Текст книги "Тепличный цветок"
Автор книги: Криста Ритчи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)
– Прекрати, – сказала я. – Пожалуйста.
Слезы пришли в тот момент, когда Харпер схватила меня за запястье и толкнула на колени.
– Сделай это, шлюха! – заорала Клео, словно я не была ей подругой. Она смеялась, а Харпер улыбалась. Пока я плакала.
Я начала расстегивать пуговицы на шортах, потому что думала, что не смогу переживать эту пытку до самого выпускного. Мне тогда оставалось шесть месяцев. Полгода. Эти шесть месяцев казались вечностью.
А что такое один момент по сравнению с неделями?
Но я все равно продолжала плакать.
Я плакала, пока стягивала шорты. Плакала, когда была вынуждена принять решение, у которого были бы нехорошие последствия. Чем дольше я колебалась, тем больше Клео мне угрожала, а я боялась. Она сказала, что они ворвутся в мою спальню. Что будут наблюдать за мной, пока я буду спать. Сказала, что весь класс придет вместе с ней, ополчится против меня и моей сестры шлюхи.
Она говорила все это под воздействием алкоголя, затуманивающего ей глаза. А затем я подумала – Я уеду. Они не вспомнят этого утром.
Так что в трусиках, с секс-игрушкой на коленях, я приняла решение, которое преследовало меня следующие шесть месяцев.
Я встала и закричала:
– Нет, – я мотала головой так, что мои волосы спутались возле талии. Я одела шорты и застегнула их дрожащими руками.
И оттолкнула девочек с дороги. Они орали у меня за спиной, тянули за волосы, но я запустила лифт и когда дверь открылась, я побежала.
Я мчалась вниз по лестнице и продолжала оглядываться, боясь призраков.
На следующий день в школе мой ящик был заполнен презервативами.
А через день два парни загнали меня в коридоре в угол и попытались ущипнуть за соски, шутки ради, но так больно.
Я всегда оглядывалась через плечо. Всегда запирала двери. И молилась, чтобы это закончилось.
Выпускной был уже на носу. Но мои страхи так и остались со мной.
Я бы хотела иметь возможность вернуться в прошлое и выбрать другой вариант. Я говорила это раньше Рику, и он ответил, что вероятно, это не имело бы значения. Возможно, он и прав.
– Дэйзи, – говорит Роуз, ее голос надломлен.
Я осознаю, что плачу изо всех сил. И обе сестры стоят на коленях на полу рядом со мной, и из их глаз тоже струятся слезы. Мое горло горит, и мне требуется мгновение, чтобы осознать, что все происходившее у меня в голове только что слетело с моих уст.
Эта история – они слышали каждую деталь. Каждый кусочек и осколок, и всю мою боль.
– Все закончилось, – говорит Роуз, растирая мне спину. – Они не могут тебя больше ранить. Мы им не позволим.
Я киваю, веря ее словам. Я не сталкивалась ни с кем из одноклассников в течение нескольких месяцев. Рик гарантировал это.
– Дэйзи, – говорит Лили, ее голос такой на удивление уверенный. Она крепко держит меня за руку. Я наконец поднимаю взгляд, глядя в ее покрасневшие и полные слез глаза. – Мне очень жаль, что это случилось с тобой. И я знаю... Знаю, что сложно было поделиться этим с нами, но спасибо, что рассказала.
Моя грудь раздувается, и я киваю пару раз.
Роуз вытирает несколько моих слезинок, проводя пальцами по моей щеке, и затем спрашивает:
– Ты рассказала это своему врачу?
– Частично, – шепчу я.
Роуз качает головой.
– Дэйзи, у тебя посттравматический синдром. Вероятно, поэтому ты и не можешь спать.
Мои слезы продолжают литься, пока молчу.
– Тебе нужно рассказать своему врачу все, хорошо? – добавляет Роуз, шмыгая носом. Она промокает салфеткой свои слезы, осторожно, чтобы не размазать тушь.
– Я рассказывала обо всем Рику, – бормочу я.
– И я рассказывала Ло о своих проблемах, – отвечает мягко Лили. – Но этого недостаточно.
