Текст книги "Путь небес. Преодолевая бурю"

Автор книги: Крис Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Флотилия Детей Императора, заметно рассредоточенная и не столь многочисленная, понесла большие потери и продолжала их нести, сражаясь с Белыми Шрамами на их условиях. Корабли Третьего пылко бросались вперед, чтобы дать залп из орудий ближнего боя.

При виде этого Калгаро недовольно хмыкнул. Магистр осад придерживался консервативных взглядов на пустотные сражения и ставил огневую мощь выше мобильности.

– Они несутся навстречу смерти.

Мортарион согласно кивнул:

– Но их энтузиазм сыграет нам на руку. Пусть поглотят ярость врага – затем мы пожнем урожай.

Словно подчеркивая его правоту, в прицелах «Стойкости» возникли первые из множества фрегатов Пятого легиона. Они только что вышли победителями из свирепой перестрелки с группой аналогичных по классу эскортов Детей Императора и разворачивались, чтобы зайти к армаде Эйдолона с правого фланга.

– Покажи им, в чем преимущество терпения, – велел примарх, обращаясь к главному канониру Лагаану.

Приказ помчался вниз по цепи командования, до невыносимо жарких недр флагмана – макронушечных палуб. Во влажных, тесных отсеках, где отряды из девяти с лишним сотен матросов ворочали и обслуживали орудия размером с титан типа «Император», были введены координаты, натянуты цепи подъемных кранов, снаряды с лязгом загнаны в казенники и распахнуты люки бойниц.

– Пли, – скомандовал Мортарион.

«Стойкость» повиновалась, ее правый борт скрылся за стеной дыма из пушечных жерл. Снаряды ринулись вдаль по прямым, как шомпол, линиям и, пробороздив космос между неприятелями, хрустко врезались в скошенный нос надвигавшегося фрегата.

Залп расколол его оболочку из главных пустотных щитов, обнажив нижнюю часть корпуса. Новые боеголовки одна за другой вонзались в цель, срывая пластины брони и погружаясь все глубже.

Если бы флагман использовал конвенционное оружие, раненый корабль мог бы выжить, но фосфексные бомбы выпускали облака газа, разъедающего металл. При взрыве сотен таких зарядов нижние палубы фрегата заволокли клубы зеленого тумана, что бурлил и шипел, прогрызая сплошные адамантиевые переборки. Он заживо растворял матросов, даже облаченных в защитные скафандры, прорываясь сквозь их атмосферные фильтры в шипении распадающихся визоров. Добравшись до главных силовых установок, коррозия за считаные секунды разрушила колпаки реакторов. Последующая детонация разорвала корабль изнутри, пылающие обломки разлетелись по огромному пространству.

На мостике «Стойкости» обошлось без радостных криков или воинственных кличей, только маршал осад что-то одобрительно пробормотал. Первая метка уничтоженной цели вспыхнула на основном тактическом экране сражения.

Мортарион изучал общую картину разворачивающейся бойни. Он смотрел, как звездолеты Пятого реагируют на удары, оттягиваются, перестраиваются для отхода с боем под прикрытие орудий собственных линкоров. Он определял размеры гигантской сферы, положение малой аномалии внутри нее и размещение сил Хана между ними. Примарх изучал, упорядочивал, вычислял и учитывал все вокруг.

Положение складывалось в его пользу. Пути к бегству не было. Охотники попались в западню.

– Загнать их! – приказал Мортарион, удовлетворенно наблюдая, как его капитаны выстраивают тяжелые звездолеты за «Стойкостью» и обрушивают на врага залпы давно запрещенного биооружия. – Определить координаты флагмана. Теперь он – наша цель.

Мощно ускорившись, «Сюзерен» опередил остальные корабли Третьего легиона. Карио видел, что они уменьшаются за кормой, отвлеченные тысячами мелких схваток, из которых состояло любое пустотное сражение, и по воле командиров извергают адские вихри мерцающих лазерных разрядов. Раваша не заботили такие мелочи, он гнался за единственной добычей. Каждый дрон сенсориума на его космолете выискивал одну цель, игнорируя все остальные.

