Текст книги "До захода солнца (ЛП)"

Автор книги: Кристен Эшли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)

Люсьен решил нарядить свою «зверушку». А я была его домашним животным.

Это заставило меня почувствовать себя грязной.

– С какой стати ему покупать мне все эти вещи? Я никогда их не надену, – пробормотала я или, лучше сказать, невнятно произнесла. Мы выпили много мартини.

Стефани прекратила свою радостную деятельность, рыться в коробках, и посмотрела на меня.

– Что значит, ты никогда не наденешь?

– Я живу в доме у черта на куличках. Моя работа – болтаться поблизости, пока вампир не захочет кормиться от меня.

Стефани выпрямилась и поймала мой взгляд.

– Да, это часть твоей работы. Другая часть твоей работы – сопровождать, если он захочет тебя показать другим. В оперу, например. Или на званый ужин. Или на Пир.

Боже, я надеялась, что Люсьену не нравится опера. Я ненавидела оперу, она была отстойной.

Я решила зацепиться за то, что она сказала, о чем раньше упоминал Люсьен.

– На Пир?

Она кивнула.

– На Пир. Некоторые вампиры водят своих наложниц на Пир. Я не вожу, но знаю, что иногда Люсьен водит.

– Что такое Пир? – спросила я, и Эдвина издала тихий писк, и мы со Стефани посмотрели на нее.

– Ты не одобряешь? – спросила Стефани, не угрожающе, а с любопытством.

– Не тому, что он водит туда своих девочек, нет, – тихо ответила Эдвина, затем начала собирать выброшенные салфетки, ленты и коробки. – Но там может стать опасно.

– Что такое Пир? – снова спросила я, но Стефани все еще изучающе рассматривала Эдвину.

– Люсьен никогда бы не позволил, чтобы что-то случилось с одной из его наложниц.

– Я знаю, – ответила Эдвина и выпрямилась. – Просто... – она колебалась, переводя взгляд с одной на другую, потом произнесла: – Мои девочки – хорошие девочки.

Это заинтриговало меня еще больше, поэтому я спросила, на этот раз громче:

– Что такое Пир?

– Возможно, ей понадобится еще один мартини, – пробормотала Эдвина, бросила барахло и направилась к шейкеру для мартини.

Мое любопытство по поводу Пира испарилось и на смену пришло беспокойство. Настолько обеспокоена, что я плюхнулась на мягкий диван среди горы папиросной бумаги, когда двое курьеров добавили к этому изобилию еще две башни из коробок.

Стефани плюхнулась рядом со мной, а Эдвина принесла нам свежий мартини.

Затем Стефани объяснила.

– Вампиры могут питаться в двух местах: от своих наложниц и любого смертного, который посещает Пир. Вот. Таков закон.

– Так почему же там опасно? Они устраивают жертв...? – Я замолчала, когда лицо Стефани стало пугающе жестким.

– Смертные не жертвы, Лия. Они сами туда приходят… по собственному желанию. – Ее голос стал таким же жестким, как и выражение лица.

Я проигнорировала ее голос главным образом потому, что не могла поверить, что она говорит правду.

Она изучала выражение моего лица, и ее лицо затем смягчилось.

– Не так, как было с тобой и Люсьеном, – тихо произнесла она, чтобы Эдвина, приводившая в порядок мой новый, экстравагантный гардероб, не смогла услышать. – Большинству смертных это нравится. Некоторые даже становятся зависимыми. Туда приходят и бывшие наложницы.

Я почувствовала, как мои глаза округлились, она утвердительно кивнула, продолжив:

– Конечно, на это смотрят неодобрительно. Наложница теряет свою репутацию, посещая Пиры после своего освобождения. Обычно их начинает избегать семья. И их вычеркивают из Отбора. Обычно бывшие наложницы не посещают Пир, в основном потому, что их туда не приглашают.

– Почему? – Спросила я.

– Пиры, туда ходят простые смертные. – Она положила свою руку на мою. – Ты, милая, совсем не такая, как все.

Это звучало тошнотворно высокомерно.

Должно быть, она прочитала реакцию на моем лице, потому что продолжила:

– Им это нравится, смертным, которые посещают. Им все равно. Они становятся зависимыми, строят вокруг Пира всю свою жизнь, путешествуя от Пира к Пиру. Они как фанатки.