Я смотрю на руку Лили поверх моей. Ее ногти не накрашены и погрызены, но ее хватка такая прекрасно сильная на моей руке, что я ощущаю себя в порядке, в безопасности.
– Парни для нас словно столб, – говорит мне Роуз. – Рик – для тебя тот, на кого можно опереться. Но они не помогут тебя двигаться дальше. Ты должна сделать это сама.
– Я хочу быть сильнее, – шепчу я. – Я просто не знаю как.
– Один шаг за раз, – говорит Лили.
– И ты уже сделала самый большой, – Роуз целует меня в макушку, и Лили тянется, чтобы обнять меня. Я улыбаюсь сквозь слезы, эта грусть готова уйти.
Не думаю, что когда-то буду снова так сильно плакать.
Но сейчас чувствую себя хорошо.
Я ощущаю свет. Легкость. Словно снова могу дышать.
ГЛАВА 68
РИК МЭДОУЗ
Мы так и не вошли в гостиную. Пару раз я хожу взад и вперед по кухне, а затем вижу скрученную на диване Дэйзи и Роуз, оборачивающую вокруг нее фланелевое одеяло. Ее черное платье задирается до бедер, когда она садится возле Дэйзи и гладит ее по волосам. Обычно Роуз поправила бы подол своего платья, но она так сосредоточена на сестре, что не замечает. Роуз шепчет что-то Дэйзи, которая пытается уснуть.
Лили первой приходит на кухню, высохшие слезы все еще видны на ее щеках. Ло притягивает ее к груди, прислоняясь к шкафчику, пока она вытирает лицо.
Я провел последние десять минут, поясняя, что случилось с друзьями Дэйзи Коннору и Ло. Она попросила меня об этом, так что это было не так неловко. Я рассказал бы всем еще несколько месяцев назад, но это было не моим делом. Эта история слишком ебнутая и личная, и ей нужно было рассказать об этом другим людям. Но я не мог сделать это за нее.
Когда каблуки Роуз стучат по полу кухни, в воздухе появляется напряжение. Ее горящие желто-зеленые глаза направлены на меня, и моя спина выпрямляется в чертовой оборонительной позиции.
– Я пытался уговорить ее рассказать...
– Спасибо, – перебивает она меня. Удивление искажает черты моего лица. Я не могу его скрыть, но она все равно продолжает. – Ты был с ней, и если бы тебя не было, не думаю, что она могла бы справиться... Так что спасибо тебе.
Мое горло отекает, и я киваю в ответ.
Коннор становится за спиной жены, и его руки оборачиваются вокруг ее талии. Я замечаю, как его ладонь располагается на ее животе всего на пару секунд. А затем он наклоняет голову и шепчет ей на ухо.
На кухне повисает тишина, и лишь невысказанное сожаление и желание суметь остановить то, что произошло, витает в воздухе. Все, что я мог сделать, так это защищать ее после того события, но это было сложно, пока она жила с родителями. Ей пришлось ходить по тем коридорам и искать в себе внутреннюю силу, которую я был не в силах ей дать. И не думаю, что кто-то другой смог бы.
Роуз первая нарушает тишину.
– Я не могу поверить, что это были ее собственные друзья.
Друзья не навсегда. Дэйзи постоянно говорила мне это. Одна из ее чертовых теорий. Я бы хотел опровергнуть ее, с тех пор как мы стали знамениты, у нас у всех поубавилось друзей. Небольшой куш наличных, и большинство людей готовы заявить что-угодно.
– Мне никогда не нравились ее друзья, – говорю я, засовывая руки в карманы кожаной мотоциклетной куртки. – Они были какие-то фальшивые.
– Я не удивлен, – добавляет Коннор. – Подростки часто могут быть жестокими. Они считают себя выше закона, особенно те, кто вырос в такой же среде, как мы.
Ло кивает, словно он понимает, о чем речь. В младшей школе он был известен, как чертов задира. Но другие дети тоже над ним насмехались – говорю это не как оправдание.
Ло опускает взгляд на Лили, когда она, кажется, погружается в собственные раздумья.
– Ты в порядке, любимая? – спрашивает он.
– Я бы хотела, чтобы на ее месте оказалась я, – говорит она тихо.
