Текст книги "Хоккейная сделка (ЛП)"

Автор книги: Кристен Граната

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Глава 34

Ария

В тот день я просидела в больнице до тех пор, пока Джулиана не вышла из школы. Энни забрала ее, и мы встретились дома, чтобы вместе рассказать об отце. Он все еще не очнулся, и мы не хотели больше лгать о том, где он. Но сидя в автомобиле и глядя на дом, я не могу выйти из машины.

Большую часть ночи я провела, выискивая в «Гугл», что нужно говорить детям в подобных ситуациях, пытаясь понять, что скажу Джулиане. В мамских блогах пишут, что лучше всего говорить правду, простыми словами. Нужно не проявлять собственных эмоций, чтобы не передать их ребенку.

Эдди бросает на меня взгляд через зеркало заднего вида.

– Все в порядке, Миссис Крум?

– Она будет убита горем, – медленно произношу я. – У нее возникнет так много вопросов, а у меня нет ответов.

Он вздыхает.

– Возможно, дело не в том, чтобы найти ответы. Возможно, ей нужно, чтобы вы просто были рядом.

– Спасибо, Эдди.

Я глубоко вдыхаю и выдыхаю, пытаясь найти в глубинах своего существа толику смелости, о которой даже не подозревала.

Затем выхожу из машины и направляюсь к дому.

– Ария! – Джулиана бежит ко мне, прежде чем я успеваю снять куртку, и прыгает в объятия. – Ты вернулась раньше. Как дела в галерее?

Я выдавливаю из себя улыбку.

– Все хорошо. Я вернулась раньше, потому что хотела тебя увидеть.

– Правда?

– Да.

Элли толкает меня носом, и я наклоняюсь и глажу ее по голове. Она долго обнюхивает меня, несомненно, пытаясь уловить запах больницы.

– Послушай, детка, Энни и мне нужно поговорить с тобой о кое-чем.

– О чем-то важном?

Я киваю.

– Пойдем присядем на диван.

Я опускаю ее на пол, и она убегает в гостиную и ждет меня с Энни. Я вешаю пальто и снимаю туфли, выжидая немного, чтобы еще немного оттянуть неизбежное.

Джулиана садится между мной и Энни на диван, ее большие глаза бегают от одной к другой.

Я прочищаю горло и сжимаю руки.

– Вчера вечером твой папа получил травму на хоккейном матче. Он… упал на лед и ударился головой.

– Но у него же был надет шлем, верно?

– Да, был, но он слетел, – кислота подступает к моему горлу, и я пытаюсь ее проглотить. – Его отвезли в больницу, чтобы помочь, и он сейчас там.

– Мы можем навестить его?

Я смотрю на Энни, прежде чем снова перевести взгляд на Джулиану.

– Можем. Но тебе нужно кое-что знать. Твой папа… – я замолкаю и снова прочищаю горло. – Он спит. И врачи не знают, когда он проснется.

– Он очень устал? – спрашивает она.

Слезы обжигают глаза.

– Да, он отдыхает, потому что мозгу нужно зажить, – Энни берет ее маленькую руку в свою. – У него большая болячка на голове.

Джулиана смотрит на нас большими круглыми глазами, как будто обдумывает все это.

– Нам нужно принести бинты с Эльзой в больницу. Он всегда накладывает их, когда у меня болячка.

Энни хлюпает носом и отворачивается, скрывая это покашливанием.

– Это отличная идея, – еще одна фальшивая улыбка напрягает мое лицо. – Я приходила навестить его вчера вечером, и сейчас он выглядит немного иначе. Голова у него перевязана, а во рту трубка, чтобы можно было кормить, пока он спит.

– Они кормят его, пока он спит? – она морщит носик. – Это странно.

Я не могу сдержать смешок.

Она спрыгивает с дивана, а Элли направляется следом.

– Я схожу, соберу бинты.

Затем она выбегает в коридор и исчезает.

Я выпускаю сдерживаемое дыхание.

– Что ж, это было легче, чем я думала.

– Она еще не понимает всей серьезности ситуации, – Энни протягивает руку и похлопывает меня по колену. – Вы молодец.

– Я не знаю, что делаю. Это…

Это слишком много для меня. Я чувствую себя не в своей тарелке. Александр должен быть здесь. Он бы знал, что делать.

– Мы должны оставаться сильными для нее. Ей нужно, чтобы мы сохраняли надежду, – говорит Энни.

