Текст книги "Сломанная скрижаль (СИ)"
Автор книги: Кристиан Бэд
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
Он взмахнул рукой, дописывая пятый символ. И тут же каменный кусок трона вздрогнул и начал расти, превращаясь в огромное маслянисто-чёрное кресло.
С потолка посыпалась пыль. Дрогнули, разрастаясь, стены «зернового склада» – дворец правителя возвращал себе утраченный облик.
Заклинания, испорченные Борном, стали болезненно-прозрачными и вдруг… погасли, поглотив пыль.
Тронный зал снова стал светел и чист. И могучий каменный трон был в нём единственным тёмным пятном.
Алисса нашла в себе силы встать на четвереньки – всю её какая-то страшная сила тянула вниз.
– Где? – спросила она, оглядываясь. – Где фурия?
И тут же начались потуги, и Борн бросился к женщине, чтобы принять стремительно рождающееся дитя.
– Где она? – в полубреду шептала Алисса.
– Не бойся. Её больше нет.
Борн успокаивающе окутал женщину собственной горячей силой, помогая тужиться прямо на холодном полу тронного зала.
– Убежала? – Алисса в ужасе разглядывала изменившиеся стены.
Ей уже не было больно. Она словно бы наполовину спала, а тело её жило какой-то своей жизнью, служа проводником для дитя.
– Алекто стала тем, чего хотела, – пояснил Борн, улыбаясь и подставляя ладонь под крошечную головку младенца. – Хотела поместить твою душу в ловушку из рун, но не учла, что в этом мире души людей равны средоточию демонов. Это пятая стихия вашего мира, флюид. И теперь «душа» фурии поймана в её же собственную ловушку и замурована в троне. Она будет обеспечивать нам портал в Ад. Незаконный, с точки зрения Сатаны… Но что в этом новом мире законно?
Борн замолчал, помогая ребёнку окончательно выбраться на свет.
– Ого! – рассмеялся он, спустя пару минут. – Да у тебя – мальчик! Я завидую Фабиусу!
***
Магистр Фабиус убрал ладонь с магического кристалла, Диана выпустила рукав Зибигуса и отряхнула ладони.
Только Малко продолжал угрожающе размахивать палкой перед физиономией чёрта. Кровь прилила к его лицу, глаза метали молнии.
Зибигус морщился, косился на магистра, но молчал.
Старый чёрт не столько боялся, что смертный заденет его своим нелепым оружием, сколько страдал от неуважения. Все-таки, как ни крути, он был главой запертых на земле чертей и мелких бесов.
Повитуха вместе с ребёнком в порыве ужаса забилась в щель между стеной и тяжёлым сундуком и застряла там. Ещё не понимая, впрочем, что самой ей не вылезти.
– Эй! – рявкнули с улицы крепким густым басом. – Выходи, ведьма!
Видно, Пертя успел наделать в деревне переполоху.
По крыльцу затопали. Раздались крики:
– Это тут, чё ли, черти сидят?
– А ну, зажигай факела!
– Жечь ведьму!
Магистр Фабиус шагнул к окну и выбил затянутую редянкой раму.
– А ну! – крикнул он. – Пошли прочь, босота! Без вас разберусь! – И обернулся к Малко. – И ты палку уже убери!
Деревенские, увидав в окне магистра Фабиуса, орать перестали. Но расходиться не спешили. Отошли до забора и загудели там, обсуждая, кто что успел увидеть.
Малко отшвырнул палку и обнял Диану, порывисто повисшую у него на шее.
– Видал? – Фабиус кивнул чёрту на окно. – По жаре истомились, бессмертные? Или в ад захотелось? Отдавайте младенца!
Зибигус коротко глянул на повитуху: биться с магом из-за такой мелочи, как дитя, ему было совсем не с руки.
Будь маг ещё как-нибудь сам по себе. Будь он какой-нибудь хитрец, сохранивший прежнюю силу… Но этот, конкретный магистр, ходил «в друзьях» у самого Борна…
Старый чёрт не верил в дружбу между людьми и сущими, однако, вполне мог предположить выгоду такого союза.
Он вздохнул и кивнул повитухе: отдай.
Но не тут-то было.
Зарёванная баба только плотнее вжалась в стену, а в ноги Зибигусу рухнул, материализовавшись из пустоты, молоденький бес Кастор.
