Текст книги "Поцелуй королевы (СИ)"
Автор книги: Константин Кривчиков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)
Прослышав о происшествии, к управителю явились двое бродячих монахов-францисканцев, оказавшихся в те дни в Аревало. Они попросили разрешить им провести ночь в подвале вместе со стариком – дабы, в непрерывном бдении, изгонять молитвами из ожившего мертвеца нечистую силу. А то, что она там обитала, сомневаться не приходилось. Напуганный управитель с благодарностью согласился принять содействие Божьих людей, восхищаясь их смелостью и бескорыстием. Устроив монахам сытную трапезу с мясом, сыром и вином, управитель вручил францисканцам ключ от подвала, благоразумно предпочтя держаться на расстоянии от ожившего трупа – явного порождения Сатаны. Монахи велели никому до утра не спускаться в подвал, кроме мальчика-сироты, находившегося в услужении у хозяина дома. Мальчик должен был в течение ночи менять прогоревшие свечи.
Утром монахи вышли из подвала и объявили, что старик отдал Богу душу, перед смертью покаявшись в грехах и исповедовавшись. Францисканцы вели себя как настоящие святые люди. Не желая ничем утруждать управителя, они самостоятельно, взяв в помощь лишь мальчика-слугу, отвезли труп Игнасио на кладбище. Там монахи захоронили тело в ту же яму, откуда оно, двумя днями ранее, каким-то образом выбралось при помощи дьявола.
– Чего токмо не творится на сем свете, – заметил Назарио, пересказывая мне, услышанные от монаха, новости. – Ты что так побледнел, брат Каетано? Бывает и похлеще. Про мертвецов, выходящих из могил и пьющих кровь невинных людей, мне еще бабушка сказывала. Но как бы не мутил воду нечистый, на все воля Господа и его Божественный промысел.
– А какой казни предали злодейку-девицу? – сдерживая дрожь в голосе, как бы невзначай поинтересовался я.
– Закопали живьем в землю, – вздохнув, ответил Назарио, человек не только высокого ума, но и добрейшей души.
Так минуло три десятка лет. И все эти годы скрывал я свою страшную тайну, не доверяясь даже исповеди. Но ничего не утаишь от Всевидящего. Ведь только с его ведома мог попасть мне в руки древний пергамент с начертанными зловещими словами, от коих содрогнулась душа моя: "Знающий не узнает, помнящий не вспомнит. Только посвященному откроется путь туда, откуда начинается вечность. Назови три имени, положивших начало, и произнеси три слова, отворяющих вход: Анхиль, Шамхун, Иштар. И ты найдешь то, что ищешь, в горах Синая. Имя нам – легион…"
Не признался я приору Рамиро, что смог прочесть сей зашифрованный текст. И не признаюсь. Не под силу ему ни познать сокровенный смысл рукописи, ни, даже, прикоснуться к нему. Но есть единственный человек, которому я доверюсь и откроюсь.
Пергамент древний с загадочными клинописными знаками переписал я уже ранее набело на бумагу. Постичь его смысл я не могу, лишь догадываюсь, что он может содержать тайну о клозах. Может быть, скрывается за сими письменами секрет, о коем говорила мне Летиция: о том, как получить бессмертие. И идти за ним надо куда-то в горы Синая, где захоронены нелюди по прозванию хроноты. Но мне не под силу расшифровать древние знаки. Пусть займется сим трудом кто-то другой, на кого укажет перст Божий.
А я заканчиваю свою рукопись. Спрячу все в надежном месте и отправлюсь в Сеговию к председателю Святой палаты, монсеньору Торквемадо, с покаянным признанием. Пусть судит меня великий инквизитор за мои богопротивные поступки и смертные грехи и пусть решает, как поступить со страшной тайной, приоткрывшейся мне по промыслу Всевышнего. Душа же моя, истомленная неизбывным покаянием и одряхлевшая от груза непомерных грехов, жаждет искупления и покоя.
Записано в день 10 июля в лето 1490 от Р.Х.
Окрестности Санкт-Петербурга. Пятый день второй фазы луны– Аминь, – закончила София. И зачем-то добавила. – Точка.
Под конец рассказа она, все-таки, начала немного сбиваться. Ее укачало и стало клонить в сон, но София мужественно довела записки монаха до финала, прикрывая зевки ладошкой.
