Текст книги "Последствия старых ошибок (СИ)"

Автор книги: Кристиан Бэд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 35 страниц)

История двадцать девятая. Этюд в неприятных тонах

1. Тэрра, Алдиваар – родовое поместье эрцогов Дома Нарьяграат

Низкорослый, кривобокий мужчина в чёрном плаще с багровой подкладкой шёл, прихрамывая, мрачным каменным коридором. Неровные звуки шагов возбуждали галоидные лампы, и они медленно разгорались перед ним, постепенно угасая за спиной.

Наблюдателю, замершему на узком карнизе под высоченным потолком, казалось, что по коридору медленно движется светящаяся змея. Но он не обольщался. Не был Энсель Айиктан Эйвори, эрцог дома Нарьяграат, какой–то особенной, сияющей гадиной. Он был просто гадиной. И премерзкой.

Походка эрцога казалась походкой работяги, уставшего от многотрудного дня. И если бы наблюдатель не видел плоды скорбных «трудов» Энселя Эйвори – вряд ли сумел бы догадаться, что клокочет и поёт в мерзком нутре кровавой мрази.

Но он видел! Он сумел запустить в подземелья Альдиивара сеть живых мнемографов. И теперь каждый слизень фиксировал изображение и передавал собрату нервный импульс, а специальная оптическая камера складывала эти сигналы в цельную картину. И картина была ужасна.

В Подвалах дома Нарья не просто пытали и убивали людей. Процесс был эстетизирован и поставлен на поток. Наблюдатель видел изогнутые коагулирующие ножи для фигурного снимания кожи с живых, иглы из жидкого нейлона, прорастающие в ткани жертвы, уникальные психовизоры и гипномашины высочайшего класса. Здесь использовали всё, начиная от самых свежих медицинских разработок и кончая приёмами пыточных алайских борделей.

Дождавшись, пока лампы погаснут, наблюдатель бесшумно спустился и исчез в ответвлении главного коридора.

Дрегор спешил, ему нужно было успеть передать увиденное, пока его собственная судьба не стала явью. Он мог, конечно, бежать, бросив всё, ради чего сюда прибыл, но долг уже перерос желание жить. Экспериат был поглощён узнанным и желал лишь исполнения миссии.

То, что ему открылось сегодня, ставило всё мироздание людей с ног на голову. Издавна в Сороднении считали, что мать Вселенная не принимает извращенцев, и искажённый Путь сам по себе невозможен. Он не вызовет отклика золотых нитей бытия!

Но Дрегор видел, как кровавые выродки приносили жертвы и пили энергию себе подобных. И паутина принимала в себя проклятых так же, как и святых. И правы были Ушедшие: нет во вселенной добра или зла – одна свободная творческая воля. Добро или зло – в самом человеке!

Дрегор ушёл в рассуждения и потерял бдительность. Огромная чёрная тварь с красными светящимися глазами вынырнула вдруг перед ним из темноты. Боргелианин бросил ей в морду горсть сонного порошка, но было поздно. Завывание зверя возбудило фотоэлементы, вспыхнул свет… Лицо экспериата совершенно точно запечатлелось теперь. И не на кристалле, а в локальной сети.

Следовало бежать, но боргелианин медлил. Собственная жизнь всё отдалялась от него и утрачивала смысл. Знание, вот что было дороже сиюминутности бытия. Дрегор замер у стены не в силах нести увиденное дальше, колени его подогнулись. Он должен отдать знание во всеобщую сеть и будь что будет!

2. Грана, правобережье Тарге

Я едва дождался, пока вернётся Абио. Тем же вечером собрал всех кто в теме у себя в палатке. Спросил Дарайю, брать ли Логана? Проводящая пожала плечами: пойдёт – бери. Он пошёл. Правда, забился в самый дальний угол, вместе с Лекусом и Кьё. Хотя… Какие дальние углы в помещении четыре на шесть метров? Просто уселись, гады, за спиной.

– На повестке дня два вопроса, – задал я тон сразу, чтобы было просто, но без перехода на личности. – Кто виноват и что нам теперь с этим делать. Начнём вот с чего, – я перекатился на пятках и уселся на стол. – У кого симптомы были до встречи со мной?

– Симптомы чего? – спросил наивный Гарман.

