Текст книги "Путь небес. Преодолевая бурю"

Автор книги: Крис Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Чернокнижник плотно зажмурился, сжал кулаки и попытался вспомнить литании Корвидов. В памяти всплыло только лицо Цинь Са, затем небо над Тизкой и смерть Каллистона, потом призраки, что вечно жили в потоках солнечного света и отражениях в хрустале, и ждали, ждали их всех…

– Будьте вы прокляты, – прошипел Арвида. – Еще не время.

После этого начались крики.

Эту планету, шар цвета темного железа, пронизанного жилками серебра, озаряла далекая бело-голубая звезда. В ее блеске края всех поверхностей казались бледными, нереальными. Океаны, что некогда отражали солнечный свет, испарились еще миллион лет назад, обнажив колоссальные впадины в эбеново-черном камне. Безоблачное темное небо, открытое пустоте, рассекала полоса Млечного Пути, натянутая подобно самоцветным бусам на фоне бесконечного мрака.

Призрак – так назвали мир первые исследователи, высадившиеся там.

Они составили карты скалистого шара, определили, есть ли на планете полезные ископаемые, пригодна ли она для заселения или возделывания земель. Ответ во всех случаях был отрицательным. Теперь по пустым равнинам лишь веяли студеные ветра, обвиваясь вокруг башен из кристаллических минералов. В ледяном небе мерцали и вспыхивали странные огоньки, которые отражались в зеркально гладких провалах. Уже очень долго единственным звуком на Призраке оставался шепот воздушных течений. Он повторялся на протяжении столетий, будто предсмертное бормотание голосов, говорящих одновременно.

Но недавно по миру пронеслись новые ветра. Древние залежи пыли разметало по треснувшим скалистым плато. Безмятежность небес нарушил грохочущий рев посадочных двигателей. Десятки судов вошли в атмосферу, снижаясь на колоннах густого дыма. В основном это были десантно-штурмовые корабли легиона, модифицированные для сопровождения флотов. Перейдя с орбитальных ускорителей на планетарные, они ринулись к поверхности. С зеленых, как море, бортов каждой машины смотрело око примарха.

Корабли разлетелись над равниной во всех направлениях, создав кордон по периметру широкой круглой площадки, уже огражденной рядами гигантских сталагмитов. После приземления из пассажирских отсеков вышла почетная гвардия Сынов Хоруса – воины в церемониальных плащах с тяжелыми силовыми копьями. Когда оцепление замкнулось, в центре плато опустилась одинокая «Грозовая птица». По окутанной паром десантной рампе с грохотом спустились великаны в отделанных бронзой доспехах «Катафракт»^[14]с эбеново-черными наличниками – юстаэринцы, самые грозные бойцы самого грозного легиона. Они маршировали с почти ощутимым воинственным высокомерием, уверенными шагами созданий, привыкших господствовать над окружающими.

В отряде юстаэринцев никогда не было двух одинаковых доспехов, поскольку воины помечали их родовыми символами, которые напоминали о бандах Хтонии. Теперь, однако же, изменения стандартной легионной брони зашли намного дальше. Бурые от крови кости стучали на цепях, свисавших с поясов, наплечники щетинились железными шипами, между которыми также поблескивали метки в виде глаза. Изрытый снарядами керамит покрывали иные знаки, наделенные силой, – их очертания легионерам нашептали союзники за пеленой. Разреженный воздух Призрака дрожал вокруг терминаторов, полный омерзения к этим именам-формам, мерцавшим в резком свете звезды.

Заняв позиции, почетные стражи безмолвно замерли, воздев оружие в неподвижном салюте. Они не шевельнулись даже в тот миг, когда небеса разорвались во второй раз. С орбиты устремились новые десантные суда, теперь в палевой символике Четырнадцатого легиона. Император назвал их Сумеречными Рейдерами, от своего примарха они получили имя Гвардии Смерти.

Воины элитного отряда барбарусцев, Савана, с лязгом спустились по пандусу собственной «Грозовой птицы». Каждый из них статью не уступал юстаэринцам. Держа двуручным хватом силовые косы, они грузно протопали к намеченным местам и повернулись лицом к Сынам Хоруса. Стороны разделяла черная и гладкая, как стекло, каменная площадка.

