Текст книги "Экспаты"

Автор книги: Крис Павон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

Глава 13

Декстер здорово раздражал Кейт. Ему потребовалось слишком много времени, чтобы довести круиз-контроль в машине до ста шестидесяти километров в час, зафиксировать выше красной линии на спидометре, ограничивающей скорость ста тридцатью километрами. И тем не менее, когда они неслись по шоссе А8, делая сотню миль в час, многие машины на той же магистрали мчались еще быстрее.

Раздражали ее и дети, сидевшие в детских креслах позади, – они все время жаловались на скучный фильм, который смотрели по портативному DVD-плееру, то и дело падавшему на пол, как только Декстер закладывал крутой поворот, отчего они сразу начинали визжать.

Но больше всего она раздражалась на себя. Ее преследовали мысли обо всех ошибках, которые она успела наделать. Оставила отпечаток подошвы в грязи; наследила в свободной соседней квартире и на чистом полу в офисе Билла. Ее волосы и частички кожи сохранились на кровати – может, даже на его подушке, – выступающие, как горельеф, словно требуя, чтобы их собрали, изучили, установили ДНК. А какие еще идиотские просчеты она успела совершить?

На поцарапанной щеке осталось пятно размером с ягоду малины. Царапину было легко объяснить Декстеру – случайно зацепилась в гараже, когда выгружала продукты, – однако она тоже могла вызвать подозрения. Не говоря уж о том, что это было безрассудно и глупо.

Словом, она вела себя как какой-нибудь проклятый любитель.

Плюс к тому соседи, встреченные на лестнице, и старая мадам Дюпюи. Свидетели, которых нетрудно найти; и это практически неизбежно.

Кейт смотрела на безликий немецкий пейзаж, скользивший за окном машины. Долина реки Саар, забитая промышленными предприятиями и сплошными офисными зданиями из стали и стекла, громоздившимися посреди густых лесов, да еще огромные магазины и автосалоны, прильнувшие к автобану, дымовые трубы, склады и подъездные дорожки, вливающиеся в забитые транспортом перекрестки.

Самое грязно выполненное дело за всю ее карьеру. Но ее карьера уже закончена, не так ли? Она вышла в отставку три месяца назад.

Ротенбург-об-дер-Таубер – леденящий холод, наполовину деревянные дома, крашеные фасады, кружевные занавески, пивные, сосисочные, гигантский рождественский рынок, средневековые укрепления, каменные стены с арками и башенками. Еще один городок из сказки, сюжет для красочной открытки. Еще одна башня ратуши, на которую предстоит взбираться, развлечение для маленьких мальчиков: забраться повыше или забраться быстрее. Ступени – сколько их? Две сотни? Три? Они закручиваются между неправдоподобно узких стен башни, истертые, неровные, расшатанные. Наверху приходится заплатить пареньку, не совсем официальному гиду, без одного глаза. Дети не устают пялиться на все вокруг.

А потом они оказались снаружи, на узком мостике, на пронизывающем ледяном ветру, высоко над ратушной площадью и улицами, лучами расходившимися в разные стороны – к городским стенам и пригородам, к реке, холмам и лесам Баварии. Декстер опустил уши своей охотничьей шапки в красную клетку, отделанной кроличьим мехом, – Кейт подарила ее ему на Рождество пять лет назад.

Кейт посмотрела вниз, на рыночные прилавки, на головы туристов, лыжные шапочки и зеленые фетровые шляпы-федоры. Отсюда нетрудно стрелять на поражение, до смешного нетрудно.

Ну так что, если Маклейны действительно киллеры? Ассасины? Это не ее работа, не ее проблема. Они ведь не собираются убивать ни ее, ни Декстера. Тогда какое ей до этого дело? Да никакого.

А если они приехали в Люксембург, чтобы кого-то убить, то кого именно?

И кто они такие на самом-то деле?! Конечно, не гангстеры; Джулия никоим образом не может принадлежать к миру организованной преступности. И это не какие-нибудь воинствующие исламисты. Наверное, оперативники, американские оперативники. Может, из каких-то спецподразделений, армейских или частных, или из Корпуса морской пехоты, нелегальные сотрудники? Или индивидуалы, работающие по контракту? Может, они прибыли в Европу для каких-то грязных операций, прикрывающих тайные политические делишки Америки? Например, убить кого-то, смывшегося в Люксембург, прихватив неправедно заграбастанные денежки, – какого-нибудь украинского олигарха, сомалийского пиратского атамана, сербского контрабандиста?

