Текст книги "Блудный сын"

Автор книги: Колин Маккалоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

– Еще какие – нибудь соображения? Эти – просто замечательные.

– Одно от Пола. На промокательной бумаге сохранился отпечаток чего – то, похожего на письмо: несколько длинных листов, написанных темно – синей перьевой ручкой или пером. Пол с ними работает, но большой надежды не возлагает. Листы лежали один на другом, не в четкой последовательности. Доктор Тинкерман гордился своим почерком, но не сильно заботился о том, каким листом промокнуть, хоть и занимался этим регулярно. Поэтому у Пола есть четко читаемые фразы «может, и не подразумевал» и «не могу поверить, что он намеренно оставил это в качестве…», а далее следует несколько предложений друг поверх друга. – Эйб пожал плечами. – Не думаю, Кармайн, что нам удастся разрешить наше дело с помощью промокательной бумаги.

– Ценю твои усилия, Эйб, и передай мою благодарность Полу.

– У меня есть информация о брате Эмили Танбалл – Честере Малкужински, – сказал Тони Черутти, стараясь не выдать голосом волнение.

– А! Тот бизнесмен из Флориды! Давай, Тони, – разрешил Кармайн.

– Мне позвонил человек с явным техасским акцентом, – начал Тони. – С его слов, у братца Эмили Танбалл имеется криминальное прошлое в штате Нью – Йорк. Он тогда звался Честер Держински и в определенных кругах имел кличку Поляк. Тогда, между пятьдесят седьмым и шестьдесят четвертым, он постоянно мелькал на окраинах Нью – Йорка и проворачивал махинации, используя красивую девушку – иностранку как наживку. Не проститутка, объяснил мне тот техасец. Шантаж. Девушка, которая Чезу беспрекословно подчинялась, потому что он угрожал ее семье, привлекала внимание какого – нибудь богатого старичка, приехавшего в город – обычно делегата съезда, – и рассказывала тому, что ее собирается похитить банда немцев и сделать проституткой. Чез изображал того гангстера – немца, а богатенькому старичку приходилось выкладывать ему от пяти до десяти тысяч, чтобы выкупить свободу девушки. Никто из жертв не подал в суд, но техасец дал мне телефон детектива из полиции нравов Нью – Йорка, который может подтвердить рассказанное.

Все сидели в онемении, пораженные очередным поворотом этого проклятого дела.

– И что ответил человек из полиции нравов? – спросил Кармайн.

– Подтвердил историю техасца. Отпечатки нашего Честера Малкужински совпадают с их отпечатками Честера Держински, который отсидел год в Синг – Синге за мошенничество, когда ему было двадцать. Это его единственная судимость. Как только в Нью – Йорке запахло жареным, он исчез вместе с той девушкой. Держински проявился через несколько месяцев во Флориде уже в качестве риелтора Честера Малкужински – его родная фамилия. И он брат Эмили Танбалл. Девушка исчезла, но по описанию очень похожа на Да – вину Танбалл, – с триумфом закончил Тони.

– Хорошая работа, Тони, – сказал Кармайн. – Наконец кусочки мозаики начинают складываться в картину.

Все еще переживая за свое глупое поведение во время разговора с мистером Престоном, Тони засиял от радости.

– Если та девушка – Давина, что об этом знает Макс? – спросил Донни.

– Он ни в чем ее не подозревает, – уверенно ответил Эйб. – Думаю, подобная новость убьет его.

– Может, и нет, если твоя жена имеет достаточное влияние, чтобы сподвигнуть на незаконную печать двадцати тысяч книг, – быстро нашелся Донни.

– Не думаю, что это как – то влияет на ИЧ, – заметил Базз. – Сейчас важнее Тинкерман и содержимое его тайника. Чем больше мы работаем над делом, тем сильнее смерти Танбаллов напоминают объездной путь на скоростной трассе, причем как убийство Джона Холла, так и убийство Эмили Танбалл.

– Согласен, у Тинкермана были ответы. – Кармайн вдруг оживился. – Конечно же, Эмили не представляла никакой угрозы для нашего убийцы, потому ее смерть и отличается так сильно от убийства Тинкермана. Она угрожала Давине, и именно Давина ее отравила. Она получила тетродотоксин от нашего убийцы, но убила не для его защиты. Она хотела защитить себя.