Это звучало просто отвратительно.

– Я все еще не понимаю, почему это может быть опасно, – настаивала я, и Стефани откинулась на спинку дивана.

– Потому что все должно идти своим чередом, – ответила она. – Много спиртного, громкая музыка, танцы и тела. Любой смертный – честная игра. Некоторыми смертными питаются одновременно два, три, даже больше вампиров. Есть такие Пиры, не те, которые посещает Люсьен, заметь, где присутствуют наркотики. Секс. Оргии.

– Вау, – прошептала я, и она улыбнулась.

– Хорошие же Пиры – это весело. Ты можешь насытиться столькими смертными, сколько захочешь. Это здорово.

Это звучало не очень здорово, но так подумала только я.

– Зачем водят туда наложницу? – Поинтересовалась я.

Она пожала плечами.

– Разделить с ней еще одну часть своей жизни. Если у тебя хорошая наложница хочется показать ее другим вампирам.

И меня вдруг поразила одна мысль.

– А вдруг что-то пойдет не так, наложница же смертна, она может стать честной добычей, да?

Стефани поколебалась мгновение, прежде чем ответить:

– На более диких Пирах с вампирами, которые плохо заботятся о своих девочках, да. – Я втянула воздух, и она поспешила продолжить: – Но Люсьен не посещает такие.

– Так вот почему это опасно, – прошептала я, и Эдвина издала еще один писклявый звук. Мы со Стефани снова посмотрели на нее.

– Не совсем, – ответила Стефани, переводя на меня взгляд.

– Почему не совсем? – Упорствовала я.

Стефани вздохнула, прежде чем сказать:

– Даже на хороших Пирах все может выйти из-под контроля. Вампиры – это те, кто мы есть. Не скажу ничего нового, что существует жажда крови. В муках жажды крови вампир пойдет на все. И не открою Америки, сказав, что другие вампиры могут использовать наложницу, если ее вампир предлагает ее друзьям.

– Боже мой, – выдохнула я.

– Люсьен так не делает, – поспешно заверила она меня.

– Боже мой, – снова выдохнула я.

Она наклонилась ко мне.

– Лия, я серьезно, Люсьен никогда не будет делиться. Никогда. Ты должна мне верить. Я говорю очень серьезно.

Я просто уставилась на нее.

Она продолжала.

– Он почувствовал бы, если бы ситуация вышла из-под контроля, и увел бы тебя оттуда. Не важно как. Ни один вампир не будет настолько глуп, чтобы прикоснуться к тому, что принадлежит Люсьену. Он бы сгорел. Люсьен позаботится об этом. Он сам бы его сжег. Он уже делал такое.

– Что делал?

– Сжег другого вампира. Если мне не изменяет память, он проделывал это дважды. Один раз это было на Пиру. Другой вампир даже не кормился от наложницы Люсьена, он просто прикасался к ней. Люсьен сошел с ума, выследил его, заставил сгореть. Второй был...

Она не закончила, я прервала ее, прошептав:

– Заставил его сгореть?

Стефани кивнула.

– Люсьен убил его, не задумываясь, и закон был на его стороне. Нельзя прикасаться к наложнице другого вампира. Большинство вампиров скрывают, если такое случается, заключают сделку. Они не заходят так далеко до кончины. Все деньги, которые получают по этой сделке, они отдают наложнице, чтобы купить ее молчание. Но Люсьен, без сомнения, на это бы не пошел. Если такое происходит с наложницей, то в первую очередь отражается все на ее вампире. Он будет искать мести, и ему будет предоставлено такое право. А она может потребовать немедленного освобождения, и ее желание тоже будет удовлетворено.

– Можно потребовать освобождения? – Я была слишком пьяна, чтобы скрыть надежду в голосе.

– Да, – ответила Стефани. – Это равносильно пренебрежению со стороны вампира к своей наложнице, что является основанием для безусловного освобождения.

Мой опьяненный разум вспомнил, что я читала об этом в моем контракте.

Почему я не подумала об этом раньше?

Были же перечислены основания для безусловного освобождения. Пренебрежение, Люсьен определенно его не совершал, и крайняя жестокость, которую он мог бы совершить.

