Текст книги "Экспаты"

Автор книги: Крис Павон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)

Глава 34

Сегодня, 5 часов 50 минут.

– Ты что, шутишь? – У Хайдена на губах играла едва заметная улыбка.

– Нет, – ответила Кейт. – Вовсе не шучу.

Было уже почти шесть вечера. Толпы людей, высыпавших после работы на улицы, и туристы, заказавшие столик на этот ранний для ужина час, начали прибывать к ресторану «Жорж». Один из коллег Хайдена сунул метрдотелю двадцатку, чтобы обеспечить им отдельное место, где их никто не подслушает. Но долго это не продлится.

– И как ты себе это представляешь? – спросил Хайден.

– Я свободно владею испанским. А теперь вполне прилично – французским. И более или менее знакома с Европой. Вполне могу найти любое посольство, консульство или офис какой-нибудь неправительственной организации. Я еще не забыла, как действовать.

– Но ты никого тут не знаешь. У тебя нет нужных связей.

Именно по этой самой причине Джулия и заявила, что не может работать декоратором в Люксембурге. Убогая отговорка. Примитивный рационализм. «Я поняла, что придется начинать с нуля. И по-видимому, так там и останусь, на уровне плинтуса. Навсегда».

Хайден отодвинулся от стола.

– И зачем тебе все это?

Кейт в свое время потребовалось много думать, чтобы признать, что ей больше не нужна ее работа, ее карьера. Что она желает стать матерью на полную ставку. Но за прошедшие два года она поняла, что ошибалась. Это было в конечном итоге совсем не то, чего она хотела.

– Мои дети в школе, моя жизнь стала… пустой, мне требуется что-то, чтобы заполнить свободное время. Но прежде необходимо найти достойную причину для этого. Любая причина сойдет, это все-таки лучше, чем такая скука.

Она понимала, что это будет отнюдь не прежняя ее работа. Видимо, она никогда уже не выйдет на задание с оружием, никогда не ощутит прилива крови в момент смертельной опасности, поджидающей ее за дверью или при следующей встрече с агентом. Так что это будет слабое подобие прежней жизни, былой карьеры, приливов адреналина. Но все же больше, чем ничего.

С другой стороны, работать она будет в более цивилизованной среде. Плюс к этому у нее теперь много денег, она живет в Париже, а ее дети становятся все более независимыми, им уже не нужны подгузники, к тому же у нее теперь более близкие отношения с собственным мужем… И ей нужно немного больше.

– Чего я точно не хочу, – продолжала объяснять она, – так это беспокоиться, что моих детей может похитить какой-нибудь латиноамериканский психопат. Более всего мне подошла бы тихая, спокойная работенка.

Хайден вздрогнул и нахмурился:

– Значит, в этом была причина?

– Извини, не поняла?

– Торрес угрожал твоей семье?

Кейт не ответила. Она не собиралась признаваться в хладнокровном, заранее обдуманном убийстве иностранного гражданина на американской земле.

– Я готова на некоторый компромисс, – сказала она, отбрасывая в прошлое то давнее нарушение закона и зная, что Хайден тоже не станет будить и дергать за хвост эту старую спящую собаку. – Так что я пришла сюда, чтобы заключить сделку.

– О’кей. И что ты можешь нам предложить?

– Человека, укравшего пятьдесят миллионов.

– Интересно.

– А взамен хочу получить свою прежнюю работу.

Он кивнул:

– Счастлив это слышать.

– Вот и отлично, – подвела она итог.

Он наклонился над столом и протянул руку для пожатия.

– Однако, – тут же сказала она, – имеются некоторые сложности.

Его улыбка сразу же исчезла. И рука убралась.

– И это?..

– Мне нужно получить иммунитет, освобождение от судебного преследования. И мне, и моему мужу.

– Иммунитет? За то, что ты всадила несколько пуль в Торреса? Ой, да брось ты! Никто даже не думал начинать какое-то рассле…

– Нет, дело не в этом.

– Еще за одно убийство, ты хочешь сказать?

