Текст книги "Экспаты"

Автор книги: Крис Павон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

Глава 12

То ли шел небольшой дождичек, то ли просто висел туман или, как это еще называется, когда мельчайшие капельки воды, слишком мелкие, чтобы ощущаться на коже, сыплются с неба?

«Дворники» едва шевелились. Три секунды между взмахами, в течение которых ветровое стекло покрывается вроде как туманом, становится слишком мокрым, чтобы что-то сквозь него разглядеть, а потом – «свуушш!» – и оно снова чистое.

Ключ в замке зажигания повернут куда надо, фары и подфарники включены, приемник настроен на волну «Культура Франции». Кейт с трудом следила за нитью беседы. Речь, кажется, шла о Бодлере. По крайней мере слово, которое она распознала, было именно Baudelaire, оно повторялось снова и снова. Или же это могло быть нечто совсем другое – beau de l’aire,[53]53
  Beau de l’aire (фр.) – прекрасная погода; произносится так же, как фамилия Бодлер.


[Закрыть] – и именно об этом они там и толковали, возможно, о чем-то, связанном с хорошей погодой или прекрасной атмосферой. Не имеющим ничего общего с Бодлером.

Визитная карточка хирурга лежала на пассажирском сиденье. Она вполне может сказать, что просто приехала раньше назначенного времени. И заявить, что у нее, видимо, образовалась пяточная шпора, хотя нет никаких внешних признаков, чтобы проверить это визуально. Вот она и сидела в машине, в тепле и сухости, и пыталась обучаться французскому, слушая, как перевозбудившиеся академики ведут малопонятную, но, видимо, бесконечную войну вокруг Бодлера, дожидаясь следующей программы, начинающейся через полчаса. Именно тогда и настанет время ее выдуманного, якобы назначенного приема у врача.

Нет, конечно же, она будет утверждать, что не имела ни малейшего понятия о соседстве с офисом Билла. Откуда ей это знать? Адрес она прочитала на конвертах в гостевой комнате и запомнила. Высокие каменные дома стояли почти вплотную к тротуару, с подобием палисадников – микроскопические полоски травы, случайный голый кустик. Здания были серые, коричневатые или желтовато-серые; тротуар вымощен светло-серыми бетонными плитами, мостовая покрыта темно-серым асфальтом. Машины были всех оттенков серебристого и серого, иногда черные; пропитанное влагой небо – графитно-серое. Бесцветный пейзаж, промытый дождями или их ожиданием, разработанный и созданный таким, чтобы соответствовал унылой, гнетущей погоде.

Кейт сидела там почти час, и оставалось еще более трех часов, прежде чем настанет время забирать детей. Три часа, и никто никогда не узнает, чем она здесь занимается, где находится и, не приведи Господь, с какой целью.

Если, конечно, кто-то уже не поработал над ее машиной и не установил в ней джи-пи-эс-передатчик на батареях, например, в какой-нибудь полости под мягкой серой кожаной обивкой пассажирского сиденья.

Билл появился в одиннадцать сорок. Посмотрел в обе стороны, прежде чем спуститься по нескольким ступенькам на тротуар. Он уже переоделся в костюм для тенниса – белые шорты и спортивную куртку с красно-синими полосами вдоль рукавов. Под этим холодным дождем он выглядел комично и несообразно, этакая пародия на скетч из программ английской группы комиков «Монти Пайтон».

Он быстро прошел к своей аккуратной маленькой «БМВ» – игрушка, а не машина. Завел двигатель и, агрессивно переключая передачи, промчался по тихим улочкам, направляясь на двенадцатичасовую встречу на корте в Бель-Эр. Потом ленч. И все это с Декстером.

Это было предложение Джулии, переданное Кейт: «Тебе не кажется, что они могли бы играть днем, чтобы по вечерам быть с нами?» А Кейт, в свою очередь, передала его Декстеру. «Тебе совсем не повредит, – сказала она, – если ты немного поупражняешься». В Вашингтоне Декстер занимался спортом по вечерам. Но теперь обычно работал дотемна. А когда ему не нужно было работать, Кейт хотела, чтобы он оставался дома с детьми. С ней.