Мой мозг с трудом пьяно работал, поэтому я не заметила, как Стефани придвинулась ближе.

– Это не считается, – тихо сказала она, читая мои пьяные мысли. – Это случается со всеми нами, не часто, но случается. Я удивлена, что это случилось с Люсьеном, но в то же время не удивлена, учитывая, что дело касается тебя. Мы теряем контроль. Мы вампиры, вы наложницы. Такова природа отношений.

Так оно и было. Мои надежды рухнули.

Снова.

– Мне ничего не нравится в этих отношениях. Ни. Одна. Вещь, – объявила я, а затем сделала огромный глоток мартини.

Когда проглотила коктейль, поймала ее хитрую усмешку.

– Я позвоню тебе завтра утром после того, как он будет кормиться сегодня ночью, посмотрим, что ты тогда скажешь о ваших отношениях.

Я закатила глаза. Стефани рассмеялась.

– Разве ты открыла все коробки? – едко спросила я.

Она посмотрела на коробки на кофейном столике, ее глаза прищурились, она потянулась, забрав одну.

– На этой есть записка. – Она сорвала бант, взяв плотную кремовую карточку, которая была прикреплена к банту. – Здесь написано: «Это на сегодняшний вечер». – Она повернула ее ко мне, чтобы я смогла прочитать. – Почерк Люсьена.

Я посмотрела на смелые, резкие, мощные черные каракули, которые сами по себе были приказом, несмотря на то, что я не могла разобрать слов, они плясали у меня перед глазами. Конечно, это был его почерк.

Она сунула коробку мне в руки.

– Открывай. Я должна это увидеть.

– Нет, – я сунула ей обратно коробку, – сама открывай.

Она подтолкнула ее обратно ко мне.

– Нет, я хочу увидеть твое выражение лица, когда ты увидишь, что внутри.

Я уставилась на нее. У нее была вечность впереди, жить и наслаждаться; она могла играть в эту игру вечно. У меня было всего лишь сорок-пятьдесят лет, и то, если повезет.

Я открыла коробку. К моему облегчению, это были не девайсы для рабства.

К моему удивлению и тайному восторгу, это было еще более изысканное, чем черное платье.

Лифчик насыщенного темно-серого цвета с серовато-сиреневыми цветами на шелковом жаккарде, отделанный нежным темно-серым кружевом. Чашки были наполовину жаккардовые и кружевные. Само боди было из жаккарда, как и тонкие бретельки. К нему прилагались такие же трусики бразильского типа, спереди жаккардовые с кружевной отделкой, сзади почти полностью кружевные, за исключением соблазнительного треугольника жаккарда вверху. На поясе трусиков под пупком были милые маленькие розочки и в месте соединения с каждым ремешком, спускающимся от боди.

Стефани окинула взглядом боди и трусики, сделав глоток мартини.

– У Люсьена всегда был хороший вкус. – Ее взгляд переместился на мое лицо, в глазах загорелась улыбка, и она повторила: – Всегда.

Я снова решила, что Стефани мне нравится на самом деле.

– Спасибо, – прошептала я.

Она подмигнула мне и кивнула на нижнее белье.

– Сначала примерь это. Затем черное платье.

– У нас будет показ мод! – восторженно крикнула Эдвина из кухни, готовя ужин. Я подпрыгнула, потому что совсем забыла про нее.

Показ мод показался мне не плохой идеей. По крайней мере, он показался мне не плохой идеей после четырех мартини.

Я вскочила, пошатнулась, затем выпрямилась и объявила:

– Пока я переодеваюсь, открывай другие коробки.

Стефани не нужно было повторять дважды.

Я побежала в дамскую комнату, но резко остановилась и спросила Эдвину, как будто была подростком и пришла со своей подружкой после уроков в школе:

– Стефани может остаться на ужин?

– Конечно, дорогая. – Эдвина улыбнулась, я улыбнулась в ответ.

Затем повернулась к Стефани.

– Ты останешься на ужин?

Она все еще рылась в коробках, не поднимая глаз, ответила:

– Мне бы хотелось.

