Текст книги "Последствия старых ошибок (СИ)"

Автор книги: Кристиан Бэд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 35 страниц)

История двадцать вторая. «Сон в зелёную ночь»

1. Плайта

– Вам больно?

В голове звенит, будто колоколом по ней бьют.

– Нет, – сказал я и попытался подняться, но тело плотно оплетали магнитные ленты, прижимая меня к кушетке. Дышать получалось, не больше. Спецкостюма, скосив глаза, я на себе не обнаружил, но прочая одежда наличествовала. Попробовал головой вертеть – бестолку. Обзор закрывал невысокий купол.

Выходило, что лежал я в чём–то типа капсулы меддиагноста, только объёмнее.

Ленты держали основательно. Дернулся пару раз, стараясь, чтобы со стороны было не очень заметно… Однако от спрашивающего мои усилия не укрылись.

– Мы вас освободим, если вы пообещаете вести себя спокойно.

– Ну, допустим, обещаю, – усмехнулся я.

– Враньё, – сказал другой голос. – Попробуйте ещё раз?

– Не враньё, а шутка. Отпустите меня, даю слово, что ничего плохого вам не сделаю.

– Хорошо, – неожиданно согласился голос.

Такого ответа я не ожидал, но ленты действительно ослабли. Хоть и не сразу – руки и ноги немного затекли, но я сел.

– Почему вы мне поверили? – спросил я, растирая онемевшие конечности и оглядываясь в поисках выхода.

– Вы – боевой офицер. Полагаю, что в связанном виде – вы для нас более опасны.

Купол раскрылся, и я увидел человека. Высокого, широкоплечего с костлявым лицом и вполне доброжелательной улыбкой.

– Странная у вас логика.

Я бросил растирать ноющее запястье, разлучённое со спецбраслетом, и встал ему навстречу. В голове от резкого движения зазвенело сильнее, но на ногах я удержался.

– Больно?

– Только голова.

– Понятно. Значит, под самый тальджет–разряд угодили, уже на расстоянии 2–3 тысяч километров он для человека не опасен.

«Километров?»

– Пойдёмте со мной.

Я пошёл. Что мне оставалось делать?

Мы вышли в просторный зал, поднялись на магнитной платформе в помещение, похожее на капитанскую. Я внимательно разглядывал незнакомые приборы, высматривая заодно путь к отступлению.

Мой проводник был несколько негибок, но точен в движениях. Похоже, навыками сражения без оружия он владел. А вот оружия я пока не заметил.

– Сейчас мы пройдём в лабораторию, потому что стандартная диагностика не зафиксировала следов травмы, – сказал мой проводник. – Не бойтесь, мы не сделаем вам ничего плохого. Вы гораздо более опасны для нас, чем наоборот. Но вы могли погибнуть, и мы были вынуждены перенести вас сюда.

– Тоже мне, велика потеря, – я тряхнул головой и тут же пожалел об этом.

– Это вам так кажется, – не согласился мой провожатый.

Мы прошли кодовую дверь и очутились в помещении, которое вполне могло оказаться внутренностями гигантского меддиагноста – все стены в датчиках.

Возле пульта, вроде капитанского, сидел второй мужчина, более мелкий, голубоглазый и такой же доброжелательный с виду, как первый.

– Садитесь рядом, не бойтесь, – сказал Второй.

– Нет, – пошутил я. – Не сяду. Боюсь.

Настрой обоих мужчин я улавливал прекрасно. Они были обеспокоены моим появлением, но зла мне действительно не желали.

Сел, куда показали. Типичное медицинское кресло. Разве что подлокотники не сомкнулись от прикосновения – меня опять боялись испугать. Эта «боязнь испугать» читалась во всём – в осторожных, предупреждающих улыбках, в том, что не сняли одежды, не такой уж и чистой для медицинского помещения, не использовали аппаратуры разительно непохожей на нашу. Страха моего боятся? Забавно.

– Не двигайтесь, пожалуйста.

Я вздохнул. В медицине – везде похожее занудство.

– Нет, травмы не вижу, – констатировал второй мужчина. – А голова болит, да? – уточнил он.

– И звенит. У меня к затылку колокольчик не приварили, нет?

Он улыбнулся.

