Текст книги "До захода солнца (ЛП)"

Автор книги: Кристен Эшли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)

Поэтому я спросила:

– Что?

Его лицо приблизилось, голос стал тише, он повторил:

– Сожалею.

Я почувствовала, как мое сердце забилось быстрее, и Люсьен тоже почувствовал или услышал, как мое сердце забилось быстрее, потому что его пальцы напряглись на моей шее.

– О чем ты сожалеешь? – прошептала я, обнаружив, что мне трудно дышать, потому что хотела услышать его ответ.

– Прости, что вчера я оставил тебя здесь, лишенной фактически всего. Я так разозлился, что, черт возьми, даже не подумал.

Я не знала, что ожидала услышать или хотела услышать, но что бы это ни было, явно не это.

И все же я сказала:

– Все в порядке.

Его голова наклонилась, и он на мгновение прикоснулся губами к моим, прежде чем снова поднять ее.

– Мы купим тебе книги, – тихо произнес он.

Я кивнула.

– И я прослежу, чтобы завтра установили высокоскоростной интернет.

Я снова кивнула.

– И, если ты пообещаешь, что не попытаешься сбежать в Панаму, я дам тебе ключи от «Кайена».

Боже, похоже второй экзамен я тоже прошла.

– Обещаю, что не сбегу в Панаму, – прошептала я.

Задумчивая напряженность исчезла из его глаз, он сказал:

– Хорошо.

– Я все равно не смогу, у меня нет бумажника, – добавила я. Его глаза снова стали задумчивыми и напряженными. – И, – быстро продолжила я, – карты Панамы. – Он уставился на меня, а я продолжила: – А что, действительно, можно доехать до Панамы?

Он изучал меня мгновение, потом его лицо смягчилось, а губы дрогнули.

Да. Кризис миновал.

Слава Богу.

– Я бы предпочел, чтобы ты не узнала можно или нет, – ответил он.

– Не думаю, что хочу туда, – поделилась я. – Панама не входит в число моих предпочтений в бегах от вампиров.

Губы снова дернулись, его рука переместилась с моего горла на щеку, затем его пальцы скользнули в волосы.

Он сильнее оперся головой на руку, согнутую в локте, спросив:

– Что?

– О чем ты?

– Ты хочешь сбежать от вампиров.

Мои глаза переместились на его обнаженное плечо (кстати, это была ошибка, у него было красивое сильное плечо, мне пришлось с трудом отвести взгляд от него).

– Не думаю, что это хорошая идея – говорить тебе о своем побеге.

Его тело дернулось, голова запрокинулась назад, и он разразился громким смехом. Полсекунды спустя его руки крепко обхватили меня, он снова обнял меня, уткнувшись лицом мне в шею.

– Наверное, нет, – промурлыкал он мне в шею, его голос все еще вибрировал от смеха.

Пришло время покончить с этим. Наконец-то я нашла то, что хотела бы положить в свой маленький несгораемый сейф «Почему мне может понравиться Люсьен», когда он вел себя именно так.

Например, когда я заставляла его смеяться, мне было от этого хорошо.

И, хотя я ненавидела признаваться в этом, но это неоспоримо, мне нравилось, когда он обнимал меня. Он обнимал меня хорошо, крепко и тепло, и с ним, таким большим, я чувствовала себя уютно, комфортно и безопасно.

– Думаю, я проголодалась, – сказала я ему на ухо, и его голова откинулась назад.

Его глаза все еще светились смехом, когда он смотрел на меня, и этот взгляд тоже попадет в мой маленький сейф.

Он коснулся моих губ, отстранился меньше чем на дюйм и прижался своим лбом к моему.

– Давай накормим тебя и отвезем в город, – пробормотал он.

О, черт.

Это тоже должно оказаться в моем сейфе. Все это – легкий поцелуй его губ, то, как он приложил свой лоб к моему и то, что он повезет меня в город.

Черт, похоже маленький сейф придется расширять, иначе там скоро будет чертовски тесно.

Он перекатился через меня, встал с кровати, натянул одеяло на мою нижнюю часть.

Наклонился, уперся кулаками в кровать по обе стороны от меня и сказал:

– Не торопись, дорогая. Эдвина скорее всего ушла. Я посмотрю, что можно придумать с завтраком.

