Текст книги "Блудный сын"

Автор книги: Колин Маккалоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Последняя сидела рядом с Анджелой ММ, и они обсуждали заблуждения о генетической наследственности.

– У меня двое прапрадедов и один дедушка по отцу были неграми, – говорила Давина. – У дедушки, которого я помню, были рыжие волосы и зеленые глаза, правда, смуглая кожа и негроидные черты. И все же наша негритянская кровь не нашла никакого отражениях в потомках, в отличие от дефективности Уды, тоже наследственной, но очень редкой. Чрезвычайно интересно, верно?

– В одной из наших необычных поездок, – начала Анджела, – мы с Эм – Эм посетили Соломоновы острова – муж является членом какого – то комитета ветеранов, ведь там происходили жуткие сражения с японцами во время Второй мировой. Речь сейчас не об этом. Там нам рассказали, что на одном из самых отдаленных островов до сих пор проживает племя коренных меланезийцев с черной кожей, меланезийскими чертами лица, рыжими или светлыми волосами и бледно – зелеными глазами. Их кровь никогда не смешивалась с европейской – настоящий феномен.

– Что ж, зато негроидные корни проявились в моем сыне, Алексисе, – непринужденно заметила Давина. – Хотите на него взглянуть?

– С удовольствием, – искренне ответила Анджела.

– О, пожалуйста! – воскликнула Бетти Ховард.

– Уда, сходи за Алексисом.

У Делии мурашки побежали по коже, хотя умом она понимала, что момент настал и что на Джима Хантера ребенка делают похожими только зеленые глаза.

Милли сникла – естественная реакция для женщины, только что потерявшей ребенка. Конечно, Давина этого не знала, но если бы и знала, разве бы остановилась? Скорее, нет.

– Если бы я была мусульманской женой, меня бы убили, – охотно рассказывала Давина присоединившимся к ней женщинам. – Типичный исламский взгляд на генетику совершенно устарел, там я была бы несправедливо обвинена в рождении «недопустимого» младенца. На моей родине, особенно в ее южных частях, живет очень много мусульман. Но мне повезло. Я – в Америке, и судьба одарила меня образованным мужем, который понимает капризы генетики и ее рецидивы. На самом деле в нашем сыне видны черты Макса, хотя я утешаю себя, что нос – мой.

В этот миг вернулась Уда, неся подросшую версию красивого младенца, прежде уже виденного Делией. Он сидел на руках своей тети и смотрел по сторонам, восхищенный открывавшимися в этом маленьком путешествии видами.

Делия повернула голову к Милли, которая уставилась на ребенка с явным удивлением. У нее было ласковое и спокойное выражение лица. Вопреки всему; ведь вид этого малыша, на которого так должен был быть похож ее собственный, просто обязан был ее потрясти. Удивительная женщина, ничем не выдала своих чувств.

Давина благоразумно не стала никому давать ребенка. Окинув всех внимательным взглядом, Делия пришла к выводу, что большинство женщин сочли Джима Хантера возможным отцом малыша, но все же приняли к сведению объяснения Давины и тот факт, что, кроме цвета глаз, Алексис ничем на Хантера не походил. А Милли…

– Ты в состоянии сама добраться до дома, дорогая? – спросила ее Делия.

– Я в порядке. – Милли улыбнулась. Ее глаза оставались совершенно спокойными.

Делия не поехала домой сразу. Она завернула на Ист – Серкл, чтобы пообщаться с Кармайном и Дездемоной.

– Если когда и проводился апрельский прием дураков, то это сегодня, – с чувством сказала она. – Правда, я не выяснила, кого намеревались сделать Апрельским Дураком, но на первый взгляд – Памелу Дивейн. Неприятная женщина! Сама вечеринка имела успех. Приехали светские львицы, ели приготовленные Удой блюда, словно никогда и не слышали о тетродотоксине, и весело проводили время.

Дездемону встревожило представление Алексиса гостям.

– А Милли? – с тревогой спросила она.