А ей-то какое дело до чьих-то грязных денег?!

Или, возможно, чья-то смерть будет иметь самое непосредственное отношение к интересам Америки? Северокорейского дипломата? Иранского представителя? Латиноамериканского президента с марксистской программой действий?

Или же это просто наемные киллеры с самым простым заданием – личная месть, корпоративные интриги? Убрать некоего высокопоставленного сотрудника. Или президента банка? Владельца частного банка, присвоившего большие денежки какого-нибудь миллиардера, который внезапно здорово осерчал?

А может, все это гораздо более сложно закрученное дело? Допустим, они намерены убить американца – например, министра финансов? Или государственного секретаря? А потом подставить какого-нибудь кубинца, венесуэльца или палестинца и создать предлог для взрыва возмущения, ответного удара, для вторжения.

На свете много людей, которых можно убить по каким угодно причинам.

Стоя здесь, в нескольких сотнях футов над землей Германии, она чувствовала себя Чарлзом Уитменом,[57]57
  Серийный убийца, известный как «техасский снайпер»; расстрелял в 1966 году толпу студентов Техасского университета, убил 16 и ранил 32 человека.


[Закрыть] забравшимся на наблюдательную вышку в Остине и выбирающим, в кого бы пальнуть из своей винтовки.

И хотя Кейт наделала бог весть сколько непростительных ошибок, ей все равно было хорошо там, перед окном в офисе Билла; она словно попала в родное и близкое место. Это вам не подвальный спортивный центр, не бездарный треп по поводу скидок постоянным покупателям в бакалейных магазинах. Нет, именно там, на карнизе. И без страховки.

Кейт все больше и больше убеждалась, что ей никогда не стать всем довольной мамочкой, которая счастлива, сидя дома и занимаясь хозяйством.

– Пошли, – скомандовала она своему семейству. Ей очень хотелось двигаться дальше и управлять всем, чем она в состоянии управлять. Декстер снимал дрожащих от холода детей, закутанных от пронизывающего ветра, с красными лицами и текущими носами. – Тут и замерзнуть недолго.

– Встретимся в гостинице в шесть.

– О’кей, – ответил Декстер, отвечая на поцелуй Кейт, но едва на нее взглянув – скользящее прикосновение чуть вытянутых губ, даже не обычный небрежный клевок. Он сидел на подоконнике на первом этаже местного музея науки.

Теперь у Кейт четыре часа свободы. Некоторые мамочки в Люксембурге называли это «быть отпущенными на волю» и вели себя подобно ненормальному терьеру, которого наконец выпустили в огороженный задний дворик. Они обычно отправлялись куда-нибудь группами по три-четыре человека, без мужей и детей, ехали в Лондон, Париж или Флоренцию: сорок восемь часов на шопинг, выпивку и обжорство. А может, и на встречу с каким-нибудь незнакомцем в баре, чтобы под прикрытием фальшивого имени и под влиянием спиртного привести его к себе в номер гостиницы для разнузданного секса в самых разнообразных его вариантах, прежде чем вышибить вон и заказать завтрак в номер. Уже будучи полностью одетой и обутой.

Кейт пробилась сквозь торопливую толпу людей, спешащих на ленч в центре Мюнхена, сквозь шеренги лоточников Виктуалиенмаркта, продающих разную еду, пересекла центральную площадь Мариенплац с ее ратушей и колокольным звоном, потом по улицам «только для пешеходов» – есть на этом континенте хоть один город, где не было бы всех этих «H&M» и «Zara»?! – на роскошную Максимилианштрассе, идущую от оперы, на которой, как и на всех роскошных улицах мира, повсюду продаются меховые шубы и шапки, огромные седаны медленно катятся вдоль тротуаров, а их водители в ливреях гордо восседают за рулем, где полно бутиков с их говорящими на всех языках продавщицами с огромным словарным запасом касательно шелков и кожи на английском, французском и русском, умеющими аккуратно и тщательно упаковывать купленное в фирменные, легко узнаваемые прочные пакеты.

