Текст книги "Путь небес. Преодолевая бурю"

Автор книги: Крис Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

– Прикажи курьеру заглушить двигатели и опустить щиты, – скомандовал хан, не сводя глаз с медленно растущего пятнышка света. – Больше ничего не говори, ни на что не отвечай. Мы идем туда.

Торгун смотрел на приближающиеся корабли. От одного их вида у легионера участился пульс. Чисто-белые носы звездолетов никогда не пробуждали в нем гордость, теперь же при взгляде на них возникало мерзкое, тяжелое чувство стыда.

Даже после того как Торгун признался, что Белые Шрамы собираются вновь ради одной решающей битвы и для защиты орду требуются все клинки, решение ответить на призыв далось смертникам непросто. Саньяса выступил «за», его поддержали Оцзат, Ахм, Герг и Инчиг. «Против», кроме командира, был только Холянь. Они двое резко отвергали возвращение, и голос хана обычно имел наибольший вес – но только не среди тех, кому приказали умереть в битве, кого забросили далеко от легиона с его иерархией и кодексами чести.

Возникли сомнения в подлинности приказа. Возможно, утверждал Холянь, это хитроумная уловка врага, желающего выманить их на свет. Погибнуть в открытом бою почетно, но слепо идти на убой не имеет смысла.

Про себя Торгун сразу отмел эту идею. Коды были в порядке, печати и скрепляющие подписи точно соответствовали шаблонам. Но терранин промолчал, остановленный простыми человеческими чувствами, смертными эмоциями, которым несколько лет назад не нашлось бы места в его душе – гордостью, недовольством, жгучим стыдом из-за ошибки при выборе дороги.

Так или иначе, сейчас Торгун стоял на ржавеющем мостике украденного корабля и наблюдал, как приближается армада преданных им братьев.

Он положил латную перчатку на рукоять отключенного меча в ножнах. С одинокого фрегата, что опережал товарищей, потребовали опустить щиты и открыть двери стыковочного отсека.

– Исполнять, – тихо велел Торгун. – Исполнять все, что они прикажут.

Хан повернулся к Саньясе и остальным:

– Вот мы и прибыли. Встретим их вместе.

Саньяса не терял уверенности. Перспектива еще раз сразиться в рядах чогорийцев придала ему сил, наполнила и так жизнерадостного воина новой энергией.

Сагьяр мазан спустились в главный стыковочный отсек – заставленное помещение, где едва хватало места для уцелевших гравициклов и грех десантных судов. Шестеро бойцов встали по центру посадочной площадки, оставаясь в броне, но без шлемов и оружия. Они долго ждали, пока челнок с фрегата преодолеет бездну между кораблями.

Наконец транспорт прибыл и опустился перед ними на подушку грязного дыма из закопченных сопел тормозных двигателей. Он выглядел почти таким же потрепанным, как оснащение самих смертников.

С шипением раздвинулись двери десантного отсека, рампа глухо ударилась об адамантиевую палубу. Появились одиннадцать воинов Пятого легиона – десять в стандартных доспехах цвета слоновой кости, все с глефами или силовыми мечами в руках. Последний, их хан, был облачен в броню невиданной модели, серую с металлическим отливом. На его принадлежность к Орде указывали только наплечники, где еще сиял разряд молнии, красно-золотистой в белом поле.

Абордажная партия подошла ближе, Торгун и остальные поклонились. Все молчали, пока вперед не вышел хан в стальном доспехе.

– Назовите себя! – скомандовал воин. Его голос, проходя через фильтры вокс-усилителя, превращался в почти нечеловеческий рык.

– Торгун-хан, прежде из братства Луны, – ответил терранин. – Пятеро бойцов из разных братств, ставшие сагьяр мазан. Мы ответили на зов.

Смертники уже передавали эти сведения, но незнакомец, кажется, хотел услышать их вновь. Хан в странной броне на какое-то время умолк. В тишине раздавалось ворчание энергетических полей на оружии его воинов, посадочную площадку озаряли неоново-синие всполохи.

Затем командир легионеров подошел ближе. Торгун слышал, как тот хрипло дышит через поврежденную вокс-решетку.