Вот так и случилось, что в распоряжении Кейт оказалось целых роскошных два часа, и она точно знала: Билла нет в его офисе и вообще в этом здании. Поэтому она подождала еще пять минут, чтобы убедиться, что он не забыл свою бутылку с водой, тубу с мячами, мобильник или эластичный бинт. И еще пять минут, исключая вероятность возвращения. И чтобы потянуть время.

Она посмотрела на свое отражение в зеркале на оборотной стороне противосолнечного козырька.

Это был странный момент: переход от гипотез и планирования к конкретной акции; все это могло оказаться совершенно дикой, безумной идеей, не имеющей ничего общего с реальностью и здравым смыслом. Но она решила: да! Я это сделаю! Однако решила не на все сто процентов, поскольку это означало бы слишком во многом признаться себе самой, слишком многое признать о себе, а ей вовсе этого не хотелось. Но решившись на девяносто пять процентов – вполне достаточно, чтобы начать странные, диковатые действия, она все же не избавилась от сомнений, что это не просто глупость, не шалость, не безумный план и придумка душевнобольного.

Кейт поглубже натянула на лоб козырек новой желтой прорезиненной шапочки от дождя. Ее обычная шапочка, купленная месяц назад в Копенгагене, сочетала множество ярчайших цветов. В Скандинавии можно найти массу разнообразных привлекательных предметов для скверной погоды; скверной погоды там предостаточно. Но эта нынешняя шапочка была дешевкой, приобретенной вчера в дисконт-шопе возле вокзала. Потом, позднее, она ее просто выбросит.

Она взяла конверт с пассажирского сиденья и написала на нем адрес Билла; внутри лежала рекламная листовка – специальное предложение магазина, торгующего велосипедами, скидка в двадцать процентов на любой велосипед. Листовку она прихватила вчера в этом магазине, когда все еще обдумывала свой, возможно безумный, план.

Она выбралась из машины, натянула кожаные перчатки и пошла через улицу.

Один из пяти звонков, пятый, был без именной таблички. Под первым значилась люксембургская или немецкая фамилия; под вторым – без труда произносимая французская; под третьим стояло «Ундервуд». Этикетка под четвертым гласила: WJM, SA.

Она приписала на конверте слово «Ундервуд».

И нажала на кнопку звонка Билла. Если вдруг ей кто-то ответит, она скажет, что ищет фирму «Ундервуд». Но единственным признаком жизни в этом здании была некая вдова, которая ушла в одиннадцать, прихватив с собой сложенную сумку для покупок, и вернулась через час с той же сумкой, выглядевшей теперь гораздо более тяжелой, чем это вообще возможно: старуху всю перекосило набок, и она еле брела с этой тяжестью в руке. Кейт наблюдала, как она с трудом тащилась по круто поднимающейся улице – сплошной, непрерывный подъем, и рот ее все время двигался, губы выпячивались, щеки то надувались, то опадали: обычная мимика болтливой француженки, всегда поддерживающей подвижность лицевых мускулов, чтобы выговаривать все эти носовые гласные, которые можно правильно произнести только при наличии сильных тренированных губ. Должно быть, это и есть мадам Дюпюи.

Кейт снова позвонила. Здесь, возле двери, вроде бы не было никаких камер наружного наблюдения. Однако в нынешние времена камеры могут быть повсюду. Так что она держала лицо в тени, под козырьком.

И позвонила мадам Дюпюи.

– Booooon-joooorrrr! – Да, это был голос той старухи.

– Bonjour, madame, – ответила Кейт. – J’ai une letter pour Underwood, mais il ne répond pas. La letter, elle est tres importante.[54]54
  Добррррый деннннь! – Добрый день, мадам. У меня письмо для «Ундервуд». Это очень важное письмо (фр.).


[Закрыть]

– Ouuuiiiii, mademoiselllllle.[55]55
  Да-а-а-а, мадемуазеллль (фр.).


[Закрыть]

Старуха нажала кнопку, замок зажужжал, открываясь. Кейт толкнула застекленную дверь, потом отпустила ее, дав закрыться по собственной воле; дверь захлопнулась с хорошо слышимым дребезжанием стекла.