Ло целует ее в висок и притягивает ближе. Комнату снова окутывает бархатное молчание. Никто ни произносит ни слова. Но думаю, все наши мысли сейчас об одном. Из-за этих коробок и высоких стопок упакованного добра кухня кажется мертвой. Мы все движемся дальше, отделяемся друг от друга, но похоже, так и не находим места, где должны быть.
Любой из нас.
Разделяться чертовски странно, не верно.
– Ваше предложение все еще в силе? – спрашивает Ло, глядя на Коннора.
– Какое предложение?
– То, где мы можем переехать вместе с вами, ребята, – говорит Ло. – Я подумал, что мы могли бы купить дом с охраной. Больше, чем этот. И Дэйзи могла бы жить со всеми нами. Думаю, она могла бы почувствовать себя безопаснее, чем живя с одним Риком. И тогда, когда родятся оба ребенка, мы просто... мы просто поймем, как жить дальше.
Вероятно, это самое самоотверженное предложение, которое когда-либо делал мой брат. Потому что я знаю, как сильно он ненавидит идею о дальнейшей совместной жизни с Коннором и Роуз. Как неприятно ему ощущать себя малышом на поводке, даже при том, что вероятно, это спасло его задницу от многих бед. Но также я понимаю, как это предложение понравится Дэйзи.
Как сильно это может ей помочь.
Вот почему, никто больше не говорит ни слова об этом.
Все и так понятно.
ГЛАВА 69
РИК МЭДОУЗ
Телефон вибрирует у меня в кармане, пока спускаюсь по покрытым ковром ступеням. Я проверяю сообщение и одновременно с тем следую за Ло через проем двухстворчатых массивных дверей. Наш новый ном находится в богатом районе пригорода Филли, в отличном от того, где проживают наши родители, но охуенно близко к нему. По крайней мере этот район закрытый.
Мы можем на хрен ходить по улицам, не боясь попасться на глаза папарацци.
Я снимаю блокировку с телефона.
Я люблю тебя. Может мы могли бы встретиться, если все в порядке. В общем, как захочешь. – Мама
Я останавливаюсь на каменных ступенях у крыльца, птицы поют, и сейчас 6 часов вечера. Мое любимое время дня. Солнце еще не село, но небо уже не такое синее, а воздух чертовски холоднее, чем был днем.
Моя мать.
Она ранила меня даже больше, чем отец. Потому что я любил ее безусловно. Потому что объединился с ней против Джонатана, слепо доверяя. Потому что она разрушила жизнь Лили и ее семьи, и это не изменить.
Но она все еще моя мать.
Она все еще та самая женщина, которая ходила на мои соревнования по легкой атлетике, обнимала меня крепко каждое рождественское утро и записывала меня в любую спортивную и не только секцию, которая начинала меня интересовать, на любой вид спорта, который бы меня ни привлекал. Она подарила мне чертов мир, просто я был немного, бля, потерян в нем.
Но у меня навсегда останутся те хорошие воспоминая. Мне просто нужно сохранить их.
– Ты идешь?! – зовет Ло, он уже возле нашего почтового ящика, разминает ноги.
– Ага! Подожди, – мои пальцы быстро движутся по экрану.
Я бы хотел.
Я нажимаю "отправить" и сую телефон обратно в карман. Это первое сообщение за два года, на которое я ей ответил, первая рука, которую протянул. Время начать с нового листа.
Я иду к Ло и разминаюсь рядом с ним во дворе, не говоря сперва ни слова. Но потом он произносит:
– Итак... Я видел интервью.
Я не смотрю на него. Просто сажусь на гребаную траву и тянусь к носкам кроссовок, мои мускулы растягиваются в тугие нити.
– Да?
– Было сложно? – спрашивает он.
Я смотрю в сторону, разглядывая покрытые росой лезвия травы, холодную землю декабрьским утром. Пару недель назад я встретился с репортером.
Сейчас же я даю Ло честный ответ, не лгу.
– Это был один из самых сложных дней моей долбаной жизни.
Было даже сложнее, чем покорить подряд три горы. Сложнее, чем сидеть в тюремной камере. Сложнее, чем вежливый разговор во время обеда с моим отцом.