– Совпадений не бывает, – прошипел хан. – Все это лишь еще одна дурная шутка. С тобой ничего не происходит случайно.

Торгун медленно осознавал, в чем дело. Терранин понял, что без необычного доспеха его хозяин не мог бы сражаться. Значит, когда-то он получил ужасные раны.

– Брат мой… – начал Торгун.

– На твоем месте я никогда бы не вернулся. Получив приказ, не стал бы его исполнять. Я вспомнил бы Просперо, достал свой клинок и бросился на него. Но даже в этом для меня не нашлось бы ни чести, ни спасения, ни избавления.

Лицо терранина вспыхнуло, руки в латных перчатках вздрогнули. Он невольно прикинул, как быстро успеет выхватить меч. Торгун чувствовал, что другие бойцы его охотничьей партии, потеряв былую уверенность, делают такие же расчеты.

– Приказ, – терранин изо всех сил пытался скрыть гнев, – был отдан Каганом.

Стальная маска почти вплотную придвинулась к его лицу. Торгун услышал тихое жужжание сервоприводов, ощутил запах смазочных масел, увидел царапины на металле – тысячи отметин долгой войны.

– Разворачивайся, – сказал хан. – Убирайся со своим кораблем. Вернись в забвение, что уготовано тебе.

Это услышали все. Боковым зрением Торгун заметил, что Саньяса едва сдерживает ярость. Атмосфера в ангаре накалилась, как перед грозой.

– Приказ, – спокойно и твердо повторил терранин, – был отдан Каганом.

Он еще говорил, когда на него обрушился первый удар. Крепко сжатый кулак врезался в неприкрытое лицо Торгуна, заставив его пошатнуться и отступить. Смертник почувствовал вкус крови во рту. Хук в висок бросил его на колени. Терранин почти упал, но стальная рука схватила его за горло, подняла и впечатала в ближайшую стену. Он повис, едва касаясь ногами земли и судорожно пытаясь вздохнуть.

– Мы слишком долго пробыли слишком слабыми, – в голосе из-за маски бурлила глубокая ледяная ненависть, – потеряли слишком многих. Если бы все остались стойкими, нас ждала бы победа, а не медленное угасание.

Торгун обхватил предплечье хана двумя руками, пытаясь разжать кулак. Мир поплыл у него перед глазами. Терранин хотел ответить, но не мог выдавить ни слова.

– Ты понимаешь, что натворил? – За гневом скрывалась боль, за болью – непонимание. – Хоть сейчас ты видишь это? Ты слепец или просто дурак?

Вокруг зашипело, включаясь, энергетическое оружие, и Торгун все же потянулся к рукояти силового меча. Он терял сознание, должен был нанести удар. Его ладонь сомкнулась, большой палец скользнул к шпеньку активации.

Миг спустя терранин с грохотом рухнул на палубу, распластался по ней с пульсирующей болью в висках. Поднявшись на колени, он сжал зубы и приготовился атаковать.

Но хан отступил, выключил свой клинок и уже отстегивал крепления шлема. Его свита тем временем сдерживала Саньясу и остальных, не давая им вмешаться.

Зрение Торгуна вновь обрело четкость, он по-прежнему крепко сжимал рукоять меча. Хан снял стальной шлем, и в этот момент терранин мог бы ударить снизу вверх.

Он увидел лицо Шибан-хана – по крайней мере часть его лица. Другую половину заменили синтекожа и металлические пластины. В одной глазнице находился железный имплантат, над краем горжета вздымался лес поршней и невральных связок. На остатках щеки сохранился талскарский шрам, изгибающийся меж стальных чешуй внахлест.

В последний раз Торгун смотрел Шибану в глаза на «Буре мечей», годы назад. С тех пор все поменялось: аугментации лишили черты хана симметричности, некогда открытое, приятное лицо застыло в вечном оскале.

Шибан неуклюже нагнулся под лязг брони, что отзывалась его движениям.

– Думал, я убью тебя? – холодно спросил хан. – У меня тоже есть приказы.

Торгун наконец выпустил силовой меч.

– И ты никогда их не оспаривал.

– Никогда.

Терранин смачно сплюнул кровь на палубу.