На наплечниках Савана не появились новые знаки, их броня осталась почти такой же, как во времена Крестового похода и сразу после него, – грязноватой, поврежденной, лишенной украшений. Воины не вырезали на поножах и наручах метки, подсказанные демонами, латы покрывала лишь скверна, накопившаяся за бесконечную кампанию. Она пятнала доспехи, которые никогда не были чистыми, даже сразу после выхода из кузен Барбаруса.

Два отряда оставались в тридцати метрах друг от друга, не пытаясь сойтись. Не звучали приветственные крики или вызовы на бой, поскольку долгое одиночество Призрака было нарушено ради других убийц.

Первым вышел Повелитель Смерти, который неровной походкой покинул загазованный десантный отсек «Грозовой птицы», тяжело опираясь на огромную косу, Безмолвие. Лицо примарха скрывал потрепанный капюшон, в рваные дыры некогда изысканного плаща проглядывала броня, зеленоватая от патины, железные сабатоны облепляла засохшая грязь сотни миров. Вокруг него вихрились испарения, которые выходили из уложенных витками трубок, напоминающих кишки.

Но никто не усомнился бы, что в этом изможденном теле скрывается великая сила. Даже немощный с виду, Мортарион словно бы господствовал над всеми вокруг. Древко его косы глухо, но веско лязгало по камням. Широкие плечи примарха говорили о почти бесконечной выносливости, способности выдержать удары, которые сразили бы даже его братьев – генетических богов. Заметная всем болезненная бледность порождалась не слабостью, но ожесточенной стойкостью, выпестованной еще на ядовитой планете, куда упала капсула с новорожденным. Выжив там, он стал практически неуязвим для враждебного мира.

Когда Мортарион вошел в центр круга, юстаэринцы одновременно поклонились ему. Это были не дипломатичные кивки, но приветствия великому владыке, руководившему истреблением целых систем во главе легиона, бледно-зеленые корабли которого стали символом неумолимой, безмолвной, неотвратимой гибели.

Если примарх и заметил жест, то не подал виду. Он остановился, шипя и пощелкивая дыхательной маской. Из тени капюшона смотрели на мир желтовато-зеленые глаза с набрякшими веками – окна в душу, изначально отмеченную страданием.

Затем, мучительно медленно, Повелитель Смерти отставил косу, на которую опирался, откинул вбок испещренный пятнами плащ и опустился на одно колено. Примарх склонил огромную голову в знаке повиновения, и его свита последовала примеру господина.

Мортарион когда-либо преклонял колени лишь перед двумя созданиями во вселенной. Одного сеньора он поклялся уничтожить, другой сейчас шагал к нему из «Грозовой птицы».

Он, как и его легион, далеко ушел за отведенные им границы. Давно подавил в себе прежнюю живость, ту почти неосознанную черту характера, за которую люди любили его, а целые армии молились оказаться у него под началом. Золото и белизна его брони замарались и потемнели, меха на ней стали гуще, керамитовые пластины срослись, приняв иные, искаженные очертания. Прежнюю ловкость поглотила мощь нового, кошмарно разросшегося тела. Высокий наголовник доспеха освещали изнутри бурлящие потоки кроваво-красных энергий. Правая рука заканчивалась громадным когтем, похожим на какую-то промышленную установку. Даже выключенный, он словно бы рычал от едва сдерживаемой жажды убийства.

Когда воин двигался, казалось, что само вещество Галактики спешит убраться с его дороги. Он стал до неприличия громадным, превратился в стихийную силу, могучую даже по меркам существ, одаренных божественным касанием Императора. Рубиново-золотистые глаза, усыпавшие его броню, как будто обладали собственной волей и взором – изучающим, оценивающим, испытующим.

Но величайший ужас скрывался в других, живых глазах примарха. Некогда энергичные, острые, полные радости, они потемнели, окаймленные складками бледной кожи. Стали зеркалами души, что заглянула в сердце бездны и узрела реальность в ее неописуемо беспощадном великолепии. Теперь эти глаза не отражали ничего. Они казались черными дырами, которые жадно всасывали любую искорку света в свои неизмеримые глубины.

