Текст книги "Поцелуй королевы (СИ)"
Автор книги: Константин Кривчиков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)
Часть вторая. Люди и твари (роман Сизоненко)
За Дьявола Тебя молю, Господь! И он – Твое созданье. Я Дьявола за то люблю, что вижу в нем – мое страданье.
Борясь и мучаясь, он сеть свою заботливо сплетает… И не могу я не жалеть того, кто, как и я, – страдает.
Когда восстанет наша плоть в Твоем суде, для воздаянья, о, отпусти ему, Господь, его безумство – за страданье.
З. Гиппиус, "Божья тварь"
Замысел
…Я не знаю, как называется эта Планета. Или не помню. Что в моем положении одно и то же. Поэтому я буду называть ее просто Планета – с прописной буквы.
У меня не многое сохранилось в памяти о том, какой она была, моя родная Планета. Закрою сейчас глаза и попытаюсь, попытаюсь, попытаюсь… Много света, пластика и стекла. Невысокие пальмы и аккуратно постриженные кусты. Натуральные или искусственные? Не помню… И почти всегда светло. Но это ровный белый цвет, свет светильников.
Видел ли я солнце? Мне кажется, что видел. Один или два раза. И это ощущение связано с хрустящим под ногами песком, желтым цветом, жарой и тем, что здесь, на Земле, называется ветер. Под Куполом ветра нет, там воздух, воздух, воздух… Я как-то очутился в винном погребе, вернее, подвале – уж очень громадным он выглядел, этакий широченный коридор. В Массандре, в Крыму, нас, отдыхающих санатория, водили на экскурсию в винодельческое хозяйство. И там, в прохладном подвале, воздух показался мне очень знакомым. Не температурой (в подвале было прохладно, даже холодно после + 30 на улице), а состоянием: сухой воздух, словно процеженный, процеженный, процеженный… Да, дистиллированным, вот, пожалуй, каким он ощущался…
У меня не получится изложить всю историю связно. Я это понимаю уже сейчас, априори, написав всего несколько строк. Даже они дались с большим трудом. Почему?
Потому что во мне борются два противоположных начала. Первое принадлежит очевидцу, пытающемуся восстановить цепь событий и обстоятельств в их документально-хроникальной точности и достоверности… достоверности, достоверности… Но помнит очевидец слишком мало.
Второе начало представляет сочинитель-фантазер, полагающий, что художественное воображение способно восполнить недостаток эмпирического опыта. Но второму никогда не удастся вырваться из цепких рук первого, караулящего его, словно конвоир заключенного. И оба они обречены на неудачу.
Очевидец хочет рассказать правду, в которую никто не поверит по причине ее невероятности. Фантазер хочет сочинить невероятную историю, в которую люди должны поверить благодаря силе его и своего воображения Но для этого надо забыть о правде и о том, что нас окружает. Иными словами, надо забыть о реальности…. Реальность. Какое жесткое, безжалостное слово. Словно нож мясника, которым он кромсает свою жертву. А иногда, у плохого мясника, нож еще бывает и тупым…
Нет. То, что я пытаюсь рассказать, далеко от сказки. Ведь в основе сказки всегда лежит мечта. Но в этой истории нет места мечте. И мое расколотое сознание не в силах преодолеть эту пропасть, пропасть, пропасть…
…Его затошнило. Он подошел к маленькому холодильнику, встроенному в стену огромного кабинета, достал лед и налил воды. Попытался положить кубик льда в стакан, но лед выскочил из щипчиков и упал на пол. Яхаве вздрогнул. Он выучил их уже наизусть – симптомы рака головного мозга. Выучил за год, минувший с того дня, когда личный врач с испуганным и кислым выражением лица принес листок с результатами анализов.
Яхаве тогда не испугался. Скорее, разозлился. Черт знает что такое! Наука бурно развивается, туристы с Планеты скоро полетят в соседние галактики, изобретены уникальные виды топлива, искусственно выращиваются почти все виды продуктов питания, включая мясо… Да и в медицине прогресс очевидный: средний возраст жизни превысил восемьдесят лет, а тем, у кого есть большие деньги, раньше ста и беспокоиться нечего. Яхаве недавно исполнилось девяносто, но он даже не думал о том, что его может караулить смерть. Его, одного из самых богатых людей Планеты? Что за чушь?!