– Не думай, брат, что я буду о чем-то просить. Я пришел не по своему желанию, а потому что меня призвали.

– Мне безразличны твои желания, – отозвался Шибан. Его голос изменился сильнее всего – стал более жестким, и не только из-за имплантатов в горле. – Ни я, ни другие воины легиона не вправе сразить тебя. Но и прежнего почета ты не увидишь; в любом случае я позабочусь об этом. Всех вас назначат на самые позорные задания. Там, где стянется аркан и в бой вступит легион, не увидят ваших клинков. Если мы победим, то без вашей помощи – вы останетесь в тылу, в резерве вместе со смертными и неразумными.

Торгун смотрел на него, стиснув челюсти. Хотя в долгом изгнании он также получал раны, его лицо осталось целым, доспех работал по-прежнему. Он больше походил на легионера Белых Шрамов, чем Шибан.

– Если сделаешь так, значит, мы зря явились сюда, – сказал терранин.

– Вы будете служить, но не искупите вину. Искупления нет. Вас отправили умирать, но вы даже с этим не справились.

Хан снова выпрямился, оставив Торгуна стоять на одном колене. Развернувшись на пятках, Шибан зашагал к ждущему его челноку.

– Что, и все?! – закричал ему вслед терранин. – Ты просто хотел устроить тут представление?

Тахсир не остановился, его легионеры двинулись следом.

– Раньше ты посмеялся бы над этим! – не унимался Торгун. – Ты посмеялся бы над самой мыслью о подобном!

Чогориец продолжал идти. Двигатели челнока запустились вновь, площадку окутали густые клубы дыма.

– Ты мне не судья, Шибан-хан, хоть и осуждал меня с первой нашей встречи! Не ты пишешь законы легиона!

Тахсир на ходу надел шлем, прикрыв сморщенные рубцы на шее.

– Что с тобой сделали? – заорал Торгун, поднимаясь на ноги.

Только тогда хан остановился, словно хотел обернуться. Секунду он молчал.

– То же самое, что сделали со всеми нами, – тихо произнес Шибан, так и не оглянувшись.

Он двинулся дальше и вошел в десантный отсек. Рампа поднялась за ним, ускорители с грохотом ожили, и корабль взмыл над площадкой. Четко развернувшись, он ринулся в направлении выхода, к герметичным дверям.

Атаку на систему Эрелион возглавляло «Гордое сердце», вплотную за ним следовал остальной флот. Корабли поддерживали плотный строй, чтобы не блокировать соседям сектора обстрела носовых лэнсов. Рассредоточились только эскортные звездолеты на самых краях группировки, которые вели дальнее сканирование пустоты.

На них мгновенно обрушился шквал сигналов, которые перекрывались и смешивались между собой. Экипажи калибровали лучи авгуров, пытаясь разделить сотни целей.

Наблюдая за всем этим, Эйдолон ощутил дрожь, вызванную боевыми стимуляторами, начавшими действовать на его истерзанное тело. Лорд-командующий захромал туда-сюда по тронному возвышению, взбудораженный, словно гончая на сворке.

– Не молчать! – прорычал он. – Докладывать обо всем!

Магистр дозора не могла повернуться к нему от консоли, так как уже три месяца была подключена напрямую. В ее глазницы уходили кабели, по которым информация из сенсорных модулей флагмана поступала в одурманенный наркотиками мозг.

– Множество крупных боевых кораблей, – неестественно ровным тоном сообщила женщина. – Они движутся, господин, отходят курсом один-девяносто-тридцать. Мы перекрываем им вектор подхода к точке Мандевилля.

Эйдолон ухмыльнулся, изучая поток данных из всех секторов построения. Его тактическая группа набирала скорость, открывала бойницы, выдвигала макропушки, максимально заряжала лэнсы, окружала себя пустотными щитами.

Должно быть, Коненос, что возглавлял правый фланг, сейчас занимался теми же расчетами. Раваш Карио со свитой, вероятно, мчался впереди, отчаянно желая первым столкнуться с врагом. Какофоны из когорт, недавно оборонявших Калий, вводили себе последние дозы стимуляторов. Тактические десантники целыми ротами заканчивали облачаться в доспехи – затягивали улучшенные тела в броню, шептали восторженные молитвы.

