Текст книги "Война Бессмертных"

Автор книги: Константин Сайрус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

Знания в базе были организованы таким образом, что каждый раздел объединялся со всеми логически предшествующими и последующими ему, что позволяло при желании как по цепочке пройтись до самого истока любого вопроса. Впрочем, очень скоро стало очевидно, что мудреные заголовки, вроде “полифазного окероквинеза”, всегда оказывавшиеся где-то ближе к финалам “цепочек” и не говорившие мне ровным счетом ничего, лучше было вообще не трогать, так как, по сути, они ничего не сказали бы даже академику: то, что под ними скрывалось, выходило далеко за пределы “официальной науки”, как ее любил называть Ас. Для понимания того что там описывалось, требовалось основательное изучение всех предыдущих звеньев не только собственных абстрактных цепей этих заголовков, но и многих соседних.

Однако самый простой раздел, который я смог найти был именно из области запредельного. Он обозначался как эдакий промежуточный узел, в котором пересекалось больше десятка цепей, причем пересекалось не в районе их окончаний, что меня обнадеживало, а лишь чуть дальше середин, примерно там, где и завершались мои “обывательские познания”.

Освоение материала заняло у меня весь следующий день, вплоть до самого утра четверга – 8 июня.

Вкратце говоря, раздел давал обобщенное описание областей и методов работы Миротворцев. На объемных изображениях, которые можно было вращать и масштабировать, схематично показывалось, что звезды и галактики занимают лишь 4% от массы Вселенной. Основная же масса – 73% – приходится на так называемый “спектр”, который, наряду с тремя координатами пространства, осями x, y, z, а так же временной координатой t, обозначался во всех формулах пятой координатой – w.

Во время чтения меня то и дело обуревали приступы ядовитого скепсиса, понуждающие бросить изучение этой ереси, но я успокаивал себя тем, что собственными глазами видел то, чего не может существовать в реальности, а потому свою предвзятость лучше попридержать.

Словесное определение спектра не содержало ни одного известного мне слова, и лишь значительно позже я стал знаком с этим “явлением” достаточно близко, чтобы сформулировать для себя, что оно такое. А сформулировал я так, что это сама Вселенная. То, чем она является изначально. Все остальное – просто надстройки. Спектр – это фундамент, базис. Экзотическое пространство, скрытое внутри обычного пространства и не взаимодействующее с ним напрямую. Только через посредника – “цеплекс” – переходное состояние вещества, на долю которого приходятся оставшиеся 23% массы Вселенной. В спектре нет закона сохранения энергии, он не квантуется. Но именно там рождается ткань Вселенной, все формы энергии и материи. Спектр имеет отрицательное давление, из-за чего он непрерывно расширяется, увлекая за собой цеплекс, который, в свою очередь, наполняет Вселенную новой энергией и веществом.

Из той части описания, что была мне понятна, следовало, что с геометрической точки зрения, спектр представлял собой некую “вложенность” пространства, наподобие матрешки, только основные четыре координаты у нашего мира – “вестигулярного поля”, как он тут именовался – и спектра, полностью совпадали. Для вычисления же координаты w для каждого момента времени применялась чудовищная формула более чем на десяток строк, которую я, едва увидев, поспешил убрать с глаз долой вместе с громадным примером решения.

Страх и ужас таился в том, что законы физики в спектре принципиально отличались от существовавших в обычном пространстве, и плюс к тому же были нестабильны, быстро менялись с течением времени, поэтому формула состояла сплошь из динамических переменных, способных принимать абсолютно дикие значения. Это уже не говоря о том, что в формуле использовались отрицательные значения скорости света, переменные какой-то “негативной энергии”, действие которой подавляло гравитацию, а так же выделенная особым шрифтом переменная “нейтрино темного поля”, отдельно рассматривающаяся в специальном разделе.

Я, конечно, не был членом академии наук, но моих начальных знаний в физике было достаточно, чтобы меня начали обуревать мрачные сомнения. Еще больше меня смущало, что в вычислениях применялось деление на ноль, в результате которого получались натуральные числа, но в математике я разбирался еще меньше чем в физике, поэтому скепсис сумел перебороть.

