Текст книги "Правила мести"
Автор книги: Кристофер Райх
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)
– Ну, давай. Кричи. Другого случая не будет. Если ты так уверен, что всем наплевать на ту историю, зови на помощь полицию.
Лацио бросал по сторонам отчаянные взгляды, но молчал.
– Залезай в машину, – приказал Джонатан, – или я тебя пристрелю. Прямо здесь. Прямо сейчас.
– Ладно, – сдался Лацио. – Но в таком случае нам лучше поторопиться.
40
Частный кабинет доктора Луки Лацио располагался в построенной из известкового туфа трехэтажной вилле в Париоли – престижном районе на севере Рима, примыкающем к садам виллы Боргезе. В отличие от бьющей ключом ночной жизни в Трастевере, районе узких средневековых улочек на западном берегу Тибра, тут улицы выглядели сонными и мирными, поскольку на здешних извилистых и тенистых аллеях стояли преимущественно деловые офисы и частные резиденции.
Лацио отпер дверь и впустил Джонатана в вестибюль.
– Так что же произошло? Тебя не стали бы показывать по Си-эн-эн просто так.
– Произошла ошибка, – ответил Джонатан.
– Похоже, очень большая ошибка.
Джонатан прошел вслед за Лацио мимо регистратуры, и они углубились в лабиринт коридоров. Лацио теперь стал дерматологом, и его амбулатория напоминала скорее дневной водный курорт, нежели медицинское учреждение. Повсюду виднелись пальмы в кадках и плакаты с изображениями мужчин и женщин с упругой изумительной кожей, которые рекламировали преимущества того или иного вида лазерного лечения.
Лацио дошел до конца коридора и зажег свет в кабинете.
– Так это связано с ней? – спросил он, бросая ключи на письменный стол. – С Эммой?
– Похоже на то. – И Джонатан пристально посмотрел на итальянского коллегу, чувствуя, что тот чего-то недоговаривает. – Стало быть, ты знал?
– Знал о чем?
– Об Эмме. Чем она занимается.
– Она ведь работала с тобой вместе, да?
Джонатан подождал пару секунд, пытаясь увидеть на лице Лацио хоть какое-то подтверждение своей догадки, но ничего не смог разглядеть.
– Лучше тебе в это не влезать.
– Поверю на слово. – Лацио сел и включил компьютер. – Итак, друг мой, что мы ищем?
Джонатан обошел стол и встал рядом с ним:
– Эмма рассказывала, что в свой последний приезд в Рим была ранена.
– Так, значит, говоришь, ножевая рана?
– Да. Уверен, она не могла обойтись без неотложной медицинской помощи. Мне нужно выяснить, где она лечилась и у кого. Скажи, у тебя есть доступ к архивным записям приемных покоев?
– В Центральном архиве таких сведений нет, но я состою в приятельских отношениях со всеми главными хирургами, работающими в основных больницах города. Если я им назову имя Эммы, они в считаные минуты сообщат, лечилась она у них или нет. Так, говоришь, архивные записи приемных покоев… Сейчас посмотрим…
– Эмма не назвала в больнице своего настоящего имени.
Лацио перестал печатать и поднял глаза на Джонатана:
– Вот как?
– Ее бы не приняли под именем Эмма Рэнсом, – подтвердил Джонатан, – она воспользовалась каким-то другим. Посмотри-ка на Эву Крюгер или на Кэтлин О'Хару.
Эмма звалась Эвой Крюгер в Швейцарии, когда выдавала себя за представителя машиностроительной фирмы, тайно производящей и поставляющей в Иран высокоскоростные центрифуги для обогащения урана. Об имени Кэтлин О'Хара он знал меньше. Оно стояло в фальшивом паспорте, который хранился у Эммы. Та его называла своей «охранной грамотой», спасающей от тюрьмы.
Вместо того чтобы начать печатать, Лацио откатился на кресле подальше от стола и молча уставился на Джонатана.