– Ты заикался во время интервью, – говорит Ло. – Коннор волновался, что ты забудешь свое имя.
Я испускаю смешок.
– Ага... – вот и все, что я могу сказать. Репортер, женщина в шикарном сером костюме с закрепленным у нее на блузке микрофоном, спрашивала меня в лоб обо всем, что хотела знать страна.
– Трогал ли тебя Джонатан Хейл как-либо неправильно?
Я опроверг каждое утверждение, каждое обвинение, очерняющее моего отца и ранящее брата.
Подошва кроссовок Nike Ло ударяется о мою, когда он тоже начинает растягиваться на земле.
– Ты говорил, что самые сложные в жизни вещи обычно оказываются правильными, верно? – он хмурит брови. Думаю, брат волнуется, не сожалею ли я о том, что сделал заявление перед прессой.
Нет.
Вовсе нет. Все, сказанное мной, было правдой. Не было причин, чтобы и дальше молчать, кроме желания наказать моего отца, а эту цепочку мне охуенно хотелось снять со своей лодыжки.
– Вне сомнений, это было охуенно верное решение, – говорю я уверенно.
Его плечи расслабляются.
– Спасибо, – говорит он. – Правда. Не только за это, но и за то, что заботишься о Дэйзи, что был рядом со мной в течение всех этих сложных месяцев. Я иногда принимал тебя как должное, но никогда на хрен не забуду, что ты и есть причина, по которой я бросил пить.
Я искренне улыбаюсь. Думаю, мое лицо выражает все. Иногда сложно понять, волнует ли его что-то, но когда наступают подобные этому моменты, сложные жизненные роли уже не кажутся такими уж плохими. Оно того стоит.
Одновременно мы встаем и снова направляемся к почтовому ящику, отпуская все это сложное дерьмо, пока бежим.
– Пять миль, – говорит Ло, подпрыгивая, чтобы разогреться. – И на этот раз ты не перегонишь меня, старший брат. Остерегайся!
Я застреваю на сказанном им с некой нежностью словосочетании "старший брат". Где-то и как-то я заслужил этот титул. И он ощущается охуенно прекрасно.
– Эй ты, смотрящий в никуда, парень, ты меня слышал? – спрашивает Ло, махая мне рукой.
Я бью по его руке.
– Ты спрятал по близости палку для лакросса? Потому что мне пиздец как нравятся мои ноги, так что не переломай их.
Ло раскидывает руки.
– Никакого обмана. Честный забег. Я ожидаю получить гребаный трофей, когда обгоню твою задницу в твоем же виде спорта.
– Это на фиг вряд ли.
И затем мы оба смотрим друг на друга, не отсчитывая от трех до одного. Мы просто одновременно срываемся с места.
Наши шаги синхронны. Движение за движением. Нога в ногу. Шаг за чертовым шагом. Он бежим прямо рядом со мной, наш ритм движений полностью одинаковый. Он начинает ускоряться, и я отталкиваюсь ногами сильнее. Бегу быстрее.
Мое дыхание становится затрудненным, а голова легкой. Когда я бросаю взгляд в сторону, то впервые не вижу груз на плечах моего брата. Я не вижу ничего, что тянет его назад.
Он охуенно улыбается.
И в свете, пробивающемся сквозь кроны деревьев, мы все ближе к нашему финишу. Гордость за него поглощает меня.
И все четыре мили бок о бок с ним я знаю это.
Он собирается меня обогнать.
ГЛАВА 70
ДЭЙЗИ КЭЛЛОУЭЙ
– О боже, как же холодно, – жалуется Лили, кутаясь в одну из белых шубок Роуз. В комплекте с ее Вампа шапкой, она выглядит словно маленькое мохнатое создание. Так и хочется потискать. Вот почему я обнимаю ее за плечи, дотягиваясь до своей старшей сестры.
Наше дыхание клубится в воздухе, когда стоим по колено в снегу, что выпал вчера. Мы скрыты за елью, находясь на центральной лужайке перед домом. Или как называет это дерево Лили: огромная рождественская ель.
