355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Крейг Смит » Кровавое копье » Текст книги (страница 23)
Кровавое копье
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 05:28

Текст книги "Кровавое копье"


Автор книги: Крейг Смит



сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

Если бы он настоял на своем и пошел вместе с Кейт, она бы ничего не потеряла – кроме разве что толики самолюбия. Они всегда работали вместе. Зачем она решила все сделать одна? Нужно было сказать ей…

Он должен был сказать ей, что Кеньон этого не заслуживает. Пусть бы его взяла полиция, как предлагал Мэллой! Но конечно, Кейт ни за что бы на это не согласилась. Нет. Она нашла его и собиралась призвать к ответу – даже ценой собственной жизни. Но Итан все же мог помочь ей, стоило только решительно настоять на этом. Он просто обязан был пойти вместе с ней!

Кейт держала нож на уровне пояса, прижимая большой палец к рукоятке у самого лезвия. Она могла замахнуться ножом, если Ирина вдруг подойдет быстро, или метнуть его, если понадобится.

«Ладно, поиграем по твоим правилам», – подумала Кейт. Очень медленно, чтобы не зашуршала одежда, она подняла нож, сжала лезвие зубами и вытащила из кармана жилета последнюю обойму. Она начала высыпать патроны на ладонь скованной болью правой руки. Опустошив обойму, Кейт переложила ее и вынутые пули в левую руку, после чего швырнула их через всю комнату, подбросив высоко вверх, чтобы выиграть время.

В то мгновение, когда пули, будто мраморные шарики, падали на пол, Кейт сжала рукоятку ножа левой рукой и, воспользовавшись отвлекающим маневром, шагнула вперед. Она увидела дуло пистолета всего в пятнадцати футах впереди – Ирина выстрелила туда, откуда донеслись звуки. При следующем шаге Кейт метнула нож в точку чуть позади того места, где сверкнула вспышка при выстреле.

Услышав крик боли, Кейт, пригнувшись, бросилась вперед. Раздались еще два выстрела – Ирина стреляла наугад, не целясь, затем послышался звук падающего пистолета. Кейт поравнялась с Ириной и повалила ее на пол. Ощупав здоровой рукой обнаженное тело противницы, она нашла нож, вонзившийся в плечо.

– Пожалуйста! – простонала Ирина. – Я ранена!

Кейт выдернула нож из ее плеча и приставила к шее.

Кейт услышала, как выстрелы разбивают замок парадной двери, затем голос мужа:

– Девочка!

– Я здесь! – крикнула в ответ Кейт и отошла от истекающей кровью Ирины Тернер. Та умирала, ее тело подергивалось в судорогах. А Кейт вдруг перестала чувствовать что-либо, кроме парализующей боли в разбитом локте. Даже держаться на ногах было трудно.

Итан снова окликнул ее, взбегая по лестнице.

– Я здесь, – проговорила Кейт изможденно.

Силы покидали ее.

Когда Итан опустился рядом с ней на колени, Кейт поняла, что на миг потеряла сознание.

– Ты ранена? – спросил он, приподняв ее голову.

– Она мне локоть перебила.

Поддерживая голову Кейт, Итан ощупал ее предплечье. Боль была подобна электрошоку.

– Вот здесь!

Опустив голову Кейт на пол, Итан спросил:

– Где твои наушники?

– В спальне хозяев, – ответила Кейт. – Где-то у окна…

Итан схватил гарнитуру и нажал кнопку связи.

– Ты на месте, Ти-Кей?

– Что у вас там, Мальчик?

– У Девочки перелом локтевого сустава; она в сознании. Женщина мертва. Ты ликвидировал Кеньона?

– Я заметил его неподалеку от вершины скалы, но не смог хорошо прицелиться. Придется вызывать подкрепление. Думаю, у нас нет другого выхода.

– Дай мне пять минут, а потом звони.

– Пусть его возьмет полиция, Мальчик.

– Пока предоставь это мне, Ти-Кей.

– Я иду за Кеньоном, – сказал Итан, протянув Кейт наушники. – А ты оставайся здесь и держи связь с Ти-Кеем.

– Пусть уходит, – со вздохом пробормотала Кейт. – Он того не стоит. Он… Он просто ничто.

