Текст книги "Хоккейная сделка (ЛП)"

Автор книги: Кристен Граната

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Глава 32

Ария

– Миссис Крум, у вас посетители.

– Эдди, не нужно каждый раз меня называть… – я опускаю коробку, которую несу. – Подожди, посетители?

Мой телохранитель улыбается.

– Идите и сами посмотрите.

Я вытираю ладони о легинсы, выходя из своего нового офиса в коридор. Кэссиди, Селеста и Кортни ждут в вестибюле, держа в руках бутылки вина и сумки-холодильники.

Мои брови взлетают вверх.

– Что вы здесь делаете?

Улыбка Кэссиди такая широкая.

– Одна немаленькая птичка нашептала, что ты так усердно работала в галерее всю неделю, что все время забывала поесть. Поэтому попросила принести ужин.

Селеста держит в каждой руке по бутылке красного вина.

– И выпивку!

– Немаленькая птичка? – я выгибаю бровь. – Уж не Большой ли это Мальик случайно?

Кортни смеется.

– Он приготовил ужин для нас всех и сказал, что тебе может понадобиться девичник, – ее улыбка смягчается. – Это место прекрасно, Ария.

Мое сердце колотится в груди при мысли о том, что Александр приготовил ужин для нас четверых и обратился к девушкам от моего имени. Я склонна замыкаться в себе, когда испытываю стресс, и он это знает.

Он знает меня.

– Ты выглядишь удивленной, – Селеста подмигивает мне, проходя мимо. – Ты же знаешь, что этот мужчина влюблен в тебя по уши, верно?

Я закатываю глаза.

– Я официально владею этим местом, понимаешь? Я могу выгнать вас, если захочу.

Она хихикает.

– Проведи для нас небольшую экскурсию, а потом можем поесть. Пахнет просто потрясающе, и я умираю с голоду.

Кэссиди ставит сумку-холодильник и практически прыгает мне в объятия.

– Я так счастлива за тебя.

Я говорю:

– Хорошо, хватит обниматься, – но, вопреки себе, крепко прижимаю ее к себе. – Я с трудом верю, что это моя жизнь.

Год назад я никогда бы не подумала, что стану владелицей собственной галереи.

Или выйду замуж.

Или буду помогать заботиться о четырехлетнем ребенке.

Или влюблюсь в человека, который сделал все это возможным.

Я провожу девушек по пустой галерее, рассказывая о планах, которые у меня есть для каждой зоны.

– Ты можешь воспользоваться услугами моих родителей для кейтеринга на торжественном открытии, – предлагает Кортни.

– Спасибо, Корт. Я даже не могу думать о торжественном открытии на данном этапе. Меня переполняет мысль о том, сколько всего нужно сделать, чтобы это произошло.

Кэссиди сжимает мое плечо.

– Ты справишься.

Мы берем еду, вино и поднимаемся наверх, чтобы поесть.

– Извините, что у меня нет стола и стульев. Я не ожидала гостей.

Селеста опускается на пол и скрещивает ноги.

– Ничего страшного. Мы же гибкие, правда, Корт?

Щеки Кортни вспыхивают.

– Хорошо, ты должна рассказать, о чем вы говорите, – умоляю я.

Глаза Селесты загораются.

– Вчера вечером мы…

Рука Кортни закрывает рот Селесты.

– Нет!

Плечи Селесты трясутся от смеха.

– Все, что я скажу, дамы, вы должны приобрести качели для своей спальни.

Кэссиди и я переглядываемся, широко раскрыв глаза.

– Да, я не думаю, что смогу объяснить это Джулиане, – говорю я.

Мы едим, пьем и, самое главное, смеемся. Стресс, под которым я находилась, тает, и помимо моих подруг, мне нужно поблагодарить за это Александра.

– Сейчас вернусь. Мне нужно что-то взять из сумки, – я сбегаю вниз по лестнице и сразу же возвращаюсь обратно с кошельком в руке. Как только снова усаживаюсь, я достаю по хрустящей пятидесятидолларовой купюре для каждой из них. – По-моему, я влюблена в Алекса.

Кэссиди дрыгает ногами, держа деньги так, словно это детеныш Симбы.

– Я знала! Я, черт возьми, знала!

Селеста чокается со мной своим бокалом вина.

– Поздравляю, девочка. Добро пожаловать в клуб.

– Это ужасно, – стону я, зарываясь лицом в ладони.