– Его показали после громкого обсуждения вывертов наследственности и темнокожих предков Давины. Она рассказывала и про зеленые глаза. Анджела сделала ход, поведав историю о каком – то племени с Соломоновых островов, – на тот миг она еще не могла знать об Алексисе, поэтому готова поклясться, жена Эм – Эм – ведьма. Если быть честной, ребенок ничем не похож на сегодняшнего Джима Хантера, да и на гориллу Хантера тоже. Только цвет глаз. Он сейчас вдвое старше с тех пор, как я увидела малыша в первый раз, и черты его лица все ближе к европейским. Он действительно похож на Макса.

– Как бы я хотела, чтобы этого рекламного тура не было! – воскликнула Дездемона. – Джим не хочет никуда ехать, особенно сейчас, когда Милли придется остаться и сделать небольшую операцию.

– Когда это стало известно? На приеме она ничего мне не сказала, – нахмурившись, заметила Делия.

– Она рассказала мне по телефону, вчера. Малое хирургическое вмешательство, так и сказала. Думаю, это по женской части.

– Получается, Джим Хантер отправится в путешествие один, – заключил Кармайн.

– Массовый убийца, – продолжила Дездемона. – А все рекламные туры такие бесконечные, а их сопровождающие такие… бестактные?

– Проблема конкретно этого тура, – разъяснил Кармайн, – состоит в коэффициенте интеллекта автора. Согласно моим данным, наш рекламный агент обращается с автором, как с новичком, а этого не следовало бы делать. Сколько людей может свободно общаться с гениями? Мисс Дивейн не может. Дайте ее любому другому начинающему автору, и она окажется на коне. Операция Милли не сулит ничего хорошего.

– Как и завтрашний торжественный прием, – добавила Делия.

2 апреля 1969 года, среда

«Музей редких книг, – думала довольная собой Памела Дивейн, – идеальное место для первого представления „Бога спирали“ читателю». Сделанный ярусами пол из белого мрамора пронзали квадратные стеклянные колонны, устремляясь вверх. Внутри колонн располагались помосты с книгами, которые легко можно было достать. Красота стен терялась с наступлением темноты, но искусственный свет умело ее подчеркивал.

Здесь собралось полторы сотни человек, облаченных в смокинги и вечерние платья, – блестящая публика. ММ и Чосер Миллстоун стали хозяевами торжества, оба в мантиях, они много и охотно фотографировались. Анджела, создав свой лучший «воздушный» образ, оживленно курсировала между гостями в украшенном бисером платье, напоминая модницу 20‑х годов. «Да, – размышляла Памела, – университеты Лиги Плюща, как Чабб например, умеют сделать так, что приемы политиков и бизнесменов, обреченные проходить в торжественных залах отелей, выглядят кричаще безвкусными. Какое окружение!»

Милли Хантер выглядела великолепно. Уложенные в высокую прическу волосы открывали маленькие ушки с бриллиантовыми сережками – гвоздиками, камеры работали беспрерывно, снимая ее умело подкрашенное лицо. Длинное элегантное платье из золотистого сатина подчеркивало идеальную фигуру. С левого плеча свисала вместительная, украшенная бисером сумка на тонком ремешке.

– Разве не здорово? – спросил Патрик своего двоюродного брата, пока они вместе с женами остановились в сторонке от основной массы пришедших. – Милли восхитительна! Кармайн, я в первый раз чувствую себя так, словно эта кошмарная неопределенность позади.

Когда Несси и Дездемона двинулись в сторону Глории Сильвестри и Делии Карстерс, выражение его лица тотчас изменилось.

– Это правда, что мне сказала Милли? Вы во всех убийствах подозреваете Джима? Это не может быть Джим, – сказал Патрик.

Кармайн вздохнул. Мужчина, стоящий рядом с ним, был для него как отец в годы отрочества, и это несмотря на подрастающих детей и врачебную практику. Кармайн любил Патрика О’Доннелла больше всех мужчин на земле. И вместо благодарности ему придется стать вестником дурных новостей. Ему в любом случае пришлось бы все сообщить, но он надеялся – не сегодня, не сейчас.

– Патси, давай отложим разговор, пока не останемся наедине за чашечкой кофе, если захочешь, сдобрив его бурбоном?

– Обязательно, – холодно ответил Патрик. – Но ответ мне нужен сейчас. Пусть он будет коротким. Поговорить мы сможем и завтра.