Счастливая впервые за несколько недель, я схватила свое красивое нижнее белье, решив не думать о нем как о подарке Люсьена, так как это испортило бы все мое веселье, побежала в дамскую комнату, чтобы начать показ мод.

7.
Наказание

Люсьен вошел в кухню из гаража и остановился.

Эдвина была занята у раковины чисткой кастрюль и сковородок. Гостиная выглядела так, словно в ней взорвался эксклюзивный бутик. Красная папиросная бумага, ленты и черные коробки были разбросаны повсюду, горы одежды, которую Люсьен купил для Лии, были разложены на спинках и подлокотниках мягкой мебели. На столешнице бара стояли три выпитых бокала мартини, все с серебряными зубочистками, воткнутыми в разное количество остатков мартини. На одном виднелась наполовину съеденная оливка.

Эдвина повернулась к нему с яркой улыбкой на лице, и он сразу понял, что она пьяна. Он видел, но еще и чувствовал.

Это его удивило.

За те сорок лет, что она работала на него, он ни разу, ни единого разу не видел Эдвину пьяной и такого беспорядка в доме своей наложницы, всегда кухня сверкала чистотой.

Конечно, он видел ее немного хмельной во время вечеринок или торжеств, на которых она присутствовала в качестве гостьи. Например, вечеринки по случаю дня рождения, которые он устраивал каждый год для своих наложниц в прошлом и настоящем. И первая годовщина кормления, которую по традиции тоже отмечали.

В любое другое время – никогда.

– Вы пришли! – Эдвина радостно поздоровалась с огромной пьяной улыбкой на лице.

Глаза Люсьена снова оглядели комнату и вернулись к Эдвине.

– Что произошло?

Она оглянулась через плечо на беспорядок в гостиной, подняла руку от раковины и помахала ею, плеснув мыльную воду на пол, стол и свое плечо.

– У нас был показ мод, – объяснила она, похоже игнорируя существующий бардак. – Лия наверху, в спальне, – ее голос понизился до счастливого шепота, – такая милая и красивая девушка.

Люсьен пристально посмотрел на свою экономку.

Лию трудно было назвать девушкой. Ради всего святого, ей было сорок.

Да, конечно, она была красивой. Но милой?

– Как она? – Люсьен поймал себя на том, что решил поинтересоваться, но понятия не имел, почему.

Кроме того, за те годы, что у него работала Эдвина, он никогда ее не спрашивал о своих наложницах. Никогда.

С другой стороны, ему не нужно было спрашивать, он мог почувствовать.

– О, с ней все в порядке. Обживается здесь. Она такая миленькая. Ты бы видел ее сегодня вечером. Она такая веселая.

Заинтригованный милой, веселой и миленькой Лией, «обживающейся здесь», Люсьен устал от беседы с Эдвиной и направился к лестнице.

– Спокойной ночи! – Весело пропела Эдвина ему в спину.

Люсьен не ответил.

Сделав пять шагов в их комнату, Люсьен увидел Лию, выходящую из ванной. Он снова остановился.

На ней было нижнее белье, которое он прислал.

Он понял, что ошибся в своих представлениях, наблюдая за тонкой моделью, скользящая по короткому подиуму, демонстрируя это белье на его личном показе, когда он заказывал гардероб для Лии на следующий день после ее Отбора.

По его мнению, он ожидал, что это белье будет выглядеть намного лучше на щедрой фигуре Лии.

Однако он не ожидал, что оно будет выглядеть настолько лучше.

Поверх был накинут халат, но он распахнулся, обнажив боди и трусики. Чашечки боди обнимали ее полные груди, шелк заканчивался чуть выше соска, сквозь кружево проглядывал дразнящий намек на ореол, и прохладный воздух, очевидно, заставлял ее соски затвердеть под шелком. Боди обтягивало ее живот, как будто был сделан специально для нее. Низ топа оставлял лишь проблеск гладкой кожи над трусиками. Ее длинные ноги продолжались под кружевами трусиков.

Он почувствовал мгновенную реакцию своего тела на ее вид, и ему это понравилось.

Когда она вышла из ванной, то смотрела в другую сторону, но резко повернулась, окинула его взглядом и закричала:

– Люсьен!

У Люсьена было всего пара секунд, чтобы собраться с силами, прежде чем она бросилась к нему бегом через всю комнату, и в последний момент набросилась на него всем телом.