Пустота уже превратилась в месиво горящего металла. Из-за эфирных туч, которые ограничивали маневры флотов, резня стала особенно жестокой и сосредоточенной. Звездолеты врезались в кружащиеся обломки, таранили объятые пламенем остовы и вспыхивали сами. Стаи торпед рассекали целые туманности пылающего прометия, загорались на лету и взрывались, окатывая мелкими осколками отступающие эскадрильи штурмовых кораблей и истребителей. Более крупные космолеты, неуклюжие и массивные, плыли в самой гуще битвы с корпусами, уже почерневшими от столкновений и попаданий из лэнсов.

Происходящее бодрило префектора. Он наслаждался тем, как мчится вперед «Сюзерен», закладывая виражи под рев двигателей. Воины его братства, готовые занять места в абордажных капсулах, ждали только приказа. Также Раваш знал, что слуги-канониры по его команде дадут залп из всех пушек, но, честно говоря, артиллерия его мало интересовала. Она лишь помогала мечнику выжить до начала рукопашной.

«Я прикончу его саблей, – пообещал себе Карио. – Пока он будет умирать на клинке, я сорву с него железную маску и загляну ему в глаза. Перед смертью он назовет мне свое имя».

Над «Сюзереном» неуклюже тащился к надиру большой эсминец Белых Шрамов, корпус которого испещряли точки беспощадно яркого света. За ним гналось множество ракетных катеров, которые безжалостно обстреливали дрожащие пустотные щиты звездолета. Чуть ниже клин штурмовиков стремительно уходил от гибнущего эскортного корабля Гвардии Смерти.

Гаркиан, наблюдавший за работой офицеров сенсориума, внезапно кивнул в знак узнавания.

– Вот и он, – командир повернулся к трону Раваша, – «Калжан». Мы нашли его.

– Покажи мне.

Фокус экранов реального обзора сместился к отдельному сегменту сферы боя, промчавшись мимо сотни других космолетов. Ударный фрегат находился неподалеку от «Сюзерена», скованный боем в самом центре противостояния; он возглавлял строй из нескольких звеньев перехватчиков. Мастерски управляемый «Калжан» только что уничтожил корабль такого же класса и зашел для атаки на другой. Карио проследил, как звездолет круто развернулся с опасным креном и на полном ходу помчался к жертве.

Он сражался лучше, чем мастерски. Он сражался красиво.

– Засечь координаты, – приказал Раваш. – Идем к цели.

Одновременно с тем, как «Сюзерен» подчинился и ринулся вперед, словно гончая, спущенная со своры, вспыхнул алый сигнал опасного сближения. Взвыли сирены, заставив Гаркиана в последний момент отклониться к зениту.

Карио в гневе повернулся к источнику сигнала – другой космолет Третьего легиона, гораздо крупнее «Сюзерена», двигался снизу наперерез ему.

– Вызови его! – рявкнул мечник. – Если не уступит дорогу, открыть по нему огонь!

Гаркиан ухмыльнулся. Он был полностью готов исполнить такой приказ. На деле, впрочем, союзник изменил курс, пусть совсем незначительно, и теперь несся параллельно «Сюзерену» менее чем в полукилометре под ним.

– Что это за корабль? – грозно спросил Раваш, собираясь командовать залп.

– Префектор, – прозвучал в комм-канале голос со звездолета, только что назвавшегося «Терзателем». – Вы не следуете тактической схеме, присланной мною? Мы с вами должны вместе возглавить атаку.

Коненос. Шавка Эйдолона. Что за чушь он городит?

– У вас свои битвы, оркестратор, – ответил Карио, стараясь говорить спокойно. – У нас – свои.

Азаэль рассмеялся:

– Брат мой, все это не ради тебя одного.

Связь отключилась. «Терзатель» двигался параллельным курсом, не опережал «Сюзерена» и не отставал от него. Звездолеты на одинаково головокружительной скорости промчались через стаю небольших кораблей.

– Что ему нужно? – с интересом спросил Гаркиан.

Раваш фыркнул:

– Пусть следует за нами, если так хочется. Мы обойдем его и захватим трофей.