– Ты прав. – Эйб кивнул. – Хотя убийство Джона Холла совершил все – таки он.

– Убить Эмили, чтобы пустить пыль в глаза? – спросил Базз с недоверием в голосе.

– Нет! Эмили представляла угрозу для другого человека – для Давины, – ответил Кармайн. – Понятия не имею, в чем эта угроза состояла, но Давина знала, что Эмили – помеха ее благополучию.

– Нам нужны ордера на обыск у Танбаллов, Кармайн, – сказал Эйб. – Типография «Имаджинекса» и дом.

– Я сегодня же встречусь с его честью.

Кармайн встретился с судьей Дугласом Уилбуром Твайтесом во владениях комиссара Сильвестри в пять часов. Джин Теско накрыла стол: оливки, крекеры с сыром и специями и вафли с глазурью. Разнообразная выпивка, ведерко со льдом и тончайшие бокалы простой и лаконичной формы, которую так любил его честь. Удачный момент.

Судья расположился в компании Сильвестри и капитана полиции Фернандо Васкеса; последнего – Кармайн нутром чувствовал – Сильвестри планировал поставить вместо себя комиссаром, когда придет пора уйти на пенсию. Так как прежде Кармайн боялся, что выбором Джона станет он сам, то появление Фернандо воспринял как неожиданный подарок небес. Он никоим образом не жаждал той суеты, политической деятельности, передряг и излишней осторожности, кои неизменно сопутствовали должности комиссара. Фернандо стал, бесспорно, подходящей кандидатурой.

Конечно же, он сейчас и держал речь, рассуждая о своей страсти – бумажной работе.

– Сейчас уже не тот мир, ваша честь, – откровенно говорил он. – С такими ловкими и шустрыми адвокатами, все больше привлекающими и расширяющими свой штат служащих, вы, как судья, не знаете, с чем можете неожиданно столкнуться. Отнесем сюда погрешности в полицейском делопроизводстве или расхождение в цепи доказательств. Говорю вам, делопроизводство и алгоритм действий полиции должны быть не просто совершенны – они должны быть запротоколированы в четырех экземплярах.

– Канцелярская крыса, – сказал Кармайн, направляясь к бару, чтобы налить себе легкого бурбона с содой, безо льда.

Его честь изобразил суровый взгляд.

– А, вот и ты. Я здесь исключительно для того, чтобы вы выбили из меня сомнительные ордера. – Судья тут же сбросил враждебную маску и с улыбкой похлопал по креслу рядом с собой. – Садись сюда, Кармайн. Дотти хотела узнать, как дела у Дездемоны.

– У нее все хорошо, ваша честь. Ее блюда просто божественны. Прежде чем Прунелла Балдуччи уедет в Лос – Анджелес, я подкину ей детей на несколько дней, и тогда вы все сможете прийти к нам на ужин. Я не вижу другого способа уладить наши разногласия.

– Ей нужно несколько дней, чтобы приготовить еду? – спросил судья Твайтес.

– Конечно. Дездемона сделает один соус, который требует трехдневной готовки.

– Давайте разберемся с ордерами, чтобы спокойно наслаждаться напитками, – предложил Сильвестри.

– Что тебе нужно, Кармайн? – спросил судья.

– Ордер на обыск дома Макса Танбалла. В него должны входить все части дома, даже закрепленные за другими людьми, включая Уду Савович. А также ордер на обыск типографии.

Судья Твайтес скривился.

– Кармайн, ты же знаешь мое отвращение к обыску частной собственности. Рыться в нижнем белье его жены, читать личную переписку. Да, я знаю все, что ты хочешь мне сказать: твои обыски всегда имеют основание и почти всегда приносят плоды. Поэтому я сэкономлю время и подпишу ордер. Но только ради улик по делу тетродотоксина. Если ты найдешь доказательства, что Танбалл планирует взорвать Городское управление или устроить беспорядочную стрельбу во время следующей игры «Холломен Хаскис» на местном стадионе, даже не надейся на понимание. Понятно?

Кармайн кивнул: каждый раз одно и то же.

– Да, сэр, понятно. Думаю, Городское управление и «Холломен Хаскис» в полной безопасности.