Хорус Луперкаль, магистр войны, остановился перед Мортарионом и протянул ему левую латную перчатку.

– Брат мой, – сказал он, – тебе не к лицу вставать на колени.

Повелитель Смерти поднял голову, но выражение его лица, как всегда, скрыли респиратор и капюшон.

– Тебе пора привыкнуть к этому. Скоро все мы склонимся перед тобой, сир.

Луперкаль жестом пригласил его встать. С трудом, неуклюже Мортарион повиновался. Они обнялись как братья, и на миг показалось, что меньший примарх скрылся в калечащей хватке пустоты.

Затем Хорус выпустил его, и Повелитель Смерти огляделся.

– Эзекиль не с тобой? Думал, он – твоя вторая тень.

– Я так же думал про Тифона.

Мортарион сухо, презрительно кашлянул.

– Кто знает, чем занят Калас или где он вообще? Я сам его ищу. Если пересечешься с ним, обязательно скажи мне.

Глаза магистра войны – природные, окаймленные серыми кругами – на миг вспыхнули и странно дернулись. Хорус словно бы увидел то, что находилось в ином месте, или то, чему следовало там оказаться.

– Ты знаешь, почему я хотел этой встречи.

– У тебя под пятой тысяча планет. Ты окружил Тронный мир кольцом огня. Галактика рассечена, Жиллиман и Ангел не в силах прийти на помощь нашему Отцу. Все подготовлено, декорации расставлены.

Луперкаль не улыбнулся. Прежняя легкость в общении покинула его, сменившись отстраненным, сдержанным величием существа с иного плана бытия.

– По моему замыслу, все уже должно было закончиться. С каждым днем мы понемногу упускаем преимущество.

Мортарион с хрипом покачал головой:

– Тогда отдай команду, брат. Начни атаку.

Хорус иронично скривил губы.

– Да, больше ничего и не нужно, – пробормотал он и, подняв глаза, окинул тусклым взглядом кристально-чистый звездный небосвод. – У нас не вышло переманить всех. Наши враги до сих пор бьются там, в сетях, которые мы расставили на них. Вот в чем проблема.

Его лицо ожесточилось. Даже в крошечных движениях мускулов Луперкаля всегда сквозило ощущение, что он обдумывает какой-то приказ.

– Штормы Лоргара не продержатся вечно. Их можно преодолеть, если хватит воли и силы. И что тогда? Все, кого мы отрезали от Терры, помчатся к Отцу, их знамена взовьются рядом с Его.

– Тогда отдай команду, – повторил Мортарион.

Магистр войны обернулся к нему, по раздутому лицу скользнула тень раздражения.

– Речь идет не о каком-то жалком диктаторе, что едва выживает на захолустной скале! Даже ослабевший, Он не знает себе равных. Ты знаешь Его прошлое. Ты знаешь, почему Он, и только Он, мог заложить основы Империума. Можешь ли ты представить, как сложно хотя бы задуматься об убийстве подобного создания? Как сделать это, причем необратимо, так, чтобы Он не ускользнул из-под клинка, не удержал в теле иссохшую душу… Ты не видишь всей угрозы.

– После Молеха, брат, я не видел тебя в хорошем настроении.

– После Молеха у меня не может быть хорошего настроения. Я стал возмездием, сокрушителем миров. Поэтому – да, сейчас мне не до веселья.

Владыка Барбаруса вздохнул:

– Мне повторить в третий раз? Довольно задержек. Начинай штурм. Гвардия Смерти готова.

– Не сомневаюсь. – В искаженном взгляде мелькнула благодарность. – Силы Дорна учтены. Русс, почти разгромленный в Алакксесе, предается пустым мечтам о том, как совершит надо мной «правосудие» в своем понимании. Коракс – примарх без легиона, Феррус и Вулкан мертвы. Остался лишь один, кто может повредить нам.

Мортарион настороженно промолчал.

– Сначала я решил поручить дело Фениксийцу, – продолжил Хорус. – Они с Джагатаем всегда презирали друг друга. Хотел бы посмотреть, как Фулгрим преподаст Боевому Ястребу урок смирения.

– Так попроси его.