Далеко впереди построения Белых Шрамов начинали прогибаться под сосредоточенным огнем. Авангард лоялистов добился желаемого – мощно ударил по врагам в момент их появления. Но теперь сказывалось численное превосходство неприятеля. Космолеты четко разворачивались вокруг своей оси и включали ускорители, спеша к основному флоту. «Калжан» поступал так же, но из-за бездумной погони за славой он оказался почти в арьергарде группы.

– Держать курс на него, – велел Карио, глядя, как фрегат вырастает на экранах реального обзора. Воин уже дрожал от лихорадочного возбуждения. – Не отклоняться. Коненос может делать, что ему угодно, но это наша добыча.

В эпицентре вихревой детонации разросся шар абсолютной черноты, мгновенно поглотивший Вейла и легионеров рядом с ним. Есугэй, отброшенный взрывной волной сжатия материи, собрал все силы и атаковал стремительно расширяющийся варп-пузырь. Когда чары библиария врезались в несущийся на него горизонт событий, потоки обеих энергий словно бы раскололись на длинные языки сверкающего пламени, и треснувший зал разлетелся на куски.

Трубопроводы, идущие по стенам, уже лопнули от вихревого удара, чистый прометий хлынул навстречу выбросам плазмы. Миг спустя озеро жидкого пламени испепелило пол, влившись в единый ритм разрушения.

Таргутай провалился сквозь распадающуюся палубу и рухнул в бездну. Его падение ускоряли новые взрывы, сотрясавшие корпус базы из-за цепной реакции в топливной сети. Мощные толчки вертели и швыряли Есугэя между стенами, он испытывал неясные, головокружительные ощущения. Варп-пузырь, от которого удалялся воин, с неудержимой яростью пожирал металлический каркас и выбрасывал протуберанцы огня, когда беспримесное вещество эмпиреев сталкивалось с горящей физической материей.

Лишь энергия, что до сих пор гудела в посохе Таргутая, спасла его от первой детонации – уберегла от полной мощи одиночного заряда, сохранила ядро псионической защиты среди завывающего пламенного ада. Но теперь Есугэй пробивал собой перекрытия, латы сминались и отрывались, шлем бился о края разломов, и психическое воздействие вновь угрожало ему.

Чогориец закричал, почувствовав, как начинает пузыриться беззащитная плоть, но затем столкнулся с прочной поверхностью. Он с треском ударился затылком о пол, посох развалился на две части. Втянув огненно-жаркий воздух, Таргутай закашлялся и исторгнул его обратно – вместе с кровью из обожженных легких.

Израненный Есугэй перекатился по неизвестной палубе в сторону от града горящих обломков, что сыпались с верхних ярусов и гулко валились на рокрит, по которому уже бежали трещины.

Он снова отхаркнул кровь. На визоре сияла пышная мозаика ярко-красных рун. Тяжело дыша, Таргутай отполз на четвереньках от раскаленного добела камнепада. Белый Шрам не представлял, где находится, в каком направлении верх или низ, – только понимал, что должен любой ценой продолжать двигаться, дышать, не давать сердцам остановиться. Чувствовал, как генетически улучшенный организм старается исцелить раны, и осознавал, что ему очень серьезно досталось. Смрад эфира давил со всех сторон, пригибал Есугэя к полу, пронзал его мозг шипами нестерпимой боли.

Где-то до сих пор гремели взрывы. Пожару было чем кормиться – наверняка в том отсеке хранилось множество огнеопасных субстанций и эзотерических устройств.

Руки псайкера подогнулись, он рухнул на палубу. На мгновение размытый мир перед глазами сменился полной темнотой, тупое онемение сковало конечности. Таргутай заставил себя ползти дальше, через колышущиеся волны пламени; воин непокорно рычал, когда они опаляли его тело.

Мучительно, с огромным трудом, он удалился от лавины обломков. Свирепый жар уменьшился, среди балок и опорных колонн вновь разлилась тьма. Вывернув шею, Есугэй посмотрел назад и вверх.

