Текст книги "Последствия старых ошибок (СИ)"

Автор книги: Кристиан Бэд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц)

История пятнадцатая. «Правило четвертого камня»

1. Специальный крейсер Империи «Корона»

На одном моём ботинке лежала брыластая собачья морда, другой был ревниво накрыт лапой. Когда я двигал ногами или менял позу, голова поднималась, смотрела на меня большими удивлёнными глазами и осуждающе зевала. Похоже, от голода, по крайней мере, я, глядя на собаку, тоже едва не зевал, а спать мне не хотелось совершенно.

Ординарцев и дежурных бойцов Кьё встречала, поднимая загривок, на Мериса – тоже порыкивала. Не реагировала она лишь на Дьюпа, сидевшего напротив и колдовавшего над бутербродами с мясом. То ли понравился он ей, то ли его близость к мясу сыграла решающую роль.

– Почему бы уже не придумать одну религию на всех, – сказал я, глотая густую слюну. За горячей пищей пришлось посылать на «Ворон» – я, оказывается, ещё и кухонный отсек на «Короне» обесточил. Талантливый, блин.

– Ну, это вопрос простой, – сказал лендслер, протягивая мне, наконец, тарелку. Под его ботинком хрустнул кусок пластика, и Кьё насторожила уши. – По крайней мере, так считается в классической философии. Полагают, что насколько развит человек психически, такую картину мира он и в состоянии принять, ведь религия обязана объяснять нам пока не поддающуюся анализу часть реальности. Есть правило четвёртого камня. Смотри, – Колин разложил на капитанском столе «Короны» остатки хлеба. – Пусть эти три кусочка очерчивают фигуру наших знаний о мире, как не крути, это будет некий треугольник на плоскости. Теперь добавим четвертый кусочек. Даже если это будет самый маленький кусочек, всего лишь крошка, очередная микроскопическая истина, но перед тобой уже не треугольник, а пирамида, совершенно иная, трехмерная картина бытия. Понимаешь?

– Вроде да. Может, мне учиться начать?

– Кончится война – научишься ещё, – буркнул Мерис и заткнул себе рот бутербродом, на который я уже положил, было, глаз. – Жёсткое какое мясо у твоего Душки.

– Она не кончится, – сказал я. – Это мы – кончимся.

Я снял с очередного бутерброда мясо и бросил в жадную разинутую пасть.

Кьё щелкнула зубами, сделала судорожное глотательное движение и мясо, транзитом миновав зубы, сразу проскочило в желудок.

– Вот так хамкнет – и руку откусит, – оценил Мерис. – Грантская охотничья?

– Да кто её знает…

– Боюсь, ты прав, Анджей, – сказал Дьюп тихо и буднично. – Я тоже не ощущаю конца войны.

– Как можно «ощущать» конец? – фыркнул Мерис.

В другой день Дьюп, может, и промолчал бы, но сегодня он был на редкость разговорчивым.

– Представь, что ты переплываешь реку, Виллим. А другого берега всё нет и нет. Ты сверяешься со спутником, запрашиваешь точные координаты, но берега нет. И никто не может объяснить тебе, куда он делся…

– Не нравится мне твое настроение, – сказал Мерис. – «Такой же «радостный» ты был перед дисквалификацией, помнишь? Скажи честно: что–то случилось или ты что–то задумал? Мало тебе сегодняшнего? Ещё нужно будет состряпать обвинение для трибунала. Нервы помотают, чтоб их дакхи съело… У фон Айвина – бездна влиятельных покровителей в окружении военного министра.

– И сам военный министр – тоже, – равнодушно подтвердил Дьюп, и, отвернувшись к стене, стал смотреть на звёздную карту сектора.

Капитанской каюте «Короны» тоже досталось, но питается она автономно, потому пульты работали, и освещение присутствовало. Содержание холодильника капитана оказалось, скудным, а вот карта была такая, что возникали мысли о мародерстве. Похоже, сделали её на заказ, потому что она давала не просто голографический разбег для глаза: планеты действительно скользили на поводках орбит и дышали протуберанцами маленькие электронные модели звезд.