Пятнадцать лет назад ему пересадили поджелудочную железу, а совсем недавно поменяли почки – на искусственные, с гарантией тридцать лет. Конечно, такие операции стоят целого состояния, и по карману лишь очень богатым людям, но для Яхаве это не проблема. С его-то миллиардами?
Он ощущал себя превосходно, не задумываясь о возрасте. А чего задумываться, если все работает, как часы? Мог бы и сердце пересадить, но зачем раньше времени его трогать, если врачи не советуют?
И только несколько заболеваний пока не поддавались контролю врачей Планеты. Среди них – рак мозга. Одно из самых слабых звеньев современной медицины, "ахиллесова пята". Казалось бы, Яхаве подстраховался и против этой опасности. Анализы и обследования проводил по графику, каждые три месяца. И вдруг…
Яхаве смотрел на белое лицо Рефекта, его трясущиеся губы, и с трудом сдерживал желание размозжить тупую башку сраного лекаря клюшкой для гольфа.
– Какого черта… я плачу тебе… такую зарплату? – от бешенства перехватывало горло.
Рефект молчал и только в испуге разевал рот.
– Как это… могло случиться?.. Ты же говорил – это… практически исключено… при регулярных обследованиях? Вероятность – меньше одной… одной десятой процента.
– Мистер Яхаве, это рак мозга, – наконец выдавил из себя перетрусивший "лекарь". – Это непредсказуемо. Наука до сих пор не разобралась, почему возникает опухоль.
Олигарх приблизился к огромному аквариуму в центре кабинета, подышал через нос, почти ничего не видя от злости. В глазах расплывались черно-белые пятна. Двухцветный лабео подплыл к стеклу, пошевелил усиками и, вильнув огненно-красным хвостом, направился по своим делам в глубь аквариума. "Безмозглая тварь. И мой мозг может стать таким же, как у этой рыбешки – бесполезной студенистой массой. Хотя, какой у нее мозг? Одни рефлексы. Надо сосредоточиться. Как не вовремя! Только что сцепился с Хоупсом из-за Лендвича – самый лакомый кусок в космической отрасли. А тут в моих мозгах начнут ковыряться всякие любопытные врачишки".
– Ладно. Чего там теперь? Вырезать придется? Руки у меня немели – из-за этого? А ты говорил – остеохондроз. Сколько времени лечение займет? – произнес уже спокойно, но не оборачиваясь. Знал – увидит снова эту бледную рожу, бешенства не сдержать.
– …О сроках пока говорить рано, – осторожно, после паузы ответил Рефект. – Но, лечение будет… Опухоль, скорее всего, неоперабельна. Находится в стволе мозга.
– Что?! Что значит – неоперабельна? – все-таки не сдержался. Обернулся. Глаза налились кровью. И тут же почувствовал тупую боль в затылочной части. Стараясь не подавать вида, медленно прошел к столу и опустился в кресло. Рефект не спускал глаз с лица олигарха.
– Вам нельзя нервничать. Постарайтесь понять, – врач заговорил вкрадчиво и успокаивающе, как с ребенком. – Такое может случиться с каждым. Но это пока первая стадия. Применим консервативное лечение: химию, облучение. Через несколько месяцев и следа не останется.
– Это мне что же, несколько месяцев ваши процедуры терпеть?
– Ну, это же не каждый день. Режим, конечно, придется поменять. Особенно в начале. Пока результаты не появятся.
– А если не появятся?
Рефект отвел взгляд. Сказал через паузу с деланным оптимизмом:
– Подобные случаи сейчас излечиваются быстро в процентах девяноста. Ну, может быть, восьмидесяти. Даже если осложнение – люди еще долго живут.
– Долго, это сколько? – со всей желчью не выговорил, а выплюнул Яхаве.