Надежду? Я плоха в этом. Сам Александр сказал, что я закоренелая пессимистка, когда мы только познакомились. Как я должна сохранять позитив, когда видела его подключенным ко всем этим аппаратам и с трубкой во рту?

– А вдруг он не проснется, Энни? – шепчу я, дрожащим голосом. – Что мы будем делать?

Мне нужны ответы. Я не могу жить в подвешенном состоянии, не зная, что произойдет. Кажется, мое сердце разрывается изнутри.

Энни качает головой.

– Мы не можем так думать. Он проснется, и все будет хорошо. Этот парень – борец.

Мои губы дрожат.

– Я все откладывала признание ему в любви. Все время говорила себе, что в другой раз, в другой день. Но теперь этот день может никогда не настать.

– Он знает, Ария. Он знает. Тебе не нужно говорить, потому что он чувствовал это, – Энни скользит по диванной подушке и обнимает меня. – Но ты должна оставаться сильной. Должна верить, что с ним все будет хорошо. Ему нужна твоя сила. Ты не можешь от него отказаться.

Я никогда бы не смогла добровольно отказаться от этого человека. Остается только надеяться, что жизнь не заставит меня сделать это.

Когда мы приходим в больницу, храбрая кудрявая малышка смотрит на меня и спрашивает:

– Ты можешь взять меня на руки, как папочка?

– Конечно, – я наклоняюсь и беру ее на руки.

Она морщит носик.

– Здесь странно пахнет.

– Я знаю. Но это всего лишь значит, что здесь чисто.

Мы останавливаемся перед палатой 504, и я бросаю взгляд на Энни.

– Ты готова?

Энни кивает.

– Ты готова, Джулс?

– Да.

Мы заходим в палату, и я наблюдаю за лицом Джулианы, чтобы оценить ее реакцию. Ее взгляд мечется от аппаратов к проводам, к трубкам, которые подключены к отцу.

Она извивается, чтобы вырваться из моих рук, и я опускаю ее на пол. Джулиана не бежит, как обычно, а делает неуверенные шаги к кровати.

– Привет, папочка, – зовет она.

Он не отвечает.

Она бросает взгляд на меня.

– Можно мне забраться на кровать?

– Только будь осторожна с трубками, которые выходят у него из руки, – я подхожу к ней сзади и поднимаю на кровать, похлопывая по месту рядом с ним. – Садись.

Она кладет маленькие ручки по обе стороны от его лица и наклоняется, изучая трубку, выходящую изо рта.

– Ему больно?

Я качаю головой.

– Нет.

– Привет, папочка, – шепчет она. – У меня есть твои любимые бинты с Эльзой.

Энни сжимает мою руку, пока мы наблюдаем, как Джулиана копается в сумке, которую принесла с собой, и вытаскивает коробку бинтов, выбирая тот, на котором изображен Олаф.

– Я дам тебе Олафа, потому что ты его любишь, и тебе нравятся теплые объятия, как и ему.

Александр действительно любит обниматься.

Я скучаю по его объятиям.

Наклеив пластырь на повязку, обернутую вокруг его головы, она начинает доставать все остальное из сумки.

– Животным нельзя в больницу, поэтому я принесла тебе маленькую Элли. Она составит тебе компанию, если ты испугаешься ночью, – она ставит плюшевую игрушку ему на бедро, прежде чем достать белую бумагу и коробку с карандашами. – Я нарисую тебе картинку, чтобы, когда проснешься, ты мог ее увидеть.

По дороге сюда Энни и я объяснили Джулиане, что, хотя отец и спит, он все равно может ее слышать. Мы посоветовали поговорить с ним, несмотря на то, что он не ответит, и теперь она как раз этим и занимается.

Я ожидала, что она заплачет. Расстроится из-за того, что папе больно. Но не кажется, что она пока понимает всю серьезность ситуации. Да и как может? Ей всего четыре года.

Ей всего четыре года.

Она слишком мала, чтобы потерять отца. Слишком мала для всего этого.

Джулиана начинает рисовать, рассказывая отцу о своем дне, как если бы мы были дома. Энни и я опускаемся на стулья рядом с кроватью и, чтобы поддержать веселое настроение, выдавливаем из себя улыбки.

Через час Джулиана поднимает на нас глаза.

– Почему он еще не просыпается?