Затем он исчез, просто взял и исчез из комнаты.

Я посмотрела на часы и заметила, что уже почти полдень. Потом посмотрела на потолок. Потом подумала, может Люсьен приготовит завтрак. Тогда подумала, что, поскольку он прожил сотни лет, может в течение одной из этих сотен он научился хорошо готовить. По крайней мере, делать тост (или что-то в этом роде).

Затем я вздохнула, потому что не могла не вздохнуть.

Если он и дальше будет так себя вести со мной, то в моем плане появится большой, уродливый, зияющий изъян.

Это будет нелегко. Очень, очень тяжело.

К счастью для меня, одна из моих плохих черт характера пригодилась бы как никогда. Я была безумно упрямой.

– Я смогу это сделать, – одними губами произнесла я в потолок, не желая, чтобы Люсьен слышал, и надеясь, что не обманываю саму себя.

* * *

Я встала у плиты и положила несколько больших ложек растительного комбижира в сковороду, комбижир растаял, как только попал на раскаленную сковороду. И пока я проделывала это, то продумывала множество своих ошибок, которые совершила за день, чтобы не совершать их вечером.

Я так и не узнала, умеет ли Люсьен готовить. Но обнаружила, что он может поджарить среднюю булочку с кунжутом, положив в нее нужное количество сливочного сыра, копченого лосося и каперсов.

Мы ели наши булочки и пили кофе молча. И это молчание не было похоже на дружеское молчание, было каким-то неудобным, по крайней мере, для меня. Я не знала, что сказать, потому что не могла быть обычной собой. И не знала, почему Люсьен молчал. А мне очень хотелось знать, почему.

Я попыталась считать его настроение, но потерпела неудачу.

Поняла я одно – он настроился на меня. И дело было не в том, что он меня пометил. Это было что-то совсем другое, что-то новое, что заставляло меня чувствовать себя не так, будто я была под действием наркотиков, скорее будто я пульсировала. Он пытался меня понять, понять мое настроение.

Я так и не поняла, удалось ли ему понять мое настроение, но догадалась, что нет, так как его тихая бдительность растянулась на весь день.

Я боялась, что он захочет принять со мной душ или, что еще хуже, ванну, но он разрешил мне принять душ одной.

Моя первая большая ошибка произошла, когда я сидела за туалетным столиком и сушила волосы феном.

Люсьен исчез, пока я принимала душ, но слышала, как лилась вода в душе, когда делала макияж. Пока я сушила волосы, Люсьен вошел в гардеробную в одном полотенце.

Моя ошибка заключалась в том, что мне следовало отвести глаза. Но я заметила его в одном полотенце в своем большом зеркале голливудской старлетки, и у меня потекли слюнки.

Затем он сдернул полотенце, я сидела прямо в гардеробной, где он сдернул полотенце, и при виде полностью обнаженного Люсьена, а там было на что посмотреть, у меня пересохло во рту.

Он был, надо сказать, совершенен с головы до пят. Совершенно идеальный. Сильные, тяжелые бедра. Мускулистая, хорошо сложенная задница. Округлые, четко очерченные икры. У него даже были красивые ноги!

В нем присутствовали и другие части, которые заставляли меня задуматься – может он не вампир, а скорее воплощение бога.

Я резко перевела взгляд на свое отражение, пока Люсьен одевался.

Он выбрал джинсы, ботинки, отличный ремень и сшитую на заказ рубашку в белую, нежно-голубую, темно-синюю, светло-серую и угольно-серую полоску. Он не стал ее застегивать до конца.

Джинсы и рубашка – повседневная одежда для любого мужчины.

Люсьен выглядел так, словно живьем сошел с обложки глянцевого журнала.

Исходя из того, что сказала Стефани во время моего Отбора, и того, как Люсьен вел себя на Пиру, я решила, что он хотел бы, чтобы я приложила усилия к своему виду, чтобы он смог показать меня другим, как бы хвастаясь.

Для меня это было несложно. Я была девушкой. И всякий раз прилагала усилия, даже если выбегала в магазин за яйцами.