– Хорошо. Для начала, у меня нет доказательств. Совсем. И все же я знаю, что Джим Хантер убил трех человек, желая защитить то, к чему мы сегодня пришли. Не все убийства совершил он сам. Одному он способствовал, и потрясающим способом. Вряд ли Милли знает, только если ей сказал сам Джим, что маловероятно. Стараясь ему воспрепятствовать, я сказал, что знаю о его роли. Это, я надеюсь, остановит его.

– Понимаю. – Патрик смахнул слезы. – Спасибо, брат.

– Завтра в твоем кабинете, в пять часов.

Люди вели себя обычно для таких больших мероприятий: мало сидели и начинали образовывать кружки вокруг определенных гостей, например, как Глория Сильвестри – изысканная, в струящемся, слегка сверкающем сером платье длиной до середины бедра, открывающем затянутые в черное красивые ножки – как она ухитряется в ее годы?

– Полный контроль над эмоциями, – сказала Делия Анджеле. – Тетя Глория не знает сомнений, не беспокоится по поводу денег, а двое ее сыновей никогда не доставляли серьезных проблем своим родителям. Она могла бы стоять на руинах Трои, планируя, как получше устроить беззаботное рабство.

Любопытство наконец было удовлетворено – Анджела с любовью осмотрела Делию. Сегодня та была в одеянии из ткани, похожей на сандерсонские[46]46
  «Сандерсон» – британская фабрика по производству тканей, созданная в 1860 году. Известна своими флористическими узорами.


[Закрыть] розы, только цветы на платье Делии были ярко – голубыми с насыщенно – желтой листвой и красными бутонами, а сам материал оказался присборен пышными складками; Анджела искала нечто похожее, но не нашла. Клан Сильвестри – уникален.

Комиссар тем временем беседовал с мэром, который терялся на его фоне; шею Сильвестри украшала Медаль Почета на голубой ленте, и, когда Глория присоединилась к нему, репортеры из Нью – Йорка назвали их самой красивой парой вечера.

«Водовороты и кружения, кружения и водовороты», – размышлял Кармайн, стараясь наслаждаться тем, что он обычно терпеть не мог. Его жена на трехдюймовых каблуках могла смотреть практически поверх всех голов и в льдисто – голубом кружевном платье выглядела великолепно. Для Кармайна даже Глория не могла сравниться с его Дездемоной.

Она шла сквозь толпу, как линкор, рассекающий воду, – одна из его любимых метафор о ней, – и остановилась возле мужа.

– Ты обратил внимание на вечерний наряд Джима Хантера? – спросила она.

– Хм… нет.

– Он не в камербанде[47]47
  Широкий пояс для талии, который носят со смокингом.


[Закрыть], он – в парчовой жилетке и галстуке – бабочке в цвет, – стала взахлеб рассказывать Дездемона. – Я знаю, как ты ненавидишь свой камербанд, потому что он тебя слишком затягивает, – в общем, обрати внимание на Джима. Пожалуйста!

Джим как раз направлялся в их сторону, Кармайн присмотрелся. Да, тот был в жилетке из черной парчи с изящной золотой вязью геральдических лилий, ему явно было удобно.

– Здорово смотрится, – сказал Кармайн Дездемоне. – И не выглядит женоподобно, в смысле… изнеженно.

– Я сошью тебе жилетку и галстук – бабочку.

Джим дошел до них, его темная кожа лоснилась от пота, зеленые глаза сверкали подобно бериллам.

– Разве не восхитительно? – спросил он.

– Потрясающе! – с восторгом воскликнула Дездемона.

– Вы видели кого – нибудь столь же красивого, как Милли?

– Нет, – искренне согласился Кармайн. – Этот цвет ей очень идет.

– Именно это я ей и сказал, когда она засомневалась. – Он сделал глубокий вдох. – Поверить не могу, что все это действительно происходит!

– Поверь, Джим, поверь, – улыбнулась Дездемона.

Возле них возник ММ.

– Дездемона, Кармайн, Джим, – начал он, излучая гордость. – Если вы думаете, что это – настоящее торжество, подождите того торжества, которое мы устроим в честь вручения Джиму Нобелевской премии по химии.

