Текст книги "Среди чудес и чудовищ (СИ)"

Автор книги: Константин Мзареулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Насколько успел разобраться Ярослав, дело было так. Свой межполетный отпуск Терехов проводил в родном городке, зашел в ту школу, которую закончил лет шесть назад и попал на диспут о судьбах человечества, тон которого задавала банда малолетних неолуддитов. Астанину тоже приходилось встречаться с подобными людьми – несчастными существами, чьё сознание не успевало перестроиться в соответствии с реалиями бурной и стремительной современности. Вероятно, молодой космонавт сделался для них зримым воплощением всех личных неувязок.

– И чем все кончилось? – осведомился Вартанян.

– Ничем. Все остались при своих точках зрения. Но я сказал под занавес: "Если вам так не нравится цивилизация, у вас всегда есть возможность от нее отказаться. На Земле сейчас появилось достаточно уголков дикой природы – скройтесь там, живите в милых вашим сердцам пещерах, ходите в шкурах, ловите рыбу, собирайте ягоды, насаждайте матриархат... Если, конечно, выдержите.

– Хорошо сказал,– одобрил Миллерс.– Сильно они на тебя обиделись?

– По-моему, очень сильно. К тому же наверняка уверены, что я не оценил высоту их высоких порывов и не разобрался в нюансах утонченных натур.

– Надо было им сказать...– начал кто-то из молодых.

Как часто случалось с ним в последнее время, Астанин быстро утратил интерес к общей беседе, пересел к телеиллюминатору и принялся почти бессознательно подкручивать рукоятки управления внешней камерой. Изображение сдвинулось, приблизилось – теперь на экране сияли оба соседних рукава Млечного Пути. Он мысленно прочертил пунктирный треугольник...

– Красота,– раздался за спиной голос Толика Ляпунова,– махнуть бы туда. А, командир?

Несколько раздосадованный тем, что его отвлекли, Ярослав искоса посмотрел на третьего пилота и неопределенно дернул плечами. Махнуть туда было бы, конечно, неплохо, но в свете недавно открывшихся фактов осуществимость такого маршрута выглядела несколько проблематично. Похоже, что Человечество наткнулось на очередной барьер, торопливо воздвигнутый злокозненной Природой. Сколько их уже было: звуковой, световой, вакуумный. Наконец, этот – гравитационный, о коем знают только они с Бахрамом, да двое астрофизиков, помалкивающие сейчас на соседнем диванчике.

В отсеке вновь завелся бесконечный (начался столетие назад, а завершится не раньше конца света) обмен мнениями о перспективах космонавтики. Говорили, что звездоплавание приближается к некоторому "возрастному" рубежу: слишком долго, мол, не делалось качественно-новых открытий и предстоят, видимо, какие-то интересные дела уже в обозримом будущем. Мысль была не слишком оригинальная, на очередной рывок надеялись очень многие, включая Астанина, поэтому он тоже высказался в том смысле, что единственным принципиально новым открытием может быть лишь контакт с внеземными цивилизациями. Вартанян довольно бодро возразил ему: дескать, ближайшее время должно принести разгадку одной из величайших тайн Природы – механизма зарождения жизни. Его слова вызвали легкое недоумение: всем (точнее всем неспециалистам) казалось, что никакой загадки здесь давно уже нет и что жизнь может возникать в любом месте и приспосабливаться к любым условиям. И тут начгруппы произнес фразу, мгновенно избавившую Астанина от наметившихся признаков сонливости.

– По всей вероятности,– сказал Степан Сергеевич,– эта научно-популярная теория не совсем верна. Сегодня мы можем со всей ответственностью утверждать что предбиологическую эволюцию ускоряют такие системы, как эта,– и он вытянул руку к экрану, показывавшему Каппу-4.