Обычное же пространство – вестигулярное поле, обрисовывалось подобием не то закрытого полигона, не то, действительно, как говорил Ас – “теплицы”. Все объекты, входящие в него из спектра, проходили через интеллектуальный фильтр, что-то вроде единого контрольно-пропускного пункта, охватывающего весь периметр. Описание его механизмов функционирования занимало столько места, что мне хватило терпения только на просмотр по диагонали. Но смысл я, кажется, уловил: законы физики во Вселенной существовали исключительно ради населяющих ее живых существ, а неорганическая природа являлась всего лишь инструментом, и возможности живых организмов по взаимодействию с ним жестко регламентировались “сверху”, контролируясь системами, как бы вплетенными в ткань пространства. В этом-то и крылась суть власти Эона и природы Сопряжения. С системой регулирования что-то произошло, и то, что было позволено лишь избранным, стало можно всем. Фильтр тоже накрылся, и у обитателей спектра не осталось практически никаких препятствий для проникновения в заповедник.

Что до этих обитателей, то они, судя по описанию, не так уж сильно отличались от живых существ. Их называли невоплощенными основами – “неосами”. А “основа” являлась ничем иным, как техническим названием души, к моему разочарованию весьма простенько устроенной, включающей в себя всего три составные части: внимание, собирающее информацию, операционное ядро, обрабатывающее информацию и память – хранилище информации. Вместе они образовывали сознание, разум, характеристики которого напрямую зависели от пропорций составных элементов.

Главное отличие неосов от большей части живых существ заключалось в том, что у последних имелись управляемые биологические тела, с помощью которых они могли взаимодействовать с нормальным пространством – вестигулярным полем. Однако “нормальным” не значило “естественным”. Естественным пространством для всех основ был спектр, и именно там они постоянно пребывали. Телами же они управляли посредством сложного интерфейса – мозга. Неосы тоже могли обладать биологическими телами, только нелегально. Легальное управление передавалось основе исключительно в момент рождения тела естественным путем.

По большей части неосы могли только наблюдать. Любое маломальское воздействие на вестигулярное поле стоило им астрономических затрат сил и огромного риска. Зато они знали о самом существовании “теплицы”, что давало им повод ставить себя на голову выше большинства существ, живущих внутри нее и считающих свой мир естественным и безусловным.

Подключение основ к телам происходило не без возможности разрыва. Оно и ясно – смерть никто не отменял, но речь шла не о ней. Целый раздел, посвященный устройству основы, содержал так же описание способов ее самовольного отделения от биологического тела. Такой разрыв приводил к переключению внимания основы на свои собственные органы чувств, что позволяло ей воспринимать спектр и взаимодействовать с ним как любому неосу. Отличие этого состояния от смерти заключалось в том, что основа, даже будучи вне тела, сохраняла с ним связь, с помощью которой осуществлялся обмен данными между основой и мозгом, и только если этот обмен останавливался, мозг автоматически прекращал поддерживать в теле жизнь.

Я напряженно сглотнул слюну, представив, что умереть можно всего лишь от какого-то неосязаемого “дисконнекта” и перешел к чтению смежного раздела, который рассказывал о той самой лазейке, благодаря которой появились Миротворцы – о сновидении. Вот только чтобы разобраться в тонне материала на данную тему, мне потребовалось отловить Аса, когда тот изволил показаться в пищеблоке.

– За работу в этой и сновиденной реальностях отвечают принципиально разные нейронные структуры, – буднично сказал он, отпив из кружки. – Поэтому тебе придется выбирать: либо ты работаешь там и эту реальность воспринимаешь как сон, а сон как реальность, либо ты работаешь тут и сновидение по-прежнему считаешь всего лишь сновидением. Попытка совмещения этих двух занятий приведет к необратимому повреждению коры головного мозга.

– А ты и остальные оперативники, где вы работаете?

– Здесь, конечно, – грустно усмехнулся он. – Офис сноходцев устроен совсем иначе.

– Ну, тогда я, пожалуй, останусь с вами.

– Тогда не забивай голову. Тебе будет достаточно общего ознакомления с темой.

Ас показал в бампе раздел, где кратко описывалось устройство системы сна. Как ни странно, она оказалась похожа на обыкновенное клиент-серверное программное обеспечение, да и терминология применялась соответствующая.

Встроенная в мозг “клиентская часть” регулярно принуждала “пользователя” засыпать при помощи специальных химических веществ, а сама в это время передавала на “сервер” всю информацию, которую сознание получило после предыдущего “сеанса связи”. Но функция слежения у сна была хоть и первостепенной, но не единственной. Дополнительное предназначение сна состояло в скрытом программировании поведения, в оказании влияния на решения, принимаемые людьми в бодрствующем состоянии, чтобы каждая личность росла именно в том направлении, которое для нее предусмотрено. Кем предусмотрено и зачем, я узнал несколько позже.