Рефект помялся:
– Вы же знаете, я врач общего профиля. Специалисты лучше объяснят. Лет пять точно можно протянуть, – поняв, что брякнул не то, быстро поправился. – Это в тяжелом случае. А так и десять живут, пятнадцать… Да и исследования ведутся постоянно. Вот-вот могут найти способ лечения. Я немедленно соберу информацию о последних новинках в этой области.
Яхаве старался дышать размеренно. "Давление-то как скакнуло. Вот тебе и здоровое сердце". Выговорил негромко, но так, будто кувалду опускал при каждом слове:
– Ты уж собери… Я ведь своей смерти ждать не буду… Сначала собственными руками тебя в землю зарою и бетоном залью… Иди! Завтра в десять мне доложишь. И только попробуй мне опять мямлить, как сегодня. Кретин!
"Уже и так вечер. Как я успею до утра?", – недовольно подумал Рефект, но промолчал. Рубашка, насквозь мокрая от пота, неприятно липла к спине. Спорить сейчас с боссом – все равно, что плевать против ветра: все обратно вернется. Надо дать Яхаве время остыть – пусть олигарх-небожитель свыкнется с мыслью о том, что он тоже смертен.
В восемь часов вечера Рефект подъехал к центральной городской клинической больнице. Здесь работал ведущим хирургом его приятель еще по учебе в университете, доктор нейрофизиологии, Никос.
Выйдя из кабинета Яхаве, Рефект уже примерно представлял, что делать. Он был не просто личным врачом Яхаве и его семьи, а уже на протяжении полутора десятка лет возглавлял медицинский центр, входивший в состав гигантской империи олигарха. Центр, объединявший сеть региональных клиник, полностью обеспечивал медицинскими услугами сотни тысяч людей. Все они работали в компаниях, принадлежавших семье Яхаве.
Спустившись вниз огромного здания на лифте, Рефект за десять минут добрался на мини-каре до своего офиса, располагавшегося в левом крыле небоскреба. Там он вызвал двух помощников. Одному поручил подготовить план дополнительного обследования Яхаве, а второго посадил за сбор информации, касающейся последних научных разработок в области лечения опухолей головного мозга. А затем позвонил Никосу.
Никос имел репутацию замечательного хирурга, проведшего сотни успешных операций на головном мозге. И Рефект здраво рассудил, что никто лучше университетского приятеля не проконсультирует его в столь щекотливой ситуации, да еще в условиях жесткого лимита времени. Но Рефект даже не предполагал, насколько судьбоносным окажется его выбор.
…Поднимаясь по лестнице на второй этаж клиники, где находился кабинет Никоса, Рефект пытался вспомнить, когда же они последний раз виделись? Получалось, чуть ли не пять лет назад. И по трагическому поводу – скоропостижно и при странных обстоятельствах скончалась жена хирурга. Рефект не рискнул выяснять подробности у приятеля – тот явно не горел желанием общаться по душам. Да и в целом производил впечатление человека, едва контролирующего свое поведение. Впрочем, не удивительно. Ведь месяца за три до смерти жены умерла после тяжелой и длительной болезни Евона, единственная дочь Никоса.
От тех двух (и последних) встреч во время похорон у Рефекта осталось очень тягостное ощущение: с Никосом они тогда почти и не разговаривали. Рефект приносил соболезнования, Никос их сухо и рассеянно принимал, словно не узнавая университетского товарища. А потом…
Как-то разошлись совсем пути-дороги. Хотя через три года повод встретиться появился. Но опять, как назло, такой повод, что хуже не придумаешь. Скончался младший брат Никоса – известный, но очень уж чудаковатый ученый. Микробиолог и химик, Юрон в молодости подавал блестящие надежды, занимаясь исследованиями в области генной инженерии, но затем ушел в тень. Тем не менее, в научных кругах о нем помнили, сразу после смерти в Сети появилось несколько сообщений. Рефект хотел сначала позвонить Никосу, даже машинально взялся за трубку… и не стал. Если после смерти жены ни разу не встретились, может, и не нужны Никосу соболезнования университетского дружка? Так подумал Рефект. И не позвонил. А еще… Рефект не хотел себе в этом признаваться, но какой-то страх в тот момент возник в сознании. Его старый знакомый как будто попал в черный водоворот судьбы, и Рефект суеверно предпочел держаться подальше.