Ошеломленный и неуверенный в ее намерениях, он подхватил ее на руки, обхватив ладонями под задницу, она обвила его своими длинными ногами.

Вместо того чтобы пытаться (несмотря на все ее безуспешные попытки), разорвать его на части, она поймала его взгляд, и тут он заметил, что она тоже была пьяна.

Даже очень пьяна.

– Привет, дорогой, как прошел твой день? – весело, хотя и пьяно промурлыкала она.

– Интересно, – честно ответил он, и именно этот момент свидетельствовал о его интересном дне.

Он оставался настороже, не совсем понимая, какую игру она затеяла.

Его день был действительно интересным. Начиная с утренней поездки на американских горках и заканчивая нынешним поведением Лии, включая дневную встречу с ее тетями. Встреча, на которой они высказали ему свою озабоченность тем, что не получили известий от Лии после первого Кормления. Встреча, на которой он объявил о своих намерениях и удостоверился в их предварительной преданности. Они колебались, размышляя, что это может означать для будущего их семьи, да и для будущего всех наложниц. Но они также не хотели и боялись бросать ему вызов.

Этому не стоило удивляться. Они были Бьюкенен, послушание укоренилось в них на протяжении веков.

Рука Лии потянулась к воротнику его рубашки, переводя его внимание на нее.

– Мой тоже был такой, – поделилась она.

– Как так?

Она перевела взгляд с его воротника ему в глаза, кивнула. Страстно.

– И чем ты занималась сегодня, моя зверушка? – тихо спросил он, считывая ее настроение и расслабляясь в нем.

– Во-первых, я пыталась сбежать.

Его расслабление моментально улетучилось, тело затвердело, но она не заметила, продолжая делиться новостями.

– Но, конечно, не смогла, ты забрал мой бумажник, паспорт, драгоценности, ключи от машины. – Ее глаза сузились, и она заявила: – Это было очень досадно.

От ее слов, которыми она не обвиняла, а просто делилась с ним информацией, его тело снова расслабилось.

Он боролся с желанием рассмеяться, переборол, прежде чем переспросил:

– Досадно?

Она кивнула, улыбаясь, и он почувствовал, как его тело снова стало твердым:

– Да. Раздражающе. Очень.

Он не слушал ее. А уставился на ее губы.

Он никогда не видел, чтобы она улыбалась.

Не совсем так. Он видел, как она улыбается кому-то, на расстоянии много раз за последние двадцать лет. Просто конкретно ему она никогда не улыбалась.

Его тело тоже отреагировало на ее улыбку так, как ему очень понравилось.

Он мог бы так и стоять здесь, прижимая ее к себе целую вечность (буквально). Но он подошел к кровати, сел на край, усадив ее к себе на колени, ее мягкая попка прижалась к его твердеющему члену.

Это ему тоже понравилось.

Она все еще болтала.

– Затем прибыла доставка с коробками. Много коробок. Много, много, очень много. – Она склонила голову набок и спросила: – Ты переехал?

– Да, – ответил он, и она снова кивнула, очевидно, совершенно довольная этой идеей.

Ее руки легли ему на плечи, и она начала стаскивать с него пиджак. Он неохотно отпустил ее, чтобы помочь ей вытащить руки из пиджака. Все это время она продолжала что-то бормотать.

– Потом пришла Стефани, и, Люсьен, ты бы видел ее наряд. Это бомба. – Люсьен почувствовал, как его губы дернулись от усилия улыбнуться, ее глаза опустились на его губы, и она объявила: – Мне нравится, когда твои губы так делают.

Он медленно моргнул и спросил:

– Что именно?

Она бесцеремонно бросила пиджак на край кровати, а затем слишком быстро коснулась указательным пальцем уголка его губ, ее глаза встретились с его. Они танцевали.

– Когда ты борешься с улыбкой. Мне нравится. Это сексуально, – объяснила она.

Черт возьми, она была великолепна.

Он думал, что она была великолепна, когда боролась с ним, и он чувствовал ее страх перед ним одновременно с влечением к нему. Вызов был волнующим.

Но сейчас она была еще более великолепна. Он бы не поверил, что такое возможно, но доказательство сидело у него на коленях.