– Если найдешь Фениксийца, попроси его сам. – Луперкаль неосознанно сжал Коготь в нетерпеливом жесте. – Послушай, мы оба знаем, что Фулгриму нельзя доверять. Единственное великое дело он совершил на Исстване-пять, и больше на него полагаться не стоит.

Повелитель Смерти мотнул головой, звякнув флягами токсинов на шее.

– Я не заменю Фулгрима.

– Ты жаждешь мести, разве нет?

– Хан не одолел меня!

– Никто этого не говорил.

Мортарион резко опустил Безмолвие на камень, и темное плато вздрогнуло под ударной волной, побежавшей от древка.

– Я встану рядом с тобой, – прошипел он, – но на передовой. Я сохранил сыновей непорочными. Не стал искажать их, как в других легионах, и воины по-прежнему исполняют мои приказы, соблюдают дисциплину.

– Ты будешь возле меня, как я и обещал.

– Я не позволю бросить меня! – Давно сдерживаемые подозрения Мортариона прорвались наружу. – Я так же неистово, как и ты, хочу увидеть Отца на коленях. Готов поклясться, что даже сильнее, учитывая наше прошлое.

– Когда Дворец запылает, ты будешь у моего плеча.

– Тогда зачем бросать меня против Хана?

– Потому что я доверяю тебе! – огрызнулся Хорус. – Разве неясно? Ты повсюду выискиваешь обиды, ждешь, что тебя обманут, и все же, мой подозрительный брат, ты единственный, кто у меня остался! – Магистр войны горько усмехнулся. – Полюбуйся на моих союзников по восстанию. Ангрон лишил себя разума, я не могу поручить ему и простейшей задачи. Пертурабо – о боги. Пертурабо! Дикари Хана будут просто нарезать вокруг него круги, и у Шрамов нет крепостей, так что ему нечего захватывать. Альфарий безмолвствует, путаясь в узлах, которые завязал сам. Список сокращается.

Повелитель Смерти настороженно слушал, в загрязненных системах его брони что-то клокотало.

– Я пришел к тебе, – мягко произнес Луперкаль, – потому что больше не к кому. Хан нависает над моим флангом, его легион уцелел, его ярость не остыла. Бури сдерживают Джагатая, но он найдет способ прорваться. Нельзя позволить ему жить, ты это знаешь. Со смертью Ястреба рухнет последняя преграда.

Нависнув над сгорбленным братом, Хорус обхватил его за шею обеими лапами.

– И тогда, – выдохнул он, приближая бородавчатое лицо Мортариона к своему, – мы вдвоем возглавим наступление. Ты сохранил свой легион непорочным. Я доволен тобой. Для нас наступает решающий момент.

Примарх по-прежнему сомневался. Его глаза сверкнули, сухие губы дернулись.

– Вы с Джагатаем были истинными братьями, – сказал Мортарион. – Одной крови, можно сказать.

– Мы все были братьями. Не думай, что меня опечалит еще одна смерть.

– А что, если ты просто не можешь убить его сам?

Луперкаль ответил не сразу:

– Ты действительно так считаешь?

– Тебе это в голову не приходило?

Промолчав, магистр войны выпустил Мортариона и отступил.

– Думаю, теперь я способен лишить жизни кого угодно. Особенно после того, как увидел… грядущее. – Он снова взглянул на генетического брата, уже не так уверенно, почти затравленно. – Когда придет час, когда Он окажется в моей хватке, я не стану колебаться. Хотя бы в этом я уверен.

Владыка Барбаруса слушал, тяжело дыша. Даже после всех актов мятежа воображать финал представления не хотелось. У всех восставших примархов руки были в крови, они брели в ней по горло, но одно дело – истреблять смертных и совсем другое – убить живого бога, пусть ложного и ослабевшего.

– Я не вправе отвести взор от Терры, – продолжил Хорус. – Ты не представляешь, как тяжела моя ноша. Пусть даже мы открываем иному миру путь в нашу реальность, пусть древние сущности повинуются мне, как побитые псы, все старые кошмары полководца – учет потерь, снабжение, графики операций – остаются прежними. Я не могу отвлекаться. Окно возможностей сужается с каждым потерянным днем.