– Я не дам ему уйти после всего, что он сделал с тобой.

– Это она сделала.

– Нет. Это дело рук Кеньона, и он за это заплатит.

Не дав Кейт задержать его, Итан быстро сбежал по ступеням вниз и выскочил из дома. Метрах в пятидесяти за оградой начинались скалы, поднимавшиеся выше трехсот футов, – огромные валуны и монолитные плиты темной пористой породы. Здесь оказалось много отвесных стен, взбираться по которым было технически сложно, но попадались щели между камнями и участки пологого склона, что позволило Итану быстро преодолеть большую часть подъема. Одну из скал ему пришлось пройти траверзом, поперек, что оказалось не так просто, поскольку он был не в альпинистских ботинках, а в обычной обуви. Ближе к вершине он перепрыгнул через небольшую расселину, после чего по довольно крутому откосу прошел последний отрезок пути.

Прежде чем покинуть скалистый участок, Итан оглядел окрестности. Перед ним простиралось залитое лунным светом поле, усыпанное камнями, поросшее деревьями, кустами и изрытое неглубокими канавами. На расстоянии примерно в четверть мили вставала гора, увенчанная зазубренным хребтом, – просто рай для альпинистов, обожавших экзотические формы пейзажа. Это был, так сказать, задний дворик Кеньона – его укрытие на тот случай, если на ферму нападут. На несколько секунд Итан растерялся.

Неосознанно страшась встречи с противником, он обернулся и увидел внизу очертания фермы Бартоли. До темных террас, поросших оливковыми деревьями, где засел Мэллой, отсюда было примерно триста метров. Мэллой должен был видеть Итана, но как только он уйдет вперед, сразу очутится на ничейной земле. Там уже не приходилось рассчитывать на прикрытие. А у него даже четкого плана не было.

– Скажи мне кое-что, – прозвучал вдруг голос совсем рядом. – Кейт еще жива?

Итан выхватил пистолет и развернулся на звук, но даже через инфракрасные очки не смог разглядеть Кеньона. Тот находился где-то ниже, в менее выгодной позиции, но в данный момент у него, по всей видимости, имелось надежное укрытие. Итан, напротив, был совершенно открыт. Его силуэт отчетливо выделялся на фоне неба, как мишень. Хуже того, отступать было некуда. Единственный шанс уйти от пули – скатиться на тридцать футов вниз по откосу и рухнуть в скопление валунов.

Он замер, не видя своего противника. Это единственное, что можно было сейчас сделать.

– Она жива, – сказал Итан, – и, как бы далеко, как бы быстро ты ни бегал, она найдет тебя, даже если искать придется всю жизнь.

– Но искать ей придется одной.

От этих слов Итана пробрал озноб. Он понял, что Кеньон наслаждается моментом, прежде чем убить его.

– А ты, наверное, ужасно злишься из-за того, что все эти годы Кейт спала с тобой, а любила меня? Как же ты жил с этим, Итан?

– Тебе стоило попросить, и Кейт бы пошла за тобой на край света. Интересно, ты теперь жалеешь, что не позвал ее?

– Может быть, еще не поздно. Как только тебя предадут земле… и у нее будет время оправиться от потери… быть может, она решит, что не так уж плохо вернуться назад вместе.

– Ты же не настолько глуп!

– Думаешь, я не сумею ее соблазнить?

Итан понял, где находится Кеньон, но не мог прицелиться. Он не видел ничего, кроме нагромождения камней.

– Если ты считаешь, что Кейт по-прежнему любит тебя, зачем ты скрывался?

– Честно говоря, Итан, я приехал сюда в надежде, что за мной погонишься ты.

– Знаешь, Боб, я еще ни разу не встречал труса, который бы не нашел себе оправдания перед тем, как наложить в штаны.

Пуля, попавшая в Итана, толкнула его назад по откосу. Вторая пуля сбила его с ног. Он заскользил вниз, потом покатился, стараясь не упускать из виду валуны, громоздящиеся под ним. Управлять своим движением он был не в силах, но мог оценить расстояние.

До самого конца он удерживался на откосе, затем перевалил через край и, падая, врезался в глыбу, лежащую фута на четыре ниже. Бронежилет спас ребра Итана, но он стукнулся о камень головой и последние шесть футов пролетел в бессознательном состоянии.