Кейт неспешно вошла в богато украшенный вестибюль гостиницы, нашла телефон-автомат, сунула в его щель монеты и набрала номер, который узнала в офисе Билла; сначала код страны – 352; номер, как она поняла, был местный, люксембургский. Листок бумаги, вырванный из блокнота, был чист, но на нем остался отпечаток написанного на предыдущем листе, что было нетрудно восстановить, заштриховав кончиком карандаша и чуть-чуть потерев.

Она была совершенно права.

– Хелло, – ответил ей женский голос. – Джейн у телефона. – Среднезападный акцент, слегка знакомый, хотя Кейт не сразу определила его владелицу. – Хелло?

Кейт не хотелось рисковать, эта женщина вполне могла узнать ее по голосу.

– Хелло?

Кейт повесила трубку. Итак: Билл звонит некоей американке по имени Джейн, проживающей в Люксембурге. У Кейт была определенная уверенность, что дело тут пахнет сексом. Эта уверенность подкреплялась ее одиночеством в этом шикарном, сексуально нацеленном отеле, позволяющем просто войти в лифт, подняться наверх, открыть дверь в…

Конечно, это будет Билл. Теперь гораздо вероятнее, нежели прежде, когда она уже знает, как он опасен. Он, видимо, уголовник. Или коп. Или, вполне возможно, и то и другое, как многие люди, с которыми она пересекалась. Он красив, сексуально привлекателен, смел, у него пистолет хранится под кроватью, на которой он занимался сексом с женщиной, не являющейся его женой. С женщиной, не исключено, такой же, как Кейт.

Она вышла из отеля, пробежала через улицу к стоянке такси, забралась в машину и сказала водителю:

– Alte Pinakotek, bitte.[58]58
  К Старой картинной галерее, пожалуйста (нем.).


[Закрыть]

По дороге она непрестанно оглядывалась, смотрела во все окна, пока не убедилась, что за ней никто не следит. Но все равно попросила таксиста остановиться раньше, на Людвигштрассе.

– Но до музея еще с полкилометра, – удивился тот.

– Вот и хорошо, – ответила она, протягивая ему десять евро. – Хочу пройтись.

Далеко впереди станция метро «Университет» манила к себе огнями и людским потоком, устремлявшимся в бары, магазины и рестораны, всегда и везде тяготеющие к станциям подземки. Но возле того места, где высадилась Кейт, тротуары были пусты. Она шла мимо могучих, непривлекательных каменных зданий, из-за угла задувал ледяной ветер, морозил уши и нос.

Кейт была возбуждена, но полностью владела собой. Она снова хорошо себя чувствовала, как тогда, на каменном карнизе, пульс ускорился, и она целенаправленно шагала по незнакомым чужим улицам, напряженная, сосредоточенная, мыслящая быстро и четко. Коллеги списали ее со счетов, когда она ушла из Оперативного управления и стала сотрудником аналитического отдела. Когда она ушла с полевых операций, подальше от опасности. Сама себя списала в архив и засела в удобном кресле за письменным столом.

И снова она ощутила дрожь – ее либидо ожило вместе с остальными сенсорными реакциями.

И вдруг – в силу какого-то совершенно извращенного поворота мыслей – она решила, что это Декстер виноват в ее тяге к Биллу. Если бы Декстер больше находился рядом, если бы был внимательнее во всех отношениях – в любых отношениях! – если бы почаще говорил «спасибо» или звонил, предлагая что-то сделать, а не просто сообщить о позднем возвращении, и занимался бы с ней любовью более страстно и изобретательно, или если бы он хоть раз собрал хотя бы одну проклятую кучу грязного белья – тогда, возможно, она бы сейчас не шла по этой улице и не фантазировала, как запрыгнуть в постель, к матрасу которой снизу прикреплен пистолет.

Все это, конечно, полный вздор, и ей это прекрасно известно. Перенос собственной вины на ни в чем не повинную голову – предлог, чтобы разозлиться на кого-то, только не на себя. Она велела себе сосредоточиться.