Михаил молчал. Так же, как и всю дорогу. Лишь пару раз задал уточняющие вопросы.
– Вот, из-за этой рукописи весь сыр-бор загорелся. Так русские говорят?
– Почти правильно. Только разгорелся. Ты молодец. Хорошо рассказала.
– Понятливо?
– Угу.
– А я ничего не понимаю! – с отчаяньем выговорила София и, уже не скрывая, сладко зевнула.
– Еще бы… Ты не переживай. Во всем разберемся, вместе с дедом. Дед у меня в таких делах дока. Дока – это значит специалист. Да и связи кое-какие остались. В смысле – друзья, знакомые… Чего молчишь?
Михаил покосился на соседнее сиденье. София спала, наклонив голову на правое плечо и сложив руки на животе. Словно реагируя на мужской взгляд, девушка пошевелила во сне ногами, и сумка свалилась с коленей вниз, упав около сиденья. Какое-то время Михаил ехал, бросая в сторону молодой соседки отрывистые взгляды. Затем, чертыхнувшись про себя, свернул на обочину и остановился. Обернувшись назад, снял с боковой вешалки легкий летний плащ и аккуратно укрыл им ноги Софии.
"Вот так-то оно лучше, – подумал с иронией. – Надо оставаться джентльменом. А то и в аварию угодить недолго. И вообще – на чужой каравай рот не разевай…"
…София проснулась в машине и не сразу поняла, где находится. Потянувшись, разминая тело, заметила на бедрах плащ. Несколько секунд смотрела на него в недоумении, пока не поняла в чем дело. «Это что же, меня Миша накрыл? Представляю, как я выглядела, – почувствовала, как к лицу приливает кровь. – Чертова юбка. Это все Донато с его бзиками о сексуальной раскрепощенности… Интересно, а что не понравилось Мише?.. Или он такой стеснительный? Никогда бы не подумала. Скорее, воспитанный».
Аккуратно свернув плащ, поместила его на заднее сиденье. Огляделась. Автомобиль стоял во дворе: сзади, метрах в двух-трех, железные ворота; спереди, метрах в четырех, дом из красного кирпича. На всю ширину фронтона просторная деревянная веранда, увитая зеленым кустарником. "Почти как у дяди Бартолоума, только дом и двор маленький. Видимо, мы уже у Рогачевых. Только почему меня оставили в машине? Неужели так крепко спала после коньяка и баранины? Что они подумают? А что они должны думать?.. Интересно, я во сне храплю? Донато ничего не говорил. Господи, о чем я думаю?.. Миша, Донато…"
Нашарила в ногах, около сиденья, сумку, положила ее на колени…
– Ну, если вкратце, вот такая история. Странноватая, я бы сказал. Что ты думаешь, деда? – Михаил вопросительно взглянул на Юрия Константиновича. Они сидели втроем на небольшой кухне: внук, дедушка и бабушка, Ирина Сергеевна.
– Так ты из-за этого решил Софию не будить? Чтобы с нами сначала посоветоваться?
– Ну не только… Жалко ее. Понятно, что наволновалась и набегалась. Вы же видели, как она спала, словно отключилась от всего… Но согласись, деда, лучше было кое-что без нее обсудить? А?
– "А" и "б" сидели на трубе. Ты сам-то чего думаешь? Где выводы и заключение, господин юрист? – Юрий Константинович лукаво прищурил правый глаз, но голос выдавал напряжение.
– Да нет у меня особых выводов.
– Тогда чего испугался?
– Я не испугался, а озадачился. Мы же ее впервые видим. Ну, вы знали немного ее отца, дедушку с бабушкой. А она кто? Появляется вроде нормальная женщина, молодая, симпатичная…
– А мне она что-то не глянулась, – заметила Ирина Сергеевна. – Долговязая и вообще…
– Бабуль, ну чего ты заметить могла в машине? Да она еще эти дурацкие черные очки нацепила.
– Значит, ты утверждаешь, что София симпатичная? – с задумчивым выражением лица спросил Юрий Константинович.
– Деда, не прикалывайся… Вот проснется – и сами все увидите. Нормальная, говорю. Правда, она мне еще вчера показалась немного напуганной и рассеянной. Как бы не в себе – тело здесь, а голова в другом месте. А уж сегодня, когда всего нарассказывала… Человека убила, а из-за чего – непонятно. Потом этот консульский, который ее, якобы, чуть ли не арестовал. А история с рукописью – вообще…
– Чего вообще?