– Сумасшествия, – весело прокомментировал Неджел – Капитан полагает, что спятил, а мы от него заразились. С чего он это взял – никто не в курсе, но совесть захватила все ближние подступы и пошла на штурм…

– А капитан–то тут причём? – перебил Тусекс. Обычно веселый, сегодня он был мрачен и раздражителен.

– Ты у него спроси, – фыркнул Неджел.

– Ну, так я и спрашиваю!

Пилот поднялся, сразу заняв внушительный объем в пространстве.

– С чего вы это взяли, капитан?! Какое, к кадмо ребэ, спятил? Какие…

Дерен ущипнул Тусекса за ногу, тот рухнул на неустойчивый пластиковый стульчик… Ещё два–три таких падения, и прощай мебель.

Пилоты переглядывались. Они, видно, что–то обсуждали уже между собой, и мнения разделились.

Наконец, встал Неджел.

– Если вы, капитан, считаете, что БЕЗ ВАС кошмары по ночам никому не снились – вы крупно ошибаетесь. Снились, ещё как. А всё остальное… Да кто бы его понял! То, что показывает Дарайя, получается вроде. Но чему она нас учит? И почему все видели один и тот же сон? Этот карлик с уродливой мордой – кто это?

Я знал «кто это», но прикусил губу. Информация, озвученная Локьё, вряд ли предназначалась для широкого обсуждения.

– Это был эрцог дома Нарьяграат, – отчеканил Дерен. – Энсель Айиктан Эйвори. Он же «принц запада», он же – кровавый ублюдок. Кому интересно – можете по сети посмотреть.

– Ты–то откуда экзотианскую генеалогию знаешь? – прищурился я.

Дерен передёрнул плечами. Отвечать он не хотел. Бойцы мои шептались, сомневаясь, кажется в его словах. Пришлось подтвердить мне.

– Да, это эрцог.

Парни отреагировали живо и нецензурно.

– И что ему надо, хэтэ дэ мае?

– Рагэ дэ нэ эббэт!

У меня вдруг заломило в висках.

– Прекратите ругаться, и без того тошно. От сотрясания воздуха что–то изменится? Думаю, – решился я, – эрцог разыскивает Энрека, инженера, которого мы переправили на Тайэ. Нас уже путали с ним, скорее всего, мы чем–то похожи.

– Ну так надо вызвать этого эрцога на себя и… – Млич изобразил руками условное отрывание головы. – Энрек – нормальный мужик, а горбатый этот, как я понял – сволочь!

– Капитан, – сказал вдруг Дерен тихо, – только мёртвый ещё не понял, что мы слишком близко общаемся с экзотианцами. Мы прекрасно видим, на каких кораблях бывают наши шлюпки и кто гостит у нас. Может, вам лучше поговорить сначала с эрцогом дома Сиби?

Он добил меня этой фразой, мерзавец. Интересно, ещё хоть кто–то здесь в курсе кроме него и Абио, что дом Сапфира по экзотиански называется «Сиби».

Дерен почувствовал, что сказал лишнее и сделал шаг назад.

– Да не съем я тебя! Но меня давно уже напрягает твоя информированность, сержант. Ещё с Аннхелла. Пытать не буду, просто знай это.

Дерен кивнул, соглашаясь.

– Мы в одной лодке, капитан.

Глаза у него были спокойные.

Неждел скользнул Дерену за спину.

– Ну, капитан не будет пытать, а я – буду. Биография твоя, Вальтер, не самая прозрачная, и ты это знаешь. Стэфэн, ну–ка расскажи всем, что ты накопал? Давай, говори!

Гарман встал. Уши его зарозовели от возбуждения.

– Капитан, я тут запросы делал по переименованию «Ворона» и решил личные дела перезапросить через ведомство Армады. Неточности там были. Ну и выяснил один интересный момент. Оказывается, Дерена в академию приняли по личной просьбе генерала Абэлиса. То есть ему сначала отказали в приёме из–за религиозной неблагонадёжности, а потом всё–таки приняли.

Религиозной? Генерал Абэлис… Косой срез смоляных волос на правом виске и «…такое только в чёрном сне может присниться…».

– Боргелиане, – осенило меня. Я сам не понял, как выстроилась в моей голове эта цепочка, но Дерен сделал ещё шаг назад, ткнувшись спиной в грудь Ано.

– А кто это? – удивился Гарман.