Я остановила свой выбор на красивых джинсах с низкой талией, коричневых сандалиях на высоком каблуке с ультра-ремешками, таким же ремнем и великолепной блузке, почти прозрачной, белой с пуговицами, которые заканчивались декольте. С v-образным вырезом, с гофрированным воротником, и тонкими складками, идущими вдоль рукавов и вниз по позвоночнику от воротника до талии. Это была убийственная блузка.

Я сделала легкий макияж и уложила волосы гладкими прядями.

У меня не было никаких украшений, поэтому, закончив, я просто провела блеском для губ, засунув его в задний карман, так как у меня не было кошелька и телефона, поэтому брать сумочку было излишне. Затем я вышла из комнаты.

К тому времени, как я была готова, Люсьен исчез, и я отправилась на его поиски. Когда я нашла его, он подключал телефон к розетке на кухне.

Я не знала, что это означало для него, но понимала, что это означало для меня. Я чуть не бросилась к Люсьену, чтобы расцеловать.

Вместо этого крикнула:

– Готова.

Он поднял голову, посмотрел на меня, глаза стали ленивыми, и мой желудок приятно сжался.

Затем он спросил:

– Ты хоть представляешь, насколько прекрасна?

Мое тело качнулось до полной остановки.

Можно было с уверенностью сказать, что нет. Я не представляла.

Ну, то есть я понимала, что мне комплексовать не стоит. Ни одна мать не оттаскивала своих детей от меня, и я могла довольно легко назначить свидание.

Но, как он произнес эти слова и тот факт, что это сказал Люсьен – мужчина такой суровый, такой неотразимый, что я сравнивала его с живым богом не более двадцати минут назад; мужчина, который повидал немало женщин за свое время, выдав еще один комплимент, сильный комплимент, я определенно была не уверена, что смогу с ним справиться.

– Лия? – Его голос, произнесший мое имя, вывел из ступора, вызванного Сильным комплиментом Люсьена.

Я не знала, что ответить. А что тут скажешь?

Я решилась произнести – «Спасибо».

Он подошел ко мне с задумчивым взглядом. Остановился (в моем пространстве, кстати), обеими руками перекинул мои волосы с плеч, затем обхватил пальцами шею. Все это время его глаза были прикованы ко мне.

– Ты даже не догадываешься, не так ли? – тихо спросил он.

– Я считаю тот факт, что мне исполнилось сорок, и никто не просит меня присоединиться к цирку, хорошим знаком для себя, – заявила я ему, отчего он резко наклонил голову в сторону и расхохотался, грубо притянув меня к себе, обняв.

Я выдержала его объятия. Это было нелегко. Объятия Люсьена стоя были не так хороши, как его объятия лежа, но они были не за горами.

В конце концов, его объятия мне показались вечностью, очевидно, таковой не были, он наконец отстранился.

– Пошли купим тебе книги.

Он отвез нас на «Кайенне» в торговый центр города. Не какой-нибудь торговый центр, а эксклюзивный, окруженный множеством роскошных бутиков и шикарных ресторанов, кафе и баров. Все они располагались по бокам широких чистых тротуаров с фонарными столбами, на которых висели кашпо и на бордюрах стояли большие стильные горшки с разноцветными цветами.

Он припарковал машину, и мы отправились в огромный книжный магазин. Там он купил мне десять книг.

Я думала, что мы сразу же вернемся на парковку, но он повел меня по улицам бутиков, казалось, был совершенно не против прогуляться по тротуару в солнечный день, держась за руки.

Я увидела особенно великолепный наряд в витрине одного магазина, мое сердце скорее всего подпрыгнуло в груди, потому что он повернул в мою сторону голову, и завел меня внутрь бутика. Затем он сразу же подошел к продавщице, сказал, что мы интересуемся нарядом в витрине, сообщив ей мой размер.

Я уставилась на него и была почти уверена, что у меня отвисла челюсть, когда ассистентка меня спросила:

– Не хотите ли примерить?

Я посмотрела на нее и уже собиралась ответить, но Люсьен сказал:

– Нет. Мы покупаем его.

Я в ужасе пялилась на ассистентку, потому что не видела цены платья, но она ее озвучила, как только стала пробивать на кассе эту вещь, и мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы не сойти с ума.