– Мы вас сейчас…

Второй встал, а меня буквально потащило в сон. Словно бы границы этой странной комнаты стали сами собой бледнеть и раздвигаться…

– Стоп–стоп, – сказал я, с трудом, но выныривая из предсонного оцепенения. – Не надо меня «сейчас»! Давайте сначала разберёмся, кто вы такие, и что тут делаете?

Первый покачал головой. Второй улыбнулся:

– Я же говорил – с ним будет трудно, – и повернулся ко мне. – Придётся усыплять медикаментозно.

Он сказал это с такой глубокой внутренней убеждённостью, что я не сумел возразить. Открыл рот и закрыл. Так бывало у меня с Дарамом. Я иногда мысленно спорил с ним неделями, и находил действительно весомые возражения только спустя месяц или два уже после полузабывшегося разговора. Тот же феномен наблюдал и в кабинете главного врача эрцога Локьё – Домато. В день первой встречи, увидев, что я не впал в восторг от перспективы недельного медосмотра, доктор велел ассистенту открыть дверь в смотровую настежь. «Это, чтобы ты мог сбежать отсюда», – произнёс он таким тоном, что я не сразу потом сумел выйти из этого проклятого кабинета, даже когда мне уже разрешили. Воля и насилие. Дарам, Рогард и Домато..!

– Белые корабли, да? – я успел спросить и отстраниться, хотя вакуумный шприц к моей руке уже поднесли. – Но вы–то здесь зачем?

Перевёл взгляд с одного лица на другое. Вроде и не сопротивлялся, просто смотрел, но Первый и Второй замерли.

– Вам бы не удалось самостоятельное обеззараживание планеты, – ответил, наконец, Второй, таким тоном, словно я вынудил его к ответу. – 90 градусов – не достаточная температура для гибели бактериальных спор. Вы имеете дело не просто с вирусом, но с гибридом вируса и бактерии. Опасность угрожала всему обитаемому пространству.

– Домато ваш шпион?

Второй рассмеялся с явным облегчением.

– Скажите, капитан, а вы шпион собственных родителей?

– В смысле? – он сумел меня удивить.

– Воля людей свободна по определению. Тело может быть не свободно, разум может быть опутан предрассудками. Но воля границ не имеет. Некоторые из тех, кто живёт среди нас, не могут без вашего мира. Это родной для них мир. И они имеют право погибнуть за него. Они немного лучше понимают взаимосвязи, ведь связано всё. Но они – такие же люди, как вы. И выбирают свою судьбу сами. Воля выше, чем жизнь, иначе жизнь не имеет смысла.

– Значит, я сейчас тоже свободен?

Он кивнул и улыбнулся:

– Только мы и не собирались ограничивать вашу свободу.

– Есть ведь ещё и свобода знать? – я попробовал перехватить инициативу.

– Есть, – согласился мой собеседник и сел напротив. – Спрашивайте. Сумеете спросить – ваше право.

Оба мужчины находились в пределах видимости, руки не прятали. Усыплять меня насильно они, вроде, не собирались. Что же им от меня может быть нужно?

– Кто вы?

– Люди.

Вот так, да? Я понял, что мой собеседник будет отвечать только на точно заданные вопросы, но как же мне их задать?

– Как вас зовут? – нашёлся я.

– Меня? Сетистэр.

– Это и имя, и должность?

– У вас хорошие гены, – снова улыбнулся он. – Да.

– Что значит – хорошие гены? – зацепился я за его слова.

– Гены большинства ваших соотечественников понесли необратимые изменения.

– Излучения?

– Нет.

– А что тогда?

Он промолчал.

– Причина в том, что мы покинули Землю?

– Нет.

Я задумался. Как же задать этот проклятый вопрос так, чтобы он ответил? Я почти ничего не знал о них. Да, что там почти – вообще ничего. Разве, что вот эти два слова продолжали меня беспокоить «хорошие гены».

– Почему у меня «хорошие гены»?

– Вам повезло. Ваши предки пострадали меньше.

– Была какая–то катастрофа? На Земле?

– Ну вот что с ним делать? – обратился Второй к Первому. – У него действительно хорошая генетика и третья сигнальная система уже начала развиваться.

– Он, так или иначе, скоро сам начнёт понимать ответы на свои вопросы, – пожал плечами тот, что меня привёл.

– Вы должны дать нам слово, – решился Второй. – О том, что никому ничего не расскажете, где были и что видели. Людям ещё не время знать это. Мы полагаем, что решение найдётся, но не нужно сейчас порождать новое противостояние среди соплеменников. Мы покажем вам кое–что, но пообещайте, что об этом никто не узнает.

