Текст книги "Последствия старых ошибок (СИ)"

Автор книги: Кристиан Бэд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 35 страниц)

История двадцать пятая. Полный неадекват

1. Линкор Империи «Каменный ворон»

Пространство ещё лопалось и гудело, но я уже видел – второго удара не будет.

Экзотианской эскадре больше не выдать такой же каскад энергии, что обрушилась было на нас. Десять минут понадобилось светочастотному удару, чтобы накрыть место дислокации крыла. Но и у нас были эти десять минут. Благодаря эрцогу Локьё. Который не просто предупредил меня, но и назвал точные координаты в условиях полной сферы. Мы просто развернулись на 90 градусов. На более хитрый маневр не хватило бы времени. Эскадра Содружества, видимо, всё эти дни противостояния у Плайты копила энергию, планируя просто смести полкрыла одним выверенным ударом. Опасная тактика, учитывая, что получилось в итоге. Теперь уже мы имели очень серьёзное преимущество перед противником в энергетическом плане. Удар истощил не только накопители, подвешенные в точке, координаты которой «сдал» нам Локьё. Частично разрядились и аккумуляторные батареи кораблей.

И мы могли им та–ак ответить…

Но мы не ответили.

Мы откатились назад, пропуская обалдевших противников за условные границы орбиты Плайты.

На моём корабле оставался эрцог Локьё, рисковавший вместе с нами и своей жизнью. И на моём корабле был Колин. Я не знаю, о чём они говорили, но то, о чём договорились, было очевидно. Мне. Но даже довольно сдержанный Келли пару раз оглянулся в недоумении. А Млич так вообще сидел, уткнувшись подбородком в грудь и сцепив за спиной руки. Он словно бы связал сам себя, оправдывая личное бездействие.

В навигаторской было тихо. Только эхо энергетического удара – разночастотная вибрация – давила на виски и била по нервным окончаниям.

– Анджей, – прорезался Колин, – у тебя на выходе три гражданские шлюпки. Похоже, их зацепило слегка. Возьми в ангар, пока ремонтники не подойдут. И военный госпиталь вызови, до гражданского они достучаться не могут.

– Комиссия? – спросил я хрипло. Колин кивнул.

– Распорядись. И зайди ко мне.

Млич расцепил руки, уткнулся в пульт.

– Вон они чиновники твои, болтаются, чтоб их ..! – выдохнул он, вложив в эту фразу всё, накопившееся раздражение. Мальчику не дали пострелять.

Я усмехнулся. Глянул. Действительно болтаются. Даже подача аварийного сигнала не работает. Но хамить – это моя привилегия. По крайней мере – на этом корабле.

Аккуратно взял Ивэна за шиворот, приподнял, как котёнка, встряхнул. И посадил на место.

– Мои? Из «моих» там только лорд Джастин. А у него есть дурная привычка инспектировать всех подряд, кто под руку подвернётся. Келли пойдёт встречать его, а ты, надеюсь, и так меня понял?

Ивэн кивнул и закашлялся. Гнев – не только поражает печень, ещё и горло. По крайней мере, эйниты так считают. Если сдерживаешь злость и не даёшь ей выйти словами через горло – можно заработать ангину. Или просто по шее получить.

– Словами в следующий раз, – сказал я, похлопав навигатора по спине. – Что–нибудь вроде: капитан, я не понимаю, почему мы не стреляем… Не гарантирую, что стану объяснять, но так будет лучше.

До капитанской я, однако, не дошёл. Колин вырулил мне навстречу, и кивнул идти за ним.

Он молчал. И я молчал.

Но я быстро понял, почему он молчал. Помятые члены комиссии уже полезли из ангара. А рядом со шлюзом всё ещё стоял злополучный железный ящик с крупнорублеными алайцами. И амбре там висело то ещё. А желтые когти на скрюченной зелёной ноге не вызывали рвотных порывов, пожалуй, только у нас с Колином. Да ещё у лорда Джастина. У того, судя по выражению лица, и без ноги забот хватало. Он был бледен не в плане особой экзальтированности – прокол на шлюпке, плюс светочастотный, который их очень боком, но задел. Келли уже вызвал дежурных, и я велел ему быстренько проводить инспектора в капитанскую, или куда он попросит. Хватит ему с комиссией мотаться.