Кейт пересекла продуваемую ветром площадь напротив Старой картинной галереи – кругом не было ни души. Перекрещивающиеся многочисленные тропинки образовывали огромные многоугольные газончики, этакие гигантские геометрические узоры, украшенные разбросанными повсюду металлическими скульптурами и окаймленные деревьями с облетевшей листвой. Кажется, становилось холоднее, пока она приближалась к этому внушительному зданию; его арочные окна выглядели темными, неосвещенные изнутри. Она чувствовала себя так, будто направлялась в некое тайное судилище под председательством всеведущего судьи.

Пошла, называется, в кино. «Волшебника» посмотреть, фильм Тодда Холлэнда. Она уже пыталась вытащить ребят на этот фильм, сдавшись на настоятельные просьбы Джейка. Но мальчики убежали из зала через десять минут после начала, перепуганные до смерти.

Кейт заплатила за билет и отказалась от аудиогида. Крепко прижимая к себе сумочку и пальто, она поднялась по ступеням. И начала осмотр с самого начала экспозиции, с ранних голландцев, а затем перешла к ранней немецкой живописи, не особенно ее интересовавшей. Потом направилась в более просторные галереи, заполненные гигантскими полотнами настоящих мастеров, авторов истинных блокбастеров – Рафаэля, Боттичелли, да Винчи. Здесь уже болталась парочка японских туристов в наушниках – их тут везде полно, – погруженных в рассказ аудиогида. У обоих на груди висели фотоаппараты.

Одинокий мужчина с шерстяным пальто, перекинутым через руку, стоял перед «Мадонной с младенцем» да Винчи.

Солнце с юга светило над центральным Мюнхеном, пронзая лучами массивные окна. Она взглянула на часы. Без двух минут четыре.

Кейт перешла в галерею в центре здания, заполненную полотнами Рубенса. «Смерть Сенеки», сам философ на удивление весел. «Охота на львов» – варварская, брутальная. И самая большая картина – «Страшный суд» – сваленные в кучи голые человеческие тела, призванные к ответу вознесшимся ввысь Христом, которого, в свою очередь, судит вознесшийся еще выше Бог-Отец.

– Невероятно, не правда ли?

Она повернулась к мужчине, появившемуся из соседнего зала, – пальто по-прежнему висело у него на руке, сам он был в спортивном пиджаке, фланелевых брюках и замшевых туфлях. Очки в роговой оправе, тщательно причесанные седые волосы. Высокий и худощавый; человеку с такой внешностью можно дать любой возраст – между сорока пятью и шестьюдесятью.

– Да. – Она повернулась обратно к гигантской картине.

– Полотно предназначалось для алтаря в Нойбурге-ан-дер-Донау – то есть на Дунае, как говорят янки вроде нас с вами, – это в Верхней Баварии. Но заказчикам – священникам то есть – не понравилась вся эта нагота. – Взмах рукой в сторону картины. – Так что холст провисел в той церкви всего несколько десятилетий и часто был завешан, спрятан от глаз, а потом от него просто избавились.

– Спасибо, – сказала Кейт. – Это очень интересно.

Она оглядела зал. Больше никого. В одной из прилегающих галерей виднелась фигура охранника, не сводившего глаз с семейной пары с двумя маленькими детьми, школьниками, от которых исходила угроза всем музеям мира, по мнению немецкого музейного стража.

– Вообще-то это не слишком интересно. Оценка – не более четырех. Да и то с натяжкой, – рассмеялся мужчина. – Рад тебя видеть, моя дорогая.

– Взаимно. Давненько не встречались.

Глава 14

– Тебе все еще нравится Мюнхен? – спросила Кейт. – Ты здесь уже целую вечность, не так ли?

Хайден усмехнулся. Он действительно торчал в Европе уже целую вечность, сделал здесь карьеру. Он был в Венгрии и в Польше в самый разгар последнего этапа «холодной войны». И в ФРГ – в Бонне, Берлине, Гамбурге – во время наращивания вооружений при Рейгане, восхождения Горбачева, развала СССР, постсоветских пертурбаций и воссоединения Германии. Он был в Брюсселе и присутствовал при рождении Европейского союза, при открытии границ, появлении евро. И вернулся в Германию, когда весь континент охватила цепная реакция на приток мусульман, начался возврат в политику реакционных сил, возрождение национализма. В Европу Хайден прибыл, когда Берлинская стена прочно стояла на месте; теперь ее не существовало уже двадцать лет.