Придя в себя, Итан медленно, почти с любопытством пошевелил ногами. «Двигаются», – подумал он. Но все тело болело, и пока было неясно, сломаны ли кости. Итан попытался приподняться и сесть, гадая, где же противник. Он посмотрел вверх, понимая, что Кеньон уже может целиться в него, но увидел только серое небо, подсвеченное луной.

– Ты еще там, Боб? – окликнул Итан.

Ответа не последовало.

– Все нормально, приятель. Когда я падал, выронил пушку. Стрелять в тебя я не стану, если ты этого боишься. Но когда ты выстрелишь в меня, тебе придется посмотреть мне в глаза. Знаю, это не просто для того, кто нанимает других, чтобы они делали за него грязную работу, но тебе придется постараться…

На фоне неба возник силуэт Кеньона. Он стоял у подножия откоса футах в десяти выше. Итан увидел, как противник поднял руку, прицеливаясь.

– Скажи мне кое-что, Итан, – проговорил он. – Она этого стоила?

Мэллой понял, что Итану грозит беда, в ту секунду, когда тот поднял оружие, но не выстрелил. Он ничем не мог помочь, и ему оставалось только наблюдать и ждать удобного момента, когда Кеньона можно будет взять на мушку. Конечно, Мэллой не слышал их разговора, но представлял себе, какие чувства питают друг к другу двое мужчин. Одним этим могло объясняться желание Кеньона затаиться, вернуться и рискнуть всем ради того, чтобы убить соперника.

Итан пошатнулся за мгновение до того, как Мэллой услышал выстрел. Звук второго выстрела наложился на эхо первого. Со своего наблюдательного пункта Мэллой не видел, защитил ли Итана бронежилет или Кеньон попал ему в голову. Неясно было даже, насколько далеко пролетел Итан после того, как скрылся из глаз.

У Мэллоя противно засосало под ложечкой; стало нестерпимо больно из-за того, что он, видимо, потерял человека, ставшего его близким другом, но горевать было некогда. Кеньон должен начать движение, иначе он рискует попасть в руки полиции. Мэллой хотел быть готовым к любому повороту событий.

Роберт появился на пару мгновений и снова исчез за камнями. Не желая выдавать себя плохим выстрелом, Мэллой ждал лучшей возможности.

В этот момент Кеньон вышел из-за скал и на пару секунд замер на откосе, с которого свалился Итан. Он стоял лицом к Мэллою и целился в своего противника.

Наведя красную точку на сердце Кеньона, Мэллой, не медля ни секунды, потянул спусковой крючок. Он услышал негромкий свист пули и в тот же миг увидел, как Роберт упал. Хорошо смазанный механизм винтовки выбросил горячую гильзу.

Мэллой, Кейт и Джош Саттер ждали Итана у ворот фермы. Полицейские подобрали его в скалах и доставили сюда на вертолете, который в данный момент опускался на ярко освещенную лужайку перед домом. Едва машина снизилась, Итан выбрался из нее и двинулся к ним. Кейт, сильно хромая, пошла ему навстречу.

– Полицейские мне сказали, что Кеньон попросил у них разрешения поговорить с тобой. Они готовы дать вам пару минут, если ты, конечно, согласна.

– Пусть катится ко всем чертям, – ответила женщина.

– Другого шанса тебе может еще долго не представиться, Кейт. Много лет.

– Этот человек умер для меня, Итан. Я больше не желаю его видеть. Я даже имя его слышать не хочу.

Итан протянул руки и обнял Кейт.

– Осторожно, – проговорила она, поморщившись от боли. – Все болит.

– Знакомое ощущение, – отозвался Итан, прижался губами к ее лбу и волосам и подумал: «Она этого точно стоит».

Мэллой проводил Джоша Саттера к вертолету, где сидели Роберт Кеньон, двое офицеров испанской полиции и медик, который деловито перевязывал своего пациента.

– Вы мне голову морочите, – недоверчиво проговорил Джош. Голос у него звучал весело, как в день их знакомства. – Вы целились ему в сердце?

– А ты думаешь, я хотел попасть в ногу?

– Федералы мне сказали, что вы так выстрелили, чтобы его можно было взять живым.