– Я должен уничтожить Плайту, – произнёс, наконец, Колин. – Я много думал, но иного выхода не вижу. Только твой организм, Анджей, с его «алайской» прививкой, может бороться с вирусом. Но кровью одного человека планету не спасёшь. Эйниты и алайцы не восприимчивы. И это всё, что останется от обитаемой вселенной. Уничтожение Плайты будет, скорее всего, стоить мне карьеры. Так что в подобии ситуаций ты не ошибся, Виллим. Все документы я сжёг. Видеосъемки того, что я видел на Плайте – тоже не существуют. Я просто отключил общий мониторинг шлюпки. То, что мы видели, через зонды – не записывалось, а зондов нет. Скажу только, что видели мы достаточно. Мы имеем дело именно с той жуткой заразой, которую предположили медики. Ты понимаешь, Виллим, что если Империя получит документы по Плайте, то обязательно найдётся хоть один дурак… А дураков у нас много. Я не уничтожил планету до сих пор только потому, что мне для этого нужна ваша помощь.

– Неужели ничего нельзя сделать? – спросил я тихо, но Кьё зарычала, что–то почувствовав в моём голосе, и я погладил её.

– Мы не садились на Плайту, Анджей. Но даже через просмотр сообщений с зондов мои люди вступили в контакт с вирусами. Мы были готовы к этому, хоть и не уверены до конца. Вакцину, сделанную из твоей крови, нам предстояло испытать на себе… Если бы не вышло – неизвестно, чем бы всё вообще закончилось… Здоровых людей на Плайте нет. Я могу поклясться в этом, если хочешь. Я уничтожил записи вместе с зондами не только из политических соображений, но и потому, что записи тоже могут нести зараженную на квантовом уровне информацию. Борусы размножаются быстро, они мутируют. Планета вскоре их не удержит… Мы не в состоянии предвидеть, на что способен коллективный разум вирусов.

– Может, есть шанс договориться с ним, как–то воздействовать на него?

– Возможно. Будь у нас время. И средства защиты, кроме твоей крови. На «сияние» можно рассчитывать только в разумных пределах.

– Айяна тебе помогала? – спросил я. – То–то она не вылазила из лаборатории все два месяца, которые я там провёл.

– Эйниты два месяца, пока ты был на Къясне, работали с твоим иммунитетом, если ты не знал. В результате тот коктейль, что у тебя сейчас внутри, довёл наших медиков до заикания. Когда госпиталь не сумел с тобой связаться, они выцепили меня. Медики же, кстати, спасли и «Корону» от твоего на ней ударного присутствия. Один сумел до тебя «дозвониться». И тут же сообщил мне. Когда я понял, что ты здесь, на «Короне», нам пришлось действовать максимально быстро. Хорошо хоть под рукой оказался Виллим, который решил встретить меня с комфортом на твоём «Вороне». Видите ли, прыжок на шлюпке вызывает у него последнее время мигрень. Так или иначе – предъявлять фон Айвину ультиматум, сидя в шлюпке, было бы смешно.

Да… Вот так, мимоходом, и узнаёшь про себя что–нибудь интересное. Значит, если бы не этот разговор, я мог бы до конца жизни не узнать, что на Къясне не просто отдыхал, но и подопытного кролика изображал из себя. С розовыми, развесистыми ушами. И на основе моей крови, видимо, уже существует какая–то эйнитская вакцина. А скоро будет и вторая, отечественного производства: медик так облизывался, так хвостом вилял, ну прямо, как Кьё.

– А если борусы не пародийно, а по–настоящему разумны, как мы? – мне стало жалко этот «коллективный разум», такой же мало информированный, как и мой. Утешало только одно – не только меня, и Мериса тоже в известность не поставили.

– Будь наша цивилизация менее агрессивной, это можно было бы проверить. Но оба правительства захотят только одного – создания сверх оружия на основе борусов. Особенно, если мы найдём возможность контактировать с ними.

– Дай мне хотя бы сутки,– сказал я и встал, продолжая жевать. Кьё недовольно заворчала. – Есть у меня одна сумасшедшая мысль…

– Я бы лучше дал тебе сутки поспать, – сказал Дьюп. – Ты всё–таки полтора литра крови потерял. Хоть тебе её и компенсировали, отдохнуть не помешает.

Кто–то постучал. Пульт–то в капитанской работал, а вот автоматика дверей – не очень.