На вид он был парень как парень: крепкий, ладный, вихрастый.
Жил Кастор в Лимсе, скупал в деревне полотно у ткачих и возил продавать. Ну а за одно и у повитухи покупал нерождённых детей, которых сбрасывали глупые бабы.
Фабиус, уже понаторевший в распознавании нечисти, сразу узрел в Касторе адское отродье и сурово нахмурился.
– Не отдавай, господин, – шептал бес, валяясь в ногах у Зибигуса. – Пощади! Хоть и дрянь лавовая, а уже смотрит и улыбается!
– Что значит – не отдавай! – рассердился Фабиус. – Младенец наш! И Алиссу отдайте! Куда вы её подевали?
Диана высвободилась из объятий Малко и влезла на сундук, за которым сховалась повитуха. Протянула руки к свёртку с младенцем:
– А ну, отдай!
– Ы-ы! – завыла повитуха и только сильнее прижала к обширным грудям ребёнка.
Кастор вскочил, но только для того, чтобы рухнуть в ноги уже Фабиусу.
– Не отнимайте дитя, господин маг! Может, другого такого не будет!
– Конечно, не будет! – хмыкнул Фабиус. – Только посмейте ещё воровать!
– Я всё верну! – взмолился Кастор. – Только мальчишку не отбирайте!
Посреди горницы выросла вдруг стопка домотканых ковров, потом появились сыровяленые колбасы, круг домашнего сыра и начатая бутыль самогона.
– Это ещё что? – возмутился Фабиус. – Где Алисса?!!
И тут его наконец услышали.
Зибигус внимательно посмотрел на Кастора, но тот помотал головой.
– Не знаю, господин маг. – Он встал на колени и воззрился на Фабиуса так честно, как умеют смотреть только собаки и черти. – Я видел госпожу Алиссу ещё по снегу, когда она на санях каталась с горы.
– Она ушла в деревню! К повитухе! – отчеканил Фабиус. – И сгинула здесь!
– Нет, господин маг, – покачал головой Кастор. – Уж я бы знал, приди она в дом к Мальвине. Уж я всё тут излазил.
Повитуха негромко, но согласно подвыла, покрепче прижимая к себе младенца.
– А ребёнок тогда откуда? – строго спросил Фабиус.
– Так… Нечаянно же случилось, – замялся Кастор. – Мальвина – баба горячая. Не знал я, что такое бывает, чтобы дитя у ней от меня…
– Что за чушь! – возмутился магистр. – У чертей не бывает детей! Это Алиссин ребёнок!
– Нет, господин ма…
– Не смей мне врать!
Фабиус схватился за кристалл на груди. Только присутствие Дианы мешало ему испепелить наглого беса.
– Господин маг! – взмолился Кастор. – Я не вру!
– Он не врёт, – у окна запылал силуэт Борна, мигнул пару раз и стал плотным. – Это не твой сын.
– Где же мой? Где Алисса? – воскликнул Фабиус.
Глава 2. Академия
Алисса спала в личных комнатах бургомистра Йоры на его обширной кровати, заботливо прикрытая одеялом.
Младенца качала на руках молоденькая служанка. Он дремал, сердито насупившись, с крепко сжатыми кулачками, упрямо высунутыми из пелёнки. И был лысый, точно коленка.
– А этот чего такой… безволосый? – растерянно спросил Фабиус, вглядываясь в изображение любимой женщины и сына.
Алиссе нужно было сгинуть вот так, а магистру помаяться день в безвестности, чтобы он ощутил, как к ней привязался.
Борн пожал плечами и растворил изображение в воздухе. Долго смотреть на спящего – даже в мире демонов означает – нарушать его сон.
– Может, потому что это человечий, а не чертячий младенец? – предположил он. – Тебе, наверное, лучше знать, какие у вас рождаются дети?
Фабиус пожал плечами – он раньше к этой мелочи не присматривался.
– Лысые – чаще рождаются, – буркнул Малко. – Или которые с волосами родятся, так потом волосы истираются и выпадают. Но без зубов – точно.
И он неприязненно посмотрел на повитуху.
– А у чертей в аду – какие дети рождаются? – полюбопытствовала Диана.
– Как кусок глины, – пояснил Борн. – И никогда не понятно, вырастет ли из них хоть что-то разумное. Лет через сто.