15 января 1969 года, среда

На этот раз, когда Кармайн с Эйбом Голдбергом приехали с ордером на обыск, застали Давину врасплох. Макс находился в типографии, а сама Давина только встала.

– Советую вам и мисс Савович собрать малыша и присоединиться к вашему мужу в типографии, – сказал Кармайн. – С данной минуты я не могу позволить вам передвигаться по дому без сопровождения полиции. Будет разумнее покинуть дом, мадам.

Давина побледнела, Уда молча стояла рядом.

– Вы назвали Уду моей девичьей фамилией, – проронила Давина.

– Она – ваша сестра, и мы это знаем, – ответил Эйб.

– Я возьму малыша, – сказала Уда с чудовищным акцентом. – Вина, надень пальто и сапоги.

– Вы подбросите улики! – воскликнула Давина. – Здесь никого не будет, и вы подбросите улики!

– Нет, мадам, мы так не поступаем, – заметил Эйб и обратился к Донни: – Отправляйся с мисс Савович.

На то, чтобы выпроводить женщин из дому, потребовалось полчаса, но наконец дело было сделано. Все четверо увидели малыша и сделали выводы. Спокойный мальчик, в равной степени обожающий заботившихся о нем Уду и Давину. Те были уверены, что младенец гораздо симпатичнее Джима Хантера в детстве и совсем не похож на доктора, за исключением зеленых глаз.

– Обыщем сначала владения Уды, – объявил Кармайн. – Если там что – то найдем, тогда и решим, как поступить дальше.

В доме имелась просторная мансарда, которую и переделали в апартаменты Уды. Красивое окно с мягкими сиденьями возле него, шикарный ковер из шерсти и дорогая мебель. Уде нравились менее кричащие цвета, чем ее эффектной сестре: похоже, зеленый был ее любимым и присутствовал во всем, включая отделанную зеленой плиткой ванную комнату, в которой помимо душевой кабинки расположилась полноценная ванна. Окна гостиной смотрели на крышу дома доктора Маркофф и базальтовый утес Норс Рок. «Красивый вид по осени», – подумал Эйб. Маленькая кухонька использовалась исключительно для приготовления кофе по – турецки: полдюйма кофе на дне крохотной чашки.

Самым интересным в комнате оказалась рабочая зона. Вдоль одной стены стояли книги на немецком, французском, итальянском и также английском. Уда была крайне начитанна. Названия разнились неимоверно, и среди них нашлись книги по ядам, британским судебным разбирательствам убийства, по психологии, промывке мозгов, генетике и про близнецов. В помещении был и швейный столик со встроенной профессиональной швейной машинкой; на нем остались аккуратно сложенные куски тканей и частично законченные платья, несколько поразительных шляпок и даже шелковое нижнее белье, на котором Уда вышивала крохотные бутоны роз. Вместо корзины для рукоделия она использовала ящик для инструментов, состоящий из нескольких ступенек, разделенных на секции. На другом столе стояли чернила, лежали рейсфедеры, разнообразная глянцевая бумага, гуашь, кисти, бумага для набросков и пишущая машинка со сферической головкой.

– Женщина самых разных талантов, – заметил Тони.

– Нет. Я думаю, Давина тоже здесь работает, – возразил Эйб.

– Что мне делать, Эйб? Записать названия ее книг? – спросил Тони.

– Хорошая идея. Название, автор и язык, – согласился Эйб. – Думаю, я могу заняться столом для шитья. Тогда стол для творчества достается тебе, Донни. Мы ищем или самодельное приспособление для инъекций, или шприц, или стеклянную ампулу. Что – либо замаскированное.

Похоже, у Уды не было никакого тайника, ведь интуиция Эйба молчала. Поэтому Кармайн, работавший с ним более года и доверяющий его профессиональному чутью, отправился обыскивать первый этаж.

«Маниакальная одержимость порядком», – думал Эйб, поднимая из стопки каждый предмет, встряхивая его, тщательно обследуя и аккуратно складывая обратно. Поверхностный обыск недопустим; если предмет поиска виден с первого взгляда, как нарочно, то он вряд ли поможет полиции.