Слова эти особого фурора не вызвали, почти все просто не обратили на них внимания, но Ярослав сразу насторожился. Слишком часто размышлял он над вопросом о предназначении Каппы, и слишком хорошо сказанное Вартаняном укладывалось в его концепцию. Поэтому незадолго до отбоя (в 22.00 на борту вырубалось дневное освещение) он попросил руководителя научной группы зайти в рубку для делового разговора.

Возможно, ему не стоило пороть такую горячку, и удобнее было бы отложить выяснение обстоятельств до утра, чтобы обсудить все на свежую голову. Однако Ярослав имел основания торопиться, догадываясь, что прямым курсом в его руки приплывает столь необходимое для их гипотезы решающее доказательство.

Вахтенному он разрешил "отлучиться на часок". В ближнем космосе царило спокойствие, как быстро определил командир, скользнув взглядом по приборным панелям. Да и не могло ничего случиться в этом уголке Вселенной, где крутится без устали лучевая метла такой силы.

Откупорив предусмотрительно захваченную по дороге из буфета бутылочку минералки и отхлебнув прямо из горлышка (за орбитой Юпитера он непроизвольно переставал соблюдать некоторые тонкости этикета), Ярослав сразу перешел к сути:

– Что вы имели в виду, говоря про особую роль звездных систем такого типа?

– В смысле биогенеза? – переспросил Вартанян.

Астанин кивнул и сделал еще один хороший глоток. После короткой паузы на них с Бахрамом обрушилась сногсшибательная теория, имеющая более чем двухвековую предысторию: недаром говорится, что новое – это хорошо забытое старое. Давным-давно, в конце ХХ столетия, радиоастрономы обнаружили в спектрах космического газа характерные линии органических соединений. Перечень веществ, найденных в газопылевых облаках, с годами стал неимоверно обширным.

К сожалению, большая часть названий, вроде порфиринов, ацетаминов, алифатических, рацемических и карбоксильных кислот, была для обоих звездолетчиков темным лесом. В памяти Астанина непроизвольно всплыл разговор, имевший место много лет назад на другой планете и в другом звездолете, когда один солидный планетолог спросил у не менее солидного биохимика: "Для чего вы понапридумывали столько мудреных терминов?" – а его собеседник в неожиданном приступе откровенности признался: "Чтобы никто не догадался, какой ерундой мы занимаемся!.."

Шутки шутками, но открытие было в самом деле совершенно неожиданным, ибо до той поры даже самые отпетые фантасты полагали жизнь несовместимой с экстремальностью параметров межзвездной среды. Были поставлены эксперименты, результат которых оказался не менее ошеломляющим: сложные органические молекулы рождаются при жесточайшей ультрафиолетовой и протонной бомбардировке смеси аммиака, метана и воды при температурах, близких к абсолютному нулю.

Постепенно сложилась теория, провозгласившая истинной купелью жизни именно межзвездный газ, пронизываемый смертоносными излучениями. Астанин даже припомнил, что еще в студенчестве слышал об этой модификации панспермии, наряду с десятком других, столь же экзотичных и непризнанных теорий.

– ...И теперь можно уверенно сказать, что гипотеза о зарождении жизни в газопылевых облаках подтверждена экспериментально,– с воодушевлением изрекал Вартанян.– Решающее доказательство получено здесь, у Каппы-четыре. После удара "огненного клинка" по третьей планете в ее газовом шлейфе появились нуклеотиды и протопептиды...

Увлеченный парень, подумал Ярослав, и вроде эрудированный. Да и на Вулкане мыслил достаточно смело. Посмотрим, как он примет мою бомбу – интересно же выяснить действие такого рода предположения на более-менее подготовленных людей.

Он посмотрел на Бахрама, и тот понимающе подмигнул

– Скажите,– командир прервал научника на полуслове,– считаете ли вы возможным, что звездная система Каппы-четвертой Эридана является искусственным сооружением, предназначенным для форсирования биогенеза в этом секторе Галактики?

Его собеседник не сразу понял смысл сказанного, а когда понял, осведомился без заметных признаков удивления:

– У вас есть серьезные основания так думать? А то, знаете ли, влияние сверхцивилизаций – удобный способ истолкования всего непонятного.