Остальных комиссионеров я дальше предбанника ангара пускать не собирался. Мыть за ними проще в одном месте. Я в раздражении захлопнул саркофаг, под который дежурные уже подвели магнитную платформу. Нога хрустнула… Из напомаженного мужичка рядом – так и полилось.

Спасла меня бригада медиков, загородившая останки несчастного алайца, с которыми я обошёлся так неуважительно.

– Давай–ка их с порога в госпиталь, – тихо сказал Колин. – Нам здесь столько людей не разместить. Гони всех в общий зал и быстро готовь шлюпки.

Я кивнул. В конце коридора показался улыбающийся Гарман. Первый раз он именно такой, радостный и лопоухий, был самым необходимым сейчас человеком. Спокойствие и доброжелательность распространялись от него волной. А позади Гармана маячил белый, как смерть Энрек. Не успели мы парня на эмку переправить, не до него нам было. Но из медблока–то его какой гад выпустил?!

Огляделся по сторонам, но никого подходящего не нашёл, чтобы иннеркрайта отсюда убрать. Энрек, хоть и полудохлый, та ещё сволочь упёртая. Стоит на одних нервах, но чужие попортит запросто.

– Колин?

Однако генерал уже сам заметил иннеркрайта. И пошёл к нему.

– Карты на стол, Адам! – приподнялся Локьё навстречу лорду Джастину. – Мы попали в безобразную историю…

Но дверь снова зашипела и на пороге капитанской образовался генерал Мерис.

– Рад видеть всех!

На этот раз замполич все неприятные события пропустил, и лицо его сияло.

Локьё и инспектор переглянулись, и были вынуждены изобразить положительные эмоции.

Бокалы странной вычурной формы кружились над столом в радужном свете галодиодных ламп, ножки их были оправлены в серебро, горла – то расширялись, то сужались, словно стекляшки судорожно пытались вдохнуть.

Лорд Джастин взял один бокал и улыбнулся:

– С «Каменного ворона»? Того, первого «Ворона»?

Эрцог кивнул.

– Царский подарок…

– Должно же на этом корабле быть хоть что–то от того, старого.

Локьё откинулся на спинку плавающего кресла, любуясь причудливым танцем подсвеченного хрусталя.

Генерал Мерис открыл сейф и достал средних размеров футляр: чёрный, простой с виду, но с магнитными замками и гравитационной подсадкой.

– Неужели акья? – удивился эрцог. – Единственный коньяк, который, говорят, действительно не уступает Земным… Придётся временно переквалифицироваться в здоровые и пьющие! – он послал кресло к столу, ловко развернув его в движении. – Кого ещё ждём?

– Колина и Агжея, они грузят по шлюпкам твою комиссию, Адам. А то весь коридор заблевали… – Мерис вскрыл контейнер, и старинная стеклянная бутылка завертелась на магнитной подставке. – Больше, полагаю, никому не захочется проверять в приграничных районах разные сомнительные теории.

– Не рано этого молодого в нашу экзотическую компанию? – прищурился Локьё.

– Ну, экзот–то у нас только один, – усмехнулся Лорд Джастин.

– Вот если бы ещё знать, кто «другой», – заметил, входя, Колин.

Я держался пока за его широкой спиной. Это была единственная здесь спина, способная скрыть две «лишних» фигуры разом. Энрека нам повязать и вернуть в медблок не удалось, что уж он там сказал Колину, не знаю.

Иннеркрайт тенью скользнул к крайнему креслу, замер, сказал что–то вежливое по экзотиански и сполз на сидение.

– Кто – другой? – удивился лорд Джастин. И смерил Энрека долгим, оценивающим взглядом.

Но Дьюп только загадочно улыбнулся, облокачиваясь на свободное кресло между Локьё и Мерисом. (Значит, мне придется сесть рядом с лордом Джастином).

Генерал Мерис разливал коньяк. От бокалов поднимался тяжеловатый, терпкий запах. Мне очень хотелось сесть, просто колени подгибались, но все, кроме эрцога и его сына стояли, и я тоже заставлял себя сохранять вертикальное положение.