На время передачи, разум, которому о происходящем знать было не положено, погружался в некую песочницу, виртуальную среду, создаваемую из всей той информации, что хранилась в памяти, сервер же управлял только состоянием этой среды, ее формой и поведением. Так рождались сновидения. Наиболее сложные из них были способны полностью симулировать реальный мир. Определить, что спящий находится в таком сне, было достаточно просто – его глаза двигались под веками так интенсивно, будто он не спал вовсе, а бодрствовал.

Клиентская часть так же была способна воздействовать на основы высших организмов, таких как человек, вмешиваясь в работу операционного ядра и памяти, чтобы погруженный в симулятор разум не мог сопротивляться иллюзии. Атрофируя операционное ядро, система добивалась того, что человек лишался способности думать и анализировать происходящее, превращаясь в зомби. Более глубокий эффект достигался подменой слотов памяти, в результате чего спящий воспринимал персонажей сна как давних знакомых, окружающий мир – каким бы чуждым реальному он ни был – родным, а события – естественными. Человек сохранял возможность думать, и действовал, полноценно жил в абсолютно ирреальных декорациях, даже не подозревая, что находится во сне, не помня ничего о настоящем мире и о своей настоящей личности.

Во время чтения мне стало не по себе. Натуральное лишение человека рассудка, издевательство над его сущностью и свободой воли описывалось настолько обыденным явлением, что экспериментаторы третьего рейха подавились бы слюной от зависти. Но самое страшное, что речь шла вовсе не чьих-то бесчеловечных опытах, а самом банальном явлении в жизни людей.

Тогда меня впервые посетила мысль, что счастье в неведении.

Разъяснений на возникшие вопросы Ас не дал, сославшись на то, что для начала мне нужно все испытать на собственном опыте. В ответ на законное возражение: “Как?” – поскольку спать-то я не мог – он загадочно посмотрел куда-то в сторону, а затем велел мне ждать его в жилом блоке.

Я не разглядел, куда он ходил, но через несколько минут он вернулся, держа в руках темно-синюю картонную коробку размером с упаковку для утюга. На ней серебристыми буквами красовалась надпись:

“The Moebius Institute

Mental refractor URX-028”

– Видишь ли, Экс, – начал Ас, открывая коробку, – то, что у нас удалена программа, заставляющая спать, не значит, что нам нельзя засыпать по собственной воле. Ввести мозг в нужное состояние и самовольно подключиться к серверу сновидений можно освоив необходимые практики. Но в твоем случае времени на это нет.

Он извлек из коробки две серые амортизационные подкладки, между которыми был зажат пакет с каким-то прибором. Вытряхнув устройство на постель, Ас принялся разматывать скрученные провода.

– И тут нам на помощь приходит эта чудесная вещь, – продолжил он. – С ее помощью можно вводить мозг в любые состояния, не только не обладая требуемыми навыками, но даже ничего не зная об этих состояниях. Достаточно прочитать инструкцию.

– Почему-то мне кажется, в магазине такую штуку не купить, – повертел я упаковку в руках, разглядывая надписи на английском.

– Верно, – повел бровью Ас.

На обратной стороне я прочел надпись мелким шрифтом: “Made in USA”.

– За бугром, значит, продается, а у нас – нет?

– Продается только тем, кто знает, где покупать, – заговорчески пояснил Ас. – В штатах есть человек по имени Карл Мебиус, посвятивший всю жизнь изучению спектра. Он проводил исследования только для себя, думая, что общественность его открытия отвергнет, будь они обнародованы, но в семидесятых годах прошлого века оккультную часть человечества захлестнула волна помешательства на книгах писателя, известного как Луис Молина, труды которого затрагивали фактически те же самые вопросы, что изучал Карл, только освещали их крайне извращенно. Популярность его творчества вызывала у Мебиуса справедливое негодование. Возмущенный тем, что столь матерая профанация снискала такую известность, он решил все же вынести свои открытия в массы, но сделать это более осязаемо, нежели в виде сомнительного абстрактного знания, заключенного в литературную форму. Он хотел предложить нечто, что дало бы всем без исключения возможность на собственном опыте прикоснуться к запредельному. И в восемьдесят первом году он открыл научно-исследовательский институт, в стенах которого через семнадцать лет был создан первый компактный прототип. Перед тобой последняя модификация этого устройства. По понятным причинам сертификацию оно не прошло.