Я закусываю нижнюю губу.

– Думаю, когда тело лечится, оно усыпляет тебя, пока не закончит.

– А когда оно закончит лечиться, он проснется?

Жестокая правда застревает в горле, но, к счастью, Энни берет на себя ответственность и лжет.

– Да.

– Он очень долго дремлет, – Джулиана в неодобрении качает головой, точь-в-точь как ее отец. – Когда проснешься, у тебя будет столько энергии.

Когда проснется.

Если проснется.

Как бы я ни старалась удерживать мысли в позитивном русле, они постоянно возвращают меня к негативным.

Я не могу жить в стране фантазий. Я и не жила никогда, по крайней мере, не до встречи с Александром. Он убедил меня, что любовь, романтика и хорошие мужчины существуют. Даже убедил, что я могу заполучить все это, что мужчина, подобный ему, может меня полюбить.

Это мое наказание за то, что поверила в это? Это я получаю за игру в семью?

Может быть, изначально не следовало соглашаться на эту договоренность.

Но когда я смотрю на маленькую девочку, сидящую на кровати Александра, я изгоняю эту мысль из своей головы.

Может, в этом и есть настоящая причина моего пребывания. Помочь Джулиане пережить это.

Может быть, мне все-таки не суждено пережить эпическую историю любви.

Глава 35

Ария

Следующие несколько дней похожи на День сурка.

Я составляю Александру компанию столько, сколько позволяют часы посещения. Я разговариваю с ним и рассказываю, как поживает Джулиана в школе, и пересказываю все забавные вопросы, потому что знаю, как сильно он ненавидит пропускать время с ней.

Мои вечера посвящены Джулиане: я помогаю ей с домашним заданием, даю почувствовать, что ее окружают люди, которые ее любят, и стараюсь сделать все как можно более обыденным в отсутствие отца. МакКинли тоже часто бывает у нас, и неизменно вызывает улыбку на лице Джулианы.

Ночь – самое тяжелое время. Я гуглю все возможные исходы для человека в коме. Все твердят, чтобы я сохраняла позитивный настрой, чтобы сохраняла веру в то, что Александр проснется и все будет хорошо. Но я не могу обманывать себя. Есть вероятность, что Александр не проснется. Есть также вероятность, что он проснется с амнезией или пожизненными осложнениями. Чем дольше он остается в коме, тем хуже.

Конечно, я хочу, чтобы он проснулся. Я желаю этого каждой клеточкой своего существа. Но должна подготовиться к худшему.

В субботу утром я открываю глаза в постели Александра и вижу Джулиану. Каждую ночь она начинает спать в своей постели – только потому, что я знаю, – ее отец хотел бы, чтобы она придерживалась рутины, – но каждое утро, когда просыпаюсь после беспокойной ночи, проведенной в метаниях, Джулиана всегда оказывается рядом.

Я вылезаю из постели, и Элли трусцой бежит за мной, а Дэш остается свернувшимся калачиком с Джулианой. Я выгуливаю собаку, кормлю ее, а затем выпиваю чашку кофе, чтобы вернуться в больницу.

– Ария, ты должна поесть, – Энни бросает на меня унылый взгляд. – Ты не можешь весь день выживать на кофе.

– Я не голодна.

Она вздыхает.

– Послушай, мне нужно кое-что сказать, прежде чем проснется Джулиана. Мы можем присесть?

От тона ее голоса желчь подступает к горлу.

– Что случилось? Из больницы звонила, пока я спала?

Она качает головой.

– Нет, но мне нужно кое-что показать.

На обеденном столе лежит конверт из плотной бумаги, и Энни пододвигает его ко мне, когда мы садимся.

– Это завещание Александра.

– О, черт. Я не хочу этого видеть.

– Я показываю тебе его не потому, что думаю, что он умрет.

Я смотрю на конверт, боясь его открыть.

– Он кажется таким мрачным.

Энни игнорирует меня, открывает его и указывает на один из нижних абзацев.

– Мы это обсуждали около месяца назад.

Мой взгляд скользит по странице до тех пор, пока не мутнеет.

– Почему он так сделал? – я качаю головой. – Я не могу… Я не могу…

– Он хочет, чтобы ты стала законным опекуном Джулианы, если с ним что-то случится. Раньше это была я, но… – она смеется. – Я старею, и думаю, что это лучшее решение для нее.

Я?

