Текст книги "Жажда. Трилогия"

Автор книги: Кристофер Пайк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

Глава вторая

Чтобы выспаться, мне надо не больше двух часов, и обычно я сплю, когда самое яркое солнце. Солнечный свет воздействует на меня, но не является моим смертельным врагом, как вообразил Брэм Стокер в своей истории о графе Дракуле. Когда вышел роман «Дракула», я прочла его за десять минут. У меня фотографическая память и стопроцентное восприятие прочитанного. Я нашла книгу восхитительной. Мистер Стокер не знал, что встретился с настоящим вампиром, когда я нанесла ему визит в 1899 году одним сумрачным английским вечером. Я была с ним очень мила и, прежде чем уйти, попросила подписать книгу и страстно поцеловала его. Было искушение попробовать его кровь. Но я знала, что тогда не будет ни малейшего шанса на продолжение книги, на что я его настраивала. Люди редко способны сколь–нибудь долго заниматься тем, что пугает, хотя современные авторы ужастиков думают иначе. Стокер был очень проницательным человеком; он почувствовал во мне что–то необычное. Я думаю, он немного запал на меня.

Но солнце, этот вечный огонь неба, ослабляет мою силу. В течение дня, особенно когда солнце в зените, я чувствую сонливость, не настолько сильную, чтобы лечь, но достаточную, чтобы потерять интерес ко всему окружающему. Днем я не такая сильная и быстрая, хотя все равно ни один смертный не сравнится со мной. День не приносит мне столько удовольствий, сколько ночь. Мне нравятся размытые очертания темных ландшафтов. Иногда я мечтаю побывать на Плутоне.

Однако на следующий день я занята с рассвета. Сначала звоню на три разных континента трем менеджерам, управляющим моими финансами, и говорю, что недовольна тем, что кто–то овладел информацией о моих счетах. Я выслушиваю их заявления о невиновности и не чувствую фальши в голосах. Мое уважение к способностям детектива Райли немного возрастает. Должно быть, он использовал тонкие приемы, чтобы влезть в мои дела.

Или ему кто–то помог.

Да, ему помогли, но думаю, он пошел против того человека, который нанял его, чтобы отыскать меня. Когда он понял, насколько я богата, он, должно быть, решил, что получит больше, если будет иметь дело со мной. Это наводит меня на мысль, что его нанимателю неизвестны подробности моей жизни – где я живу и прочее. Но я так же понимаю, что он заметит исчезновение Райли и будет искать убийцу. Я думаю, у меня еще есть время, хотя и немного. По своей природе я охотник, а не добыча. Клянусь, что убью тех, кто нанял Райли, так же, как стерла с лица земли его самого.

Через своего американского представителя я договариваюсь о своем зачислении в тот же день в среднюю школу Мейфэра. Колеса закрутились, и вот у меня уже новое имя. Я – Лара Адамс, и мой опекун, миссис Адамс, поедет в школу с документами о моем переводе и запишет во все возможные классы, которые посещает Рей Райли. Мне не составило труда узнать его имя. Мое влияние простирается так же далеко, как и река крови, тянущаяся за мной* Я никогда не встречу эту фальшивую миссис Адамс, и она не встретится со мной, если только она не станет рассказывать о своих действиях от лица Лары. Но если это случится, то больше она уже никогда не заговорит. Мои помощники уважают мои тайны. Я им плачу за это уважение.

Этой ночью я беспокойна и испытываю жажду. Как часто мне нужна кровь? Я начинаю жаждать ее после недельного перерыва. Через месяц я уже не могу думать ни о чем другом, кроме пульсирующей вены на шее. Я теряю силы, если это длится слишком долго. Но я не умру без нее, во всяком случае быстро. Я обходилась без человеческой крови по шесть месяцев, в безвыходном положении я пью кровь животных. Но по–настоящему меня насыщает только человеческая кровь, думаю, ее жизненная сила необходима мне больше, чем кровь сама по себе. Я не могу дать определение жизненной силе, кроме того, что она существует: ощущение бьющегося сердца, жар желаний в каждой капле крови. Жизненная сила животных намного грубее. Когда я пью кровь человека, я словно впитываю часть его сущности, его воли. А чтобы прожить пятьдесят веков, нужно много воли.