– Ну, бред же.
– Что именно?
– Да все. И то, что в Мадриде у них случилось. И сама рукопись – бред. Если, конечно, не сказка.
– Подожди. Что ты вокруг да около ходишь? – Юрий Константинович нахмурился. – Ты считаешь, у Софии с головой не в порядке?
– Да не знаю я… Она сама говорила, что у нее в детстве травма была. Ну, психическая. Просто, вы не удивляйтесь, если она себя странно поведет. А так-то она… хорошая.
Какое-то время все трое молчали. Михаил сосредоточенно смотрел в стол, передвигая по нему пустое блюдце. Юрий Константинович бросил быстрый взгляд в сторону жены. Та еле заметно пожала плечами, вздохнула. Потом слегка кивнула головой. Дед перевел взгляд на Михаила:
– Да нас-то, внучок, удивить трудно. Ты уж сам постарайся поменьше удивляться.
– Это ты о чем? Не понял.
– Ох, Миша, даже не знаю… Может быть, мне следовало тебе об этом раньше рассказать… Да кто же предполагал, что так все сойдется? Я, честно говоря, давно уже о подобном и не слышал ничего… Вот мы с бабушкой твоей в свое время и решили – зачем страшилки без нужды еще кому-то рассказывать, мозги забивать? Поэтому и родители твои ничего не знают, и ты… пока не знаешь. Но, видимо, действительно на все воля Божья. И время всему тайному стать явным.
– Да о чем ты, дед?!
Михаил в эмоциональном порыве с силой пристукнул блюдцем по столешнице. А оно – хрясь! – и раскололось на три части.
– Извините, – Михаил смутился.
– Ты бы потише выражал свои чувства, а то София проснется, – Юрий Константинович выглядел расстроенным и виноватым. – Хотя все равно пора будить. Нет смысла эту беседу без нее продолжать.
– Ничего, Мишенька, оно с трещинкой было, – Ирина Сергеевна засуетилась, быстро сложила осколки блюдца в кучку около себя. – Старый сервиз. Из него почти ничего и не сохранилось. Помнишь, Юра, это мне на юбилей дарили?
– Бабуль, ну извини, честное слово. День сегодня такой суматошный. Каким-то дураком себя чувствую. Получается, докоцал я твой сервиз.
– Я же сказала – ничего страшного. И вообще – посуда бьется к счастью.
– Это тогда, когда она сама бьется, – к старшему Рогачеву вернулся иронический тон. – Тогда – это знак судьбы. Впрочем, мы и без Мишкиного хулиганства, кажется, уже получили такой знак. Так что, бей посуду, не бей…
Сквозь открытое окно кухни, выходящее на веранду, донесся негромкий стук захлопываемой дверцы автомобиля. Ирина Сергеевна непроизвольно вздрогнула и, замерев на какое-то мгновение, перекрестилась. Юрий Константинович, сидевший спиной к окну, повернул голову и посмотрел во двор.
– Ну вот, и будить не надо. Проснулась сама, наша испанская гостья… Значит так, Миха. О делах пока ни слова. Просто предупреди Софию, что я в курсе ее приключений, и мы что-нибудь обязательно придумаем. Пусть зря не нервничает. Ситуация такова, что спешить и дергаться нет резона… В общем, знакомь нас, пообедаем, чем Бог послал, а потом уже все обговорим. Как следует – с чувством, толком и расстановкой.
…Юрий Константинович повертел в руках пустую чашку, словно раздумывая, не налить ли еще чаю, и со вздохом поставил на стол. В последние минуты беседа за столом совсем разладилась. София и Михаил постоянно поглядывали на старика в ожидании обещанного разговора «с толком» и заметно нервничали, особенно София. Даже настойка на рябине не сняла напряжения. София после трех «рюмашек» загрустила, а Михаил, наоборот, не в меру оживился и засуетился. После пары его не очень удачных шуток Юрий Константинович принял авторитарное решение свернуть застолье и попросил Ирину Сергеевну принести чаю. Та расстроилась – закуски к приезду важной гостьи готовились загодя и, что называется, на убой, но что тут поделать… Не такой, как ожидалось, получилась долгожданная встреча с внучкой старых друзей.