Но сейчас ситуация изменилась – деваться некуда. С Яхаве шутки плохи. А Никос лучшая кандидатура в хирурги, если вдруг понадобится операция. Да и рак мозга для него тема самая что ни на есть знакомая – не один десяток опухолей удалил.
На предложение о срочной встрече Никос отозвался без охоты: сказал, что очень занят и предложил пообщаться дня через два. Рефекту волей-неволей пришлось сообщить по телефону некоторые подробности. И тут поведение Никоса неожиданно изменилось.
– Рак мозга, говоришь? У Яхаве? Н-да…
– Ну, вот, ты же понимаешь, – чувствуя, что приятель колеблется, усилил давление Рефект. – Большой человек – на сотню миллиардов тянет. Стал бы я тебя по пустякам беспокоить. И если что, если удастся помочь… Сам понимаешь, он на все готов. Если хочешь, я тебя официально в группу врачей-консультантов включу. Гонорар будет таким, что ты за год в своей клинике не получишь.
Про гонорар Рефект упомянул с испуга, на всякий случай. Никоса деньги никогда особо не интересовали. Даже во времена относительно бедной юности. Но кто ж его знает? Люди с возрастом меняются. И ход, похоже, оправдался.
– Гонорар, говоришь? На все готов? – хирург как-то странно хмыкнул. – Ладно, приезжай.
Когда Рефект зашел в кабинет, Никос сидел за небольшим столом у монитора. Свет от настольной лампы вырывал из мрака худое, морщинистое лицо с мешками под глазами. Рефект невольно поразился – он предполагал, что приятель постарел, но не настолько же. Хирург выглядел даже старше Яхаве – а ведь моложе почти на тридцать лет.
– Давай, – не отвечая на приветствие, Никос протянул раскрытую ладонь. – Мне действительно некогда.
Рефект догадался без уточнения, быстро достал из портфеля диск со снимками и листки с результатами обследования Яхаве.
Хирург долго рассматривал снимки на мониторе, увеличивал, менял ракурсы. Рефект молчал. Никос и в молодости отличался вспыльчивостью. Сейчас же, судя по внешнему виду и поведению, находился далеко не в оптимальном состоянии и не в самом радужном настроении. Лучше помолчать и не лезть раньше времени с расспросами – рассудил Рефект.
Наконец, Никос снял очки и помассировал переносицу. Потом откинулся на спинку стула.
– Тяжелая опухоль. Мелкая, но тяжелая. Оперировать, думаю, нельзя, слишком глубоко, – и замолчал.
– А химия? – неуверенно спросил Рефект.
– Пятьдесят на пятьдесят. Задавить удастся, но вот надолго ли?
– Подожди, – растеряно запротестовал Рефект. – Малюсенькая ведь опухоль. Мы ее, считай, на самом корню выявили.
– Ну и что? Это рак. Дней через десять посмотрим анализы, какая динамика. Но что-то мне подсказывает – случай тяжелый.
– А лучевая?
– Приспичит, придется все попробовать. Но это же мозг. И глубоко сидит, под самым гипоталамусом, так что… Можно такой побочный эффект получить, что только хуже выйдет.
Рефект вытер вспотевший лоб.
– Вот те на…
Он представил завтрашний разговор с Яхаве. "Нет, об этом ему рассказывать нельзя. Сейчас я для него и так главный враг – считает, я проворонил опухоль. Во-первых, уволит сразу. Во-вторых…" О "во-вторых" даже не хотелось думать.
– Значит, по твоей части тут ничего, операция исключена… – Рефект помолчал, потом тяжело, со всхлипом вздохнул. – Пойду, наверное. Завтра надо Яхаве что-то докладывать.
– Врать будешь? – насмешливо спросил Никос.
– Ну… А ты что предлагаешь?
– Это ты мне, если я не путаю, огромный гонорар предлагал.
– Ну? Так это, – Рефект не понимал, чего хочет приятель. – Если ты о деньгах… Так я могу тебя подключить. Но, с таким прогнозом… Этот гонорар тебе может боком выйти.