– Заходи, кто там ломится? – сказал я с набитым ртом.

Створки дёрнулись, но не открылись.

– Да пни ты её уже!

Пневматика взвизгнула, Кьё тоже взвизгнула, из солидарности. Она заранее колотила по пластику хвостом.

Вошёл Неджел, нагруженный огромным подносом жратвы, добытой на «Вороне». Мог бы вернуться и побыстрей – «Ворон пристыкован к «Короне».

– Капитан, – сказал пилот, вежливо наклоняя голову в сторону генералов и одновременно подмигивая мне. – Там медик опять к вам просится. Не пускать?

– А что ему надо–то ещё? И так уже всю кровь из меня выпил.

– Вроде как Душку тоже, говорит, привить надо…

– Душку? Да чтоб он сдох!

Дьюп покосился на меня, и я кивком отпустил Неджела.

– Есть ведь ещё просто риск распространения инфекции, – сказал Колин, когда дверь закрылась.

– Я его лучше укушу, – буркнул я, и Мерис фыркнул.

Я уставился на него, как на изображение Всемирной матери.

– Виллим, – спросил я с недоумением, только что поразившим меня. – А ты–то что тут делаешь? Я понимаю, что Дьюп, тьфу, ведьмин корень, что Колин тут по Душкину душу. Но ты–то что тут делаешь, вместе с моим кораблём!

– А что, – сказал, Мерис. – Хороший корабль. Особенно твой навигатор меня впечатлил – и «Корона» целая, гм…, снаружи целая, и Душка твой полные штаны наделал. Если бы не ты со своими безобразиями, мы бы вообще положили «Корону» в дрейф с одним «Вороном» и даже антенны бы ей не помяли. Мы же не знали сначала, что внутри у неё бомба блуждающего действия…

– Ну, что у меня навигатор умеет делать – я в курсе. Если бы я сразу понял, что это «Ворон» по «Короне» стреляет, я сидел бы себе в ангаре и ждал, пока вы меня ударно спасёте… Кстати, стрелять–то было зачем? Как я понимаю, вы с Колином подошли к «Короне» одновременно…

– Мы–то – да, – усмехнулся Мерис. – Но комкрыла явится только через час, не раньше, а Душка за это время надеялся от многих улик избавиться. И от тебя – в том числе. Корабли, сопровождавшие «Корону», отошли, конечно, приказ лендслера – не чириканье, но наш сановный друг решил дерзить, и я его понимаю. Да ты сядь и ешь! Медик велел тебя, на убой кормить. Если бы из меня столько крови выкачали – я бы умер.

Мерис лукавил, современные заменители крови не так уж и плохи. Но голод я действительно чувствовал зверский.

– Ты мне зубы не заговаривай, – сказал я, откусывая от пирога с мясом и засовывая другой пирог в настойчивую пасть. – Если ты здесь, на Аннхелле–то кто остался?

– Что у меня, замов нет? Там сейчас интеллектуальной работы не требуется – сплошная опись.

– В смысле, опись? – я таки сел.

Дьюп уже видимо всё знал, он сосредоточенно искал что–то в салате.

Мерис улыбнулся, повертел в пальцах серебряную вилку – посуда на корабле у Душки была что надо.

– Ладно, не буду тебя мучить. Ты у нас сегодня ветеран боевых действий… – генерал рассмеялся. – В общем, стоило тебе улететь, как патруль остановил на Роде четверых «подозрительно трезвых» бойцов якобы тамошнего же гарнизона. Документы у ребят были в порядке, но ты же приказал! Бойцов задержали. Запросили га–арнизон… – Мерис сделал драматическую паузу. – И выяснили, что все четыре бойца в данный момент якобы мирно несут караул на своих местах. Командующий патрульным пунктом просто обалдел. Но спустя десять минут остановили ещё четверых. Те с патрульными проследовать не пожелали и открыли огонь. Ну и понеслась. Кинули на Роду с воздуха человек 800 для дополнительного патрулирования и через два часа набрали сотни две бойцов условно идентичных бойцам стоящего там гарнизона. Как ты и предположил – совершенно трезвых. Ещё через полчаса стало ясно, что они там делали…

– А кто «они», андроиды что ли? А как же гамп–контроль? (Этот режим временно ввел на Роде Дьюп, как всегда опасаясь чего–то малопонятного мне).