Кастор расплылся в улыбке и с гордостью посмотрел на младенца в руках повитухи.
– Герой, герой… – вздохнул Зибигус. – Только что теперь делать с твоим отродьем?
– А что вы делали с украденными детьми? – так и взвилась Диана.
– С недоносками, которых сбрасывали деревенские бабы? – уточнил чёрт ехидно.
Диана сердито насупилась, а Борн сощурился и уставился на чёрта.
– Ну-ну? – поторопил он. – Отвечай, что делали?
Зибигус мялся. Да оно и так было понятно, что жертв самопального деревенского аборта черти забирали не из жалости.
– Большинство недоносков рождались мёртвенькими, – прошептала повитуха, оправдываясь. – Без души…
– Значит, големов делали? – уточнил Борн. – А где те, что с душой?
Зибигус поморщился, но опять промолчал.
– Вот, значит, как вы сохранили свою магию… – произнёс Борн, вспоминая заточённую в трон душу. – Делали артефакты из душ младенцев?
– Мы должны были выжить, когда пути в ад закрылись! – огрызнулся чёрт. – Это ты носишься с людишками, забывая о тех, кто тебе ближе по крови!
Борн нахмурился:
– Учить меня вздумал?
– Прости, господин, – неохотно согнул шею чёрт.
Два года Борну дела не было до того, как живут теперь на земле сущие. И вот – родился как вылупился.
Борн усмехнулся. Все мелкие чертячьи помыслы он видел насквозь – захватить власть и богатство, а там уже рассуждать о гуманизме и правах соплеменников.
– Ну что ж… – сказал он, пристально глядя на чёрта и не давая ему возможности поднять голову так, чтобы не оскорбить своего правителя. – Надеюсь, вы освоили магию нового мира. Потому что больше расхищения душ не будет!
Зибигус засопел от возмущения, но как ему было спорить с демоном? И где взять аргументы?
Борн знал, что низшие черти и бесы питаться могли вообще чем угодно.
Конечно, души людей и для них были самой желанной пищей. Однако адская мелочь не умела потреблять их «сырыми», на то и требовались в аду котлы.
Без котлов душу черти и бесы переварить не могли. А вот поработить, мучить…
Запихать в артефакт – да пожалуйста. Или в свинью.
– Ты понял меня? – оскалился Борн, позволяя глазам вспыхнуть, а силе – выплеснуться и заставить содрогнуться стоящих в горнице.
Он не хотел, чтобы Диана видела его таким, но здесь требовалось пригрозить.
– Понял, – сдался Зибигус.
А куда ему было деваться? Всё-таки… где чёрт, и что демон?..
Борн был способен пожрать не только душу человека, но и средоточие огня сущего. Для него и чёрт, и бес – не страшней куска сахара.
– Ну, вот и отлично, – кивнул Борн, и огонь, пылавший в его глазах, угас. – Лучше скажи, как бес с повитухой вообще сумели дитя зачать?
– Видимо, таковы теперь свойства Серединного мира, – развёл руками Зибигус, поднимая наконец голову. – Мы мало знаем о нём. Его стихии – живые, наверное, у них есть и своя воля.
– Да кто вы вообще такие! – Диана исподтишка показала кулак Зибигусу.
Она не видела внутреннюю суть собравшихся в горнице, но догадалась, что толстый чёрт – какая-то здешняя шишка. Вон как вызверился на него Борн.
– Знакомься, – кивнул Борн на приятеля повитухи. – Это бес из Верхнего Ада, Кастор… – Бес расплылся в улыбке и протянул Диане руку, которую она проигнорировала. – А это… Гм…Господин Зибигус – твой будущий ректор, – демон указал на чёрта.
– Чё? – Диана непонимающе посмотрела на отца-демона, потом на отца-человека. – Вы чё задумали? Какой ректор?!
Фабиус тоже глянул на Борна с подозрением.
– Вчера я основал академию, где Диана будет учиться наукам и магии, – пояснил тот туманно.
– И этот?.. Вот этот… – Фабиус указал на чёрта, жалея, что не прибил его сразу. – Этот будет там заправлять всем?
– Лучшей кандидатуры я не нашёл, – усмехнулся Борн. – Ведь ты не возьмёшься?
