Текст книги "Блудный сын"

Автор книги: Колин Маккалоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Часть 2
С четверга, 9 января, по пятницу, 17 января 1969 года

Четверг, 9 января 1969 года

Постучав в дверь дома Эмили Танбалл латунным дверным молотком, Делия поняла, что предпочла бы Пятую симфонию Бетховена. Ей никто не ответил. Как странно! Эмили держалась особняком от женщин семейства Танбалл и вызывала доверие. Ее новый симпатичный «Кадиллак Севиль» стоял в гараже, дверь которого была открыта, словно хозяйка намеревалась уехать, но передумала. После еще пяти минут безуспешных попыток достучаться Делия прошла на задний двор. Дом был симпатичным; бегло взглянув в окно, Делия отметила интересный интерьер, преимущественно в бежевых тонах, с модной меблировкой. «Типография Танбаллов» определенно позволяла всем членам семьи обставить свои жилища соответственно вкусу. Задний дворик оказался маленьким, отделенным проволочной сеткой, хотя с одной из сторон и позади имелось много свободного места; практически такой же милый дом Эвана и Лили Танбалл располагался по другую сторону двора, отделенный забором с калиткой. Естественно, во дворе была натянута бельевая веревка и стояли еще две хозяйственные постройки, но на дверях обеих висели замки; дальняя выглядела более основательной.

Делия бросила изучение и направилась вниз по Хамптон – стрит к дому на холме. Дверь ей открыла Уда.

– Миссис Танбалл дома? – спросила Делия, сделав строгое лицо.

– Подождите. Я посмотрю.

Ожидание на крыльце продлилось недолго, Уда вернулась и распахнула дверь.

– Заходите, – сказала она.

– Думаю, – сказала Делия, обращаясь скорее в пустоту, – ты понимаешь все нюансы английского языка, Уда. Только не показываешь этого.

Давина находилась в гостиной. Она была в брючном фиолетовом костюме и в итальянских туфельках на низком каблуке в цвет – и так она ходит дома?

– Сержант Карстерс, – поприветствовала она. – Кофе?

– Спасибо, нет. – Делия нашла достаточно низкое кресло, чтобы дать ногам желанный отдых. Высокий рост Давины и такой же высокий у Макса делали этот дом удобным скорее для Кармайна, чем для Делии. – Миссис Танбалл, почему вы обращаетесь с собственной сестрой, словно она самая презренная из слуг?

Взгляд голубых глаз метнулся к ее лицу, на миг задержался, а потом веки слегка опустились – обычная уловка Давины.

– Понимаю. Вы поговорили с мистером Куином Престоном.

– Верно. Он замечательно охарактеризовал вас обеих, так что вам нечего беспокоиться о депортации.

– Конечно, нечего! Мы с Удой – гражданки Америки!

– Вернемся к Уде; почему вы так отвратительно с ней обращаетесь?

– Это оскорбительно!

– Не так оскорбительно, как ваше обращение с Удой.

Щелчок пальцами велел Уде выйти.

– Пожалуйста, останьтесь, мисс Савович! – сказала Делия голосом, не терпящим возражений.

– Это мой дом! – рявкнула Давина.

– Это – мое расследование убийства, мадам. Если последствия данного факта доставляют вам неудобства, приношу извинения, но это не дает вам права не отвечать на мой вопрос. Почему вы обращаетесь с собственной сестрой, словно она самая презренная из слуг?

– Так строятся отношения в семье в моей стране, – ответила Давина, недовольно надув губы. – Уда родилась недоразвитой. Я заботилась о ней, потому что она не могла позаботиться о себе сама. Теперь у нее есть кровать в шикарной комнате, ее собственной, и вкусная пища. Я – добытчик в нашей семье. Уда получает свой хлеб от меня. Моя цена – ее труд и послушание.

– Как вам нравится этот односторонний контракт, Уда?