Кортни поглаживает меня по плечу.

– Страшно, но это самое прекрасное чувство в мире. Ты заслуживаешь этого.

Кэссиди кивает.

– Алекс – отличный парень и потрясающий отец. Ты любишь Джулиану, и прекрасно с ней ладишь. Лучше и быть не могло.

– А что, если он не чувствует того же? – спрашиваю я.

– Невозможно, – Селеста качает головой. – Этот мужчина давно влюблен в тебя. Я вижу это по его лицу.

Он тоже меня любит?

Его заботливые жесты.

Внимательное отношение.

Это любовь?

По ощущениям похоже, что да, так оно и есть.

– Скажи ему, что чувствуешь, – говорит Кэссиди. – Помнишь, что говорила мне, когда я влюбилась в Трентона, а мы притворялись, что встречаемся?

– Я больше не стану давать советов, если будешь использовать их против меня.

Она смеется.

– Я серьезно, Ария. Скажи ему, что чувствуешь.

Я киваю.

– Посмотрим.

Я не знаю, как это сделать. Мать никогда не говорила мне такого. Мы, конечно, никогда не выражали чувств, разве что те, которые выплевывали друг на друга в гневе.

Мысль о том, чтобы сказать Александру, что я чувствую, пугает, и она мучает весь оставшийся вечер, пока он не входит в дверь галереи, чтобы забрать меня, и мы не прощаемся с девушками.

– Как прошел вечер? – спрашивает он, обнимая меня за талию и притягивая к себе для поцелуя.

– Прекрасно. Мне это было очень нужно, – я смотрю на него снизу вверх. – Спасибо за то, что ты это сделал для меня.

Он смотрит на меня, и в его глазах только искренность.

– Ты же знаешь, что я сделал бы для тебя все, верно?

Эмоции душат меня, собственные чувства обхватывают мои голосовые связки, поэтому я киваю вместо того, чтобы говорить.

Доверять кому-то страшно, когда тебя всю жизнь подводили. Но глядя на этого мужчину, не доверять ему кажется таким глупым. Как я могу не отдать ему свое сердце? Как могу не отдать, что у меня есть?

Я только надеюсь, что этого будет достаточно.

Он заслуживает всего мира. Способна ли я на это? Могу ли быть тем, чего он заслуживает?

Я скажу ему в другой раз.

Когда Александр отстраняется, я только сейчас замечаю, что в правой руке он держит пакет.

– Что это? – спрашиваю я.

Он заглядывает внутрь и достает маленькую квадратную упаковку, завернутую в блестящую золотую оберточную бумагу.

– Это для тебя.

Мои глаза сужаются.

– За что?

Он смеется.

– Просто открой и увидишь.

Я выгибаю бровь.

– Приятный сюрприз?

– Определенно, – он делает паузу. – Зачем мне заворачивать плохой сюрприз в золотую оберточную бумагу?

– В этом и суть плохих сюрпризов – они всегда завернуты в красивую обертку, замаскированную под подарок.

Прежде чем я успеваю выхватить подарок из его рук, Алекс поддевает мой подбородок, снова заставляя смотреть вверх.

– Эй, смотри на меня. Ты не получишь от меня никаких плохих сюрпризов, хорошо?

Я хочу сказать, что он не может этого обещать, но не делаю этого. Потому что я хочу верить ему.

– Поняла, Большой Парень.

Он отпускает меня, и я с трепетом разрываю подаренную упаковку. Внутри квадратной коробки – черная рамка, словно предназначенная для хранения самой драгоценной картины. Посреди стекла – маленький прямоугольный кусочек белой бумаги с синими буквами: «Твоя мечта вскоре осуществится».

Мои глаза расширяются, а в голове всплывает яркий образ того вечера, когда я принесла китайскую еду к нему домой. Это была та самая записка из печенья, что так меня тогда заинтриговала.

Он кивает, словно подтверждая мои мысли.

– Я подумал, что ты сможешь повесить его над столом в своем новом офисе. Как напоминание о том, что воплощаешь свои мечты в жизнь.

– Ты сохранил его? – шепчу я, не веря в происходящее.

Он снова кивает, глядя на меня с такой нежностью, что сердце замирает.

– Я всегда верил в твою мечту. Теперь твоя очередь поверить в нее.

Я прижимаюсь к нему, чувствуя тепло его тела и биение сердца. Не знаю, как заслужила эту любовь, эту нежную заботу. Не знаю, как смогу стать достойной той женщины, которую он заслуживает.