Мортарион все еще молчал.

– Мы добрались до первых линий обороны Дорна, – сказал Луперкаль. – Эти внутренние железные стены охватывают сотню миров. Каждый из них будет сражаться до последнего вздоха. Даже Пертурабо, даже мне не добиться там легких побед. – Магистр войны снова пристально посмотрел на мертвенно-бледного брата. – Поэтому Хана нужно уничтожить.

– У него легион, как и у меня. Здесь тоже не будет легкой победы.

– Тебе помогут. Эйдолон уже охотится за ним, ты присоединишься к лорду-командующему.

Повелитель Смерти грубо захохотал:

– О, теперь понимаю, что тебе хочется увидеть. Меня – рядом с этим… существом. Возможно, порой ты еще не прочь повеселиться.

Хорус не улыбнулся:

– Фабий сделал его смертоносным.

– Да, да, мы все такие. – Мортарион вновь сухо закашлялся и сменил позу, словно от неудобства. – Значит, Эйдолону известно, где собирается Пятый легион?

– Он идет по их следу.

– То есть мы все еще охотимся.

– А как же иначе?

– Верно, – мрачно улыбнулся примарх.

Вздохнув, он отстраненно шевельнул пальцами в латной перчатке. Громадные вмятины и борозды, покрывшие доспех в бою на хрустальной пыли Просперо, остались нетронутыми. Они служили напоминанием о незаконченном противоборстве. На открытой половине лица Мортариона вспыхнуло нечто вроде нетерпения, желания завершить начатое.

– Я изменился после прошлой встречи с Ханом, – сказал Повелитель Смерти.

– Но еще не принял всех даров.

– И не собираюсь. В отличие от тебя, я не погрязаю в порче. Я использую ее. Контролирую. Держу в рамках.

Магистр войны промолчал. Его глаза, черные снаружи и внутри, ничего не выражали.

– Итак, ты даешь слово? – наконец произнес Мортарион. – Ты дождешься меня. Мы вместе атакуем Тронный мир.

Луперкаль поднял Коготь к слабому голубоватому свету, как будто оружие теперь было для него символом верности клятвам.

– Неужели я когда-нибудь лгал, даже Отцу? – спросил он. – Придет время, когда обман исчезнет, поскольку правда и ложь одинаково бессмысленны в царстве грез. Я принесу такой порядок в Галактику, поэтому ты следуешь за мной, как прежде следовал за ним.

– Иначе, чем за ним.

– Но да, я даю тебе слово.

– И я обещаю тебе. – Мортарион взялся за Коготь латной перчаткой, которая скрылась между огромными молниевыми лезвиями. – Он будет пойман и он будет убит.

Осталось неясным, обрадовало ли это магистра войны. Хорус просто кивнул – слегка, помечая еще одну выполненную задачу, еще одну преграду, убранную с дороги к Трону.

– Сообщи, когда исполнишь. – Он высвободил латную перчатку брата и опустил Коготь. Над примархами кружили студеные ветра Призрака. – Сразу после этого начнется решающий штурм, и мы возглавим его вместе.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава восьмая

Вздрагивая, Илия Раваллион опустилась на корточки. Прижавшись спиной к стене, она потерла озябшие ладони. На Эревайле было холодно. Ей следовало прихватить защитный комбинезон, а не только старую униформу. Впрочем, тогда Илия сочла необходимым надеть прежний мундир. Когда-то он немногое значил, но теперь цвета и символы верности стали жизненно важными.

Оказалось, что форма ей уже не по размеру. Одежда не изменилась, съежилась сама женщина. Безжалостные годы отнимали у Раваллион способности, за которые ее всегда ценили. Илия спрашивала себя, замечают ли подобные ухудшения в легионе. Вслух бойцы ничего не говорили, но, как показалось генералу, обходились с ней еще заботливее.

Закрыв глаза, она попыталась справиться с дрожью. Издали доносились мощные разрывы снарядов – шел обстрел постепенно сдвигавшегося северного фронта. В этом мире Белым Шрамам противостояли одни из самых порченых Детей Императора, но драться мутанты не разучились. Даже превзойденные числом и застигнутые врасплох, они бились с невероятной стойкостью, как и все космодесантники.