Люди не превращаются в вампиров после того, как я укушу их. И не превращаются, если выпьют моей крови. Выпитая кровь, проходя через пищевод, распадается на много частей. Я не знаю, откуда пошли легенды, будто укус может вызвать трансформацию. Я могу превратить человека в вампира, только обменявшись с ним кровью, большим количеством крови, она должна наполнить его кровеносную систему, прежде чем он станет бессмертным.

Конечно, сейчас я не превращаю в вампиров.

Я еду на юг вдоль побережья. Останавливаюсь в Северной Калифорнии. Уже поздно. У дороги находится бар, довольно большой. Я уверенно вхожу. Мужчины осматривают меня и обмениваются взглядами со своими дружками. После моего тяжелого взгляда бармен не спрашивает у меня удостоверение личности. Здесь намного больше мужчин, чем женщин. Я ищу определенный тип, того, кто проездом, и замечаю подходящую кандидатуру, в углу, в одиночестве. Он большой, крепкий и небритый; его теплая куртка не грязная, но на ней пятна масла, которые не вывелись за последнюю стирку. У него довольно приятное лицо, он сидит один на один со своим холодным пивом. Он шофер–дальнобойщик, я знаю этих людей. Я часто пила их кровь.

Я сажусь прямо перед ним, и он смотрит на меня с удивлением. Я улыбаюсь; выражение моего лица может обезоружить так же, как и насторожить, но он рад меня видеть. Он заказывает мне пиво, и мы болтаем. Я не спрашиваю, женат ли он, хотя это очевидно, и он не касается этой темы. Через некоторое время мы уходим, и он везет меня в мотель, хотя меня устроило бы и заднее сиденье его грузовика. Я говорю ему об этом, но он хлопает меня по коленке и качает головой. Он джентльмен, я не убью его.

Пока он раздевает меня, я кусаю его за шею. Он стонет от удовольствия и запрокидывает голову назад, не очень понимая, что я делаю. Он остается в этом положении все время, пока я пью, загипнотизированный ощущением, будто я кончиками ногтей ласкаю все его тело. Мои ощущения мне хорошо знакомы, как обычно, сладки и естественны, так же естественны, как занятия любовью. Но мы не занимаемся сексом. Вместо этого я прикусываю язык, и капля моей крови падает на его рану, она заживает мгновенно, без следа, и я оставляю его отдыхать. Я выпила около литра его крови. Он будет крепко спать, может, на следующее утро проснется с легкой головной болью.

– Забудь, – шепчу я ему на ухо.

Он не запомнит меня. Они редко запоминают.

Следующим утром я сижу на уроке истории мистера Кастро. На мне модное дорогое платье кремового цвета, украшенный вышивкой подол заканчивается в десяти сантиметрах выше колен. У меня очень красивые ноги, и я не прочь выставить их напоказ. Я распустила свои длинные волнистые волосы. На мне нет ни макияжа, ни драгоценностей. Рей Райли сидит справа от меня, и я с интересом изучаю его. Урок начнется через три минуты.

Его лицо выражает такую глубину, о которой его отец мог только мечтать. Он подстрижен по молодежной моде, у него вьющиеся темные волосы и чеканный профиль. Однако через его природную красоту проступает внутренний характер, который почти насмехается над ней. Он уже больше мужчина, чем мальчик. Это видно во взгляде его карих глаз, мягком, но быстром, в том, как он молчит, когда обдумывает сказанное другими учениками. Он размышляет и принимает или отвергает то, что ему говорят, не заботясь о том, что подумают другие. Он сам за себя. И мне это нравится.

Он разговаривает с девушкой, сидящей справа. Ее зовут Пэт, и она определенно его девушка. Она довольно худа, но с улыбкой, которая загорается всякий раз при взгляде на Рея. Она самоуверенна, но не нахальна, просто полна жизни. Ее руки постоянно в движении, часто касаются его. Мне она тоже нравится, и я пытаюсь оценить, станет ли она помехой. Ради нее же самой я надеюсь, что нет. Я честно стараюсь не убивать молодых.