Но я знаю, что изо всех сил буду стараться.

Придя домой, мы желаем спокойной ночи Энни и крадемся к Джулиане, чтобы поцеловать ее на ночь. Но ее кроватка пуста.

Мы находим ее в комнате Александра, крепко спящей посередине кровати. Элли и Дэш, словно верные стражи, оберегают ее сон.

Александр вздыхает, но его глаза сияют от любви.

– Она просто помешана на моей кровати, – шепчет он, смущаясь.

Я качаю головой, улыбаясь.

– Дело не в кровати. Дело в отце. В том, что он в ней.

Он переплетает наши пальцы, наклоняется и целует мою щеку, шепча:

– Спи с нами.

Я бросаю взгляд на Джулиану, потом снова на него.

– Но что она подумает, когда проснется и увидит меня в постели?

– Подумает, что ее семья рядом. Что ее любят.

Семья.

Я никогда не думала, что являюсь ее частью.

До сих пор.

Я киваю, отвечая легкой улыбкой.

– Хорошо.

После того, как умываемся и переодеваемся, мы ложимся в постель. Александр по правую сторону, я – по левую, а между нами – Джулиана, зажатая в наших объятиях. Он тянется и целует ее в макушку, растрепанные кудряшки разбросаны по подушке. Затем он обнимает меня, отводит волосы от лица и ласкает мою щеку.

Его нежные прикосновения убаюкивают, несмотря на учащенное сердцебиение, которое готово выпрыгнуть из груди и упасть к его ногам.

Может быть, завтра.

Я скажу ему завтра.

Глава 33

Ария

– ДА! ГОООООООЛ!

Кэссиди вскакивает на ноги и вопит вместе со мной.

– Давай!

Счет официально 1:0, и преимущество на нашей стороне. Публика в восторге, болеет за свою команду и оглушительно освистывает Филадельфию.

Сокомандники Александра хлопают его по плечам, когда тот проносится мимо после набранных очков, а затем его взгляд находит меня на обычном месте за воротами Трентона. Я посылаю ему воздушный поцелуй, и он делает вид, что ловит его перчаткой, прежде чем снова сосредоточиться на игре.

– Следи за четвертым и пятым номерами, – предостерегает Селеста. – Они известны тем, что играют грязно и часто устраивают драки.

Кэссиди стонет.

– Зачем драться? Почему они просто не могут играть?

И Кэссиди, и Селеста видели, как их мужья получали подлые удары на льду, а Джейсона однажды даже увезли на скорой. У меня болит живот, когда я думаю, что что-то подобное может случиться с Александром, но знаю, что такова игра. Хоккей – агрессивный вид спорта.,

Во втором периоде я замечаю, что два игрока, на которых указала Селеста, становятся все более смелыми в ударах. Оба оказываются в штрафном боксе пару раз, но это, похоже, их не останавливает. Каждый раз когда они врезаются в кого-то, толпа в унисон ахает. МакКинли явно зол и в какой-то момент сбрасывает шлем и перчатки, чтобы сразиться с четвертым номером. Оба уходят с разбитыми лицами. В следующей игре он снова висит на хвосте у МакКинли, но Александр бьет его бортами и что-то кричит, прежде чем уехать. По моей коже разливается жар. Есть что-то в том, как мой мужчина берет бразды правления на льду, что заставляет меня заводиться и волноваться.

– Тебя это заводит, не так ли? – спрашивает Селеста.

В ответ я хитро улыбаюсь.

Не могу дождаться, чтобы позже отвезти его домой.

Я скажу ему сегодня вечером. Я скажу, что люблю его.

Филадельфия еще не забила, и во втором периоде напряженность между командами только продолжает нарастать. Они пытаются, но Трентон блокирует еще одну попытку забить гол и передает шайбу Джейсону, которому удается отдать ее Александру.

– Давай, малыш, давай! – кричу я, прикрывая губы руками.

Александр молниеносно проносится по льду, и я удивляюсь, как быстро он добирается до другой стороны площадки. Но защита Филадельфии сильна. Александр пасует МакКинли, и тот быстро бросает шайбу обратно. Александр забирает ее за воротами вратаря, чтобы уйти, но пятый номер прямо за ним, бьет его в борта и пытается отобрать шайбу. Они борются за владение, как вдруг четвертый номер выезжает на лед к ним.