– Она служила секретным агентом, – пояснил Джонатан. – Шпионкой. Работала на правительство США. Даже имя Эмма не настоящее. Я не говорил, что ее найти очень просто. В противном случае я обошелся бы без твоей помощи.
– Она замешана в той лондонской заварушке? Связана с терактом?
Теперь настал черед промолчать уже Джонатану, хотя его молчание послужило своеобразным знаком согласия с только что высказанным предположением.
– Так, значит, рассчитываешь найти ее своими силами? – спросил его Лацио. – Раньше, чем за тебя это сделает полиция?
– Твое дело – посмотреть в компьютер.
Лацио придвинул кресло ближе к столу.
– Итак, – произнес он, с каким-то особым смаком барабаня по клавишам, – назовем ее «иностранка с ножевым ранением»…
– В нижней части спины, – пояснил Джонатан и указал на себе точное место, повыше левой почечной лоханки. – Эмма говорила, что почка тоже оказалась задета. Если все обстояло именно так, значит, оперировал хирург, имеющий соответствующую квалификацию. Я сам видел шрам. Такие остаются после операции, сделанной в стационаре. И добавь, что у нее аллергия к пенициллину.
– У тебя есть фотография, которую я смог бы отсканировать и послать вместе с запросом?
Джонатан вынул из бумажника две фотографии. На одной Эмма снялась такой, какой он ее знал, – в джинсах и белой футболке, с красной банданой, повязанной вокруг шеи, а также в приподнятых на волосы солнечных очках, убравших с лица волнистые золотисто-каштановые пряди. На второй, которая была на водительском удостоверении Эвы Крюгер, перед ними предстала совершенно другая женщина: суровое лицо, гладкие прилизанные волосы, безжалостно затянутые назад, яркая губная помада, стильные очки, сквозь которые смотрели сильно подведенные глаза. Но как раз глаза и не позволяли усомниться, что и на этой фотографии тоже была Эмма.
Без каких-либо комментариев Лацио сунул фотографии в стоящий на столе сканер, затем дописал письмо и разослал по электронной почте коллегам, работающим в семи самых крупных больницах Рима и окрестностей.
– Готово, – произнес он. – Перезвоню им утром. На всякий случай не помешает убедиться, что почта до них дошла.
– Нет, сейчас, – сказал Джонатан. – Можно представить дело так, будто ты хлопочешь о родственнице одной из твоих подружек. Мне нужен ответ в течение часа.
– Опять будешь угрожать своей пушкой?
Джонатан ухватил итальянца за воротник.
– Нет, – сказал он, рывком притянув его к себе. – Я не собираюсь угрожать пушкой. Я собираюсь засунуть ее тебе в глотку и нажать на курок, если не сделаешь так, как я только что сказал.
– Пожалуй, я тебя понял.
Джонатан слушал, как Лацио звонит одному врачу за другим, сперва извиняясь, а затем самым невежливым образом требуя, чтобы разбуженный среди ночи приятель связался со своей больницей и проверил, не поступала ли к ним в приемный покой или в палату интенсивной терапии некая дама, судьба которой чрезвычайно его интересует. Лацио, словно опытный пулеметчик, так и сыпал словами – быстрыми короткими очередями, ежесекундно переходя на медицинский сленг, которым обожают пользоваться все врачи мира. Джонатан едва успевал следить за нитью их разговора. Он сильно устал, и попытки проникнуть в смысл произносимых Лацио слов утомили его еще больше.
– Эспрессо? – через некоторое время предложил Лацио. – Кофе тебя взбодрит.
– Ага, – кивнул Джонатан. – Конечно.
Лацио поднялся с кресла, и Джонатан тут же стремительно вскочил на ноги.
– Без паники, – успокоил его итальянец. – Я просто схожу в буфетную, это в другом конце коридора. Там у нас имеется, кстати, еще и холодильник. Может, хочешь перекусить?