Огонь еще буйствовал, по черному каркасу изуродованного нутра станции лился расплавленный металл. Таргутай хотел подать сигнал, но комм-система в шлеме разбилась. Что-то странное происходило и с дыхательным модулем – воздух был невыносимо горячим, но в то же время студеным.

Легионер дополз до круглого взрывозащитного люка, уже треснувшего под напором разрушительных сил. Встав на колени, Есугэй вцепился в обе створки и с усилием раздвинул их. Дверь открылась после четвертой попытки, каждая из которых стоила ему надорванной мышечной связки. Из бреши хлынул свет, но уже не огненный, а составленный из множества цветов. Спереди донесся утробный рев, подобный шуму прилива. Затем чогориец пролез внутрь. Некоторое время он видел только круговерть неясных, сливающихся бликов разных оттенков, что плясали в воздухе.

Понемногу Таргутай одолел сенсорную перегрузку. Он сумел выровнять дыхание и сел, привалившись к внутреннему кольцу бронированного люка.

Воин оказался у открытого основания громадного колодца. Над ним вздымалась пустая шахта, что тянулась все выше и выше, до самого сердца Темного Зеркала. Ее железные стены переливались мириадами тонов. Противоположный конец трубы скрывался за искрящим разрядами облаком энергий на грани видимости.

В палубном покрытии впереди имелись отверстия, расположенные широким кругом: через них и струились танцующие цвета. Не заглядывая туда, Есугэй понял, что находится прямо над бездной, уязвимый перед порчей из разлома, беспримесной и искажающей вселенную. Он рухнул на самое дно, к основанию всего, когда-либо возведенного. Под хрупким полом находился громадный якорь – металлический стержень, что уходил в неочищенный варп и получал энергию для кошмарного проекта, который Вейл стремился уничтожить.

И возможно, добился успеха. По стенам ползли трещины. Взрывы, плохо слышные за ревом эфира, продолжали раскалывать недра станции, вгрызаться, подобно раковым опухолям, в труп маленькой империи Ашелье.

Кривясь от боли, Таргутай с трудом выпрямился и оперся на стену позади, чтобы не упасть. Из центра круглого пола выступал железный шпиль, опутанный, словно паутиной, трубками с охладителем и тяжелыми кабелями. Плазменные разряды прыгали и скользили по металлу, резво перескакивати на стены и уносились вверх по грохочущей шахте, в которой преломлялось свечение имматериума.

Есугэй впервые осознал предназначение базы.

Все это место, вся пустотная станция была одной машиной, колоссальной по размеру и мощности, с механизмами, встроенными в каркас Темного Зеркала и пронизывающими каждый его уголок. Оно насквозь пропитаюсь варпом. Оно направляло беспримесный эфир, втягивало в себя и жадно поглощало. Здесь, внизу, сверкали уникальные для базы силовые катушки, напитанные запасами энергии немыслимого потенциала. Здесь действовали клапаны, дрожали провода и вибрировали теплообменники.

Таргутай начал спотыкаться. Он с трудом удерживал равновесие и дважды падал, пока ковылял через открытое пространство к железному пику. Проходя мимо отверстий, Есугэй не смотрел в них, поскольку знал, что увидит неприкрытый имматериум, злобный и ядовитый.

Металлическая гора выглядела гротескно. Она была или творением ксеносов, или неким чудовищным гибридом, слиянием передовых идей Марса с техномагией чужаков. Белого Шрама охватила дурнота от одного взгляда на шпиль – в нем таилось что-то непередаваемо омерзительное.

У его основания, в окружении шести выщербленных гранитных столпов, одиноко стоял командный трон с огромной железной аквилой в изголовье. Со всех сторон к устройству подходили толстые пучки кабелей, насыщая его энергией, как артерии насыщают кровью человеческое сердце. Сиденье было рассчитано не на смертного, его изготовили по мерке Легионес Астартес или же кого-то, еще более могучего телом. Золотая поверхность была отшлифована до огненно-красного блеска, подлокотники оканчивались головами орлов – зрячей и слепой.