Я вздохнул. Ну, скажи, кто мог бы отказаться на моём месте?

2. Линкор Империи «Каменный ворон» – открытый космос – Плайта

– Умная собачка, хорошая собачка, – Энрихе наглаживал нервно дрожащую Кьё. – Ты же у нас собачка–пилот? И невесомости совсем не боишься, да? Таскают тебя эти гады туда–сюда… – он покосился на пилота–штрафника сидевшего за вторым пультом.

Чуда не произошло, второго пилота с испорченной биографией найти не смогли. За первым пультом сидел Рос, и на лице его, необыкновенно гладком после удаления ожогов, было написано «да пусть хоть дисквалифицируют!»

Ещё двух штрафников взяли для «балласта». Они не стали делить одинокое свободное кресло и уселись прямо на полу.

– Кидать будет, – скупо проинструктировал Рос. – Пристегнулись оба. А то в процессе – высажу.

Энрихе не слушал, он смотрел в глаза Кьё.

– Хорошая собачка. Умная собачка, – приговаривал он, настраиваясь на немудреную эмоциональную волну животного.

Собака высвободила морду и уткнулась иннеркрайту под мышку.

– Думай, Кье, думай. Без тебя мы хозяина твоего не найдём.

Заглянул Келли.

– Не боитесь вы со штрафниками? Мало ли? Мне тогда лендслер – того.

– Я час назад с алайцами летал. По сравнению с ними ваши штрафники – воспитанники дамского пансиона, – Энрихе отстегнулся и махнул Росу, подожди мол.

Он выбрался из шлюпки, отвел Келли в сторону.

– Алайцы мои, – сказал иннеркрайт тихо. – Если не вернусь – должны умереть. Вы за это отвечаете ЛИЧНО.

Последнее слово он произнес с умеренным ментальным нажимом. Потом быстро повернулся и полез в шлюпку.

Рос едва дождался пока иннеркрайт усядется. Руки его скользнули по пульту, и малая шлюпка, боевой модуль, отстреливающийся прямо из «оружейного кармана», плавно вошла в шлюзовую камеру. Ещё толчок. Энрихе почувствовал, как ласковая невесомость приподнимает ноющее тело.

Рос, казалось, вообще не управлял «двойкой», он двигался так, словно был слит с нею воедино. Сначала они планировали взять большую десантную шлюпку и стартовать через ангар. Но Тусекс заявил, что даже лёгкая «двойка» едва даёт в условиях атмосферы Плайты семнадцать единиц скорости, а кроме скорости в игре со «шнуром» рассчитывать не на что. И на конспирацию плюнули.

Лендслер так и так узнает, что одна из шлюпок ушла. И реакция его будет, скорее всего, зависеть от финала задуманного. Прямого запрета на поиски не давали, существовал всего лишь приказ комкрыла о четвёртом классе опасности. Келли выпустил шлюпку и взял ответственность на себя. При необходимости Рос заявит, что ослушался его – пилота дальше космоса не сошлют.

– Господа, прошу внимания, – сказал иннеркрайт, морщась от возникшей вдруг головной боли. – Все мои команды выполнять следует беспрекословно. Вопросы есть? Тогда заходим с той стороны, где уже прошел «шнур».

Рос кивнул, и шлюпка резко пошла вниз. Энрека впечатало в кресло.

– Лейтенант, потише, а то не довезёшь меня. В выжженной части никого нет. Но нам нужно как–то проскочить под этими фиолетовыми лучами. Я полагаю, это возможно. Только суетится не надо. Сгореть всегда успеем.

Шлюпка пошла тише, хотя «тишина» в том аду, который представляла собой атмосфера планеты, была понятием относительным.

Собака лежала безучастно, пристёгнутая специальными шлейками, но вдруг в ее глазах что–то мелькнуло, уши дернулись и встали, а в желудке Энрихо ёкнуло.

– Мы где–то рядом, – констатировал он. – И нам явно нужно нырять под генератор луча. Предложения будут?

– Надо, значит надо, – спокойно отозвался Рос, и руки его заплясали над пультом.

– Свалимся, командир, – попробовал возразить Коста.

Штрафники завозились на полу.

– Сейчас буду высаживать по одному, – с неожиданным холодом в голосе сказал Рос.