Фабиус поморщился, словно ему предложили касторки:
– Да что он знает, этот чёрт?
– Он постиг магию стихий нашего мира, – пояснил Борн. – И ты имел возможность это увидеть сегодня. Зибигус умеет перемещаться и творить малые чудеса.
– А математику этот чёрт знает? – нахмурился магистр.
– А математику я заставлю преподавать бывших магистров, – осклабился Борн. – Представляю, как они начнут отпираться!
Фабиус рассмеялся как шутке, представив Грабуса, преподающим математику.
Однако Диану всё это совершенно не развеселило.
– Так это что же? – взвилась она. – Я должна учиться магии у чертей?
– Должна, – подтвердил Борн, подозревая в глубине своей демонической души, что подписал сейчас если не смертный приговор Зибигусу, то многостраничное уложение об унижениях и пытках. – Неужели ты не хочешь учиться магии?
Диана посмотрела на Фабиуса, у которого никогда не находилось времени на то, чтобы учить чему-нибудь дочь, потом на Борна, которого вообще невозможно было застать дома, и, схватив Малко за руку, выбежала из горницы.
– Вот ещё гадость! – ругалась она. – Буду я у чертей учиться! Да провались они все в ад!
***
Ханна весь день провела одна в огромном и чужом дворце правителя Вирны.
Он пугал её мощью каменных стен и высокими потолками. Длинными коридорами, где прятались тени сотен тех, кто жил здесь и умер, не оставшись ни в летописях, ни в амбарных книгах.
Большинство живущих не оставляет рубцов на плаще нашего мира. Они, словно бы водомерки, что невесомо скользят по глади родного пруда. Их предназначение – быть кормом для более сильных.
Вот и Ханна была таким кормом, пока не захлопнула дверь дома Александэра, мужа, данного Сатаной и людьми.
Только тогда она стала вершить свою судьбу. И вот что с ней сталось теперь.
Решилась бы она бежать из дома супруга, если бы знала, что этот путь приведёт её в мрачный дворец к чёрному трону правителя всеми оставшимися людьми?
Ведь это только звучит так громко – Серединные земли. На деле от мира людей сохранился такой маленький кусочек, какой оставляет ребёнок от именинного пирога, чтобы положить его под подушку и загадать желание.
Нет больше мира людей. А пара сотен городов… Нужен ли им правитель?
Ханна подошла к тронному залу, заглянула в двери, и сердце её забилось ровнее.
Только здесь она ощущала покой и поддержку какой-то доброй неведомой силы. Камень теплел от её прикосновений и, кажется, даже делался мягче.
Может быть, это знак? Может, миру всё-таки нужен тот, кто возвышается над людьми?
Только не грозный правитель, а добрая правительница. Та, кто будет заботиться о людях, помогать им.
Вот только суметь бы?
Ханна постояла, обняв чёрный камень, и со вздохом отправилась «царствовать».
Она заставила себя начать изучение мудрёного хозяйства дворца. Устроила смотр слугам, пролистала учётные книги.
Это отвлекло её от мучительных мыслей о фурии и судьбе дочери, и странный шум за окнами насторожил только за ужином.
– Что там? – спросила она служанку.
– Народ собирается возле ратуши, госпожа, – пояснила та робко. Ведь непонятно было, как примет новая правительница плохие вести.
Ханна нахмурилась – что за народ? И только потом вспомнила, что с балкона можно увидеть площадь перед ратушей.
Дворец по традиции располагался не в глубине сада, а на самом его краю. Считалось важным, чтобы правитель мог посмотреть на свой народ и показаться ему.
Сад и дворец были обнесены стеной, но не очень высокой. И с балкона третьего этажа, расположенного на той же стороне, что и обеденный зал, правитель мог созерцать самую древнюю и нарядную площадь Вирны – ратушную, а подданные могли любоваться на своего государя.
Ханна ещё в обед хотела распорядиться, чтобы ужин подали в малом зале, выходящем окнами в сад. Её смущали торжественность и одиночество за огромным столом.
Но позабыла об этом. И ей пришлось опять сидеть одной в зале на пару сотен гостей и слушать всё нарастающий шум.
Впрочем, трапезу скрашивало то, что слуги суетились вокруг новой правительницы с удовольствием и усердием. Улыбались, ловили каждый жест.