– У нас сегодня, видимо, будет день загадок, – сказал, улыбаясь, Мерис. Весел и заинтригован был он один.

Генерал поднёс бокал к лицу и вдохнул аромат, прикрывая глаза.

– Я тоже заинтригован, – равнодушно согласился Локьё. Он скользнул взглядом по лицу сына и уставился на меня. – Но я бы начал с молодого. А потом его можно будет отправить в койку. Ты где был, мерзавец, пока тебя с собаками искали? – спросил он и скривил губы в подобие улыбки. – Только не говори, что, где нашли, там и лежал. Никто тебе не поверит.

Колин уже успел очертить мне в коридоре круг вопросов, и я был морально готов. Мне предстояло всего лишь противопоставить свою волю троим (я знал, что Дьюп не станет настаивать), из которых двое – знают о психической силе по более моего.

– Приношу все возможные извинения, – сказал я твёрдо и медленно. – Но не могу рассказать. Я дал слово.

Стало тихо. Эрцог ещё улыбался по инерции, но лицо уже начало изменяться. Ой, что сейчас будет… Я всё–таки сел. На всякий случай, так мне было легче удерживать хоть какое–то равновесие.

Черты Локьё исказились. Я ожидал взрыва эмоций, но он вдруг закрыл ладонями лицо и плечи его задрожали. Подскочил, не сообразив в первую секунду, что с ним.

– Эрцог?!

Локьё хохотал. Спина ходила ходуном, из глаз текли слёзы.

– Вот же воспитали мерзавца на свою голову, – бормотал он. – Рассказать кому – не поверят.

Лорд Джастин крепился, но губы его дрожали. Мерис поставил в пространство над столом бокал, дабы не расплескать.

– Как он сказал? – переспросил Локьё, доставая батистовый, расшитый платок. – Слово дал? Вот хаго! Ну, всего я от него ожидал, но такого! Значит, не расскажешь? – он повернулся ко мне и попытался грозно сдвинуть брови, но не смог и зашёлся в новом приступе смеха. – Разливай уже всем, Виллим, сил же никаких нет!

Мерис, стараясь смотреть только на бутыль, занялся коньяком. Плечи его тоже подрагивали.

Я оглянулся на Дьюпа. Тот не смеялся, но, встретившись со мною глазами, улыбнулся и кивнул на кресло, садись, мол. И я опять сел.

Мерис протянул мне бокал.

– Это бокалы с того самого легендарного «Каменного ворона», – пояснил мне лорд Джастин.

– Имя которого ты самовольно присвоил, очернил и что–то там ещё в депах писали, забыл, – поддакнул Локьё, утирая слёзы. – Ты, вообще, чем думал–то? Или тоже слово кому–то дал? Бабушке? – он всхлипнул от смеха.

Я пожал плечами. Не помнил, как в голову пришло именно это название. Не видел я в нем тогда ничего особенного.

– «И, чтоб сердцу легче стало, встав, я повторил устало: «Это гость лишь запоздалый у порога моего, гость какой–то запоздалый у порога моего, гость – и больше ничего», – тихо продекламировал Колин, принимая бокал.

– Вот–вот, – сказал Локьё. – Значит по «белым гостям» – у нас как ничего достоверного не было, так и нет? Летают вокруг, словно бабочки, сожравшие Кашера, того и гляди – цапнут. Давайте хотя бы историю, откуда тот гость, что в наличии? Что там накопал про него фон Айвин?

Мерис обернулся к лорду Джастину. Я тоже.

Тот картинно развёл руками, щёлкнул пальцами, разворачивая в воздухе голоэкран.

– Мне ничего не жалко для друзей, но… – протянул он. – Смотрите сами. Если кто–то тут хоть что–то в состоянии высмотреть. Единственное, что меня смущает – запрос генетического департамента всё–таки был. Значит, они зацепились за что–то? Но – за что?

В воздухе над столом повис экран. На нем вилось странное переплетение линий и чисел. Я едва догадался, что это и есть генетическая карта. Моя?