Энрихе, и без того ощущавший смертельное давление погибающей планеты, вздрогнул. Штрафники потухли. С ними говорил человек, уже умерший. И не один раз.

– Не летали раньше, значит научитесь, – продолжал Рос ровно тихо. – Второй пилот: горизонт – 13, ревер держать вручную.

Ревер – автоблокиратор скорости. Он включается, когда перегревается обшивка. Но можно тупо задавить податливую кнопку пальцем.

– Есть – вручную, – сипло отозвался Коста.

– Ну вот и хорошо, – безо всякого оттенка произнёс Рос. – Поехали.

– Севернее, – произнёс Энрихе, когда, наконец, сумел открыть рот, проглотив кровь. Безвкусную уже кровь – сколько ж можно её глотать.

Кьё заскребла лапами, пытаясь помочь движению шлюпки.

Оба штрафника на полу были бледными до зелени, лицо второго пилота закаменело, острый профиль Роса – вообще казался нечеловеческим в зелёном свечении над Плайтой. Небо, обожжённое странными фиолетовыми лучами, отдавало теперь мертвенной зеленью.

– Медленнее, лейтенант. Второго захода нам не сделать.

Энрихе тянуло в паутину. Ресницы смыкались сами собой, и перед ним в чёрной бездне играли чистые серебряные линии. Ханер камат. И вдруг в черном колодце восприятия он увидел блестящую человеческую фигурку.

– Снижаемся!

«Двойка» клюнула носом, когда он выдохнул первый звук. Рос – тоже увидел, но не внутри своего существа, а на мониторе – большая магнитная помеха! Неужели – шлюпка? Сорокаместная алайская шлюпка – это приличный кусок металла.

– Надо бы на корабль сообщить – пробормотал Коста, опасливо косясь на первого пилота.

– Сообщишь. Ты, – сказал Энрихе, сплёвывая на пол. Сколько уже можно глотать. – Давай–давай, – простимулировал он штрафника, который всё ещё ждал команды Роса. Ждал и боялся. Огромный, рукастый, выше лейтенанта как минимум на голову, он боялся его сейчас совершенно по–детски, забывая, что второй пилот и должен работать со связью, и что приказы здесь отдаёт всё–таки Энрихе.

Рос кивнул ему, наконец, не отрывая взгляд от экрана и двух боковых мониторов, зрение его было расфокусировано, как у человека, находящегося в глубоком трансе. Кивнул он неловко, боком, как дёрнулся. Он не был сейчас пилотом, он был шлюпкой и видел её экранами.

Энрихе знал, что существуют военные разработки, подключающие мозг пилота к системам шлюпки напрямую. И знал, из–за чего стопорятся исследования – не выдерживают люди такого вот прямого «обзора». Но сейчас он видел, что выдерживают. Если это необходимо больше, чем осознание самого себя. Просто убедить в такой необходимости нельзя. Это сумасшествие можно принять исключительно по доброй воле.

– Вижу, – сказал Рос.

И Энрихе понял, что он именно видит. В восприятии первого пилота складывались сейчас в одно сигналы всех систем шлюпки, и он «видел» эту сумму человеческими глазами, видел несуществующее и недоступное отдельно ни человеку, ни компьютеру.

– Действуй по обстановке, – согласился Энрихе и подавил кашель. Как только они выдерживают постоянные перегрузки, эти сумасшедшие пилоты? Шлюпку крутило и выворачивало, но Рос, устремившись глазами к невидимой цели, уверенно направлял полёт туда, где первый раз заметил магнитную аномалию.

Когда до земли оставалась пара тысяч единиц, кидать стало меньше. Энрихе восстановил дыхание, перестал давиться кровью, сунув, наконец, в рот капсулу с коагулятором сосудов. Штрафники тоже повеселели. Живы, они были живы. И даже вроде бы что–то нашли.

Шлюпка выглядела так, словно какой–то небесный монстр пожевал её и выплюнул за несъедобностью. Аварийный люк, однако, открылся довольно легко. И в широкий его проём они сразу увидели капитана. Тот лежал на полу без защитного костюма. Глаза были закрыты. И он – улыбался!

Рос прыгнул в проём, первый. За ним полез, было, Коста, но Энрихе оттеснил его без особых церемоний.

Лейтенант уже прижимал к виску капитана спецбраслет, который рассчитан и на немудрёную медицинскую диагностику.

– Живой, – шепотом сказал он.