Он не любил кормиться от пьяной наложницы. Подвыпившей, может быть, но совершенно пьяной, нет. А Лия была совершенно пьяна.

Однако она почистила зубы, похоже, очень тщательно почистила. Ее запах был достаточно сильным, чтобы перебить водку, которую он все же уловил, смешиваясь с запахом зубной пасты. Не говоря уже о том, что она была, как описала ее Эдвина, веселой, милой и определенно миленькой.

Поэтому он решил нарушить свое собственное правило и кормиться от нее, несмотря на то, что она была пьяна.

Его руки потянулись к ее халату, широко распахнув его на плечах, она, не колеблясь, опустила руки, пытаясь помочь ему избавиться от халата.

При этом она продолжала болтать.

– Потом мы со Стефани поболтали, потом выпили немного мартини, потом принесли другие коробки, и у нас был показ мод. Затем Стефани осталась на ужин, мы уговорили Эдвину выпить с нами мартини, и, поскольку ты прислал много коробок, у нас состоялся еще более модный показ. – Она замолчала, как только ее руки освободились от халата, он позволил ему упасть на пол. Обе ее руки вернулись к его рубашке, и она начала возиться с пуговицами, но ее глаза не отрывались от его взгляда, пока она счастливо продолжила:

– Мне нравится Стефани. Она забавная.

Его руки обхватили ее за талию, одна рука скользнула вниз по ее заднице, другая поднялась, чтобы поиграть с прядью ее мягких, густых волос.

– Ты хорошо провела время? – тихо спросил он, и она снова радостно кивнула, а он продолжил. – Тебе понравилась одежда?

На этот раз ее глаза расширились, кивок был немного фанатичным.

– Особенно это. – Она так быстро наклонила голову, что чуть не ударила его по носу, ему пришлось отдернуть голову назад. Она указала на лифчик. Затем снова вскинула голову, рука вернулась к пуговицам на его рубашке, но первоначально она шлепнула его по груди, продолжив. – Мне он нравится! Идеально мне подходит. И черное платье. Черное платье просто божественно. Все так думают!

– Я рад, что тебе понравилось, зверушка, – пробормотал он с улыбкой.

– Ох. Гардеробная почти заполнится с твоими и моими вещами, – заявила она, будто это был подвиг, сродни восхождению на Эверест. Затем ее лицо вытянулось, прежде чем она сообщила: – Ты забыл обувь.

Его рука изогнулась, схватив прядь ее волос, он ответил:

– Она прибудет завтра.

Она как-то странно дернулась, вскинув обе руки вверх, крикнула:

– Ура!

Он не стал упускать представившуюся возможность, оставил в покое ее волосы, положив обе руки ей на талию, заскользив вверх по шелку по бокам. Он сделал это, усмехнувшись.

И почувствовал, как по ее телу пробежала дрожь, она положила руки ему на плечи и заявила:

– Мне это тоже нравится.

Его взгляд переместился с ее торса на лицо:

– Что тебе нравится?

– Когда усмехаешься. Как будто урчишь. Это мне особенно нравится сейчас, когда я чувствую.

Волна желания захлестнула его с такой силой, если бы он стоял, то упал бы на колено. Его пальцы рефлекторно сжались на ее ребрах, ему пришлось сосредоточиться, чтобы не сломать ей ребра.

Она снова начала возиться с его пуговицами на рубашке, и он понял, что она их расстегивает.

– Лия, – позвал он, пытаясь сосредоточиться на ней, как и при кормлении, которое впервые за его очень долгую жизнь стоило ему огромных усилий.

Она сосредоточенно прикусила губу, не отрывая глаз от его рубашки, продолжая расстегивать пуговицы, прежде чем спросить:

– Что?

– Что ты делаешь?

Она подняла голову и ответила:

– Хочу снять с тебя рубашку.

– Зачем?

Она игриво улыбнулась.

– Мне нравится твоя грудь. Она намного лучше, чем твой смешок.

Сообщив ему это, она поерзала попкой у него на коленях.

Как бы сильно он ни наслаждался ею, всему есть предел.