Кейт стала сотрудником конторы после падения стены. Латинская Америка представлялась всем реальным полем действий – это ж наше полушарие, наши границы! – хотя сандинисты уже были разгромлены, а Клинтон поднял волну насчет нормализации отношений с Кастро. Тогда еще не возникало ощущения, будто она начала читать эту книгу в конце последней главы. Казалось просто, что она открыла ее где-то на середине, когда скандал вокруг дела «Иран-контрас»[59]59
  Скандал, разразившийся в 1985 г. и связанный с тайной операцией ЦРУ – нелегальными перепродажами иранской нефти (на них было наложено международное эмбарго) для финансирования операций «контрас», противников левого правительства сандинистов в Никарагуа.


[Закрыть] был позади, и абстрактная коммунистическая угроза уже рассосалась. Будущее представлялось конкретным, ориентированным на действие, на результаты, нужные и необходимые родной стране.

Так оно и было. Но понемногу, год за годом, Кейт начала ощущать – в своей сфере работы, в своем управлении – растущую бессмысленность всех этих действий; у нее появилось гнетущее чувство все усиливающейся их неэффективности, чудовищно разросшееся после 11 сентября, когда уже не имело ни малейшего значения, кто станет следующим мэром Пуэблы или Тампико. И хотя ЦРУ как государственное учреждение сменило свою ориентацию 12 сентября, Кейт как офицер-оперативник так никогда и не восстановила ощущение своей нужности и уместности. Или ненужности и неуместности.

И все это время Хайден находился именно здесь.

– Люблю Мюнхен, – сказал он. – Вот что, давай-ка я покажу тебе кое-какие картины.

Кейт последовала за ним в небольшую уютную комнату, одну из северных галерей, выходившую окнами на площадь перед входом. Сейчас она была в тени, погрузилась в сумеречный свет. Он прошел мимо картин, к окну. Она проследила его взгляд – в ближней части огромного заледенелого пространства, прислонившись к фонарному столбу, стоял человек и курил сигарету, глядя вверх, на окна. Прямо на них.

– Ну и какие чувства у вас вызвала эта Романтишештрассе?[60]60
  Романтическая улица (нем.).


[Закрыть] Детям, должно быть, очень понравился замок Нойшванштайн,[61]61
  Замок, построенный по заказу короля Баварии Людвига II в 1869 г. в сверхромантическом духе.


[Закрыть] а? Сколько им?

– Пять и четыре.

– Время летит. – Хотя у Хайдена своих детей не было, он понимал, что многие люди в определенный период жизни начинают измерять время не собственными успехами и продвижением вперед, но возрастом собственных детей.

Хайден все еще глядел в окно, наблюдал за мужчиной на площади. Какая-то женщина торопливо спустилась по ступеням. Мужчина оторвался от столба. Когда женщина приблизилась, он отшвырнул сигарету, взял ее под руку, и они пошли вместе прочь. Кейт еще подумала, а они с Декстером будут еще когда-нибудь вот так ходить рука об руку, как гуляли во время первых свиданий?

Хайден отвернулся от окна и приблизился к маленькому аккуратному темному натюрморту. Миниатюрный фламандский шедевр, игра света и тени.

– Самые высокие люди в мире, – сказал он, – голландцы. В среднем, шесть футов и один дюйм.

– Мужчины?

– Все вместе. И мужчины, и женщины.

– Хм. Пять очков.

– Пять? И это все? Ну ты скупа! – пожал он плечами. – Итак, что я могу для тебя сделать?

Кейт сунула руку во внутренний карман своего твидового жакета и передала ему распечатку – откровенное фото, сделанное в парижском ночном клубе вроде как сто лет назад, а на самом деле всего за полтора месяца до сегодняшнего дня.

Хайден едва взглянул на распечатку, прежде чем сунуть ее в карман. Явно не желал, чтобы его увидели в таком виде – стоит посреди музейного зала, но рассматривает фото в своей руке.

– Сзади записан телефонный номер.

– Твоего мобильника?