– Не знаю, что ты имеешь в виду под словами «еще одно», – проговорила она, по-прежнему не желая, чтобы ей инкриминировали давнишнюю кровавую кашу. – Нет, это не убийство. Это интеллектуальное преступление, проделки «белых воротничков». Ну вроде того.

Его брови удивленно поползли вверх.

– Ну, так мы заключаем сделку?

Несколько секунд Хайден молчал, лишь пристально смотрел на Кейт, ожидая, что она расскажет больше. Но в конце концов понял, что этого не случится, и сдался.

– Извини, Кейт, – произнес он. – Ничего не выйдет.

Кейт через час следовало оказаться на том берегу, чтобы встретиться с Джулией, Биллом и Декстером. И ей нужно было добраться туда прежде остальных. Прежде мужа.

Она оглянулась на город, на улицы, расходившиеся во все стороны от музея, на бесконечные крыши. Смиряясь с мыслью, что в конце концов ей все равно придется все рассказать Хайдену, всю правду. Или по крайней мере большую ее часть.

Кейт приходит в голову, что Хайден сам сидит в вэне, припаркованном за углом, и слушает их разговор. Или, возможно, торчит на той стороне улицы и наблюдает. Когда они расстались два с половиной часа назад, он очень туманно пояснил, чем займется в оставшуюся часть дня. Хайден большой специалист по таким вот неопределенным формулировкам.

– Твоя последняя идея, – говорит Кейт, снова обращаясь к Джулии, – твоя, так сказать, последняя молитва, последняя Ave Maria, заключалась в том, чтобы нажать на меня. Но это ничего тебе не дало. Потому что мы тут же оборвали все связи с вами. И у вас больше не было доступа к своему подозреваемому. Ваше расследование оказалось в явном тупике. Игра закончилась. А тут еще весь город, казалось, обратился против вас, подверг вас остракизму.

– Я как раз собиралась спросить тебя, – говорит Джулия. – Кому и что ты сказала?

– Эмбер Мандельбаум, эта еврейская супермамочка, сплетница, умеющая жалить не хуже овода. Я сказала ей, что Джулия – моя лучшая подруга! – попыталась запрыгнуть в постель к моему мужу. Сука такая! И понятное дело, все дружеские отношения у нас закончились.

– Естественно.

– И вы уехали, – продолжает Кейт. – Да у вас и не было много друзей, если на то пошло, – в конце концов, вы слишком мало пробыли в Люксембурге, чтобы наладить там нормальную жизнь. И для тебя, Билл, это, вероятно, стало даже облегчением – отвалить подальше от твоей тогдашней любовницы. Надо полагать, Джейн уже стала требовательной. Надоедливой.

Джулия вскипает.

– По-моему, если оставаться точным, ее нельзя называть любовницей, поскольку на самом деле ты не был женат.

Билл продолжает молчать.

– Как бы то ни было, вы вернулись в Вашингтон с пустыми руками. И с сожалением – даже со стыдом – вынуждены были признать, что ошибались: Декстер Мур вовсе не тот вор. Интерпол закрыл дело. Вы возвратились к своей прежней рутине. Но после того как затратили столько времени на столь дорогостоящее и впечатляюще безуспешное расследование, ваши звезды сияли уже не так ярко. Не правда ли, Джулия?

Джулия не отвечает.

– Поэтому вовсе не удивительно, что вы вышли в отставку. Особенно после того, как стало известно, что, выдавая себя за семейную пару, вы и в самом деле стали супругами.

Билл чуть смещается на стуле. Декстер снова – в который уже раз – растерян, и это отлично видно по его лицу. Джулия кивает ему, признавая, что все сказанное верно. Он удивленно качает головой.

– Такое частенько случается, не правда ли? – продолжает Кейт. – Со мной, правда, никогда не было, заметьте. Но я много раз видела подобное. У других оперативников.