Ханна понимала их радость. Два года дворец переходил из рук в руки – то в нём командовали маги, то городской совет, а то и нечисть.
Слуги ложились спать, не зная, уцелеют ли. И вот трон принял правительницу. И значит – жизнь, наконец, налаживалась.
У дворцовых будет работа, будет, чем накормить детей. А главное – в городе наступит мир…
Чего, к сожалению, шумная толпа за стеной замка не подтверждала…
Судя по звукам – толпа росла.
Закончив ужин и глотнув для храбрости вина, Ханна вышла на балкон и уже там поняла, отчего собираются люди.
Вечерело. И в густеющем воздухе стало явственно видно, что дворец правителя, словно тоненькими нитями алой паутины, оплетён заклятиями Борна.
Нити то меркли, то вспыхивали, потревоженные птицами.
Горожане боялись этого чудного сияния, подозревая в нём волю нечистого. И весьма прозорливо.
Ханна появилась на балконе, и её сразу заметили и узнали в ней правительницу. Несмотря на то, что вышла она в платье без единого украшения, самом скромном из найденных во дворце – тёмно-синем, простого кроя.
В толпе закричали. В воздух полетели шапки.
А Ханна хватала ртом чистый свободный воздух, только сейчас понимая, как угнетала и давила на неё дворцовая духота.
Будь она птицей – расправила бы крылья и бросилась вниз. Но дочь…
Ратушная площадь шумела, как море. Теперь от радости.
Наверное, жители Вирны решили, что едва обретённую правительницу пожрал демон. Потому и стали собираться на площади.
Ханна оказалась живёхонька, а толпе – много ли надо для радости или бунта?
Простые люди устали от безвластия. Они искренне ликуют, видя, что трон больше не пустой.
А вот что скажут магистерские советы – большой и малый? А городской совет и торговый люд?
И тут сердце Ханны похолодело: ведь Борн отменил встречу в ратуше!
Скоро ночь. Что ей делать, если он и к завтрему не вернётся?
Магистры тоже видят пылающие над дворцом нити. Наверное, и магический, и городской советы заседают сейчас в ратуше, а утром выборные могут потребовать впустить их во дворец, чтобы узнать, что происходит внутри.
Ханна не сумеет впустить во дворец ни членов городского совета, ни магистров, но они-то решат, что не захочет! И снова пойдут разговоры, снова соберётся толпа…
Это сейчас люди машут ей шапками, завтра они будут махать кольями, если алая паутина не померкнет и не пропустит сильных этого мира во дворец.
Ханна стояла на балконе, пока первые звёзды не пробились сквозь потемневшее небо. В ратуше тоже светились окна, видимо, заседание там продолжалось.
Служанка вынесла шаль, опасаясь ночной сырости, и Ханна сдалась – шагнула под крышу дворца, как в клетку.
За что ей всё это? Чем заслужила она такую судьбу?
Даже у демона есть любимая женщина и ребёнок. Он сказал: дочь. У него есть дочь!
Ханна, сжав зубы, чтобы не начать рыдать или молиться в голос, пошла в новую спальню, где слуги уже заложили кирпичами окно.
Но один вид кровати вызывал в ней страх.
А что если фурия вернётся? Сумеет преодолеть магическую защиту? Что ей тогда какие-то кирпичи?..
Правительница нервно оглянулась: она не знала, где ей переждать эту страшную ночь. В кресле за книгой?
В библиотеку, где обосновался Борн, Ханна идти побоялась. Послала служанку с приказом принести ей что-нибудь почитать.
Служанка выбрала то, что сумела, и правительнице пришлось довольствоваться философскими измышлениями магистра Аргамуса Хитрого о нравственности женщин и семейной чести.
Прочитав пару страниц о терпении, что должна была проявлять мужу жена, Ханна отшвырнула книгу.
Все хотят от женщин терпения? А что взамен? Иллюзия счастливой семьи?
Да лучше бы она набралась мужества, зарезала мужа во сне, сварила и съела! Была бы хотя бы на миг счастлива местью!
Как она могла оставить ему жизнь, когда он продал единственное дитя?!
Ханна в раздражении поднялась из кресла, в котором читала, набросила на ночную рубашку халат и пошла в тронный зал.
Только здесь ей было спокойно, только тут она ощущала радость. Может быть, она сумеет уснуть на троне?