В одно мгновение он уложил ее на спину, накрыв сверху торсом, ее ноги, тут же обвились вокруг его талии, так что его промежность прижималась к ее паху. Его губы оказались у ее горла, он скользнул языком по всей длине ее яремной вены, подготавливая ее.

Он делал это осторожно, наслаждаясь ее вкусом, но сохраняя жесткий контроль над собой.

– Меня бесит, когда ты так делаешь, – прошептала она, и он поднял голову.

Его рука скользнула вниз по ее бедру, по заднице, подтягивая ее всем телом вверх, продолжая прижиматься своим пахом к ней.

– Что делаю? – спросил он.

– Перемещаешься так быстро.

Его губы приблизились к ее губам, прижав их бедра друг к другу. Она без колебаний еще сильнее прижалась к нему бедрами, и эффект был ошеломляющим.

– Ты привыкнешь к этому, – его голос выдавал нарастающее возбуждение.

Она открыла рот, но не успела ничего сказать, потому что он ее поцеловал.

Он отказался медленно исследовать ее рот, что бывает при первом поцелуе. Его язык скользнул ей в рот, ее реакция была мгновенной и восхитительной. Она дернулась вверх в поисках чего-то большего, хотя его вес придавливал ее к кровати. Она наклонила голову набок, давая ему лучший доступ, ее язык смело переплелся с его языком. Наконец она вытащила его рубашку из брюк, и он почувствовал, как ее руки заскользили по коже его спины.

От ее прикосновения у него по всему телу пробежали ударные волны, он зарычал ей в рот, углубляя поцелуй. Она приветствовала его упорство, принимая и в то же время давая и приглашая… нет, скорее требовала большего.

Он давал ей все, что она хотела, и удовлетворенно проглотил ее стон.

Он прервался, и его губы скользнули к ее уху.

– Мне нравится, как ты целуешь меня, зверушка, – прошептал он и почувствовал, как она повернула голову.

Ее губы приблизились к его шее, она выдохнула, не скрывая удивления:

– Ты такой большой, тяжелый, сильный. Ты заставляешь меня чувствовать себя просто крошечной. Я никогда не чувствовала себя крошечной. Ни разу за всю мою жизнь.

Он понял, что это было важно для нее, она всегда этого желала, но никогда не имела, и он был рад, что давал ей такую возможность. Его рот вернулся к ее горлу, снова скользя по ее коже. Он внезапно захотел дать ей кое-что еще, она и представить не могла, что в дальнейшем будет мечтать об этом, да, будет, он позаботится.

– У тебя будет покалывать рот, дорогая, – пробормотал он, касаясь ее кожи, прежде чем снова прикоснуться к ней языком.

Ее шея выгнулась, конечности напряглись, ногти впились ему в кожу спины.

– Уже, – прошептала она. – Но почему?

– Я объясню позже, – тихо ответил он, его рука на ее заднице медленно двигалась вокруг бедра, его рот скользнул вверх по ее шее, к подбородку, потом обратно.

Он поймал ее пристальный взгляд, оторвал свои бедра от нее, его пальцы скользнули по поясу ее трусиков.

– Ты готова для меня? – тихо спросил он.

Ее глаза расширились, а губы приоткрылись. Люсьену нравилось, когда она так смотрела на него.

Особенно сейчас.

Так сильно нравилось, что он не стал дожидаться ответа и запустил руку в ее кружевные трусики. Он прикоснулся, она была гладкой, горячей и очень, очень влажной.

Она была готова и, словно для того, чтобы доказать это еще больше, ее шея изогнулась в приглашении. Приглашение, которое он с благодарностью принял.

Его губы приблизились к ее горлу, зубы прорвали кожу, кровь потекла ему в рот, в то же время он скользнул пальцем внутрь нее.

Она ахнула, не от боли. Это был звук чистого удовольствия, ее бедра дернулись под его рукой.

Он убрал руку, хотя знал, что она хочет, чтобы ласка продолжилась, он же и хотел, чтобы она хотела.

Однако сегодня ее урок будет посвящен только кормлению.

Она захныкала от потери его руку, но он втянул ее кровь в рот. И услышал ее второй вздох, на этот раз удивленный, взволнованный. Ее руки выскользнули из-под его рубашки и, точно так же, как и в то утро, но на этот раз обеими руками, коснулись сначала его шеи, потом поползли вверх, а затем пальцами она вцепилась ему в волосы. Не для того, чтобы оттащить его голову, а прижать к себе.