– Хватит одного эспрессо, – проговорил Джонатан. – И поторопись.
– Одна минута, не больше.
– Хорошо.
Джонатан проводил его до буфетной. Убедившись, что там нет другого выхода, он стал прогуливаться взад и вперед по коридору, разминая ноги и стараясь взбодриться. Вскоре появился Лацио с двумя чашечками кофе эспрессо. Свою Джонатан выпил залпом.
– Еще? – предложил Лацио.
– Конечно, – ответил Джонатан. И добавил: – Спасибо.
– Пожалуйста.
Они вернулись в кабинет Лацио, и тот продолжил названивать коллегам. Через десять минут Джонатан получил долгожданный ответ.
– Так и есть, – сказал ему Лацио. – Она здесь побывала. Девятнадцатого апреля госпитализирована в больницу Сан-Карло.
Джонатан присел на краешек стула.
– Больница Сан-Карло, где это?
– Совсем рядом. Здесь, в Париоли.
– Дальше.
Лацио сделал ему знак успокоиться:
– Иностранка с описанным тобой ранением была доставлена в больницу на машине «скорой помощи» в девять сорок пять вечера и прооперирована часом позже в связи с ранением почки. Пробыла в стационаре два дня и выписалась, невзирая на совет лечащего врача остаться. При ней не оказалось никаких документов, и назвалась она именем Лара.
– Лара?
– Да.
Лара.Это имя Джонатану ничего не говорило.
– И никакой фамилии?
– Фамилии она не назвала и числилась как НП, то есть «неконтактный пациент». К счастью, медсестра, которая ее принимала, заступила на ночное дежурство сегодня вечером. Она-то и признала по фотографии твою жену.
– По которой из двух? – осведомился Джонатан.
– Не знаю, – отозвался Лацио. – А это имеет значение?
Джонатан ответил, что нет. В голове начала пульсировать кровь, и на секунду он прикрыл глаза. Лара. С чего бы вдруг такое имя? Ему подумалось, что речь вообще идет о другой женщине.
– А как насчет пенициллина? В бумагах указано, что у нее на него аллергия?
– Вот, я тут все распечатал, так что можно прочитать.
Вручив Джонатану стопку листков, Лацио присел на подлокотник его кресла. Строчка за строчкой итальянец просматривал бумаги, обращая внимание Джонатана на дату и время поступления в больницу, на рост и вес пациентки. При госпитализации Эмма указала, что ей исполнилось двадцать восемь. На самом деле ей было тридцать два. Это показалось Джонатану очень на нее похожим.
Когда Лацио дошел до подробностей относительно проведенной операции, Джонатан попросил его читать помедленнее. Ему хотелось узнать, насколько серьезным оказалось ранение.
Нож проник в брюшную полость Эммы на семь с половиной сантиметров, задев почку и полоснув по стенке желудка. В отчете говорилось, что у больной группа крови АВ с отрицательным резус-фактором и что при операции ей понадобилось перелить до трех литров крови.
Три литра.Почти две трети всей крови, содержащейся в организме.
Джонатан уронил руку с листком бумаги. Он давно привык выслушивать подобные вещи бесстрастно, не проявляя эмоций, но теперь, когда это касалось его жены, никак не мог сохранить хладнокровие.
– А может, она все-таки назвала свою фамилию?
– Абсолютно исключено.
– Здесь говорится, она выписалась без разрешения врача. Но как ей тогда удалось расплатиться за лечение?
– Кто-то за нее заплатил.
– Кто?
– Информация об этом отсутствует. Лишь говорится, что все расходы оплачены в соответствии с предъявленным больницей счетом.
Джонатан выхватил листки из рук Лацио и стал тщательно просматривать не отрываясь, пока не дошел до самой последней страницы. Счет за лечение Эммы составил примерно двадцать пять тысяч евро. Более тридцати тысяч долларов. Ему стало тяжело дышать, внезапно бросило в жар, а к пересохшему горлу подступил комок. Ну какой, интересно, доброхот оплатил ей такой счет?