– Секта такая, – бросил Млич. – Типа тех же эйнитов. Тоже мирные… – он покосился на Дарайю. – Но близко лучше не подходить.

Всё это время и эйнитка, и Абио – молчали. У грантсов, я знал, принято сначала выслушивать младших, а Проводящая–то кого стесняется?

– Ты, Вальтер, у нас тут нечаянно или с особой миссией? – пошутил Эмор.

– В смысле? – насторожился Гарман.

– Эмор же у нас из разведгруппы, – усмехнулся Неджел и похлопал Дерена по спине, но глаза стали колючими.

– Балаган прекратите..! – выругаться пришлось про себя. – Дерену я доверяю. Я ему двести раз спину подставлял. Если у него проблемы с биографией, это не значит, что он тут у нас мины закладывает. Вероисповедание – личное дело каждого. Я одно хочу знать – опасно моё влияние на вас, или мне мерещится. Всё остальное – в рабочем порядке.

– Ну и как мы это узнаем, капитан? Конечно, в северном крыле мне ничего подобного не снилось, но там мы и воевали иначе, – пожал плечами Неджел. – Ты, Тусекс, что думаешь? – он хлопнул по плечу сидевшего рядом толстяка.

Тот больше не рискнул вставать.

– У пилотов само по себе крышу рвёт, чем выше квалификация, тем сильнее. Откуда я знаю, отчего конкретно меня плющит?

– Дерен? – продолжал допытываться Неджел, удерживая Вальтера за плечи и не давая ему сесть.

– Меня с детства учили, – спокойно отозвался тот. – Вы не имеете к этому отношения, капитан.

– Гарман?

– Я вообще не в курсе, о чём вы, – пожал плечами замполич.

– Рос?

– Не знаю, – буркнул пилот.

– Эмор?

– Меня всё устраивает, как есть. И капитан, и то, как мы воюем. Это лучше, чем превратиться в машину для стрельбы.

– Лимо?

Боец растерялся. Он посмотрел на меня, потом на Неджела.

– А что я должен сказать?

Неджел закусил губу, чтобы не расхохотаться.

– Капитан полагает, что плохо влияет на нас, – помог Дерен. – Он медленно сходит с ума, а мы от него заражаемся. Ты согласен?

Лимо помотал головой.

– Ещё кто остался, – продолжал пилот. – Лекус?

Я не видел, что там, сзади, но, видимо, Оби тоже головой помотал.

– Логан? Млич?

– Я не знаю, – сказал Млич, поднимаясь. – Во мне действительно что–то изменилось в последний месяц. Но я имел контакт не только с капитаном. Ещё с борусами, и с Энреком, сыном эрцога Локьё. Он тоже другой. Меня учили, что необычные психические способности – это уродство, мутация. Что экзотианцы не могут чувствовать так же, как мы. Их восприятие искажено, оно похоже на восприятие человека, накаченного наркотиками. Так говорил психолог, который преподавал нам в колледже, так меня учили в академии Армады. Но я много общался с Энреком, и он куда здоровее упомянутого психолога. Он чувствует так же, как и я, но при этом обучен распознавать, что у него внутри творится. Со мной же происходит то, чего я не понимаю. Я стал думать и ощущать иначе. Меня это пугает. Раньше я точно знал, чего хочу – карьеры, успеха, денег. У меня хорошая профессия и для военного. Теперь я ничего не знаю о себе. Я потерял некий формальный смысл. Спрашиваю себя – зачем воюю? Кому нужен? И не нахожу ответа. Возможно, капитан, вы об этом?

– Ну ни фига себе, вопросы пошли, – тихо сказал Тусекс. – И выпить не дают.

– Мличу, может, и виднее, он у нас недавно, – неожиданно встрял Гарман. – А мы привыкали ко всему потихоньку. Был момент, когда я боялся вас, капитан, до судорог. Вы шутя хлопали меня по плечу, а я пол дня ходил потом как стеклянный. Думал, вот сейчас споткнусь, упаду на пол и… А потом привык. Мне кажется теперь, что вот так и надо, чтобы старший по званию смотрел на тебя, а ты уже знал, что он тебе сейчас скажет. И… – он потерялся в словах и замолчал.