В ящике Уды имелось отделение для специфичных швейных принадлежностей: инструменты для распарывания швов, вдеватель для эластичной нити и тому подобное. Но ничего похожего на приспособление для инъекций.

– Похоже, мы опростоволосились, – сказал Эйб, уставившись на стол с канцелярскими принадлежностями. – Она аккуратный работник, что облегчает наши поиски. Все тюбики с краской выложены в ряд и в соответствии с цветом – Уда, должно быть, много ими работает: не меньше шести тюбиков каждого цвета. Да, одержимость.

– Что значит фталоцианидово – зеленый? – спросил Донни.

– Ярко – зеленый, – ответил Эйб. – Насыщенный цвет.

– Странное название. Как у яда.

Эйб взял первый тюбик из шести фталоцианидо – во – зеленого цвета; тот был сдавлен у закрученного основания.

– Сколько художников поступает подобным образом? – удивленно спросил он. – Обычно они хватают тюбик, выдавливают краску, и все, а то, что на дне, всегда остается внутри – слишком муторно.

Он взял следующий тюбик и прошелся по всему ряду. Нахмурившись, Эйб вернулся к первому и взвесил его в руке. Каждый тюбик весил примерно одинаково. После этого Эйб отложил четвертый, пятый и шестой.

– Не думаю, что здесь внутри краска, – сказал он.

Тони подошел к швейному столику и вернулся обратно с двумя парами ножниц: одни покрепче, другие поменьше и потоньше, с острыми кончиками.

– Тюбики металлические, – сказал Эйб, открывая и закрывая более крупные ножницы. – Этими можно отрезать закрученное основание. Похоже, Уда его раскручивала, чтобы не укорачивать тюбик – поразительная скрупулезность!

Действуя предельно осторожно, Эйб срезал закрученное основание над листом бумаги, на случай, если оттуда польются остатки краски или чего – то еще. Но ничего подобного не случилось.

– Уда выдавливала содержимое через открытое основание, но у нас подобная процедура займет кучу времени. – Эйб взял тонкие ножницы. – Я просто надрежу тюбик вдоль до самого верха, как мясник разделывает тушу, и мы увидим содержимое.

Он вдел острый край маленьких ножниц в основание и разрезал металлический корпус до самой головки с резьбой, попутно разрезая вместе с ним и бумажную наклейку. Закончив, он взял одну створку левой рукой, другую – правой и развел их в стороны, открыв на обозрение стеклянную ампулу. Внутри плескалась бесцветная прозрачная жидкость.

– Бинго! – воскликнул Донни. Он снимал весь процесс на камеру.

– Открываем оставшиеся две? – спросил Тони, подхватывая ножницы.

– Займись этим, – скомандовал Эйб, довольно улыбаясь.

– Почему там жидкость? – спросил Донни, продолжая фотографировать. – Я думал, что яд в порошке.

– И я тоже, – ответил Эйб. – Если там тетродотоксин, то кто – то сделал его жидким, прежде чем запечатать ампулу. Ответ может быть в других тюбиках, вот почему мы их сейчас и откроем. Все весят по – разному.

В пятом тюбике тоже нашлась ампула, но сломанная надвое и пустая; в шестом обнаружилась картонная трубка со свернутым внутри листочком бумаги.

Листок бумаги представлял собой послание, отпечатанное на старенькой печатной машинке с выцветшей красящей лентой. Оно гласило:

«Маленький подарок от доброжелателя. Надломите стеклянную головку и вылейте жидкость в напиток. Не имеет вкуса, даже в воде. Достаточно для убийства двух человек».

– Даты нет, – сказал Донни, сворачивая листок обратно, его руки были облачены в перчатки. – Интересно, когда Уда ее получила?

– Полагаю, перед смертью Джона Холла, – ответил Эйб. – Все было тщательно спрятано, без спешки.

– У кого есть старая печатная машинка? – спросил Тони.

– Никто не знает, да мы никогда и не найдем, – уверенно ответил Эйб. – Она наверняка находится у человека, не имеющего никакого отношения к делу. – Он расправил плечи. – Пора разыскать Кармайна.

Кармайн вернулся с Эйбом, чтобы рассмотреть находку.

– Что ж, это серьезная улика, – сказал он. – И ты можешь закрыть дело по убийству Эмили Танбалл. Займешься?