– Согласна, – говорит Роуз, так холодно, что, кажись, ее тело замерзло в одном положении.
– Я предлагала вам свои свитера, – напоминаю я ей. Она одета в черные легинсы и длинное платье, подол которого мокнет от снега. Ее ботинки полностью утонули в белом снегу. Моя одежда, однако, не намного теплее. Я надела первую попавшуюся обувь возле дверей, торопясь побыстрее вытянуть сестер на улицу.
Этой обувью оказались шлепанцы.
Так что скажу просто, холод несомненно проникает до мозга костей, и мои онемевшие пальцы кричат, требуя горячую ванну.
Роуз сердито смотрит на меня в ответ на мой комментарий, и думаю, она хотела бы дать мне пощечину, сказав, даже не начинай. Но ей слишком холодно, чтобы доставать руки из карманов.
– Обещаю, это будет стоить боли, – говорю я, широко улыбаясь. Я тянусь и игриво пожимаю руки им обоим. Я люблю то, что теперь мы можем проводить вместе больше времени, и Лили отвечает мне такой же улыбкой, будто бы заражаясь ею от моей.
Роуз закатывает глаза. Но клянусь, уголок ее губ все же приподнимается. Она достает телефон, и Лили тянется мимо меня, чтобы забрать его у Роуз, но та стоит слишком далеко. Потому с легкостью прижимает телефон к груди.
– Это тайная миссия, Роуз, – шепчет Лили.
Я выхватываю телефон из рук Роуз и передаю его Лили, которая проверяет на нем сообщения.
Роуз упирает руку в бок.
– Почему ты шепчешься? – восклицает она. – Здесь нет никого, кроме нас.
Лили изумленно смотрит на экран. Я наклоняюсь к ее плечу и вижу переписку между ней и Коннором.
– Ты не можешь не отвечать ему на сообщения в течение хотя бы часа? – спрашивает Лили.
– Он доставал меня, – отвечает Роуз. – Мой голос должен быть услышан.
Мой собственный телефон жужжит в кармане, и я быстро проверяю его.
Ты придешь на воскресный обед? – Мама
Дыра образуется у меня в животе. Я пишу в ответ: Ага, но Рик придет со мной.
Я жду пару секунд, пока она как всегда напишет быстрый ответ, но мой телефон молчит. Всякий раз, как я заглядываю к ним домой, она отказывается признавать Рика. Думаю, она частично смущена тем, что подала на него в полицию, но слишком горда, чтобы признать свою вину.
Так что она прибегает к обороне в роли защиты.
Но я не могу перед ней притворяться. Не могу быть дружелюбной, тогда как она груба. И я говорила ей много раз, что если она не примет Рика, я не буду с ней милой, веселой дочерью. Я буду вести себя прохладно.
Я готова встретиться с мамой на полпути. Мой отец говорил мне, что она любит меня слишком сильно, чтобы долго упрямиться. Ей просто нужно дать время. Я надеюсь, он прав.
– Шшш, – шепчет Лили, ее глаза расширяются. Как только мы замолкаем, я слышу звук подъезжающего к дому Escalede Роуз.
– Один... – шепчу я, слыша, как открывается пара дверей авто.
Резкий голос Ло раздается в тишине двора.
– Христос, нам нужно нанять кого-то, чтобы снова расчистить подъезд.
– Два, – считаю я для сестер.
– Я могу заняться этим немного позже, – отвечает ему Рик.
Я широко улыбаюсь.
– Три, – мы выбегаем из своего укрытия, или скорее я бегу на замороженных ногах, а девочки идут следом. В их руках в перчатках (и моих без них) лежат снежки.
Я сосредотачиваюсь на парне в кожаной куртке, с упаковками Физз Лайф и картонной пачкой яичного коктейля в руках. И бросаю в него снежок, целясь в грудь, снег рассыпается, смачивая его серую футболку.
Я усмехаюсь. И его мрачные глаза фокусируются на мне, а брови приподнимаются.
– Серьезно, Кэллоуэй?
– Ага, очень серьезно, – говорю я, уже начиная набирать снег для нового боеприпаса.