Кейт замолкает, раздумывая, насколько сильно на них еще можно давить, есть ли тут какой-то верхний предел. Она отлично знает, что самое опасное, самое разрушительное – это восхищение собственным умом и догадливостью. За такие штучки людей, случалось, убивали.

Но кажется, уже ничего не может с этим поделать.

– Ну, Джулия, когда ты ввела Билла в игру?

– Это имеет какое-то значение?

– Для меня – да, имеет.

– Я все ему рассказала после того, как вышла в отставку, – отвечает Джулия. – Когда мы ушли из Бюро.

Мысли Кейт невольно устремляются назад, в последние полтора года во Франции, потом дальше, обратно в Люксембург, к предпоследней зиме, к тому вечеру в ресторане, когда они с Декстером давали представление специально для транслирующего их диалоги фэбээровского передатчика, и к предыдущей ночи, когда он раскололся и все ей выложил начистоту – почти все.

– Сколько времени вы встречались?

– Несколько месяцев.

Кейт бросает взгляд на Билла, который по-прежнему молчит, предоставляя Джулии возможность самой поведать всю историю, даже его собственную.

– Зачем ты ему это рассказала?

– Я люблю его, – заявляет Джулия. – Мы с ним строим совместную жизнь. – Она демонстрирует кольцо на безымянном пальце. – Мы помолвлены.

– Это прекрасно, – криво улыбается Кейт. – Примите поздравления. Но когда вы, ребята, впервые оказались в койке?

– Тебе-то что за дело? – спрашивает Билл. Теперь он весь в напряжении. Кейт подозревает, что он уже понял, куда именно ведут ее вопросы. И почему.

– Да просто любопытно. Я пытаюсь собрать все воедино.

Билл уставился на нее – взгляд тяжелый, желваки подрагивают, перекатываются. Кейт знает: ему уже очевидна ее осведомленность.

– Ближе к концу, – отвечает Джулия. – Перед самым отъездом из Люксембурга.

Память возвращает Кейт к той скамье в парке в Кирхберге, когда она столкнулась с Биллом и Джулией.

– Стало быть, на Рождество вы вместе не были? В Альпах?

Джулия тихонько хихикает.

– И на Новый год не напились и не переспали?

Кейт не заметила, когда именно рука Билла скользнула под стол, но она скользнула именно туда.

– Нет.

Тут воспоминания Кейт со скрежетом тормозят и останавливаются на том моменте, когда Джулия произнесла «двадцать пять миллионов евро», а Билл выглядел озадаченным и даже открыл было рот, собираясь что-то сказать, поправить Джулию, мол, на самом деле там пятьдесят миллионов. Но он смолчал, оставив промашку Джулии без комментариев, а потом проверил в своей штаб-квартире в округе Колумбия и получил подтверждение: сумма, украденная у полковника, составляет пятьдесят миллионов, вдвое больше, чем та, которую Джулия выплюнула в лицо Кейт, – странное, удивительное несоответствие, слишком заметное и смелое, чтобы оказаться случайной оговоркой или провалом в памяти. И он убедился, что этому должно быть какое-то логическое объяснение, обдумал и проанализировал возможные причины и в итоге выяснил, в чем дело, вероятно, увидел все детали этого заговора с высоты птичьего полета и отложил дело в сторону, чтобы потом изучить, не спеша, на досуге; он же понимал, какие огромные деньги стоят на кону, вот и решил использовать свои сильные стороны – красивую внешность, обаяние и умение хранить тайны, самые жуткие, и хранить их вечно, несмотря ни на какие слабости и соблазны, – а также использовать ее беззащитность, одиночество и отчаянное стремление заиметь семью перед лицом абсолютной и беспощадной бесперспективности выйти замуж.

– Может, – продолжает вслух размышлять Кейт, – это произошло в Амстердаме? – Она наклоняется вперед, чуть смещаясь на стуле. Затем откидывается назад, но принимает уже другое положение, снимает левую руку с бедра и кладет ее обратно на стол – и все эти телодвижения и перемещения призваны прикрыть тот факт, что ее правая рука осталась под столом и сейчас лезет в сумочку.