Пожалуй, это было омерзительнее всего. Илия находила такую черту отталкивающей даже в своих защитниках. Любой воин легиона являлся машиной для убийств, лишенной страха и жалости к себе. В безвыходной ситуации, где человек, не прошедший Вознесение, беспомощно опустил бы руки, космодесантник продолжал сражаться, искать любые пути к победе, полагаясь на почти безграничное хитроумие и изобретательность. Чтобы покончить с легионером, ему нужно было буквально порезать глотку на лоскуты. Чтобы покончить с одним из вычурных уродов Фулгрима, часто требовалось намного большее.

И бойцы гордились тем, какие они есть. Раваллион слышала, как в братствах повторяли друг другу одни и те же фразы: «Мы не отступим. Мы храним веру. Мы держим клятву».

Когда Илия уставала до изнеможения, что происходило нередко, ей хотелось заорать на легионеров.

«Вам только хуже от этого! – крикнула бы она. – Будь у вас хоть капелька воображения, вы сейчас удирали бы прочь!»

Но Раваллион молчала, а Белые Шрамы не менялись. Они сохранили прежнюю неукротимость, хотя улыбались реже. Война утомила бойцов. Внешне они, как и раньше, изображали веселье – возможно, надеялись, что в каком-то неопределенном будущем вновь смогут радоваться без притворства. Или, быть может, больше им ничего не оставалось.

Объятая раздумьями, Илия сидела с закрытыми глазами, поэтому не сразу поняла, что в комнате есть кто-то еще. Впрочем, даже способный на многое Есугэй как будто не умел бесшумно передвигаться в доспехе. Кроме того, за долгие годы в керамит въелся запах благовоний.

– Как там дела? – спросила Раваллион, не открывая глаз.

Женщина почувствовала, как грозовой пророк подошел и склонился над ней. Ощутив беспокойство Таргутая, она испытала раздражение.

– Этот город возьмем через час, – сказал Есугэй. – В остальных идет зачистка.

Илия кивнула. Еще одна битва окончена, и ее легион хотя бы выиграл.

– Враг знал о нашем появлении?

– Нет.

– Есть новости о Вратах?

– Пока никаких.

Генерал вздохнула и наконец открыла глаза.

Над ней стоял грозовой пророк Таргутай Есугэй. Он снял шлем, открыв обветренное лицо, на котором читалось глубокое беспокойство. Среди пятен засохшей крови на доспехе виднелись многочисленные амулеты и обереги, что свисали с округлых пластин брони. Безделушками эти вещицы не были, совсем наоборот, и Раваллион видела, что чогориец творит с их помощью.

– Вы нашли, что искали? – осторожно поинтересовался Таргутай.

Этот вопрос пугал ее. Вся операция проходила по инициативе генерала. Она наконец сумела убедить Кагана, и тот отдал новые приказы пятой части легиона. Было спланировано семь налетов на конвои, что расчистило путь для массированного штурма в системе Калий, который отвлек противника от вторжения на Эревайл.

– Его здесь нет, – прямо ответила Илия; от собственной честности ей стало чуть легче.

Есугэй кивнул без единого намека на порицание во взгляде.

– А тот, кого мы обнаружили в городе? Он выживет?

– Да, выживет. Его перевезли на «Лунный серп». – Женщина провела руками по истончившимся волосам, подметив, какими ломкими они стали. – Он знает Ашелье и на нем была униформа дома.

– Вот и хорошо, сы. Возможно, ему известно больше.

Раваллион пожала плечами:

– Других выживших точно не будет. Я приказала Хой-Сяню прочесать шпили в Ворлаксе. Там никого. Изменники убили всех.

– Так они поступают.

– Да, так они поступают.

Далекий треск разрывов продолжался, но понемногу стихал. Пятый легион брал город под контроль. Вскоре приземлятся новые десантные капсулы, которые доставят второй эшелон тактических отделений. Эревайл полностью зачистят от неприятеля. Когда последнего врага выследят и прикончат, Белые Шрамы заберут все, что можно использовать на нужды флота, взорвут уцелевшие предприятия и улетят с планеты. О захвате территории речи не шло, подобные соображения остались в прошлом.