Я послушно стояла рядом с Люсьеном, пока он расплачивался, продавщица смотрела на него, так же, как я, когда он сдернул с себя полотенце, и соответственно на меня, потому что я, по ее мнению, была самой счастливой женщиной во вселенной.

Когда мы вышли, Люсьен понес оба пакета, я поняла, что мне необходимо что-то сказать, и сказала:

– В этом не было необходимости.

Его рука сжала мою, но он не посмотрел на меня.

– Поправлю тебя, необходимость была, – ответил он.

Ну, что тут скажешь?

Ничего. Поэтому я промолчала.

И постаралась умерить свое сердце, не заглядывать больше в витрины, чтобы Люсьен снова не потратил сотни и сотни (и сотни) долларов за один-единственный наряд.

Но это не принесло своих результатов. Еще дважды. Еще дважды Люсьен покупал мне вещи, потому что хотел, чтобы они у меня были. Изящные старинные серебряные, коралловые сережки-канделябры в стиле навахо и две пары невероятно дорогих, но, несомненно, великолепных туфель на высоком каблуке.

Я примеряла туфли. Обе пары, Люсьен в этот момент, откинулся на спинку кресла, как будто владел этим заведением, уставившись на мои ноги, спросил:

– Подошли? – Прежде чем я сказала хоть слово, он посмотрел мне в лицо (которое, вероятно, светилось восторгом, что я могу сказать, туфли были отличные), затем заявил ассистентке: – Мы возьмем их.

Я боролась в высшей степени со странным фактом, оказалось, что Могущественный Вампир Люсьен, который определенно был мужчиной своего вида, не возражал против покупок, когда мне что-то нравилось.

На улице и в магазинах происходило то же самое, что и на Пиру. Люди смотрели на него, некоторые пялились открыто.

Они не знали, кто он такой. Они видели только высокого, энергичного, невероятно красивого мужчину, который был явно богат и обладал грубой мужской, но сдержанной силой.

Они понятия не имели, что он может двигаться быстрее молнии и таскать меня и мою толстую задницу так, словно я весила, как карандаш. Они понятия не имели, что по какой-то причине он был вампиром, расой сверх людей, которые жили вечно.

И все эти люди никогда не узнают.

Могущественный вампир Люсьен шел по солнечной улице, но он был вынужден жить тайной жизнью, скрывая, кем являлся на самом деле.

Воспоминания обрушились на меня, как кувалды. Мое ужасное поведение на Отборе. Мой ответ на первый урок, рассказывающий, как кормились вампиры, я вела себя там отвратительно. И когда разговаривала со Стефани, предполагая, что люди, которые ходили на Пиры, являлись жертвами. Вчера я сказала Люсьену, что он мне противен.

И тогда я совершила свою вторую ошибку.

Я остановилась на тротуаре, словно врезалась в кирпичную стену. Люсьен сделал еще шаг, потом повернул голову, потянув меня за руку, почувствовав мое сопротивление. Его глаза скользнули по нашим сплетенным пальцам, затем по моему лицу. Не знаю, что он увидел, но повернулся ко мне и сделал быстрый шаг.

– Лия, дорогая, в чем дело?

Моя голова откинулась назад, чтобы посмотреть на него, и по какой-то причине мне снова захотелось плакать.

Прежде чем я успела получше рассмотреть эту мысль, выпалила:

– Ты не можешь быть сам собой.

Он подошел ближе.

– Что?

Я подняла руку и обвела кругом.

– Здесь, на людях. Ты не можешь быть сам собой.

– Я не понимаю.

– Ты, – повторила я, указывая на него. – Ты можешь двигаться, как ракета, скорее всего сможешь поднять ту машину и перебросить ее через улицу. – Я указала на блестящую Ауди, припаркованную рядом с нами, Люсьен посмотрел на машину, затем перевел взгляд на меня. – Ты же можешь, не так ли?

– Бросить машину через улицу? – спросил он так, будто решил, что я сошла с ума.

– Да, – ответила я.

– Я никогда не пробовал, – ответил он, его брови сошлись вместе, и он подошел еще ближе. – В чем дело? – спросил он.

Я снова неопределенно махнула рукой.

– Все смотрят на тебя. Они смотрят и видят тебя, но понятия не имеют, кто ты такой.