– Это по каким же?

На секунду Ас поднял на меня недоуменный взгляд:

– Зачем Эону рисковать, позволяя распространяться устройству, которое дает всем желающим доступ к лазейке?

– Ну, в принципе да… – почесал я висок.

– Институт все еще существует только потому, что за бешеные деньги толкает этот прибор на черном рынке.

– А Эону плевать?

– Реализаторы достаточно умны, чтобы их было очень трудно поймать за руку при продаже и засудить, а давить их силой Эон просто так не станет. Пять-десять приборов в месяц – слишком малый объем продаж для принятия таких мер. Тому же самому, что позволяет делать устройство, гораздо больше людей обучается своими силами.

– К чему вообще какие-либо меры? – задумался я вслух. – Ведь далеко не все люди в курсе, что сновидение – лазейка, и тем более, вряд ли кто-то знает, что с нею делать. Даже я смутно представляю, как она используется, хотя и знаю от вас о ее существовании. Чего уж говорить про обывателей…

– Как же быстро ты разграничил себя и обывателей, – усмехнулся Ас. – На самом деле все очень просто: владея необходимыми умениями можно пересиливать те механизмы, что управляют сознанием во сне, и возвращать себе способность адекватно мыслить. Ты испытал это при нашей первой встрече тогда в парке, хоть и не без моей помощи. Этому способен научиться практически каждый. И учатся. Человек, победивший волю сновидения, получает возможность действовать в местах для него не предназначенных. Лишь единицам хватает ума и сил зайти достаточно далеко, но каждый из этих уникумов имеет шансы случайно или намеренно наткнуться на то же, что и наши Предтечи. Как говорил Аркенон: “Нужный человек не в том месте, может изменить мир”.

– Наткнуться на что? На Маяк?

– Предтечам пришлось отключить Маяк, потому что Эон тоже сумел его обнаружить, так что никто его больше не нашел и не найдет. Но не в меру любопытный человек может осуществить взлом своей виртуальной ячейки – что не так уж сложно – и проникнуть на сервер, а оттуда он способен попасть куда угодно, если хватит сил и везения.

– Например, куда?

– В служебную зону, где обрабатываются умершие. Согласись, лицезрение конвейера человеческих основ, которым после введения в вегетативное состояние стирают одну личность и записывают вместо нее другую, способно встряхнуть даже самое закостенелое мировоззрение. Если после такого человек не сойдет с ума, ему точно захочется что-то предпринять, чтобы спасти себя от этой участи.

– Мда… Посмотреть бы разок на этот конвейер, – пробурчал я. – Выходит инструмент, придуманный богами для скрытого наблюдения за миром, может быть использован против них же кем угодно?

– Тебе это кажется странным?

– Нет, почему. – Я пожал плечами. – Только странно, неужели они не придумали никакой защиты?

– Придумали. Но об этом лучше поговорить непосредственно там.

Ас напялил мне на голову черный обод устройства и приказал ложиться, а затем произвел какие-то манипуляции с блоком управления, к которому от обода тянулся целый шлейф проводов.

– Скоро начнется? – настороженно поинтересовался я, глядя в потолок.

– Что? – непонимающе спросил Ас.

– Ну, это, что там должен сделать прибор.

– Уже началось.

– Да? Я ничего не заметил.

– Однако ты уже минут пятнадцать находишься во сне.

Я оцепенел, ощущая, как недоумение стремительно перерастает в ужас, и медленно приподнял голову, чтобы посмотреть на Аса. Он все так же сидел рядом, но выглядел иначе. Вместо черно-белого доспеха на нем была майка-алкоголичка и синее трико. Я подумал, что Ас зачем-то решил подшутить надо мной.

– Чт-о?.. – промямлил я, оглядываясь по сторонам. – Ка-к эт-то?

– Вот так, – поджав губы, кивнул Ас. – Вставай.

– Невозможно… Я же даже глаза не закрыл…

– Закрыл, только не помнишь.

– Это не может быть сон. Все так реально… – Я провел рукой по постели надеясь заметить что-нибудь ненормальное, но придраться было не к чему.