– Дать визуальный ряд! – потребовал лорд-командующий, не обращая внимания на пену в уголках рта. – Покажите мне их.

Поначалу изображение было зернистым и дрожало, обзорные системы едва справлялись с передачей на предельную дистанцию. Тем не менее кровь Эйдолона тут же вскипела от наслаждения – он увидел светлые корабли, движущиеся, но далеко еще не готовые к варп-прыжку. Они перемещались по высокой орбите над газовым гигантом без всякого строя, словно только что прибыли сюда.

– Неосторожно, – пробормотал Рассеченная Душа. – Не оправдываете свою репутацию.

Он подошел обратно к трону, где ждал хозяина громадный шлем.

– Разгон для атаки, занять боевые посты! – скомандовал лорд-командующий. – Нападем, пока они не развернулись к нам. – Предвкушая результаты удара, Эйдолон задышал тяжело и влажно. – Никто не должен сбежать.

Пока флотилия Третьего легиона с ревом набирала полный ход, командиры разбирали цели, а главные канониры готовили огромные арсеналы противокорабельного оружия. «Гордое сердце», откуда лорд-командующий следил за ситуацией, находилось в авангарде атаки. Его залп будет первым и, несомненно, самым мощным.

Но затем начали поступать противоречивые сигналы. По ячейкам офицеров обнаружения волной прокатилось беспокойство, сменившееся изумлением. Вспыхнули тревожные руны, специалисты забегали между постами, проверяя данные сенсоров.

Первой заговорила магистр дозора:

– Мой господин, мы опоздали.

– Ты что, ослепла?! – набросился на нее Эйдолон. – Я их вижу! Сам вижу!

Лорд-командующий яростно взмахнул рукой, указывая на большие экраны над командным троном. Все они соединялись толстыми кабелями в железной оплетке с центральными модулями реального обзора. Изображение на них стабилизировалось, как будто стряхивало толстый слой помех.

Вначале Эйдолон отказывался верить своим глазам. Он не прерывал заход для атаки, бессмысленно надеясь, что это какая-то ошибка, которую еще можно исправить.

Только звуковое сообщение вывело его из ступора.

– Тактическая группа Третьего легиона, – раздался хриплый голос с явно барбарусским произношением, узнаваемо неприятный и бесстрастный. – Говорит «Стойкость». Вы идете курсом сближения, ваши орудия заряжены. По приказу моего господина извещаю вас, что в случае сохранения прежней траектории вы будете нейтрализованы.

Лорд-командующий замер, словно готовясь к выпаду. Он почувствовал, как внутри зарождается вопль досады, и придушил его – крикнув сейчас, Эйдолон освежевал бы половину экипажа.

Армада мчалась вперед. Когда картинка на экранах стала детальнее, лорд-командующий четко разглядел эмблемы на носах белых кораблей – «мертвые головы», криво нарисованные на неопрятных корпусах.

– Заглушить двигатели! – наконец прорычал Эйдолон и отвернулся, не желая даже смотреть на тех, кого принял за врагов. – Приказ всему флоту. Исполнять.

Он слышал, как команду передают по звездолетам, и каждое слово казалось поворотом клинка в ране.

– Новые сообщения, мой господин, – изнуренно произнесла магистр наблюдения. – Повелитель Смерти требует вашего присутствия. У него есть известия от магистра войны. Что мне ответить?

Лорд-командующий сделал долгий болезненный вдох.

– Скажи, что я прибуду. – Он снова зашагал по мостику, чтобы остудить кровь, очистить ее от боевых стимуляторов. – Скажи, что для меня будет честью, истинной честью, встретиться с Грозным Освободителем Барбаруса.

Эйдолон опять взглянул в пустоту. Газовый гигант с атмосферой разнообразных и насыщенных тонов был творением редкой красоты. Ее, конечно, не замечают дикари на орбите, с которыми лорд-командующий теперь обречен сотрудничать.

– Постарайся говорить искренне, – добавил Эйдолон. – Слышал, у него ранимая гордость.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава пятнадцатая

Они больше не играли в го. Когда времена были менее напряженными, Илия и Хан проводили много часов над белыми и черными камешками. Они обсуждали традиции степей и главного командования Империума, размышляли над параллелями между событиями на доске и теми, что разворачивались в пустоте вокруг.