– Я счастлива. Я люблю работать. Я забочусь об этом дому, забочусь о Вине, – ответила Уда. У нее был сильный акцент, но грамматика стала заметно лучше. – Я необходима, сержант Карстерс. Без меня моя Вина бы не справилась.

– А! – воскликнула Делия. – Значит, вы признаете власть.

– А кто не признает? – спросила Давина.

– Конечно. Вопрос только, как ею разумно воспользоваться. Не скажете ли, миссис Танбалл, как вы взяли на себя такой риск и убедили мистера Макса Танбалла напечатать двадцать тысяч экземпляров «Бога спирали» до окончательного утверждения ИЧ?

– Тьфу! Я уже сказала, что знала о грядущей смерти Томаса Тинкермана на банкете издательства – какой риск?

– Вы сами на себя наговариваете.

– Чушь! – фыркнула Давина. – Я верю в дар Уды, так как давно им пользуюсь. Гадая по чаше с водой, она никогда не ошибается. И вы не сможете доказать, что я убила Тинкермана, потому что я не убивала, даже близко к нему не подходила в тот вечер.

«Самое время сменить тему», – подумала Делия.

– У меня есть к вам другая просьба, миссис Танбалл. Я хочу увидеть вашего ребенка.

Обе застыли как парализованные. Давина, изучающая рисунок на подлокотнике своего кресла, так вцепилась в него, что Делия услышала звук ломаемого ногтя. Руки Уды, лежавшие на спинке кресла Давины, побледнели и судорожно впились в ткань.

– Мне жаль, но это невозможно, – сказала Давина, в раздражении глядя на сломанный ноготь.

– Почему?

– Потому что я предпочитаю вам его не показывать.

– Тогда, мадам, я вернусь с ордером, но прежде оставлю здесь полицейских, чтобы вы не унесли ребенка.

– Вы не можете! Это – Америка!

– Могу и сделаю. – Делия поднялась с кресла, выставляя напоказ свой яркий наряд во всей красе: бордовый брючный костюм, оранжевая блуза и свисающий с плеч кричаще – розовый шарф. – Давайте же, миссис Танбалл. Покажите мне этого младенца, о котором все так много слышали и которого никто не видел. Сейчас мы одни. С ордером же я вернусь в сопровождении двух полицейских в качестве свидетелей. Вот будет цирк! Покажите мне Алексиса сейчас, и все останется между нами тремя.

Некоторое время сестры Савович ничего не говорили.

– Хорошо, сержант, – наконец произнесла Давина со вздохом. – Я принесу Алексиса.

Новости оказались слишком важными, чтобы передавать их по полицейской радиоволне, и Делия не сочла возможным воспользоваться работающим уличным таксофоном ради информирования Кармайна; она только сообщила по переговорному устройству, что едет обратно в управление и ей срочно необходимо увидеть капитана.

«Делия просто лопается от переполнявших ее новостей», – думал Кармайн, наблюдая, как она лучится, подобно крабу, открывшему в себе способность перемещаться вперед. Подобные моменты были самыми приятными в полицейской работе.

– Ты выглядишь, как Пандора, несущая свой ящик, – улыбнулся он.

– Я скорее ощущаю себя Мауна – Лоа[30]30
  Активный вулкан на острове Гавайи, самый большой на Земле.


[Закрыть] за секунду до извержения, – ответила Делия с некоторой дрожью в голосе.

– Тогда накрой меня своей лавой, Диле.

– Ребенок есть, и он совершенно восхитительный, – начала она. – Один из самых симпатичных детей, которых я когда – либо видела. И должна сказать, что цвет кожи сильнее всего подчеркивает красоту малыша. Он – чернокожий.

Последовавшая тишина была сродни небольшому взрыву. С отвисшей челюстью, Кармайн довольно долго смотрел во все глаза на Делию, пока наконец не пришел в себя и не закрыл рот.

– Чернокожий, – повторил он. – Насколько, Диле?