Лили кричит, и я оглядываюсь, осознавая, что волосы Ло мокрые, и он бегает за ней по засыпанному снегом двору. Она бросает свои заранее заготовленные снежки и бежит прочь, глупо улыбаясь, ее руки накрывают голову, словно Вампа шапка вот-вот может слететь.
– Хороший бросок, Лили! – кричу я.
Она показывает мне большой палец.
И затем холод атакует мою голую кожу. Прямо в лицо. Я мгновенно просыпаюсь. Улыбаюсь и смотрю на Рика, который поставил наземь газировку и яичный коктейль. Он нагибается, чтобы сделать еще один снежок.
Да начнется игра.
Я уклоняюсь от его следующего удара и попадаю своим снежком ему в плечо. Пытаюсь сделать шаг ближе к нему, но мои шлепанцы застряли в снегу. Я раскидываю руки, чтобы удержать равновесие, но это мне не удается, и я падаю, белый омут встречает меня словно ледяная подушка. Мои волосы и длинная теплая футболка пропитываются влагой окончательно.
Вдруг надо мной возникает почти двухметровый парень, заграждая от солнца и безоблачного неба. Его карие глаза буравят меня безжалостно и с долей похоти. Он хватает мои лодыжки из снега и смотрит на мою обувь. Его лицо становится суровым.
– Ты пиздец какая ненормальная, – он снимает с меня шлепанцы и растирает одну из покрасневших ступней.
Я откидываю голову и почти стону.
– Ощущения офигенные.
И затем его взгляд опускается на мою грудь.
Я тоже смотрю на нее. Мои соски затвердели, и тонкая белая футболка стала полупрозрачной. Надпись на ткани расположена прямо под грудью: Занятая.
Он пожимает плечами, скидывая свою кожаную куртку, его суровый взгляд все еще прикован к моей груди, которая вздымается и опадает чаще, чем раньше.
– Ты не слышал? – спрашиваю я, наблюдая, как он смотрит на меня. – Я уже занята.
– Я слышал, – говорит Рик, сгребая меня в охапку и оборачивая куртку вокруг моих плеч. Наши взгляды встречаются. – Я уже слышал это, он – тот единственный, кто может не отставать о тебя, – и затем он поднимает меня на руки, воздух покидает мои легкие.
Поддерживая мою спину и ноги, он несет меня к передней двери. Я осознаю, что мы остались на улице одни, другие ребята уже зашли в теплый дом. Я даже не думаю, что Роуз участвовала в перестрелке, но по крайней мере она выдержала холод и поддержала командный дух.
Я тянусь и провожу пальцами по волосам у Рика на затылке. И его мускулистая рука напрягается, а взгляд еще раз путешествует по моему телу. А потом он целует меня, его язык скользит по моему, согревая каждый дюйм моего тела.
Я в его руках.
Больше не просто сестра девушки его брата.
Или сестра его друга.
Даже не просто друг.
Я его.
И пока он бережно заносит меня в дом, целуя все более и более настойчиво и страстно, я кое-что осознаю, глубоко в душе.
Мы свободны.
Не важно, что общественность ненавидит нас. Не важно, что моя мама не принимает его. Мы сделали все, что могли на данный момент.
Я улыбаюсь, целуясь с ним, а моя рука зарывается в его густые волосы.
– Я не могу сократить список до десяти, – говорит Роуз Коннору, врываясь в наш с Риком момент. Мы оба отстраняемся и поворачиваем головы.
Роуз сидит на диване из замши сливочного цвета, поджав под себя ноги, пока Коннор передает ей кружку с кофе. Его рука поглаживает ее по бедру, удерживая Роуз поближе к своему телу.
– Тебе нужно это сделать, конечно, если ты не хочешь иметь пятьдесят детей, дорогая, – говорит он ей.
Роуз бросает взгляд на Лили и Ло, который смотрит на меня на руках у Рика. Даже несмотря на то, что Ло еще не привык видеть нас вместе, он уже не ругает и не отчитывает Рика. Он просто позволяет нам быть.
– Сколько имен вы уже вычеркнули? – спрашивает Роуз у Лили. – Коннор думает, что нелепо оставлять несколько вариантов, – должно быть это и есть предмет их войны по смс.