– Так у тебя ничего не получится. Окружение подстраивается под твои мысли. Чтобы поймать его на ошибке, надо или знать, как правильно думать, или знать, куда смотреть. Как я выгляжу?

– Как нищеброд, – честно ответил я.

– Вот, пожалуйста. Сновидение постоянно пытается запутать очнувшийся разум.

– И куда же надо смотреть?

– Перед собой, – ответил Ас твердо. – Во время засыпания твои мысли не угасают, а множатся. Под воздействием программы сновидения ты начинаешь думать о нескольких вещах одновременно, хоть и не осознаешь этого. Каждая новая мысль создает несколько параллельных потоков, которые проносятся перед твоим сознанием несколькими слоями, наложенными друг на друга. Оглянись вокруг – этого места не существует в пространственных координатах. Ты не видишь глазами – у тебя их тут нет. Тебе поступает поток информации, но ты выхватываешь из него только то, что тебе наиболее привычно. И сейчас ты хочешь привычного визуального восприятия, как в реальности. Присмотрись внимательно – перед тобой гораздо больше чем просто картинка. – Ас с надеждой уставился на меня.

Я честно попытался внимательнее приглядеться к тому, что видел.

– Ничего не получается, – раздосадовано фыркнул я.

– Не фокусируйся на объектах. Постарайся увидеть то, из чего формируется само твое восприятие, – произнес он с таким живым интересом, что я даже немного опешил.

Дабы не ударить в грязь лицом я напрягся, пытаясь выполнить его просьбу, и тут мне вспомнилось как в детстве я, задумчиво глядя в никуда, замечал какой-то шум перед глазами, будто я смотрел сквозь едва различимые телевизионные помехи. Недолго думая, я поступил точно так же, сосредоточившись не на конкретных вещах, а на всем поле зрения целиком. Практически сразу же у меня возникло очень странное ощущение, сравнимое с тем, что мои глаза – весла, а все обозреваемое – вода. Я буквально почувствовал, как перемещаю глаза в какой-то плотной среде, она окружала их. На мгновение мне показалось, что я сам один большой глаз. Сфокусировавшись на этом ощущении, я рассмотрел перед собой что-то вроде кубов, наполненных чем-то, что невозможно точно описать. Это было похоже на кашу из информации. Она менялась с безумной скоростью, в каждом кубе за секунду появлялись и исчезали десятки обрывков каких-то образов и чего-то еще, что я не мог увидеть, но чувствовал, знал, но тут же забывал. Кубы образовывали неустойчивую, дергающуюся, словно желе конструкцию, похожую на кубик Рубика, которая и являлась моим полем видимости – перевод зрения с одной ее секции на другую я ощущал как перемещение глаз в жидкой среде. Проносящиеся в кубах образы как-то синхронизировались между собой, позволяя видеть относительно цельное “изображение”. Фоновые кубы, расположенные позади всех, в это время внушали мне какие-то знания, которые я не успевал ухватывать.

Теперь я понимал, насколько необычно было мое зрение, и мне показалось странным, как это я мог не заметить, что нахожусь во сне, когда, по сути, я даже посмотреть ни на что нормально не мог – любой объект, любая область, куда бы я не обратил взгляд, все телепалось, дрожало и непрерывно меняло форму, едва поддерживая целостность, клюнуть на реальность которой можно было только будучи совсем идиотом.

– Получается? – спросил Ас.

– Кажется да… Тут все слишком быстро и размыто.

– Надо же! Ты уже видишь нейро-адаптивную матрицу? – раздался где-то рядом знакомый голос.

– Что? – недоуменно огляделся я. Около койки стоял Неман. Его облик практически не изменился. – А ты как тут оказался? – обратился я к нему.

– Обыкновенно, – отрезал он. – Чего ты там видишь? Рассказывай.

– Да ничего я не вижу. Кубы какие-то. Нестабильные.

– Они стабильны, это ты не можешь нормально их воспринимать.

– Уж простите, не научился пока еще, – язвительно ответил я, разводя руками.

– Послушай, Экс, – Ас понизил голос, словно начальник собирающийся сказать своему подчиненному что-то важное. – Каждый “куб” – как ты его называешь – это порт, на который подается часть единого потока данных. Пока ты во власти сна, он сам собирает поступающие пакеты данных в цельную картину, которую ты воспринимаешь как сновидение, но когда ты приходишь в себя, то по привычке начинаешь выхватывать информацию только одного типа – того, на который направлено твое внимание. Но нити данных взаимозависимы, они ничего не стоят друг без друга. Понимаешь? Ты теряешь большую часть поступающей информации, поэтому тебе и кажется что все размыто и быстро.