Мэллой расхохотался.

– Забавная версия, но это неправда. Я хотел его прикончить и попросту промахнулся.

Они стояли на безопасном расстоянии от вращающихся винтов вертолета. Джошу пора было уходить, но он медлил, явно собираясь сказать что-то еще.

– Я очень благодарен вам, Ти-Кей, за то, что вы настояли, чтобы именно я произвел арест. Это… очень важно для меня.

– Я же тебе обещал.

– Да, но люди много чего говорят, а потом забывают. Вы просто не представляете, как мне было приятно надеть наручники на этого типа и зачитать ему права.

– А я думал, что ты предпочел бы увидеть его в гробу. Честное слово, я так и думал.

– Джим всегда говорил, что мешок с дерьмом всегда лучше взять живым. Тогда юристы еще несколько лет поклюют ему печенку, а уж потом мы его пристегнем к стульчику и, так и быть, избавим от страданий.

– Жесткий парень был Джим – но добрая душа.

– Такие, как он, – соль земли, Ти-Кей.

– У тебя не было проблем по службе после того, что стряслось в Гамбурге?

– Начальник сказал мне, что хотел было отправить меня в Германию, когда там требовали моей экстрадиции, но потом немцы потеряли ко мне интерес. То есть они прямо так и заявили: мол, не считают, что я нарушил закон, и начальник мой успокоился. А вы, кстати, не в курсе, почему немцы передумали?

– Кое-кто вынул для них из ноутбука Черновой один интересный документ.

– Кое-кто?

– Один из старших аудиторов, на которого я работаю. Как бы то ни было, немцы так обрадовались, заполучив эту информацию, что решили принять нашу версию случившегося.

– Это Джим и Дейл натворили дел, а мы с вами отправились домой?

– Мне такая версия нравится.

Джош ненадолго задумался.

– А как насчет перестрелки в парке, где мы провели полночи? – спросил он. – Джим и Дейл там быть не могли.

– Наверное, там были люди Черновой?

Берлин, Германия

Февраль 1939 года

Обратного адреса на конверте не оказалось, но его явно уже вскрывали, как и всю корреспонденцию за последний год. Внутри Ран обнаружил записку:

За тобой следят. Идет расследование.

Подписи не было, но Ран узнал почерк Эльзы. Она пошла на большой риск, отправив ему такое предупреждение. Конечно, он уже некоторое время догадывался, что его почту читают, а телефон прослушивают. Но если Гиммлер приказал начать расследование, то проблема намного серьезнее. Это означало, что люди рейхсфюрера не успокоятся, пока не получат то, что хотят. Случайная фраза, опрометчивая встреча, перехваченное письмо вроде этого и, конечно же, подробнейшая генеалогия…

Мир так изменился за последние два года. Не столько в направлении, сколько в скорости. В тридцать седьмом Ран видел в Дахау ужасные вещи, но все они блекли в сравнении с тем, что он повидал в рабочем – вернее говоря, в рабовладельческом – лагере Бухенвальд. Нацистов уже не интересовала простая изоляция инакомыслящих. Бухенвальд стал фабрикой смерти, как бы его ни называли. Конечно, людей не вели маршем к стенке и не расстреливали. Их просто изматывали работой, а тех, кто не умирал быстро, молодых и сильных, морили голодом. А еще были такие, с которыми по-особому обращалась сумасшедшая женушка начальника лагеря, которую даже надзиратели называли Бухенвальдской ведьмой.

Ран до сих пор пытался понять, как он сам оказался среди всего этого. Он был не таким человеком! Но конечно, хватало людей, которые не были такими. Правда в том, что нацисты выковали его по своему образу и подобию, дав ему то, чего он больше всего хотел. Он наслаждался всеми радостями жизни, предоставленными Гиммлером. Ему нравилось жалованье, которое он получал. Ему нравилась известность. Он обожал общество интеллектуалов. Ему нравились женщины, которые приходили к нему, стоило их только пальцем поманить, и они делали для него… все, буквально все. Ему нравились дорогие рестораны и лучшие места в опере. Ему даже нравилось произносить речи перед обожающими его дамами и почтительными, благородными стариками.