Трон словно бы ждал её. Камень был тёплым, а сидение легко вместило её с ногами, раскрывшись, словно цветок.
Ханна свернулась, положила голову на подлокотник и… уснула.
***
Борн вернулся, когда Ханна уже спала, и долго с печалью смотрел на трон.
Теперь он знал, почему камень так тепло и радушно принял новую правительницу.
Трон был формирующимся порталом в ад. И ключом к пути была душа дочери Ханны.
Возможно, её ещё можно было извлечь, но кто бы знал – как?
Глава 3. Зеркало души
Борн велел слугам подать себе в библиотеку вина. Его забавляло наблюдение за дрожащими смертными, по стеночке бредущими по коридору на съедение страшному демону.
И ведь хоть бы одного съел во дворце – а как боялись! Может, попробовать сожрать, и тогда успокоятся? Кто их поймёт, этих людей?
Вот, казалось бы, Фабиус. Лучший из многих, но как странно он ведёт себя эти два года?
Ничто его не радует. Не хочет осваивать новый мир, править и говорить со стихиями. Заперся в своей башне точно бирюк. Чуть не проворонил рождение сына…
Демон хмыкнул: люди, такие люди… Даже самые вкусные, то есть самые лучшие, вечно творят что-то необъяснимое.
Он создал окно в Йору. Полюбовался на спящую Алиссу и служанку, прикорнувшую у детской кроватки. Выпил два бокала вина и в задумчивости облокотился на стол, где лежали кинжалы. Один – в крови матери, другой в крови дочери.
Информация крови – вот и всё, что осталось в телесном мире от Софии, дочери Ханны. Тело её погибло, а душа была замурована в троне.
Если не вытащить душу сейчас, пока она ещё узнаёт мать, то София изменится безвозвратно, став стражем адского порога.
Сегодня её ещё можно извлечь, если найти способ. Но время неумолимо.
Девушка продержится, может быть, ещё несколько дней… От силы неделю или две. А потом…
Но если даже удастся извлечь душу, её нужно будет переселить. А куда? Создать голема из имеющейся крови?
Борн с сомнением посмотрел на кинжалы…
Голем – существо глупое. Даже с душой Софии – Ханна получит разве что недоумка…
Нужно… создать человека! Его живое, настоящее тело, с пытливым умом, но без души.
Вот только как это сделать?
Ведь Борн же не демиург. Он всего лишь отнял Серединный мир у Сатаны. Сумеет ли он создать человека?
И даже если сумеет: как вытянуть из камня душу Софии?
Демон отставил бокал, прошёлся туда-сюда по библиотеке.
Задача казалась ему нерешаемой. Если душу вкладывают в артефакт – а трон, по сути, таковым и является – никто и никогда не извлекает её обратно.
Может быть, Фабиус слышал о чём-то подобном? Книг он прочёл гораздо больше, чем демон, за полторы-то сотни лет…
Борн допил вино и с сожалением уставился на пустую бутылку.
Хорошее вино, спору нет, но всё-таки не душа. Нет в нём чего-то плотного и настоящего.
Вино – иллюзия чужой жизни, короткий морок. Пока горит во рту – думаешь, что сыт, а проглотишь – всё тот же голод. Хоть совсем бросай пить!
Он в раздражении отодвинул бокал и бутылку, вышел из библиотеки и отправился на один из балконов дворца, глядящих на ратушную площадь.
Пора было снять заклятия. Фурии теперь не выбраться, а черти Ханну не обидят.
Свиномордые – не бунтари, они сейчас головы ломают, как встроиться в новый мир, найти в нём тёплое место.
Ханна им нужна больше, чем они ей. Черти понимают, что Борн играет с властью только для развлечения. А когда демону наскучит эта игра, останется правительница Вирны, слабая женщина, к которой легко втереться в доверие.
Вот вам и будет любимая чертями власть. Закулисная. О другой они пока и мечтать не смеют.
Борн вздохнул: мир устроен так, как он устроен. Люди и черти лгут, а демоны должны смотреть правде в глаза. Пусть это больно, но выбора нет.
Он улыбнулся и раскинул руки, обнимая небо. Это был его мир. И никто, кроме него, не сумеет здесь всё обустроить как должно.
Ночь была звёздной.
Любуясь небом, Борн смял и развеял паутину заклятий. И только тогда обратил внимание на толпу у ратуши.