– Какие к Хэду андроиды? Генетические войска.

– А это что?

– Неуч, – удовлетворился моей реакцией Мерис. – Как же ты пол «Короны» разнёс?

– «Корона» – стандартный корабль, – пожал я плечами. – Чего я тут не знаю?

– А на Роде у нас чем занимаются?

– Лазерами.

– То–то и оно. Полиспектральными лазерами больше не занимаются нигде в освоенной галактике. Оттого, если ты заметил, Колин и носился последнее время с Родой, как курица с яйцом. И доносился. Наш розовый друг Душка – клюнул–таки на приманку. Он не знал, что запуск платформы с большим лазером в атмосферу Аннхелла, это большая, я бы сказал, жестокая шутка. Не можем мы пока преодолеть определённый геомагнитный порог и «поднять» полиспектральный лазер в атмосферу, не говоря уже про космос. Но на масштабную мистификацию деньги Колин нашёл. Не удивлюсь, если вложил свои.

Колин поднял глаза от салата.

– Шучу, – быстро сдался Мерис. – Хотя, с тебя станется. Платформу построили грандиозную. Может хоть куда–то теперь пригодится? Секретность развели такую, что самим страшно встало – вдруг да не раскопает красавчик наш? Но, как мы и полагали, шпионская сеть Душки на Аннхелле в большей своей части уцелела. Судя по косвенным признакам, информация пошла. План предполагаемых действий фон Айвина тоже был ясен: захватить опытную установку, поднять в атмосферу и сжечь столицу Аннхелла к Хэду, вместе со мной, Колином и прочими недовольными. Ну и заранее сговориться с экзотианцами, чтобы в нужное время сбросили десант. Оттого комкрыла не присутствует на нашем дружеском обеде, у него своя задача была. В общем, понимали мы всё, кроме одного – как Душка будет намеченное выполнять. Колин предположил, что фон Айвин привёзет с собой пару–тройку сотен андроидов. Для их выявления мы кое–что предусмотрели. Однако час икс, то есть планируемый запуск платформы, всё приближался, а ни одного андроида мы так и не засекли. Это, признаюсь, стало нас волновать. А тут ещё Плайта… Колин свалил операцию на грунте на меня, а сам улетел, мерзавец. Мыслей, признаюсь, не было у меня никаких. Я усилил охрану платформы. Подвесил до поры над Родой твоих бойцов… Думаю, мы бы справились, но благодаря твоей «проверке на трезвость», нападения на фальшивый лазер не случилось вообще. Ты же, нагадив в своей манере на «Аннхелле»… Как ты вообще оказался на «Короне»?

Я помрачнел. В трех фразах рассказал, что Душка предложил мне сдаться, манипулируя жизнью Леса. Связаться с кем–либо он мне возможности не давал.

– Свинья, – сказал Мерис. – А мальчик?

– Мальчик погиб. Я видел. А вот где Лекус? Просил ребят обыскать «Корону», но пока, ты же со мной сидишь, ни слуху – ни духу…

– Я верю Лекусу, – сказал Колин.

– Значит, не найдём, – я наелся, наконец, и откинулся на спинку кресла. Голова сразу потяжелела. Я понимал, что Мерис нахально увёл меня от разговора о «генетический войсках», но ловить его на слове не хотелось. Устал.

– Сутки, Колин, – сказал я. – Потом – делай, что хочешь.

– Могу и двое. Что задумал–то?

Лендслер смотрел на меня профессиональным тяжелым взглядом. Мне очень не хотелось отвечать, но выбора он мне не давал. Я вздохнул.

– Я поговорю с эрцогом. Может быть… Да не знаю я! Просто чувствую, что надо поговорить.

– Тогда отдохни сначала. Это не совет, это – приказ.

Я чуть пошевелил плечами, устраиваясь в кресле удобнее, но тут же меня буквально по башке ударило. У меня же Дерен в ангаре! И никто, кроме меня, его оттуда не выковыряет.

Я встал. Сытая собака радостно упала на спину, пришлось наклоняться и чесать пятнистое щенячье пузо. Удивительно, как Кьё была привязана ко мне, хоть и выпадало нам пообщаться совсем немного.