– Я приберусь потихоньку, а вы сидите, беседуйте, – Ирина Сергеевна встала из-за стола.
– Я буду помогать, бабушка, – встрепенулась София. "Бабушка" – так сразу же, при знакомстве, велела себя называть Ирина Сергеевна. Когда Михаил во дворе, представляя родных, сказал: "А это моя бабушка, Ирина Сергеевна", та поджала губы и неожиданно для внука решительно заявила: "У русских имя-отчество – для чужих. А для Софии я бабушка. Согласна?" София растеряно кивнула головой. "Вот и хорошо. А теперь иди – целоваться будем".
– Ты сиди, София, – Юрий Константинович поднял указательный палец. – Делов не много, без тебя управятся. Ирина Сергеевна в курсе всех событий, а вот тебе и Михаилу надо слушать внимательно. Без предыстории тут не обойдешься… С вашего позволения, пересяду-ка я в свое любимое кресло, а то поясница побаливает.
Он медленно поднялся, подошел к плетеному креслу, стоявшему в углу веранды… Задумчиво посмотрел на Софию:
– Надеюсь, уважаемая испанская гостья, что незнание реалий советской действительности не помешает понять в моем рассказе самое главное. Впрочем, я постараюсь быть доходчивым, а ты спрашивай, если что, не стесняйся.
София повернулась на стуле боком, махнула ладошкой, отгоняя муху:
– Я весь во внимании.
Михаил едва не прыснул со смеху, но, увидев сдвинутые брови деда, сдержался и промолчал.
– Тогда слушайте. Честно говоря, молодые люди, не шибко-то охота мне обо всем этом вспоминать, но, куда деваться?.. Так вот. Началась эта история осенью 1987 года. Работал я тогда начальником отдела в областном управлении КГБ по Ленинградской области… Где-то в ноябре поступило к нам в контору сообщение от внештатного сотрудника, заместителя главного редактора научно-популярного журнала "Наука и производство". Стукач докладывал о том, что литературный редактор этого журнала, некто Виталий Сизоненко, начал писать антисоветскую повесть, настоящий пасквиль на руководителей партии и правительства. Повесть, якобы, фантастическая, но на самом деле махровая клевета на советскую власть. Этот самый Сизоненко пришел к нашему сексоту за советом, а тот, естественно, немедленно доложил куда надо.
– Подождите, пожалуйста. Сексот и стукач – я запуталась. Стукач, это тот, кто докладывает? – уточнила Софья. – Я правильно поняла? Моя бабушка иногда употребляла это слово.
– Почти правильно, – заметил Михаил. – Но вернее будет – доносчик. Разницу улавливаешь?
– Чего я должна ловить? – удивилась Софья. – Сколько раз я тебя просила, Миша, разговаривать понятливо?
– Не препирайтесь, молодые люди, – вмешался Юрий Константинович. – Да, сексот и стукач – одно и то же. Михаил имел в виду, что к "стукачу" лучше подходит синоним "доносчик", а не "докладчик". Но тут я виноват, извините. Постараюсь дальше объясняться без специфических терминов… Так вот, поступил ко мне этот самый донос с резолюцией начальника управления "Проверить и доложить". Указание есть – надо выполнять. Но история уже изначально показалась мне тухлой. Вся страна, притом с самых высоких трибун, талдычит о гласности и перестройке, а тут донос на антисоветскую повесть. Это в то время, когда в газетах и журналах такое пишут, что уши заворачиваются.
На этих словах София задумчиво сложила губы трубочкой, но промолчала. А Юрий Константинович продолжал свой рассказ.
– Решил я поручить проверку молодому сотруднику, лейтенанту Максимову. Он к нам недавно после юрфака попал, по протекции. Папаша у него важной шишкой был в горкоме КПСС, секретарем по идеологии. Парень молодой, начитанный, правда, скользкий какой-то… Вот я и подумал – пусть займется этой кляузой, опыта наберется. А я посмотрю, что за тип.