Толпа была небольшая, но пёстрая – магистры в плащах, цеховые мастера с бляхами…
Он вспомнил про сегодняшнее совместное заседание городского и магистерского советов и усмехнулся: что людишки могли обсудить без своего правителя-демона?
Но перенести заседание, конечно, не догадались. Видно, сидели и орали каждый своё до глубокой ночи. А сейчас увидали, как гаснет алая паутина над дворцом правителя и зашевелились.
Ну что ж… Им опять есть о чём поорать.
Демон ухмыльнулся и пошёл в библиотеку. Но покоя и там не обрёл: взгляд его снова споткнулся о лежащие на столе кинжалы.
Он должен был найти способ вытащить девчонку из камня! В конце концов, он пообещал это Ханне! Он здесь правитель!
Решение есть! Оно должно быть! И он его найдёт!
В раздражении крутанувшись вокруг оси, Борн провалился в изнанку мира и вынырнул прямо в магической башне Фабиуса. На её сакральном третьем этаже в пентерном зале, где маг безвылазно торчал по ночам уже второй год.
Борн не ошибся – Фабиус был здесь.
Маг ползал по пентаграмме, собирая выступившую по контуру жидкость. А в пересечении силовых линий над выдолбленным в каменном полу пятиугольнике светилось нечто… странное.
Это была туманная плоскость, похожая на зеркало из пылинок. Вот только каждая пылинка ещё и порождала крошечный вихрь. И капли росы конденсировались над «зеркалом», скатываясь в канавки пентаграммы не водой, но непонятной субстанцией.
– Что это? – спросил удивлённый Борн.
Фабиус так и подскочил, не ожидая услышать голос из-за спины.
– Откуда ты взялся? – сердито уставился он на демона.
– Прибыл из Вирны, – удивлённо ответил тот. Ну чего было так пугаться? – У меня есть одна большая проблема. Не мог бы ты…
– Я занят! – отрезал Фабиус.
– Но чем? – Демон с недоумением оглядел пентерный зал, где кроме «зеркала» в пентаграмме ничего особенного не было, даже стеллажи со снадобьями и амулетами заросли пылью.
– Какое это имеет значение – чем? Занят и всё! – Маг набычился и борода его распушилась от гнева.
– Ты занят уже почти два года… – сказал Борн задумчиво, продолжая разглядывать зал и странное зеркало. – Вот этим? – Он указал на висящее над пентаграммой «нечто». – Зачем тебе оно?
Фабиус нахмурился.
– Эта штука – моя, она нужна только мне! И я не желаю ничего объяснять! Мне тут только тебя не хватало! Нанёс тут пыли!..
Борн, привыкший к бурчанию друга, не обращал внимания на его гнев. Он пристально всмотрелся в «пылевое зеркало».
Движение воздушных токов не прекращалось в нём ни на секунду, Каждая «пылинка» создавала крошечные вихри, что исчезали в «зеркале» и снова нарождались на его поверхности, отражая не самого Борна, но какую-то пока неясную часть его.
Он видел лишь смутный образ, но это притягивало его, как магнитом. И не только его.
Похоже, «зеркало» засасывало в себя всё тонкое и невесомое – лабораторную пыль, например. И кружило её потом, то всасывая в себя, то извергая обратно.
– Ты изобрёл пылесос? – спросил он с удивлением.
– Вроде того, – буркнул Фабиус уклончиво.
– А зачем?
Лицо мага вдруг покраснело и покрылось испариной. Он уставился на Борна так, словно намеревался вытолкать из пентерного зала взашей.
Демон не замечал мучений друга, и магистр Фабиус всё-таки сдержался. Только засопел сердито и спрятал руки под прожжённый измятый фартук.
Борн же всё смотрел в «зеркало», ощущая его странное притяжение. И именно это, а не дружба и общие испытания, остановило Фабиуса.
– Оно притягивает тебя? – спросил магистр.
Исследователь в нём победил.
Борн кивнул и протянул к «зеркалу» руку, наблюдая, как всё быстрее кружатся пылинки.
– Значит, оно работает! – воскликнул Фабиус. – Осталось найти способ, чтобы переместить его в ад!
– Способ-то есть… – кивнул Борн.
– Есть?! – так и взвился Фабиус. – Так почему ты два года не говорил мне об этом?!!