Лацио наблюдал за ним с видимым участием:
– Ты хорошо себя чувствуешь? Может, еще эспрессо?
– Да, конечно, – рассеянно ответил Джонатан.
Его внимание привлекло нечто более важное, чем эспрессо. Он дошел до самой нижней строки: «Имя стороны, берущей на себя ответственность в случае преждевременной выписки». Как и сказал ему Лацио, никакого имени там не значилось. Однако там стояли буквы: «VOR S.A.».
Лацио принес еще одну чашку эспрессо. Джонатан отхлебнул из нее, не отрывая взгляда от страницы. VOR S.A.Последние буквы «S.A.» явно должны расшифровываться как «société anonyme», что по-французски означает «акционерное общество».Так, значит, заплатила какая-то фирма. Он поставил чашку и, порывшись в бумагах, вернулся к самому началу документа. Должна же в нем содержаться еще какая-нибудь информация, что-то, что могло бы пролить свет на обстоятельства дела, дать ему какую-то зацепку, подсказать, какого рода организация оплатила этот огромный счет.
И точно: в разделе «Подробности госпитализации» указывалось, что Эмму, или в данном случае Лару, привезла в госпиталь «скорая». Но откуда? Он провел пальцем по строчке, пытаясь разобрать запись, сделанную «медицинским» почерком. Прищурившись, он наконец прочитал следующее: «Пациентка подобрана на улице в г. Чивитавеккья в 20 час. 30 мин.».
– Чивитавеккья, – произнес он вслух и покачал головой.
Это был старинный порт на побережье, километрах в восьмидесяти от Рима, и он его хорошо знал, потому что там они побывали с Эммой во время медового месяца. Всего лишь одна ночь, проведенная по дороге в аэропорт. Она так настаивала, желая непременно посетить этот приморский городок, где все дышит историей. Сказала, что читала о нем в детстве и всегда мечтала туда поехать.
Чивитавеккья.
Там жили друзья Эммы. Друзья, с которыми она, вне всяких сомнений, познакомилась раньше, чем с ним.
Он посмотрел на Лацио, прикрывая рукой глаза от слишком яркого света лампы. Лицо горело еще сильнее, чем раньше, и дышать становилось все труднее. Он пощупал пульс и, к своему удивлению, обнаружил, что тот слишком частый. Наверное, всему виной усталость. Он совсем вымотался. Вот и всё. Джонатан сильно зажмурил глаза, стараясь прогнать недомогание.
– А разве нет клиники с хорошей операционной поближе к Чивитавеккье, чем больница Сан-Карло? – спросил он.
– Думаю, есть.
– Какая?
Лацио не отвечал.
– Какая? – повторил вопрос Джонатан.
В этот момент по всему его позвоночнику прокатилась волна озноба, и веки на какое-то мучительно долгое мгновение, затрепетав, сомкнулись сами собой. Он поднялся с кресла. Голова кружилась, в ушах стоял звон. И что еще хуже, он едва мог дышать. Всего секунд за пять его дыхательные пути оказались практически перекрыты. Он посмотрел на пустую кофейную чашку.
– Ах ты… – с трудом выдохнул он, ковыляя к Лацио нетвердой походкой. – Что ты мне подмешал?
Лацио попятился к двери.
– Это пенициллин, – ответил он. – У тебя ведь на него тоже аллергия. Я помню, как ты заболел и мы намучились, подбирая для тебя антибиотики. Не беспокойся. Я не дам тебе умереть. В соседнем кабинете у меня есть эпинефрин – препарат адреналина. Как только потеряешь сознание, я впрысну тебе дозу, достаточную, чтобы продержаться до приезда полиции.
– Сейчас же дай мне его! – Джонатан вытащил засунутый за пояс пистолет, но сразу уронил его на пол. Воздуха катастрофически не хватало. У него оставалась минута, не больше, затем он потеряет сознание. Он повалился на стол и при этом сшиб с него лампу. – Стул… – прохрипел он.