Его челюсть сжалась, но я была слишком взвинчена, чтобы заметить это.

Поэтому сказала:

– Я была сукой, высказала тебе несколько непростительных вещей, за это прошу прощения. Этого больше не повторится.

Его брови нахмурились и поднялись. Я удивила его.

Затем его взгляд стал настороженным.

– К чему ты завела этот разговор?

Я не ответила. Вместо этого задала свой собственный вопрос:

– Если бы ты попытался, мог бы бросить ту машину через улицу?

– Лия...

– Пожалуйста, ответь мне, – тихо попросила я.

Он вздохнул, прежде чем сказать:

– Без сомнения.

Ух ты. Я догадалась.

Святое дерьмо.

Он даже произнес это так, будто ему не потребуется слишком много усилий.

Внезапно мне захотелось узнать, насколько он силен. Я хотела узнать, сколько ему лет. Я хотела узнать, как он мог перемещаться или ходить, как нормальный человек, не крошить своей силой часы на руке и не превращать мои кости в пыль, когда обнимал меня.

Именно в этот момент я всерьез посетовала, что меня выгнали из «Изучения вампиров».

– Не могла бы ты мне рассказать, в чем дело? – спросил он, выводя меня из состояния изумления.

Не могла. Но я же сама затеяла этот разговор, поэтому у меня не было другого выбора, кроме как покончить с этим.

– Мне кажется, – я заколебалась, не зная, с чего начать, но потом нашлась и продолжила, – неправильно, что ты не можешь быть собой. Вокруг не так много людей, с которыми ты можешь быть самим собой, я вероятно одна из них. Эта мысль только что пришла мне в голову, и я ранее наговорила столько гадостей о тебе и твоем народе. Ты заслужил извинения, поэтому я извинилась.

Я попыталась свое извинение за нечто более простое. Я была неправа и признавала это.

Но прозвучало оно не как простое извинение.

На самом деле, глядя ему в лицо на выражение, которое изменилось, и это выражение я как-то видела мельком раньше, когда он прижал меня к стене на Пиру и поцеловал с дикой одержимостью, он воспринял мои слова как нечто гораздо, гораздо большее.

Я отступила на шаг назад.

Рука Люсьена дернулась. Для него это было обычное движение, едва заметное, но я рванула вперед, врезавшись в его твердое тело. Он отпустил мою руку, выронил пакеты из другой руки, крепко сжав меня обеими руками. И поцеловал с дикой одержимостью, которая была крайне неуместна в воскресный день на улице, заполненной бутиками.

Но его поцелуй скрутил мои пальцы на ногах, послал огонь прямо между ног и заставил меня раствориться в этом поцелуе.

– Эй, снимите комнату, – произнес кто-то, мне показалось очень-очень далеко.

– Рэнди, замолчи! – еще одна реплика казалось очень-очень далекой, шикнула на первого. – У них, наверное, медовый месяц или типа того.

Рот Люсьена оторвался от меня, и я обнаружила, что стою на цыпочках. Одной рукой я обвила его за шею, другой сжимала его волосы, прижавшись от груди до колен к его телу.

Мой затуманенный разум пришел в себя, я попыталась отключить свои системы, свою реакцию на этот поцелуй, и как мне нравилось гораздо больше, чем сильно, когда он целовал меня.

Особенно когда он поцеловал меня вот так.

Рука покинула его волосы и потянулась к его плечу, но он прижал меня еще ближе, его глаза были прикрыты, хотя и изучали выражение моего лица.

Потом он сказал нечто, что меня напугало.

– Я хочу верить, что это ты, – его голос был низким, мягким, тихим, – но это не ты.

Он был неправ и был прав одновременно.

Это была не я. Это была новая, улучшенная я.

Или, по крайней мере, сейчас была новая, улучшенная, совершенная наложница, прежде чем я смогу вернуться к старой, ущербной, настоящей себе, когда он отпустит меня.

– Ты думаешь, что я не могу извиниться? – спросила я, толкнув его в плечо.

Он не сдвинулся ни на дюйм.

Я перестала его толкать.

– Нет, – его голос все еще звучал тихо, – это была ты. Поцелуй был твоим. Все остальное – не твое.