– Потому что он появился только вчера, – терпеливо пояснил Борн.
– Значит, ты нашёл проход в ад? – Маг схватил с кресла плащ. – Где он? Идём, ты должен срочно показать мне это место!
Борн усмехнулся.
Вот теперь он увидел настоящего Фабиуса. Мага, с которым сражался плечом к плечу с самим Сатаной.
Глаза человека горели, короткая борода грозно топорщилась.
– Идём же! – требовал он.
– Только если ты объяснишь мне, что это! – Борн указал на «зеркало».
– А ты будто не понимаешь? – удивился маг и отвернулся, избегая ответа.
Демон качнул головой: нет, он не понимал. Это была какая-то стихийная магия, но кто бы познал её всю?
Прядь смоляных волос выбилась из хвоста демона, и Локки, сидевший у него на плече, поймал её лапой, тут же запутавшись и запищав.
Демон терпеливо освободил дракончика и перевязал волосы поплотнее.
– Ну? – повторил он.
Фабиус молчал, уставившись в пентаграмму. Лицо его то бледнело, то наливалось кровью.
– Я пытаюсь его найти, – выдохнул он наконец.
– Кого? – нахмурился Борн, и кровь снова залила физиономию мага.
– Дамиена, балда! – взревел он. – Ты как будто не понимаешь, что меня гнетёт и не даёт спать! Его душа отправилась в твой проклятый ад! Я два года перебирал все доступные способы, позволяющие извлечь душу из адской ловушки. И вот… Вот…
Фабиус указал рукой на поток пылинок, и Борн снова уставился в «зеркало».
Пылинки крутились и манили его. Это была ловушка, хитрая ловушка, вытягивающая «душу»…
Демон вздрогнул и внимательно посмотрел в безумные глаза Фабиуса.
– А ну, прочь! – воскликнул он, выталкивая мага. – Прочь отсюда! Прочь, не то она пожрёт и тебя, и меня!
Уже во дворе они отдышались и по-иному посмотрели друг на друга.
Фабиус был тяжёл и крепок, и Борну пришлось приложить немало усилий, чтобы выволочь его из башни без телесных увечий.
Да, они были очень разными: демон и человек. Но страсть к познанию роднила их.
Потрясённый гибелью души сына, Фабиус совсем не впал в маразм, как казалось Борну. Он искал решение и, похоже, нашёл его.
Зеркало было накопителем энергии сущего. Магией, притягивающей и душу, и средоточие огня, и зацикливающей их движение.
Да, душа движется, потому она и живая.
Души гибнут в артефактах, потому что лишаются движения. Не все одинаково быстро, но два года было слишком большим сроком.
Душа Дамиена давно погибла, если вообще сумела уцелеть и не попасть кому-то в желудок в первые же секунды после гибели.
И всё-таки Фабиус искал и надеялся. Но ему повезло, что зеркало не засосало его самого.
Борн обнял потрясённого приятеля и повёл на кухню. Там была водка, и можно было приготовить яичницу.
И поговорить, наконец, по-человечески, или как это ещё называется, когда двое рискуют доверить друг другу самые глубинные мысли? Чёрные и тяжёлые, как ад, что у них внутри.
***
Водка была крепкая, но пили её – как воду.
Оба. И демон, и человек.
– Я стоял и смотрел в небо, а снежинки ложились мне на лицо и таяли, – вспоминал Фабиус. – Они обретали во мне палача. Их направлял ветер, безжалостный, словно рок. Они не могли избежать гибели, потому что были частью стихии. Но человек – сильнее стихий. И я начал поиски. Ведь я – человек, а не безвольная капля застывшей воды.
Демон слушал и кивал.
Разум на то и дан, чтобы прокладывать путь в мироздании согласно собственной маленькой воле. Заблуждаться, кружить, обманываться, но всё-таки иногда делать шаг.
– Я боялся сказать тебе, ведь ты получил своё, – продолжал Фабиус. – Твой сын вернулся к тебе…
Демон покачал головой:
– Он не помнит меня. Не помнит своей жизни в аду. Это не мой и не твой сын, а кто-то новый, чужой. Молодой и необузданный, как стихии, связавшие этот мир.
– У неё привычки Дамиена… – тихо сказал Фабиус.