– Скажите, сы, вам требуется помощь медика? – спросил Есугэй.

Слабо улыбнувшись, Илия взглянула на Таргутая:

– А чем они мне помогут?

Чогориец начал что-то говорить, но Раваллион отмахнулась от него. Времена, когда она робко семенила по «Буре мечей», цепенея от благоговения, давно прошли. Белые Шрамы стали для нее чем-то вроде семьи, клана шумных младших братьев, и неважно, какие приступы гибельной ярости порой охватывали их.

– Думаю, от старости нет лекарства. – Сказав это, Илия вновь осознала тревожную истину, последние месяцы неизменно напоминавшую о себе.

«Я не увижу, чем закончится война. А если и доживу, какой от этого прок? Меня учили служить прежнему Империуму, а он потерян навсегда».

Есугэй опустился рядом с ней на колено, что не так легко давалось в силовой броне.

– Не вините себя, – сказал Таргутай на своем хромающем готике, положив руку ей на плечо. – Правильно, что попытались. Может, награда еще будет.

Оптимизм способен утомлять. Даже рядовые бойцы легиона перестали успокаивать Илию банальностями, но грозовой пророк не терял веру в нее.

– Как скоро мы сможем отбыть? – спросила Раваллион.

Белый Шрам помедлил, сверяясь с ретинальным дисплеем.^[15]

– Через сорок часов, если судьба за нас.

– Я предпочла бы отправиться раньше.

– Тогда рискуем оставить кого-то в живых.

Скорчив гримасу, женщина взглянула на грязный потолок узкой комнаты.

– А вам совершенно необходимо перебить их всех, так?

Есугэй убрал руку.

– Да, верно.

– Похоже, это вам здорово удается. И им тоже, все лучше и лучше.

– Сы, вы устали.

– Мы могли бы вырваться! – крикнула Илия, выпрямляясь. Гнев ненадолго придал генералу сил, и она сжала кулаки в раздражении. – Два года назад, даже один, выход еще оставался. Вы могли закончить эту бойню и вернуться на Терру. Но нет, тогда пострадала бы ваша честь. Вам нужно было атаковать врагов – снова, и снова, и снова!

Таргутай оставался на одном колене и с прежним выражением лица ждал, когда буря утихнет.

– Ему следовало отступить раньше, – сказала Раваллион. – Но вы все молчали, а Тахсир просто хотел драться, пока кто-нибудь не избавит его от мук. Необходимо было тогда убедить Кагана, что нет смысла ввязываться в бой здесь. Наши враги не идиоты. Черт, да у нас вообще самые умные враги. Ты не думал, что нас задержали тут по плану Хоруса?

– Мы уже обсуждали это прежде, – спокойно произнес Есугэй.

– Да, и тогда ты тоже не внял мне. – Илия почувствовала, что краснеет, и заставила себя успокоиться. Она одинаково злилась и на себя, и на Таргутая. Руки и ноги женщины будто налились свинцом, голова раскалывалась, а дыхание стало прерывистым. – Теперь нам придется поговорить с Ханом. Если появится возможность, какая угодно, воспользуйся ею. Когда курултай станет обсуждать очередной рейд, новое наступление, выскажись против него. К тебе прислушаются.

– Каган замедлил врага.

– Да, но какой ценой? Потеряв треть личного состава? – Раваллион покачала головой. – Где его братья? Где лорд Дорн? Где лорд Русс? Вы сражаетесь одни и поэтому погибаете.

Грозовой пророк посмотрел на Илию. Его покрытое рубцами лицо выражало лишь искреннюю заботу. Женщина точно знала, что думает Белый Шрам, поскольку он уже много раз говорил об этом, и ей хотелось кричать от досады.

«Мы готовы пожертвовать собой, чтобы дать Тронному миру еще день, месяц, год. Нас для этого сделали, сы. Нас создали умирать. Тебя такое огорчает».

Но Есугэй сказал иное:

– Это ты указала нам на Эревайл. Ты нашла того человека. Это кое-что. Оно приведет к чему-то еще.