Ее тело выгнулось дугой, прижимаясь сильнее, он услышал, как бешено колотится ее сердце, как кровь струится по ее телу, как ее дыхание становится все более и более возбужденным.

– О Боже мой, – выдохнула она, ее руки крепче вцепились ему в волосы. – О Боже мой, – тихо воскликнула она, дрожа под ним.

Его рука обвилась вокруг ее бедер, и он крепко прижал ее тело к своей эрекции. Он прошелся языком по ее ране, приподнялся, завладев ее губами, и крепко поцеловал.

Она ответила на его поцелуй, ее руки все еще сжимали ему волосы, а рот был жадным.

Он прервал поцелуй, ее глаза медленно открылись, соблазнительно затуманенные желанием.

– Ты понимаешь, почему мне нравится твой вкус? – спросил он низким рычанием.

– Да, – прошептала она, голос напоминал тихий стон.

Он снова уткнулся лицом ей в горло, открывая рану, продолжая кормиться.

– Люсьен, – прошептала она.

Он яростно сосал, трепеща при звуке своего имени на ее губах, когда ее кровь, вкусная, на удивление даже более вкусная, смешанная с водкой, лилась ему в горло. Это заставило ее снова ахнуть и извиваться под ним.

С нее хватит, он почувствовал это. Он выпил достаточно. Несмотря на то, что он хотел еще, но оторвался от нее, провел языком по ране. Кровотечение мгновенно прекратилось. Исцеление уже началось.

Он навалился на нее всем телом и перекатился на бок, подхватывая ее на руки, переворачивая с собой. Он прижал ее голову лицом к своему горлу, осторожно прикасаясь к все еще заживающей ране.

Ее дыхание было тяжелым, как и пульс, она прошептала со смесью разочарования и восхищения:

– Ты уже кончил?

Он качнул головой в согласии и крепче обнял ее, притягивая сильнее к себе.

– Я еще не кончил, зверушка. Но с тобой закончил.

Она еще не кончила. Он знал это по тому, как она беспокойно двигалась рядом с ним.

И вопрос касался не кормления, которого она хотела, а оргазма, к которому он подвел ее так близко и не позволил ей достичь.

Ее голова откинулась назад, он наклонил свою, глядя ей в лицо.

– Ты не можешь уже закончить со мной, – прошептала она, и это было мягкое требование.

– Я закончил, – заявил он.

– Не можешь, – ответила она, голос набирал силу, как и ее движения, руки скользили по его телу, прижимаясь к нему.

– Успокойся, Лия, – приказал он.

– Нет, – отказалась она.

– Лия.

Она прижалась ближе, скользя руками по его заднице.

– Люсьен.

Он потянулся за спину, поймав ее запястья, перевел ее руки вперед. Он перекатился на спину, увлекая ее за собой, она оказалась сверху с руками, поднятыми и зажаты между ними. Ее темно-красная рана пылала на шеи, но кожа быстро затягивалась.

Она прищурилась, прижав свои мягкие бедра к его все еще твердому члену, требуя:

– Ты же не всерьез говоришь, что мы закончили.

– В серьез.

– Да, но ты в таком состоянии! – сердито заметила она.

– Успокоится.

– Да, но я в таком состоянии, – сообщила она ему, ее гнев нарастал из-за необходимости указывать на свое состояние.

Он оставил ее руки зажатыми между ними, обняв, слегка встряхнув, потом крепко обнял.

– Ты помнишь сегодняшнее утро? – тихо спросил он, и ее брови сошлись над прищуренными глазами.

– Как я могла забыть? – огрызнулась она.

– Это твое наказание.

Она резко втянула воздух, когда до нее дошло.

Затем ответила, тяжело вздохнув:

– Ты издеваешься.

– Ты останешься неудовлетворенной, пока не усвоишь урок, зверушка.

Она моргнула, резко и быстро, ее губы приоткрылись от шока и гнева.

И милая, веселая и миленькая, опьяненная Лия исчезла. Люсьену нехарактерно было сомневаться в своем решении – довести ее наказание до конца.