– И мы понимаем тебя без слов, довольно часто, – помог Неджел, не заметив, как перешёл на «ты». – Мы к этому привыкли. Мне трудно будет теперь служить с человеком, которому тупо на меня плевать. Влияешь ты на меня – не влияешь, ты же не борус, в конце концов. Да я и не знаю, возможно ли вообще такое? Может, ты просто переутомился, капитан? Все мы на этом ненормальном юге стали психами. Вот и мерещится всякая дрянь. Лендслер недаром приказал поставить корабль на карантин. Может, всё–таки, это борусы нам боком вышли?

Он обернулся к эйнитке:

– А леди нам сегодня что–нибудь скажет? Это же по её части: разобраться психоз тут у нас или нет?

– Я бы сама хотела это знать, – разомкнула губы Дарайя. – Влияет, как правило, сам исток мироздания. Или – его проводник, – она обернулась и посмотрела на меня долгим, вытягивающим душу взглядом. – Ты не адепт и не проводник эйи. И влиять никак и ни на кого не должен. Но, наблюдая за тобой, я вижу – это не так. Ты не согласен, грантс? – переключилась она на Абио. Тот туманно и непонятно улыбался, пока эйнитка говорила.

– Весь мир – сеть взаимовлияний, – отозвался он эхом.

– Ты же понимаешь, что речь сейчас не об этом!

– Я видел прошлой ночью Великого Мастера, – сказал Абио ещё тише, и мы примолкли. – Спросил его о сапфире. Он рассмеялся и велел рассказать вам, капитан, сказку о цветах Домов камня. Вот я и рассказываю.

Девять их было. И каждый цвет символизировал чистоту пути своего Дома. Зелёный камень хранил пути сердца, желтый – мысли, красный – плоти, синий – интуиции. Не забыли и о черноте бездумия, и чистоте помыслов. Только тень позабыли. Обиделась она и пришла первой к тем, кто хранил чистоту помыслов. И погибли они во мраке, потому что не видели меры, кроме белого. Тогда засмеялась тень и вошла в черноту бездумия. Она искушала тьму стать главной силой среди прочих. И Великий мастер велел наследникам Дома Обсидиана разделить кровь, чтобы не было в нас соблазна для тьмы. И поняли мы свою ошибку, и смешали кровь…

Абио замолчал, поднялся, выпил немного воды. Никто из бойцов не пошевелился. Рассказ его действовал на нас магнетически.

– Остальным домам тень была не так страшна, – так же тихо продолжал грантс. – Красный стал багровым, синий – цветом пепла на закате. Ведь хранящий чистоту цвета должен и в сердце сохранять истину пути, или камень его потускнеет. Мастер не сказал мне. Но, думаю, я понял, почему он велел передать сапфир вам, капитан. Он увидел в вас наследника путей синего камня. Не крови, но пути. А чистота цвета – сама по себе радует душу, у кого не рассыпалась она ещё пеплом. Вот и вся сказка, – Абио встал. – Нет тут сумасшедших. Человек – иной, чем вас учили. Иначе устроен. И учится человек – только сам у себя. Что женщина вам покажет, вы без усилия из себя не возьмёте. Для остального же – разговоров нет. Зря вы их затеяли. То, о чем говорите – друг другу положено передавать молча. Открывая рот – знание убиваем. Оттого и глупости в людях сейчас столько же, сколько в давних наших предках. Слишком много болтаем.

Абио встал.

– Устал я с дороги. Поспать бы.

– Уснуть бы ещё, – пробормотал Неджел.

– А ты собери в тело всё, что за день от земли взял – и небу отдай. И снов тебе не будет.

Абио кивнул мне и вышел. Дарайя тоже поднялась и потекла к выходу. Я хотел её перехватить, спросить про смысл последних слов грантса, но не успел. Парни отвлекли. Неджел стиснул в объятьях Дерена, тот вывернулся, налетев на меня…

Боргелиане не были сектой в прямом смысле слова. Жили они родственными группами – сороднениями. Некоторые группы вообще никакой религии не признавали. И политики сторонились. Церковь же наша считала атеизм ещё большей ересью, чем приверженность к «искажённым» учениям Экзотики. Почему, интересно?

– Боргелиане, значит, – констатировал я, подхватывая Дерена, чтобы он не упал. – А в армии ты зачем?

Пилот улыбнулся беспомощно:

– Так мне легло, капитан. Я думал – мир иной, чем теперь вижу.

– Наигрался? – усмехнулся я.