– Сие я уже имел неудовольствие изучать, – сказал Локьё. – Что тут вообще могло заинтересовать ваш проклятый генетический департамент? В «коридор» реомоложения он проходит, даже более чем. Парень – абсолютно здоров и…

Локьё вдруг встретился глазами с Дьюпом и замер.

– Ну и что? – спросил он вдруг уже совсем другим тоном.

– Два гена, – сказал Дьюп. – Коридор «проходимости» – один ген – второй или шестнадцатый. А у него «проходные» – оба гена. Оба маркера на месте – 144–й и 86–й.

– Что ты этим хочешь сказать?

– С уверенностью? Ничего. Но предположить, что именно это и заинтересовало генетический департамент – могу. Возможно, они решили, что в расчеты просто вкралась ошибка, или анализы были «грязные». И захотели проверить. Но возможно и другое…

Дальше я вообще ничего не понял. Дьюп говорил что–то о комбинациях генов и редупликации. Выходило, что мой случай – из ряда вон.

Эрцог слушал задумчиво, лорд Джастин – настороженно, только Мерис продолжал улыбаться и ехидно поглядывать на меня. Дьюп тем временем объяснял:

– Мы предполагаем сейчас, что «коридора» по обоим генам просто не может быть, исходя из закона Хеппига–Генрера: если даже от матери индивид наследует в аллели 86аа и 86аа, то от отца два одинаковых маркер–гена он получить всё равно не может, тогда пришлось бы предположить, что у человека просто две матери. А мужчин, сохранивших обе продуктивные копии 144 или 86 – в освоенной галактике просто нет. Значит, само существование Анджея – это повод очень серьёзно об этом задуматься.

– Колин, извини, я запамятовал, ты факультет какой именно философии заканчивал? – перебил вдруг Локьё.

– Общей.

– В Содружестве? – сдвинул в удивлении брови эрцог. – На Диомеде?!

Колин кивнул, и оба лорда переглянулись.

– Человек семь, насколько я знаю, закончило общефилософский? – с сомнением протянул Локьё. – Или восемь?

– Да… Я бы на месте старого Вашуга не то, что выгнал наследника, удавил бы, – усмехнулся лорд Джастин. – Я–то полагал, что это было что–нибудь из локальных наук: факультет философии слова, или философии математики… – он покачал головой. – Общая философия… И с этим парень потом подался в армию…

– А общая философия – это что? – спросил я, видя, что оба лорда реагируют как–то уж больно странно. Да и вообще мне надоело ничего не понимать.

– Общая – это общая, – туманно пояснил Локьё, покусывая верхнюю губу и раздумывая о чём–то.

– На гуманитарных факультетах Содружества, студенты сами набирают себе курсы, – пояснил Дьюп. – Кто какие лекции хочет слушать, те и берёт в свой учебный план. Есть какой–то обязательный минимум, я не помню. Обычно лекции собираются по определённым темам. От этого зависит то, что будет написано в дипломе. Общая философия – означает философия вообще.

– Это означает, что он прослушал ВСЕ курсы философского факультета, – вернулся из задумчивости Локьё. – Насколько я помню, их было как раз сто сорок четыре. По числу маркера редупликации… Действительно, удавить такого наследника – и то мало. Какую карьёру он загубил, даже Беспамятные не знают. За всю историю факультета таким вот образом его закончили только семеро. Шестерых я знаю, они живут и здравствуют… Министр энергоресурсов Джебраил Крашен, … Впрочем, вам это вряд ли интересно. Тебя вычеркнули из списков, Колин?

– У меня просто была тогда другая фамилия. Очередной конфликт с отцом. Поначалу он планировал моё образование иначе. Текущую фамилию я придумал позже. В институте же у меня не хватило фантазии, и я взял материнскую.

– Тогда ясно, – кивнул эрцог. – Томаш Аселин Дайкост. Мать звали Аселин?

Дьюп задумчиво кивнул.

– Томаш Михал, якобы погиб на охоте, Томаш Дайкост разбился на термошехте в соляных пещерах Акса. Сколько раз ты умирал, Колин?

Дьюп пожал плечами.