– Совершенно верно, – покраснела она, предвидя критические замечания, которые он непременно ей выскажет. Но Хайден по этому ее смущению понял: она сама себя казнит за то, что воспользовалась своим телефоном, назначая эту встречу; ему и не требовалось говорить об этом.

– Ты знаешь, кто они такие? – спросила Кейт.

– А что, должен знать?

– Я подумала, может, это наши…

– Нет, не наши.

Семейство с маленькими детьми – французское – было уже в соседнем зале. А еще дальше, может, ярдах в шестидесяти отсюда, стоял одинокий мужчина, повернувшись спиной к Кейт. Он был в пальто и шляпе – коричневой мягкой Федоре. Это в помещении-то!

– Ты уверен? – спросила она.

– Уверен, насколько это вообще возможно.

Кейт это не до конца убедило, но в данный момент она ничего не могла с этим поделать.

– Мужчина справа – мой муж. – Она говорила спокойно и тихо, почти шепотом, но не шептала – соблюдала достаточную осторожность. Шепот привлекает внимание. – Мужчина слева именует себя Биллом Маклейном, он валютный спекулянт из Чикаго, сейчас живет в Люксембурге.

Они пошли дальше через хорошо освещенную южную галерею, под взглядами святых, мучеников и ангелов, и шаги их эхом отдавались от стен огромного зала.

– А на самом деле это не так?

– Не так.

Хайден прошел мимо еще одного Рубенса.

Кейт взглянула на полотно – сплошные ужасы.

– Эта женщина вроде как его жена, Джулия. Чуть моложе Билла. Дизайнер. Декоратор. Тоже из Чикаго.

Хайден помолчал, глядя на «Жертвоприношение Исаака». Авраам как раз намеревался зарезать своего единственного сына и ладонью прикрыл глаза юноше, словно защищая Исаака от неминуемой судьбы. Но ангел уже появился, очень вовремя, и ухватил старика за руку. Нож выпал и как бы повис в воздухе, все еще опасный на вид, этакое свободно парящее орудие смерти. Нож-обманщик.

– Может, расскажешь, какие у тебя соображения на их счет?

Кейт продолжала смотреть на огромное полотно Рембрандта, на смену эмоций, отражающихся на лице Авраама, – ужас, жалость, горе, но и облегчение.

– Эти люди не те, за кого себя выдают, – сказала она. – У них фальшивые имена. И фальшивое прошлое.

Она отвела взгляд от полотна, посмотрела на Хайдена и краем глаза заметила еще одного мужчину, прошедшего через двери, едва уловив профиль, этого недостаточно…

– И что? – спросил Хайден. – Кто они такие? Какие-то теории у тебя имеются? Что мы должны выяснить?

– Я думаю, – тихо произнесла Кейт, – они намереваются кого-то убить.

Хайден поднял брови.

– Да, я знаю, это звучит дико.

– Но?..

– Но они живут через улицу от дворца монарха, из их окон открывается ничем не перекрываемый вид на множество никак не защищенных зон. А система безопасности во дворце достойна сожаления. Сам дворец забит всякими причиндалами, якобы обеспечивающими полную защиту, но реальной безопасности они не дают. Если понадобится найти действительно отличное, наиболее подходящее место для убийства, это будет самое то. Лучшего местечка, чтобы снять очень важную персону – президента, премьер-министра, просто не найти.

– А это не может быть случайным совпадением?

– Конечно, может. У них отличная квартира, в такой здорово жить. Но есть и оружие. По крайней мере один ствол.

– Откуда ты знаешь?

– Я видела этот пистолет.

– У меня тоже есть пистолет. Возможно, и у тебя. И мы с тобой никого убивать не собираемся.

Кейт бросила на него недоверчивый взгляд:

– Не собираемся?

– Перестань. Ты же понимаешь, о чем я. Ну хорошо, допустим, наличие оружия оправдывает некоторые подозрения. Но на свете есть сотни причин, в силу которых люди обзаводятся…

– Американец? В Европе?

– …и только одна из них – подготовка убийства.

– Да, но очень немногие из этих причин можно оправдать.

Хайден пожал плечами, состроил гримасу, долженствующую продемонстрировать, что у него имеется собственное мнение на этот счет, которое он не намерен высказывать.