– Если в полной ампуле тетродотоксин, а в пустой – его следы, думаю, окружной прокурор поддержит обвинение Уды в убийстве Эмили. Ты знаешь Хорри лучше меня, Кармайн, но мне так кажется.

– Ты прав. Хорри обвинит Уду в смерти Эмили Танбалл, но не Джона Холла. Если в ампуле одна доза для приема внутрь – держу пари, так и есть, – то у нас как раз случай Эмили. Единственная проблема в том, что обвиняемой должна быть Давина, а не Уда.

– Верно! – Эйб издал сухой смешок. – И получается, что полиция подрывает возможные шансы на успех обвинения. Мы не можем обвинить не ту женщину.

– Чего я не понимаю, – встрял Донни, – так это зачем Уда хранила улики. Вот почему я не думаю на Давину – та слишком умна, чтобы спрятать такую улику дома, даже если совершила глупость, сохранив ее. В здании «Имаджинекса» было бы безопасней. И к чему такая кропотливая работа с тюбиками из – под краски? Прозрачную бесцветную жидкость можно было бы спрятать и на виду.

– Предположим, раствор нужно безопасно извлечь из ампулы, – начал Кармайн. – Не всякая женщина на такое отважится. Это – не их яд. Какой – нибудь растительный алкалоид подошел бы им больше. А этот? Нет.

– Судя по всему, раствор после разведения не трогали, – добавил Эйб. – Наш вдохновитель не доверял женщинам изготовление, он сразу послал раствор. Не думаю, что его волновали временные рамки использования, он просто перестраховался на тот случай, если сестрам Савович будет предъявлено обвинение в убийстве – вот желанный им результат.

– Согласен, – сказал Кармайн.

Эйб вздохнул.

– Я арестую Уду за убийство Эмили Танбалл. Мы будем возражать против временного освобождения под залог?

– А ты что думаешь, Эйб?

– Напротив. Попросит временного освобождения, и возникнут слухи, что нам все равно до других убийств у Танбаллов. Залог должен быть в разумных пределах.

– Тогда завтра утром арестуем ее и предъявим обвинение в убийстве.

16 января 1969 года, четверг

Семейство Танбалл как раз завтракало, когда к ним приехал Эйб Голдберг в сопровождении полицейской машины с женщиной – полицейским на заднем сиденье. Заявившая о своей невиновности на ломаном английском, который от волнения становился только хуже, Уда Савович была усажена в машину и увезена в участок, одинокая, закованная в наручники.

– Полагаю, вы найдете адвоката, который сможет подать прошение об освобождении под залог, после того как ей сегодня предъявят обвинение. Вы можете сами убедиться, что мы задержали ее должным образом.

– Вы очень предупредительны, лейтенант, – сказал вмиг посеревший Макс.

– Не совсем так, сэр. Я прекрасно понимаю, что подобные новости вгоняют в ступор и сейчас вы можете не вполне осознавать, как следует поступить. – Эйб кивнул головой, откланиваясь, сел в машину и уехал.

– Савович? – обратился Макс к пораженной Дави – не. – Он назвал ее Савович?

– Она – моя сестра – близнец, – ответила Давина, вновь обретя власть над ногами, и отправилась в детскую. Что она будет делать без Уды? Есть ли еще разведенная смесь в холодильнике?

В детской Давину встретил голодный и капризный Алексис – его обычный порядок дня нарушился, и он уже скучал по Уде. Она зло сверкнула глазами на Макса, который невольно отпрянул из – за ее взгляда. На какое – то время Давина забыла про него и даже не слышала издаваемого младенцем шума, полностью сконцентрировавшись на обрушившемся несчастье. «О, Уда, Уда, какая же ты дура! Я приказывала тебе от всего избавиться, но ты явно этого не сделала! И сообразительные полицейские нашли яд в твоих вещах… Что мне делать, что делать?»