– Хотелось бы, – кивнул Дерен. – Только теперь я нужен сородичам здесь. Что–то происходит в мире не самое лучшее. Старым философским системам жить осталось совсем немного. Прав ваш знакомый грантс – мы слишком увлеклись словами. Свели мыслительный процесс – к проговариванию, рассуждение – к спорам, восприятие мира – к словесным клише и штампам. А это совсем не работа ума, а только её малая, фиксируемая словами часть. Мирозданию не нравятся штампы. Оно готово выскользнуть из плохо затянутой словесной удавки и скинуть седоков в то море крови, которое натекло из открытых во все времена ран. Боюсь, мы перебьём друг друга в этой войне, капитан. И лишь малая часть людей начнёт всё по новой…

Дерен вроде бы говорил со мной, но зрачки его остановились.

– Вальтер, – я взял его за плечи и встряхнул, – а ты не собрался утонуть на суше?

– И это ВЫ мне говорите? Это же вы неделю назад вытащили нас из бездны. Мы же едва не уничтожили себя…

Пилот был с нами и не с нами. Лицо его изменилось до неузнаваемости. Бойцы примолкли и столпились вокруг.

– Вы понимаете, зачем летела сюда правительственная комиссия? Правительство хотело любой ценой заполучить новое бактериологическое оружие. И того же хотели в военном совете Содружества. Любой ценой, понимаете? Они уже не могут мыслить живыми реалиями, ведь слова–то совсем не страшные. Разве страшно это звучит – «уничтожить обитаемую Вселенную»? Всего лишь – уничтожить. Слова, пустые звуки. Мы сейчас на таком технологическом уровне развития, что новая угроза, подобная борусам, – дело нескольких лет. И только идиоты надеются на здравый смысл. Психическая сила, противовес, поставленный когда–то чересчур агрессивному разуму – союз Домов камня – более не существует. Союз Домов пал, потому что принципы взаимодействия с энергиями паутины нарушены. Формальное подтверждение моим словам – дело нескольких дней. Ну а у нас, у Империи, никогда и не было особенно серьёзных моральных сдержек. Ждите новых смертельных идей! Не важно – с той – или с другой стороны. Уже не важно…

Дерен закрыл вдруг глаза… Открыл. И произнёс совершенно чужим голосом:

– Я почти мёртв, но тайное станет теперь явным. Прости меня, Лиза…

Он был в трансе – зрачки расширились и смотрели сквозь. Я ещё раз встряхнул его:

– Вальтер, ты меня слышишь? Вальтер…

Парень не отвечал.

– А ну, расступитесь!

Я повернулся и увидел Абио с объёмным походным котелком в руках.

Через секунду выяснилось, что было в котелке – холодная вода из Тарге. Пока она стекала по нашим лицам, взгляд Дерена постепенно прояснялся. Он с удивлением озирался вокруг, не понимая, чего все на него уставились, и почему вокруг так мокро. Может, это наши слова вдруг превратились в воду?

История тридцатая. «Немного больно, но…»

1. Тэрра, Алдиваар – родовое поместье эрцогов Дома Нарьяграат

Привязанный к столу раб не кричал, ему не дали такой возможности.

Ядовитое масло красавки с шипением капало на раскалённый металл. Но запах горелого человеческого мяса забивал душистые испарения, а волна чужой боли била в солнечное сплетение и обжигала мозг.

В остальном, в помещении, где Агескел предпочитал пытать и допрашивать, было благостно и уютно: каменные полы с подогревом, со вкусом подобранные картины (из тех, на которых цветные пятна возбуждают желание), хорошее освещение, удобная, коллекционная мебель, что называется на все случаи жизни. Не для всех, конечно, удобная. Вряд ли рабу нравилось лежать в нелепой и вынужденной позе, которая уже сама по себе причиняла страдание.

Пленник, однако же, привязанный так, чтобы видеть чужие муки, выглядел равнодушным. Даже тренированные чувства Агескела не сумели уловить в нём страха. Куда уж томографу? Тупая машина…

Запах горелого мяса стал слишком навязчивым. Агескел покосился на брата. Эрцог нервничал. Оно и понятно – поймать шпиона в самом сердце родового гнезда. Шпиона наглого и не скрывавшегося совершенно. Его нашли во внутренних покоях Кико*. Пришелец листал его личные записи! (*В кругу семьи братья называли друг друга по второму имени. Второе имя Агескела – Сейво, Энселя он ласково зовёт Кико).