Место на нем было занято. Там сидел высохший труп с челюстями, распахнутыми в мучительном вопле. Он стискивал подлокотники облезлыми руками, под клочьями сожженных одеяний виднелась обугленная плоть, туго натянутая на истончившиеся кости. Глаза исчезли, выкипели – все три. Сапфиры на лбу расплавились, оливковая кожа сгорела дотла.

Хромая, Таргутай подошел к краю площадки. От мощи трона содрогался воздух.

Итак, вот и навигатор. Что он пытался сделать?

«Ашелье не составлял карты варпа, он разрабатывал способы обойти его».

Грозовой пророк вспомнил громадную ударную волну помех, которую флот преодолел по дороге сюда, заполненные светом кристаллы в пустоте. Возможно, новатор запустил машину? Что он сотворил?

«Врата в преисподнюю. Сейчас ты стоишь на пороге, но все еще не видишь их».

Трон был машиной, машина была троном. Он создавался не для обычных людей.

«Только означенный примарх достаточно силен для поддержания канала».

И тогда Есугэй понял. Осознал, что должен исполнить.

Дрожащими окровавленными руками он медленно стянул высохшие останки Ашелье с трона.

Глава двадцать вторая

Хан спешил из стыковочного отсека на мостик. Коридоры были заполнены бегущими матросами, многие из которых перетаскивали тяжелые грузы. Воины орду направляли их, понукали, грубо поднимали упавших на ноги и толкали вперед.

Никогда прежде Каган не управлял так своим легионом, но он видел причину происходящего. Хотя эфирная хворь пропитывала «Бурю мечей» не так сильно, как пустотную базу, корабль словно бы трясся от едва сдерживаемой лихорадки – безумия, вызванного прямым влиянием варпа. Оно читалось в затравленных выражениях человеческих лиц, полных глубочайшего древнего страха.

– Как далеко мы от передовой? – спросил примарх у сопровождавшего его Цазана, одного из воинов Намахи.

– Уже на ней, Каган, – ответил тот. – Тахсир отступает к флоту, враг движется на нас следом за ним.

Белые Шрамы вошли в тамбур мостика, поднявшись по винтовой лестнице. Воздух дрожал от гулкого рева плазменных двигателей на полном ходу, которые разворачивали флагман в оптимальное положение.

На командной платформе их ждал Джубал-хан.

– С возвращением, Каган, – произнес он, кланяясь, и отступил от трона.

Примарх стоял неподвижно.

– Докладывай.

– Мы нанесли им урон на переходе через барьер. Сейчас флот в оборонительном строю, все корабли готовы к бою.

Хан изучил тактические экраны, затем поднял голову к иллюминаторам реального обзора. Звездолеты легиона заняли позиции в построении хури, неплотной сфере, по центру которой располагались линкоры, окруженные с флангов кораблями эскорта. Благодаря этому флот мог немедленно сместиться в любом направлении, реагируя на схему атаки неприятеля.

Космолеты Шибана, уже видимые невооруженным глазом, стремительно уходили от превосходящего их числом врага. За ними несся авангард преследователей, который пока еще казался чередой серебристых точек на фоне пустоты. Корабли изменников шли на полной скорости, пытаясь войти в радиус поражения лэнсов, и порой сверкали пробными выстрелами.

Джубал далеко отвел армаду от кристаллической аномалии, чтобы максимально увеличить пространство для маневра, но все сознавали, в каких условиях пройдет сражение. Противники зажали их в угол, бежать было некуда. Враг перекрыл подходы ко всем точкам Мандевилля в системе Катулла, а любая попытка прорваться сквозь эфирный барьер под сокрушительным огнем закончилась бы катастрофой.

Хан отвернулся от иллюминаторов. На боевых постах мостика работали сотни офицеров, за всеми ними надзирали воины Джубала. Широкие открытые площадки перед командным троном, где обычно возвышались бойцы кэшика, охранявшие своего господина, были заняты легионерами из множества братств. Они располагались беспорядочно и выглядели так, словно только что прибыли.

Впереди стояла Илия, которая странно смотрела на примарха – вызывающе и слегка нервозно.

– Каган, это сагьяр мазан, – сказала она. – Нельзя им прозябать в пустоте, когда мы здесь нуждаемся в воинах.