Максимов взялся за дело рьяно и, где-то через неделю, принес мне отчет. Читаю заключение и глазам своим не верю: наш молодой да ранний, оказывается, нашел в действиях Сизоненко состав преступления аж по двум статьям УК РСФСР. По ст. 70 ("Антисоветская агитация и пропаганда") и ст. 190-1 ("Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй и др."). Эге, думаю, ничего себе. Вот тебе и ненаучная фантастика. Надо с ней поближе познакомиться. Сначала-то я не хотел читать: чего голову забивать всякой ерундой? Но тут уж поневоле пришлось. Взял приложенный к отчету текст, а там всего-то несколько листков на машинке. Прочитал.
Повесть о хронотах, Или «Живее всех живых»Он лег очень поздно, но проснулся рано. Не спалось.
Надев войлочные тапки, подошел к окну, приволакивая ноги. От чугунной батареи несло теплом. Его тело, тело южного человека, любило тепло. Он опустил над батареей ладони и пошевелил толстыми, как сосиски, пальцами.
Окно спальни выходило во внутренний дворик особняка. По периметру прохаживался охранник в длиннополой шинели и хромовых сапогах. Остановился, подпрыгнул несколько раз на месте, согреваясь. Постучал ногой об ногу. Человек у окна невольно поморщился. Первый день весны, а под утро морозит, как зимой. Но, ничего, скоро станет жарко…
Вчера долго сидели со старшим братом, обсуждали важные вопросы. Смертельно важные.
Брат сильно постарел и сдал, болел в последнее время. Ладно бы там сердце или еще что, а то ведь с головой непорядок творится. Положение опасное, почти крайнее, надо делать операцию, а он артачится. Но так ведь и власть потерять недолго.
Понять-то можно, чего он боится и кого опасается. Про Влаха они оба помнили хорошо – как тут забудешь? Но ведь и тянуть дальше нельзя, можно всего лишиться.
Вчера он с ним разговаривал в последний раз. Сам для себя так определил – в последний. Если брат откажется, значит, надо действовать по-другому. Оттягивать дальше нельзя. Кто знает, чего у брата на уме? Да еще с его паранойей. Недаром он на врачей окрысился. Не верит им и оттого бесится.
Брат не захотел проводить трансформацию. В очередной раз. И он принял меры. Перешел Рубикон. Так, кажется? Интересная у них история…
А теперь остается только ждать. "Сработало ли? Если химик подвел с ядом – собственными руками задавлю…"
…Когда-то их было трое. Три брата-олигарха, три самых богатых жителя Планеты, обладавших почти непомерной властью. Одно они не могли взять под свой контроль – время. Время шло, а они старели. Неумолимо приближалась смерть, и никак нельзя ее было отвратить, несмотря на все достижения медицины.
Тогда братья решили любой ценой обрести бессмертие, чтобы навсегда сохранить богатство и власть. Братьев звали Влах, Иоф и Лавр. Они нашли талантливого ученого, щедро оплатили расходы на исследования. Через несколько лет ученый изобрел моледу – молекулярный диск, с помощью которого можно "копировать" личность человека, перенося память и сознание в другое тело.
Олигархи переселились в тела своих детей, став хронотами, а ученого убили. Но об истории узнали журналисты. Против братьев возбудили уголовное преследование. Спасаясь от тюрьмы, они улетели на космическом корабле на другую планету, где жили отсталые "братья по разуму"…
Звонок. Он не напрягся – другая линия. За многие годы он научился различать подобные нюансы на подсознательном уровне. Не торопясь, подошел к столу.
– Слушаю… Ладно. Нычэго нэ дэлай… Я сказал – нычэго. Дурак!
Бросил трубку. "Нашел время – из штанов вылазит, чтобы выслужиться, шакал. А мне эти врачи еще пригодятся. Дай Бог, уже сегодня. Или завтра. Лишь бы химик не подвел".
Вернулся к окну. Было уже совсем светло, но серо. Из подъезда вышло трое охранников – смена караула. Подумал вяло: "Если все пройдет, как задумано, надо охрану усилить. Береженого Бог бережет… Подремать, что ли, еще? Так рано никто не хватится. Только ближе к полдню".
Приблизился к столу, налил в стакан из небольшого графинчика виноградного сока. Сделал несколько крупных глотков.
Лег на тахту и закрыл веки. Но воспоминания теснились, прогоняя сон и оберегая сознание хозяина от забытья, словно верные псы.
…Летели долго. Так долго, что за это время умерло несколько членов экипажа. Но братья-хроноты выжили, переселив свои моледы в тела самых молодых астронавтов.