Илия разжала кулаки. Столкнувшись с непоколебимым благоразумием Таргутая, она вдруг почувствовала себя глупо. Есугэй, единственный из всех, не деградировал. Он остался точно таким же, как и в первую их встречу на Улланоре, когда перед человечеством лежала открытая Галактика и разговоры шли только о триумфе.

– Да, – тихо произнесла она, слишком ослабев, чтобы спорить. – Да, оно может привести к чему-то еще.

Протянув руку, легионер поддержал женщину под локоть. На его смуглом лице возникла слабая улыбка.

– Не суди моих братьев слишком строго, – произнес Таргутай. – Такая война утомляет их души. У меня было свое испытание, на «Воркаударе». Я провалил его. Иногда вижу в снах, в кого превратился. Все мы сейчас такие. Хан приказывает им сражаться, потому что так надо. Если не сражаться, ярость пожрет их.

Раваллион оперлась на руку Есугэя. Физически она серьезно ослабла. Прошло пять лет с тех пор, как Илия отправилась из штаба Мунигорума в секторе на поиски неуловимого примарха. Казалось, что миновали все двадцать.

– Если сможем уйти отсюда раньше, сделаем так, – заверил Белый Шрам. – Потом доставим трофей на «Бурю мечей».

Женщина кивнула. Ей требовалось поспать – забыться хоть на несколько часов. Эревайл оказался отвратительным миром-склепом, как и все планеты на их кровавом пути к Трону, и генерала тошнило от его вони.

– Надеюсь, оно того стоило, – пробормотала Илия, уверенная в обратном.

«Облачный молот» несся впереди, изрыгая сажу. Сверху и снизу летательного аппарата сияли райским великолепием небеса Клефора, разукрашенные полосами телесно-розового, бледно-зеленого и голубого цветов. Перистые скопления частиц закручивались в направлении магнитного севера, одного из немногих ориентиров в бесконечном белесовато-прозрачном небе.

– Очень уродливый, – воксировал Саньяса.

– Ага, – согласился Торгун.

– Думаю, надо его завалить.

– Думаю, ты прав.

Летающий корабль сохранял прежний курс, ничем не показывая, что заметил погоню. Это был крупный «Облачный молот», пятидесяти метров в длину, со свисающим крылом-лопастью, что рассекало дрожащую атмосферу. Восемь прямоточных турбин пылало белым жаром, поддерживая железного великана на неровной подушке перегретого воздуха. Блистерные^[16] установки праздно вращались, осматривая невероятно огромные просторы газовой оболочки Клефора.

До цели гиганту было еще далеко. Достигнув ее, «Облачный молот» раскроет корпус, и обтекаемые бомбы, подвешенные рядами внутри, со свистом устремятся вниз. Преодолев километры постепенно уплотняющейся атмосферы, они врежутся в далекую твердую землю. Враг безжалостно применял такие машины на Клефоре, понемногу склоняя города-крепости лоялистов из Алегориндской Каменной Стражи к повиновению.

Но эта находилась в последнем вылете. Ей оставалось несколько минут боевой службы перед быстрым и достаточно неожиданным выходом из строя.

Семь гравициклов заложили вираж со стороны солнц, держась высоко над тепловой струей «Облачного молота». На их грязно-белых корпусах выделялись тупые носы и огромные безнаддувные двигатели. Оказавшись в прямой видимости колосса, легионеры разделились и ринулись вперед, чтобы уйти из зоны поражения хвостовых бортстрелков.

Заметив их, вражеские пилоты развернули бомбардировщик, и тот неуклюже заковылял влево на нисходящих потоках воздуха. Из сферических куполов, протянувшихся цепочкой вдоль железной брони великана, в направлении гравициклов понеслись очереди снарядов.

– Хай! – рявкнул Саньяса.

Стремительно приближаясь к цели, он лениво уклонился от шквала зенитного огня. Холянь, Вай-лун и Оцзат метнулись следом, отвлекая на себя бортстрелков, и также помчались к «Облачному молоту». Инчиг и Ахм вместе с Торгуном атаковали по другому флангу; с каждой секундой перед ними вырастал размытый от скорости борт гиганта.

– Не забывайте, что я сказал про двигатели, – воксировал Торгун, настраивая визор и синхронизируя прицельные метки с подвесным тяжелым болтером.