Доказательства у Астанина имелись, и он изложил их со всеми подробностями. Пару месяцев назад он демонстрировал младшему сыну новейшую версию Атласа Галактики. Веник, естественно, дотошно выяснял что запечатлено на каждой картинке, так что это занятие осточертело Астанину очень скоро. Больше всего хотелось ему поскорее добраться до последней секции огромного набора видеофайлов.

Так продолжалось до тех пор, пока перед его взором не предстало синтезированное на компьютере (фотографий того участка пока не имелось) изображение ближайшей к Солнцу окраины Млечного Пути. Вяло отвечая на бесчисленные, но однообразные вопросы любознательного ребенка, Астанин-старший бездумно скользил взглядом по трехмерному изображению. Он почти ничего не знал об этом секторе, не посещавшемся до сих пор земными звездолетами. Одно обстоятельство показалось ему забавным: три, сравнительно близких спиральных рукава были как бы соединены цепочками пульсаров.

– Включи, пожалуйста, эту схему,– попросил он Омарова и, когда появилась нужная голограмма, начал показывать: – Вот это – Третий Рукав Галактики, в котором Солнечная Система и все прочие звезды, до которых успели добраться люди. А это соседние – Второй и Четвертый, их называют еще "рукав Персея" и "рукав Ориона". Красные пунктиры – те самые пульсарные перемычки.

Внимательно осмотрев объемное изображение, начгруппы кивнул головой, как бы принимая на веру все сказанное.

– Очень интересно,– заметил он,– но это наверняка не все. Что же было потом.

– Потом? Сын заставил меня раскрыть следующее изображение, и мы увидели очень красивую цветную картинку противоположного края Галактики. Там была та же картина – Шестая и Седьмая спиральные ветви, связанные узкими полосками светящейся материи.

Вечером того же дня Астанин, оставив детей на попечение дедушек и бабушек, зашел в соседний небоскреб и позвонил в дверь квартиры Серова. Павел Андреевич, который, к счастью, был на Земле, выслушал его с большим вниманием, после чего произнес довольно тихо, как будто думал вслух:

– И ветви тоже?

Потом Генеральный Инспектор пояснил, что похожие образования соединяют галактики и группы галактик, но про перемычки в спиральных рукавах он слышит впервые.

Так завертелось колесо. Комиссар позвонил на Лунную обсерваторию, и на подозрительные сектора нацелили Большой Гравископ. Полученные снимки обсуждали на расширенном совете министерства и в соответствующей секции Академии Космических Наук, а тем временем Ярослав уговорил Шуруева послать "Радикал" на Каппу-4 Эридана, которая располагалась поблизости от интересующего их района.

– Ничего особенного мы от этой звезды не ждали,– признался Астанин.– Я собирался, высадив вашу группу на безопасной планете, сразу же отправиться к пульсарной перемычке. Однако, прибыв на место, понял, что дела обстоят не так-то просто. На первой орбите сидят три тела с катастрофически различными массами! – Он понял, что его слова не произвели впечатления на биохимика, и пояснил: – Такая система не может быть устойчивой, время ее жизни не превышает двух миллионов земных лет, к тому же совершенно невероятно, чтобы она смогла образоваться естественным путем. Поняв это, мы окончательно убедились, что находимся в зоне астроинженерной деятельности разумных существ или, точнее говоря, в зоне деятельности сверхцивилизации. Тем более, что относительно недалеко отсюда расположен такой странный объект, как Нателла. Кстати, и там тоже в центре системы – черная дыра... Однако, чтобы доказать искусственное происхождение Каппы и пульсарных перемычек, требовалось понять, для чего кому-то понадобилось их строить. На этот вопрос нам также удалось ответить – с вашей помощью.

С полминуты Вартанян покачивал головой в такт мыслям, переваривая услышанное. Потом сказал:

– Допустим, с Каппой мне все понятно, но что вы обнаружили возле перемычек?