– Черт, – бормочет Селеста, когда мы все встаем на ноги.

– Уходи! – кричу я, как будто Александр может услышать меня сквозь рев толпы.

Он смотрит на шайбу, пытаясь увести ее от придурка позади. Забирает шайбу, набирает скорость и занимает позицию, но прямо перед тем, как может бросить по воротам, четвертый и пятый номера врезаются в него – один спереди, а другой сзади, зажав между ними. Шлем Александра слетает, когда все трое падают.

И его голова сильно ударяется о лед.

Я подношу руки ко рту и ахаю, звук тонет в шуме толпы.

Начинается безумная драка, перчатки и клюшки летают по льду. Игроки из обеих команд бьют друг друга, но я вижу только безжизненное тело Александра, лежащее на льду.

– Почему он не двигается? – спрашиваю я. – Почему он не встает?

Селеста крепко сжимает мою руку, будто пытаясь передать свою силу.

– Он просто потерял сознание от удара, – шепчет она, но в голосе слышится тревога, которую она пытается скрыть.

Свисток рефери разрывает тишину, сигнал для медицинской команды. Все замирают, понимая, что что-то не так.

Я вижу, как тело Александра лежит разбросанным на льду, он не двигается. Я слишком далеко, чтобы лучше разглядеть, и это сводит с ума.

– Он открывает глаза? – спрашиваю я, и голос дрожит. – Ты что-нибудь видишь?

Кэссиди переплетает свои пальцы с моей свободной рукой, пытаясь успокоить, но ее рука тоже дрожит.

– Дай ему минуту, – бормочет она, и я понимаю, что ее слова обращены не только ко мне, но и к Александру, лежавшему там, на льду, как будто его просто уронили.

Встань, Большой Парень.

Встань. Пожалуйста.

Встань.

На лед выносят носилки. Медицинский персонал аккуратно фиксирует шею Александра в шине, и с трудом поднимают его огромную фигуру, унося со льда.

– Куда они его везут? – спрашиваю я, срываясь на бег, хватаю куртку и сумку. – Куда его отвозят?

– В медпункт, там его осмотрят, – отвечает Селеста, уже вытаскивая телефон. Ее пальцы скользят по экрану, набирая номер подруги. – Она работает в медпункте. Попрошу сообщать о его состоянии.

Трентон, опустив голову, скользит к нам, чтобы занять место у ворот. Он поднимает глаза, встречаясь со мной взглядом, и шепчет:

– Просто дыши, – прежде чем надеть шлем.

И игра продолжается, как будто ничего не произошло. Я моргаю, не веря своим глазам.

– Они просто продолжат играть? – спрашиваю я, и в голосе слышится отчаяние.

Кэссиди тянет меня за руку, как будто пытаясь вытащить из этого кошмара.

– Пойдем, прогуляемся до туалета. Я уверена, что скоро мы услышим хорошие новости, – говорит она, стараясь звучать оптимистично.

Селеста следует за нами, и кажется, что я иду сквозь туман. Я ничего не вижу, голоса звучат приглушенно.

Я достаю телефон, чтобы написать Энни, узнать, как дела у Джулианы, и ужас пронзает меня, когда вспоминаю, что та, возможно, видела, как ее отца уносят с льда.

Я: Вы не смотрите игру?

Энни: Нет, а что?

Я: Алекс получил травму. Я пока не знаю, что происходит, но буду держать в курсе.

Пока мы доходим до туалета, подруга Селесты звонит ей, и в голосе слышится тревога.

– Привет, Сара. Что происходит? – спрашивает Селеста, и я замираю, чувствуя, как ледяная волна проходит по спине.

– Он все еще без сознания. Они везут его в Медицинский центр Джерси-Шор, – говорит подруга.

Без сознания.

Горячие слезы жгут глаза, но я моргаю, отгоняя их. Я разворачиваюсь и выхожу из туалета, как в тумане, автоматически двигаясь вперед, пытаясь найти выход из стадиона.

Без сознания.

Я спешно пишу сообщение Энни, чтобы сообщить, куда мы направляемся, а затем Эдди, который ждет снаружи, чтобы он знал, что нас нужно будет отвезти в больницу.

Девушки молчат по дороге, и я им за это благодарна. Я печатаю в «Гугл» «травмы головы» и «сотрясение мозга» и «без сознания», пытаясь подготовиться к тому, что нас ждет.