Капитан улыбнулся и пробормотал что–то словно во сне.

– Да он же…

– Спит! – пробасил Коста неожиданно громко.

– Поспишь с вами, – произнёс лежащий, и открыл глаза. – Ты что тут делаешь, Коста?

Он знал штрафника по имени.

– Тебя, мерзавца, ищет, – сердито ответил Энрихе. Они прошли Хэд знает, через что, а этот хаго – спит! Как свинья, как..!

У него просто не было слов.

В наступившей тишине стало слышно, как визжит и скребётся в висящей рядом «двойке» Кьё, которую забыли отстегнуть от страховочных ремней.

История двадцать третья. «Брикеты с мясом»

1. Плайта

– Даже простой боец – это уже тупая безгласная тварь! А штрафники – вообще вроде брикетов с замороженным мясом!

– А ну, потише, Коста, раскомандовался тут, – капитан поморщился. Выглядел он уставшим, мучился головной болью. Это только в первую минуту Энрихе показалось, что хаго бодр и весел, сейчас он видел – фиолетовое излучение прошлось не только по их головам.

Второй раз нырять под медленно наплывающий генератор они не рискнули. Капитан приказал переждать у грунта. Энрихе промолчал: говорил хаго уверенно, проверял уже, что ли?

Теперь они полулежали рядом в тени шлюпки и ждали.

Лихорадочная, сыщитская бодрость отступила, иннеркрайт устал, ныли кости, и болела голова. И в будущем тоже ничего радостного не маячило.

Штрафники спорили о чём–то, усевшись в тени пожёванной алайской шлюпки, спорили теперь шёпотом, почти неслышно. Вставило их после того, как на связь вышел лендслер и сказал нечто такое двусмысленное, что капитан только вздрогнул и кивнул. Дословно Энрихе почему–то не запомнил. Смысл был «нашлись? теперь не высовывайтесь». Видно высоко над ними бурными темпами развивались какие–то иные события, может быть требующие, чтобы и Энрихе, и капитан срочно сгинули там, где и искать их никто не будет. И вот они с хаго сидят теперь возле «двойки», и тот – дремлет с открытыми глазами.

Энрихе всё–таки старался не терять контроля. Он не досчитался Роса, приподнялся, оглядываясь…

Рос пытался определиться на местности. Он снял с алайской шлюпки часть навигационного блока, покопался в нём и теперь бродил вокруг, пристреливая координаты. Он думал, как выбираться, в случае отказа навигации. Энрихе не думал. Его, как и капитана, слишком клонило в сон. Клонило так, что сознание уже почти отделилось от тела, и он, временами, видел себя со стороны, лежащего у изрытого оспинами бока шлюпки.

Иннеркрайт не знал, что двадцать минут назад комкрыла получил официальный запрос Совета домов, инициированный регентом, в котором требовали выдать уже не заложника, а военного преступника Энрека Лоо, не знал, что через четыре с половиной часа в районе Плайты будет правительственная комиссия Империи… Но ему хватило чутья понять, что живые они с капитаном Пайелом сейчас никому не нужны.

Фиолетовый фронт наступал. Рос вернулся, подергал капитана за рукав, призывая укрыться в шлюпке. Тот отмахнулся, буркнув, что от железа только больше заболит голова, но поднялся, и они с лейтенантом стали смотреть на приближающееся фиолетовое сияние.

Энрихе, сознание которого то и дело убегало, опять затошнило от подступившего головокружения. Перед глазами вновь заплясали серебристые линии… Его буквально затягивало в транс.

Капитан Пайел обеспокоено склонился над ним. Энрихе вздрогнул от непривычной близости чужого тела, но из горла вырвалось:

– Паутину? Ты видишь паутину?

– А что это? – капитан Пайел уставился на него зелёными, как изувеченное небо, сонными глазами. Сел рядом.

– Глаза закрой, увидишь…

– Да не могу я, плывёт всё. Я и с открытыми – Хэд знает, что вижу. Словно сносит нас куда–то…

– Я и говорю – паутина. Зацепиться надо за что–то, чтобы удержаться здесь. В ЗДЕСЬ! Понимаешь?

Капитан кивнул.