Билл тоже смещается на стуле, меняет положение, не так резко, как Кейт, но достигает – она это знает точно – того же результата.

Джулия оборачивается к своему новому возлюбленному. Да нет, не такому уж и новому: это произошло в прошлом январе, полтора года назад. Длительный период пребывания с человеком, которого не любишь. Или, может, Билл теперь и впрямь любит Джулию? Привык, так сказать, прижился.

– Ну что же, – говорит Кейт, – Амстердам, надо полагать, место весьма романтическое. Со всеми своими наркотиками и проститутками. – Но она знает, что это произошло после Амстердама. Это произошло после встречи на скамейке.

Кейт медленно и осторожно просовывает руку глубже, минуя пудреницу, темные очки, пачку жевательной резинки, записную книжку и разрозненные клочки бумаги, все глубже и глубже, на дно сумочки, где у нее лежат самые тяжелые предметы. И один из них – под твердой прокладкой, которую она поднимает.

Теперь они в упор смотрят друг на друга, Кейт и Билл, смотрят, не отводя глаз. Их окружают тысячи людей, на перекрестке напротив театра «Одеон», уже опускаются ранние сентябрьские сумерки, а погода, свет, вино и само кафе просто прекрасны, как на картинке. Европа в лучшем своем облике, какой многие ее и представляют.

Кейт смыкает пальцы на рукояти «беретты».

Правая рука Билла по-прежнему под столом.

Кейт поворачивается к Джулии. Она была несчастной, одинокой женщиной, пока рядом не появился этот мужчина. А теперь – вот они, вроде как даже счастливые. Лицо Джулии сияет, щеки раскраснелись.

Но ведь в основе этих нынешних отношений, этого их счастья лежит гигантский обман. Нечистые помыслы. Эта женщина совершила маленькую ошибку, назвав неправильную цифру. И мужчина реконструировал всю интригу, весь этот сложный замысел – после чего последовало соблазнение, роман, любовные отношения и в конце концов предложение руки и сердца. Целая жизнь – и всего лишь по причине ее ошибки и его догадки. Он просто использовал ее ложь в своих целях.

Но разве это делает их отношения менее реальными? И может изменить ситуацию, если они действительно любят друг друга?

Кейт поворачивается к Биллу, замечает его напряжение, его решимость, готовность на все. Что он может предпринять, чтобы сохранить свою тайну?

Кейт и Билл направили друг на друга свои пистолеты под мраморной столешницей. Неужели он действительно готов ее убить, вот прямо сейчас? Нажмет он на спусковой крючок здесь, в центре Парижа, выстрелит ей в живот? И станет после этого вечным беглецом, изгнанником. Готов ли он наплевать на всю свою жизнь – на всю свою только что заново созданную жизнь! – лишь для того, чтобы Кейт не раскрыла Джулии его тайну?

А тайна его заключается в том, что он выяснил, чем на самом деле занималась его партнерша и их подозреваемый, занимались совместно. Но вместо того чтобы поговорить начистоту с Джулией, он сам влез в эту кашу. Сделал вид, будто ничего не знает, не понимает, что происходит. Сделал вид, будто втюрился в нее. Сделал вид, что это для него сногсшибательная новость – когда Джулия в конечном итоге все же рассказала ему правду.

Кейт оглядывается на Джулию, на эту постаревшую женщину, с таким острым, блестящим умом, способную на очень многое, но не желающую видеть того, что находится у нее под самым носом.

Но кто знает?.. Может, Джулия отлично все видит и понимает. Может, она давным-давно выяснила правду, еще до того, как все это стало правдой; может, ее оговорка про двадцать пять миллионов вовсе не была ошибкой, и она сделала вид, будто оговорилась, чтобы довести Билла до кондиции – чтобы он поймал ее на этом, соблазнил и женился на ней. Может, она все это тоже умненько организовала одновременно со всем остальным тщательно продуманным долгосрочным мошенничеством.

И возможно, Декстер оставил в гостиной свой выпускной альбом вовсе не по забывчивости.