– Да уж, отдохнёшь тут. Пошли, Кьёша.

Кьё потянулась и затрусила к дверям.

– Ты куда, чумной? – весело спросил Мерис.

– В ангар, у меня там пилот сидит запертый в шлюпке.

Не возьму я с собой больше никого. Дьюп же летает без второго пилота. Хватит уже чужими жизнями рисковать.

История шестнадцатая. «Тем временем…»

1. Солент–Эспилер Содружества «Крематор», флагман регента дома Аметиста Бгоро лорда Тауэнгибера

– …а вызова всё нет, – регент дома Аметиста лорд Тауэнгибер бросил в рот жвачку. Содержащийся в ней лёгкий наркотик хорошо снимал возбуждение.

Реййем барон Пфайфер принципиально не употребляющий наркотики, развлекательную литературу и женщин, (относя всё вышеперечисленное к субстанциям, одурманивающим сознание), раздражённо рявкнул и уставился в экран общей связи. Экран сиял голубизной, как мысли извращенца.

– Адабаэ та мара нэ тэ, – раздражённо пробормотал барон с жутким провинциальным акцентом, от которого ещё никто из его многочисленной родни не сумел избавиться. Фраза означала в примерном переводе на стандарт «чтоб сдохли и провалились все те кто». На экзотианском фраза имела вполне законченное значение, однако при её адаптации возникали определённые трудности. Дело в том, что «все те» на стандарте – всего лишь, которые «не эти». А по–экзотиански «все те» – обязательно не наши, а значит гады и предатели.

Реййем был четвертым из ныне здравствующих родовых баронов Пфайферов. Ещё живы были его прадед Карл Вильям Пфайфер, отец Вильям Гар и «любимый» племянник – Хервиг. Только дед рано ушёл из жизни. Он оказался необычайно, не по пфайферовски, открыт и деятелен. Вот и доигрался в демократию. Восставшие шахтёры привязали пытавшегося воздействовать на них словесно деда к лазерному буру. Хоронить не пришлось ничего… Деда звали Олаф. Олаф барон Пфайфер.

– Это невыносимо, – сказал регент.

И тут же на пульте коммуникатора зажглось «сообщение дежурного».

– Ну, наконец–то, – выдохнул барон.

Но дежурный доложил всего лишь о прибытии Энрека Лоо, побочного сына эрцога Локьё.

Зал для совещаний «Крематора» на первый взгляд казался выполненным в классическом стиле: сияющие белизной стены, чистые линии мебели и средств связи. Но опытный глаз сразу отмечал лёгкую дисгармонию в отделке, слишком дорогие для рабочего помещения украшения и трофеи. Везде был налёт едва заметного плебейства. Энергичного такого плебейства, с которым ни дорогие дизайнеры, ни специалисты по этикету ничего не могли поделать. Да и само название корабля кое–что говорило о желании регента обратить на себя внимание.

Регент дома Аметиста был полукровкой, «признанным сыном». Его регентство стало случайной, дурной шуткой судьбы. Попал он в расклад колоды именно, как человек малоизвестный, удалённый от интриг, тот, за кем не стояли серьёзные силы и связи.

После недавней смерти главы дома, Эризиамо Риаэтэри Анемоосто, (или попросту – старого Эрзо), из политических и прочих соображений наследником избрали молодого и особо никого ранее не интересовавшего племянника – Агжелина Энека. Судьба ему была уготована страшная. Энека ждала мясорубка клановых междоусобиц, потому как смерть второго за один год главы позволила бы дому Аметиста взять двадцатилетнюю паузу, дабы сильные догрызлись, наконец, и сошлись на одном имени наследника. Решение о «введении в игру» Агжелина Энека приняли вынужденно, после истребления практически всей линии Рейка Эбэла, одного из действительно потенциальных наследников Дома. По тем же причинам регентом при недостигшем сорокадвухлетия молодом эрцоге назначили почти никому неизвестного побочного сына Эрзо. Веселого, темпераментного южанина, далёкого от столичных сплетен и дрязг.