Небрежным жестом кровавый эрцог велел убрать истерзанного раба и уставился рыбьими глазами на пленника. Выглядел тот как мужчина средних лет, был светловолос, небрит. Но что–то подсказывало аке (двоюродному брату), что даже с внешностью здесь не так всё просто.

Губы Энселя пришли в движение, но звуков не последовало.

Двое прислужников смотрели на эрцога пристально, ловя малейшие изменения в лице. На их обнажённых телах змеились причудливые, симметричные узоры–шрамы. Агескел любил на досуге вырезать по задыхающемуся от боли живому, соревнуясь с самим собой в изысканности рисунка.

– Собаки, – неожиданно проронил пленник, подняв глаза на прислужников. В голосе было сочувствие.

Но до этого он совсем ничего не говорил, а серые глаза смотрели и не видели.

– Собаки, – повторил светловолосый.

Прислужники вскочили, но Энсель отмахнулся от них, вглядываясь в бледное лицо шпиона.

– Кто ты, раб? – спросил он, презрительно выпятив губы.

Может, шпион только что отошёл от гипноза, или находился под действием специальных составов, потому не ощущал ничего и не говорил?

– Это ты, раб, – мягко улыбнулся пленник.

Агескел возвёл очи горе и изобразил пальцами, что полагается приготовить для дальнейшего допроса. Руки и лицо пленника уже носили следы пыток, но за суетой вокруг собственной персоны он наблюдал равнодушно.

– Зря вы это, – произнёс светловолосый, расправляя плечи, и пластиковые оковы жалобно заскрипели. – Каждому человеку даётся время на оправдание и раскаяние. Но я не вижу одного и причин для другого.

Агескел фыркнул:

– Похоже, он нас хочет запугать, Кико. Богами будешь грозить? – ехидно вопросил он, и глаза его заблестели в предвкушении человеческих мук. Но взгляд пленника снова стал мутным, словно кто–то заглянул в комнату его сознания, но входить передумал. Агескел разочарованно хмыкнул.

И тут дверь засветилась.

Аке прислушался. Не уловив ничего опасного, кивнул. Электромагнитный контур двери погас. Двое рабов волоком втащили человека в чёрном.

– Ещё один! – прошипел эрцог, и прислужники отскочили, бросив на пол бесчувственное тело.

Агескел встал, мелкими шажками подошёл к распростёртому на каменном полу, склонил на бок голову, прислушиваясь.

– Ну, – сказал он, анализируя ощущения, – этот шпион будет попроще. Я полагаю – эйнит или боргелианин. А ты что скажешь, драгоценный брат?

Эрцог повернулся и рыкнул на слуг:

– Вон все!

Бегство прислужников было скорым. Агескел хмыкнул и пожевал губами:

– Предлагаешь мне позабавиться самому?

– Два! Два шпиона за один день! Им что тут, мёдом намазано? Где твои ловушки и сенсоры! Где твои охранники, Сейво!

– Ежели желаешь – уже висят, – развёл аке тонкими, женственными руками.

– Знать! Я желаю знать! Кто эта мразь?

– Это? – Акескел легонько пнул лежащего. – Один из секты недовольных нами. Ручки будем укорачивать? Или всё–таки сначала допросим? Тебе важно, какую именно мать почитает это человекообразное?

– Мать, – хмыкнул эрцог. – Да, я хотел бы видеть его мать. Привязанной к пыточному столу!

Он поднялся из термокресла и подошел, прихрамывая, к мужчине на полу.

– Кто ты? Отвечай мне! Или ты будешь подыхать так медленно, что все здешние крысы изойдут слюной!

Агескел изловчился и пинком перевернул лежащего.

– Э, похоже, его башкой приложили. Но изо рта – течёт, да и биение я слышу. Оклемается.

– Тем хуже для него! Жалкий червяк!

– Ну, не такой уж жалкий, – усмехнулся аке. – Забрался–то прилично. Поймали бедолагу уже на выходе из лабиринта, – Агескел провёл ладонью по интерактивной столешнице, вызывая прямо над столом голосхему подземных переходов. – Посмотри, какую интересную систему наблюдения он придумал. С помощью слизняков. Любопытно…

– Твоё унылое любопытство будет мне дорого стоить!