Оба лорда вежливо помолчали. У меня же услышанное никак не укладывалось в голове – гены, маркеры, общефилософский факультет…

– Я перебил тебя, приношу все возможные извинения, – вежливо кивнул Дьюпу Локьё. – Ты не сказал главного. Откуда на нас свалился этот хаго? Я понял, что мутацией данный феномен быть никак не может, но тогда – что он?

Дьюп покачал головой.

– Цепочка мутаций показывает, что его предки прожили здесь не одно поколение… То, что генетический департамент не заинтересовался ими раньше, гарант того, что признаки отца и матери сошлись в Анджее случайно. Но как такое вообще могло произойти? Я, конечно, могу смоделировать ещё кое–что, но боюсь вступить на слишком зыбкую почву предположений. Разве, что ты мне поможешь, Адам?

– Я? – удивился лорд Джастин. Но прозвучало это вдруг неискренне.

– Ты не бойся. Анджей же сказал, «что он «слово дал», улыбнулся Дьюп. – Мы тоже вполне можем дать тебе какое–нибудь «слово», если присутствующие не против?

– Слово в плане чего? – удивился Локьё. Потом внимательно оглядел собравшихся. – Как ты сказал, Колин? 32–я хромосома идёт в материнской версии? Это что же значит? Значит, этот щенок – прямой потомок землян? Но откуда быть контактам с землянами, если… – Локьё вдруг уставился на лорда Джастина. – А ведь меня пару раз посещала эта мысль, Адам. Ну, где в Империи могли выучить такого как ты? Многие поколения наших семей развивали и усовершенствовали искусство владения своей психической силой, но здесь, на древних землях, а не в Империи. – Локьё говорил «здесь» таким тоном, словно мы в ледяном поясе и чихать не имели права, но никого из старших это не задело, и я тоже выбросил его фразу из головы.

Лорд Джастин молчал. Я растеряно переводил взгляд с одного озабоченного мыслями лица на другое. Локьё что, сказал сейчас, что Лорд Джастин – земной шпион?

– А парень–то не твой часом, нет? – поинтересовался Локьё.

Лорд Джастин отрицательно покачал головой.

– Жа–алко, – протянул Локьё. Вот был бы предмет для шантажа… А чей?

– Я не могу, – сказал лорд Джастин.

– Тоже слово дал? – развеселился эрцог.

Лорд Джастин не ответил.

Локьё промокнул уголок глаза кусочком батиста.

– Хоть бы пожалел что ли? – посетовал он. – Мне же нельзя столько смеяться после операции. Мне тряска категорически противопоказана.

– Тогда могу предложить такой вариант, – сказал Дьюп. – В плане общего сбережения нервов. Я буду предполагать, а ты, Адам, соглашаться или не соглашаться. Это ты можешь?

Лорд Джастин с сомнением покачал головой, потом посмотрел на спокойное лицо Дьюпа, на улыбающегося Локьё и кивнул.

– Я работал какое–то время в архивах на своей родной планете, на Тайэ, – начал лендслер. – Дневники первых колонистов, переписные листы… Плюс врожденная способность получать через чужой текст определённую невербальную информацию. Обычно я хорошо понимаю, что чувствовал человек, когда писал или фиксировал на видео. Отец, отметив в детстве эту способность, лет с пяти отдал меня в обучение к мастеру Зверя. В семнадцать мне это, однако, наскучило, и я сбежал на Диомед. Позже, в военной академии, я обратился к имперским архивам второй волны колонизации, тогда у меня впервые появились сомнения в достоверности современного понимания истории. Истории того, как и почему мы осваивали космос.

Дьюп поднялся и достал упаковку йилана. Коньяк его не впечатлил. Меня тоже. Локьё загадочно улыбался и косился на лорда Джастина. Только Мерис ещё не до конца понял, какая каша тут заварилась.

– Архивные записи подтвердили мои сомнения, – продолжал лендслер. – В письмах колонистов второй волны тоже не было ничего о проблемах якобы умиравшей Земли. Люди радовались, делились надеждами на будущее… Связь оборвалась, словно бы закрыли невидимую дверь между старым и новым миром. И катастрофа старого мира никак не аукнулась в новом. Связь с Землёй была просто потеряна. Долгое время её пытались восстановить, проблемы казались временными, но…

Чайник закипел и Колин снова прервал рассказ. Зашуршал, пересыпаемый в заварочный чайник, йилан.