Новоявленному лорду Тауэнгиберу предстояло стать халифом на час, но судьба извернулась, как гадюка и укусила сама себя за хвост. Юный эрцог неожиданно избежал всех расставленных ловушек, дотянув до конца страшного траурного года, его смерть потеряла смысл, и парня отправили завершать образование на Домус, в одно из родовых гнёзд Истока. А регент оказался на самой вершине айсберга, управляющего союзом домов Содружества. И падать он теперь просто не мог себе позволить – с такой высоты падать ох, как больно.

Даже внешне регент производил странное впечатление: европейские черты лица, кудрявые черные волосы (правда на данный момент череп был гладко выбрит), и золотые глаза на абсолютно черном лице. И еле заметный золотой отблеск словно бы из–под кожи. Весьма экзотическая, даже для экзотики, внешность. Плюс темперамент. Немудрено, что регента очень любили женщины.

Энрихе вошёл и вместо приветствия получил раздражённый визг.

– Сколько можно тебя ждать! – взвыл Пфайфер. – Ты прилетел четыре часа назад! Что могло задержать тебя так долго? Разве на «Леденящем» уже открыли бордель? Ты заставил НАС ждать тебя, Рико! Локьё нашёл, кого посылать!

Энрихе, однако, уже знал, как успокаивать барона. Приподняв в мнимом удивлении бровь, он с холодным интересом уставился на левый обшлаг рукава Пфайфера, где его острые глаза заметили микроскопическую пылинку. Иннеркрайт подождал, пока барон проследит за его взглядом, заткнётся и побагровеет. И символически поклонился регенту, глазами продолжая удерживать взгляд Пфайфера.

– Во–первых, Рико я для папы с мамой, или ты настаиваешь на генетическом анализе, Реййем? Тем не менее, попрошу пока называть меня Энреком, или если угодно, Энреком Лоо.

Пфайфер, и без того страдающий полнокровием, стал теперь совершенно похож на помидор. Черный регент сохранил непроницаемое выражение лица, но глаза его нехорошо заблестели. Имя Энрек давно уже стало нарицательным в Содружестве, и употреблялось не иначе, как в сочетании «из тех самых Энреков». Локье потешил своё оригинальное чувство юмора, пожелав закрепить в документах именно такой вариант имени сына. На родной планете отпрыск носил имя Энрихе, но это вызывало определённые трудности в произношении. Зато кое–кого из предков Энрихе по линии приёмного отца знали именно как Энреков Лоо, сумасшедших Энреков Лоо. И предпочли бы не знать совсем.

– Во–вторых, эрцог нездоров, в чём я вижу и твою вину, барон. Где был ТЫ, когда он, рискуя жизнью, вступил в переговоры с имперцами?

Регент усмехнулся:

– Ты просто не в курсе происходящего, мальчик. «Переговоры» – были исключительной самодеятельностью Локьё. Эрцог стал с возрастом излишне ценить размеренность даже в ведении войны. Вина же барона разве что в том, что он не сумел убедить командующего в необходимости более активных действий …

«Мальчика» Энрихе заученно пропустил мимо ушей.

– Не сумел убедить? – он аккуратно вошёл в паузу в речи регента и заученным движением повёл плечами, помня о складках на белоснежном парадном кителе (на «Леденящем» ценили натуральные ткани). – Что ж, так или иначе, вижу, ты согласен, что барон НЕ ПРЕУСПЕЛ.

Вот это уже была шпилька так шпилька, Пфайфеера прямо–таки передёрнуло. Энрихе же сохранил легкую учтивую улыбку. Он наслаждался самостоятельностью и бесконтрольностью.

– Раз уж пошел разговор о пленении эрцога, не мог бы ты, Энрек, прояснить, ПОЧЕМУ эрцог оказался не на «Леденящем», а на корабле алайцев? И что с лабораториями? Надеюсь, ты понимаешь, о чём я?

– Почему эрцог не побоялся обследовать вместе с алайцами Плайту? – Энрихе улыбнулся ещё любезнее. – Ну, возможно, у него есть вакцина. Эта странная и неожиданная болезнь наводит меня на мысль, что в его возрасте бывают постпрививочные реакции…

Глаза регента округлились.

– Ты уверен? – выдавил Пфайфер.

– В чём можно быть уверенным, прилетев четыре часа назад практически из столицы?

– Беспамятные боги! – регент пошёл мерить ногами зал для совещаний.

