивало из суставов, легкие горели, Кэлвин пытался прокашляться, но не мог. Он рванул рукоять клинка и захлебнулся кровью. Кровь же заливала глаза, заполнила рот и нос, он почти задохнулся, но чьи-то бережные руки приподняли его голову, не давая отключится. Целительная сила окутала тело анимага, кто-то бережно стер кровь с его лица, а затем прижал тряпицу к ране.

В поле зрения появилось лицо худенькой степнячки-целительницы, на ее длинной шее мерцал темный камень. Половину неба перекрывал хозяин Кэлвина – алл Маду, он хмурился, сложив пухлые руки на круглом животе.

– Дул морр, – прокаркал он на южном наречии. Кэлвин успел выучить язык и понял, что он сказал. “Не жилец”. Кэлвин даже обрадовался, смерть означала свободу от ошейника.

– Выживет, – обещали ему на общем языке, не особо заботясь, поймет ли алл Маду, который, к слову, презирал общий язык и называл его плебейским. – Я его беру.

Кэлвин провалился в темную бездну беспамятства, а очнулся уже на корабле, который держал курс на север.

На таком же корабле, как и тот, что привез их с Лаверн обратно в Клык. Оттого и сны вернулись, а ярость, приглушенная присутствием Лио, рвалась на волю. Кэлвин то и дело касался пальцами горла, боясь обнаружить там полоску ненавистной кожи. Мрачные стены замка подавляли, рождали тревожность, а страх за Лаверн обострился настолько, что Кэлвин практически перестал спать. Звериное чутье буквально вопило бежать. В крайнем случае обосноваться в военном лагере за пределами замковых стен, куда уже прибыли бравые винтендовские солдаты, но…

Осколки. И желание Лаверн их получить. Она наотрез отказалась покидать замок, ведь где-то там, под широким пластом земли и камня, у древнего источника некроманта ее ждали накопители. А в голове у чародейки уже возник план, как до них добраться.

План этот казался Кэлу безумием, но кто он такой, чтобы спорить с ней? Она шла к этому много лет, от мифического источника зависела жизнь Ча, а Кэлвин поклялся во всем помогать Лаверн.

После случая в трапезной анимаг провалялся в постели три дня. Сначала он наотрез отказался от постельного режима и даже выдержал несколько часов у двери Лаверн, но рези в животе, головокружение и строгий взгляд Лио загнали его обратно в постель. С неохотой он уступил свой пост Сэм и Тривору и даже смог немного поспать, хотя тревога за Лаверн выдергивала его из сна каждые полчаса. Лио дежурила у его постели, обтирала лицо влажной тряпицей. От нее пахло сушеными травами, и от запаха этого в груди у Кэлвина щемило.

Анимаг должен быть рядом со своей гейрдис. Но что делать, если близость к ней опасна? Кэлвину казалось, он слышит утробный рык Агнарра. Зверь требовал выпустить его на свободу, позволить исцелить себя, ведь только в зверином обличье анимаги восстанавливаются лучше всего. В человеческом же организм даже противоядие принимал плохо, хотя Лио поила его каждые три часа, как и наказывал Мартин. Кэлвина рвало мутной жижей, от которой во рту оставался привкус крови и кислоты. Иногда, прикидываясь спящим, он слышал, как Лио тихо всхлипывает в углу.

Однажды сам хозяин замка удостоил больного визитом. Кэлвин потерялся во времени, казалось, он валяется в постели уже вечность, хотя по факту могло оказаться, что всего несколько часов. Он открыл глаза и увидел склонившегося к нему некроманта. А рядом Лаверн – бледную, с сжатыми в линию губами.

– Выживет, – констатировал Морелл, повторяя слова, сказанные тогда на арене, и Кэлвин отреагировал на его присутствие сдавленным рычанием. Ему снова привиделась кровь на песке, боль, пульсирующая в груди, выталкивающая остатки жизненных сил. Палящее солнце. Ошейник удавкой на горле…

– Знаю, что выживет! – резко ответила Лаверн. – Но это не отменяет содеянного. И я не могу это так оставить.

– Виновные уже наказаны.

– Виновным ты сделал того мальчика, который разносил вино? А также того, кто наливал это вино в кувшин? Эти казни – показуха для меня? Смешно.

– Тот, кто это придумал, тоже будет наказан, обещаю.

– Та, – поправила Лаверн. – Это ведь дело рук твоей жены. Все еще считаешь, что мы подружимся?

– Не стоит это обсуждать в присутствии посторонних.

– Кэлвин осведомлен о наших прекрасных взаимоотношениях, у нас нет секретов.

– Матильда осознала свой проступок, – процедил Сверр, отходя к окну. – Касательно наших, как ты выразилась, взаимоотношений: ты в курсе, что выбор у меня невелик. Как и у тебя, впрочем. А вот способов избежать проблем – масса. Ты не останешься в замке. И никогда больше не встретишься с Матильдой, как и она с тобой. Портовый город не так защищен, как Клык, но там найдется место, достойное тебя. К тому же твои люди всегда будут рядом, никто не планирует лишать тебя свободы.