Я.

Законный опекун Джулианы.

– Почему он сначала не поговорил об этом со мной?

Она хихикает.

– Наверное, потому что знал, что ты скажешь нет, как это делаешь сейчас.

– Я… Я не мама. Я не умею этого, – я заикаюсь. – Посмотри на меня. Я не знаю, что делать.

– Милая, ты была самым замечательным дополнением к этой семье. Эта маленькая девочка смотрит на тебя, как будто ты повесила луну. Ты делала все возможное, чтобы обеспечить ее здоровье, счастье и безопасность. И ты даришь ей любовь. В конце концов, это все, что имеет значение.

– Как это должно подбодрить? – слова застревают в горле, словно горький комок.

Это, мягко говоря, слишком.

Энни смахивает слезу, ее взгляд полон сочувствия.

– Потому что это показывает, как высоко этот человек тебя ценит. Он так глубоко в тебя влюбился, и для меня было честью наблюдать, как ваши отношения разворачиваются. Так что держись за эту память. Держись за надежду, что он вернется.

Звук мяуканья Дэша отвлекает меня от коридора, где появляются Джулиана и он сам.

Я растягиваю губы в улыбке, хотя внутри все дрожит от боли.

– Привет, малыш.

Но она не отвечает улыбкой. Хлюпающий нос выдает ее.

Черт.

– Я скучаю по папочке.

Я широко развожу руки, и она падает мне в объятия. Ее маленькое тельце сотрясается от слез, и я сажаю ее себе на колени, чтобы она обняла меня крепче, как коала.

– Почему он так долго просыпается? – плачет она. – Разве он уже не вылечился?

– Я понимаю.

Я не могу отрицать ее разочарование. Это действительно долго и чертовски плохо. Ей позволено чувствовать это. Позволено устроить истерику, если хочет. Я удивлена, что она так долго сдерживалась.

Именно в этот момент, когда держу Джулиану, а она плачет у меня на руках, меня озаряет.

Не имеет значения, что я о себе думаю. Не имеет значения, считаю ли я себя хорошей матерью или пригодной для этой роли. Я здесь, независимо от этого. Я в игре. И эта малышка нуждается во мне. Так что буду кем угодно, сделаю все что угодно, чтобы обеспечить ее всем.

Даже если это значит быть ее матерью.

– У вас посетитель в комнате ожидания, – говорит медсестра, стоя в дверях.

Я бросаю взгляд на телефон, задаваясь вопросом, не МакКинли ли это, или Кэссиди, хотя ни один из них не писал.

Энни встает со стула и берет Джулиану с собой.

– Мы сходим поужинаем.

– Пока, папочка, – Джулиана машет безжизненному телу Александра. – Мы скоро вернемся, хорошо? Может быть, ты проснешься и поужинаешь с нами.

Еще один нож вонзается мне в сердце.

Медсестра выходит вместе с Энни, а я прошу Эдди последовать за ними, вместо того, чтобы оставаться со мной.

Несколько минут спустя в коридоре раздаются шаги. Я бросаю взгляд через плечо, но меня встречают не рыжие кудри МакКинли, и не полные надежды карие глаза Кэссиди. У двери стоит высокий, худой человек в дорогом костюме. Флуоресцентный свет отражается от его лысой головы, покрытой морщинами.

– Нет, – говорю я, выпрямляясь и показывая на него указательным пальцем. – Валите отсюда.

Он приподнимает густую серую бровь.

– Извини?

– Я знаю, кто вы, и вам здесь не рады, Лоренцо.

На его тонких губах появляется усмешка.

– Это разве не слишком грубо?

Я широко развожу руки, словно приглашая его в бой.

– Мы окружены кучей острых предметов, так что, если не хотите, чтобы вам воткнули один из них в глазницу, советую развернуться и уйти. Рак будет наименьшей из проблем, когда я с вами разделаюсь.

Он удивленно хихикает, подходя ближе.

– Ну и очаровательная молодая леди, не так ли?

Я стискиваю зубы.

– Клянусь, я вызову охрану, и вас выкинут отсюда.

Он останавливается и поднимает руки над головой.

– Я просто хотел узнать, как мой внук.

Мои брови ползут к волосам.

– Внук? Вы имеете в виду того, кого игнорировали последние двадцать девять лет жизни? Того, кого пытаетесь обмануть, лишив родительской виллы? Того внука?