Он мог сколько угодно корить себя за сделку, заключенную с Гиммлером, но искренне черпал радости в своей новой жизни до тех пор, пока не понял, что превратился в такого же убийцу, как и все остальные! Это был договор Фауста – он продал душу за то, что ему, как писателю, дали свободу! Но самое смешное: писать-то он больше не мог. Большую часть второй книги он закончил еще до того, как Генрих Гиммлер сделал его рыцарем ордена «Мертвая голова». Остальное у него отняли и переписали так, чтобы всем казалось, что он резко выступает против евреев. Почему он не ушел, когда они изуродовали его работу? Конечно же, он знал ответ. Ему не хотелось уходить. Да и вопроса никакого не было. Его возмущало то, что сотворили с его книгой, но по-прежнему манило великолепие рыцарства, он восхищался руническими буквами «СС», ему льстило то, что настоящие мужчины провожают его взглядом, а красивые женщины готовы исполнить любое его желание… ему нравился весь этот грандиозный спектакль, поставленный в рейхе для устрашения врагов! И до тех пор, пока по его душе не расплескалась кровь двенадцати шахтеров, его все устраивало! Теперь же, видя, что он совершил, он возненавидел рунические буквы «СС» сильнее врат ада. Он испытывал физическое отвращение, когда смотрел на собственную руку и видел перстень с изображением черепа. Этот перстень клятвой на крови связывал его с самим дьяволом.

Он понимал, что расследование вот-вот закончится. Рано или поздно они узнают его самую страшную тайну – то, что помимо язычников и еретиков среди его предков были и евреи. В тысяча девятьсот тридцать пятом году никто не потребовал от него заполнить сертификат о расовой чистоте, несмотря на то что такая политика уже существовала. Никто не спросил о бабках и дедах. И зачем было спрашивать? Не он стремился в СС, его туда пригласили! И конечно, в первое время после того, как он стал членом ордена, никто не решался подойти к нему с формулярами, которые он обязан был заполнить. Через несколько месяцев после вступления в орден он получил анкету, сразу понял, в чем дело, и проигнорировал ее. Никто не сказал ему ни слова, как он и ожидал. Ведь доктор Ран был любимчиком Гиммлера. Его время принадлежало только ему, и он не мог не порадоваться тому, что ему приказывают заполнять какие-то бумажки. Но времена изменились. «Хрустальная ночь» осенью тридцать восьмого года стала объявлением войны евреям в Германии, и особое положение Рана дало трещину. Он больше не мог игнорировать требование, обязывающее сообщить сведения о своих предках. То, что он скрыл, нацисты могли узнать сами. Это всего лишь дело времени.

Странно было осознавать, что он – враг рейха. Просто абсурдно. Он вспоминал шахтеров, убитых по приказу Бахмана. А ведь он и не задумывался о том, почему у них были такие потухшие, мертвые глаза, когда они в тягостном молчании ужинали. Он приписывал это их усталости. Позже он увидел такой же взгляд у узников Бухенвальда – взгляд обреченных. Порой, глядя в зеркало, он видел нечто подобное и в своих глазах. В лагерях никто не выживал. А он каждый день ходил на работу, все еще номинально числясь сотрудником гражданского аппарата ведомства Гиммлера, и гадал, в какой день и час его арестуют и отправят в лагерь!

Временами он смеялся над абсурдностью сложившегося положения. В это невозможно было поверить! Иногда от страха у него внутри все переворачивалось, ему казалось, что за ним вот-вот придут и лучше бы ему покончить с собой. Бюрократические процедуры неизбежно тянулись долго, но действовали нацисты скрупулезно. В какой-то момент они поймут, что приняли в свои ряды еврея! Он видел, как на него посматривают, и догадывался, что слухи о расследовании просочились наружу. Кто-то об этом позаботился. Он замечал, как все умолкают, увидев его. Бахман как-то раз зашел к нему в кабинет и сообщил, что Эльзе нездоровится, поэтому обедать вместе они на этой неделе не будут. Дитер сразу ушел. На следующей неделе простудилась Сара.

Однажды он зашел к ним без приглашения, зная, что Бахман в отъезде. Горничная сказала ему, что фрау Бахман занята и принять его не может. Не угодно ли передать ей записку? Он думал, что Эльза согласится увидеться с ним. Но она отказалась встретиться, и он понял, что положение его безнадежно.