Пэт одета просто – блузка и джинсы, вероятно, она из небогатой семьи. А Рей одет со вкусом. Это заставляет меня вспомнить о миллионе, который я предложила его отцу.

Рей не выглядит расстроенным, возможно, его отец часто исчезает на несколько дней.

Я покашливаю, и он смотрит на меня.

– Привет, – говорит он. – Ты новенькая?

– Привет, – говорю я. – Да, только утром зачислили. – Я протягиваю свою изящную руку. – Меня зовут Лара Адамс.

– Рей Райли.

Он пожимает мою руку. У него теплое рукопожатие, его кровь здорова. Я чувствую запах крови через кожу и могу определить наличие серьезных болезней даже за несколько лет до того, как они проявятся. Рей продолжает пристально смотреть на меня, и я моргаю длинными ресницами. Позади него Пэт перестает разговаривать с одноклассником и оглядывается.

– Откуда ты? – спрашивает он.

– Из Колорадо.

– Правда? У тебя легкий акцент.

Его замечание сильно удивляет меня, потому что я сама спец по акцентам.

– И какой же акцент ты слышишь? – спрашиваю я с неподдельным любопытством.

– Не знаю. Английский, французский – похоже на их смесь.

Я подолгу жила и в Англии, и во Франции.

– Я много путешествовала, – говорю я. – Наверное, ты улавливаешь это.

– Наверное.

Он делает жест в направлении Пэт.

– Лара, это моя девушка, Пэт Маккуин. Пэт, знакомься, Лара Адамс.

Пэт кивает:

– Привет, Лара.

У нее совсем нет защитной реакции. Она верит в любовь Рея и в свою любовь. Это изменится. Я думаю о компьютере Райли, который оставила в его кабинете. Вскоре там объявится полиция и, возможно, увезет его. Я не забрала компьютер с собой, так как не смогла бы объяснить Рею, откуда он у меня, и уж тем более убедить его открыть файлы.

– Привет, Пэт, – говорю я, – приятно познакомиться.

– Взаимно, – говорит она. – Красивое платье.

– Спасибо.

Лучше, если бы Рей был один, без нее ему было бы проще наладить отношения со мной. Хотя я уверена, что заинтересую Рея. Какой мужчина откажется от того, что я могу предложить. Я поворачиваюсь к Рею.

– Что мы будем изучать в этом классе? – спрашиваю я.

– Историю Европы, – говорит он. – Только общий обзор. Сейчас мы проходим Французскую революцию. Что–нибудь знаешь о ней?

– Я лично знала Марию–Антуанетту, – лгу я. Я знаю об Антуанетте, но я никогда не была близка с французской знатью, они были слишком скучны. Но в день, когда Мария–Антуанетта была обезглавлена, я была в толпе. Я затаила дыхание, когда лезвие отсекло ее голову. Гильотина была одним из немногих способов казни, которые меня тревожили. Меня пару раз вешали и четыре раза распинали, но я выжила. Но если бы я лишилась головы, это был бы конец. Когда началась революция, я была во Франции, но прежде чем она закончилась – уже в Америке.

– Она на самом деле сказала: «Пусть едят пирожные»? – спросил Рей, подхватывая шутку.

– По–моему, это сказала ее тетя.

В класс вошел учитель, мистер Кастро, жалкий пример современного учителя, если таковой вообще есть. Идя к доске, он улыбается только хорошеньким девушкам. У него привлекательная внешность мужчин, рекламирующих лосьоны после бритья. Я киваю в его сторону.

– Что он из себя представляет?

Рей пожимает плечами:

– Ничего.

– Ничего хорошего?

Рей оценивает меня взглядом:

– Думаю, ты ему понравишься.

– Понятно.

Начинается урок. Мистер Кастро представляет меня остальным ученикам и просит встать и рассказать о себе. Не вставая, я говорю не больше десяти слов. Это выводит его из себя, но он не подает виду. Начинается лекция.