Он ухмыляется.

– А ты, должно быть, жена, которую он нашел, чтобы обмануть меня, лишив наследства. Скажи, сколько он тебе платит? Я могу предложить больше.

Я издаю звук тошноты и морщусь.

– Фу, хотите, чтобы я вышла за вас замуж? Извините, но я не в восторге от богатых папочек.

Он хихикает.

– Ты понимаешь, что я имею в виду, Ария.

Звук моего имени, вырвавшийся из его уст, пронзает ледяной дрожью, пробегающей по спине.

– Я скажу это только один раз: убирайтесь. Немедленно.

Я достаю телефон из заднего кармана и, быстро набирая сообщение, прошу Эдди помочь в палате, но прошу не подпускать Энни и Джулиану.

– Я пришел не устраивать беспорядки. Я сочувствую тебе, по-настоящему. И могу предложить выход. Ты не подписывалась на все это, – он размахивает рукой, указывая на Александра, лежащего безжизненным на кровати. – Ты думала, что будет легко, не так ли? Он покупает тебе художественную галерею в обмен на брачный договор. Вы встречаетесь несколько раз, проводите время, притворяясь парой. Но это слишком большая ответственность. Ты готова оставаться рядом, пока это продлится?

Его слова – оскорбительная намек.

– Я останусь рядом с ним, пока нужно, потому что его жена и люблю его, – я понижаю голос и сжимаю кулаки, приближаясь к этому старому мерзавцу. – Возможно, такое бесчувственное отродье, как вы, притворялось бы, что женится на ком-то, чтобы перехитрить умирающего деда, но Александр никогда бы так не поступил. Он лучше вас.

Он игнорирует мой укол.

– Как долго ты планируешь оставаться замужем? Шесть месяцев? Год? Должно быть, как минимум так, чтобы это выглядело правдоподобно. Или, может быть, просто ждешь, когда я умру.

– Как вы могли так поступить со своей дочерью? – спрашиваю я. – Вы когда-нибудь думаете о ней? Жалеете о том, как с ней обращались, пока она была жива? Хотели бы получить второй шанс, чтобы исправить все?

– Это заставило бы тебя почувствовать себя лучше, зная, что отец сожалеет о том, что не был в жизни своей дочери? Думаешь, что твой думает о тебе?

Этот ублюдок.

На мгновение я представляю себе, как прыгаю на него, как обезьяна-паукообразная, и выдираю глаза. Но этого он и хочет. Именно для этого он здесь, чтобы вывести меня из себя.

Вместо этого я улыбаюсь.

– Нет, я вообще не думаю о своем отце. Так же, как Александр не будет думать о вас, когда вы умрете. Удивительно, как мусор всегда сам себя выбрасывает.

Он вздыхает.

– Это мое последнее предложение, Ария. Назови свою цену, и можешь выбраться из этой передряги.

Этой передряги. Жизнь Александра висит на волоске, а он называет это передрягой.

– Возьмите свои деньги и засуньте их себе в задницу, Лоренцо.

Эдди входит в комнату и обхватывает руку Лоренцо.

– Пора идти.

– Еще кое-что, – я встаю перед стариком, расставляю ноги и смотрю в его бездушные глаза. – Надеюсь, рак сожрет вас изнутри, и вы умрете медленной, мучительной смертью. И надеюсь, последняя мысль, которая придет вам в голову, будет то, что никому на этой земле нет дела до того, что вы умерли.

Лоренцо мотает головой и уходит, не говоря ни слова.

Оставшись в палате с Александром, я возвращаюсь к креслу у кровати. Я поднимаю его руку и кладу ладонь к своей щеке, закрываю глаза и желаю, чтобы большой палец погладил мою кожу, как раньше.

– Надеюсь, ты слышал это, Большой Парень. Потому что я имела в виду все, что сказала твоему подонку дедушке. Я люблю тебя, и никуда не денусь. И если бы ты просто проснулся, я могла бы тебе это сказать. Я буду ждать столько, сколько потребуется, но кофе здесь отвратительный, а кресло очень неудобное, так что, если бы ты мог поторопиться, это было бы здорово, – маниакальный смех вырывается из меня, и я начинаю плакать. – Я скучаю по тому, как ты смеешься над моими саркастическими шутками. Я скучаю по тому, как ласково ко мне обращаешься. Я скучаю по нашим поездкам. Я скучаю… я скучаю по всему, что связано с тобой. Если не вернешься ко мне, как я должна жить дальше? Ты врос в мою жизнь, и теперь я не знаю, как обойтись без тебя. Я нуждаюсь в тебе. Джулиана нуждается в тебе. Команда нуждается в тебе.