Лацио поколебался, потом бросился подставлять ему сзади стул. В этот момент Джонатан, собравшись с последними силами, нанес доктору сокрушительный удар в грудь и едва не вогнал того в стену. Это резкое движение помогло Джонатану набрать воздуху в легкие, и, прежде чем Лацио смог отреагировать, прежде чем он поднял руку, чтобы защититься, Джонатан изо всех сил ударил его в челюсть. Лацио соскользнул на пол и потерял сознание.
Джонатан шатаясь вышел в коридор. Силы быстро оставляли его. Толчком открыл дверь в процедурную, и, добравшись до шкафчиков, он принялся кое-как открывать дверцы. Искал препараты, которые смогли бы нейтрализовать действие пенициллина. Преднизон. Димедрол. Эпинефрин… Где он, чертов эпинефрин, о котором говорил Лацио? Ничего подходящего. Свет начал тускнеть. Джонатан припал на колено, затем с огромным трудом снова встал и невероятным усилием воли заставил себя пройти по коридору в следующее помещение. Дрожащими руками ухватился за шкафчик. И только теперь увидел название, значение которого искоркой вспыхнуло у него в мозгу. Адреналин. Он схватил коробку, смахнув десяток других, стоявших рядом на полке. Смяв ее в руке, сорвал крышку и вытащил ампулу.
Теперь нужен шприц.
Он открыл верхний ящик. Вот они. Бери сколько хочешь. Разорвав бумажную упаковку, он снял колпачок. Руки сделали это автоматически, потому что мысли блуждали где-то далеко, и перед глазами все плыло…
Джонатан заставил себя не потерять сознание и сосредоточить внимание на ампуле и на игле, которую требовалось в нее засунуть. Вот так! Готово! Он выдвинул поршень, отчаянно пытаясь набрать в шприц нужное количество гормона. У него был всего один шанс. Если адреналина ввести слишком мало – он не сможет снять шок, слишком много – вызовет пароксизмальное сердцебиение, которое разорвет аорту. Проблема заключалось в том, что и зрение начало отказывать. В глазах двоилось, даже троилось. Он понятия не имел, сколько адреналина сумел набрать в шприц.
Мир начал меркнуть.
Он куда-то скользил, скользил…
Он потянул вверх рукав рубашки, оголяя руку для укола.
Нет времени…
Потом рухнул, ударившись о пол головой. На минуту зрение вернулось. В этот момент он вонзил иглу в яремную вену и нажал на поршень.
Белизна.
Мир взорвался, превратившись в ослепительный светящийся шар… Спазм охватил все тело, пронзив позвоночник и сжав легкие. Где-то в груди стало жечь огнем, который, выстреливая вверх, стал отдаваться в голове. Яростный, нестерпимый жар, опаливший глазные яблоки, неуклонно поднимался выше. Каждый мускул напрягся. Сердце бешено колотилось, и, казалось, мозг вот-вот полезет из головы через глазные и ушные отверстия. Он открыл рот, пытаясь закричать, но из него не вылетело ни звука. Джонатан оцепенел, словно замороженный. Лицо свела судорога, превратив его в одно сплошное ротовое отверстие, через которое должна была войти смерь. Затем все прекратилось.
Черепное давление пришло в норму. Жар отступил, и Джонатан снова смог видеть. Он глубоко вздохнул и почувствовал, как колотится сердце. Полежал неподвижно, ожидая, когда пульс успокоится. Наконец поднялся на ноги.
И сразу к нему вернулось осознание того, в каком незавидном положении он очутился и как важно скорее из него выпутаться.
Джонатан выскочил в коридор и поспешил в кабинет. На полу никого не было. Лацио исчез. Джонатан сгреб листки истории болезни, выскочил в коридор и, миновав регистратуру, выбежал через парадную дверь. Очутившись на площадке рядом с подъездом, он услышал визг шин и, повернувшись, разглядел пару исчезающих вдали задних габаритных огней автомобиля.