– Могу себе представить, – серьезно ответил Кармайн.

– Если вы меня простите, я украду у вас Джима. – И ММ пошел прочь, прихватив Хантера с собой.

– Дорогой, я бы все отдала за стул, – пожаловалась Дездемона с тоской. – Каблуки помогают выглядеть при параде, но я уже не чувствую спины.

– Пойдем со мной, – сказал Кармайн и повел ее к мраморным ступенькам.

…На ярусе повыше стояло два стула, и оттуда открывался замечательный вид на то место, где, судя по количеству установленных микрофонов, и должно было состояться представление книги.

– Откуда ты знаешь, где находить такие места, Кармайн? Этот стул словно создан для меня.

– Я изучил всю территорию еще до начала мероприятия. Потом обнаружил парочку приличных стульев и, показав дежурному свой жетон, принес их сюда. Мы вполне можем остаться здесь. Думаю, представление скоро начнется.

– Как странно, – заметила Дездемона, когда боль в спине слегка утихла, – что мы можем обмениваться незначительными фразами с серийным убийцей так, словно он им не является.

– Пока его вина не доказана в суде, моя любимая леди, мы обязаны. Не забывай: предупрежден – значит вооружен. Это знание не позволит тебе повести себя с ним не так. Но если серьезно, с Джимом Хантером общаться так же безопасно, как и с любым другим. Он – убийца из собственной выгоды, а не психопат.

– В любом хладнокровном убийце есть черты психопата, Кармайн. И он убьет снова. Кто – нибудь обязательно будет представлять угрозу его существованию, Джим относится к тем личностям, которых некоторые люди просто жаждут уничтожить.

– Шш! Начинается, – сказал Кармайн.

Глава издательства Миллстоун и президент Макинтош подошли к микрофонам, сопровождаемые мэром и деканом факультета химии Хьюго Вертером. Люди начали суетиться, стараясь найти лучшие места для обзора: Шестой канал, еще один какой – то и канал из Нью – Йорка установили камеры, и по рядам собравшихся пробежал гул волнения. Милли и Джим прорывались сквозь толпу, люди улыбались и прикасались к нему, словно это прикосновение поможет им урвать частичку его удачи. Хантеры также остановились возле микрофонов, но справа от ММ, в то время как другие высокие гости встали слева.

– Леди и джентльмены, – как обычно, вступил ММ, – в Библии некоторые важные события отмечались закалыванием откормленного теленка. Что на самом деле это обозначает? Изначально такого теленка выбирали из родившихся в тот год телят и предназначали не для хозяйского стола, а для процветания стада, поэтому о нем особо заботились и всегда кормили. В то же время, когда случались значимые и радостные события, чтобы отметить их, изнеженного откормленного теленка убивали и подавали к столу в знак особой почести. Знаменитым примером может послужить притча о возвращении блудного сына.

Он с улыбкой замолк, но почти сразу же продолжил, чтобы телевизионщики не успели заскучать.

– Сегодня Университет Чабба и Издательство Чабба убили откормленного теленка не в честь блудного сына, но в честь одаренного[48]48
  Здесь игра слов: prodigal son – блудный сын, prodigy – одаренный человек.


[Закрыть] человека, доктора Джеймса Кейта Хантера. Его невероятная книга «Бог спирали» исследует замысел божий в нашей человеческой генетике, размышляет о причинах появления нашей сущности, о нашем месте в этой огромной семье живых, род человеческий…

Звук выстрела буквально пригвоздил его к месту, заставив замолчать.

Милли быстро отошла от мужа, словно не желая в такой важный для него момент находиться рядом; Кармайн взглянул на ММ, произносившего вступительную речь; следующим должен был выступать Чосер Миллстоун.

Ошеломленный и оцепеневший, Кармайн снова посмотрел на Милли и Джима, он увидел ее позади мужа, в полном одиночестве – револьвер уверенно зажат в руке.

Джим Хантер стоял молча, его левая рука безжизненно свисала, и кровь струилась по пальцам вниз, образуя на белом мраморном полу лужу. Мокрое, слегка дымящееся пятно в верхней части руки выдавало, куда вошла пуля. Его расширившиеся глаза были устремлены на Милли.