– О, простите,– спохватился Ярослав.– Совсем забыл о главном. На первый взгляд, пульсары расположены хаотично, но в пятимерном пространстве они выстроились аккуратной гиперспиралью, словно их последовательность "намотана" на какой-то невидимый цилиндр. Пульсары как бы окаймляют туннель в гиперпространстве. А вот, для чего нужен этот туннель – тут пахнет открытием похлеще "сферы Ордынцева". Оказалось, что между витками галактической спирали стоит гравитационный барьер в триста йорданов! Ни один звездолет не перепрыгнет такую стену, а с помощью пульсарных спиралей можно спокойно пролететь эти тысячи парсеков, даже не расходуя бортовых ресурсов. Невольно напрашивается предположение, что мы обнаружили остатки некогда существовавшей транспортной системы.

– Грандиозно! Колоссально! Искренне вас поздравляю,– воскликнул Вартанян.– То, что вы мне сообщили, настолько меняет общую картину... Во всяком случае, лично мне ваша гипотеза кажется достаточно правдоподобной. Теперь надо будет заново переосмыслить всю ситуацию в целом.

Прощаясь с ним, Астанин подумал, что хорошо бы еще разобраться, откуда взялся проклятый барьер гравитационных потенциалов. Миллерс и Терехов который день безрезультатно бились над этой проблемой, причем залезали порой в такие космологические дебри, где даже Ярослав, неплохо разбиравшийся в углановской теории, был совершенно бессилен что-либо понять.

Он очень устал, но засыпал с трудом и долго ворочался на койке. Разыгравшееся воображение рисовало величественные, хотя и несколько традиционные и чрезмерно идеализированные картины бурной жизни, которая кипела в этих краях миллионолетия назад. В те эпохи здесь мирно соседствовали – в этом он был абсолютно убежден – могущественные державы, достигшие вершин социального, научного и экономического расцвета. По спиральным гипертуннелям пульсарных перемычек мчались трансгалактические поезда, связывая многочисленные расы в единую суперцивилизацию.

Здесь велась целенаправленная и рациональная реконструкция звездного мира, проводились эксперименты немыслимой сложности, важности и размаха. Разумные обитатели здешних мест – существа мудрые, счастливые и гармонично-прекрасные – были несомненно высокогуманны, поскольку им хватило времени и человечности озаботиться посевом жизни в Галактике. И они создавали космические фабрики биополимеров – такие, как Каппа-4 Эридана, в которых адское пламя горячей звезды испаряло породы ближних планет, насыщая металлами межпланетную плазму, а огненный жгут, вращаясь по системе, лепил молекулы будущей жизни.

Вынесенные в межзвездные океаны солнечным ветром, эти споры накапливались в газопылевых облаках и вместе с ними путешествовали миллионы лет по Млечному Пути, пока не попадали в сферу притяжения крупного небесного тела. Гигатонны органики сыпались тогда на звезды, черные дыры, раскаленные и замерзшие планеты, но изредка попадались на их пути миры, природные условия которых благоприятствовали редупликации, и там начиналась цепная реакция биосинтеза.

Эту красивую схему портила лишь одна неувязка: Ярослав не понимал, почему в некогда освоенном и переоборудованном секторе Галактики сохраняется так мало следов деятельности сверхцивилизаций. Даже вырождение целых рас и деградация культур, в вероятность чего он верил очень слабо, не объясняли сегодняшнего отсутствия остатков тех цивилизаций или хотя бы колоссальных руин и могильников.

Утром на общем собрании Вартанян и Миллерс сделали короткие доклады о проведенных ими наблюдениях. В заключение Астанин подвел итог работы экспедиции, изложил свою гипотезу и сообщил, что намерен стартовать к Земле немедленно по завершении сегодняшней обсервации. Началась обычная предотлетная суета.