Джонатан жадно вдохнул теплый ночной воздух, посмотрел в одну сторону, потом в другую, затем повернул налево и побежал вдоль по улице, прочь из этого города.
По направлению к Чивитавеккье.
41
Миша Дибнер, директор Департамента ядерной безопасности в Международном агентстве по атомной энергии со штаб-квартирой в Австрии, сидела в полном одиночестве во главе стола переговоров в глубине катакомб Темз-хауса. Ее осанка казалась безупречной, сцепленные руки лежали на столе. Это была энергичная женщина, похожая на маленького эльфа, с шапкой крашенных хной волос и лицом таким бледным, как будто это была маска из японского театра кабуки. Глаза напоминали блестящие черные шарики. В ее личном деле указывалось, что ей пятьдесят шесть, что родилась она в Венгрии и вышла замуж за уроженца Германии. Но говорила она с американским акцентом, который свидетельствовал о долгих годах, проведенных в США.
Грейвз представил собравшихся. Осведомившись о здоровье гостьи, а также поблагодарив ее за приезд из отеля в столь позднее время, он перешел к существу дела:
– Чем было вызвано ваше решение о столь срочном приезде в Лондон?
– Мы столкнулись с проблемой, связанной с нашими системами безопасности.
– И какого рода эта проблема?
– Вы знакомы с деятельностью Департамента ядерной безопасности?
– Мне довелось сотрудничать с некоторыми вашими коллегами, когда я занимался незаконным трафиком радиоактивных материалов, – ответил Грейвз. – Урана, плутония и тому подобного. Пока я не узнал о похищенных ноутбуках, я полагал, что именно это является причиной вашего визита.
– Боюсь, это не так. Причина приезда в Лондон скорее связана с другой сферой нашей деятельности, которая сопряжена с обеспечением безопасности сооружений АЭС. И в плане эксплуатации, и в плане защиты.
Кейт посмотрела на Грейвза, который ответил ей невозмутимым взглядом.
– Нас не слишком волнует вероятность вооруженного нападения как такового, – продолжила Дибнер. – Самый крупный авиалайнер может врезаться в любое здание атомной электростанции в Европе, и ничего особенно страшного не случится: самолет, скорее всего, просто от него отскочит. Мы застрахованы от всего, за исключением разве что прямого попадания боевой ракеты с лазерным наведением. Но и тогда едва ли можно будет говорить о крупномасштабном выбросе радиации, способном причинить вред гражданскому населению. Наш нынешний приезд связан с проблемами компьютерной безопасности.
– Хакеры могут взломать систему управления атомной электростанцией? – спросила Кейт.
– Именно с этим и сопряжен самый большой фактор риска. Представьте себе, что электростанция представляет собой некий неприступный за́мок с четырьмя рубежами обороны. Чтобы пробраться через каждый из них, надо преодолеть брандмауэры, которые становятся все более и более неприступными по мере приближения к самому последнему, внутреннему кольцу. Внешний рубеж обороны – это и есть Интернет. Второе кольцо – это локальная сеть, брандмауэр, защищающий электростанцию от внешнего вторжения. Следующее кольцо самое важное. Его называют «система контроля и управления станцией», сокращенно – «СКУС». Поскольку, как вы помните, все радиоактивные материалы находятся внутри корпуса ядерного реактора и пар, который приводит в движение турбины, вырабатывается именно там, мониторы СКУСа отслеживают работу всех подчиненных систем контроля и управления, обеспечивая протекание процессов в рамках безопасных параметров. Мониторинг каждой системы осуществляется с четырех разных компьютеров, то есть имеется четверное резервирование. Если любые два из них обнаружат ошибку, связанную с нарушением правил эксплуатации, они сразу же приводят в действие все системы безопасности.