– Пока всё всех устраивает?

Лорд Джастин сдержанно кивнул. Локьё – пожал плечами. Для аристократов принципиальное значение имела только история Домов.

– Я предположил, что катастрофа, будь таковая в действительности, оставила бы хоть какой–то след в архивах. И долго искал его, но не нашел. Даже все наши умопомрачительные генетические запреты пришли на эти земли вместе с колонистами второй волны, а не как эхо некой более поздней катастрофы в метрополии. Значит, связь прервалась по иным причинам. Нас почему–то больше не захотели видеть на родной планете. Что же мы такого натворили?

Дьюп помедлил. Энрек сидел, закрыв глаза. Наверное, ему было плохо.

– А ещё меня всегда удивляла разница между двумя волнами колонизации. Особенно – достаточно обширное генетическое разнообразие экзотианцев и удивительная имперская скудность на фенотипы. Среди планет Содружества есть, например, заселённые людьми с абсолютно чёрной кожей. Есть алайцы, явные потомки Землян, но отличные не только в плане агрессивных мутаций. Имперцы же – все на подбор, как шарики для игры в кех! Их сортировали намеренно? А доконала меня генетика, когда я взялся за неё основательнее. Почему–то именно в пробах имперцев, так озабоченных проблемами генетической чистоты, так много «сбойных», изломанных какими–то негативными воздействиями генов.

Колин разлил чай и сделал глоток.

– Это то, от чего я отталкивался. Далее буду уже предполагать.

Я тоже потянулся за чашкой. Мерис хмыкнул и налил себе коньяка. Предложил эрцогу, но тот мотнул головой.

– Итак, я предположил, что Земля и в самом деле погибала. Только катастрофа была скрытой от неопытных глаз, вероятнее всего – генетической. И генетические проблемы угрожали безопасности Земли серьёзно и напрямую. Например, были вызваны перенаселением планеты. Что следует из перенаселения при экстенсивном пути развития вы знаете: масса искусственных пищевых добавок, нарушение экологических норм при производстве пластиков, хлорирование воды, использование при строительстве фенолов и так далее. Проблема эта нам известна. Обратите внимание – она изучается на всех университетских курсах, хотя ни в Империи, не в Содружестве остро не стояла НИКОГДА. Тем не менее, мы прекрасно знаем, что подобные экологические нарушения вызывают у homo sapiens, прежде всего, генетические нарушения в определённых кластерах и, как одно из следствий, сужение коридора толерантности. Люди становятся агрессивными. Но на какой, интересно, статистике основаны эти выводы учёных? Я её не нашёл.

Локьё, наконец, заинтересовался. Он наклонился вперёд.

– Ты хочешь сказать, что проблема агрессивности нашего вида связана именно с перенаселением? Территориальный фактор вызывает генетические сбои?

– Я хочу сказать, что мы принесли проблему перенаселения с Земли. Там она была закреплена определёнными «сбойными» генами. И мы бесимся теперь на открытой территории, как сумасшедшие лабораторные мыши.

Локьё покосился на лорда Джастина. Тот отвёл глаза.

– Ну, ладно, – с неохотой согласился эрцог. – Допустим. И что дальше?