Память отбросила Давину в прошлое, где они снова были двумя умирающими от голода девочками, бегущими в добрый край, где власть мужчин не столь жестока, а в реальности… Всегда заботиться об Уде, всегда думать, что та сделает, как приступит к выполнению своих задач, которые и состояли в том, чтобы поддерживать тепло, безопасность, роскошь и развивать карьеру. Без Уды Вина совершенно беспомощна, без Уды она лишь – полчеловека. Сейчас Уде грозит тюрьма, и никак нельзя допустить, чтобы это случилось. Чез Держински, этот дьявол и одновременно извращенный ангел: он мучил Уду, чтобы Давина выполняла его приказы, и в то же время одолжил денег на «Имаджинекс». Он оставил ее под контролем Эмили. Он рассказал Эмили свой секрет о Давине и Уде для большего контроля или из – за злобности своей натуры. Эмили знала слишком много, но, к счастью, предпочитала изъясняться намеками, а не фактами. Что ж, она одновременно и опасалась за Чеза, и хотела растоптать ее, Давину. Всегда такая загадочная, до тех последних завуалированных угроз, когда Эмили пришла в своем голубом платье и голубых туфлях, распинаясь, что знает – что? Только тогда она, Давина, пришла к ней в мастерскую, где из Эмили по капле сочился яд о Чезе и тех годах в Нью – Йорке. Воодушевляемая своими фигурками котов и лошадиных голов, новоявленный Микеланджело…

Испуганный Макс в недоумении смотрел на жену, младенец начал хныкать. Вот она, с проступившими в моменты слабости чертами той, старой Давины. Раздражение выплеснулось наружу.

– Не стой столбом! – рявкнула она на Макса. – Иди поищи в холодильнике смесь для Алексиса. Если она там есть, положи бутылочку в миску с горячей водой. Шевелись, Макс!

Он, спотыкаясь, пошел выполнять приказ и вернулся через пять минут с миской. Выхватив ее, Давина нашла полотенце, вынула бутылочку, вытерла насухо и попробовала содержимое – еще слишком холодное.

– Уда родилась уродливой, – начала она; Алексис продолжал хныкать у нее на коленках. – В таких старых семьях, как наша, такое частенько случается. Вот почему мы допускаем браки с чернокожими и китайцами – чтобы разбавить кровь. Я заботилась об Уде, которая отплачивала мне тяжелым трудом. Больше я у нее ничего не просила. Много лет назад, когда мы приехали в Соединенные Штаты, то договорились, что перед остальными людьми я буду обращаться с ней, как… как с грязью. Это позволило избежать долгих объяснений, которые мне теперь приходится тебе давать, но ничего не изменило.

– Вина, я – твой муж! Неужели ты мне не доверяла?

– Чего ради? – Теперь бутылочка была достаточно теплой: Давина вложила соску в ротик Алексиса и принялась наблюдать, с каким удовольствием он сосет. – Ну почему у меня нет молока? Как обидно, что он должен получать еду из бутылочки, полную химии.

– Тебе надо было обращаться с твоей сестрой нормально, не как с рабыней, Давина, – продолжал настаивать Макс. – Ты понимаешь, какой бессердечной кажешься?

– Это все яйца выеденного не стоит, Макс. Предоставь Уду мне, она совершенно довольна нашим соглашением. Мы с Удой – близнецы, наша любовь не похожа на обычную сестринскую. Смотри на нас как на одну личность в двух ипостасях. Вина светлая, Уда темная. – Она искренне рассмеялась. – Иногда Вина темная, а Уда светлая. С близнецами никогда не можешь быть уверен наверняка.

Неожиданно к Максу пришло осознание случившегося, он с ужасом уставился на жену.

– Ты убила Эм!

– Да, мать твою! – грубо ответила она.

– Где ты достала яд? – спросил он с дрожью в голосе.

– Он пришел по почте с письмом. Две стеклянные ампулы с узким горлышком, завернутые в хлопковую ткань. Они лежали на столе для рисования несколько дней – до смерти Эмили прятать их не было необходимости. Потом Уда убрала их в тюбики из – под краски, глупая корова. Я же сказала ей от всего избавиться. – Давина ласково улыбнулась. – Эм и Чез угрожали нашему благополучию, поэтому Эм пришлось уйти. – Она презрительно скорчила губы. – Кошечки и лошадиные головы! Как трогательно!

Макс упал в кресло, ноги его больше не держали.

– Что Эмили тебе сделала?