В больнице я заполняю форму по мере своих возможностей, но приходится обращаться к Энни за подробной информацией, которую не знаю.

Я не знаю его номер социального страхования.

Я не знаю его страховую информацию.

Я не знаю его группу крови.

Я ничего не знаю, потому что мы не настоящие муж и жена.

Я возвращаю планшет женщине за стойкой, и она сообщает, что кто-нибудь выйдет со мной поговорить, как только у них появится информация.

Селеста обнимает меня за плечи и ведет обратно к стулу.

– Теперь будем ждать, – говорит она.

Без сознания.

– Ты голодна или хочешь пить? – спрашивает Кэссиди. – Хочешь, чтобы я принесла кофе или воды?

Я качаю головой, опускаюсь на стул.

И смотрю на двери, желая, чтобы доктор Александра вышел из них с хорошими новостями.

– Миссис Крум?

Сердце бешено колотится в груди, и я, не задумываясь, бросаюсь к высокой блондинке-доктору, идущей навстречу.

– Он в сознании? С ним все в порядке?

– Я доктор Келли, – говорит она. – У меня есть кое-какие новости о вашем муже. Может, сядете?

Я мотаю головой, не в силах остановить бешеное сердцебиение.

– Как он?

Доктор оглядывает комнату ожидания, теперь заполненную огромными хоккеистами.

– У вашего мужа было внутреннее кровотечение. Это часто бывает при черепно-мозговых травмах. Слышала, он получил на льду сильный удар.

В голове вспыхивает картинка, как его голова ударяется о лед, и я морщусь от боли.

– Так что?

– Сейчас он в реанимации, и скоро вы сможете его увидеть. Но он все еще без сознания, – говорит доктор.

– Почему? – спрашивает МакКинли, прежде чем я успеваю что-либо сказать.

Он смотрит на меня с беспокойством, как будто пытается понять, как помочь.

– Нужно наблюдать за ним, чтобы убедиться, что отек мозга не усиливается, – объясняет доктор, как будто это обычный факт.

– Он придет в сознание после операции?

– Мозг – штука хитрая, – говорит она. – У каждого восстановление проходит по-разному.

– Так что это значит? – спрашивает Трентон, читая мои мысли.

Он смотрит на меня с беспокойством, как будто боится услышать ответ.

Доктор Келли кивает, поворачиваясь к нему.

– Сейчас он в коме.

В коме.

Александр в коме.

– Когда он проснется? – спрашиваю я, хотя понимаю, что это глупый вопрос.

Доктор Келли дарит мне сочувственную улыбку, но в ее глазах я вижу тревогу.

– Это зависит от вашего мужа.

Я ненавижу, когда люди так говорят. Как будто Александр сам выбирает не просыпаться.

– Когда я могу его увидеть?

– Как только его переведут в палату. Должно быть недолго.

После того как доктор возвращается за двойные двери, друзья окружают меня.

– Ему просто нужно восстановиться, – говорит Селеста.

– Все будет хорошо.

Трентон сжимает мою руку, и я чувствую, как его пальцы впиваются в кожу.

– Он сильный парень, все будет в порядке.

Никто не знает, будет ли с Александром все хорошо, проснется ли он вообще.

Он в коме.

– Мне нужно позвонить Энни.

Я отталкиваюсь от стула и иду на улицу, нуждаясь в холодном воздухе, чтобы успокоить липкую кожу. Мои пальцы дрожат, когда я нажимаю кнопку вызова.

– Привет, что случилось? – отвечает Энни, ее голос дрожит от беспокойства.

– Е..ему сделали операцию, чтобы остановить кровотечение в мозгу, и сейчас Алекс в реанимации. Н..но он пока не проснулся. Д..доктор с. сказала, что не знает, когда он проснется.

Если вообще проснется. Я не говорю этого вслух.

На минуту становится тихо, прежде чем она отвечает:

– О, боже.

Я киваю.

– Доктор сказала, что пустит меня к нему, как только его переведут в палату.

Она шмыгает носом.

– Хорошо. Сообщи, как увидишь его.

– Что мы скажем Джулиане?

– Ничего. Пока. Когда она проснется, я скажу, что у него ранняя встреча перед тренировкой, и что ты в галерее, – она делает паузу. – Не нужно ее расстраивать.

Слезы жгут глаза.

– Но что, если…

– Нет. Не думай об этом.