– Но это лишь три рубежа защиты, – вежливо напомнил Грейвз.
– Четвертое, – продолжала Миша, – это система защиты реактора. А уж если они откажут все вместе, остается еще система технических средств безопасности. Последняя представляет собой всю совокупность оборудования станции, которое физически предотвращает любой инцидент в случае отказа СКУСа. Именно эта самая система контроля и управления станцией заставила нас в последнее время поволноваться.
– А что, имели место случаи несанкционированного вторжения? – спросила Кейт.
– Вторжения как такового не было, но были отмечены попытки. Пока могу вам только сообщить, что некто сумел преодолеть межсетевые экраны, то есть брандмауэры, на трех станциях.
– И насколько далеко ему удалось проникнуть?
– Достаточно далеко. Конечно же, атаки были немедля пресечены. Хакерам даже близко не удалось подойти к той точке, когда они смогли бы дать системе собственную команду. Слишком уж много мы предусмотрели возможностей для выхода наших систем из строя без каких-нибудь опасных последствий. В самом крайнем случае мы можем перейти на ручное управление системами и тем самым помешать тому, кто собрался взломать их защиту.
– А удалось ли проследить, из какого места производятся эти хакерские атаки? – поинтересовался Грейвз.
– Увы, нет.
– Означает ли это, – продолжал Грейвз, – что вы приехали в Великобританию потому, что одна из упомянутых вами станций находится на нашей территории, или у вас имелась иная причина?
– Действительно, одна из подвергшихся атаке станций находится в Селлафилде, [10]10
Последний реактор на АЭС в Селлафилде заглушён в 2003 г., решение о сносе станции принято в 2005 г., а в 2007 г. начаты работы по ее демонтажу. До 1995 г. на АЭС велось производство оружейного плутония.
[Закрыть]в графстве Камбрия, но эта информация строго конфиденциальна.
– Понятно, – проговорила Кейт. – Так, значит, ваши контакты с Робертом Расселом не имели никакого отношения к данному визиту?
При упоминании имени Рассела у Миши Дибнер вытянулось лицо.
– Кто вам о нем рассказал?
– Вы знаете, что он убит? – спросила Кейт.
– Я прочла об этом в газете. И очень встревожилась.
Кейт пояснила:
– В ходе проведенного нами расследования мы натолкнулись на информацию о том, что он выходил на вас. Это верно?
– Именно Рассел забил тревогу и предупредил меня, что необходимо бдительнее следить за попытками проникнуть в наши системы.
– Нельзя ли немного подробнее? – попросил Грейвз.
– Он сказал, что узнал о поощряемых неким государством планах проникнуть на станцию и причинить ей ущерб. Он полагал, что объектом нападения станет одна из АЭС континентальной Европы, и упорно твердил, что это произойдет очень скоро. Однако он отказался даже намекнуть, кто именно стоит за этими намерениями.
– А почему вы ему поверили?
– Потому что за прошедшие три месяца имело место около сотни попыток хакерского взлома, и он сумел предсказать почти все. На мой взгляд, он доказал свои благонадежность и добросовестность. На совещании, которое намечалось на вчерашнее утро, мы собирались рассмотреть мероприятия, с помощью которых сумели бы усовершенствовать защиту АЭС.
– И встреча должна была состояться по адресу: Виктория-стрит, дом номер один? – спросил Грейвз.
Дибнер кивнула:
– Я узнала о его смерти только после теракта, направленного против Иванова.
– Иванов сыграл роль приманки, рассчитанной на то, чтобы завлечь нас в ловушку, – заявил Грейвз. – Нападение на него должно было заставить вас и ваших коллег покинуть здание и, таким образом, обеспечить злоумышленникам возможность беспрепятственно похитить ваши ноутбуки.
– Но это невозможно. Никто, кроме шести членов моей группы, не знал об этом совещании.
– А ваше руководство? – высказала предположение Кейт. – Насколько я понимаю, ваш приезд сюда санкционировал генеральный директор МАГАТЭ?