Коннор вмешивается:
– Ты можешь оставить один или два запасных варианта, более – уже слишком.
– Почему я вообще вышла за тебя замуж? – отвечает она.
Он обращается к ней на французском, и я уверена, что он говорит: Потому что любишь меня. А я люблю тебя.
Рика, должно быть, они уже достали по самое не хочу, потому что он разворачивается и начинает нести меня в сторону лестницы. Но я вижу выражение на лице сестры, нечто чистое, волшебное и прекрасное.
Несомненно, это – любовь.
– У нас осталось только два имени, одно для девочки и второе для мальчика, – говорит Лили Роуз.
Ее челюсть отвисает, и Коннор бросает на нее взгляд, говорящий «а я тебе говорил».
Они снова начинают дискутировать, Ло спорит с Роуз.
Я волновалась, что сейчас, когда они ждут детей, ребята изменятся, что сменят свои дерзкие двадцать лет на минивены и отстойное времяпровождение, что кажись, приходит к вам вместе с детьми. Возможно, они и захотят этого в конце концов, но прямо сейчас я упиваюсь войной снежками, ночными играми и обедами, что мы готовим и едим вместе. Мы – соседи, словно живем в студенческом кампусе, экономя на аренде. Но вместе с тем мы живем, как сестры.
Этот каждый день напоминает мне, что мне всего восемнадцать. А им двадцать три и двадцать пять.
У нас еще есть годы, чтобы расти вместе и разделиться.
Но это время еще не пришло.
На полпути наверх Рик ставит меня на ноги, его взгляд исследует меня с головы до кончиков пальцев ног, и в его глазах читается сильная жажда. Я тоже хочу его. Я иду задом наперед, и он следует за мной, близко.
– Ты знаешь, что сблизило бы меня с сестрами? – шучу я. И затем тру свой живот.
Его взгляд становится мрачным.
– Помнишь ту стойку, что сделала сегодня утром?
– Ага.
– И колесо?
– Угу.
– И как попыталась сделать чертово сальто на батуте?
Я улыбаюсь недавнему воспоминанию.
– Это было реально весело, – снег дул мне в лицо с каждым новым прыжком. Я делаю еще несколько шагов по ступеням, идя задом. Он не отстает от меня.
– Представь, что ты не можешь сделать все это в течение девяти гребаных месяцев, Кэллоуэй.
Я останавливаюсь на одной из ступеней, и моя улыбка увядает. Звучит... не весело.
Он тянется ко мне и сжимает щеки ладонями, его губы касаются моего уха.
– Никаких ограничений. Сто пятьдесят миль в час. Ты и я, дорогая.
Моя улыбка возвращается. Это звучит намного лучше.
ГЛАВА 71
РИК МЭДОУЗ
Есть еще столько вещей, которые я хочу сделать, до того как осяду и заведу семью.
И я хочу сделать их все вместе с Дэйзи.
Каждый раз как представляю себя в другой стране после восхождения на гору, путешествуя, живя – она рядом со мной. Я знаю, мы реализуем это в жизни. Знаю, куда бы она ни пошла, я тоже пойду. А куда бы ни пошел я, она последует за мной.
Мы больше не два отдельных колеса.
Все стало охуенно реальным. И я решил сделать так, чтобы это положение дел не менялось и дальше.
Я снимаю ее мокрую футболку, на ней нет лифчика, но она поворачивается ко мне спиной до того, как я могу взглянуть на ее голую грудь. Она случайно наступает на скейтборд, скрытый под разбросанной одеждой, и он катится под ее ногами. Она спотыкается, и я хватаю ее за талию.
– Что это было? – спрашивает Дэйзи, ее дыхание замирает.
– Твой скейтборд.
Она осматривает комнату. Здесь офигенно грязно. Одежда валяется повсюду, кровать перевернута вверх дном, спутанные простыни и смятые жалюзи. Я почти улыбаюсь, когда вспоминаю, как прошлой ночью прижимал ее к окну, грубо и медленно трахая, но это был веселый секс. Стоя.