Раваллион не могла вспомнить, в какой момент партии прекратились. Возможно, после первого действительно тяжелого поражения, когда группировка Железных Воинов точно предугадала рейд на гарнизонный мир Илювуин и уничтожила два полных братства. С тех пор настроение в легионе изменилось. Камешки нетронутыми лежали в керамических чашах.

Сейчас, вновь оказавшись наедине с примархом в его покоях на «Буре мечей», Илия изучала черты Хана и пыталась вспомнить, каким он показался ей при первой встрече – над Улланором, на пике славы Крестового похода.

«Каган выглядит таким же молодым, – решила она, – но более усталым».

Он лично возглавлял большинство атак, принимая на себя главные удары вражеского авангарда. В нескольких случаях Раваллион наблюдала за боями, обычно по пикт-трансляциям. Сигнал с дальнего расстояния был достаточно четким, чтобы Илия осознала всю мощь примарха. Однажды она увидела, как Хан голыми руками перевернул «Лэндрейдер». На глазах Илии он бросался на батальоны остервенело воющих монстров и истреблял их без остатка. Каган прорубался через вражеские элитные отряды – почетную гвардию в терминаторской броне, отделения уничтожителей, роты ветеранов – так, будто в них сражались самые юные неофиты.

Никто не мог выстоять перед одним из Восемнадцати.

Хан убивал и убивал, пока с его тальвара не начинали лететь струи крови, но ему все равно было мало. Если воля примарха к сопротивлению и слабела, он не показывал этого. Говорил Каган все так же размеренно и культурно, жертвуя при этом отдельными воинами ради общего выживания. Видимо, Хан привык к такому с самого начала, ведь он вырос на планете бесконечных маневренных войн, где границы почти не имели значения, а скорость решала все. Он не признавал жалости – ни к другим, ни к себе. Он делал то, ради чего был создан, как и все верные сыны Императора.

И все же…

Примархи были постлюдьми, но не автоматонами. Хотя Кагана никогда особенно не волновали имперские лозунги, собственные владения или титулы, он любил сыновей, а их погибло слишком много.

Теперь Хан, поигрывая длинным кинжалом-кирилом, в глубокой задумчивости смотрел темными глазами на пламя очага. Илия полулежала напротив, в низком чогорийском кресле, устланном шкурами. Она утомилась, но дозволения уйти еще не получила.

Каган пребывал в печали. Раваллион уже разбиралась в нем и знала, что сейчас один из редких случаев, когда примарх хочет услышать ее мнение. Она не совсем понимала, какая польза Хану от этого, ведь советы владык вроде Есугэя и Тахсира были куда более ценными. И все же время от времени такие беседы происходили.

– Все прошло успешно, Каган, – сказала Илия.

Тот поднял взгляд, словно впервые заметил ее.

– Гм?..

– Сбор. Восемьдесят четыре процента известных нам уцелевших сил легиона объединены и находятся в варпе. Все корабли первого ранга готовы к бою. Ваш флот в целости, мой господин. Ваша армия с вами.

Хан отстраненно кивнул:

– Успех. Ты права, сы.

– Что-то вы не слишком веселы.

Каган дернул уголком рта. Полуулыбка на его худощавом лице выглядела жутковатой. Поднеся стальной кинжал к свету, он повернул клинок сначала одной стороной, затем другой.

– Если бы мы добились цели, я бы порадовался. Ты дала мне надежду, но слабую. Возможно, надежды нет вообще. Но, быть может, об этом и не придется горевать.

– Об этом очень даже придется горевать.

– Я уклонился от боев, которые стремился принять. Поверь, мне непросто убегать от бури. Меня создали идти ей навстречу.

Раваллион подняла бровь:

– Вот что вас беспокоит? Мой господин, вы сделали то, что должны были. Скверный полководец на вашем месте уже растерял бы легион без остатка. Я знаю, о чем говорю, – служила под началом многих скверных полководцев.