– Конечно, мы ничего не предпринимаем без его одобрения.
Кейт понимающе улыбнулась:
– Как давно появилось решение о приезде в Лондон?
– Неделю назад. – При этих словах Дибнер вздохнула и как-то сразу поникла. – Я понимаю, к чему вы клоните. Конечно, вы правы. О нашем предстоящем визите сюда знала уйма людей. Но позвольте мне заверить вас обоих, что я поделилась высказанными Расселом предостережениями с кем надо, и нам не удалось выявить ничего необычного, свидетельствующего о том, что предсказанный им инцидент вот-вот произойдет.
– Но потом у вас украли ноутбуки.
Дибнер опять тяжело вздохнула, потому что это замечание попало в цель. Раздался стук в дверь. Вошел служитель с подносом, на котором стояли чашечки с кофе, и раздал их присутствующим.
Грейвз отхлебнул кофе с видом человека, знающего толк в этом напитке.
– Итак, – проговорил он, – какие же тайны содержатся в ваших ноутбуках, раз они стали объектом столь тщательно разработанной операции?
Дибнер печально улыбнулась:
– Корреспонденция, отчеты о проверках в процессе эксплуатации, конфиденциальные оценки ситуации в различных странах, информация о персонале. Даже трудно представить, сколько там всего.
– Но что-то вызывает у вас особую тревогу?
– Господи, ну конечно же! – Дибнер подняла на собравшихся взгляд своих черных, глубоко запавших глаз. – В некоторых из них содержатся предусмотренные на случай чрезвычайного положения аварийные коды, которые позволяют сотрудникам МАГАТЭ обойти каждую из только что описанных мною мер компьютерной защиты.
– И какую службу они могут сослужить тому, кто ими теперь обладает?
– Теоретически тот, у кого они есть, имеет доступ к диспетчерской на любой атомной электростанции Евросоюза, не вызывая тревоги. Эти коды были введены для того, чтобы обеспечить возможность нашим специалистам управлять с их помощью станцией дистанционно в случае крайней необходимости. Но я бы не стала слишком тревожиться. Обнаружив пропажу ноутбуков, мы незамедлительно активировали механизм уничтожения данных, так что в соответствии с поступившей командой они теперь стерты с тех жестких дисков, на которых были записаны.
– И как скоро это произошло?
– Нам позволили вернуться в здание лишь в конце дня, в пять часов.
– То есть прошло шесть часов, – сказал Грейвз.
– Этого времени более чем достаточно, чтобы скопировать всю информацию, содержащуюся на жестком диске, – заметила Кейт.
– Даже зная коды, злоумышленники не смогут организовать диверсию. На всех наших атомных станциях работают лучшие в мире инженеры. У них лучшая в мире подготовка. Едва заметив, как что-то идет не так, они тут же возьмут управление станцией на себя. Последнее слово всегда остается за операторами, реально существующими людьми, а не за автоматикой.
Грейвз отодвинул стул и поднялся с места. Он подал Мише Дибнер пальто и проводил до двери. А Кейт прошла вместе с ней до конца коридора.
– Миссис Дибнер, почему вы думаете, что кто-то станет прилагать такие усилия для того, чтобы добраться до кодов, если это все равно не поможет нанести станции вред?
– В этой игре доступ к информации решает очень многое, – ответила директор Департамента атомной безопасности МАГАТЭ. – Вероятно, крадя коды, эти люди рассчитывали лучше разобраться в современных мерах безопасности. А может, просто хотели продемонстрировать нам, как мы уязвимы.
Они стояли на площадке у лифта. Наконец двери лифта раскрылись, и Миша Дибнер вошла в кабину.
– Запомните одно: если кто-то пожелает захватить АЭС, то извне этого не сделать. Для успеха такой затеи потребуется, чтобы кто-то из злоумышленников находился внутри станции. У пульта управления. А это, разумеется, немыслимо.