Впрочем, действовать он решил не из-за этого. Идея появилась как бы сама собой, когда однажды он просматривал обычные отчеты, каждый день ложившиеся на его рабочий стол. Это было сообщение о работах в Берхтесгадене. «Орлиное гнездо» – чудесное маленькое поместье в баварском стиле высоко в горах. Работы по обустройству планировали завершить весной, и «Орлиное гнездо» должно было стать подарком фюреру к его пятидесятилетию двадцатого апреля.

Берхтесгаден охранялся отрядами СС.

В первую неделю после того, как эта мысль возникла из хаоса страхов, овладевших им, Ран сумел отбросить ее. Каждое утро он приходил в свой кабинет. Работал допоздна, склонившись над книгами. Ел и пил в одиночестве, ночью, с любопытством беглеца поглядывая на дверь и гадая, явятся за ним сегодня или все же еще несколько ночей у него в запасе есть. Когда он шел по улице, старые друзья делали вид, будто не замечают его. Если он звонил дальним знакомым, то и у них всегда находились какие-то причины, не позволявшие встретиться.

Секретарши отводили глаза или спешили по делам, когда он появлялся.

– Я призрак, – прошептал он как-то вечером, глядя на свое отражение в зеркале, и, произнеся эти слова, осознал, что надо что-то делать.

Он должен был хотя бы попытаться вырваться. И тогда ему пришла в голову идея – на этот раз нечто большее, чем просто фантазия. Бежать – нет, это не выход. Такое решение – не для рыцаря Кровавого копья.

28 февраля 1939 года

В последний день месяца Ран передал конверт одному из помощников Гиммлера.

– Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы это письмо было передано рейхсфюреру не позднее завтрашнего утра.

– Что это? – спросил офицер подозрительно, и Отто стало не по себе.

– Мое прошение об отставке.

Офицер побледнел.

– Вы давали клятву!

– Если рейхсфюреру будет угодно, я готов истолковать причины моего решения лично ему. А пока, будьте так любезны, передайте мое письмо.

Ран не был уверен, дадут ли ему покинуть здание, но он твердо знал, что должен уйти в отставку. Если все провалится и гестапо арестует его до того, как он сумеет что-то предпринять, он, по крайней мере, уже объявил, что больше не является рыцарем ордена «Мертвая голова». Пока его нераспечатанное письмо лежало на столе у Гиммлера. Отто подошел к автостоянке и взял служебную машину. При нем была бумага с почти безукоризненно подделанной подписью рейхсфюрера, и Ран беспрепятственно выехал из Берлина, всю дорогу едва дыша.

Ближе к вечеру Ран предъявил другой документ за подписью Гиммлера часовому в форме СС на въезде в Вевельсбург. Унтершарфюрер стал звонить кому-то по телефону. Ждать на этот раз пришлось дольше, чем тогда, когда он приезжал сюда с Бахманом. Каждый кивок часового, каждый его ответ невидимому собеседнику рисовал страшные картины в разыгравшемся воображении Отто. Впрочем, часовой его пропустил.

– Можете поставить машину за воротами, доктор Ран!

Отто рассчитывал на то, что должно пройти несколько дней, прежде чем его рапорт об отставке пройдет по бюрократической цепочке. Сегодня – по крайней мере, за пределами Берлина – доктор Ран все еще оставался важной персоной.

Переданную ему Раном реликвию Гиммлер хранил в особой комнате неподалеку от офицерских апартаментов на верхнем этаже башни. Шарфюрер подвел Отто к двери и даже отпер ее. Затем подождал, пока Ран вынесет ларец.

На Антиохийское копье рейхсфюрер отреагировал без бурных восторгов, поскольку по большому счету он был человеком, почти начисто лишенным воображения. Не сказать, конечно, чтобы оно совсем не интересовало Гиммлера. Он обожал оккультные ритуалы, тайные общества и вообще все, в чем содержался хотя бы намек на магический талисман. Он верил в привидения и в могущество предметов, которых коснулась десница судьбы. И пусть Гиммлер мог сказать фюреру, что копье святого Маврикия – именно то, которым был пронзен Христос, в душе он верил Отто, верил, что именно он, Генрих Гиммлер, владеет Истинным копьем – а вместе с ним и судьбой мира. А пока рейхсфюрер, будучи еще сравнительно молодым человеком, хранил свой сакральный талисман в собственном тайном замке.