– Я когда ещё в северном крыле служил, на меня накатывало иногда так, что я не осознавал, где же я во Вселенной. Казалось, ещё чуть–чуть и разум выскочит из черепной коробки, и убежит… Или, разум останется, но вот так же убежит вся радость… А потом Дьюп… Колин забрал меня к себе в каюту, и я обрёл в нём какую–то твёрдую землю.. Что–то устойчивое в этом чужом и пожирающем душу… Знаешь, Энрек, нет во Вселенной никакого бога. Это вера наша создаёт его, а он потом создаёт нас. Вера делает твердь из небытия, жизнь – из пустоты. И эта вера – наш Бог. Мы порождаем создателя сами, чтобы он стал потом нашей опорой.

Капитан вдруг потянулся и обнял Энрихе. И тот понял, что сидят они с точки зрения этикета недопустимо близко, но ему это уже совершенно никак, а может даже и наоборот, и он даже готов, как Кьё, уткнуться мальчишке носом под мышку.

– Держись за меня, – просто сказал капитан. – Я знаю, на чём стою. На том, что всё в нас – одно. Начало и конец. Я понял. Это теперь из меня ничем не вышибешь. Я сам себе – твердь и почва. Хрен оно нас утащит!

Фиолетовое сияние тянулось к людям. Далёкая кромка синевы давно уже была съедена, и оно взялось за бледную голубизну прямо над головами. Это было страшно, но совсем не больно. Капитан оказался прав – на значительном расстоянии от генераторов, сияние вреда человеку не причиняло.

Небо стало сначала цвета болотной зелени, потом прояснилось и заиграло бирюзой. В воздухе запахло озоном. Лучи не убивали, они обеззараживали.

Фиолетовое сияние ушло дальше, пожирая новые единицы пространства. Задышали, испуганные штрафники, зябко растирал плечи Рос, только собака дремала, легкомысленно раскидав лапы – сияния она не испугалась.

– Я не понял, – сказал Энрихе, которого почти отпустила тошнота. – Это зараза на нас так фиолетовая подействовала, или что–то другое?

И тут же мир встал на дыбы, сознание его метнулось в агонии, и он вжался в теплое плечо капитана.

– Тише, Энрек, – прошептал тот. – Это не сияние. Это… словно тетрадь кто–то листает.

Капитан выругался, напрягся. Энрихе стало тяжело дышать и перед глазами замелькали тёмные пятна.

– Ханер камат, – прошептал он.

– Да пусть хоть сам Хэд. Хрен он меня отсюда сдвинет!

Запылились мои башмаки,

Всё стоят и стоят у порога.

Мне без бога бродить не с руки

Я возьму и придумаю бога

Чтобы был он со мной молчалив,

Чтоб был строг, и ко мне равнодушен.

Чтобы, душу кому–то излив,

Снова стал я и глух, и послушен.

Чтобы рвали меня на куски

Лишь за то, что, мол, ценят и любят,

Что б я с вами не сдох от тоски,

С теми, кто называются «люди».

Напев разрывал душу. Но даже кускам души не было места на безжизненной планете, и они скреблись, требуя снова открыть им грудную клетку.

Пел рыжий штрафник, тот, что спорил недавно с Костой. И зелёная тишина аккомпанировала хриплому грудному голосу, возможно, даже подпевала.

Не найти мне по сердцу причал,

И никак одному не согреться.

Во Вселенной нет больше плеча,

Что б я смог на него опереться.

Запылились мои башмаки

Всё стоят и стоят у порога.

Мне без бога бродить не с руки.

Я возьму и придумаю бога…

Энрихе открыл глаза. Придумать бога… Капитан что–то говорил про это? Или приснилось?

Хаго дремал. Рос сидел раскачиваясь, обхватив голову руками. Штрафники развели костёр, разложили сухой паёк – галеты, саморазогревающиеся консервы.

– Там шоколад есть под сидением первого пилота, – сказал, открывая глаза, капитан Пайел. – И настойка какая–то. – Хьюмо, посмотри?

Рос поднялся и, покачиваясь, пошёл почему–то ОТ нашей шлюпки.

– Хьюмо, – окликнул капитан.

Пилот повернулся и застыл на несколько секунд, непонимающе глядя на нас.

– В нашей шлюпке, – тихо объяснил капитан. И показал рукой.

Рос вздохнул, полез в люк.

– Ты живой, Энрек? – спросил капитан.

Энрихе хотел было встать, но быстро передумал.

Рос вернулся с плоской пластиковой бутылкой, перевязанной незнакомой надписью.

– Трофейная? – заинтересовался Коста.