– Это за моего малыша! – в мертвой тишине крикнула Милли. – Остальные, Джим, будут за прошедшие годы, за мою жизнь и за измену!

Кармайн сорвался со стула, уже зная, что он не успеет помешать Милли совершить задуманное. Перепрыгнув через ступеньки, он преодолел сем футов до следующего яруса.

Повторяющиеся звуки выстрелов разорвали тишину, отразившись многократным эхом от полированных стен; пять выстрелов подряд, каждый направлен прямо в грудь Джима Хантера. Крови тотчас стало больше, Джим простоял еще секунду, но тут его колени подогнулись и он упал лицом вниз прямо в лужу собственной крови.

Кармайн вышел вперед; обернув правую руку носовым платком, он забрал револьвер из онемевших пальцев Милли и положил его в карман; краем глаза он увидел Патрика у телефона.

– Миллисента Хантер, я арестую вас за убийство Джеймса Хантера, – сказал он. – Вы имеете право на адвоката и можете попросить его вам предоставить. Если вы что – нибудь скажете, это может быть использовано против вас в суде.

– Я закончила, все позади, – спокойно сказала Милли. – Он был предателем, теперь он мертв. Что случится со мной – не важно.

Люди не запаниковали. Все происходило на возвышении и, таким образом, по мнению Кармайна, походило на театральную драматическую постановку, которая настолько потрясла аудиторию, что они даже не думали бросаться бежать в разных направлениях. Восстановить порядок оказалось нетрудно, все действовали слаженно, даже команда Шестого канала.

– Почему, – сердито твердила Дездемона, – каждый раз, когда у нас происходит публичное убийство, его снимают телевизионщики?

Кармайн не стал ей отвечать, вместо этого он подошел к ММ, сидящему на стуле с потерянным видом.

– Что за проклятый год! – сказал он Кармайну.

– Мистер президент?

– Два значимых мероприятия, и на каждом из них убивают ученого – светило.

– Это очень скудное описание для слова «проклятый». «Несчастливый» подойдет больше. По крайней мере, эти два убийства связаны между собой.

– Я хочу взять Анджелу и поехать домой.

– Анджела уже ждет, но, прежде чем вы уйдете, скажите: был ли от Милли хоть какой – то предупреждающий знак? Вы ведь были рядом с ней.

– Она даже глазом не моргнула, – мрачно сказал ММ. – Я едва осознавал ее присутствие. Ты меня знаешь, Кармайн, я весь сосредотачиваюсь на том, что необходимо на данный момент. Я даже Джима практически не видел. Первый выстрел прозвучал словно раскат грома. Я замер, не понимая, что это, пока не увидел кровь, стекающую по руке Джима на пол. – Он вздрогнул. – Она казалась черной. Знаешь, я еще удивился, что у чернокожего мужчины действительно черная кровь.

– Идите домой, сэр, – посоветовал Кармайн, жестом подзывая Анджелу. – Попытайтесь немного поспать. Мы возобновим наш разговор завтра…

– И завтра, и послезавтра…

Гости уходили, Шестой канал не прекращал работать. После такого публичного убийства им оставалось только записать имена и адреса присутствующих.

Приехав в управление, Кармайн провел короткую встречу со своей командой. Только Делия, Базз и Донни. Он не стал вызывать Эйба и его людей, потому что и обычные полицейские сейчас ему вполне годились.

– Милли в женской камере? – спросил он.

– Да, – ответила Делия; пышные складки на ее платье сильно примялись.

– Следить, чтобы не покончила жизнь самоубийством, следить постоянно.

– Уже проинструктировала, капитан. Женщина – полицейский постоянно находится рядом с ней, прямо в камере. Милли сейчас не нужен душ – на ней нет пятен крови, а туалет и раковина там есть.

– Пусть женщина ни на секунду не покидает камеру, пока не придет замена, – сказал Кармайн с металлом в голосе. – Я не хочу нелепых ошибок, понятно? Полицейские все понимают?

– Да, – кивнула Делия.

– У нее есть тетродотоксин – при себе или в сумочке?

– Нет.

– Ты обыскала полностью?

– Да, тщательно. Она ничего не прятала.

Кармайн вздохнул и провел рукой по лицу.