– Что еще за остальное?

Он сменил тему.

– Мы должны поговорить о прошлой ночи.

Я почувствовала, как мое тело начало напрягаться, но смогла побороть возрастающее напряжении, оставшись расслабленной.

– Если хочешь.

Его губы сжались, взгляд стал острым.

– Не ты, черт побери, – заявил он, теперь уже сердито, я затаила дыхание, ожидая, что будет дальше.

Я не могла драться с ним. Новая, улучшенная Лия ни за что не стала бы этого делать, уж точно не на улице бутиков.

Нет, никогда. И не могла бы устраивать ссору.

Я старалась быть Идеальной кузиной Мирну, он отпустил меня, схватил за руку, поднял пакеты, сменил направление и направился обратно к парковке.

Мы шли молча.

Я решила проверить его настроение.

– Ты не возражаешь, если мы возьмем латте в дорогу?

Он остановился и посмотрел на меня.

– Что бы ты сказала, если бы я возражал?

Старая Лия сказала бы, что это займет всего десять минут, или она бы посмотрела на него своим отличным взглядом, а потом дулась бы всю дорогу домой.

Новая Лия не знала, что ответить.

Пока я пыталась придумать ответ, он закрыл глаза, будто терпение его покидало. Потом сам сдался, повел нас в ближайшую кофейню (их было миллиард), купил мне латте, себе двойной эспрессо с таким количеством сахара, что хватило бы на слона, и мы поехали домой.

Моя третья ошибка не была ошибкой как таковой. Это было просто оказаться в неподходящем месте в неподходящее время.

Я была в гардеробной, ставила свои фантастические новые туфли на наклонные полки, которые демонстрировали обувь в лучшем свете, когда появился Люсьен, направившись прямиком к моей сумочке, которая лежала на туалетном столике. Я повернулась, увидела, как он бросил мой мобильный телефон и бумажник в сумочку, а рядом положил мой паспорт.

Всю дорогу домой он казался напряженным. Я не могла понять его настроение и не знала, что мне делать.

Может это очередной экзамен?

Телефон в доме – это одно, но он повесил ключи от «Кайена» на держатель для ключей у черного хода. Теперь он полностью возвращал мне свободу.

Очевидно, я не могла сразу выбежать из дома, он бы меня поймал. Я также вообще не могла сбежать, потому что, опять же, он бы меня поймал.

Все еще.

Он повернулся, чтобы уйти, поймал мой пристальный взгляд и остановился.

– Италия, – произнес он.

Я моргнула.

– Что?

– Италия. Это твое предпочтительное место в бегах от вампиров.

Я почувствовала, как мои губы приоткрылись, а глаза расширились.

По какой-то причине выражение моего лица сделало его настороженное лицо мягче, и он вошел в мое пространство.

Я приподняла голову, глядя на него, и прошептала:

– Как ты узнал?

– Фиона, – ответил он без колебаний.

– Фиона? – Спросила я.

– Фиона Хокинс.

Фиона Хокинс? Тетя Фиона Хокинс? Откуда он знал тетю Фиону?

И с чего бы ей рассказывать ему, что я всегда хотела посетить Италию?

Это было просто странно!

– Тетя Фиона сказала тебе, что я всегда хотела поехать в Италию?

– Фиона рассказала мне очень много разного. Фиона Хокинс была моей наложницей пятьдесят один год назад.

Эта информация потрясла меня с такой силой, просто физически. Непроизвольно я сделала шаг назад, но его рука обвилась вокруг моей талии и притянула к себе, так что мой живот и бедра были прижаты к нему.

– Тетя Фиона обслуживала тебя? – Я вздохнула.

Я имею в виду, я знала, что она была наложницей. Она не была Бьюкенен, но наложницы дружили между собой (большую часть времени). Я знала ее целую вечность.

– Я каждый год устраиваю вечеринки по случаю дня рождения для всех своих наложниц, – ответил он.

Я почувствовала, как у меня снова отвисла челюсть, когда мне кое-что пришло в голову.

Я ходила на вечеринки по случаю дня рождения тети Фионы.

Каждый год.

– Боже мой.