– Я обеспечил нам выживание. – Хан какое-то время обдумывал это слово. – Праздновать тут нечего. Хотел бы я навредить врагам сильнее. И еще хотел бы…

Илия ждала, что примарх закончит фразу, но тот умолк. Она вздохнула, толкнула кресло назад и неуклюже выбралась из него. Все сиденья в покоях Хана изготовили по его размерам, поэтому генерал выглядела на них почти смехотворно маленькой. Шаркая ногами, Раваллион подошла к очаговой чаше и бросила в огонь еще полешко. Дерево – чогорийское хаэло – мгновенно занялось и вспыхнуло, рассыпая искры.

– Ашелье найдет нам путь, – сказала она с уверенностью, которой не испытывала. – Знаю, вы сомневаетесь, но ни одна живая душа не знает варп лучше Питера.

– Ты уже говорила мне, много раз. – Каган продолжал сидеть, вытянув ноги. Даже откинувшись в кресле, он выглядел опасным, словно замерший на миг ураган. – Если не выйдет, враг скоро ухватит нас за пятки. Ты чувствуешь его? Я – да. Слышу в ночи его дыхание, такое же резкое, как на Просперо. Он пылает жаждой мести. Он стремится продолжить бой, который мы не смогли завершить. – Хан повернул кинжал, сверкнув клинком. – Как и я, сы. Бывают ночи, когда мне не хочется ничего иного. Бывают ночи, когда я забываю о клятве, забываю, что воины во всем следуют моему примеру, и мечтаю ринуться в бездну, чтобы найти врага.

– Ваши сыновья говорят то же самое, – тихо сказала Илия. – Прислушайтесь к Есугэю, он видит опасность таких мыслей.

Каган усмехнулся – звучно, из глубины груди.

– Я слушаю Есугэя. Я внимаю многим голосам. Клянусь четырьмя ветрами, я внимаю даже тебе, веришь ты этому или нет.

– Верю, – отозвалась Раваллион, возвращаясь в кресло. – Конечно, верю – ведь искать Ашелье посоветовала я, и за то, что вы согласились, я благодарна вам превыше всего. А у меня много поводов для благодарности.

Устав от игры с клинком, Хан положил кирил на столик рядом с собой. Подавшись вперед, он соединил длинные пальцы «домиком».

– Ложь всегда была рядом, – задумчиво произнес Каган. – С самого начала. Мы проповедовали толпам Имперскую Истину, но использовали чернокнижников и мутантов, чтобы странствовать по небесам. Практиковали для их поддержки те самые искусства, само существование которых отрицали. То была великая ложь, и я не мог ее вынести. Такое не могло продолжаться вечно. Отсюда вопрос: почему этому позволили случиться?

Илия слушала. Она понимала, что Каган лишь наполовину обращается к ней, отчасти говорит сам с собой, но не стоило упускать редкий момент откровенности – обычно Хан держат свои мысли под замком.

– Мой Отец не был ни чудовищем, ни простаком. Он делал лишь то, что требовалось. Возможно, Он разъяснил бы лучше, но я не поверю даже сейчас, что в Его решениях отсутствовал смысл. Отец довел нас до Улланора и ушел. С тех пор Он молчал, лишь приказы Сигиллита поступали с Терры. Какой проект мог отвлечь Его от Крестового похода, задуманного Им? Только тот, что был необходим для нашего выживания. И вот я перебираю все слова, услышанные от Него, и пытаюсь найти объяснение, и проклинаю судьбу за то, что мы говорили так мало и что наши взгляды были столь различны.

– В итоге я всегда прихожу к одной мысли: Отец ненавидел ложь не меньше моего. Он знал, что Империум не простоит долго на фундаменте, до половины погруженном в варп. Мы не могли обойтись без мутантов и ведьмаков, но с этим следовало покончить. От этих орудий предстояло отказаться, как от воинов грома, что объединили Терру, – словно от затупившихся клинков, которые выбрасывают прочь. Нам всегда говорили, что Крестовый поход есть важнейшее дело и все остальное подчинено ему. Сейчас мне думается, что это не так. Кампания началась, поскольку Ему понадобилось нечто – возможно, знания. Возможно, запретные, или утраченные, или чужие, или скрытые в эфире. Но, отыскав их, Он вернулся домой, и приступил к главному замыслу, и впервые со времен Эры Раздора отвратил мысли от детей Своих. Поэтому они сбились с пути. Поэтому они пали.