Джагатай оглядел собрание бойцов. Их снаряжение было крайне неоднородным – кто-то до сих пор носил броню Пятого, остальные явно сняли доспехи с убитых неприятелей. Таким же пестрым оказалось их вооружение: болтеры, силовые клинки, прямые мечи с гербами других легионов. Некоторые воины стояли без шлемов, с гордо открытыми лицами – смуглыми чогорийскими, более разнообразными терранскими, – но всегда с бледным шрамом на левой щеке.

Они тоже были встревожены. В прошлом Каган вынес приговор каждому из них, казнил часть их ханов, остальных отправил в изгнание, где вожди и погибли.

Примарх направился к смертникам. Они молча ждали, не отступая ни на шаг.

– Это место для людей чести, – произнес Джагатай. – Вам дали шанс заслужить ее вновь.

Затем он посмотрел на всех легионеров – на Джубала, Намахи, Арвиду. Сюда пришли и грозовые пророки, и воины кэшика, что успели вернуться с Темного Зеркала.

– Поднимается буря, братья мои, – сказал Хан. – Мы встретим ее вместе.

Усиливающийся грохот битвы почти не нарушал влажную тишину в глубоких недрах «Гордого сердца». Демонический инкубатор Фон Кальды был надежно огражден и от физического, и от метафизического воздействий.

Вдоль стен призывного отсека выстроились десятки сдерживающих контейнеров. Обитатели имматериума, что извивались в каждом сосуде, дергались и сучили конечностями, будто эмбрионы в лоне матери. Потусторонняя дымка густым слоем оседала на бронестекле перед глазами апотекария, свертывалась и затвердевала.

Он опустился на колени, чувствуя, как пот стекает по лбу. Обряды давались советнику тяжелее всего в жизни, любое изреченное слово и начерченный знак раздирали ему душу. За каждого нерожденного, содрогавшегося в колбах из стекла и чар, Фон Кальда заплатил жизнями сотни рабов.

Твари шептали искаженные недозвуки, которые набирали силу и все более походили на истинную речь, по мере того как флагман прорывался к варп-разлому. Демоны чувствовали его близость, их тела напитывались мощью в истончающейся реальности.

Апотекарий выпрямился, решив переждать дурноту. Из руки он выронил серп, с хлюпаньем упавший в озерцо телесных жидкостей на каменном полу.

«Почти на месте, – сказала Манушья-Ракшаси, которая, как всегда, явилась первой из призываемых. – Я чувствую врата».

– Еще… рано, – задыхаясь, произнес Фон Кальда. Воин знал, что все определяется точностью в выборе момента. Для воплощения требовались переносчики, смертные души, и апотекарий еще не завершил ритуалы. – Посмотри.

Советник проковылял к огромному алтарю, встроенному в стены отсека – слиянию биоформ и техно-мантических устройств эры Объединения. Он положил ладонь на управляющую панель, и колонны вокруг вспыхнули кроваво-красным светом.

Между ними на пятиметровой высоте в грязном тумане родильного отсека развернулись гололитовые изображения. Прозрачные силуэты звездолетов метались по координатным осям, выплывали из ближнего фокуса и возвращались обратно.

– Корабли, – объявил апотекарий. – Цели твоего воплощения.

На схеме указывались три группы космолетов: основной флот Белых Шрамов, небольшой рейдовый отряд, который сейчас преследовало «Гордое сердце», и намного большее скопление сигналов Детей Императора и Гвардии Смерти. Изменив масштаб гололита, Фон Кальда выделил хвост отступающего авангарда Пятого легиона. Четкость обрели три корабля: «Калжан», «Терзатель» и «Сюзерен».

Манушья-Ракшаси жадно разглядывала литокаст сквозь завитки дыма внутри ее тюрьмы, сузив миндалевидные глаза.

«Добыча».

– Ты требовала имя. Я пометил для тебя душу жертвы.

«А он уже могуч».