– А как тогда насчет их фальшивых имен? – спросила Кейт.

– Да ладно тебе… Кто это нынче не живет по фальшивым документам?

– Обычные банковские деятели, перебравшиеся в Люксембург, вот кто. – Кейт уже теряла терпение; Хайден, кажется, не желал признать вероятность, что эти люди – потенциальные убийцы. – Я знавала в свое время некоторых ассасинов.

– Я тоже.

– И тебе отлично известно, что они именно так и действуют; именно таким образом.

По сути дела, они и сами так действовали, когда Кейт подобрала команду, чтобы убрать одного сальвадорского генерала. Они сняли дом на Барбадосе, на берегу, где, как им было известно, генерал рано или поздно должен объявиться – рядом располагалась вилла крупного торговца оружием, основного поставщика генерала. Получилось так, что команде наемников пришлось ждать почти два месяца, и за это время они отлично, дочерна загорели и здорово улучшили свои показатели в гольфе. И даже научились серфингу.

В итоге однажды вечером, в час коктейлей, женщина просунула дуло своей винтовки в окошко ванной комнаты на втором этаже и сделала совсем нетрудный выстрел с трех сотен ярдов – а могла бы попасть в цель и с расстояния в два раза больше, может, даже в три, – и пуля прошла над соседней крышей прямо в тщательно ухоженный садик на берегу моря, где генерал удобно расположился в шезлонге с бутылкой пива «Бэнкс», – и у него вдруг образовалась здоровенная дыра прямо посредине лба. Другая часть команды уже сидела в машине, мотор работал, вещи были уложены в багажник, а на взлетной полосе в восточной части острова, всего в тридцати минутах езды от места только что совершившегося преступления, в Пэйнс-Бэй, уже ждал частный реактивный самолет.

Кейт снова краем глаза заметила того мужчину в соседней галерее. И теперь не выпускала его из виду.

– И еще кое-что произошло в Париже. На нас напали, поздно ночью, и он справился с налетчиками, прогнал их… и его действия были слишком… ну, я не знаю… слишком…

– Профессиональными?

– Да!

– О’кей, предположим, я с тобой согласен. Но если они ассасины, то какова их цель?

– Не имею понятия. Но во дворце все время появляются разные важные лица.

– И это отнюдь не сужает круг наших поисков, не так ли?

Кейт покачала головой.

– Послушай, я не… как бы это сказать? Не думаю, что правдоподобно выглядит, будто кто-то нанял в качестве ассасинов команду из мужа и жены и они действуют уже – сколько времени это тянется?

– Около трех месяцев.

– Целый квартал! И при хлипком шансе, что подобная затея в конечном итоге позволит сделать приемлемый выстрел. Никто на такое не пойдет, честно говорю, никто. И не важно, насколько бездарной, по твоим словам, кажется система безопасности в этом дворце; совершенно иной, гораздо более высокий уровень защиты можно обеспечить в любом месте, в любое время – и всего за сорок восемь часов.

Она заметила, что мужчина в соседнем зале передвинулся ближе к ним.

– Извини, – продолжал Хайден, – я согласен, что эти типы выглядят подозрительно. Но, как мне представляется, ты неверно оцениваешь ситуацию. Они не ассасины.

Кейт внезапно осознала, что он, конечно же, прав. Она уже не понимала, как это ее угораздило сочинить подобную идиотскую теорию, с таким усердием разработать сценарий, явно противоречащий фактическому положению дел. Идиоткой она была, вот что.

Ну ладно. А все же, зачем Маклейны заявились в Люксембург? Сознание пыталось ухватить какую-то зацепку, спрятавшуюся в укромном уголке мозга, в самом темном уголке, про который она всегда старалась забыть, но ей это редко удавалось.

– И если ты не против, я хотел бы задать тебе еще один вопрос.

– Да?

– Тебе-то что до этого?

Кейт не находила разумного ответа, разве что сказать правду, которую она не могла принять: она опасалась, что охотятся за ней из-за ее провала в деле Торреса.

– Возможно, тебе следует просто забыть об этом, – посоветовал Хайден.

Повернувшись к нему, она увидела предостережение на его лице.