Я вглядываюсь в его лицо, как завороженная, моля, чтобы веки задрожали, чтобы его рука, покоящаяся на моей щеке, дрогнула, подавая хоть какой-то признак жизни.

Но он безмолвен, неподвижен, и я, не в силах больше сдерживать слезы, зарываюсь лицом в одеяло, отдаваясь потоку горя.

Несколько минут спустя Эдди возвращается в комнату.

– Все чисто, Миссис Крум.

Я поворачиваюсь, выдавливая слабую улыбку.

– Спасибо.

Он бросает на меня быстрый взгляд, прежде чем исчезнуть в коридоре, и бросает напоследок:

– Напомните не связываться с вами. Вы ужасны, когда злитесь.

Глава 36

Ария

– Я думаю, тебе стоит немного развеяться.

Я игнорирую Кэссиди и продолжаю свой распорядок. Взбиваю подушку Александра, наношу бальзам для губ на его сухие губы и меняю воду в вазах с цветами, которые продолжают приходить от незнакомых людей.

– Ария, – она подходит ко мне сзади и касается плеча. – Серьезно, это нездорово. Прошло семь дней. Тебе нужен перерыв.

– Я делаю перерыв каждую ночь, когда заканчиваются часы посещения.

– Нет, не делаешь, потому что идешь домой и заботишься о четырехлетнем ребенке. И Энни сказала, что ты не спала, потому что всю ночь рисовала, – она становится передо мной, чтобы я не могла пройти. – Почему бы тебе не пойти к нам и не поспать? Трентона нет, он на выездной игре.

Я качаю головой.

– Я не устала.

– Хорошо, тогда я могу отвезти тебя в галерею, если хочешь. Может быть, это отвлечет тебя от…

– Я не хочу отвлекаться от него, – мой голос звучит резче, чем планировалось. – Я хочу остаться здесь и ждать, когда он проснется. Он должен слышать меня. Должен чувствовать. Алекс должен знать, что я здесь. Я не хочу оставлять его одного.

– Доктор позвонит тебе, если что-то изменится.

– Нет.

Слова вертятся у нее на языке, но она не произносит их.

Она хочет спросить: Что, если он не проснется? Как долго ты будешь продолжать?

Я знаю это, потому что она моя лучшая подруга, и я бы спросила то же самое, если бы роли поменялись. Но я не могу заставить себя уйти, пока не закончатся часы посещения.

И даже не могу думать о галерее, не говоря уже о том, чтобы пойти туда. У меня есть это место только благодаря Александру. Может быть, со временем все изменится, если он не проснется, но сейчас, после недели этой изматывающей пытки, я не готова отпускать его.

В тишине раздается громкое урчание моего желудка. Кэссиди поднимает бровь.

– Не голодна, да?

Я пожимаю плечами.

– Думаю, я могла бы что-нибудь съесть.

Она вздыхает.

– Я пойду принесу нам гамбургеры из кафетерия.

– Эй, – я протягиваю руку, прежде чем она успевает отвернуться. – Спасибо за то, что ты здесь.

Она приходит сюда каждый день, приносит ноутбук и работает над новой книгой, пока составляет мне компанию.

Она сжимает мою руку.

– Ты бы сделала то же самое для меня.

И я бы сделала.

Я жду, пока она уйдет, прежде чем сесть рядом с кроватью Александра и провести пальцами по его предплечью.

– Ну, это седьмой день. Сегодня я отвезла Джулиану снимать гипс. Доктор сказал, что перелом хорошо зажил. Я обязательно задала сто вопросов, потому что знаю, что ты бы так поступил, – я поднимаю его руку и касаюсь губами костяшек. – Я люблю тебя, Алекс. Жаль, что не сказала тебе этого раньше. Жаль, что была такой упрямой. Но я надеюсь, что ты слышишь меня там. Я люблю тебя.

Я беру телефон с подлокотника и нажимаю на приложение «Спотифай». Я перебираю его плейлист, надеясь, что музыка поможет стимулировать что-то в мозгу.