– Вроде понимаю, – сосредоточился я, осмысливая услышанное. – А как воспринимать цельную картину?

– Это отдельный разговор, – отстранился Ас.

– Тогда зачем ты вообще затронул эту тему?! – удивился я.

– Чтобы ты научился отличать сон от яви. Я же не смогу каждый раз оказываться рядом, чтобы привести тебя в чувство.

– Подумаешь сложность, сказать человеку, что он спит, – фыркнул я.

– Да нет, Экс, слова тут ничего не решают. Спящий будет слышать только то, что ему внушает сон, до тех пор, пока он находится под его контролем. И даже если тебе повезет до него докричаться, он только обозлится, что ты ему мешаешь, и вновь уснет.

– А на что тут злиться? На спасение из состояния зомби?

– Это ты так думаешь. Вспомни, ты никогда не испытывал злость и дискомфорт от того что просыпался во время просмотра сновидения?

– Бывало такое, – задумался я. – Так это нормальная реакция организма на то, что выспаться не дают.

– Нет. Сон не имеет физиологического смысла, а потому организм не может реагировать на помеху бесполезному действию. Если ты проснешься не во время сновидения, тебе покажется что ты и не ложился спать.

– Да ладно? Какая разница?

– Разница в том, что процедура сновидения запускается только во время непосредственного обмена данными с сервером, а происходит это циклично в течение всего периода сна. Система награждает человека за послушность на уровне условных инстинктов. Спишь исправно – получаешь удовлетворение, не спишь – получаешь стресс, разрушающий нервную систему. Как результат: не спишь долго – сходишь с ума и вскоре умираешь. Если прерываешь сон в момент сеанса связи, наказание не заставляет себя ждать.

– А откуда я, находясь во сне в состоянии зомби, знаю, что мне надо спать, а не то будет плохо?

– Ты не совсем в состоянии зомби. Когда ты подключен к портам сновидения, в твоей памяти активизируются защищенные области, в которых содержатся воспоминания обо всех снах, которые ты видел в течение жизни. Эти воспоминания заодно способствуют более глубокому погружению в иллюзию: узнав знакомые декорации или сюжет, ты моментально включаешься в фальшивую реальность.

– Что-то не вяжется, – усомнился я. – Выходит, человек знает, что спит?

– Верно, – одобрительно покивал Ас. – Основа устроена так, что управлять ею можно только с ее согласия. Только не обязательно, чтобы согласие было дано при участии всех составных частей основы. Надеюсь, ты же уже знаешь о них из базы бампа?

– Знаю, – выдохнул я, тут же обратив внимание на странность дыхания. Я чувствовал, как совершаю дыхательные движения, но моя грудная клетка оставалась неподвижна и воздуха ноздрями я не ощущал. – Подожди, – задумался я вслух, – но в бампе сказано, что сознанию о происходящем во сне знать не положено?

– Строго говоря, оно и не знает. Если атрофировать внимание, информация проникнет в память, миновав фильтры разума, которые отмечают путь к этой информации, чтобы потом к ней обращаться. Путь этот называется ассоциативным рядом и представляет собой набор внутренних указателей, последовательно ссылающихся друг на друга, последний из которых ссылается уже непосредственно на нужный слот памяти. Внимание не может самостоятельно получить доступ к информации, не помеченной таким образом. Так работает гипноз, и точно так же работает система сновидения. Путь знает только тот, кто эту информацию заложил, и только он может обратиться к ней, вызвав нужную последовательность ассоциаций. Поэтому человек засыпает добровольно, спокойно отдавая себя во власть чуждой силы, и действует во сне, отыгрывая возложенную роль, прекрасно понимая, что делает, а отсоединившись от сна, забывает все что ему, как ты сказал, “знать не положено”.

– Вы долго еще будете разглагольствовать? – недовольно пробубнил Неман. – У меня дела, между прочим.

– Отложим этот разговор на потом, – хлопнул Ас рукой по постели и поднялся, кивком позвав меня за собой.

– Я так и не понял, че ты тут делаешь? – повернулся я к Неману, проигнорировав Аса. – И как вообще мы можем одновременно видеть один сон?

– Пораскинь мозгами, – отвернулся Неман.