И, наконец, они приземлились на новую планету. Как братья выяснили позднее, посадка состоялась на территории Северной Африки. Прилет космического корабля жители планета Земля не заметили – разгоралась Первая мировая война.
Сначала братья перебрались в Европу, где на какое-то время осели в нейтральной Швейцарии. Но там они привлекли внимание полиции. Заметая следы, братья срочно переместились в первые подходящие тела, присмотрев их в пивном ресторанчике. Благо, деньги на то, чтобы закупить необходимое медицинское оборудование и оплатить работу медсестры, имелись. Олигархи благоразумно захватили с собой в полет бруски золота (оно им в дальнейшем еще не раз пригодилось). По стечению обстоятельств, новые тела принадлежали революционерам-эмигрантам, а тело, куда вселился Влах, их лидеру.
А дальше: революционеры совершили переворот и захватили власть в своей стране… И вот Влах – почти не ограниченный властитель огромной державы, а его братья – рядом с ним. Но потом на Влаха состоялось покушение, он начал болеть, требовалась очередная пересадка моледы.
И тут младшим братьям пришла в голову коварная мысль – навсегда избавиться от старшего. Зачем лишний конкурент, когда речь идет об управлении, в перспективе, всем миром? Как раз в то время умы братьев захватила теория перманентной революции.
Накачивая Влаха лекарствами, Иоф и Лавр постепенно отстранили его от власти, а затем и вовсе "помогли" умереть, больному и беспомощному.
А дальше… О, много еще чего затем было: внутрипартийная свора, коллективизация, "большой террор"… Но все это лишь фон борьбы, которую братья вели против всего мира и, втайне, крайне осторожно, друг против друга…
Воспоминания снова прервал телефонный звонок – на этот раз особого телефона, подключенного к отдельной линии. Он ждал именно этого звонка, с Ближней дачи, и все равно вздрогнул. Вдруг возьмет сейчас трубку, а на другом конце провода – «хозяин»? Но от сердца тут же отлегло – докладывал начальник охраны.
Он молча выслушал сообщение взволнованного подчиненного, довольно улыбаясь. Но ответил грубо и строго:
– Ну и зачэм ты, дурак, мэна побэспокоыл? Говорыш, уже полдэн, а он до сых пор не выходыл? Значит, спыт ещо. Понал? Спыт.
Медленно, почти бережно, опустил трубку на рычаг. "Не подвел химик. Жаль, хороший специалист, но придется "зачистить". На всякий случай. Не болтают только мертвые".
Пора готовить место в Мавзолее – уже для Иофа. Пусть пока полежит рядом с Влахом – два чучела, грезившие о бессмертии. Теперь единственный на этой планете небожитель, единственное бессмертное существо, владеющее великой тайной – ОН.
Машинально надел пенсне, лежавшее на столе. Повернул голову, вскинув подбородок. Хорошая поза для фотографов: орлиный профиль мудрого правителя, устремленного в будущее.
Он почти достиг своей цели. Осталось провести последнюю комбинацию. И он ее проведет. Ведь решают все кадры. В том числе и в медицинских вопросах, требующих особой деликатности.
А потом он так заметет следы, что и комар носа не подточит. Страна будет рыдать, навсегда прощаясь с очередным Вождем, и никому даже в голову не взбредет… Как там этот писака сочинил после смерти Влаха?
Негромко произнес: "И тэпэрь жывэе всэх жывых".
Тогда они с Иофом так и не поняли: догадывался о чем-то писака или просто в поэтическом озарении ляпнул? Но от греха подальше "зачистили". Сейчас даже смешно: чего испугались? Зря сгубили мужика, рифмоплетить умел. Надо бы ему при случае памятник поставить.
…Всего через несколько месяцев, спускаясь по ступенькам подвала, он неожиданно вспомнил лицо своего сына. Сына, телом которого когда-то завладел. Как тот радостно смеялся, маленький, и протягивал ручки, когда отец подходил к кроватке… Он остановился и даже зажмурился, пытаясь удержать в памяти расплывающиеся черты, но его грубо подтолкнули в спину. Еще успел подумать: «Зачем? Почему я вспоминаю об этом именно сейчас? Разве это так важно?..»
Но пуля, выпущенная из нагана одним из генералов, сопровождавших высокопоставленного узника, уже входила тому в основание черепа.