– Из Белой долины, – отозвался капитан. – Так с тех пор под сидением и лежит…

– Нас тут бросили что ли? – спросил Рос, и штрафники притихли. Это был именно тот вопрос, который интересовал сейчас всех, кроме капитана и иннеркрайта. Те – вообще ни о чем не в состоянии были думать.

– Колин не бросит, – ответил капитан.

Энрихе почувствовал в нём уверенность спокойную и твёрдую, и снова закрыл глаза. Мир стал кружиться меньше, но долгое смотрение – утомляло.

– А что это было? – спросил рыжий штрафник, осмелев от глотка пущенного по кругу спиртного.

– Смещение паутины реальности, – спокойно пояснил Энрихе, не открывая глаз. – Кто–то, умеющий, начал воздействие на паутину. Но введённая программа не смогла точно наложиться на существующий вариант реальности. Что–то помешало. Не знаю что. Но в результате равновесие сместилось. Нас потащило по вариантам – разные ветки, разные решения… Разум перестал контролировать изменения, поэтому у кого–то могли быть галлюцинации, головокружение или тошнота. Или – всё сразу. Разум устроен так, чтобы не замечать минимальных изменений, при переходе на другой вариант развития событий. Но, когда изменений слишком много, они всё–таки фиксируются, и можно сойти с ума.

– Только у нас так было, или везде? – спросил хаго.

– Везде – по–разному, но отголоски прошли, особенно по точкам разрыва.

– А это что? – судя по голосу, о паутине капитан не знал ничего.

– Это места особо значимых событий. Где от определённого поступка зависит, по какой ветке события пойдут дальше. Вот тут, у нас, тоже была «точка». Я мог найти или НЕ найти тебя, например. Но я не знаю сейчас, это ли сыграло свою роль или что–то ещё. Событие в точке разрыва может быть и мелким, незаметным. Вроде – побрился ты или нет…

Что–то прошуршало рядом, видно капитан Пайел прошёлся по своей щетине.

– Тебя как зовут–то хоть, капитан?

– Агжей.

Энрихе открыл глаза и протянул руку:

– Энрек.

– Недели не прошло, – усмехнулся хаго. – Ну и что нам теперь со всем этим делать?

– Кто бы знал? Со своей ветки реальности мы всё–таки сместились, я вижу. Но куда нас утащило, один Хэд теперь знает. Одно скажу – изменения не фатальные, иначе крыши бы посносило точно.

– Ты говорил, что кто–то мог это сделать? – капитан нахмурился.

– Могло и само собой. Но чувствую – кто–то, – Энрихе закрыл глаза и уловил внутренним зрением багровые отблески. – Даже могу предположить – кто. Не спрашивай, – предупредил он следующую реплику, – всё равно не скажу.

– А зачем?

Энрихе задумался. Покачал головой.

– Отец, может быть, знает.

– Может. Но на связь нам выходить нельзя. Дьюп сказал – сидите и не высовывайтесь.

Энрихе улыбнулся. Он знал историю с «дьюпом» и старым Вашугом.

– А как ты с отцом познакомился? – спросил он.

– Да вот из–за этой же самой Плайты…

Капитану вернули бутылку, но пить он не стал. Предложил Энрихе:

– Будешь?

– Нельзя сейчас. Всё это отупляет, а мне – голова нужна. Остатки её. Неизвестно, закончилась свистопляска эта или нет. Может ещё одна волна пойти. Ты… Как бы тебя назвать?.. – Энрихе вздохнул. Капитанское плечо рядом было такое живое и тёплое. – Ты почему, сволочь недобитая, за нами следом не стартовал, как договаривались? Куда ты делся, чтоб тебя белые дети зимы в проруби утопили? – ругался он без зла.

Капитан тоже вздохнул.

– Посмотреть хотел, что мы тут оставляем. Думал, вдруг живые всё–таки есть, а мы… Решил круг небольшой сделать. Я бы, в общем–то, успел. Только с генераторами зараза какая–то началась. Сначала подумал – авария и завис, определиться хотел. Ну и видимо, расстояние не рассчитал, или угол. Они использовали наши генераторы по–своему…

– Кто?

Капитан не ответил.

– Ты видел кого–то?