– Ну так давай прекратим канитель! Достанем оба мозга и поместим в психовизор! Ты же сам хотел пыток. Я всё устроил, как следует. Однако тело нам досталось накаченное Беспамятные знают, чем. Правда, сознание в нём уже брезжит. Возможно, наш гость ещё оклемается, если с ним повозиться.

Эрцог поморщился и неловко захромал по подвалу, разминая больную ногу.

– Всё плохо, Сейво, всё! Неудачливые шпионы, неудачное наложение пластов. Как ты мог так ошибиться?

– Кто ж виноват, что восемнадцатый ублюдок Локьё наконец унаследовал кровь? Мы не приняли в учёт парня, вот и получили откат. Неожиданный, но поправимый. Я ищу ублюдка все эти дни. Отец заявил, что он издох, но меня не обманешь. Нужный спектр вполне различим в линиях Граны – значит, ублюдок скрывается там. Правда, один из шпионов доложил, что его видели и на Тайэ, что странно само по себе, но не невозможно. Хоть мне и не нравится такое раздвоение…

– И что? – развернулся всем телом Энсель. – Что ты можешь, если оба района закрыты для кораблей Содружества? Да и с психическими проекциями на Гране не очень–то поиграешь, а на Тайэ ты не пробьёшься вовсе!

– Ну, во–первых, я могу выманить ублюдка. У меня есть сведения, что он давно и безнадежно влюблён в некую Хелеку Эславе, да–да, внучку той самой Хелеки.

– Любовь? Что может значить любовь для взрослого мужчины?

– Нужно изучать низших, Кико. И знать их так, как я. Да, у ублюдка в жилах кровь Локьё, но наполовину–то он такой же, как двуногие. Только у него зачешется в причинном месте – прибежит, как миленький.

– С Граны или с Тайэ?

– А какая нам разница? Шпион у меня есть только на Тайэ, но на Грану я могу отправить посланца снов. Такой молодой умелец должен доверять снам. Нам не придётся тревожить прах Кэрэка Эславе и его дочери и портить связи с его семьёй. Или… – он неприятно улыбнулся, – придётся, когда мы захотим поговорить по душам с ублюдком.

– Вот именно, – недовольно поморщися эрцог, и глаза его заледенели. – Когда мы ЗАХОТИМ поговорить. А пока будет достаточно вызова отца. Воспользуйся его голокодом, – он вернулся в кресло, задрал больную ногу на плавающую рядом скамеечку. Раздражение повисло вокруг темной пеленой.

Энсель уставал быстро. Это Агескел мог полдня носиться по подвалам, словно одуревшая крыса, а потом, вдохновлённый пролитой кровью, до ночи заниматься делами государственными. Его разум поражал цепкостью, хотя перспективное видение аке иногда подводило. И при всей своей садистской распущенности, он не обладал по–настоящему демонической хваткой тех, для кого, душа – всего лишь кричащее человеческое мясо. И брата аке побаивался. Особенно вот такой его усталой маски, тень которой сама собой превращала сущее в падаль и грязь. Многие, очень многие полагали, что первую скрипку в доме Нарья играет сводный брат, а не эрцог. И за мелким болотом не видели пропасти. Агескел же видел. Он замер, выжидая, чтобы не перечить брату сразу, но и не промедлить лишнего, чутко угадывая, как ворочается в естестве Кико приподнявший голову мрак.

– Но если Энрек действительно унаследовал кровь Локьё, он может почувствовать чужую волю даже за голообразом… – осторожно предположил он.

– Ну так придумай что–нибудь, чтобы он НЕ почувствовал! Не ошибись на этот раз. И свяжись с Локьё. Я хочу видеть, наконец, голову лендслера. Набальзамированную и просушенную! И никаких отговорок больше не приму. Настрогал, ледяной урод, ублюдков, так пусть отвечает за них! Много что–то их развелось, «наследников крови». И в доме Паска тоже подрастает щенок.

– Последыш Рика Эйбола? Как его там… Эберхарт? Так малышу Эби едва ли сравнялось восемнадцать. Не скоро нас позовут на его совершеннолетие. Или ты хочешь, чтобы НЕ позвали?

– Мальчишка глуп и наивен. Он будет плясать под ту музыку, которую закажу я. А вот Энрек, к сожалению, если и будет плясать теперь, то только в наморднике.