Ах, история, как же иллюзорны представления людей о прошлом. А ученые до посинения доказывают правдивость своих трудов, хотя даже недавняя Вторая мировая война вспоминается без всякого ощущения истории. А для меня историю определяют именно ощущения, а не события. Большинство вспоминают Вторую мировую войну как большой поход против возмутительной несправедливости, хотя на самом деле это была череда непрерывных страданий. Как быстро смертные забывают. Но я не забываю ничего. Даже я, вроде как кровожадная тварь, никогда не видела ни одной справедливой войны.

У мистера Кастро нет ощущения прошлого. Он даже факты излагает неверно. Через тридцать минут его лекции я умираю со скуки. Яркое солнце немного усыпляет меня. Он ловит меня в тот момент, когда я смотрю в окно.

– Мисс Адамс, – говорит он, прерывая мои отвлеченные мысли, – не могли бы вы поделиться своим мнением о французской знати?

– Думаю, они были очень знатными, – говорю я.

Мистер Кастро хмурится.

– Вы одобряете их излишества за счет бедных?

Прежде чем ответить, я смотрю на Рея. Думаю, его не заинтересует рядовая девушка, и я не намерена вести себя как простушка. Он смотрит на меня, милый мальчик.

– Я не одобряю и не осуждаю, – говорю я. – Я принимаю это. Люди, обладающие властью, всегда используют ее в ущерб тем, у кого ее нет.

– Это звучит как обобщение, – отвечает мистер Кастро. – В какую школу вы ходили, прежде чем переехать в Мейфэр?

– Не важно, в какую школу я ходила.

– Похоже, у вас были проблемы с начальством, – говорит мистер Кастро.

– Не всегда. В зависимости от обстоятельств.

– От каких?

– Насколько глупы начальники, – говорю я с улыбкой, которая не оставляет сомнения, что я имею в виду его. Мистер Кастро мудро оставляет эту реплику без внимания и переходит к другой теме.

Но после звонка он просит меня остаться. Это мне не нравится; на перемене я хотела поговорить с Реем. Я смотрю, как он уходит вместе с Пэт. Прежде чем пропасть из вида, он оглядывается на меня через плечо. Мистер Кастро стучит по столу, привлекая мое внимание.

– Что–то не так? – спрашиваю я.

– Надеюсь, нет, – говорит мистер Кастро. – Но я хочу, чтобы у нас сложились нормальные отношения и чтобы мы хорошо понимали, кто из нас что собой представляет.

Я пристально смотрю на него. Недостаточно пристально, чтобы он совсем сник, но достаточно, чтобы он смутился.

– Думаю, я точно знаю, что вы собой представляете, – говорю я.

Он раздражается:

– Вот как. И что же?

В его дыхании я чувствую запах алкоголя с прошлой ночи, и алкоголь с предыдущей ночи, и с ночи до нее. Ему только тридцать, но круги под глазами показывают, что его печени уже почти семьдесят. Он только делает вид, что крутой; его руки дрожат, когда он ждет, что я отвечу. Он рассматривает мое тело. Я решаю проигнорировать вопрос.

– Вы считаете, что у меня плохое отношение, – произношу я. – Честно говоря, я не такая, как вы думаете. Если бы вы знали меня лучше, вы бы оценили мое понимание истории и… – я умолкаю, – …других вещей.

– Какую оценку вы надеетесь получить по моему предмету?

Вопрос заставляет меня рассмеяться, это так глупо. Я наклоняюсь вперед и щипаю его за щеку, так больно, что он подпрыгивает. Ему повезло, что я не делаю того же с его промежностью.

– Ну, мистер Кастро, я уверена, вы поставите маленькой Ларе любую оценку, какую она захочет, вы так не думаете?

Он пытается смахнуть мою руку, но, конечно, ее там уже нет.

– Эй, мисс, следите за собой!

Я хихикаю:

– Я буду следить за вами, мистер Кастро, чтобы вы не умерли от пьянства до конца семестра. Мне, знаете ли, нужна хорошая оценка.

– Я не пью, – слабо протестует он, когда я поворачиваюсь и ухожу.