– Первая волна переселенцев с Земли, экзотианская, была просто волной переселенцев на фоне общей скученности в метрополии. Среди «первых» были и больные, и более–менее здоровые. Совершенно здоровых на Земле уже, видимо, в то время почти не осталось. Однако, экспансия в космос ещё и подтолкнула эволюцию человека, как вида. Но именно эволюцию более–менее здоровых. К сожалению, жили эти здоровые не в самых экономически развитых странах. Потому что самые развитые получают «по максимуму» и все «ядовитые» блага цивилизации. Значит, процесс эволюции не был распознан землянами сразу. Однако, на отсталых и ограниченных территориях люди медленно, но верно пошли по пути усложнения психических реакций. Тот же процесс шёл и на планетах первого заселения. В результате, человеческие сообщности планеты–матери и первых экзопланет стали распадаться на способных и неспособных эволюционировать психически. И началось противостояние. В космосе мы просто получили на выходе ледяную аристократию. На Земле я предполагаю возникновение военного конфликта. Причём, сражались противники, чем умели – формы технического и психического уничтожения – смешались. И велась эта война скрытно. Развитые государства использовали климатическое и психотропное оружие, их менее развитые технически противники противопоставляли неожиданно возросшую психическую мощь: сдвижки реальности, устранение политиков, путём затягивания их в кармический «мешок» и прочие ваши прелести, эрцог, вы знаете их лучше меня. Необъявленная война между государствами, возможно, так и не перешла в открытую фазу. Если бы о ней знали многие, я нашёл бы это в письмах колонистов второй волны. Но я – не нашёл. Всё время необъявленной войны на Земле колонии первой волны были предоставлены сами себе. Они очень плохо снабжались. Мне попадались сведения о том, что население Тайэ спустя пятнадцать–двадцать лет после начала колонизации было на грани вымирания. Противостояние на Земле, если судить по архивам моей родной планеты, продолжалось около двухсот сорока лет. За это время поселенцы первой волны нашли способ выжить самостоятельно, без метрополии. Были освоены несколько более пригодных для заселения планет, чем Домус, Тайа и Грана. И вот тут на Земле тоже произошло нечто. Видимо, враги сумели договориться. И вторую волну стали готовить к экспансии в космос. Волну из тех, кого собрались просто удалить с Земли. Достоверно известно, что такие планеты, как Мах–ми и Ириа – земляне начали осваивать именно в это время…

Дьюп налил себе ещё чаю.

Лорды молчали.

– Другое дело, что ледяной аристократии уже не нужна была Земля, – продолжал лендслер. – Когда «имперская» волна широко пошла в космос, люди первой волны уже изменились достаточно. Они не приняли пришельцев, хотя какое–то время терпели их рядом. Боялись метрополии. Не знали, что имперцев просто вытеснили с Земли, как проигравших. И в какой–то момент дверца захлопнулась за ними.

Лорд Джастин сидел, уставившись в стол.

– А этот? – спросил Локьё, кивая на меня.

– У меня пока две версии, – задержался на мне глазами Дьюп. – Или его предки прибыли с Земли позднее, нарушив некий генетический карантин. А раз такое возможно – значит, земляне среди нас появляются, время от времени. Или – все наши генетики идиоты, и гены могут, спустя столетия, восстанавливать свою структуру. Айяна, если вам интересно, за вторую версию. Она предполагает, что Анджей является для нас неким маркером, пробной попыткой системы вернуться к первоначальному состоянию. У неё есть определённая информационная теория этого процесса. И она предположила, что мы и физиологически должны чувствовать генетическую чистоту мальчика. Испытывать к нему необъяснимую симпатию, например.

– А за что его тогда так ненавидел фон Айвин? – удивился Мерис.

– Исключение только подтверждает правило. Фон Айвин ненавидел Анджея как раз за тот интерес, который он подсознательно к нему ощущал.

Я отметил, что фонайвиновскую ненависть обозначили в прошедшем времени.

– Это невозможно. Из ничего… – пробормотал лорд Джастин.

– Ты против? – заинтересовался Локьё.

Инспектор покачал головой.

– Колин просто в очередной раз стемнил, – усмехнулся эрцог. – Томаш Дайкост закончил не общефилосовский факультет, уважаемые. Он закончил – историко–философский. Старому лорду нужно было прижать своё седалище и скушать обиды вместе с перчатками… – задумчиво продолжил он. – Человек с таким развитым мозгом способен просчитывать миллионы вариантов событий. Боюсь, Колин не сглупил, бросив карьеру и отправившись в армию. У него, похоже, не было иного выбора. Он, не владея искусством предвидения, сумел просчитать, что будет, если его судьба не ляжет вот таким образом. Что было бы, Колин? Мы проиграли бы войну с хаттами?

– Нет. Но, после победы силы Империи были бы подорваны настолько, что война с Содружеством вспыхнула бы в течение года–двух.

– И? Чья бы взяла?