– Он не проявил дара в раннем возрасте. Не проявил его и после введения в дом Сиби. И вдруг… Никто не брал ублюдка в расчет. Я помню его. Он был на акреадиях и введении регента в дом Паска. Здесь, в Альдивааре. Я наблюдал за ним немного. И у меня есть все необходимые мнемо и голограммы для работы с его телом и подсознанием. Лучше поздно внушить ублюдку, кто его хозяева, чем никогда.

– Если он так же упрям, как и Локьё…

– То находится в ином статусе. Парень – военный преступник. Ему вряд ли позволительно выбирать и крутить носом. А не захочет выбирать, убрать – легче.

– А что молодой «наследник» дома Паска?

– Агжелин Энек? Вот этот, насколько я осведомлён, и упрям, и туп. Неужели ты планируешь оставить его главой дома?

– А нам нужен СИЛЬНЫЙ дом Аметиста? Нет, Сейво, цирк в этом доме меня вполне устраивает. Метис–регент и пацан–недоумок… И восемь вдовствующих баб старого Эрзо. Это даже забавно. А дом Паска их усилиями на ближайшие 20 лет выведен из игры. Пока не подрастёт Эберхарт. Которому ты должен стать лучшим другом, Сейво. Да и Энрека надо бы настроить против отца, – эрцог хихикнул, но лицо оставалось сосредоточенным и злым – Что там на шахтах?

– Шахтёры уверены, что грузовой транспорт блокируют корабли Империи.

– Ну, хоть здесь всё, как надо. А на кредитном рынке?

– Алайская компания перекупила урановые рудники на Портогале.

– Ассоциация торговцев куда смотрела? – эрцог неуклюже завозился, поднимаясь. – Придётся вводить ограничения закупок и кредитные санкции… – лицо его стало уже умеренно недовольным.

Маска снова превратилась в лицо, и Агескел с облегчением хлопнул по столешнице, призывая слуг.

– Приведите в порядок обоих идиотов. Я займусь ими, когда мне позволит время. Возможно к завтрашнему вечеру, сегодняшний у меня занят.

2. Грана, правобережье Тарге

Две недели истекали, и наш карантин на Гране заканчивался. Мы отдохнули достаточно, чтобы начать устраивать друг другу шутки – почти каждый вечер то один, то другой боец становился жертвой дружеских розыгрышей. Ещё – купались в ледяной воде Тарге, баловались маятниками… Хоть Дарайе это и не нравилось, но маятники выходили у нас лучше всего. Видимо потому, что пилоты вообще хорошо чувствуют движение и скорость. Я, было, начал готовить ребят к возвращению на корабль, когда на исходе ночи меня разбудил Колин.

Лет шесть назад, чтобы поднять меня, тем более в самый сладкий предрассветный час, требовалось трясти и орать в ухо. Теперь я проснулся за пару секунд до еле слышного сигнала общей связи. Прислушался, успел подумать, не керпи ли опять подрываются под сигнализацию. Собаки в палатке нет, не кому залаять, когда хулиганят эти пронырливые плотоядные свинки. И тут замигал сигнал, и запищало едва слышно. Я потянулся, переключая режим… Колин. Сигнал синий – «выделенка».

Улыбнулся и сел на низенькой походной кровати. Развернул изображение на полный экран. Тревоги в лице друга я не заметил, а, может, был слишком спокойным и отдохнувшим сам.

– Доброй ночи.

– Доброй? – удивился Колин.

– Ну, так не кусается же, – пошутил я и прислушался. Сигнализация почти не срабатывала на лёгконогих керпи – вякнет чуть–чуть – а свинки уже вот они.

– Что там?

– Падальщики одолевают. Вкусного мы много закапываем по их поросячьему мнению. Придётся камней навалить сверху, а то разведут после нашего отъезда антисанитарию.

– Не будет отъезда.

– Опочки, – растерялся я. – А отчего вдруг так?

– Без вас хлопот хватает.

– Это приказ? – переспросил я.

– Приказ. Но по общему ведомству не пойдёт.

– То есть мы якобы будем на «Персефоне», а на самом деле..?

– Точно, – согласился Колин.

– Хочешь посмотреть на реакцию министерства на всю эту историю?

– В том числе. Не забудь, что ты в очередной раз официально погиб. И у нас на данный момент есть нигде неучтённый корабль.