Первой звучит песня Brown Eyed Girl, и я улыбаюсь, вспоминая историю, которую Александр рассказал о том, как отец пел ее матери, пока они готовили на кухне. Затем мелькает воспоминание о том, как мы танцевали с Джулианой на кухне, и горячие слезы жгут глаза.

– Пожалуйста, Алекс, – я опускаю голову на его ладонь, всхлипывая. – Пожалуйста, проснись.

Я лежу там, пока не заканчивается песня, потому что мне нужно выплеснуть эмоции, прежде чем Кэссиди вернется с ужином.

Но прямо перед тем, как песня переключается на следующую, пальцы Александра дергаются у моей щеки.

Я резко поднимаю голову, ахая.

Мне показалось?

Я уставляюсь на его руку, пока не вижу, что пальцы дергаются снова.

– Алекс? Ты слышишь меня? – я взглядываю на закрытые глаза, ожидая, что они откроются. – Алекс, ты только что пошевелил пальцами. Сделай это еще раз, детка. Ну же. Вернись ко мне.

Я нажимаю кнопку, чтобы вызвать медсестру, и в течение нескольких секунд в комнате появляется медбрат, с которым я подружилась.

– Джером, я почувствовала, как пошевелились его пальцы. Я сидела, и они дернулись. А потом дернулись снова. Это значит…

Веки Александра затрепетали.

Я ахаю, и мои руки прикрывают рот.

– Скажи, что ты это видишь.

– Я это вижу, милая, – Джером подходит к кровати и проверяет экран, на котором отображаются жизненные показатели Александра. – Сначала он может быть дезориентирован, поэтому нужно дать ему время выйти из этого состояния. Иногда пациенты возбуждены. В других случаях они сразу засыпают снова. Нам нужно быть терпеливыми. Это не похоже на кино.

Я сжимаю руку Александра и уставляюсь на него, ожидая следующего движения.

– Я пойду вызову врача, – говорит Джером.

Я киваю и опускаюсь обратно на стул, боясь моргнуть и что-то пропустить.

– Алекс, я здесь, детка, – шепчу я. – Я здесь и жду, когда ты откроешь эти красивые карие глаза. Не торопись. Я никуда не уйду. Все будет хорошо.

Мое сердце колотится, и я едва могу вздохнуть, пока жду.

Доктор Стивенс входит в комнату несколько минут и еще два подергивания руки спустя.

– Добрый день, Миссис Крум. Я слышал, что наша хоккейная звезда наконец просыпается.

– Я думаю, да. Его пальцы продолжают дергаться, а глаза движутся.

– Все это хорошие признаки, – он наклоняется над Александром и поднимает каждое веко, посветив ему в глаза маленьким фонариком. – Он реагирует на свет.

Я наблюдаю, как доктор осматривает Александра, проводя тесты на реакцию. У меня так много вопросов, но я держу их в себе, потому что сейчас все, на чем хочу сосредоточиться, – это пробуждение Александра.

Кэссиди врывается в комнату, держа в одной руке коричневый бумажный пакет, а в другой – два прохладительных напитка в подстаканнике.

Ее глаза расширяются, как только она смотрит на меня.

– Что? Что случилось?

По моей щеке катится одинокая слеза.

– Он может проснуться. Е..его пальцы… они дернулись. И глаза…

Мой голос обрывается.

Кэссиди быстро ставит еду и бросается садиться на стул рядом со мной.

– Давай, Крум Кейк, – шепчет она.

– Это постепенный процесс, – говорит доктор Стивенс. – Медленный и стабильный.

Я киваю, вытирая следы от слез.

– Сколько обычно занимает этот процесс?

– Каждый пациент индивидуален, но мы вынем питательную трубку и посмотрим, как он будет себя чувствовать в течение следующих суток.

После его ухода я звоню Энни и все ей рассказываю. Мы договариваемся не говорить Джулиане, пока не узнаем, в каком состоянии Александр проснется.

Я пытаюсь сдержать волнение, но внутри все клокочет.

Это мучительное ожидание, возможно, наконец, закончилось.

Медсестры разрешают мне остаться на ночь.

Джером – большой поклонник хоккея, и когда убеждает всех на этаже сохранить это в секрете и позволить мне остаться, я говорю, что подарю бесплатные билеты в знак благодарности.