– Проиграли бы все. Разработки, использовавшиеся тогда против хаттов, не стали бы консервировать. А ты знаешь, мы воевали там вместе, борусы не самое страшное из разработанного тогда оружия.

– Исследования по «живому железу»?

– Гадрат.

– Но… – сказал Локьё и замолчал. – Бездна и все её обитатели! Так, вот куда… Но об этом – потом. Давайте выложим, наконец, всё, что у нас есть, и что можно говорить детям. Ты готов, Адам? Мы должны с тобой расставить точки над и. Колин просто слишком молод, будь ему хотя бы лет 200 – он бы просчитал и остальное. Или ты будешь молчать?

Инспектор не ответил.

– Ну, хорошо, – сказал Локьё. – Тогда буду говорить я. Ты не можешь этого знать, Колин. Тебя тогда ещё даже в проекте не было. И если бы ты не предложил приют моему сыну, не дожидаясь даже моей просьбы… Моего сына разыскивает Агескел. Он, находясь достаточно далеко, не смог понять, что один человек не в состоянии сдержать искривление реальности и стабилизировать наложившиеся пласты. Это может только такая свинья, как он. И даже не предполагает, почему он это может. Путь подобной практики для нормального человека не приемлем. Но я был здесь. И я знаю. Вы устроили это двое. Один – сдержал искажение, вон тот, глупый, молодой. А второй стабилизировал изменения. Чему–то его научил–таки мастер Зверя. Однако Агескел решил, что всё это – дело рук одного Рико. И разыскивает его теперь, как личного врага. Единственное место, где мальчик может отсидеться – Тайэ, земля достаточных знаний, но принадлежащая Империи. Я благодарен тебе, Колин, что ты всё понял и не заставил меня просить. И потому, я скажу сейчас, кто охотится на вашего щенка. Это – служба вашего, имперского, генетического контроля. Он для них – как красная тряпка для ущемлённого самолюбия. Адам не даст мне соврать, то, что было на нашей с ним памяти – это именно противостояние Земли и службы генетического контроля. Эта история и закрыла дверь между нашими мирами. Генетический контроль объявил естественные психические изменения не эволюцией, а угрожающей Империи мутацией. Болезнью, если угодно. Это вымарали изо всех доступных документов. Но мой возраст ещё позволяет мне кое–что помнить. Ваш Агжей для них – рассадник заразы, разносчик «не тех» генов. Они сделают всё, чтобы его уничтожить. Если дела будут плохи, я помогу ему укрыться у нас. На Къясне, или в любом другом месте. Биографию изменим, это не трудно. А теперь – пусть дети идут спать. Нам, оказывается, нужно обсудить кое–что ещё.

Я смотрел на Колина, пока эрцог говорил. Я очень хорошо знаю его лицо – смуглое, хорошо очерченное с широко расставленными глазами. Рот его был прям до равнодушия, взгляд холоден и спокоен, но я–то видел – он ЗНАЕТ. Знает и это. Айяне, ведь, тоже, скорее всего, за двести…

Тряхнул головой – мысли досаждали, словно мухи. Оглянулся на Энрека – тот, похоже, спал с открытыми глазами.

– Хоть один вопрос можно? – я не имел права спрашивать, сам я не рассказал ничего.

– Можно, – ответил Колин. Эрцог сощурился.

– Я опять что–то сделал не так? Скажите хоть, что?

– На мозоль Агескелу наступил, – усмехнулся Локьё. – Сильно. Мне рассказывали, у него случился сердечный приступ на фоне «отката». Зол мерзавец был так, что тебе этого даже и не понять по скудоумию. Доживёшь до сорока двух, может, я и возьму тебя в Дом… – он помедлил. – Или я не прав, Адам? У землян это происходит в каком–то ином возрасте?

Лорд Джастин пожал плечами:

– Возраст раскрытия весьма индивидуален. Не раньше тридцати, обычно. Но у Агжея всё уже иначе. Инициацию он прошёл в неоправданно раннем возрасте. Я не понимаю, зачем эйниты…

Колин перехватил его взгляд.

– Хорошо, – перебил сам себя Адам, – я понимаю.