В рубке командир собственноручно запустил в автопилот программу возвращения. Делать здесь было больше нечего, и он отправился обратно в лабораторные помещения. Главные страсти бушевали в спектроскопической, куда набилось человек десять. Вартанян бодро отвечал на какой-то, заданный еще в отсутствие командира, вопрос:

– ...Разумеется, это не единственный механизм. Те же самые молекулы возникают и на поверхности планет типа Земли, и в окрестностях обычных звезд. Но здесь процесс идет несравненно интенсивнее...

На другом конце лаборатории звездолетчики наседали на астрофизиков, требуя объяснить происхождение гравитационной стены. С этим вопросом было посложнее, так как мнения обоих ученых резко расходились. Миллерс считал, что спиральную структуру имеет в этом регионе Вселенной само многомерное пространство-время, а звезды просто скапливаются в областях минимума энергии. Терехов же доказывал, что пресловутый барьер – результат интерференции и суперпозиции полей тяготения миллиардов звезд, сосредоточенных в спиральных ветвях галактик.

Становилось слишком шумно, но в разгар этого сумбура Тигайчук высказал весьма дельную (на то он, собственно, и бортинженер, чтобы мысли его были дельными) идею:

– Командир,– сказал он, и все разом притихли, обнаружив, наконец, присутствие командира,– а зачем нам ждать, пока луч ударит по планете? Шлепнем пару раз прожектором, зафиксируем образование молекул и – домой!

– Логично,– тихо сказал Омаров, и остальные, кто понял, о чем идет речь, присоединились к его мнению.

"Прожектором" дипломатично называли квантовый генератор широкого диапазона – от инфракрасного света до сверхжестких гамма-лучей. Предназначались эти установки для противометеоритной обороны, но на практике использовались очень часто, причем в самых неожиданных целях.

Подрегулировав прожектор под спектр "огненного клинка" (две плавные "горки" в районах 400 и 3700 ангстрем) Ярослав надавил на гашетку. Генератор с урчанием выдохнул затяжной импульс, и отдача отозвалась ощутимой вибрацией переборок.

Разочарование было ошеломляющим: в спектрограммах обнаружились следы лишь самых примитивных соединений. Отрицательный исход эксперимента поверг всех в странную неловкость. На растерянных научников посматривали так, будто подозревали в каких-то кознях.

В томительно-напряженном ожидании проползли оставшиеся девять часов. Около полуночи фотонный конус перечеркнул зеленоватый диск четвертой планеты, взбаламутив ее аммиачно-метановые бездны. Двенадцать человек – все, кроме дежурившего в рубке третьего пилота, сгрудились за креслом приникшего к прибору Терехова, едва не залезая ему на плечи.

Изменив тональность гудения, спектрограф закончил дешифровку, и по экрану побежали жуткого вида химические формулы десятков экзотичнейших молекул, каждая вторая из которых включала ароматические, пентозные и еще более сложные циклы. Общее мнение выразилось невнятным бормотанием: "Странно...", "Ммм-мда", "Ну и ну", а потом раздался голос Миллерса:

– По-моему, загадка может иметь лишь одно решение – луч, идущий от звезды, модулирован.

Очень может быть, подумал Астанин, наверное, этого и следовало ожидать. Еще он подумал, что многие люди часто повторяли подобные сентенции, столкнувшись с очередной шарадой Космоса, но на этом месте течение его мыслей было прервано,

– Что скажете, командир? – повторил вопрос Вартанян.

– Единственное, что я могу сказать наверняка – старта к Солнцу сегодня не будет. И завтра тоже. А сейчас советую всем разойтись по каютам.

Многие так и поступили, но сам Ярослав, почувствовав зверский голод (за всеми этими треволнениями обедали и ужинали, естественно, кое-как, что неожиданно дало запоздалую реакцию), поплелся в буфет.

Неярко освещаемый голубыми плафонами пустой отсек с аккуратными кубиками столов и стойкой у дальней переборки нагнал на командира такую тоску, что даже подумалось: а может, ну его, засну как-нибудь и на голодное брюхо. Но тут снова отъехала вбок дверца, и вошли Бахрам с Вартаняном.