– Тогда отложим допрос до завтрашнего утра. Ей нужен доктор? Кто – нибудь додумался предложить ей доктора?

– Она отказалась от доктора, даже после обыска.

– Тогда спокойной ночи, ребята, и спасибо вам.

Донни и Базз никогда прежде не видели Кармайна в таком состоянии и потому поспешили уйти. Делия задержалась, страстно желая знать какое – нибудь волшебное средство, способное облегчить его… что? Бесполезно строить предположения, а сам он не скажет.

Дездемона приехала домой часом раньше и сразу переоделась в спортивный костюм – только такую одежду она считала самой удобной.

– Слава богу, ты дома, – сказала она Кармайну, когда он вошел. – Няня жаловалась на позднее время, но я не собиралась оставлять детей дома одних, чтобы отвезти ее.

– Побудь здесь, я быстро вернусь.

На самом деле было не так уж поздно; когда Кар – майн вернулся в десять вечера, Дездемона уже сделала несколько бутербродов и заварила чай. Большинство закусок с приема так и вернулись в рестораны нетронутыми.

– Я еще никогда в жизни не была так потрясена, – сказала Дездемона, протягивая мужу второй бутерброд с яйцом и листьями салата.

– И я, – ответил он. – Даже четыре года на войне и все ужасы солдатской жизни не смогли меня к этому подготовить. Милли – моя кровь. Что сделал Джим, чтобы она все оборвала? Ведь именно это и случилось – Милли оборвала связывающую их нить.

– Кармайн, ты знаешь это, как и я. Ребенок Давины вкупе с ее потерей собственного. Иди в кровать, ты измотан.

– Но разве Джим – отец Алексиса? – спросил Кармайн, игнорируя ее слова. – Давина не ведет себя так, словно он отец. Думаю, она рассказывает свою историю о чернокожих предках в семье уже много лет и начала еще до знакомства с Джимом Хантером. По мне, так она заранее позаботилась о возможном рождении чернокожего ребенка, что лишний раз доказывает – история о предках правдива. С другой стороны, она вполне могла завести интрижку с Джимом. Эта женщина хорошо строит планы.

– И мы никогда не узнаем правды, – сказала Дездемона, – ведь история сестер Савович похоронена за «железным занавесом».

Кармайн прибрался на кухне.

– Однажды, – начал он, вытирая руки полотенцем, – появится тест, способный определить отцовство. Неопровержимый. Жаль, что у нас его нет сейчас.

– Нет, не жаль, – возразила Дездемона. – Если Алексис не сын Джима, представь, как будет себя чувствовать Милли. Лучше ей не знать. Что сделано, того не воротишь, а вот то, что он серийный убийца, – удачно.

– Полагаешь, убить мужчину или женщину, которые убивали сами, – меньшее зло?

– Разве нет? Милли сорвалась, Кармайн! Она убила, находясь в невменяемом состоянии.

3 апреля 1969 года, четверг

В отделении детективов царила особая атмосфера: неловкость и напряжение вкупе с удовлетворенностью. Незаурядный серийный убийца был застрелен и больше никогда никого не убьет, но застрелившая его женщина приходилась родственницей едва ли не половине полицейских Холломена. Ее все любили.

Несси О’Доннелл попросили собрать для дочери свежую смену белья, что подтвердило: полиция будет против выпустить Милли под залог и Дуг Твайтес, скорее всего, поддержит это решение. Патрик слег с жуткой мигренью, а те из сестер Милли, которые еще оставались дома, по словам Несси, и сами были беспомощными. В итоге мать Патрика, Мария, и мать Кармайна, Эмилия, помогли ей перебрать гардероб Милли, чтобы найти вещи без шнуровки, ремней, поясов, лент и остроконечных аппликаций. Полиция опасалась самоубийства, впрочем, как и сама Несси. Хуже всего было то, что ей не позволяли увидеть дочь; только передали, что та в порядке.

Милли в девять часов утра провели через двор и, подняв вверх по лестнице, посадили в самую приличную комнату для допросов. Там она приняла душ, смыла косметику, облачилась в джинсы и толстовку, надела мокасины и собрала волосы в пучок. Такой внешний вид ей шел – никаких уловок.