– Издевалась надо мной, как и над Мартитой в свое время. Потом начала шантажировать. Знаешь, когда – то я была пленницей ее брата и служила наживкой. Этого монстра, Чеза Держински. Не проституткой, нет! Он закрыл мою Уду в подвале и мучил ее, чтобы я работала на него. Я избавляла бедных старичков от их денег. Такая низость. Но это было лишь частью ее шантажа. Эмили говорила мне, что пустит слух, будто Джим Хантер и есть отец Алексиса. Ложь! Ложь! Но люди подобны голодным псам, они съедят любую отраву.

– И ты позволила Уде быть замешанной в твоем преступлении?

– С Удой все будет в порядке, если ты сделаешь, как я скажу. – Бутылочка опустела, и Давина слегка похлопала Алексиса по спинке. – Ну же! Срыгивай!

Спустившись вниз, Давина села за обеденный стол и прикурила голубую сигарету «Собрание Коктейль», потом подтолкнула испускающую пар кружку к Максу.

– Свежий кофе, Макс, – сказала она. – Если Уда пойдет под суд по обвинению в убийстве, я хочу для нее Энтони Бера в качестве адвоката, ясно? Прямо сейчас позвони Биллу Уилсону и все уладь.

На миг, когда она тепло улыбнулась мужу, промелькнула та привычная Давина.

– Дорогой мой, воспринимай это как ночной кошмар. Когда все закончится, ты, я, Алексис и Уда вернемся к нашей замечательной жизни. Я снова буду женщиной твоей мечты, и станем молиться, чтобы ты никогда больше не увидел Давину Савович, которой пришлось сражаться за свое место под солнцем. Она здесь, но глубоко похоронена, и Алексис унаследует от нее стойкость, как и другие черты характера. Я образованна. Ты образован. Алексис получит свое образование в лучших школах. Мы вместе будем вести издательский и дизайнерский бизнес, но наш сын достигнет большего. Уда увидела это по звездам.

– А она видела, как ее арестуют за убийство? – спросил Макс.

Давина посмотрела на него и рассмеялась.

– Понятия не имею! Вполне вероятно, что увидела, но она никогда бы не взвалила эту проблему на мои плечи.

– Чез заслужил смерть в равной степени, как и Эм…

– Сначала нам нужно было заполучить его сюда – это сделала смерть Эмили. Он умрет, Макс, любовь моя. Сейчас? – Она пожала плечами. – Мне придется придумать новые возможности.

Чез приехал, когда Макс еще общался по телефону с юристами, и нашел Давину за уборкой кухни.

– Что за фигня? – спросил он, присаживаясь. – Вэл сказал мне, что Уду арестовали.

– Все верно, – ответила Давина, включая посудомоечную машину. – За убийство Эмили. Чушь, конечно, но полиция думает, что она не сможет им противостоять. Они всегда хватают самого беззащитного.

Она выглядела великолепно, как змея в сиянии и блеске новой кожи. Если Давина сбросила старую, значит, уверена, что та ей больше не понадобится… Для такого жестокого и жадного человека, как Чез, ее полет фантазии казался чрезмерным, но ее образ этим утром был столь сильным, столь подлым и столь таинственным! Как много она знала о происходящем, о последствиях этих убийств?

Тогда, в прошлом, он четко осознал момент, когда надо покончить с вымогательством, но и позволить Давине и Уде уйти просто так он тоже не мог. Не видя для них места в своих делах во Флориде, Чез решил выгодно их вложить, как поступают с ценным имуществом, и ввел в круг Эмили. Эм за ними бы присматривала – ей он доверял. Это была идея Эмили: познакомить их с Максом Танбаллом, а Чез поспособствовал устройству Давины в дизайнерском бизнесе. Он имел все основания полагать, что у нее есть к этому талант и она ухватится за шанс получить законную работу. Что не просчитали ни он, ни Эмили – так это женитьбы Макса на Давине. Эм была вне себя, но Чез и в этом увидел плюсы и велел сестре не встревать. В результате он получил назад одолженные у него деньги, а Давина вошла в жизнь богатого выдающегося мужчины, как бомба с тикающим механизмом замедленного действия. И если шантаж снова стал бы актуален, Давине пришлось бы вступить в игру.