– Вот и славно,– повеселел Астанин.– В тесноте да не в обиде.

– Если настроение плохое, пусть хоть аппетит хорошим будет,– поддержал его второй пилот.

Покопавшись в холодильниках и набрав полные подносы холодных закусок, они уселись под голографией "Тихоокеанский шторм" и дружно взялись за дело. Когда тарелочки и бутылочки заметно опустошились, Бахрам поинтересовался, обращаясь одновременно к обоим сотрапезникам:

– И что же вы собираетесь делать дальше?

– Спать,– серьёзно ответил Ярослав.

– Ты не остроумничай,– Омаров даже повысил голос, явно выходя за рамки уставной субординации.– Я серьезно спрашиваю. Кстати, это твой собственный коронный вопрос.

Вартанян честно признался, что ничего пока не придумал, а командир звездолета, в свою очередь, спросил Бахрама:

– Собачью вахту сегодня ты стоишь?

– Стою.

– Запустишь ракеты в таком режиме, чтобы часам к десяти-двенадцати дня, когда все проснутся, мы подошли к конусу факела. Намек понял?

– Не сомневайся,– сказал Бахрам.– Вот это я понимаю – дело.

– Дело,– согласился Астанин.– Если только толк выйдет.

Удивленно наморщив лоб, Вартанян проговорил с неуверенностью в голосе:

– А зачем же вводить звездолет в конус излучения? Не лучше ли послать зонд?

– У бортовой аппаратуры разрешение выше на два с лишним порядка,– объяснил Ярослав.– А вас, как я понимаю, главным образом интересовали тонкая и сверхтонкая структура сигналов.

– Но все-таки,– продолжал сомневаться руководитель научной группы.– Это не опасно?

– Опасно?! – презрительно фыркнул Астанин.– С нашей броней – да будет вам это известно – можно без всякой опаски лезть в корону любой звезды. Правда, с нашими двигателями далеко не из каждой звезды удастся вернуться, но это уже другой разговор. Короче говоря, ничего опасного в завтрашней операции нет.

– Иначе наш командир держал бы "Радикал" в трех парсеках отсюда,– уточнил Бахрам.

Вартанян подозрительно посмотрел на резвящихся звездолетчиков, но промолчал.

В середине следующего дня они погрузились в хлеставший из бело-голубого субгиганта огненный поток. Зрелище получилось феноменальное: по экранам внешнего обзора ветвились дрожащие струи немыслимых красок. За фильм, снятый в эти полчаса, экипаж «Радикала» получил впоследствии специальный приз Пражского кинофестиваля.

Однако главным итогом необычного маневра была длинная лента с изломанной нитью спектрального профиля. Подробный анализ этой записи в земных институтах продолжался не один год и завершился защитой нескольких диссертаций, а в первые мгновения звездолетчики взирали на сложнейшие сочетания пиков и провалов с чувством своеобразного благоговения. Только Дихнич вдруг заявил, что где-то встречал похожие спектры.

Специалистом Леня был, несомненно, редкостно разносторонним и весьма эрудированным, но водился за ним грешок: он до невозможности любил всяческие шуточки и розыгрыши, и при этом не всегда умел соблюсти меру. Опасаясь, как бы и в данном случае не готовилось что-нибудь из той же оперы, Ярослав погрозил ему пальцем, но бортинженер выглядел непривычно серьезно.

– Честное слово,– он даже прижал руки к груди,– я однажды видел похожий спектр. Перед шестым курсом мы проходили практику в СКБ "Квант". Там как раз делали биомазер, работающий на волне абсолютной смерти. Структура того сигнала была почти такая же.– Взяв ленту, он стал показывать: – Вот эта группа узких линий, и эта, и вот эта. Очень похоже, я их хорошо запомнил. Эти спектры не имеют аналогов.