Ран знал, что ничто не нанесет Гиммлеру большего удара – в особенности потому, что реликвию похитил еврей.

Эльза велела прислуге не принимать доктора Рана. Когда он все же вошел, горничная беспомощно засеменила за ним. Эльза велела ей подняться наверх.

– Прикажете позвонить в полицию, госпожа?

– Нет, – ответила Эльза со спокойствием, которого не было и в помине. – Я сама разберусь.

Оставшись одни, они сели на кушетку в гостиной. Эльза заговорила первой:

– Отто, мы не можем больше видеться с тобой. Прости, но Дитер настаивает на том, чтобы мы держали дистанцию – по крайней мере до тех пор, пока с тобой все не выяснится.

– Я пришел не поэтому, – сказал Ран. – Я хочу знать: Сара – наша дочь?

Вопрос для Эльзы оказался явно неожиданным, но она ответила откровенно:

– Я была уверена, что ответ тебе уже известен.

– А Дитер знает?

– Между нами ничего нет уже несколько лет. Вряд ли он может считать, что Сара – его ребенок.

– Но он станет защищать ее, если ей будет грозить беда?

– Защищать? Ты считаешь, что она в опасности?

– Если кто-то выяснит, что она моя дочь, да.

– Никто никогда не узнает об этом. Дитер очень постарался, чтобы сохранить нашу тайну. Это в его интересах, как ты, наверное, догадываешься.

– Не понимаю.

– Ты разве не замечал его склонности к молодым людям?

Ран удивился. Он всегда… нет, он кое-что замечал, но ему не хотелось верить, что Бахман…

– Наверное, я понимал, но…

– Мы с Сарой уберегаем его от скандала, но при этом он нас обеих искренне любит. Сара для него – все на свете, и он прекрасно к ней относится. Он очень добрый человек, Отто.

Ран поднял с пола рюкзак и положил его рядом с Эльзой.

– Если ты покажешь это Дитеру, – сказал он, – он отнимет его и у тебя не будет ничего, что сможет помочь тебе и Саре, если за вами придут.

– Я не понимаю. С какой стати кому-то…

– Спрячь это от него до тех пор, пока оно не понадобится, и я думаю, он может этим воспользоваться, чтобы спасти вас.

– Отто, никто нас никуда не собирается забирать! Нашей тайне ничто не грозит!

– Больше нет безопасных тайн. Достаточно, чтобы служанка просмотрела твои письма или какой-нибудь бюрократ проверил твое происхождение…

– Ты считаешь меня еврейкой?

– Я специалист по генеалогическим исследованиям, Эльза.

– Значит, ты знаешь?

– Не медли, – сказал он. – Посмотри. Это может спасти тебе жизнь.

Эльза с интересом взглянула на рюкзак.

– Что там?

– Открой.

Эльза вытащила из рюкзака потертую золоченую шкатулку и положила на колени.

– Загляни внутрь.

Открыв крышку, Эльза увидела кусок ржавого железа, лежащий на полуистлевшей льняной тряпице. Она недоуменно посмотрела на Рана. По всей видимости, Бахман ей ничего не рассказал.

– Что за тайны, Отто?

– Пообещай мне, что ты спрячешь это там, где никто его не сможет найти.

– Я не понимаю!

– Это очень нужно Гиммлеру, и с его помощью Дитер сможет спасти жизнь тебе и Саре.

– Отто, что ты натворил?

– Эльза, дай слово, что скажешь об этом Бахману, только если вам с Сарой будет грозить беда! Не ради себя, так ради дочери, пообещай!

– Ты думаешь, ему нельзя доверять – даже если он будет знать, что это может спасти жизнь Сары?

– Он постарается убедить себя в том, что девочке ничего не грозит. Он очень хорошо умеет лгать себе. Как и все мы, честно говоря.

– Если Гиммлеру нужна эта вещь, он найдет ее! Ты не спасешь меня, Отто! Ты втягиваешь меня в нечто ужасное!

– Мы все втянуты в нечто ужасное, Эльза. К тому же Гиммлеру не придет в голову подумать о тебе. Он будет охотиться за мной.