Илия никогда прежде не слышала, чтобы Хан говорил так. Она не слышала, чтобы кто-нибудь рассуждал подобным образом об Императоре, о котором Белые Шрамы всегда знали – и вспоминали – относительно мало.

– О каком замысле вы говорите?

Каган неопределенно наклонил голову:

– Не знаю. Я не обладаю Его гением. Но подумай вот над чем: из прежних мутантов остались только навигаторы, лишь они напоминают о давнем ужасе. Они – ярчайшие и самые могучие образчики великой лжи, и Империум не может чувствовать себя в безопасности, пока нуждается в них. Если Отец действительно хотел воплотить Имперскую Истину в жизнь, от навигаторов следовало избавиться. Отыскать иную дорогу в эмпиреях. И кто-то, быть может, в самом Нобилите, знал или догадывался о ней.

Раваллион откинулась в кресле.

– Теперь я понимаю.

– Понимаешь что?

– Почему вы разрешили мне погнаться за Ашелье. Вы не надеетесь вернуться на Терру. Вам хочется благородно погибнуть здесь, в пустоте, в битве против братьев. Поиск этого места, Темного Зеркала, ведется лишь ради ответов. Перед концом вы желаете узнать, правильно ли мыслили.

Хан улыбнулся:

– Нет, сы, твой приговор слишком строг. Меня связывает клятва: если остался путь к Тронному миру, я пройду по нему. – Улыбка исчезла. – Но если нет, и все дороги перекрыты, тогда, верно, я узнаю, почему Отец повернулся к нам спиной. Может, в том месте есть разгадка, может, и нет. Как видишь, конец близок, и приходится рисковать.

– Значит, если случится так, – сказала Раваллион, пытаясь поймать его ускользающий взгляд, – что вам придется выбирать между почетной смертью и бегством домой, каким будет решение? Как долго продержится ваша клятва?

– До скончания времен.

– Но вы клялись не однажды. Какой обет более прочен?

Джагатай не ответил и отвернулся. Глаза над орлиным носом вновь смотрели в огонь.

– Где ты научилась так свирепо задавать вопросы? – проговорил Хан. – Мне больше нравилось, когда ты немела от страха.

– Чего мне теперь бояться, Каган? После жизни, полной трудов, я вижу, как миры людей разрывают себя на куски и впускают к нам якша из древних кошмаров. Я уже стара. Наверное, повидала все страшные вещи в Галактике.

– Не будь так уверена, – предостерег он.

Тяжелее всего пришлось Саньясе.

Системный курьер был покинут и уничтожен, сагьяр мазан перевезли на тяжелое транспортное судно «Со-Гамайл». Видимо, так приказал Шибан-хан, которого, как узнал Торгун, теперь называли Тахсиром, Обновителем. Его имя в легионе произносили с определенным почтением, но и с настороженностью. Воины знали, что совершил Шибан на Просперо и до того, но более радостно говорили о Джубале, новом владыке охоты.

Всего ответили на призыв и сумели явиться на сбор у Эрелиона семнадцать отделений смертников. Количество уцелевших в каждом разнилось, общим счетом прибыли сто тридцать два бойца – меньше численности братства, и хана им не полагалось. Как Тахсир и говорил Торгуну, они будут гнить в резерве, когда праведные слуги орду вступят в битву с неприятелем.

«Со-Гамайл» располагался ближе к хвосту флотского конвоя, среди грузовиков с боевой техникой и судов снабжения. Корабль явно находился в эксплуатации десятилетиями, если не дольше, и за его состоянием почти не следили. В отличие от боевых космолетов, внутри он был грязным, ржавым и плохо освещенным, к тому же не имел полного экипажа. Командир транспортника, как и все матросы, оказался смертным. На «Со-Гамайле» в основном служили чогорийцы, и они относились к сагьяр мазан с положенным уважением, но, пожалуй, без того благоговения, которое проявляли бы к верным легионерам.