Кейт поднялась по ступеням, свернула за угол и увидела мадам Дюпюи – та ждала ее возле своей квартиры.

– Merci, madame – сказала Кейт.

– De rien, mademoiselle. A deuxieme etaggggge.[56]56
  Спасибо, мадам. – Не за что, мадемуазеллль. На второй этажжжж (фр.).


[Закрыть]

Кейт поднялась на второй этаж, подсунула письмо под дверь компании «Ундервуд» и поспешно спустилась обратно. Открыла парадную дверь, отпустила, дав подребезжать. Но сама осталась внутри. И с минуту стояла неподвижно. Потом тихо стала подниматься обратно.

Поворачивая на следующий лестничный марш, она услышала голоса, мужской и женский. Черт возьми! Кейт завертела головой: спрятаться негде. Можно, конечно, броситься вниз, в подвал. Но что, если они тоже направляются туда, в гараж? Чего Кейт вовсе не хотелось, так это быть застуканной, когда она тут прячется.

Конечно, можно что-то придумать, наврать с три короба, чтобы их миновать. Она свернула за поворот лестницы и пошла наверх. Поравнявшись с парочкой, Кейт бросила на них взгляд, имитируя изумление, и улыбнулась.

– Bonjour, – сказала она.

– Bonjour, – ответил мужчина. Женщина тихим эхом произнесла то же самое. Пара остановилась на площадке перед узким пролетом, давая Кейт пройти.

– Est-ce que je peux vous aider? – спросил мужчина.

Кейт ответила пустым взглядом, хотя отлично поняла вопрос.

– Могу я вам чем-то помочь? – попробовал он английский вариант.

– Ох! – улыбнулась Кейт. – Нет, спасибо. Я пришла к Биллу Маклейну.

Мужчина натянуто улыбнулся. Женщина промолчала.

Кейт проскочила мимо них.

– Merci!

Сердце сильно стучало. А ведь это самая легкая часть дела!

Офис Билла располагался на верхнем этаже. В него вела одна из двух дверей из короткого, хорошо освещенного коридора; на первой именной таблички не было. Она толкнула дверь, но, конечно, та не открылась. Она прошла к окну в конце коридора, повернула ручку и отворила его – все окна в Люксембурге открывались одинаковым образом, поворачиваясь на боковых или верхних петлях.

Кейт распахнула створ, высунулась наружу, обозрела все окна и карнизы – возможные пути проникновения внутрь. Вечнозеленые деревья перед домом закрывали его от соседних зданий.

Кейт вернулась назад, тихо ступая по каменным плитам пола. Перед дверью Билла лежал коврик, рядом с ней красовалась табличка с названием его компании и звонок. В двери было три замка, и один из них выглядел совершенно неподдающимся. Свет давала парочка бра с конусными, обращенными вверх плафонами, а также большое окно без гардин. Ничто в этом коридоре даже отдаленно не напоминало камеру наблюдения.

Она опустилась на колени перед дверью. Сунула руку в задний карман и достала небольшой кожаный футляр, сильно потертый и стянутый хорошим плотным резиновым кольцом; в нем хранился приличный ассортимент миниатюрных отверток, щупов с резиновыми ручками и пассатижей с заточенными до игольной остроты кончиками. И принялась за работу, действуя своими маленькими инструментами и уткнувшись головой в дверь. С двумя легкими замками ее не ждали никакие сложности – это были дешевые, низкосортные образчики систем безопасности, скорее отпугивающие, чем защищающие от вторжения. Заняться следовало третьим, действительно сложным.

Она была сейчас в полном одиночестве, ей ничто не мешало здесь, на верхнем этаже, ничто не могло прервать ее работу, но это не будет продолжаться вечно. А вскрытие замков никогда не являлось ее коньком. Замки не служили важной частью ее опыта, набранного в Латинской Америке, – в тех краях все, заслуживающее охраны, стерегли живые вооруженные хмыри.