– Ну да, а мне плевать, какая у меня будет оценка, – бросаю я через плечо.

Мне не удалось поймать Рея на перемене, а следующие уроки у нас с ним разные. Кажется, моя псевдоопекун не смогла составить расписание, которое полностью совпадало бы с расписанием Рея. Я пятьдесят минут сижу на тригонометрии, которую, естественно, знаю почти так же хорошо, как историю. Я сдерживаю себя и не конфликтую с учителем.

На следующем уроке я опять не с Реем, хотя на четвертом мы будем вместе на биологии. Третий урок – физкультура, я взяла с собой голубые шорты и белую футболку. Шкафчик подружки Рея, Пэт Маккуин, рядом с моим, и она заговаривает со мной, пока мы раздеваемся.

– Зачем Кастро тебя оставил? – спрашивает она.

– Он хотел пригласить меня на свидание.

– Да, этот мужик любит девочек. Как тебе Рей?

Не то чтобы она была полным параноиком, но она пытается понять, что у меня на уме.

– Думаю, ему надо много любви, – говорю я.

Пэт не совсем понимает, поэтому смеется.

– Я даю ему больше, чем он может освоить.

Она замолкает, пораженная моим на секунду обнажившимся телом:

– Знаешь, ты действительно невероятно красива. Парни, должно быть, сильно приударяют за тобой.

Я натягиваю шорты:

– Я не против. Я ударяю их в ответ, сильно.

Пэт улыбается, немножко нервно.

Сегодня на уроке физкультуры мальчиков и девочек Мейфэра обучают основам стрельбы из лука. Я заинтригована. Стрелы и лук в моих руках будят старые воспоминания. Хотя, наверное, не надо бы ворошить память об Арджуне, лучшем друге Кришны и величайшем лучнике всех времен. Потому что Арджуна убил больше вампиров, чем любой другой смертный.

Всех одним луком.

Всех одной ночью.

Всех, потому что так пожелал Кришна.

Пэт вышла со мной на поле, но благоразумно удалилась, когда мы выбирали снаряжение. Я уже напугала ее и думаю, это неплохо. На мне тонированные серым, сильно затемненные очки. Пока я выбираю лук и стрелы, ко мне обращается анемичного вида юноша в толстых очках и с наушниками.

– Ты новенькая, да? – спрашивает он.

– Да, меня зовут Лара Адамс. А ты кто?

– Сеймур Дорстен, – он протягивает руку. – Приятно познакомиться.

Наши ладони касаются, и я мгновенно понимаю, что меньше чем через год этот юноша умрет. Если у него больная кровь, как может быть здоровым тело? Я немного задерживаю его руку в своей, и он недоуменно смотрит на меня:

– Ты сильная.

Я улыбаюсь и отпускаю его руку:

– Для девушки?

Он потирает ладонь о бок. Его болезнь застала меня врасплох. Я оставила ему синяки.

– Наверное.

– Что это за имя – Сеймур? Как у какого–то умника.

Ему нравится моя прямота:

– Я всегда ненавидел его. Меня так назвала мать.

– Когда закончишь школу, смени его на Мальборо, или Слейд, или Бубба, или что–то вроде того. И избавься от очков, носи контактные линзы. Уверена, что даже одежду тебе выбирает мать.

Я угадала. Он смеется:

– Да, выбирает. Но поскольку я умник, то надо им и выглядеть.

– Ты записал себя в умники, потому что мнишь себя слишком умным. Я намного умнее тебя и шикарно выгляжу. – Я показываю на наши луки и стрелы. – Куда надо стрелять?

– Лучше всего стрелять по мишеням, – мудро говорит он.

Что мы и делаем. Через несколько минут мы стоим на краю футбольного поля и стреляем по мишеням, ровно расставленным в пятидесяти метрах от нас. Я удивляю Сеймура, попадая в яблочко три раза подряд. Он еще больше поражается, когда мы пытаемся вытащить стрелы из мишени: они застряли так глубоко, что ему приходится тянуть изо всех сил. Он не знает, что если бы я захотела, то смогла бы расщепить древко первой стрелы следующими двумя. Я рисуюсь, знаю, что это не самое разумное поведение, но мне все равно. У меня сегодня фривольное настроение. Мой первый день в школе, удачное начало с Реем и Пэт, а сейчас мне сразу понравился Сеймур. Я помогаю ему вытащить стрелы из мишени.