Кармайн выбрал в сопровождающие Делию, оставив остальным детективам самим выбирать, хотят они наблюдать за допросом через стекло или нет. Все захотели, от Эйба до Базза с Тони.

– Ну и в передрягу я попала, – с улыбкой сказала Милли, когда ее ввели в допросную.

Делия включила магнитофон и объявила о начале записи всем участникам разговора.

– Учитывая, что полторы сотни людей вчера, второго апреля, в восемнадцать часов одну минуту стали свидетелями, как ты разрядила всю обойму шестизарядного револьвера «Смит – энд – Вессон» в доктора Джеймса Хантера и твои действия записали три независимых телеканала, ты, доктор Хантер, действительно попала в передрягу, – спокойно согласился Кармайн. – Ты хочешь, чтобы при нашем разговоре присутствовал адвокат, или отказываешься от него?

– Отказываюсь, – столь же спокойно ответила Милли.

– Откуда у тебя этот револьвер?

– Он у меня еще с тех пор, как мы с Джимом переехали в Чикаго.

– У тебя есть на него лицензия?

– Нет. Я никогда нигде его не оставляла, всегда носила с собой в сумочке.

– У тебя имеется оружие двадцать второго калибра?

– Нет. Такое было у Джима.

– Его не нашли при обысках.

– Он не держал его дома или в лаборатории, но где именно – я не знаю.

– Почему ты застрелила своего мужа?

– Это долгая история, капитан. Всегда найдется последняя капля, которая переполнит чашу терпения.

– Тогда расскажи свою историю, Милли.

Она резко сменила тему:

– В моей камере всегда должен присутствовать кто – то из полицейских? Я даже в туалет не могу спокойно сходить.

– Это называется предотвращение самоубийства.

Милли рассмеялась.

– Вы действительно думаете, что я покончу с собой из – за этого ничтожества, Джима Хантера?

– В течение восемнадцати лет все окружающие верили, что ты безумно любишь доктора Джеймса Хантера. Теперь ты называешь его ничтожеством, ты его застрелила. Почему? Что он сделал? Что изменилось?

– Он сделал ребенка этой югославской Медузе.

– Миссис Давина Танбалл говорит о чернокожих предках и настаивает на отцовстве своего собственного мужа. Кроме зеленых глаз, которые нередко встречаются у мулатов, ребенок ничем не похож на Джеймса Хантера, – сказала Делия, сменив Кармайна.

Милли снова рассмеялась; в этом смехе было что – то истеричное, но она тщательно старалась быть собранной и последовательной.

– Джим – отец этого ребенка, а не Макс Танбалл, – настаивала она. – Он изменил мне с женщиной, у которой вместо волос змеи. Я всегда видела змей. Давина – змея Лилит[49]49
  В каббалистической теории, первая жена Адама, которая, согласно преданию, после расставания с Адамом стала демоном, убивающим младенцев.


[Закрыть].

– Давай на время оставим ребенка в стороне, – сказал Кармайн. – Ты сказала, что причина – история долгая. Расскажи все.

– Я не знаю, с чего начать.

– Как насчет Джона Холла? Что случилось в Калифорнии, когда вы с Джимом устали от него? – спросил Кармайн; его голос выражал заинтересованность.

– Джон! – с улыбкой воскликнула Милли. – Он был таким милашкой, так добр ко мне. К Джиму тоже, даже больше, чем ко мне. И Джим потерял бдительность, особенно после того, как Джон заставил его сделать операцию. Я никогда не представляла, насколько сильно Джим ненавидит свою гориллоподобную внешность, пока он не сделал пластическую операцию. Он тогда около часа провел перед зеркалом: трогал лицо, хлопал по носу, брал второе зеркало, чтобы изучить свой профиль. – Она пожала плечами, снова надев маску безмятежного счастья. – Щедрость Джона выпустила на свободу настоящего Джима – вот что я хотела сказать. Ни я, ни Джон не любили Джима за внешний вид, старый или новый, – мы любили того человека внутри.

– И Джим это знал? – спросила Делия.

– Конечно, знал. К тому времени мы были вместе уже девять лет, я разделяла его тайны до операции точно так же, как и после, и Джим тоже узнал о них.