Что было важным в ее работе, так это карты, и она стала настоящим экспертом в этой области. И оружие – тут она тоже преуспела в чистке, ремонте и стрельбе. Ей требовалось хорошо освоить разные диалекты испанского, обращая особое внимание на сленг, а конкретно – на многообразные вульгарные обозначения гениталий. Выросла она в загибающемся приморском городке в Коннектикуте, куда как раз хлынул поток латиноамериканцев-иммигрантов. Так что у нее имелась масса возможностей выучить «помойный» испанский прямо на улицах, но и приличный испанский тоже, у себя дома, от низкооплачиваемых бебиситтеров, которых родители Кейт могли себе позволить, чтобы те следили за детьми после школы в давние времена, когда они с сестрой были еще невинными девочками и, освобождаясь после занятий в первом и третьем классе в три часа дня, сразу попадали в объятия низкорослых и полных женщин, как правило, носивших имена Розария или Гваделупа.

Иногда у Кейт возникала необходимость пилотировать гражданский вертолет или небольшой самолет. Она научилась управлять и тем и другим, но не слишком хорошо – это было лишь дополнение к стандартному курсу военной подготовки, который она несколько месяцев проходила в учебном центре, именуемом «Ферма».

Она пробовала, анализировала, вдыхала небольшие порции кокаина из разных географических регионов, а также курила образцы марихуаны со всех концов света. И отлично знала, какие возникают ощущения, если кто-то подсунет тебе мастырку или дозу ЛСД.

Она легко запоминала любые цифры до десяти знаков, услышав их всего один раз.

Она могла убить человека.

Но чего она не умела делать, так это вскрывать замки, да и не желала тратить время на сие бесполезное занятие.

Она перебралась к соседней двери, безликой. Такая же бронзовая ручка, как на двери Билла, такой же звонок. Ни таблички, ни коврика. Пощупала наличник, прикрывающий дверную коробку, медленно провела пальцем по его полудюймовому горизонтальному выступу наверху в надежде обнаружить ключи от необитаемого помещения. Нет, счастье ей не улыбнулось.

Постояла, замерев на месте и прислушиваясь к посторонним шумам.

Ничего.

Кейт принялась за работу над этим легким примитивным замком, действуя быстро и спокойно. Через тридцать секунд рядовое изделие тихонько щелкнуло и открылось.

Кейт вошла в большую пыльную и пустую комнату с одним окном. Открыла его, высунулась наружу. Как и ожидала, они были рядом – окна офиса Билла. А между ними тянулся узкий карниз. Это будет нетрудно преодолеть, она не раз такое проделывала. Кейт глубоко вдохнула и вылезла на карниз.

Кейт стояла на девятидюймовом в ширину карнизе, под дождем, прижимаясь к стене, в трех этажах над землей.

На данном этапе многое может пойти наперекосяк. Например, кто-то увидит ее сквозь плотную завесу зелени, отделяющей этот дом от соседнего. Стало быть, нужно действовать быстро.

Кроме того, она может упасть и разбиться насмерть, стало быть, нужно действовать осторожно.

Она медленно двигалась по карнизу, шажками по несколько дюймов, прижимаясь лицом к мокрой штукатурке.

И вдруг услышала какой-то звук позади и внизу. Резко повернула голову – слишком резко, слишком неаккуратно – и оцарапала щеку о стену. Звук издавала ветка, скребущая по крыше машины.

Похоже, царапина на щеке начала кровоточить, но проверить невозможно. Она не могла ощупать лицо рукой, не потеряв при этом равновесия.

И она продолжала двигаться дальше, вот еще несколько дюймов, осторожно, тщательно сохраняя устойчивость, медленно, спокойно… еще пара дюймов… и вот она уже у слива под окном офиса Билла.

Кейт сделала паузу, дала себе несколько секунд отдыха перед тем, как перейти к решению следующей задачи.

Она боялась, но вполне сжилась и свыклась с этим страхом, в нем было некое странное удовольствие, как от растирания поврежденной мышцы – оно ничего не дает, разве что заставляет тебя еще сильнее ощущать боль.

И вот она стоит на этом карнизе. Именно то, чего ей сейчас не хватает в жизни.

Кейт достала из заднего кармана маленькую отвертку с тонким лезвием. Сунула его в щель окна и провела снизу вверх, осторожно, неспешно, пока не наткнулась на ригель замка. Выдержала паузу и мягко нажала отверткой вверх.