– Почему это?

– Тебе может совсем не понравиться то, что ты в итоге выяснишь.

Кейт внимательно смотрела на него в надежде обнаружить какие-то знаки, но ничего не вышло. А она не могла больше спрашивать, не объяснив своего интереса.

– Я должна это сделать.

Он уставился на нее, ожидая продолжения, объяснения. Но она молчала.

– О’кей. – Хайден сунул руку в карман, вытащил фото и вернул его ей. – Извини. Ничем не могу помочь. Уверен, ты все понимаешь.

Кейт ожидала такого исхода. Хайден стал важной персоной в Европе и уже не мог себе позволить разгуливать по темным переулкам.

Мужчина в шляпе стоял теперь в другой галерее и по-прежнему спиной к ним. Кейт сделала пару шагов вдоль стены, стараясь заглянуть ему в лицо.

– Сколько времени вы уже в Мюнхене?

Они прошли в соседний зал, миновав семейство с детьми и их эскорт в виде охранника. Хайден остановился напротив еще одной картины Рембрандта. Кейт оглянулась по сторонам и не увидела того типа в шляпе. Но потом заметила его в соседнем зале.

– Мы уезжаем послезавтра, – ответила она. – На день съездим в Бамберг, а потом домой. Обратно в Люкс.

– Прелестный маленький городок. Вам понравится Бамберг. Однако…

Она обернулась к нему:

– Да-да?

– Вместо этого вы могли бы поехать в Берлин. Увидеться с одним парнем.

Мужчина в соседнем зале опять приблизился и, похоже, пытался подслушать их разговор.

Кейт подмигнула Хайдену и чуть наклонила голову в сторону прилегающей галереи. Хайден понял, кивнул ей и быстро скользнул к стене – его подошвы неслышно касались пола, тело напряглось как пружина в полностью контролируемом, изящном движении. Стоя неподвижно, в своей пижонской одежде, с взъерошенными волосами, Хайден выглядел как любой мужчина среднего возраста. Но в его походке, во взмахе руки, когда он указывал на очередную картину, просматривалось кое-что еще. Как Джон Траволта в «Криминальном чтиве», он двигался, словно танцуя, и под внешним спокойствием угадывалась затаенная энергия. И теперь, отпустив сжатую пружину, Хайден стал необычайно подвижен. Он скользнул в следующий большой зал, а Кейт прошла в другой, поменьше.

И ничего не увидела. Оглядела длинный коридор – по одной стороне окна, по другой – невидимые отсюда галереи.

Никого.

Она пошла дальше. В следующей галерее заметила Хайдена, в соседнем, большом, зале – они шли параллельными курсами, преследуя, настигая.

Но по-прежнему никого не видели.

Кейт прибавила шагу, услышала голоса французских школьников и заметила промельк пальто, метнувшегося в двери, а японцы уставились на Хайдена, вдруг рванувшего мимо них, но пальто исчезло из вида, и Кейт пошла быстрее. Зал кончился, впереди была лестница, Кейт повернула за угол и посмотрела вниз…

Вот он! Сбегает по последним ступеням, сворачивает за угол, пальто развевается.

Кейт и Хайден сбежали вниз, охранник закричал им вслед: «Halt!» – они свернули за угол, преодолев еще несколько ступеней, вновь повернули, внизу перед ними открылся просторный вестибюль, и они замерли на месте, тяжело дыша.

Стояли и смотрели на этот огромный вестибюль, который совсем недавно видели пустым. Теперь он полнился народом, сюда высыпали пассажиры нескольких туристических автобусов, сотни людей в пальто и шляпах, они покупали билеты, занимали очередь в гардероб, сидели на скамейках и стояли.

Кейт внимательно изучала толпу, медленно двигаясь по вестибюлю, меняя угол зрения. Хайден неспешно шел в противоположном направлении. Они спустились по ступеням в разных концах зала и пробрались сквозь толпу – сплошные немецкие пенсионеры из провинции, шерстяные пальто в клетку, толстые, тяжелые, водонепроницаемые штаны и мощные шарфы, напоминающие нестриженных овец, все дышат пивным перегаром, громко, от души смеются – румяные розовые щеки и редкие тонкие разлетающиеся волосы.