Мысли Кейт бегут все дальше, и глаза ее, как шарик пинг-понга, перескакивают с одного заговорщика на другого, на расставленные по столу предметы и в итоге останавливаются на винном бокале Джулии. Он почти полон, она отпила всего на дюйм от края. А они сидят за этим столиком уже часа полтора и приканчивают вторую бутылку. А Джулия отпила всего пару глотков. И это та самая женщина, которая могла усидеть за ленчем целую бутылку! А теперь она попивает водичку…

И еще: Джулия набрала вес, килограммов пять, а может, и все десять.

– Ох Боже мой! – восклицает Кейт. – Да ты беременна!

Джулия краснеет. Несмотря на свое заявление два года назад, что у нее не может быть детей. Еще одна грань ее сложного прикрытия.

Беременна! Это все меняет, полностью.

Кейт и Хайден сидели под сияющим небом, над ними плыли белые облака, словно специально раскиданные по небосклону, призванные хоть как-то разбить эту монотонную синеву, подсвеченную золотистыми лучами заходящего солнца. Сцена, достойная кисти художника, освещение в стиле Вермеера.

Кейт никогда особо не ценила живопись Северной Европы, пока сама не пожила там. Пока не поняла, что небо, изображенное этими художниками, вовсе не плод их фантазии, не их изобретение, не причудливое искажение реальности, но точное отображение здешнего уникального небосвода. В Бриджпорте, штат Коннектикут, или в Вашингтоне, округ Колумбия, в Мехико-Сити, в любом другом месте, там, где проходила ее жизнь и где она иногда смотрела в небо, оно выглядело совершенно иначе.

– Ты должна мне сообщить, – сказал Хайден, – за что тебе нужно освобождение от судебного преследования.

Их противостояние продолжилось. Но Кейт понимала, что ее позиция едва держится на чистом блефе, а его – совсем нет. Ибо она в конце концов определила, чего хочет, что ей нужно, и Хайден может ей это дать. Но вот ему-то от нее не нужно ни черта!

Кроме всего прочего, ее здорово подгоняло истекающее время, ей следовало покончить с этим сейчас и вовремя вернуться на Левый берег.

– За участие в краже, – наконец сказала она. – В краже пятидесяти миллионов.

Хайден поднял свой стакан, отпил большой глоток воды, поставил стакан обратно на стол и снова пристально уставился на Кейт.

– Можно рассматривать это вот каким образом, – продолжала она. – Операцию того типа наша контора была бы не прочь провести сама. Этот полковник был сущим фурункулом на теле планеты. Не просто мерзкий человечишка, а безответственный маньяк, поставлявший кому угодно оружие, которое в один прекрасный день окажется – если уже не оказалось! – в руках людей, стремящихся причинить вред американцам, может, прямо в самой Америке.

Хайден продолжал сидеть с непроницаемым лицом.

– Стало быть, мы – не я, заметь!.. Ладно, в любом случае этот полковник был убит. И его денежки между тем не попали в руки других мерзавцев, таких же, как он. Плюс к тому имеется еще один бонус, который, я уверена, ты сочтешь чрезвычайно пикантным.

– Да-да?

– Один из преступников – ну, второй участник кражи – был, можешь себе представить, агентом ФБР!

Он рассмеялся густым и хриплым смехом, от всей души, сопроводив нехарактерным для него фырканьем. Видимо, решил, что это очень смешно и, черт побери, забавно.

– А какие идеи насчет этих денег?

– Мы их отдадим, – сказала Кейт. – Ну не совсем обратно в те же рук, как таковые… Ну не знаю… тебе? И еще одно, я должна сознаться, что у нас не вся сумма…

Хайден посмотрел на своих коллег, сидящих на крыше, на подчиненных в другом конце ресторанного зала. Потом повернулся обратно к Кейт.

– Ну так мы договорились? – спросила она.

– Мои поздравления, – говорит Кейт. – Когда тебе рожать?