Замок не открылся.

Она попробовала еще раз.

И снова ничего.

Кейт подавила приступ паники, неизбежный при подобном затруднении. И еще медленнее провела тонким острым лезвием отвертки между рамой створки и коробкой окна.

Она успела попрактиковаться в этом на собственном окне. Глубокой ночью, когда никто не видит. Ей тогда потребовалось двадцать минут – стоя на внешнем карнизе в сорока футах над мощенной булыжником мостовой, – но в итоге она поняла, как нужно использовать отвертку и поворачивать ее ручку, чтобы не просто открыть запор, но и отворить окно: оно должно повернуться на вертикальных петлях, но не откинуться на горизонтальных.

Механизм был точно такой, как у нее в квартире; все окна здесь одинаковые.

Она хорошо попрактиковалась. И это должно сработать.

Должно!

Она попыталась еще раз, медленно, медленно… щелк!

Кейт поднажала сильнее, надавив на створку еще и коленом со стороны петель, и та медленно отворилась. Она замерла на карнизе, прижимаясь ладонями к наружной штукатурке, стараясь сохранять равновесие. Подождав немного, нырнула внутрь, смягчив падение вытянутыми руками и мягко перекатившись по полу из полированных каменных плит – крупных, мраморных, точно таких, как повсюду в Люксембурге.

Она лежала не шевелясь, стараясь восстановить дыхание, унять сильно бьющееся сердце. Она ожидала, что пульс здорово ускорится, но не до такой степени – такого с ней давно, очень давно не случалось.

Не следовало продолжать работу, пока она в таком состоянии, пока не справилась с паникой; не хватало только наделать глупых ошибок. Она прикрыла глаза и расслабилась, давая телу успокоиться.

И только потом встала и огляделась вокруг.

У дальней стены перед небольшим телевизором находился велотренажер, скамья для подъема тяжестей и целая коллекция гантелей, гирь, штанг и дисков к ним, а также резиновый коврик.

Рядом стоял письменный стол, на нем лэптоп, принтер-сканер, телефонный аппарат, блокнот, набор ручек. Из блокнота было вырвано несколько листов. Кейт оторвала верхний, сложила и сунула в рюкзачок – это она исследует потом.

Лэптоп был открыт, но выключен. Она нажала клавишу включения.

«Данный компьютер заблокирован. Пожалуйста, введите имя пользователя и пароль». Нет уж, даже пытаться не имеет смысла.

В ящиках обнаружились словари, другие блокноты и ручки. В одном были папки с документами – банковские счета и выписки. Пачка счетов, деньги – несколько тысяч – переводятся то туда, то сюда, следуя сложному циклу инвестиций, дивидендов, снятий, пополнений, прочих трансакций.

На всех фамилия Билла и адрес этого офиса.

А еще журналы, газеты, листовки. Бизнес весьма разносторонний и весьма специализированный. Новые технологии и обычные новости. Целые стопы. Кейт вытащила журнал «Экономист». Все страницы чистые, не смятые, не залитые пятнами пролитого кофе, без следов от стаканов с водой. Может, даже непрочитанные. Или, возможно, прочитанные аккуратно, без порчи страниц. Билл вообще производил впечатление очень аккуратного парня.

Кейт откинулась на спинку вращающегося кресла, осмотрелась вокруг, не фокусируя взгляд на чем-то конкретно, пока мысли лениво бродили в голове, пытаясь сообразить, наткнуться на что-то, что ей следовало здесь поискать.

Рядом находилась маленькая спальня. Огромная постель, небрежно заправленная. Мягкие простыни. Четыре обычные подушки и большое покрывало. Еще одна смятая кровать. Кто здесь спал?

В ящике прикроватной тумбочки – коробка кондомов. Помятая, всего несколько презервативов осталось из двух дюжин. Кто здесь трахался?

Кейт прилегла на постель рядом с ящиком с кондомами, держа ноги на весу и стараясь на запачкать простыни. Прижалась лицом к верхней подушке. Пахло то ли кремом для бритья, то ли лосьоном или одеколоном. Пахло вроде бы Биллом.

Она сунула руку за прикроватную тумбочку… нет, ничего. Охлопала днище этого очередного изделия фирмы ИКЕА. Пусто.