– Ты стреляла раньше, – говорит он.

– Да, меня тренировал очень меткий стрелок.

Он вытаскивает последнюю стрелу и едва не падает, когда она выходит.

– Тебе надо участвовать в Олимпийских играх.

Я пожимаю плечами.

– Меня это не интересует, – говорю я.

Сеймур кивает:

– У меня то же самое с математикой. Я в ней очень силен, но она мне до смерти надоела.

– А что тебе интересно?

– Писать.

– И о чем?

– Я еще не знаю. Меня привлекает все странное и необычное. – Он делает паузу. – Я прочел много ужастиков. Тебе такие нравятся?

– Да.

Я хочу пошутить по поводу его вопроса, что–то вроде того, насколько близка эта тема моему сердцу, но меня охватывает чувство дежавю. Оно пугает меня, потому что я не испытывала его уже много веков. Ощущение очень сильное; я кладу руку на лоб, чтобы сосредоточиться, пытаясь выяснить его причину. Сеймур протягивает мне руку, чтобы помочь, и опять я чувствую слабость под его кожей. Я не уверена в природе его болезни, но у меня есть хорошая догадка.

– Ты в порядке? – спрашивает он.

– Да.

На моем лбу проступает холодный пот, и я вытираю его. Пот прозрачный, а не розоватый, как это бывает, когда я в больших количествах пью человеческую кровь. В небе ярко светит солнце, и я опускаю голову. Сеймур продолжает смотреть на меня. Неожиданно у меня возникает чувство, будто он подошел так близко ко мне, что его тело совмещается с моим. Как и дежавю, мне это не нравится. Возможно, у меня возросла чувствительность к солнцу. Уже много лет я не выходила в полдень на улицу.

– У меня такое чувство, будто я встречал тебя раньше, – говорит он мягко, явно озадаченный.

– Я чувствую то же самое, – честно признаюсь я, до меня наконец доходит, в чем тут дело. Я уже говорила, что могу чувствовать эмоции, и это правда: я медленно обретала эту способность на протяжении веков. Сначала я думала, что это из–за моих способностей к пристальному наблюдению, и я до сих пор считаю, что отчасти так оно и есть. Однако чтобы распознать чувства человека, мне не надо его внимательно изучать, и эта способность до сих пор ставит меня в тупик, потому что предполагает что–то нематериальное, а я еще не готова это принять.

Не только я обладаю такой способностью. Я иногда встречала таких людей, которые были так же чувствительны, как и я.

На самом деле я убила нескольких из них, потому что только они чувствовали, кто я, вернее, кто не есть я. Не человек. Что–то другое, рассказали бы они своим друзьям, что–то опасное. Я убивала их, хотя не хотела этого, потому что только они могли понять меня.

Сейчас я чувствую, что Сеймур – один из таких людей. Это чувство еще раз подтверждается, когда я беру лук и стрелы и снова целюсь в мишень. Но у меня рассредоточено зрение, и вдалеке за школьным спортзалом я вижу мистера Кастро, который разговаривает с симпатичной блондинкой. Разговаривает и трогает, явно клеясь к молодой красотке. Учитель находится примерно в трехстах метрах, но для меня, с луком в моих сильных руках, он в пределах досягаемости. Пока я кручу в руках следующую стрелу, мне приходит мысль, что я могу выстрелить ему в грудь, и никто не догадается – или не поверит, – что это я его убила. Я могу сделать так, что даже Сеймур не увидит, куда полетит стрела. Убийство Райли, двумя ночами ранее, пробудило во мне желание снова убивать. Это правда, что насилие порождает насилие – во всяком случае, вампиру ничто не приносит такого удовлетворения, как вид крови – если не считать ее вкуса.