Только ему следовало бы навестить ее и самому посмотреть, как брак с Максом изменил Давину, в какого человека она превратилась. В голове Чеза еще царил образ той запуганной и сломленной маленькой эмигрантки, послушно исполнявшей все приказы, чтобы защитить сестру. Вместо этого перед ним оказалась властная, сильная, умная и безжалостная женщина. Их первая встреча в кафе Майора Майнера вызвала непредвиденные затруднения и заставила его задуматься об убийстве Эм, так непохожем на остальные.

Глядя на нее сейчас, те зародившиеся сомнения неожиданно превратились в уверенность: Эм убила одна из сестер Савович!

– Уда убила Эм? – спросил он. – Уда?

– Так думает полиция.

– Где Макс?

– На телефоне, договаривается об адвокате для Уды.

– Ему следовало договариваться об адвокате для тебя. Мою Эм убила ты.

– Чтобы заманить тебя сюда, – спокойно ответила Давина. – Ты – моя настоящая цель, Чез. Ты ответишь за то, что использовал меня и Уду, мучил нас, как животных, которыми ты считаешь всех женщин. Но я потеряла Уду, временно, и пока ты в безопасности. – В ее голосе не было ни страха, ни злобы. – Не спи слишком крепко. Ты умрешь!

– Вероятнее, умрешь ты, – рыкнул он со зловещим видом.

Давина рассмеялась.

– Вздор! Твои страшные гримасы на меня больше не действуют, Чез. Я убийца. Любому мужчине нужен сон. Только попробуй причинить боль мне или моей семье, когда ты проснешься – запоешь сопрано, если вообще проснешься. Эмили мертва, а я убила ее, чтобы добраться до тебя. Не слоняйся поблизости, забирайся в свой нанятый «Кадиллак», отправляйся в аэропорт Ла Гуардия или Кеннеди и улетай к себе во Флориду.

– Копы меня не пугают, – ответил он, бахвалясь.

– Это не Флорида. Здесь очень умные копы, если тебе так нравится это слово. Я предпочитаю – полицейские.

Шаркая ногами, вошел сникший Макс. Чез удивленно на него посмотрел.

Давина помогла мужу усесться на стул и подала ему кофе.

– Договорился? – спросила она.

– Да. Я ждал, пока Билл Уилсон мне не отзвонится. Энтони Бер будет защищать Уду.

– Отлично! – Давина вскочила. – Чез только что пришел, дорогой. Он зашел попрощаться. Во Флориде случилось что – то непредвиденное, и он немедленно должен туда вернуться.

– Я буду следить, – сказал Чез, следуя за ней.

Она открыла входную дверь и впустила его в небольшой предбанник, где вешали верхнюю одежду.

– Я доберусь до тебя за убийство Эм.

– Идет снег, – ответила она. – Застегни свою куртку, занудный стареющий бандит. Ты не сможешь работать в холодном климате.

Пока Чез шагал прочь, его преследовало видение фигуры Давины, излучающей силу, триумф и неуязвимость. Она так похожа на богиню победы, которую он видел в кино… Чез выехал из Коннектикута по трассе 1–95, едва упаковав вещи. Только прибытие копов спасло его шею: Вина и Уда убили Эмили, чтобы завлечь его сюда и после расправиться и с ним. Все его планы о мщении – сущий вздор; Вина назвала его стареющим, и она права. Чез не мог равняться с этой новой коварной Давиной Савович. Убить ее за Эмили? Гораздо проще полететь на Луну.

Внутри своего любимого дома сбросившая маску Давина занялась утешением бедного мужа. За один день его не привести в норму, но сделать это необходимо. Максу всего лишь шестьдесят, он еще увидит, как возмужает Алексис, в будущем – законный и умелый глава «Типографии Танбаллов». Этот надлом – дело рук Давины, и его надо исправлять. Сейчас Макс еще не верит, но, когда все закончится, он снова станет уверенным человеком с чувством собственного достоинства. Подходящим отцом для Алексиса.

Слушания у судьи Твайтеса были короткими. Умело аргументированная Энтони Бером сумма залога наконец сравнялась пятидесяти тысячам долларов. Эта трогательная и явно больная маленькая женщина не может быть злобным отравителем, – выражало лицо его чести. Отпущенная на попечительство своей сестры, Уда отправилась домой ожидать судебного разбирательства, которое еще не назначили.