– А ты за меня не бойся… Мне терять нечего. Только одно условие – я завтра сам с ним поговорю, без посторонних. Согласен?
Рефект озадаченно почесал затылок…
– А я слышал немного о вас. Вы лет двадцать назад мою двоюродную тетушку оперировали. Успешно.
Они сидели в кабинете Яхаве, величиной с хоккейный корт. Никос чувствовал себя неуютно и про себя злился. На Планете уже давно не хватало места для жизни. Почти для всех обитателей Планеты существовали строгие санитарные нормы, превышать которые разрешалось лишь в исключительных случаях. Так, на простого рабочего первой категории полагалось двенадцать квадратных метров жилой площади. На одного. На каждого члена семьи добавлялось еще шесть метров. А тут кабинет метров триста. Можно представить, какая у него квартира. Но на типов, подобных Яхаве, никакие нормы не распространялись. Он входил в пятерку самых богатых и могущественных людей на Планете.
– Рефект сказал, что вы будете докладывать вместо него, – Яхаве усмехнулся. – Есть у меня предчувствие, что это не к добру. Я попал в переплет?
Врач прокашлялся:
– У вас тяжелое заболевание. И непредсказуемое. Лечение может дать хороший эффект. Настолько хороший, что вы забудете о раке навсегда. В смысле – до смерти, которая, конечно, наступит рано или поздно, но по другой причине… Правда, вероятность такого результата не очень велика. Процентов десять-пятнадцать. И примерно процентов тридцать за то, что лечение только на время купирует развитие опухоли, и вам удастся прожить года два или три. Остальное – в этом диапазоне.
– Диапазон, это от двух-трех лет до смерти "естественным путем"?.. Что же, альтернатива понятна. По тому, как трясся вчера Рефект, я уже догадался, что для меня настали веселые времена. Почему же он сам об этом не сообщил? Не знал, что он так труслив.
– Об этом Рефект, действительно, собирался сообщить сам. Я имею в виду альтернативу, которую вы упомянули. Но это, строго говоря, и не альтернатива вовсе. А вероятность.
Никос замолчал. Он вовсе не пытался держать театральную паузу, как могло показаться стороннему наблюдателю, присутствуй он при разговоре. Врач нервничал. Нервничал же потому, что сомневался. А сомневался из-за того что представлял, какой ящик Пандоры собирается открыть для этого холеного миллиардера, сидящего напротив него за старинным дубовым столом. У Никоса по-прежнему не было уверенности, что он поступает правильно. Но он не знал, как поступить по-иному. И с каждой секундой приближался миг окончательного выбора.
– А у вас – есть альтернатива? Так? – Яхаве тоже держал паузу, словно опытный игрок в покер. – Попробую догадаться. Рефект сказал, что в последние годы вы какие-то эксперименты проводили, вместе с покойным братом. Неужели вы хотите предложить мне… чудесное излечение?
– Нет.
– Тогда что? – В голосе Яхаве прозвучало раздражение. Врач олигарху не нравился. Небритый и помятый какой-то. Зато в очках. Неужели денег на операцию по коррекции зрения нет? Скорее, создает видимость великого ученого. Изображает из себя фокусника с тузом пик в рукаве… Зря он пошел на поводу у Рефекта. Все-таки, растерялся, дал слабину. Да еще ночь плохо спал. Никогда не думал, что мысли о смерти способны настолько испортить настроение и лишить самообладания.
Никос провел рукой по волосам, снял и тут же надел обратно очки. И вдруг быстро произнес скороговоркой, будто спохватившись:
– Я хочу предложить вам бессмертие… Точнее, не хочу, а предлагаю.
Сначала Яхаве почудилось, что он ослышался. Потом его рука потянулась к кнопке звонка, чтобы вызвать из приемной придурка-Рефекта. Совсем сбрендил, притащил к нему какого-то сумасшедшего приятеля. Но рука замерла над столом…
Яхаве был прирожденным дельцом в черт знает каком колене, с молоком матери всосавшим формулу "товар-деньги-товар". Прагматик и циник, он не верил ни в какие "эликсиры жизни". Но ему стало любопытно: а сколько запросит за свой "товар" этот чудак? Надо же знать, какие ныне цены на рынке.
– И сколько стоит ВАШЕ бессмертие?
– Ваше, – не замечая иронии, поправил олигарха Никос. – О моем бессмертии речь не идет. А стоит оно ровно столько, сколько стоит жизнь моей дочери.
…Пора составить план романа. Я целый час сижу, черкаю всякие каракули и не могу сообразить, о чем собирался писать дальше. Похоже, лекарство, которое начали мне колоть неделю назад, как-то воздействует на память. Сегодня ночью я вдруг понял, что у меня «стерся» еще один огромный кусок. Такой интересный и важный период – зарождение земледелия. А ведь еще полгода назад я это помнил совершенно точно. Когда рассказывал сыну во время свидания, все будто стояло у меня перед глазами. Каменные мотыги, раби рыхлят ими землю на берегу широкой реки… Сын тогда еще поразился, сказал: «Папа, ты будто это сам видел»… Сын, сын, сын… Надо составить план. Хотя бы краткий…
…Яхаве вертел в руке старый черепаховый нож для разрезания бумаги. Ручка ножа была инкрустирована мелкими изумрудами. Он переходил по наследству, как талисман, по мужской линии. Когда нож появился в семье, никто не помнил. Его, совершенно точно, держал в руках прадед Яхаве.
Будучи еще совсем маленьким, Яхаве заходил вместе с отцом в кабинет главы семьи, располагавшийся тогда в другом здании. Взрослым требовалось что-то срочно обсудить, и они посадили ребенка в кресло, чтобы не мешал. А прадед, высокий седой старик с толстым носом, взял со стола и протянул Яхаве этот самый костяной нож – поиграться. Он показался мальчику огромным, и впечатление глубоко врезалось в память…
А ведь возможно, подумал Яхаве, что ножом пользовался по прямому назначению еще дед прадеда – в легендарные времена, когда люди читали книги, напечатанные на бумаге.
Яхаве вдруг представил, что на его месте сидит прапрапрадед. Это сколько же ему сейчас было бы? Сто пятьдесят? Или сто восемьдесят? У него засосало внизу живота. Как летит время! А с другой стороны… Яхаве покосился на монитор, стоявший на углу стола, и экран, словно повинуясь безмолвному сигналу могущественного хозяина, зажегся и расплылся бледно-серым цветком.
– Мистер Яхаве, – секретарша смотрела прямо в камеру, как дрессированная собачка, – через десять минут совещание по Лендвичу. Вы будете уточнять список приглашенных?
Олигарх положил нож на стол, на специальную подставку. Нажал кнопку микрофона:
– Отмените совещание. Когда у меня следующее окно?
– В какой день?
– Сегодня.
– Сегодня? – лицо секретарши слегка вытянулось. – Сегодня только после двадцати тридцати.
– Хорошо. Назначьте на это время. И принесите две кружки чаю.
Яхаве отключил микрофон и кинул взгляд на Никоса.
– Рассказывайте.
Тот с каким-то обреченным видом качнул головой:
– Подробно или коротко?
– Подробно.
– Но… это займет много времени.
– Вы же слышали – я отменил совещание, – на этот раз олигарх скрыл раздражение. Он умел раскусывать человеческую натуру в считанные минуты. Никос пока не поддавался точной классификации, но чутье подсказывало Яхаве – этот странноватый врач-ученый может оказаться полезным. Надо лишь к нему приглядеться, чтобы понять всю подноготную. "Научись читать человека, как бухгалтерскую книгу, – наставлял когда-то Яхаве отец. – Дебет с кредитом должен сходиться по нолям. Поймешь человека – будешь им управлять. А непонятный человек непредсказуем, как бешеная собака. Никогда заранее не угадаешь, когда она на тебя набросится".
Зашла помощница секретаря с двумя прозрачными, из толстого стекла, кружками чая на подносе. Никос сразу же взял кружку, сделал несколько торопливых глотков, словно у него пересохло в горле. Отставил кружку, прокашлялся.
– Пять лет назад я потерял, за несколько месяцев, жену и дочь, – голос врача еле заметно подрагивал. – Есть такое наследственное заболевание – атаксия Эмерха. Вызывается мутацией гена. Этот дефектный ген, как правило, не проявляет себя в течение нескольких поколений, но в определенный момент срабатывает, приводя к неизлечимому заболеванию. Такой ген был у моей жены Элоиз. А жертвой оказалась наша дочь, Евона. Симптомы мутирования начали проявляться вскоре после того, как Евоне исполнилось девятнадцать лет. У нее как раз развивался роман с одним молодым талантливым журналистом, по имени Перик. Наши семьи готовились к помолвке. И тут проявились первые признаки заболевания…
При подобной форме атаксии на начальном этапе происходит дегенерация проводящих систем спинного мозга и периферических нервных волокон. Человек шатается при ходьбе, часто, вроде бы беспричинно, падает. Возникает тремор туловища и конечностей, как будто человек сильно замерз… В общем, примерно через месяц, после появления первых симптомов, я понял, что здесь что-то не так. Евона легла в клинику, провели исследования. И вскоре врачи поставили ужасный диагноз… Я забыл сказать – болезнь не излечивается. По мере эскалации заболевания поражаются сосуды головного мозга, сердце, почки, атрофируется зрительный нерв… Пациент, при эффективном лечении и благоприятном стечении обстоятельств, может прожить лет десять-пятнадцать, но… Но как инвалид, у которого постепенно отказывают ноги, руки, различные органы…
Помолвку, конечно, пришлось отменить. Перик какое-то время поддерживал отношение с дочерью, но надолго его не хватило. Молодого парня можно было понять. Я сам переговорил с ним и посоветовал разорвать отношения с Евоной, чтобы не создавать у нее лишних иллюзий. Мне казалось, что так будет лучше для них обоих. Но, возможно, я ошибался… На Евону резкий разрыв с женихом произвел страшный психологический удар. Она, буквально, потеряла интерес к жизни. Я до сих пор корю себя. Возможно, если бы мне удалось уговорить Перика, чтобы он продолжал общаться с Евоной… Тогда она прожила бы на несколько лет дольше. Более того… Впрочем, об этом – позже.
Никос снова отхлебнул чаю, несколько секунд помолчал, собираясь с мыслями.
– А почему вы решили, что патологический ген передала дочери Элоиз? – внезапно спросил Яхаве.
– Как почему?.. Это установил мой брат Юрон. Он проводил исследования. Я как раз собирался об этом сказать… А зачем вы спросили об Элоиз? Это совсем не важно.
– Я сам определюсь с тем, что важно, а что не важно, – негромко, но жестко заметил Яхаве. – Вы продолжайте.
– Хорошо. Так вот… Когда о заболевании дочери узнал Юрон, то он сразу же предложил свою помощь. Юрон был очень талантлив, даже, теперь я в этом уверен, гениален. Но вздорность его характера превосходила его талант. Он ни с кем не мог ужиться, постоянно со всеми ссорился… Коллеги его ненавидели за склочность и заносчивость, одновременно завидуя его способностям. Он так и не женился. И не удивительно – при его-то закидонах. Когда заболела Евона, Юрона, незадолго до этого, выперли из очередного научно-исследовательского проекта. Просто выгнали за то, что он обвинил научного руководителя в краже своей идеи. Они, в этом проекте, как раз искали вакцину против рака мозга.
Никос исподлобья покосился на Яхаве, но олигарх сосредоточенно смотрел на поверхность стола.
– Юрону удалось получить очень интересные результаты. Но после того, как он разругался с руководителем, тот заявил, что идея Юрона – полный бред, а результаты исследований он фальсифицировал. Для того чтобы выбить отдельный грант под собственный проект. И Юрона уволили.
И вот брат пришел ко мне. Он находился в шоке. Нет, не из-за того, что остался без работы – к таким поворотам судьбы он давно привык. Юрон страшно расстроился от известия о болезни Евоны. Я думаю, что она была единственным живым существом на Планете, которое брат любил. Я даже удивлялся…
– А вас? – перебил Яхаве.