– Окей. – Я скорчил задумчивую гримасу, хотя на самом деле мог только догадываться, что он имел ввиду. Вроде как есть “сервер”, вроде как есть “клиенты”. Видимо стоило предположить, что это само собой подразумевало возможность связи клиентов между собой. – Так че он тут делает? – обращаясь к Асу, вновь кивнул я в сторону Немана.

– Я попросил его помочь обучить тебя контролю иллюзии, – ответил Ас.

– Не понял?

– Это квазипространство можно подчинять собственной воле, – сухо пояснил Неман. – Придавать ему желаемую форму и запускать незапланированные сценарии.

– И как? – Если честно, мне это было интересно в основном не из любопытства, а из вредности. Все эти радикальные новшества, преподносимые мне с такой серьезностью – чем больше они на меня наваливались, тем сильнее во мне разгорался дух противоречия. Хотелось поскорее со всем этим разобраться, чтобы доказать, что меня не надо учить как ребенка.

– Используя его уязвимость, конечно же.

– А… Точно, – неуверенно кивнул я. – Только зачем мне это? Я же сказал Асу, что хочу работать в реальности, а не во сне.

– Затем, что если ты не будешь контролировать иллюзию, она будет контролировать тебя, – произнес Ас менторским тоном.

– Так я же теперь вроде как не нуждаюсь во сне, – нахмурился я. – Как он может мне угрожать?

Неман отошел в сторону, обреченно качая головой.

– Экс, – в голосе Аса послышалось сдерживаемое раздражение, – ты сейчас оказался во сне, воспользовавшись всего лишь устройством, созданным руками человека. Ты хоть представляешь себе во скольких состояниях и сколькими способами ты в принципе можешь оказаться?

– Состояниях? – честно не понял я.

Глаза Аса блеснули. Мне этот показалось нехорошим знаком. Но не успел я открыть рта, как Неман обернулся к Асу и недобро сказал:

– Давай.

Того, что произошло потом, я не запомнил. Очнулся я, уже, как ни в чем не бывало, несясь за рулем внедорожника по узким извилистым улицам какого-то маленького солнечного городка. В машине я находился один, но отчетливо знал, что за мной гонятся какие-то люди и выжимал из своего транспортного средства все, на что оно было способно. Мне было не страшно, скорее тревожно. Я слышал, как колотится мое сердце, чувствовал, как часто дышу. Пару раз в зеркале заднего вида мелькали те, кто за мной гнались, их черные джипы подпрыгивали на бордюрах и круто виляли задом, входя в повороты.

Гонка продолжалась минут десять, пока дорога внезапно не закончилась обрывом. Я едва успел ударить по тормозам, крутанув баранку так, что машину развернуло на 180 градусов. Протащившись по земле еще несколько метров, она уперлась задним бампером в худое деревце, выросшее на самом краю обрыва.

Только я облегченно вздохнул, как из-за поворота выскочили джипы преследователей. Не снижая скорости, они устремились прямо ко мне. Столкновение было неизбежно. Я начал судорожно дергать ручку двери, но она как назло не подчинялась. Тогда я локтем выбил боковое стекло и полез наружу. Однако в ту же секунду последовал удар, и я влетел обратно, упав на заднее сиденье.

Когда я посмотрел в окно, линия горизонта уже была вертикальной. Автомобиль находился в свободном падении. Длительность падения меня совсем не смутила. Через лобовое стекло я увидел, как под машиной проносится почти отвесный склон, по которому зигзагом спускается невероятно крутой серпантин, а по нему с бешеной скоростью несутся все те же черные джипы, пытаясь настичь меня.

Преследователи входили в повороты как по рельсам, с минимальным заносом и практически не снижая скорости, и это притом, что дорога была грунтовой и шириной не превышала четырех метров. Стеной растущие вдоль нее громадные сосны, прямые как стрелы, делали склон похожим на ошибку программы для ландшафтного дизайна. Никогда не видел, чтобы природа была настолько не натуральна. Но тогда я не обратил на это внимания. Я был целиком сосредоточен на том, чтобы уйти от погони.

И тут я вдруг осознал, что вот-вот разобьюсь – в заднем окне стремительно приближался каменистый берег моря. В панике заметавшись по салону, я пытался придумать, как спастись, но было уже слишком поздно. Самого момента падения я не запомнил, но помню, что за секунду до него возникло нестерпимое чувство, будто внутренности сжимаются в комок.