«Сюзерен» настигал цель, по пятам за ним следовал более крупный «Терзатель». Советник заметил, что Коненос держится вплотную к префектору, и пустотные щиты их звездолетов едва не накладываются друг на друга. Ситуация была понятной: Карио подошел достаточно близко для запуска абордажных торпед и вел огонь по убегающему фрегату. Гололит отображал попадания, вздрагивая каждый раз, когда в энергетическую оболочку «Калжана» врезался снаряд.

– Здесь случится его вознесение, – начиная улыбаться, сказал Фон Кальда. – Мечник еще не осознает весь потенциал легиона, но, я уверен, ты отлично его просветишь.

Корабль Раваша быстро подтянулся вплотную к корме замедляющегося фрегата. Погоня почти завершилась.

– Они догнали дикарей, – выдохнул апотекарий, чувствуя, что наступает нужный момент. Псевдоэмбрионы забились в контейнерах, готовясь к колдовскому переходу в реальный, вещественный мир, и Фон Кальда победно обернулся к демонице. – Теперь полюбуйся резней.

«Ты рано хоронишь их врагов».

Вновь посмотрев на гололит, советник увидел правоту твари. Белые Шрамы сбросили ход не из-за повреждений фрегата – они выпускали собственные абордажные торпеды. Экипаж «Калжана», истощив все запасы энергии, пробил в носовых щитах «Сюзерена» брешь, и теперь в нее через пустоту неслись воины, решившие дать бой охотникам.

Кажется, Манушью-Ракшаси такой поворот весьма обрадовал.

«Вот это славно. Вот это отважно».

Шатаясь, апотекарий поспешил обратно к ритуальной пентаграмме сквозь проекционные лучи гололитов.

– Так будет сложнее…

На стенах запрыгали и заплясали блики варп-света, алые лужи на полу вскипели, отзываясь им. Нерожденные зашипели, ощутив изменения. Фон Кальда пробудил последнюю руну силы, и кровавые полосы на стеклянных цилиндрах яростно зашипели, испаряясь в пустоту. Так советник снял печати и расколол оковы, что не давали сойтись двум мирам.

– Я назову вам имена, – сказал он.

«У нас есть имена».

В этот раз легионеру ответил не один голос, а целый хор созданий, проявившихся из эфира. Их глаза мерцали преломленным не-светом, окровавленные шипастые бичи скрежетали по бронестеклу раздвоенные копыта топали в рассеивающейся дымке.

По залу прокатился резкий треск, отразившийся от потолка, и лужи крови подернулись рябью. Все демонические зародыши разом метнулись вверх, словно рыбы в аквариумах, гармонично извиваясь длинными гибкими телами.

– Еще рано! – выпалил Фон Кальда и шагнул за пределы обережной пентаграммы в попытке отозвать тварей.

Они не знали ни спектров душ, ни истинных имен ритуальных жертв. Демоны видели гололиты, но в материальном мире их зрение пока еще было не многим лучше, чем у слепцов.

Советник опоздал. Первой из заточения вырвалась Манушья-Ракшаси: в ее контейнере сверкнул невыносимо яркий свет, бронестекло задрожало и треснуло. За ней последовали другие существа, что визжали от наслаждения, облекаясь в реальную плоть, созданную ценой мучительных смертей.

Подбежав к инкубационным колбам, апотекарий прижался к защитному экрану. Сосуды за ним опустели, только завитки нечистого дыма медленно оседали на пол. Фон Кальда беспомощно обернулся к гололитам, где по-прежнему отображалась битва в пустоте, и постарался определить, что заметили твари и куда они направились.

Взгляд советника замер на боевом корабле, который вплыл в блуждающий фокус литокаста.

– Ох, – слабо выдохнул он, сползая спиной по бронестеклу. – О нет!..

«Терзатель» с ревом несся за «Сюзереном», поддерживая его огнем по кренящемуся «Калжану». В пустоте вокруг них переплетались маршруты охотников и добычи, лазерные лучи и разрывы снарядов непрерывно вспыхивали, словно звезды.

На мостике Коненос наблюдал за тем, как звездолет Карио продолжает безжалостные атаки, всаживая все новые залпы в корму отступающего фрегата.

– Он и впрямь разозлен, – гулко заметил оркестратор через вокс-усилители шлема.