Торгун был старшим по званию из собравшихся отступников. Выжили еще несколько дарга, но ни одного хана прежних братств. Сам этот факт беспокоил терранина, в каждом взгляде искоса ему мерещилось презрение. Он должен был первым бросаться под огонь врага, как, несомненно, делали командиры других смертников. То, что они уцелели, казалось неудачей, и даже сами сагьяр мазан испытывали это чувство, пестовали его.

– Выходит, ты был прав, – сказал ему Саньяса на вторые сутки первого варп-перехода.

Они сидели рядом в столовой, которую делили с несколькими группками легионеров, разошедшихся по разным углам. Снизу доносился лязг древних моторов – они работали на износ, но транспортник пока не отставал от конвоя.

– Прав насчет чего? – отозвался Торгун, вгрызаясь в сушеный ломоть заменителя мяса.

– Нам не стоило возвращаться. Надо было сражаться дальше. Ждать, пока не попадется слишком много врагов.

– Ты бы погиб в неизвестности.

– Так было бы лучше.

Но Торгун уже думал иначе. Стыд, испытанный при встрече с Шибаном, не угас, из него разгорался гнев. Изуродованный чогориец, конечно, был прав – они столкнулись не по совпадению. Ханы словно преследовали друг друга со времен Чондакса, их пути пересекались вновь и вновь. Ими управляла судьба, а не случай.

– Сражения еще будут, – сказал терранин. – Я беседовал с теми, кто прибыл раньше нас. Они говорят, врагов намного больше и легион в окружении.

Торгун покатал во рту брусок «мяса».

– Скоро все мы будем драться, так или иначе.

– Не думаю, что он в курсе. – Саньяса пощипывал собственный сухпаек.

– Кто?

– Каган. Не верю, что все это с его разрешения. Даже с теми, кто принес смертную клятву, он обращался достойно. Не может быть, чтобы Хан вернул нас для унижений.

– Может, да, может, нет, – сухо улыбнулся Торгун. – Думаешь, ему есть дело до каждого боевого отряда в орду?

– Он бы такого не допустил.

– Ты как будто уверен.

– Я точно уверен! – Саньяса грохнул кулаком по столу. Наклонившись к терранину, он понизил голос: – Можно прямо обратиться к Кагану. Если сейчас ему советует Тахсир, искупления нам не будет, но если он увидит нас…

Торгун рассмеялся и тряхнул головой:

– Брат, ты не заметил, что мы идем на войну, всем легионом? У Хана не окажется для нас времени, даже если мы проберемся к нему.

– Но это возможно, – осторожно произнес Саньяса. – Мне так говорили.

Да, действительно. Во время бунта в легионе «Калжан» при помощи экипажа «Бури мечей» подошел к ней вплотную и высадил бойцов. Торгун вспомнил град приказов, что сыпался до этого – в основном командовал Хасик, который подвел к флагману «Звездное копье» и разжег противостояние, которое опять же не могло начаться случайно.

– То было раньше, – заметил терранин.

– Можно повторить. Или Тахсир лучше тебя во всем?

Укол попал в цель. На миг Торгун замер, но затем потянулся за новым бруском.

– Так меня не переубедишь, брат.

Виновато улыбаясь, Саньяса покачал головой.

– Остальные согласны со мной, – сказал он. – Каган никогда бы такого не допустил.

– Проверить это тебе не удастся.

Легионер тоже потянулся за сухпайком.

– Пожалуй, – произнес он, отрывая полоску от бруска синтемяса.

Мортарион ждал долго. Систему прочесали от края до края, но найти удалось только обломки нескольких старых кораблей, взорванных Пятым легионом перед уходом в эфир. Суда авгурной разведки отправили еще дальше и отозвали только с предельной дистанции, достижимой на субварповых двигателях.

Они ничего не отыскали. Хан исчез.

Это не стало неожиданностью, не вызвало сожалений. Провидение не подавало Мортариону знаков о встрече с братом, молчало и его эзотерическое Таро. Пока барбарусцу было достаточно того факта, что добыча находилась у Эрелиона, возможно, за несколько часов до его прибытия. Последующее вторжение Эйдолона лишь убедило примарха в том, что исход погони за Ханом предрешен.