Люсьен проигнорировал мое «Боже мой» и продолжил:

– Я стараюсь присутствовать. Иногда не могу задерживаться надолго. Иногда не посещаю вечеринку, но навещаю их до или после. Двадцать лет назад я присутствовал. Она подавала жареную курицу.

Я почувствовала, как пульсация от его слов пронеслась по моему телу, и это тоже было физическое ощущение. Все мое тело содрогнулось, да так сильно, что мне пришлось ухватиться за рукава его рубашки на бицепсах, чтобы удержаться на ногах.

– И, – продолжил Люсьен, – должен сказать, что ты приготовила жареную курицу для ее гостей. Она сказала мне перед тем, как я ушел, что это лучшее, что я мог попробовать… за свою вечность. – Я продолжала смотреть на него, его лицо приблизилось, черные глаза потеплели, и он пробормотал: – Она оказалась права.

Мой рот открылся, а затем закрылся. Я не знала, что сказать. Но поняла, что он только что сделал мне еще один потрясающий комплимент.

Он продолжал.

– После этого я ходил к ней на вечеринки каждый год. И каждый год ты готовила свою жареную курицу.

– Это ее любимое блюдо, – прошептала я.

– Я знаю, – ответил он.

Я положила руки ему на грудь и прокомментировала:

– Я тебя там не видела.

– Я не хотел, чтобы меня видели.

– Ты можешь так сделать?

– Когда ты можешь контролировать умы людей, ты можешь делать все что угодно. Даже исчезнуть для всех.

Я почувствовала, как мое тело напряглось.

– Ты контролировал мой разум?

Он кивнул и сказал:

– Я пометил тебя.

О Боже.

Это было правдой!

Я почувствовала. Это странное наркотическое чувство, не такое сильное, как сегодня утром, но я его почувствовала. Я всегда думала, что это из-за удушающей жары на кухне тети Фионы. У нее была плохая вентиляция, и жареная курица на семьдесят пять гостей достаточно нагрела кухню, поверьте мне.

– Зачем? Там не было же никаких вампиров.

– Были.

Ух ты. Я этого не знала. Оказывается, я бывала в присутствии вампиров раньше.

– Правда? – Спросила я.

Он кивнул.

– Тетя Фиона рассказала тебе обо мне?

– Столько, сколько знала. Ей нравилось говорить о тебе. Она очень любит тебя, думает, что у тебя есть сила воли и дух. Она также присматривала за тобой для меня.

Святое дерьмо!

Что, черт возьми, это значит?

– Присматривала за мной? – подсказала я.

Он снова кивнул.

– Что это значит?

– Она рассказывала мне, чем ты занимаешься, – его лицо потемнело, – и с кем ты была, когда занималась этим.

Он не выглядел счастливым.

Я поняла, что выглядел совсем несчастливым.

– Ты хочешь сказать, что тетя Фиона доносила на меня? – Мой голос зазвучал выше.

– Да. – Он казался невозмутимым.

Это было нереально!

– Получается, она шпионила за мной.

– Не совсем. Фиона слушала, наблюдала и рассказывала мне. Она также сообщала, где ты находилась. А я шпионил за тобой.

Мое тело снова дернулось.

– Что?

– Это был не совсем шпионаж в обычном понимании, – небрежно продолжил он, – скорее наблюдение. Приятное наблюдение. Ты способна практически на все, и у тебя очень выразительное лицо, все эмоции тут же отражаются на лице, зверушка.

Я не могла переварить эту информацию. Могущественный вампир Люсьен следил за мной!

– Зачем... – пробормотала я. – Зачем ты это делал?

– Меня это забавляло. Ты забавляла меня. – Он изучал мое лицо и пробормотал: – Большую часть времени ты все еще меня забавляешь.

– Ты преследовал меня! – Это не был крик. Кузина Мирна никогда не стала бы кричать. Но это было чертовски близко к крику.

– Нельзя же преследовать то, что принадлежит тебе, – ответил он.

Я посмотрела на его рубашку.

– Подозреваю, что так говорят все маньяки.

Он запрокинул голову и закатился смехом.

Мне не хотелось вдаваться в подробности, почему мне вдруг может понравиться слежка Люсьена. Но его слежка попала прямо в хранилище «Почему я ненавижу Люсьена», и встала на почетном месте.