– Нам оставаться рядом? – неуверенно спросил Галиан Эрато; они не то чтобы рисковали погибнуть, находясь так близко к сражающимся кораблям, но и особой выгоды от этого не имели.

– О да, – ответил Азаэль, поднимая силовой меч. Клинок уже сердито гудел, подрагивая у него в руке. – Я хочу видеть все, что произойдет, когда Фон Кальда отдаст команду. Отныне нашему слову будут подчиняться создания, превосходящие силой любое известное оружие.

Миг спустя «Терзатель» дал полный залп, что замедлило его лишь на долю секунды, но позволило почти целиком снести кормовые щиты «Калжана». На уступах под троном Коненоса, едва скрывая нетерпение, ждала приказа сотня какофонов Эйдолона в полной броне. Их психозвуковые органные пушки ворчали, набирая заряд перед боем. Как только Карио пробьет корпус фрегата и пойдет в атаку, эти воины ринутся следом, чтобы лично увидеть изменения, которые захлестнут фанатиков префектора.

Они запустили абордажные торпеды, – словно бы с удивлением сообщил Эрато.

– Хорошо, – отозвался Азаэль, почти не слушая его.

Оркестратор предвкушал резню в узких коридорах.

– Не «Сюзерен», а его добыча, – пояснил знаменосец.

Коненос подтянул к себе линзу тактического экрана. Действительно, «Калжан» извергнул стаю торпед, которые промчались сквозь вихрь лазерных лучей и вонзились в нос корабля Карио.

Азаэль хотел прокомментировать дерзкий маневр, но вдруг обнаружил, что голосовые связки не повинуются ему. Он вновь попытался заговорить, выдавить какие-то слова, но безуспешно. В бессильной досаде оркестратор повернулся к какофонам. Все они также молчали, судорожно хватались за вокс-решетки и колотили по механизмам орудий.

Эрато глядел на командира, не понимая, будет ли ответ.

– Мой господин?

Происходило нечто очень странное. Вокс-органы в глотке Коненоса, сократившись, испустили сдавлен ный визг, который расколол все дисплеи в радиусе десяти метров. Смертные слуги, даже прооперированные для понижения чувствительности, рухнули наземь с кровотечением из зашитых ушей.

Оркестратор порывался закричать, но тело больше не выполняло его команды Воздух на мостике быстро нагрелся, стал влажным и липким. Послышались вопли, но слетали они не с человеческих губ. Взорвалось несколько постов сенсориума, еще больше экранных линз разлетелось осколками стекла.

Галиан уже что-то выкрикивал, звал на помощь, отступал от какофонов. Азаэль почти ничего не видел – у него перед глазами, словно краска в воде, расплывалось ярко-фиолетовое пятно. Сердца Коненоса неудержимо колотились, как будто старались вырваться из стиснутой груди.

Он неуклюже шагнул назад, чувствуя, как вздымаются и трескаются фрагменты доспеха. В голове воина раздался мягкий голос, поначалу тихий, но быстро перешедший в визг.

«Я пометила тебя с самого начала, – прошипело нечто. – Столько даров, столько игрушек для меня».

Легионер безнадежно пытался непокорно взреветь, как-то воспротивиться чужому сознанию, что подобно опухоли разрасталось в его душе и вытесняло прочь все, кроме принесенного извне безумия.

Какофоны падали на колени, их керамитовые нагрудники разлетались на куски, с грохотом осыпающие палубу. Смертные члены экипажа хватались за оружие и стреляли в них, но это лишь ускоряло перерождение.

Азаэль беззвучно завыл от мучительной боли. Демоническая душа внутри него стремительно облеклась плотью, вышвырнув остатки физической сущности оркестратора в небытие. Его доспех вывернулся наружу, открывая взглядам новое, гибкое почти-тело с фиолетовой кожей и черными прожилками. Отвратительно громадное, оно возвышалось над всеми вокруг. Сразу четыре руки, жилистые и затянутые в черную замшу, вырвались из бывших плеч воина, кости распадающегося лица вытянулись в изогнутые рога. Он шагнул вперед, но вместо увесистого сабатона палубу раскололо раздвоенное копыто.