– Какие тайны, Милли? – спросил Кармайн.

– О, их много, – неопределенно ответила она.

– Тебе придется быть конкретнее, дорогая, – сказала Делия.

Милли нахмурилась, обхватила себя руками и, казалось, даже стала меньше ростом.

– Я не знаю точно, – сказала она.

– Думаю, знаешь, Милли. Начни с одной тайны, даже если это только подозрение, – сказал Кармайн, стараясь не слишком давить на нее.

– В Колумбийском университете был инспектор, который, помню, изводил Джима, – смущенно начала Милли. – Он умер после ужасного уличного ограбления, произошедшего на следующий день после того, как он занизил Джиму оценку, – Джим был тогда в ярости, и небезосновательно.

– Джим убил его?

– Я так думаю, потому что тем вечером он пришел домой весь в крови, но не своей, принял душ, а одежду куда – то дел – я ее больше не видела. Его тогда не подозревали, да никого и не нашли.

– Еще убийства?

– Парочка, пока мы были в Колумбии, но я никогда больше не видела Джима в крови и не замечала исчезновения вещей. Только мои подозрения.

– Эти убийства как – то помогали ему? Они были неизбежны?

– Да и да.

– Какие изменения привнес Джон? Джим доверился ему? – спросил Кармайн.

– Нет, я рассказала, – ответила Милли. – Пока мы с Джоном ждали окончания операции и потом сидели около его кровати – Джиму понадобилось два дня, чтобы окончательно прийти в себя. Как только Джим начал чувствовать себя хорошо, Джон рассказал ему, что знает об убийствах.

– Как неосмотрительно, – заметила Делия.

– Джон так не думал, и реакция Джима укрепила его уверенность. Джим ощущал себя главой небольшого клуба; полагаю, он всегда любил тайные сообщества – не преступные, а просто иные. Джон знал, но все – таки воспринимал Джима как бога, как супермена, ну вы меня понимаете.

– Были ли подозрительные смерти в Калтехе? – спросила Делия.

– Две. Один застрелен, второго сбила машина. Я заподозрила только потому, что Джон был достаточно откровенен.

– Ему повезло остаться тогда в живых, – сказал Кармайн.

– Нет, тогда он не представлял для Джима опасности; однако Джим решил, что пришла пора разорвать отношения.

– Они продолжали быть на связи?

– Время от времени, но увиделись, только когда Джон приехал к Танбаллам. Не знаю, о чем они говорили, пока Джим провожал его до машины тем вечером, когда Джон навестил нас на Стейт – стрит, но Джим почему – то больше не был уверен в сохранности своих тайн. Я понимала, чем это грозит, но могла только заявить о пропаже тетродотоксина. Я никогда не предавала Джима, а мое заявление в первую очередь должно было привлечь к нему внимание полиции. А потом его измена оборвала все наши связи, и духовные, и физические.

– Были убийства в Чикаго? – спросила Делия.

– Скорее всего, но я не была в них посвящена.

– Ты можешь пролить свет на срыв Джона Холла после вашего с Джимом отъезда в Лос – Анджелес? – поинтересовалась Делия.

– Он был в депрессии, но какой – то Франкенштейн психиатрии устроил ему электрошоковую терапию. Какое варварство! Она разрушает столько нейронов. – В Милли заговорил нейробиолог. – Прошли годы, прежде чем он смог окончательно оправиться и сделать нечто большее, чем просто прибиться к Уиндоверу Холлу. Как я уже говорила, они с Джимом время от времени переписывались.

– Значит, ты знала, что твой муж украл тетродотоксин с целью совершения убийства, – резюмировал Кармайн.

Милли опять съежилась.

– Нет, сначала я об этом не подумала! Я считала, он украл его, чтобы использовать в своей работе, – он со мной постоянно так поступал. – В ее глазах вспыхнул гнев. – Именно поэтому я решила преподать ему урок, заявив о краже. Джиму пришлось бы признаться, что он ворует у собственной жены. – Плечи Милли поникли. – Потом умер Джон, а на следующий день – Тинкерман. Я поняла, что Джим украл тетродотоксин для совершения убийств, и оказалась в ловушке.