– Ты меня пугаешь, – сообщила я ему, отталкивая его грудь, чтобы сбежать.

Его другая рука присоединилась к первой, обняла меня, он притянул ближе, а его лицо опустилось ниже.

– В ту минуту, когда я увидел тебя двадцать лет назад, я понял, что ты будешь моей.

Да, это совершенно выводило меня из себя.

– Люсьен…

Он прервал меня.

– Лия, я двадцать лет ждал, чтобы ты в эту минуту оказалась прямо здесь. – Он подчеркнул последние два слова крепким пожатием руки.

Не пугай меня. Я не знала, что такое истерика, но похоже у меня скоро действительно начнется истерика.

– Я не знаю, что мне ответить на твои слова, – честно призналась я.

– Тебе и не нужно отвечать. Я знаю, – ответил он.

Мне показалось, что это не может быть ничем хорошим.

– Не хочешь, эм... поделиться со мной?

Он отрицательно покачал головой, затем наклонился, коснувшись своими губами моих.

Отодвинувшись всего на дюйм, он загадочно произнес:

– Ты узнаешь, когда придет время. – Затем его руки сжались крепче, и я оказалась прижатой к нему от груди до колен. Его голос стал грубым, глаза напряженными, когда он спросил: – Ты хочешь поужинать или нам стоит поискать какое-нибудь другое занятие на некоторое время?

Я не думала, что для меня будет полезно найти какое-то другое занятие с Люсьеном на некоторое время.

Жареная курица тоже была мне уже не по вкусу, но я решила, что она гораздо полезнее для моего будущего, чем то, что мог предложить мне Люсьен на некоторое время.

– Я хочу поужинать.

Он ухмыльнулся.

– Я почему-то знал, что ты так и ответишь.

Я решила, что лучше всего промолчать. Поэтому так и сделала.

Он наклонился и поцеловал пульс на моей шее, затем повернулся ко мне, его рука скользнула по моим плечам, и он повел меня на кухню. После того как он доставил меня на кухню, сам исчез.

И сорок пять минут спустя я опустила глаза и обнаружила, что взбиваю картофельное пюре.

Ужин был готов. Ужин, который мне придется разделить с Люсьеном.

Я посмотрела в другой конец комнаты.

Пока готовила, убрала всю грязную посуду и вытерла все поверхности, этому меня научила мама. Кухня была относительно чистой, курица в духовке была теплой, зеленая фасоль в воде, теплое домашнее печенье, завернутое в чистое кухонное полотенце. Я сервировала уголок для нашей трапезы.

Мирна определенно бы накрыла обеденный стол в столовой. Она бы положила дамасскую скатерть, идеально чистую, без единой складки, поставила бы серебряный канделябр и свежесрезанные цветы из сада, за которыми сама ухаживала, да и сад она сама привела в порядок.

Я подумала, если сделаю все как Мирна, то буду не я, и Люсьен это поймет, а если я по-домашнему сервирую маленький уголок на кухне, может это поднимет ему настроение.

Мне нужно было пережить этот ужин, прежде чем я проведу с ним остаток своих долгих лет, стараясь не портить ему настроение. Поэтому я устроила гораздо более непринужденный уголок на кухне.

Однако я оказалась в затруднительном положении. Он должен был сесть за стол и мне нужно было разложить еду.

Старая Лия просто позвала бы его, все громче и громче, крикнув, пока он не появился бы.

Новая Лия считала, что это неприлично.

Мирна обязательно бы отправилась на его поиски, скорее всего, сделала бы низкий реверанс, умоляя его доставить ей удовольствие и составить компанию.

Я рискнула, решив кое-что попробовать.

«Люсьен, если ты меня слышишь, ужин готов», подумала я, мысленно как бы обращаясь к нему, где бы он не находился.

И прислушалась, но не услышала никакого движения по дому, вздохнула, меня это раздражало, что он не услышал меня, когда я мысленно посылаю ему сигналы, а хотелось бы, чтобы услышал. Я накинула еще одно кухонное полотенце на картошку, решив отправиться на его поиски.

Обернулась и увидела входящего Люсьена, он смотрел на меня с совершенно пустым выражением лица, но его поза была странной.