Прощупала деревянные перекладины под кроватью, на которых лежал матрас… и тут кое-что обнаружила, нечто кожаное… переместила ладонь на несколько дюймов…

Ухватила это кожаное и вытащила наружу, уже зная точно, что ей попалось, выложила это на постель прямо перед собой. И невольно посмотрела сквозь дверной проем спальни на входную дверь, словно инстинктивно прицеливаясь туда из этого «Глока-22», который Билл держал в кожаной кобуре, приклеенной скотчем к днищу кровати.

ЧАСТЬ II

Сегодня, 12 часов 02 минуты.

Кейт стоит перед французским окном в гостиной – сплошные ковры, высокие потолки, лепные украшения напоминают свадебный торт, полки забиты книгами и вазами со срезанными цветами, на стенах небольшие картины маслом в изукрашенных рамах и поцарапанные зеркала с позолоченными фасками.

Эта мысль давно уже беспокоит ее, торчит занозой где-то в подсознании, бьется о реальные факты и предположения, сосредоточенные вокруг самих основ ее нынешнего понимания собственной жизни, мужа и того, до чего они теперь докатились. Эта мысль бьется о воспоминания, заставляя переоценивать их, анализировать с новых позиций, с иной, более выигрышной, точки зрения, дающей новые объяснения всему и вся. Нечто, связанное с колледжем…

Кейт пересекает гостиную, подходит к книгам огромных размеров, собранных в чрезмерно высоком шкафу. Достает выпускной альбом Декстера. Садится на софу. Альбом тяжело давит ей на колени.

Она перебирает углы страниц, следуя алфавитному порядку, потом открывает альбом, но преждевременно, не на нужном месте, перелистывает еще несколько страниц, пока не находит гораздо более раннее изображение Декстера Мура. Пышные пушистые волосы, узенький галстук, лоб еще без морщин.

Она почти уверена, что скоро действительно обнаружит то, что ищет.

Ах ты, ублюдок двуличный!

Кейт слышала эту фамилию только однажды, почти два года назад, в Берлине. Она явно кончается на – овски, и это подтвердит ее подозрения, когда она в конце концов найдет нужное лицо.

Она возвращается к началу, к страницам с отдельными фотопортретами, здесь фамилии начинаются на А. Кейт тщательно изучает каждое фото, все эти снимки двадцатилетней давности, девушки и юноши, которые теперь уже женщины и мужчины, люди ее возраста. Страница за страницей, терпеливо и аккуратно. И внезапно это становится совершенно очевидным, неизбежным.

Ей не слишком долго приходится искать. Совсем недолго. Если не считать эти два года, когда она еще не знала, что ищет.

А теперь парадигма выглядит совсем иначе. Детали головоломки передвигаются, крутятся, приводят в замешательство. А Кейт уже давно не сомневается, что успела правильно собрать этот пазл.

Она смотрит на знакомое лицо, взирающее на нее с фотографии, – полный оптимизма старшекурсник, позирующий для потомства.

Возможные объяснения сыплются на Кейт, как выпущенные из пулемета пули, от них никуда не спрятаться, ничего нельзя поделать, а только ждать, когда огонь прекратится и она сможет выбраться на открытый воздух и перевести наконец дыхание.

Кейт ловит какое-то движение в гостиной, но тут же соображает, что это ее собственное отражение в зеркале на дальней стене, голова с пучком волос, малая толика ее самой, движется отдельно от остальной, невидимой части тела. Она встает и ставит тяжелый альбом на то же место в шкафу посреди гостиной, посреди хроники ее семейной жизни. Лучшие уголки, чтобы что-то спрятать, это вовсе не самые тайные, но те, куда просто заглядывают в последнюю очередь.

Теперь у Кейт есть эта новая информация, выпускной альбом раскрыл ей свой секрет, и Кейт осознает свежеиспеченную реальность и потому чувствует себя чудовищно преданной. Но она видит и иные возможности, открывшиеся перед ней. Другие варианты. Двери, отныне распахнутые. Она еще не знает, что таится за этими дверями, но уже видит исходящий оттуда свет.

И это меняет все.