– Я же… Еще и четырех месяцев нет…

– Это великолепно! – Кейт поворачивается к Биллу: – И тебя поздравляю!

Его рука все еще под столешницей, готовая выступить на защиту этой тонкой и изящной обертки, прикрывающей громоздкую упаковку лжи, изготовленной Джулией. То, что у него поставлено на карту, огромно: не просто двадцать пять миллионов евро, но и жена и будущий ребенок. Словом, целая жизнь.

А Кейт уже решила оставить все как есть. Плюнуть на все остальное. Она будет молчать по поводу этого его двуличия. Всегда.

Она засовывает «беретту» обратно под твердую прокладку на дне сумочки. Вынимает руку из-под стола, кладет ладонь на руку Джулии, чувствуя острые грани бриллианта на обручальном кольце. Гладит Джулию большим пальцем.

Билл кивает Кейт, подмигивает – никакой ошибки, это он ее так благодарит. Он тоже чуть смещается на стуле, вынимает руку и этой освободившейся правой рукой хватается за винный бокал.

Кейт не хочет, чтобы эта женщина рожала в тюрьме. Она не желает нести ответственность за те ужасные последствия, к которым может привести подобная ситуация.

Она уже и так несет тяжкий груз ответственности за нечто не менее ужасное.

Нет, то, что она сделала, гораздо страшнее.

На Парк-авеню прозвучал клаксон такси; засвистели, заскрипели пневматические тормоза восемнадцатиколесной фуры. Сквозь полупрозрачные занавески, висевшие под плотными бархатными шторами, просачивался утренний свет, в его лучах плясали пылинки. Поднос, доставленный в номер из ресторана, завален нетронутыми тостами, наполовину съеденной яичницей, ошметками бекона, кусочками жареной картошки. Серебряный кофейник и фарфоровая чашка стоят на краю стола, комнату наполняет аромат кофе, кофейник блестит на солнце.

Кровь Торреса потихоньку вылилась из его простреленных груди и головы, застыла лужами, пропитала ковер.

Снова закричал, заплакал ребенок.

В голове Кейт за долю секунды пронесся огромный объем информации. Ей, конечно, было известно про жену Торреса, умершую несколько лет назад от осложнений после рядовой хирургической операции. Но это устаревшие сведения.

Кейт ничего не знала об этой новой женщине и о ребенке. Конечно, она навела кое-какие справки: в какой гостинице, в каком номере, сколько телохранителей, где они расставлены, когда меняются. Конечно, спланировала эту операцию: как из округа Колумбия тайно добраться до Нью-Йорка, от вокзала доехать до места назначения, как потом избавиться от оружия и незамеченной убраться из отеля.

Но оказалось, она была ленива, нетерпелива и вообще отнеслась к делу халатно. Не навела надлежащие справки, не довела до конца сбор необходимой информации. Не вызнала все, что следовало вызнать.

И вот вам, пожалуйста, – сюрприз! Молодая женщина стоит в дверях спальни номера люкс в отеле «Уолдорф-Астория», повернув голову в ту сторону, откуда доносится плач ребенка, не в силах справиться с непреодолимым материнским инстинктом, стремлением успокоить своего младенца. Не ведая, что, разорвав визуальный контакт с Кейт, перерезав эту нить человеческого взаимопонимания, созданную их встретившимися взглядами, дает Кейт возможность совершить самое худшее, что она когда-либо делала в своей жизни.

Да, это была вина Кейт. Ее неспособность тщательно спланировать дело. Именно поэтому ей придется завтра утром шагать в кабинет своего куратора и подавать рапорт об отставке.

В соседней комнате опять заплакал ребенок. И Кейт нажала на спусковой крючок.

Кейт смотрит на сахарницу, думает о спрятанном в ней микрофоне. Всего два часа назад она находилась в миле к северу отсюда, по ту сторону реки, обсуждая детали своей сделки с Хайденом. И вот она здесь, приводит этот план в действие.