Я прилаживаю стрелу на тетиву.

Мои глаза сужаются.

Кастро гладит волосы девушки.

Но краем глаза я замечаю, что Сеймур смотрит на меня.

Что он видит? Что он чувствует? Мою жажду крови?

Наверное. Это доказывают его сказанные следом слова:

– Не надо.

У меня сбивается прицел. Я поражена. Сеймур знает, что я собираюсь убить Кастро! Кто он, этот Сеймур, спрашиваю я себя? Я опускаю лук и смотрю на него. Я должна спросить.

– Не надо что?

Его глаза, увеличенные стеклами очков, пристально смотрят на меня:

– Ты же не хочешь никого застрелить.

Вслух я смеюсь, хотя его замечание пугает меня.

– Почему ты решил, что я хочу кого–то застрелить?

Он улыбается и немного расслабляется. На него влияет мой невинный тон. Может быть. Интересно, неужели Сеймур – один из тех редких смертных, которые могут дурачить даже меня.

– Просто у меня было такое чувство, будто ты собираешься это сделать, – говорит он. – Извини.

– Неужели я выгляжу такой опасной?

Он качает головой:

– Ты отличаешься от всех, кого я знаю.

Сначала Рей замечает мой акцент, а теперь Сеймур читает мои мысли. Интересный день, если не сказать больше. Я решаю вести себя более сдержанно.

Хотя на самом деле я не думаю, что он прочел мои мысли. Если бы я поверила в это, я бы убила его еще до заката.

– Ты просто ослеплен моей красотой, – говорю я.

Он смеется и кивает:

– Не часто случается, что такая красавица, как ты, разговаривает с таким занудой, как я.

Я легко тычу его в живот наконечником стрелы.

– Расскажи мне побольше об историях, которые тебе нравятся. – Я прилаживаю стрелу на тетиву. Мистер Кастро поживет еще один день, думаю я, но их будет не очень много. – Особенно о твоих любимых ужастиках.

До конца урока Сеймур рассказывает мне об авторах и книгах, которые он читал. Я с удовольствием узнаю, что «Дракула» – его самый любимый роман. Я специально несколько раз промахиваюсь мимо центра мишени, но не знаю, сумела ли обмануть этим Сеймура. Он не сводит с меня глаз.

Следующий урок – биология. Рей сидит за лабораторным столом в конце класса. Не тратя времени, я иду к нему и сажусь рядом. Он поводит бровью, словно собираясь сказать, что здесь сидит кто–то другой, но передумывает.

– Как прошла стрельба? – спрашивает он.

– Ты говорил с Пэт?

– Да.

Опять она, его подружка, между нами. Я снова думаю о файлах с информацией в офисе Райли. Если полиция проверит их и решит, что с мистером Райли что–то случилось, они придут ко мне. Если я не смогу быстро добраться до файлов, мне придется их уничтожить. Я решаю ускорить процесс, зная, что рискую сорвать все соблазнение. Я хочу видеть эти файлы сегодня вечером. Я дотрагиваюсь до руки Рея.

– Ты не окажешь мне большую услугу? – спрашиваю я.

Он смотрит на кончики моих пальцев на своей голой руке. У меня теплое прикосновение. Подождем, оно еще будет горячим.

– Конечно, – говорит он.

– Мои родители уехали на несколько дней, и мне нужна помощь, чтобы занести кое–какие вещи в дом. Они в гараже. Я могу заплатить, – добавляю я.

– Мне не надо платить. Я с радостью помогу тебе в эти выходные.

– Вообще–то одна из этих вещей – моя кровать. Прошлой ночью мне пришлось спать на полу.

– Плохо дело. – Рей вздыхает и задумывается. Я все еще касаюсь его, и определенно, нежность моей кожи – часть этого мыслительного процесса. – Сегодня после школы я работаю.

– До которого часа?

– До девяти. Но потом я обещал встретиться с Пэт.