Аналогии с биомазерами смутила многих. Эти созданные в последние годы квантовые генераторы по праву считались не только могучим средством технической медицины (их "биофизическое" излучение резко ускоряло регенерацию тканей), но также – одним из наиболее страшных видов оружия. Когда стала очевидной реальность волн абсолютной смерти, биомазеры получили полуофициальное название – "некромазеры"...

– Вообще-то вполне возможно,– сказал, подумавши, Вартанян.– Насколько мне известно, сигналы абсолютной и локальной смерти должны резонировать с углерод-углеродными и углерод-азотными валентными связями, разрывая их. Но ведь тот же самый резонанс может, наоборот, и стимулировать образование подобных связей. Вопрос уже не в форме сигнала, а в том, на какую среду сигнал действует, и в интенсивности...

Физики поддержали начальника группы, но Астанин довольно невежливо перебил говоривших, поинтересовавшись, не задумывались ли они над вопросом об источнике модуляции.

– Задумывались,– ответил Миллерс.– Есть три возможности: либо микропульсации звезды, либо вращение черной дыры, либо и то и другое одновременно.

– Ясно,– не без иронии сказал командир,– либо одно, либо другое, либо еще что-нибудь. А дыра-то хоть вращается?

– И дыра вращается, и звезда пульсирует,– сказал Терехов, а затем добавил: – Хотелось бы разобраться, какая сила удерживает три тела на первой орбите.

– Никто их там не удерживает,– меланхолично бросил Бахрам, который настолько проникся духом астанинской гипотезы, что не мог уже оперировать иными категориями.– Запустив их на эту орбиту, Строители тут же о них забыли. Разумеется, они знали, что через четыре миллиона оборотов обе планеты поочередно свалятся на звезду, которая при этом наверняка взорвется, и начнутся совершенно непредсказуемые взаимодействия черной дыры с продуктами этого взрыва. Сам механизм, вероятнее всего, прекратит выполнение своего предназначения, но Строителям до этого нет дела. Чихать, что их конструкция проработает не больше пары миллионолетий – к тому времени они разбросают по Галактике сотни новых...

– Возможно,– признал молодой астрофизик,– но все-таки нельзя исключить, что на одной из внутренних планет оставлен механизм, стабилизирующий всю систему.

Если и имелось какое-то разумное объяснение тому, что Астанин направил звездолет к центру системы, то искать его следовало в характере командира, который всегда стремился доводить до логического завершения доскональную проверку далее заведомо безнадежных предположений. Сейчас Ярослав не без оснований считал, что никакого "стабилизатора" здесь не может быть в принципе, потому что система была очевидно нестабильна и уже начала разваливаться. Кроме того, интуиция подсказывала ему, что люди, даже обнаружив технику гипотетических Строителей, все равно поймут в ней не больше, чем питекантроп в антигравитаторе, или, что еще вероятнее, вообще не разгадают искусственности происхождения находки.

Тем не менее, не прошло и двух суток после дискуссии в лабораторном отсеке, а «Радикал» уже тормозил, приближаясь к самому маленькому объекту системы. Спустя еще два часа Астанин с Вартаняном выволакивали из вездехода взрывное устройство. Мизерная гравитация позволяла работать без особого напряжения.

– Здесь, я думаю, будет неплохо,– сказал звездолетчик, без удовольствия обозревая унылый ландшафт.

Он не любил планеты этого типа, предпочитая им газовые гиганты, и миры, хотя бы отдаленно напоминающие Землю, на которых имелась хоть какая-то жизнь. К его печали, Дальняя Разведка занималась преимущественно именно такими планетами – оплавленными шарами, на которых много столь нужных землянам элементов из второй половины менделеевской таблицы. Возникали эти природные амбары тяжелых металлов в далекую эпоху, когда начиналось формирование планетных систем у звезд среднего поколение. Давление звездного излучения выметало легкие атомы подальше от центральных светил, и в протопланетных облаках происходила радиальная сепарация элементов. Потому-то на Венере металлов было куда больше, чем на Земле, а Меркурий вовсе оказался настоящей сокровищницей. Напротив, за орбитой Марса накопился излишек легких молекул, выброшенных солнечным ветром из внутренних областей системы, в результате чего внешние планеты стали тем, что они есть – много водорода, азота и углекислоты.