Это вовсе не входит в условия сделки – засадить этих двоих за решетку или даже участвовать в их аресте. Ей просто нужно заставить их во всем признаться, чего она уже почти добилась. А завтра ей предстоит перевести двадцать четыре миллиона евро на счет секретного фонда, используемого для финансирования тайных операций в Европе. Одну из которых предстоит проводить ей самой.

– Тебе нужно что-то получить от Декстера, чтобы иметь доступ к твоей половине этих денег?

Джулия кивает. Но одного кивка недостаточно.

– Что именно?

– Мне нужен номер счета. У меня есть имя пользователя и все пароли, но нет номера счета.

Декстер тоже кивает. Время пришло. Он сует руку в карман пиджака, достает листок бумаги. Но Кейт перехватывает его руку.

Он удивленно поворачивается к ней. Все пребывают в некотором замешательстве, не понимая, что происходит. Даже сама Кейт поражена этим своим неодолимым порывом, стремлением все всем простить. Противостоять ему просто невозможно. Она отлично понимает, что это из-за беременности Джулии, отчего она из чудовища и мерзавки превратилась в достойную сочувствия героиню романа. Вот так. И теперь Кейт болеет за Джулию, а не против нее. Ну в основном.

Левая рука Кейт вцепилась в запястье Декстера, а у него в пальцах зажат этот клочок бумаги. Правой рукой она подхватывает сахарницу и высыпает ее содержимое на стол. Большим и указательным пальцами подцепляет жучок-передатчик и поднимает его повыше, чтобы все видели. У всех брови лезут на лоб.

Кейт роняет передатчик в свой бокал с вином.

– У вас есть одна минута, – говорит она. – Может быть, две.

Глаза Джулии мечутся между передатчиком в бокале Кейт и листком с номером счета в руке Декстера. Кейт аккуратно переворачивает свой бокал, выливая на скатерть вино вместе с утопленным передатчиком. Создает таким образом причину, оправдание, почему эта штука внезапно перестала функционировать.

– Деньги эти вы не получите, – говорит Кейт. Темно-красное вино уже пропитало скатерть насквозь, его потеки расползаются во все стороны. Та же самая картина, как в «Уолдорф-Астории». – А если поспешите, то ваша свобода останется при вас.

Джулия и Билл быстро вскакивают, но не паникуют, не привлекают к себе ненужного внимания.

– Идите через вестибюль отеля, – продолжает Кейт. – А потом вниз и наружу через черный ход, на боковую улицу.

Джулия уже набросила на плечо ремешок сумки. Она пристально смотрит на Кейт, на ее лице смесь самых разных, противоречивых чувств. Билл хватает ее за локоть, он уже делает первый шаг прочь от стола, прочь от Муров, прочь от денег.

– Удачи вам, – говорит Кейт.

Джулия снова оборачивается к Кейт и Декстеру. Она успевает мимолетно улыбнуться, в уголках глаз тут же собираются морщинки, рот открыт, словно она хочет что-то сказать. Но ничего не говорит. И снова отворачивается.

Кейт смотрит, как они исчезают в плотной толпе, а на улицах уже зажглись фонари и лампы, маленький красный «фиат» сигналит ярко-зеленой «веспе», задерживающей движение, полицейский не обращает на это внимания, по-прежнему флиртуя с симпатичной девицей, над столиками, заполненными винными бокалами, стаканами и фужерами, графинами и бутылками, тарелками с ветчиной и фуа-гра и прочими деликатесами и закрытыми салфетками корзинками с хрустящими свежими багетами, уже нарезанными ломтями, поднимается сигаретный дым, женщины в шарфиках, завязанных на шее, мужчины в спортивных пиджаках в клетку, отовсюду доносятся взрывы смеха, игривые замечания, люди пожимают друг другу руки, целуются, здороваются и прощаются, словом, вокруг царит оживление, кипит жизнь и толпятся веселые парижане, радующиеся этому вечеру в городе света и любви, и в этой суете быстро, но спокойно исчезает, растворяется очередная парочка экспатов. Экспатриантов. Изгнанников.