– Не знаю, может – приснилось…

Энрихе понял – капитан видел что–то, но будет молчать. Как и он будет молчать о своих подозрениях на тему дома Нарьяграат. Общее у них было только одно – влипли вместе. Да ещё вот эта странная надёжность чужого плеча, и уверенность, что, если бросят свои, этот хаго не бросит. Странная уверенность. Разбивающая мысли о том, что все они здесь уже трупы. Давно. Уже, примерно, полчаса.

2. Линкор Империи «Каменный ворон»

– Колин, планету нужно срочно взорвать ко всем чертям! Никаких вариантов! Даже следов не должно остаться от всех этих ваших борусов. Ты бы знал, какие документы всплыли! Шлюпки уже ждут. В зале заканчивается регистрация тех, кто полетит. Будем у вас через четыре, максимум четыре с половиной часа. Отводите корабли и…

– Это не возможно. У меня люди на планете.

– Хрен с ними, с людьми!

– Нет, Адам. Людей я не брошу.

– Ну так выводи куда–то!

– За четыре с половиной часа? Вы – в пределах прямого «прокола», у нас атмосфера и механика.

– И что ты предлагаешь?

– Пусть будет, как будет.

– С ума сошёл?

– Вроде того.

– Хорошо, хоть не предлагаешь взорвать транспорт с комиссией…

– Не предлагаю. Ответственность за операцию по Плайте – возьму на себя, вот и всё.

– У тебя там, на грунте, опять этот щенок? – догадался Лорд Джастин. – Ну, попадись он мне… Я понимаю, что тебя не переубедишь, Колин, но это конец твоей карьеры. Через пять минут мы начнём садиться в шлюпки. Я тебе видео сейчас с площади дам, чтобы ты хотя бы был в курсе по времени. Пошла линия?

– Да, вижу.

– Старт ты сможешь отследить, ну а там – решай сам. Не мальчик уже.

Лорд Джастин остыл и задумался, можно ли хоть что–то предпринять, чтобы смягчить последствия такого решения?

– Что случилось–то? – спокойно спросил лендслер.

– Всплыли документы времён войны с хатами. В военном министерстве знают, что на Плайте разрабатывалось бактериологическое оружие. Сейчас эти бараны прилетят и поймут, что оружие ты уничтожил.

– Ну вот и хорошо. На этот раз я хотя бы уйду с «чистой» и для незнакомых репутацией, – усмехнулся лендслер. – Локьё в курсе?

3. Флагман командующего эскадрой Содружества эрцога Локьё «Леденящий»

– Твой внебрачный сын – военный преступник! – брызгал слюной регент.

Эрцог дома Сапфира Аний Локьё с трудом сдерживал зевоту. Крысиное стадо. Сегодня ты у них герой, завтра – преступник. Когда уже набесятся? Отдавать Рико под трибунал не хотелось, но если вмешается сводный брат эрцога Эйвори – Агескел, а он, похоже, вмешается…

– Он продал Империи технологию «огненного шнура»! Он уничтожает сейчас наши военные разработки на Плайте, а ты бездействуешь!

Локьё вздохнул, маскируя под вздохом зевок. Регент прямо–таки искушал его прервать мнимое бездействие и его, регента, придушить. Голыми руками. Тоже мне, поборник вечной истины в руках эйнитского Спящего бога. Сладкожрущая свинья в ермолке государственного долга. Об этом ли надо сейчас думать? С паутиной последние сутки творится что–то совсем нехорошее, а этот детский сад вокруг только и занят…

Просигналил капитан «Леденящего». «Сообщение Совета высших домов».

– Вот! – взревел Бгоро. – Вот тебе официальный приказ об аресте, если ты ЕГО ждал!

Локьё невозмутимо направил палец в сторону кнопки, и в каюте загнусил Агескел.

«…Совет домов камня приказывает явиться военному преступнику Энреку Лоо, признанному сыну дома Сиби, а также Совет домов камня приказывает срочно явиться и регенту дома Аметиста в резиденцию дома Нарьяграат для выяснения степени соучастия в учинённом Энреком Лоо беззаконии…»

Регент схватился за грудь и стал медленно оседать на пол. Локьё с усмешкой следил, как ворсинки интеллектуального коврового покрытия мечутся в попытках перераспределить неожиданно свалившуюся тяжесть… «Как же, – размышлял он. – Разве ж умрёшь так просто с нашей медициной… А лучше бы умереть, ДО встречи с ублюдком из Чёрного дома, гораздо лучше». И он направил палец в сторону кнопки медвызова.