Она смотрела на него отчаянно, беспомощно. Он никогда не видел ее такой.

– Ты не вернешься?

– Я хочу увидеть Сару, а потом уйду.

Куфштайн, Австрия

15 марта 1939 года

Через два дня рейхсфюрер узнал о том, что Отто Ран увел машину со служебной стоянки. На третий день стало известно, что он выкрал Антиохийское копье из Вевельсбурга. Осознав, что совершил Ран, Гиммлер решил не привлекать гестапо. Командовать операцией он поручил Бахману.

– Чего бы это ни стоило, сколько бы времени ни потребовалось, – сказал он, – но вы найдете, где он его спрятал!

– Несомненно, рейхсфюрер!

– Что касается доктора Рана: как только вы заберете то, что он похитил, я хочу, чтобы его привезли в Берлин. Я лично встречусь с ним перед тем, как он будет расстрелян.

Действуя согласно непосредственным распоряжениям Гиммлера, Бахман объявил охоту на Рана по всей стране. Кроме того, он отправил своих людей на юг Франции и в Женеву, зная, что там у Отто есть старые друзья. Штаб розысков Бахман разместил в Берлине, где координировал работу нескольких команд. Днем и ночью его личный самолет был наготове. Штандартенфюрер приказал звонить ему в любое время, как только Ран будет схвачен. В первую ночь после побега Отто Бахман уснул, но вскоре проснулся и рывком сел на кровати. Во Франции и в Швейцарии беглеца не нашли, он не пересекал границу. Бахман понял, что Ран никуда не скрылся. Он по-прежнему находится в Германии.

«Мы замышляем убить Гитлера!» Так он сказал как-то вечером, когда Бахман заметил, что они о чем-то шепчутся с Эльзой. Шутка, конечно, но было в глазах Отто в этот момент что-то такое…

На следующее утро, так и не уснув, Бахман приказал еще раз обыскать квартиру Рана и его кабинет. У десяти агентов ушло три дня, прежде чем они обнаружили, что Ран взял с собой планы «Орлиного гнезда». Оставалось немногим больше месяца до дня рождения фюрера, который он собирался отпраздновать в новом поместье, и Ран – обреченный романтик с извращенными понятиями о добре и зле – намеревался быть там в это время!

В понедельник, тринадцатого марта, Бахман вылетел в Берхтесгаден и распорядился провести негласное прочесывание населенных пунктов. Разыскивали военного в отпуске, тихо проводившего время. Поздно вечером в среду один из агентов Бахмана сообщил о высоком, довольно молодом гауптштурмфюрере СС, который снял комнату у вдовы в местечке Куфштайн – менее чем в сорока километрах от Берхтесгадена.

Дитер выехал туда, как только стемнело.

Ран пересек Центральную Германию на автомобиле, затем поездом добрался до Мюнхена. Он опередил первых агентов, занимавшихся его розыском, автостопом переехал через границу Австрии и добрался до деревни Куфштайн. На границе у него проверили документы, но поддельные бумаги интереса не вызвали. Он снял комнату у вдовы, сказав женщине, что в части ему дали отпуск по состоянию здоровья и он хотел бы несколько недель побродить по окрестностям, прежде чем вернуться на службу в Берхтесгаден. Женщина не приставала с расспросами, но, чтобы удовлетворить ее любопытство, Ран нарочно оставил на бюро бумагу, в которой ему предписывалось прибыть в Берхтесгаден девятнадцатого апреля. Свою форму он повесил в гардероб.

Иногда он говорил с вдовой о своих родителях, рассказывал о невесте, которая без объяснений разорвала помолвку с ним. История получилась трогательной, и женщина ему сочувствовала. Она советовала ему поскорее помириться с родителями: настанет время, когда он будет очень жалеть о ссоре с ними. Что до его невесты, то она еще пожалеет о том, что потеряла такого славного жениха. А ему нужно только время. Оно залечит его разбитое сердце! Ран сказал женщине, что она, скорее всего, права, но сейчас ему просто нужно побыть наедине с собой. Похоже, хозяйка дома это поняла и совсем не тревожилась, когда он запирался в своей комнате или уходил в лес в одиночестве. Прошла неделя, вторая…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю