Текст книги "Блудный сын"

Автор книги: Колин Маккалоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

– Ты так ловко с ним управляешься, – заметила Милли, глядя, как Дездемона заваривает чай и насыпает в миску печенье с шоколадной крошкой, при этом не отпуская Алекса.

– О, с Алексом легко. Проблемы доставляет старший, – ответила Дездемона, усаживаясь за стол с сыном на коленке. Она макнула печенье в свой чай с молоком и дала пососать Алексу. – Когда у меня был только Джулиан, я бы с ума сошла от одной лишь мысли предложить девятимесячному ребенку печенье с сахаром, а теперь? Мой девиз: позволять все, что делает их счастливыми или на время молчаливыми.

«Какой прекрасный ребенок! – Так думала Милли, с завистью глядя на Дездемону. – Как бы я хотела оказаться на ее месте! Меня уже тошнит от лабораторных экспериментов! Хочу маленького замечательного Хантера, со смуглой кожей, невероятным цветом глаз и мозгами, как у Джима или моего отца…»

– Где ты витаешь? – спросила Дездемона, щелкая пальцами.

– Представляю себя на твоем месте. Хочу быть матерью.

– Это не всегда легко, – криво усмехнулась она. – Я еще до сих пор не оправилась от послеродовой депрессии.

– Но ты же в порядке, верно?

– Да, благодаря понимающему мужу.

В кухню вошел Джулиан, неся огромного рыжего кота. Дездемона протянула ему печенье.

– Спасибо, мам.

– Джулиан, ты отлично развиваешь свою мускулатуру, но как Уинстон сможет самостоятельно выполнять какие – либо действия, если ты везде его таскаешь? Поставь его на пол, пусть идет сам.

Оказавшись на полу, кот тотчас начал вылизываться.

– Видишь? Вот почему я его ношу, мам. Стоит мне его отпустить, как он сразу вылизывается.

– Чтобы избавиться от твоего запаха, Джулиан. Если он собирается вынюхивать крыс и мышей, то не должен весь насквозь пахнуть Джулианом.

– Ладно, я послежу за этим. – Джулиан устроился позади матери и уставился на Милли своими темно – желтыми глазами. – Привет!

– Привет. Я – Милли.

Краем глаза Милли заметила ужасного питбуля, который подошел к коту, и оба животных неспешно потрусили обратно к заднему входу.

– Можешь обращаться с ним ласково, – сказала Дездемона совершенно серьезно. – Самый беспокойный этап его становления позади, во всяком случае на данный момент.

– И каким же был самый беспокойный этап, Джулиан? – спросила Милли.

– Папа говорил, что я был адвокатом. – Джулиан дотянулся до кружки матери и с жадностью выпил содержимое.

– Ты разрешаешь ему пить чай? – изумилась Милли.

– Ну, распивание чая галлонами с самого детства не остановило нас, бриттов, от завоевания огромной части мира, – со смехом ответила Дездемона. – Я наливаю в чай много молока, если его пьет Джулиан, к тому же у нас хороший чай.

Она пристально посмотрела на Милли.

– Давай же! Расскажи мне о вас с Джимом.

– Вот так! – воскликнул Джулиан и, соскользнув со скамьи, слегка шлепнул Алекса по щеке, что Милли приняла за своеобразное проявление любви. – Я должен проконтролировать Рядового Фрэнки и Капрала Уинстона. Увидимся!

Мальчик ушел.

– Его речь ужасна, – заметила Дездемона. – Несмотря на все мои усилия, она полна американизмов.

– Он живет в Америке, Дездемона.

Та вздохнула.

– Типичный культ оружия. Но давай не будем говорить о моих сыновьях. Кто допрашивал тебя вчера ночью?

– Эйб. Слава богу, знакомое лицо.

– Говори об этом потише. Кармайн не хочет, чтобы в расследование пригласили кого – то со стороны из – за того, что вы родственники. – Она усмехнулась. – Какое точное слово!

– Ни за что, – отрезала Милли. – Я называла Эйба «лейтенант Голдберг» и казалась бесстрастной, как игрок в покер. Дездемона, это было ужасно! Джим находился прямо возле Джона, когда тому стало плохо.

– Кто – то был и по другую сторону от него, – успокоила ее Дездемона и налила еще чаю, не задев Алекса, по – прежнему сосущего печенье. – Думаю, следующий допрос вам с Джимом предстоит только завтра, если не в понедельник.

– Должна сказать, Эйб спокойно воспринял отсутствие Давины. Даже после предупреждения доктора, что с вопросами придется подождать до воскресенья, его лицо выражало исключительно готовность подождать.

Дездемона усмехнулась.

– Милли, ему постоянно попадаются подобные женщины. Она добилась лишь отсрочки допроса, который из – за этого будет только жестче. Хватит об этом! У тебя есть красивое платье для сегодняшнего вечера?

Милли помрачнела.

– К сожалению, нет. Кейт позволила мне перерыть весь ее громадный гардероб, но для сегодняшнего вечера необходимо длинное платье, поверх которого будет академическая мантия, поэтому я снова облачусь в свое черное студенческое. Надеюсь, вы с Кармайном придете сегодня вечером?

– Конечно, Милли, – с улыбкой ответила Дездемона.

– Мамочка, ты же сказала, что сегодня вечером будет царить раздражающее беспокойство, – напомнил Джулиан, маршируя, как солдат, вернувшийся с войны.

– Он превращается в попугая, – заметила его мать. – Я совершенно падаю духом после благоразумных разговоров с ним.

– Почему ты падаешь духом после благоразумных разговоров со мной, мамочка? Я знаю много больших слов.

– Ты знаешь их как попугай.

– Фу-у, чушь! – ответил Джулиан.

– О боже, я сказала это неделю назад, и он никак не забудет!

Алекс открыл рот и улыбнулся, показывая зубки.

Здание Плюща – старейшая постройка Университета Чабба, которому почти исполнилось триста лет. Это сооружение из красного кирпича, возведенное в 1725 году, прежде вмещало учебные аудитории, однако последнюю сотню лет служило исключительно для проведения важных мероприятий. До прихода на должность президента Чабба Моусона Макинтоша, более известного как ММ, обстановка там была практически спартанская: исцарапанные деревянные скамьи и длинные столы. Обладая истинным талантом по сбору денежных средств, ММ убедил семейство Уикен пожертвовать внушительную сумму на новую обстановку Здания Плюща; теперь там стояли красивые обеденные столы и обитые стулья из красного дерева.

Стены между огромными, от пола до потолка, окнами в георгианском стиле украшали бесценные фламандские гобелены, местами висели панорамные картины с пейзажами. Дубовый пол сиял, а начищенный до блеска помост выгодно выделял главный стол.

Официальным поводом для устройства этого банкета был уход на пенсию нынешнего главы Издательства Чабба и передача его полномочий преемнику. Как человек, ответственный за работу ИЧ, стал зваться деканом, для большинства покрылось тайной веков; на самом деле этот факт вел летоисчисление от 1819 года – года основания издательства – и отражал основные принципы университета. Сегодня вечером чествовали еще одну дату, связанную с ИЧ, – его 150-летие. По такому поводу на столах лежали красивые, украшенные цифрой 150 салфетки, созданные дизайнерской фирмой «Имаджинекс» и являющиеся собственно детищем Давины Танбалл, которая на этом не остановилась: в зале висело несколько праздничных растяжек в серебряных и золотых цветах, и их даже самые консервативные из ученых не сочли бы проявлением дурного вкуса.

В зале стояло четыре стола, украшенных все той же цифрой 150, сделанной из металла в неком подобии вазы. Главный стол располагался на помосте в дальнем конце зала, три остальных – ниже, друг за другом, создавая ощущение иерархии, ведь главный предполагался для самых высокопоставленных приглашенных, потом шел стол для представителей университета, затем – стол издательства и, наконец, дальше всего от помоста и ближе к выходу, – стол для высокопоставленных чиновников Холломена.

Каждый стол вмещал девять пар, а значит, в целом должно было собраться семьдесят два человека, большинство из которых и не хотели бы прийти, да не смогли отказаться. Невольная демонстрация себя перед массой народа и произношение речей составляли негативную сторону пребывания здесь, в то время как вкусная еда, сравнительно удобные стулья и возможность перекинуться парой слов со старыми друзьями – позитивную. Традиция требовала, чтобы облачены в академические мантии были все мужчины, а из женщин – только те, кто работал в Чаббе в данный момент. Капитаны полиции Кармайн Дельмонико и Фернандо Васкес считали свое здесь присутствие пустой тратой времени.

– Кто бы ни планировал рассадку гостей, он все же допустил крупную ошибку, – заметил комиссар Джон Сильвестри, помогая устроиться своей еще не утратившей следы былой красоты жене и усаживаясь рядом с ней. – Они посадили Нейта Уинтропа за главный стол, а Дуга Твайтеса внизу. Боже, они об этом пожалеют!

Кармайн, кому эта ремарка и предназначалась, улыбнулся своему начальнику.

– Им не хватает Делии, – ответил он.

– Мы можем ее одолжить, за тысячу долларов в час.

– Нет, не можем. Эм – Эм ее переманит.

– Эм – Эм не возрадуется, когда увидит, что за его столом есть Нейт, но нет Дуга, – добавил прокурор округа, Хорас Пинкертон. – Да, Марсия, я попробую раздобыть для тебя дополнительную подушку. Они никогда не думают о невысоких людях, – сказал он Фернандо Васкесу.

– Как и о высоких, – ответил Фернандо, кивая головой на двухметрового Манфреда Мейю, секретаря городского совета Холломена, бывшего знаменитого баскетболиста. Его жена, естественно, была чуть выше полутора метров. Понадобилась еще одна подушка!

– И на это нам с Джинни приходится тратить свой выходной вечер, – возмутился начальник пожарной службы Билл Мерфи, не облаченный в академическую мантию.

Его жена бросила на Лиз Мейю страдальческий взгляд.

– Билл больше не влезает в свой смокинг, – сказала она низким голосом, – а мои длинные платья ушли вместе с Нормой Ширер[10]10
  Американская киноактриса, популярная в 1920‑е и 1930‑е годы.


[Закрыть]. Иногда я просто ненавижу Чабб! Академические мантии, смокинги, длинные платья – брр!

– Салфетки и декорации просто великолепны, – миролюбиво заметила Дездемона. – Милли сказала мне, что их дизайном занималась Давина Танбалл. Это она сидит за столиком перед нашим?

Собираясь присесть, Кармайн обернулся к столу ИЧ.

– Твоя интуиция меня поражает, – сказал он. – По описанию Эйба Голдберга, та женщина, которая отправилась в кровать после нервного срыва и даже не показалась полиции, сейчас сидит в золотом с серебром платье.

– Ну, она прекрасно одета и под стать декору зала, – ответила Дездемона и со вздохом уставилась на поверхность стола. – К концу вечера мой позвоночник жестоко мне отомстит. Почему обеденные столы такие низкие? Или это стулья такие высокие?

Кармайн присел, радуясь, что его место позволяет обозревать весь зал. Давина Танбалл была настоящей красоткой, но тем сильнее бросалась в глаза сильная разница в возрасте между ней и ее мужем. Макс выглядел на свои шестьдесят. Почему они не отказались присутствовать на сегодняшнем банкете? Их бы все поняли. Нет, ей нужно было прийти, и не важно, как себя чувствует Макс. Облаченная в облегающее золотое платье с серебристыми вставками, оголяющее худую спину, – она переплюнула всех женщин за своим столом, да и во всем зале. Почему женщины морят себя голодом ради облегающей одежды? Так они напоминают борзых.

На вечер пришли все Танбаллы: Макс и Давина, Вэл и Эмили, Эван и Лили. Благодаря весьма познавательному отчету Эйба, Кармайн теперь знал их всех. Они представляли непосредственно печать ИЧ, а остальные за тем столом, по – видимому, относились к самому Издательству Чабба. Как интересно! Некоторые руководящие посты там занимали женщины;

Кармайн безошибочно определил, кто главенствует в отношениях некоторых пар – именно эти женщины пришли с эскортом или с укрощенными мужьями. Ни о каком равном партнерстве и речи быть не может. Итого за столом из руководителей трое мужчин и три женщины.

Его взгляд двинулся к главному столу, располагающемуся от него дальше всего, но лучше всего обозримому благодаря почти двухметровой высоте помоста. За ним сидели Джим и Милли Хантер; также там были двое старших Парсонсов: Роджер – второй и Генри – второй. Хм… Значит, это правда: Парсонсы отплатили Чаббу, назначив Томаса Тарлетона Тинкермана новым деканом ИЧ. Его оказалось найти легче легкого: лицо как у Мартина Лютера после тяжелого дня. Бог ты мой, это – жены Парсонсов? Да они – копия своих мужей: те же суровые, скуластые лица и такие же водянисто – голубые глаза.

– Наслаждаешься обстановкой, безжалостный негодник, – прошептала ему Дездемона. – Примеряешь всех на свой полицейский лад.

– Да уж, – отозвался Кармайн, поднял руку жены и поцеловал. Его глаза блестели. – С тобой здесь никто не сравнится.

Она вспыхнула.

– Своей лестью ты заслужил честь помассировать мне спину сегодня ночью, иначе я завтра слягу.

– Договорились, – ответил он и улыбнулся Патрику с Несси, севшим между Хорри Пинкертоном и Дейвом Цукерманом, главой службы соцобеспечения. Дерек Дейман и его жена Аннабель тоже только что прибыли. Он продвинулся с поста директора средней школы Тревиса до начальника управления образования. Хорошо, что стол города мог похвастаться чернокожей парой – у стола Чабба не было ни одной.

– Смотрите, какое хорошее расстояние между стульями, – заметил Дерек, сидящий напротив Кармайна. – Если мясо окажется жестким, я вполне смогу расставить локти, когда буду его резать.

– И не сомневайся, если захочешь поставить локти на стол, – ответил Кармайн. Это – твой первый банкет, твой и Фернандо, но для меня он уже восьмой.

– Мясо действительно будет жестким? – обеспокоенно спросил Фернандо.

– Воспринимайте это так, парни: если мясо окажется жестким, то на следующий банкет вместо главного блюда подадут поставщиков еды. Эм – Эм в данном вопросе очень строг. – Кармайн поднял свой бокал самонтильядо[11]11
  Выдержанный сухой херес.


[Закрыть]. – Выпьем за банкеты Чабба!

– С точки зрения полицейского, они, вероятнее всего, будут скучными, – сказал Фернандо и отпил из своего бокала. – Ого, какой хороший херес!

– У Чабба очень хорошие запасы, джентльмены.

– Кто сидит за первым столом, после главного? – спросил Дерек.

– Первые лица Чабба. Из правления здесь декан Боб Хаймен и три представителя Парсонсов: Роджер – третий, Генри – третий, а также тот болтун, Ричард Спейт. Не переживайте за Дуга Твайтеса – он с легкостью сделает из них фарш.

Томас Тарлетон Тинкерман, новый декан Издательства Чабба, держал речь перед братьями Парсонсами; остальные, сидящие за главным столом, его тоже слушали, но по – разному: кто – то охотно и внимательно, а кто – то скептически.

– ИЧ вернется к своему истинному предназначению, – говорил он, – и оставит выпуск научных изданий тем научным учреждениям, чьи области интересов и возможности позволяют делать это качественно. Издательство, согласно моему замыслу, уделит внимание тем незаслуженно забытым сферам, у которых хоть и мало исследователей, но чьи идеи столь необходимы для западной философии. В наш век всеобщего поклонения технократии и прогрессу такие труды больше никто не издает. Но я буду, джентльмены, буду!

– Не совсем понимаю, какое это имеет отношение к технократии и прогрессу, но, насколько я понял, вы отвергаете философию двадцатого века? – спросил Хэнк Ховард с опаской, словно его могли покусать.

Высокомерный Тарлетон Тинкерман только фыркнул.

– Некоторые и Дарвина с Коперником называют философами! Именно ими просвещаются студенты – медики!

– Думаю, это здорово, если студенты – медики читают что – то, не связанное непосредственно с программой, – мягко заметил Джим Хантер.

Лицо Тинкермана говорило: «Вы так думаете!» – но вслух он произнес другое:

– Нет, доктор Хантер. Пусть лучше они полностью погрузятся в изучение медицины, чем будут читать метафизику для обезьян!

Наступила неловкая тишина; замечания декана были вызывающими и направленными на определенного человека, поэтому некоторые из слушателей поспешили исправить ситуацию.

– Я знал студентов – медиков, которые читали Августина, Макиавелли и Федерико Гарсиа Лорку, – сказал ММ с улыбкой.

– Вероятно, они немного не вписываются в тему нашего обсуждения, Том, но если такие писатели, как Норман Мейлер[12]12
  Американский писатель, журналист, драматург, сценарист, кинорежиссер.


[Закрыть]и Филип Рот[13]13
  Американский писатель, автор более 25 романов.


[Закрыть], придут к вам, вы же их, естественно, опубликуете? – спросил Бюсар Таунсенд.

– Нет, не опубликую! Никогда! – возразил Тинкерман. – Отвратительная, грязная, порнографическая макулатура! Единственная философия, которую они могут предложить, годна только на корм свиньям!

Его грудь вздымалась, глаза сверкали.

– Оу! – воскликнул ММ. – Кстати, о еде! Том, похоже, твой уровень сахара в крови немного понизился. И мы непростительно мало внимания уделяем Роджеру и Генри, не говоря уж о дамах. Мои извинения.

– Да это настоящий монах – доминиканец в профессорской мантии! – сказал бывший декан издательства секретарю Хэнку Ховарду, даже не потрудившись понизить голос.

Профессорские мантии привлекли также внимание Соледад Васкес, Аннабель Дейман и Дездемоны. Соледад и Аннабель в благоговении взирали на неимоверное количество ученых.

– Здесь есть кто – нибудь не в профессорской мантии? – спросила Соледад.

– Женщины. Согласно традиции, в академической мантии могут быть только те женщины, что работают непосредственно в Чаббе, как доктор Милли Хантер. Мужчины, даже с городского стола, надевают мантии, чтобы их никто не превзошел, – ответила Дездемона, с воодушевлением поглядывая на большое блюдо с бутербродами из кусочков ржаного хлеба с маслом и копченым лососем. – У Кармайна мантия Чабба, и я вижу, что Фернандо тоже в мантии… Откуда?

– Университет Флориды. – Соледад тихонько засмеялась. – Я заметила, хоть это и неправда, что в Холломене считают, будто в любом колледже Флориды раздают ученые степени за бальные танцы и за плетение корзин под водой. Правда, у Фернандо степень по социологии, одна из самых уважаемых.

– Дерек получил докторскую степень в Чаббе. – Аннабель просто лучилась гордостью.

– Зал словно переполнен павлинами, – заметила Дездемона. – Золотая отделка на некоторых мантиях просто поражает. А мех горностая! Мантия декана Тинкермана украшена бордовым и золотым – цветами факультета богословия Чабба.

– Так вот почему он такой! – воскликнула Несси О’Доннелл.

– Красиво, – добавила Аннабель, осматриваясь. – А к чему относится алая отделка с мехом горностая?

Этого никто не знал, но все дамы согласились, что владелец той мантии выглядит восхитительно.

Тем временем Фернандо расспрашивал Кармайна:

– Тот чернокожий парень за главным столом – доктор Джим Хантер?

– Да. И его жена – единственная здесь женщина в профессорской мантии.

– Я заметил их, еще когда они входили – оба в одинаковых мантиях. Красивая пара. Господи, да он огромный!

– Десять лет назад был чемпионом по боксу и вольной борьбе. Тут его комплекция и сгодилась.

– Это уж точно.

Фраза Фернандо о красивой паре озадачила Кармайна: обычно окружающие их так не воспринимали. Кармайн мысленно поаплодировал отношению Фернандо.

И все – таки его взгляд неизменно возвращался к Томасу Тарлетону Тинкерману, столь величественно выглядящему в своей мантии доктора богословия. Тинкерман относился к тому типу мужчин, которые и в дерюге будут выглядеть отлично. Высокий и прямой, как шест, он производил впечатление физически сильного человека – какой уж там хилый ботаник. Он больше походил на подполковника, выпускника Уэст – Пойнта, который бросил усилия на дальнейшее продвижение и одновременно пытается справиться с новым приступом геморроя. Сегодня, несомненно, была геморройная ночь – пусть перед ним и не Мартин Лютер, но, возможно, Наполеон Бонапарт.

Привлекательный, как Мел Феррер[14]14
  Американский актер, кинорежиссер и продюсер.


[Закрыть], и все же его резкие черты лица говорили об аскетизме монаха. Седые волосы прекрасно сочетались со светлыми глазами. Уголки рта опущены, будто он с унынием взирает на человеческую бренность, непоколебимо веря в отсутствие таковой у себя. Чванливый! Вот подходящее слово для Тинкермана.

Все Издательство Чабба знало, что он не хочет публиковать «Бога спирали». Она написана приматом для тупиц, а не для умных людей, и бросает тень, но не столько на самого Господа, сколько на Его небесную канцелярию и нежелание последней принять науку как божий промысел. Как же Тинкермана, наверное, корчило при мысли, что он не смеет использовать свое самое сильное оружие – расовое предубеждение. Нет, он ни за что бы не пошел на риск быть в этом обвиненным. Он будет двигаться окольными путями.

Неужели женская спина может быть такой выразительной? С удивлением Кармайн пришел к выводу, что именно так, изучая все те женские спины за главным столом, которые он мог увидеть. Анджела ММ сидела, подскакивая время от времени, словно холеная деловая птичка, жены Парсонсов держались высокомерно прямо – благодаря вышедшим из моды корсетам, а бедная миниатюрная миссис Томас Тарлетон Тинкерман походила на ощипанную курицу: лопатки напоминали щуплые крылья, а позвоночник – узловатый хребет. Труднее всего было как – то классифицировать Милли, одетую в докторскую мантию Чикагского университета. Она не сутулилась, признавая поражение, хотя это было бы естественно, ведь остальные женщины, за исключением подвижной Анджелы, ее игнорировали. Как же ей, наверное, не хватает Джима, посаженного от нее довольно далеко, и кто придумал усадить ее между женами Парсонсов?

Ни Джим, ни Милли не стали покупать докторские мантии; их собственные, ничем не выдающиеся, были взяты напрокат и демонстрировали только свой внешний вид: поношенные, неоднократно носимые и неподходящего размера.

От всей души переживая за Хантеров, Кармайн снова перенес свое внимание на свой стол и включился в обсуждение с Дереком Дейманом и Мэнни Мейю преимуществ знакомства шпаны с творчеством Шекспира.

Едва миссис Мод Парсонс узнала, что эта весьма ординарная девушка рядом с ней имеет докторскую степень по биохимии, она тотчас настороженно замолчала, а миссис Евника Парсонс, сидящая по другую сторону от Милли, кажется, вообще ни с кем не разговаривала. Только Анджела ММ знала, что те богатейшие леди были ужасно образованны и здорово испугались такой компании. Если бы Милли только знала, она непременно попробовала бы с ними поговорить, но в результате получилась совершенно патовая ситуация: одну потенциальную собеседницу напугали большие деньги, а двух других – большой ум. Бедный ММ старался поддерживать разговор за всех, и Анджела доблестно ему помогала, но, по мнению президента Чабба, это не самый лучший банкет. Вот что случается, если позволяешь Эстер Грей из ИЧ заняться рассаживанием персон. А Нейт Уинтроп вместо Дуга Твайтеса? Эта женщина с ума сошла, если решилась усадить Дугласа за стол ниже! Если кто – нибудь из ненавистных ему людей окажется перед ним в суде в ближайшие полгода, то Твайтес отыграется по полной, а главной его целью станет совершенно ни в чем не повинный ММ.

У Милли случился незабываемый разговор с новым деканом издательства, сидящим почти напротив нее. Он начался после того, как Тинкерман смерил ее таким презрительным взглядом, словно ей больше бы подошло находиться на углу улицы в качестве проститутки.

– Кажется, ваш отец является главным медэкспертом Холломена, доктор Хантер? – спросил Тинкерман, изучая начинку куриной грудки: «Хм! Чеснок, кусочки абрикоса, орехи – ужас! Чем не устраивала старая добрая начинка из лука и шалфея с густой подливкой?»

– Да, – ответила Милли, с неподдельным удовольствием пробуя обжаренную на открытом огне треску; дорогая еда была редким гостем на столе Хантеров. – Папа превратил старый полицейский морг в настоящую криминалистическую лабораторию, подобной нет во всем штате. Теперь там можно брать даже самые сложные пробы, а методы аутопсии изменились практически до неузнаваемости.

– Наука! – воскликнул Тинкерман, кривя губы. – Она – корень всех бед.

Милли не смогла сдержаться.

– Какой маразм! – бросила она, не представляя, что этими словами перепугала жен Парсонсов, которые предпочли бы расстаться с миллионами, чем сказать подобное мужчине в профессорской мантии. – Я бы сказала, что Бог – причина всех бед. Достаточно только вспомнить: все войны во имя Божие.

Брось она его в бочку с цементом, он бы и тогда не окаменел так, как сейчас.

– Богохульство! – завопил он.

– Ваш ответ столь же бессмыслен, как и поленница дров для лечения чумы! Сейчас 1969‑й, а не 1328‑й. Теперь позволительно обсуждать недостатки в творениях Господа.

– Никому не позволительно обсуждать что – либо, связанное с Господом!

– Это все равно что сказать, будто наша Конституция станет лучше, если запретить свободу слова. Наука тоже пошла от Бога! Все наши открытия лишь больше раскрывают все многообразие божьего промысла. Вам следует сойти с ваших божественных небес на землю и хотя бы иногда смотреть на вещи под микроскопом, доктор. Вы будете поражены, и, возможно, на вас даже снизойдет благодать, – со злостью ответила Милли.

– Я поражен вашей слепотой, – выдавил он.

– Не моей, доктор, не моей. Взгляните в зеркало.

– К разговору о зеркале, Том, – вежливо вступил Макинтош. – Вы готовы произнести речь? Уже подали основное блюдо.

В ответ Тинкерман встал из – за стола и быстрым шагом двинулся в туалет; когда же он вернулся, было видно, что ему удалось справиться со вспышкой гнева – Томас садился за стол, улыбаясь. Милли за это время тоже удалось подавить свою злость. Она почувствовала чье – то внимание и, взглянув за Евнику Парсонс, увидела миссис Тинкерман. Их глаза встретились, а в ее взгляде была… симпатия?

– У вас есть ученая степень, миссис Тинкерман? – спросила Милли, уверенная, что получит утвердительный ответ – доктора богословия должны иметь исключительно образованных жен!

– Боже мой, нет, конечно, – ответила миссис Тинкерман, и ее глаза сверкнули. – Я секретарь.

– У вас есть дети?

– Да, две девочки. Они закончили Секретарский колледж Кирка и устроились на хорошую работу. По – моему, сейчас так много ученых пишут докторские по социологии, что дочкам приходится работать не меньше, чем кассирам в супермаркетах, ведь хорошие секретари – большая редкость.

– Так и есть, – ответила Милли с теплотой. – Да и вашему мужу повезло: не надо платить за университет.

– Да, это тоже важно, – спокойно ответила миссис Тинкерман.

Принесли персиковый пирог. Вкуснятина! «Бедняжка, – думала Милли, наслаждаясь тающим мороженным, покрывавшим еще горячий пирог. – Она даже не испытывает ненависти к своему мужу, она его просто не любит. Как же ужасно, если приходится делить одну кровать с таким человеком. Хотя, возможно, она и не делит. Будь я на ее месте, то научилась бы храпеть как можно громче».

«Пришло время речи», – подумал Кармайн, ерзая на стуле.

– Эм – Эм следует отказаться от этой глупой задумки с главным столом, – сказал начальник пожарной службы, Билл Мерфи.

– Я с тобой согласен, Билл, – ответил Кармайн. – Но все же объясни: почему?

– Для начала, высокий риск пожара. Слишком мало места для сидящих по обе стороны стола людей. Я весь вечер за ними наблюдаю. Чтобы выйти из – за стола, им приходится отодвигать назад стулья, и края мантии некоторых из них периодически оказывались на плечах сидящих ниже, за вторым столом. Наверняка это сильно раздражает. Тебе бы хотелось ощущать на себе полы отделанной золотом мантии Эм – Эм? Или этого высокомерного ублюдка, который стал новым деканом издательства? Скажи мне, почему Чабб считает, что представители города обидятся, если их не пригласят на ежегодный вечер? Да плевать мы с Джин – ни хотели. Субботний вечер только наш! Мы заранее договорились, чтобы нам не подкидывали на субботу внуков, и что? В результате мы здесь! Еда хорошая, но Джинни и сама может пожарить треску.