Энни позволяет Джулиане спать в доме у Макайлы, чтобы не пришлось объяснять, где я. Я чувствую себя виноватой, не возвращаясь домой, чтобы увидеть ее, но также не хочу отходить от Александра в случае, если он полностью проснется.

В этом месте невозможно спать, поэтому я то засыпаю, то просыпаюсь в неудобном кресле. Джером предлагает принести раскладушку, но я хочу быть как можно ближе к Александру. Я должна чувствовать, как он снова шевелится, даже если это самые незначительные движения.

Я смотрю на телефоне игру команды Алекса без звука, когда чувствую, как его рука сжимает мою.

Мой взгляд взлетает к его лицу, и я вижу темно-карие глаза.

Телефон выскальзывает из рук, падая на пол с глухим стуком. Я сдерживаю вскрик, слова застревают в горле.

– Алекс.

Он снова сжимает руку, медленно моргая, не отрывая от меня взгляда. Взгляда, который пронзает насквозь, пробуждая надежду.

В голове роятся тысячи слов, столько всего я хочу сказать, но из меня вырывается только:

– Пожалуйста, скажи, что у тебя нет амнезии, что помнишь, кто я. Иначе, клянусь Богом, я закричу так, что стены задрожат.

Уголок его рта дергается, и я замираю, затаив дыхание, ожидая, что он скажет хоть слово, но ничего не приходит. Молчание гудит в ушах, пугающее и невыносимое.

Я поднимаю его руку и прижимаю к своей щеке, а свою ладонь – к его лицу, к коже, к той, что так хорошо знаю.

– Я так по тебе скучала. Я так рада видеть, что твои глаза открыты и смотрят на меня.

Слеза катится по щеке, и его большой палец ловит ее, словно драгоценность. Он издает хриплый звук, но слов не произносит.

– Все в порядке, это слезы радости, – я поворачиваюсь и беру стакан воды, стоящий на столике у кровати. – Вот, наверное, ты очень хочешь пить.

Я подношу соломинку к его губам и смотрю, как он пытается сделать глоток.

– Вот так, любимый, – я наклоняюсь и целую его в щеку, осыпая лицо поцелуями. – Ты пробыл в коме семь дней. Но теперь поправишься, и все будет хорошо.

Все будет хорошо.

Его взгляд мечется по комнате, словно ищет что-то, что затерялось в лабиринте памяти.

– Джулиана сегодня ночует у подружки. Она приходила раньше, – я улыбаюсь, пытаясь найти в глазах отклик, признак того, что он помнит свою дочь.

– Ей сняли гипс. Она очень хочет показать тебе.

Его глаза наполняются слезами, и мое сердце сжимается от этого зрелища.

– Спокойно, любимый. Мы все в порядке. Ты просто нас напугал, но все хорошо. Я ухаживала за Джулианой, как и Энни. Я даже водила Элли на ее ежедневные прогулки. Эта собака так много какает, просто невероятно. А еще, кажется, МакКинли научил Джулиану слову «блять», но я заставила ее поклясться, что она не повторит его до тридцати лет.

В его груди раздается хриплый звук, словно он пытается засмеяться, но затем начинает кашлять.

– Хорошо, хорошо. Хватит шуток, – я даю ему сделать еще один глоток воды. – Боже, Алекс, я так чертовски рада, что ты проснулся.

Он сжимает мою руку, притягивая к себе, словно боясь, что я исчезну.

– Что случилось? Что тебе нужно? Еще воды?

Он тянет меня к себе, так что я оказываюсь в неудобном положении, полулежа на кровати, над ним.

– Ты хочешь, чтобы я легла с тобой? – спрашиваю я, вглядываясь в его глаза, чтобы понять, что он хочет.

Он кивает, едва заметным движением, и мое сердце замирает от счастья.

Я скидываю туфли и залезаю на кровать, аккуратно обходя трубки, подключенные к руке. Я прижимаюсь головой к его груди, а он обнимает меня свободной рукой.

Алекс проснулся.

Он держит меня в своих объятиях.

Волна облегчения захлестывает меня, и слезы сами собой текут из глаз. Я прячу лицо в его шею, чтобы он не видел. Последнее, что я хочу сейчас сделать, – это расстроить его еще больше.

– Я очень надеюсь, что ты помнишь меня, – шепчу я, сдерживая всхлип. – Иначе придется хорошенько выпороть тебя за то, что позволил какой-то женщине забраться в твою постель.

Его плечи сотрясаются от тихого смеха.