– …Меня? – от неожиданности Никос вздрогнул. – Что "меня"?
– Вас Юрон любил?
– …Не думаю. Юрона ничего не интересовало, кроме его научных идей. И только к Евоне он относился как-то особенно, с нежностью…
Яхаве снова смотрел в стол – на специальную панель с информацией. Многое из того, что сейчас ему рассказывал хирург, он уже знал. Более того, он знал и то, о чем Никос даже не догадывался.
Вчера, как только ушел напуганный Рефект, Яхаве вызвал начальника службы безопасности Цебира и поручил ему взять действия Рефекта под неусыпный контроль. Олигарх и так-то никому и никогда не доверял, но события последних дней заставили его удвоить меры безопасности.
Яхаве вел жестокую схватку за контрольный пакет акций космической корпорации Лендвич с магнатом Хоупсом – своим главным конкурентом не только в бизнесе, но и в борьбе за политическую власть на Планете. Схватка за Лендвич выводила противостояние на новый, поистине вселенский, уровень. Перенаселенная Планета задыхалась от избытка людей и отходов их жизнедеятельности. Кардинально решить проблему могла только активная колонизация космоса. И тот, кто получал неограниченный контроль над космической отраслью, делал шаг почти к абсолютной власти.
Недавно, под давлением Яхаве, Хоупса и еще нескольких олигархов Верховный Сенат принял поправку к антимонопольному законодательству. Поправка разрешала продажу в частные руки контрольного пакета акций космической корпорации, ранее принадлежавшего государству. Решение принималось "в интересах государства и народа" – так заявили сенаторы. Каждый из олигархов, естественно, рассчитывал, что лакомый кусок достанется именно ему. А в такой борьбе все средства хороши.
Ажиотаж подогрело сенсационное открытие астрономов – в соседней галактике, после долгих лет безуспешных поисков, была обнаружена планета, по условиям жизни идеально подходящая для колонизации. Для более тщательного изучения к планете направили разведочный корабль-робот, началась подготовка космического десанта. В этих условиях владелец Лендвича получал шанс стать де-факто хозяином новой планеты.
И тут эта внезапная и ошеломительная новость о раковой опухоли. Рефект, разумеется, не мог подобного подстроить. Яхаве понимал, что его болезнь – чудовищное стечение обстоятельств, не более. Но оно ставило олигарха в очень уязвимое положение: его организм (самое катастрофическое – мозг!) оказывался под дополнительным контролем врачей. И это в момент, когда Хоупс готов предпринять любые меры для устранения Яхаве и захвата Лендвича.
Именно поэтому, едва выйдя из кабинета Яхаве, Рефект попал под тщательное наблюдение. Через пять минут после того, как он позвонил Никосу и договорился о встрече, олигарх уже знал об этом разговоре. Он тут же велел собрать всю информацию о хирурге и его окружении. А когда Яхаве получил аудиозапись разговора между Никосом и Рефектом в клинике, он немедленно велел проверить хирурга по коду "А". Это означало сбор максимально возможного объема информации, включая всевозможные слухи и даже анекдоты о дальних предках "объекта".
В восемь часов утра Яхаве уже сидел у себя в кабинете и изучал материал, собранный его ищейками. Там он наткнулся на факты, которые наверняка ошеломили бы Никоса, расскажи ему о них Яхаве. В частности, олигарх узнал, что покойная жена Никоса Элоиз с раннего детства дружила с обоими братьями, так как приходилась им троюродной сестрой. В семнадцать лет она закрутила интрижки одновременно с Никосом и Юроном. Но если наивному Никосу девица лишь строила глазки, то с Юроном она на полную катушку занималась сексом.
Затем любовники очень сильно поссорились – естественно, по инициативе малахольного Юрона, научного гения. Разозленная Элоиз отомстила по-женски – она немедленно легла в постель со старшим братом, а затем скоропалительно вышла за него замуж. Юрон, впрочем, отнесся к этому индифферентно – Элоиз перестала его интересовать. Но совсем по-другому он отреагировал на появление на свет маленькой Евоны – ведь, родившаяся семимесячной (по официальной версии), малышка приходилась Юрону дочерью.