– Я свободен в предположениях. И предположить могу всё, что угодно. Например, что эрцог намеренно заразился и сдался в плен, дабы сделать определённый подарок имперцам. Мне сообщили, что, захватив отца, имперские корабли начали расстреливать из космоса Плайту… Говорят, нынешний лендслер совсем не такой безголовый, как старый…

Честно говоря, Энрихе нёс первое, что приходило ему в голову, однако с каждой фразой он убеждался, что регент и барон воспринимают его как человека приближённого и компетентного! Бешеные дети зимы! Больше всего Энрихе хотелось расхохотаться прямо в надутые физиономии, но приходилось отвечать. Отвечать, выдумывать на ходу, юлить…

– …меня самого интересует, каким образом имперцы узнали о лабораториях–заводах на Плайте. Или вы думаете, что Локье сначала информирует наших врагов, а потом сдается им на милость? Я бы внимательнее изучил, кто в ВАШЕМ окружении знал о готовящейся операции. Насколько я знаю ты, Пфайфер, до войны был неплохо знаком с… – Энрихе сдвинул брови, якобы вспоминая. – … фон Айвином…

Упоминание этой фамилии произвело странный эффект. Регент замер на половине шага, Пфайфер захлопнул уже было открывшийся рот… Повисла тишина, и в этой неожиданной тишине писк коммуникатора прозвучал громом с небес.

Регент бросился к экрану. Пфайфер раскорячился перед Энрихе, стараясь вытолкать (!) его из каюты.

Иннеркрайт прекрасно слышал, что говорил навигатор – появившейся в непосредственной близости блуждающий астероид заставляет его изменить положение корабля.

«Крематор» действительно включил двигатели и…

И Регент рухнул в кресло, а барон попросту сдулся. Стало уже просто по бытовому тихо.

– Вообще, разведка подтверждает, что на кораблях имперцев – эпидемия неизвестной болезни, – еле слышно начал регент. – Ты мог бы заняться этим вопросом, Энрек. Нас пока больше волнуют текущие дела, но, при первой же возможности, мы прибудем на «Леденящий», чтобы обсудить развернувшуюся вот таким образом проблему. Мы, – он посмотрел на Пфайфера. – Весьма благодарны тебе за весьма своевременный визит.

«Да уж, весьма своевременный, – думал, направляясь обратно на «Леденящий», Энрихе. – Весьма своевременно было узнать, что два осла ждут от фон Айвина срочного сообщения. О чём сообщение – нетрудно догадаться. Фон Айвин, видимо, должен подать им сигнал о совместной операции на Аннхелле. Отец велел поддержать их, если дело выгорит, а если нет…»

Обращаясь сегодня к паутине, иннеркрайт явственно видел пылающие точки – регент, барон, лендслер… Но с избытком хватало и нераспознанных точек, мелких людей и событий, от случайного выбора которых зависело в данный момент невероятно много. Энрихе ещё не случалось видеть такой запутанной картины – переплетение десятков и десятков линий, врастающих друг в друга, перекручивающихся, сплетающихся в клубки… Сумеет ли он разобраться, очувствовать, что и когда потребуется сделать?

Конечно, через 12 часов эрцог придёт в себя, но когда ещё он будет в состоянии воспринимать мир во всех его красках? Сколько продлится этот проклятый реабилитационный период? Сутки, двое? Или – все десять?

На миг, один–единственный маленький миг, Энрихе ощутил себя, повисшим над бездной.

Он судорожно вздохнул, выровнял дыхание… Он должен. Иного варианта попросту не существует. И не стоит дожидаться очередного шага регента и Пфайфера. Если они проспят Аннхелл – это полбеды, беда будет, если он, Энрихе, проспит Плайту.

2. Флагман командующего эскадрой Содружества эрцога Локьё «Леденящий»

Иннеркрайт связался с инженерным корпусом и запросил все необходимые расчеты по времени нагрева и степени флуктуации для установки «огненного шнура». Запрос ушел мгновенно – на «Леденящем» не экономили на дальней связи.

Список оборудования Энрихе легко составил сам: шесть генераторных силовых станций, буксиры, блоки контроля и корабль высокого класса навигации, чтобы координировать размещение станций на орбите Плайты.

Теоретически Энрихе вполне мог использовать «Коготь», но его мутило уже от одной мысли о нахождении в одном замкнутом пространстве с алайцами.