– Она милая девочка. – Мои глаза смотрят в его глаза и словно говорят: да, милая, но в жизни есть что–то, кроме любви. Во всяком случае, я пытаюсь донести эту мысль. Однако, глядя Рею в глаза, я не могу избавиться от чувства, что он – один из тех редких смертных, которого я смогу полюбить. Это еще одно неожиданное открытие для меня. Сейчас только утро, а уже кажется, что день будет переполнен ими. Я не любила мужчину – или женщину, если уж на то пошло – уже много веков. И я никого и никогда не любила так, как своего мужа, Раму, до того, как меня превратили в вампира.

Я вспоминаю Раму, когда смотрю на Рея, и понимаю, почему его лицо показалось мне знакомым. У него глаза Рамы.

Рей моргает:

– Мы встречаемся уже год.

Я непроизвольно вздыхаю. Даже спустя пятьдесят столетий я скучаю по Раме.

– Год может пройти быстро, – мягко говорю я.

Год, но не пять долгих тысяч лет, которые стоят за мной, как привидения, утомленные, но все еще опасные. Время обостряет осторожность и уничтожает жизнерадостность. Я думаю, как было бы хорошо прогуляться с Реем по парку, в темноте. Я могла бы поцеловать его. Могла бы укусить его – нежно. Я вздыхаю, потому что бедный мальчик не знает, что сидит рядом с убийцей своего отца.

– Может, я смогу тебе помочь, – просто говорит Рей. Мой взгляд не действует на него так, как я рассчитывала, не знаю, по причине ли его собственной внутренней силы или моей симпатии к нему. – Но я должен спросить у Пэт.

Я наконец убираю руку.

– Если ты спросишь у Пэт, она скажет, конечно, помоги, но только если она придет с тобой. – Я пожимаю плечами: – Любая девушка так бы сказала.

– А она может прийти?

– Нет.

Мой ответ сильно удивляет его. Но он слишком умен, чтобы спросить, почему нет. Он просто кивает:

– Я поговорю с ней. Может, приду немного позже. Когда ты ложишься спать?

– Поздно.

Лекция по биологии посвящена фотосинтезу. Как энергия солнца благодаря зеленому хлорофиллу превращается в химическую и как этот зеленый пигмент, в свою очередь, поддерживает всю пищевую цепочку. Я нахожу интересным комментарий учителя, что хлорофилл и красные кровяные клетки практически идентичны, только в хлорофилле атом железа заменен атомом магния. Я смотрю на Рея и думаю, что в эволюционной цепи нас разделяет только один атом.

Конечно, я знаю, что эволюция никогда бы не создала вампиров. Мы были случайностью, ужасной ошибкой. Мне приходит на ум, что если Рей не поможет мне проверить файлы его отца, мне, наверное, придется его убить. Он улыбается, когда я смотрю на него. Видно, что я ему уже нравлюсь. Но я не улыбаюсь ему в ответ. У меня слишком мрачные мысли.

Урок заканчивается. Я оставляю Рею свой адрес, но не номер телефона. Он не сможет позвонить и отменить встречу. Это адрес нового дома, который был арендован для меня этим утром. В файлах мистера Райли наверняка есть мой прежний адрес, и я не хочу, чтобы Рей догадался о существовании связи между мной и его отцом, когда и если мы будем проверять компьютер. Рей обещает прийти, как только сможет. Он не думает о сексе, но думает о чем–то еще, чего я не могу понять. Но все равно я займусь с ним сексом, если он захочет. Я дам ему больше, чем он мог бы захотеть.

Я прихожу в свой новый дом, это обычное пригородное жилье. Быстро, даже не вспотев, я выношу большую часть мебели в гараж. Потом ухожу в главную спальню, задергиваю все шторы, ложусь прямо на деревянный пол и закрываю глаза. Это солнце истощило мои силы, говорю я себе. Но, засыпая, я понимаю, что это сделали и встреченные мной сегодня люди, которые глубоко врезались внутрь меня, где моя железная кровь течет черной рекой через холодный прах забытых веков, просачиваясь в этот зеленый мир, в настоящее, как проклятие самого Господа. Я надеюсь, что мне приснится Кришна, но нет. Вместо него во сне приходит дьявол.

Якша, первый из вампиров.

Как я – последний.