– Потрясающая оценка банкета, – с улыбкой отметил Фернандо.

– Мне кажется, что в ощупывании мантий выбегающих в туалет совсем нет необходимости, – продолжил Билл. – Здесь на полу достаточно места, чтобы поставить четвертый стол, и даже пятый. Тогда бы они смогли поместить на подиуме мраморные бюсты Томаса Пейна[15]15
  Англо – американский писатель, философ, публицист, прозванный «крестным отцом США».


[Закрыть] и Элмера Фадда[16]16
  Вымышленный мультипликационный герой, один из самых известных персонажей мультсериала «Луни Тьюнс», охотник на своего заклятого врага Багза Банни.


[Закрыть], украсив их лилиями и орхидеями.

– Единственный, кому действительно не нравится, когда касаются его мантии, это наш новый декан, – заметил Кармайн, подмигивая Дездемоне, у которой глаза уже слипались. «Ну же, Эм – Эм, выключи обогреватели!»

– По словам Милли и Джима, Тинкерман презирает весь мир, – сказал Патрик. Сделав глоток, он поморщился. – Почему они всегда готовят такой отвратительный кофе?

– Сотрудникам Издательства Чабба не нравится их новый декан, – внес свою лепту Манфред Мейю. – В городском совете его считают чем – то вроде Джозефа Маккарти[17]17
  Американский сенатор – республиканец, известный своими антикоммунистическими позициями.


[Закрыть] – охотником не на коммунистов, но на ведьм. На неверующих.

– Не отказался бы посмотреть, как глава академического издательства охотится на ведьм, – вставил комиссар Сильвестри.

– Все возможно, Джон. Об этом говорят до сих пор.

– Тогда почему я даже намеков не слышал? – требовательно спросил комиссар.

– А потому, Джон, – рискнул вступить Манфред, – что ты, подобно орлу, восседаешь на самом верху своей башни. И то, что она построена из кирпича, а не из слоновой кости, – лишь дань архитектурной реальности. Для нас, живущих внизу, она всегда – башня из слоновой кости. Если Кармайн и Фернандо не скажут тебе, то ты и не узнаешь. И не говори Джин Теско! Ей на рот нужно повесить титановый замок.

Глория Сильвестри опрокинула свой кофе, и Кармайн с Фернандо засуетились вокруг нее, чтобы не добавлять ничего в ответ или – чтобы не встретиться глазами с комиссаром. Мастерски, Манфред!

Моусон Макинтош выпустил из рук шнур с очками для чтения, обвивающий его шею, и сложил вместе листы с заметками к речи; он был замечательным оратором и с легкостью мог импровизировать, если хотел; сегодня, согласно заметками, речь его обещала быть недолгой.

«Не очень он торопился», – подумал Кармайн, почувствовав дуновение холодного воздуха. ММ выключил термостаты, а значит, больше никто не будет дремать в душном зале. Дездемона сейчас взбодрится, как и все остальные женщины, одетые гораздо легче, чем облаченные в мантии мужчины.

– Леди и джентльмены, – начал ММ с демократичного приветствия, предварительно поднявшись, – мы собрались сегодня вечером, чтобы чествовать двух мужчин и одно издательство…

Что ММ говорил дальше, Кармайн уже не помнил – все его внимание сосредоточилось на докторе Томасе Тарлетоне Тинкермане, который выглядел очень плохо. Тот вытирал накрахмаленным белым платком покрытый потом лоб и периодически хватал ртом воздух. Платок соскользнул на поверхность стола, когда Тинкерман поднял руки к горлу и попытался ослабить галстук, – его движения были неловкими, так как он пытался держаться ровно, чтобы не свалился головной убор и мантия сидела безукоризненно.

– Патси! – крикнул Кармайн. – Быстро наверх! Быстро! – Уже двигаясь следом за кузеном, он обернулся и прокричал Дездемоне: – Вызови «Скорую», немедленно! И чтобы у них был с собой аппарат для искусственного дыхания. Давай же, звони!

Дездемона вскочила и побежала к управляющему банкета, пока Кармайн и Патрик взбирались на помост, расталкивая оказавшихся на пути. ММ хватило здравого смысла, чтобы начать расчищать им путь – он отшвырнул стул в сторону вздрогнувшего официанта.