С этими космогоническими несправедливостями Астанин давно смирился, но все-таки временами жаловался: дескать, судьба чересчур часто бросает его на раскаленные планетки.

Когда они установили заряд, и "Медведь", набрав высоту, лег на курс (им предстояло разместить еще три мины), начгруппы спросил:

– Как вы думаете..., мы что-нибудь найдем?

– Вряд ли,– сказал Ярослав, и объяснил, почему он так думает.

– По-моему, тоже. Вы знаете...

– Давай, перейдем на ты, – предложил Астанин.

– Давай,– охотно согласился Вартанян.– Давно пора... Так вот, мне кажется, имеет смысл снова исследовать шлейфы третьей и четвертой планет. Я подозреваю, что в них должны содержаться какие-либо очень сложные соединение, на которые мы до сих пор не обращали внимания, поскольку с нашей антропоцентристской точки зрения они не могут быть биогенными. Хотя в действительности, оказавшись в подходящих условиях, они вполне могут стимулировать эволюцию совершенно экзотической биологии. Жизнь, знаешь ли, такая живучая штука – адаптируется в любой среде...

Их рейд по планетке занял достаточно времени, чтобы Степа успел изложить собственную концепцию, которая, по его словам, "очень красиво сочеталась с доктриной Викторьева-Райта".

Исполинский биомазер, каковым являлась система Каппы-4 Эридана, ежегодно продуцировал неисчислимые мегатонны органических соединений. Однако рождающиеся здесь молекулы существенно отличались от своих земных аналогов. Иодированные триптофан, фенилаланин и аденин, железосодержащие лизин, глутамин, пурин и пиримидин, а также другие вещества, неизвестные даже астробиохимикам – все это были ростки эволюционных лесов, абсолютно непохожих на те, что выросли на Земле, Глории, Сказке и других мирах, пригодных для существования людей.

Не прошло и полувека с начала эры межзвездных полетов, а человечество уже познакомилось с четырьмя принципиально неродственными формами жизни. Это, во-первых, белковые и квазибелковые комплексы, энергетика которых основана на окислительных процессах. Во-вторых, "существа О" – широко распространенные обитатели планет-гигантов, именуемые в просторечье "пузырями". В третьих, очень редкие организмы типа "циклопидов", обнаруженных шесть лет назад экспедицией "Паруса". И, наконец, в четвертых, еще более редкие (найдено пока лишь две разновидности) "соляроиды" – резервуары биологически-активных эмульсий: известные Астанину "вулканоиды", а также озера жидких электролитов на Гермесе.

Не логично ли предположить, что высокоразумные Строители должны были стремиться к поощрению роста всех разновидностей жизни, в том числе и тех, которые землянам пока не встречались? Поэтому вполне возможно, что в космических фабриках вроде Каппы-4, могут производиться также и семена других, не обязательно белково-нуклеиновых форм жизни. Вартанян надеялся, обнаружив нестандартные высокомолекулярные комплексы, определить, к какому итогу приведут их механизмы естественного отбора.

К идее Ярослав отнесся критически – подобные гипотезы в Дальней Разведке рождались примерно три раза в день, а рассыпались и того чаще. То, что казалось научнику «логичным», вызывало у него резкий внутренний протест. Вряд ли было рационально совмещать в одной системе производство столь разнородных соединений. Он считал более логичным (разумеется, это было логичным с его точки зрения, но Астанину казалось, что в таких вопросах логика Строителей не должна сильно отличаться от человеческой) создание специализированных «ферм» для посева каждого отдельного биологического типа. Впрочем, все это было столь же голословно и умозрительно.