– Если ты не в курсе, ошейник в принципе предполагает отсутствие всякой свободы. И зависимость от воли хозяина.

– Повторяю, это всего лишь символ. Единственный шанс спасти тебя. Ты ведь понимаешь, что утянешь Вольный клан за собой, если пойдешь ко дну? Ответственность, Лаверн – это умение принимать трудные решения для минимизации риска. Ты готова рискнуть своими людьми, но ради чего?

– Ради свободы. Каждый из нас умрет, ради свободы.

– Что такое свобода? Разве ты свободна выбирать себе судьбу? Если все так, что ты делаешь в этом доме, который так ненавидишь? Что делала весь предыдущий год на южных границах, пока твой пацан умирал в горной долине? По своей ли воле напитала источник Серого ястреба? Присяга королю – тоже несвобода. Как и чертов титул. Как и клан, за который ты отвечаешь. Все это связывает похлеще ошейника, которого ты так боишься.

– Но это был мой выбор.

– А сейчас твой выбор – рисковать зависящими от тебя людьми, – усмехнулся он. – Умно, ничего не скажешь.

– Довольно, – отрезала Лаверн, подошла к Кэлвину и ощупала его лоб. Он поймал ее руку, чтобы хоть как-то ободрить, и она ответила ему вымученной улыбкой. – Мою позицию ты знаешь. Если от леди Морелл в ближайшее время не последует официальных извинений, я буду вынуждена действовать жестко.

– Бригг не простит тебе унижения Матильды. Ты и так уже нажила себе достаточно врагов, не стоит продолжать.

– Если старый Ворон захочет причинить мне вред, я отвечу, – жестко парировала Лаверн. – Если она еще раз попробует меня уязвить, я отвечу. И если ты постараешься принудить меня еще раз, – она вздернула подбородок и расправила плечи, выпуская руку Кэла, – я отвечу.

Некромант окинул ее насмешливым взглядом и вышел, не сказав больше ни слова. Когда за ним закрылась дверь, Лаверн присела на кровать и пообещала:

– Однажды я ей отплачу.

Кэлвин кивнул. Он знал: чародейка не бросается обещаниями. А воронья дочь только что положила еще один камень на весы ее терпения.

– Как себя чувствуешь?

– Сносно, – поморщился Кэлвин, усаживаясь на кровати. – Будь осторожна, она могла специально вывести меня из строя, чтобы потом добить тебя.

– Кишка тонка – меня добить, – зло возразила Лаверн. – К тому же это было показательное выступление явно не для меня. Вернее, не только для меня. Гадина хотела показать Сверру, что не потерпит меня в своем доме. Даже не знаю, чего теперь мне хочется больше: уехать, чтобы никогда больше ее не видеть, или остаться ей назло!

– Оно того не стоит.

– Ты прав, не стоит. Тем более, что для исполнения плана мне понадобится Берта.

– Воронья дочь никогда не это не пойдет.

– Нам обеим выгоден мой план. Если все пройдет, как задумано, я уеду, и Сверр не сможет больше на меня давить. А значит, достанется ей окончательно.

Но уверенности в голосе Лаверн больше не было. Да и сам Кэлвин теперь убедился: ничего не выйдет. Единственный шанс – заставить девочку сделать все самой, без дозволения родителей. Но такое Лаверн точно с рук не сойдет, если учесть, что положение у нее и так шаткое.

На следующий день после того, как Кэлвин окончательно встал с постели, наплевав на все рекомендации Мартина и причитания Лио, Лаверн получила странное послание от короля с приказом срочно отправляться на восток и охранять Огненную жилу от возможных посягательств армии Двуречья, пока Роланд вынужден оставаться на северо-западной границе. Подозрительный приказ, противоречащий предыдущему – оставаться в Клыке и помочь удержать твердыню севера, которая оставалась сильнейшей в магическом плане после Долины Туманов. Лаверн была почти уверена, что здесь замешан змеиный лорд и его благородные порывы ее защитить.

Раньше подобное ввергло бы ее в ярость, а теперь взгляд Лаверн лишь слегка туманился, а на губах расцветала полуулыбка. Кэлвин ни капли не злился на Роланда, наоборот, он считал его решение привлечь к проблеме короля наилучшим из возможных. Лаверн опасно было оставаться в замке некроманта – теперь еще больше, чем когда-либо. Раньше Кэлвин считал одержимость Морелла Лаверн последствием ее ухода – так дети становятся одержимы отобранной у них игрушкой. Но теперь… Новые обстоятельства убедили Кэлвина: все гораздо серьезнее. Если Лаверн действительно является источником Кэтленда, Морелл не отступится, пока не получит ее. И пойдет на все, чтобы нацепить на Лаверн злосчастный ошейник. И тогда она снова превратится в сломанную куклу, которой была, когда они познакомились.

Этого Кэлвин допустить не мог. Ситуацию усугубляла еще и Мария, которая томно вздыхала и опускала глаза, когда оказывалась в одной комнате с некромантом. Она же медленно убеждала Лаверн в благости его намерений. Всякий раз Кэлвин подходил к границе своей ярости. Границе, которую переходить было опасно. Особенно в присутствии Лио, ведь Агнарр считал целительницу своей законной добычей.