Это так и не помогло ей уснуть. Я никогда не ожидаю этого. Сейчас ей удается поспать около пяти часов в сутки, и я просто надеюсь, что чем больше она рассказывает о своем долбанном прошлом, тем больше сможет проспать без пробуждений посреди ночи.
Однако она, несомненно, все еще боится.
Но это начало.
Дэйз убирает остатки снежков из своих спутанных мокрых волос и затем падает на живот поверх матраса. Один взгляд на ее голую спину затрудняет мое дыхание. Ее джинсы чертовски мокрые, но я хочу снять их по совершенно другой причине. Я стягиваю их вниз по ее бедрам и лодыжкам, тем временем мой взгляд скользит по татуировке между ее лопатками. Я был с ней в тот день, когда она ее набила.
Дэйзи улыбается, а ее голова поворачивается, улавливая мое выражение лица.
Очень легко понять, что сейчас меня снедает желание. Но под ним скрыто кое-что еще. Что-то, чем я не делился ни с кем, кроме нее.
Самая сильная гребаная любовь.
Я забираюсь на кровать, и мои пальцы повторяют контур ее тату перед тем, как эту линию выводит моя язык. Чернила на ее коже изображают ловца снов с тремя перышками.
Но паутинка нарисована так, что проглядывается изображение волка, оберегающего ее от плохих долбанных кошмаров.
Я люблю это тату. Я люблю ее. Я люблю это – то, что могу поцеловать ее, не испытывая страха. Нас все еще осуждают, но я могу с этим справиться.
Она перекатывается на спину, и я прижимаю руки по обеим сторонам от ее головы, удерживая ее своим телом, пока смотрю на свою девочку.
– Коста Рика, – говорю я, глядя в ее смелые зеленые глаза. – Вот куда я хочу взять тебя в следующий раз.
Она улыбается.
– Мы будем целоваться под водопадами?
– Мы будем больше, чем просто целоваться.
Ее лицо светится на сто процентов. Я провожу по шраму на ее щеке, от подбородка к виску.
Она наблюдает за моим взглядом.
– Я – чудовище по сравнению с твоей красотой сейчас? – спрашивает Дэйзи, а ее глаза мерцают.
Я качаю головой.
– Нет, сладкая, мы два чудовища.
Я покажу тебе это через секунду.
Собираюсь ее поцеловать, но ее улыбка медленно угасает, пока Дэйзи теряется в собственных мыслях.
Я хмурюсь.
– Что не так? – она сказала мне кое-что вчера, и это засело мне в голову. Сказала, что не привыкла, когда из-за нее кому-то некомфортно, а когда кто-то смотрит на ее лицо, то им становится не по себе.
– Это напоминает тебе ту ночь? – спрашивает она. – Я всегда гадаю... что, если те плохие воспоминания настигают тебя, всякий раз как ты смотришь на мой шрам.
Я ощущаю, как мое лицо становится суровым, каменея.
– Нет.
– Ты не должен мне лгать. Все в порядке, – она заливается румянцем и жаром от волнения.
– Я и не лгу, – у меня нет никаких чертовых нежданных наплывов воспоминаний о той ночи, когда смотрю на ее щеку.
– Тогда что это тебе напоминает?
Я убираю ее волосы со лба и поворачиваю ее голову ко мне так, чтобы мог видеть шрам полностью. И тогда мои губы изгибаются в улыбке, а ответ озаряет меня.
– Он напоминает мне все причины, по которым я пиздец как люблю тебя, – я еще раз провожу пальцем вдоль шрама к ее виску. – Ты дикая и смелая и такая чертовски сумасшедшая, – шрам подходит ее неугомонному характеру – хотя это и кажется странным. Я наклоняюсь и шепчу ей на ухо. – Я горжусь, что у меня есть ты, Дэйз. Именно такая.
Мои губы встречаются с ее губами, а тело прижимается к телу Дэйзи все сильнее, с каждым поцелуем.
Когда я отстраняюсь, мои пальцы зарываются в ее светлые волосы, и я выдыхаю ей на ухо:
– Я хочу услышать, как ты на хрен рычишь, Кэллоуэй.
Ее улыбка озаряет лицо. И я смотрю прямо в эти зеленые глаза, те, в которые не устану смотреть еще много гребаных лет.