После того как звонок заканчивается, я моргаю, глядя на ночное небо, пытаясь остановить слезы.

За мной открываются двери отделения неотложной помощи, и выходит МакКинли. Из всех товарищей по команде он самый близкий к Александру, и я знаю, что ему тоже нелегко.

– Как ты? – спрашивает он.

Я рада, что он держит руки в карманах, потому что, если бы попытался обнять меня, я, наверное, разрыдалась бы, а сейчас не могу этого сделать.

Я должна быть сильной.

Слезы не вытащат Александра из комы.

Я пожимаю плечами, слова вырываются с горечью.

– Дерьмово.

МакКинли кивает.

– Да, чертовски дерьмово.

– Есть шанс узнать, где живут четвертый и пятый? – спрашиваю я.

Он приподнимает бровь, скептически осматривая меня.

– Узнаю.

– Отлично, давай нанесем им небольшой визит.

Он беззвучно смеется.

– Поверь, им не поздоровится, когда мы снова встретимся на льду.

Я поворачиваю голову, чтобы встретиться с ним взглядом, чтобы увидеть в кристально-голубых глазах хоть какую-то надежду.

– Мак, а что, если он не проснется?

– Не думай так. Он только что вышел из операционной, – один уголок его губ приподнимается в едва заметной усмешке. – Он слишком одержим контролем, чтобы позволить коме победить.

Полусмех, полувздох вырывается из меня, и я понимаю, как бессильна перед ситуацией.

– Определенно.

Он смахивает слезу с уголка глаза.

– Я подожду здесь, если ты не против. Возможно, меня не пустят к нему, но я хочу остаться.

Я киваю, чувствуя, как собственные слезы подступают к горлу.

– Конечно. Скажем, что ты его брат.

Он проводит рукой по рыжим кудрям и усмехается.

– Сводный брат.

Часть команды уезжает домой, а наш маленький круг остается ждать. Проходит еще тридцать минут, прежде чем медсестра выходит и сообщает, что я могу увидеть Александра.

Она кладет руку мне на спину, когда мы идем по длинному коридору.

– Не знаю, знакомы ли вы с комой, но исследования показали, что люди могут слышать своих близких. Так что не стесняйтесь разговаривать с мужем. Некоторые поют, некоторые читают.

Я киваю, но голос звучит хрипло и сдавленно.

– Ч..что он… как он выглядит?

– Он дышит самостоятельно, так что не подключен к аппарату искусственной вентиляции легких. Но у него есть зонд для кормления. Это может немного шокировать, – она останавливается у двери палаты номер 504. – Голова у него также перебинтована после операции.

– Спасибо.

Сердце колотится, словно безумный барабан, и я чувствую, как кровь бьет в уши.

Я открываю дверь и осторожно вхожу в слабо освещенную комнату, где меня встречает ритмичный писк аппаратов, прежде чем я замечаю Александра.

Я прикрываю рот рукой, когда взгляд падает на него, и меня пронзает острая, невыносимая боль.

Мой большой, прекрасный мужчина лежит неподвижно на кровати, словно статуя, высеченная из мрамора.

Я не узнаю его – бледного, лишенного страсти и жизни.

Темные глаза не встречаются с моими. Губы не изгибаются в усмешке. Руки не тянутся ко мне.

Вспоминая слова медсестры, я подхожу к стулу рядом с кроватью и опускаюсь в него.

Я сжимаю его руку.

– Привет, Алекс, – я кашляю, чтобы прочистить горло, и пытаюсь сделать голос спокойным, чтобы не испугать его еще больше. – Это я, Ария. Не знаю, слышишь ли ты меня, но медсестра сказала, что можешь. Это кажется глупым, говорить с тобой, когда ты явно без сознания, – я закатываю глаза, и одинокая слеза скатывается по щеке. – Но если есть шанс, что ты можешь услышать, мне, наверное, стоит попробовать.

Он не отвечает, потому что, конечно же, не может, но я смотрю на него, как будто Алекс чудесным образом откроет глаза и спросит, почему я плачу.

Он бы не хотел видеть меня плачущей.

– Ты обещал мне, – мой голос дрожит, и одна слеза превращается в две, потом в три, а после в бесконечный поток. – Сказал, что не будет никаких плохих сюрпризов.

Я кладу голову на его безжизненную руку на кровати и даю волю эмоциям.

Пожалуйста, вернись ко мне, Алекс.