Он уже имел с ними дело, они его даже по–своему уважали за проявленную жесткость при спасении крейсера дальней разведки «Орион». А проявить жестокость пришлось. Экипаж «Ориона» был подготовлен психологами ко многим неожиданностям, но не к пыточным борделям Э–лая. И разведчикам ещё очень повезло, что вести переговоры поручили Энрихе. Он действовал максимально зло и быстро, и успел освободить экипаж до непосредственного контакта с перекупщиками живого товара.

Чтобы взбеситься, иннеркрайту вполне хватило тогда вожделения и животной похоти в узких глазах тех, кого прислали алайцы на переговоры с ним. Используя наработанные ментальные техники и силу личного отвращения, он раздавил как клопов всех троих «переговорщиков», и вынудил услышать себя высшее начальство, так называемых Клобуков смерти. Потом спустился на Э–лай, защитив тело от жесткого излучения только парадным мундиром, принятым в приграничье – черный френч, белые обшлага и золотая тесьма по вороту – продемонстрировав, что кроме брезгливости не испытывает к данному куску Галактики ничего.

И вытащил–таки экипаж и корабль. И то и другое в плачевном состоянии. И только после того, как объяснил, через сколько часов сектор будет оцеплен, с привлечением сил Империи (это было до войны), если общий язык так и не прорежется. Разведчиков (хоть их и не сильно трогали) психоцельсам пришлось приводить в чувство несколько месяцев. Только половину потом все равно списали. И это экипаж разведчика.

Энрихе ещё мог представить себе, что возьмёт с «Когтя» десяток–другой алайских боевиков на «Леденящий», но отправиться на «Хайор» самому?!

Выхода однако же не было. Правда, существовали медикаментозные средства, которые облегчили бы задачу. Хорошо, что Домато сейчас на корабле отца, он – прекрасный врач, но…

Иннеркрайт немного побаивался Домато и предпочёл бы проконсультироваться у другого медика, вот только понятия о субординации другого варианта не предполагали. Тем более, Домато уже помогал ему приготовить тело и психику к операции по спасению «Ориона». Встреча с главным врачом, правда, не была тогда настолько личной и прошла в рабочем порядке. Сейчас же – совсем другое дело. Энрихе теперь временный, но капитан «Леденящего», и должен спланировать всё сам.

Он немного робел, вспоминая стальные серые глаза доктора и голос, останавливающий сердце похлеще отцовского.

Главного врача иннеркрайт обнаружил в его же кабинете. «А где же ещё? Тоже мне, юный охотник на гакхов», – с изрядной долей самоиронии подумал Энрихе.

Белая стерильность кабинета ввела его в состояние странного провисания в пространстве:

– Адаэ, Домато, – сказал он в белую пустоту, и пустота поглотила звучание.

Это было приветствие младшего. Оно вырвалось само. Старшие говорили друг другу «абэтодасмэ» – пусть тебя берегут боги.

– Здравствуй, Энрихе, – белая тень Домато отделилась от сияющей белизны стен.

Приветствие было стандартным, тон – доброжелательным, но сердце Энрихе бешено заколотилось, а по спине побежал мороз. Все хитроумные фразы, которые он выстраивал в уме, шагая по коридору, рассыпались, словно карточный домик. Иннеркрайт снова стал маленьким мальчиком, которого поймали на большой лжи. Давно, лет в тринадцать, хотя, казалось, эта история навсегда затихла под грузом прошедших лет.

Энрихе судорожно сглотнул, усилием воли восстанавливая ритмы дыхания и сердца, собрался с духом и выпалил, опустив глаза:

– Мне понадобится помощь, Домато. Похоже, Плайту придется выжечь при помощи огненного шнура. Дело подсудное, но выхода у меня нет. Мне нужен корабль для этой миссии, а иммунитет к вирусу есть только у алайцев. «Хайор» подойдет. Но мне придётся достаточно долго сдерживать эту свору извращенцев. А, по окончании операции, весь экипаж нужно будет отправить к их чудным богам. Я бы хотел какое–нибудь средство от их запаха и вида… Не хочу отвлекаться на мелочи, – Энрихе почувствовал, что как–то доплыл до берега и поднял глаза.