– Средне. Не угольно – черный, но темнее, чем кофе с молоком. – Она на миг замолчала, сделала глубокий вдох и выдала настоящую сенсацию. – Его глаза – зеленые, в точности такого же цвета, как у сами – знаете – кого.

Кармайн почувствовал, как волоски у него на загривке встали дыбом.

– Господи Иисусе!

– Конечно же, мне пришлось ее спросить.

– Что она сказала? Что она могла сказать?

– Категорически все отрицала. Призналась, что среди ее предков имелись чернокожие – прадедушка и прабабушка и еще дедушка, отец отца. Дедушка был не чистокровным чернокожим, но выглядел именно так. Его только отличали рыжие волосы и зеленые глаза. – Делия плюхнулась на стул.

– А что думает Макс Танбалл? Он в курсе происходящего, или дамочки Савович ничего не сказали на эту тему?

– Ничего не сказали? Как бы не так! Едва я взяла Алексиса на руки, они, казалось, испытали огромное облегчение, что кто – то еще посвящен в их секрет. По – видимому, Макс столь страстно влюблен, что верит всему сказанному Давиной, включая историю о чернокожих предках. Давина клянется, что ему в голову даже не приходило, будто Джим Хантер может быть отцом ребенка. Признаюсь, я склонна ей верить. Эта женщина буквально околдовывает мужчин.

– Она упоминала Джима Хантера?

– Нет. Только проклинала весь свет, предполагая, какие грязные мыслишки придут всем в голову, стоит ребенка показать окружающим. С глазами все иначе: широко известно, что цвет глаз ребенка меняется в течение некоторого времени. Поэтому зеленый цвет глаз вызывает у Давины гораздо меньше беспокойства. Инстинкт и интуиция побудили ее скрывать малыша как можно дольше. Эмили на нее нападает, но Давина твердо стоит на своем. – Делия оперлась подбородком на сложенные руки. – Ужасная ситуация для женщины, на мой взгляд. Является ли Джим Хантер отцом ребенка или правдива недоказуемая история о чернокожих предках – для белокожей женщины произвести на свет темнокожего ребенка все равно… ужасно! У Давины есть враги, даже среди Танбаллов. Она осознает, что однажды все раскроется, но надеется оттянуть этот момент хотя бы, пока книга Джима Хантера не станет бестселлером и супруги Хантер несколько дистанцируются от ее семьи.

– Джим Хантер знает о цвете кожи ребенка?

– Нет. И Милли тоже. Знают только Макс, сестры Савович – и теперь, конечно, я. Я сказала ей, что постараюсь сохранить секрет. Мне действительно ее жаль, Кармайн! А если история с предками – правда?

– В любом случае расследование теперь претерпит серьезные изменения, – заметил Кармайн, меряя шагами комнату. – Думаю, пока мы можем хранить в тайне секрет Давины. Правдива семейная история или нет, все равно подумают о Джиме. Милли будет разбита, несмотря на историю о чернокожих предках. Да и утверждение Давины не спасет Милли от едких замечаний и шушуканья за спиной как на работе, так и среди родственников. Кроме того, как подобные признаки могли проявиться только через поколение? Я полагал, что ген негра является доминантным, он бы забил ген европейца.

– Годы идут, взгляды пересматриваются, – сказала Делия. – Во времена Менделя[31]31
  Грегор Мендель (1822–1884) – австрийский естествоиспытатель, ученый – ботаник и религиозный деятель, основоположник учения о наследственности (менделизм).


[Закрыть] законы передачи наследственных признаков казались непререкаемыми, но сейчас все не так. Спросите Джима Хантера, биохимия – его конек.

– Но обычные люди не в курсе последних исследований.

– Это точно.

– О, Диле, как мерзко! Давай предположим, что отец ребенка – Джим Хантер. Когда подобное могло случится?

– Алексис родился доношенным четырнадцатого октября, что возвращает нас к январю 1968 года, – начала рассуждать Делия. – С августа 1967‑го и до самого Рождества Джим писал «Бога спирали» и параллельно вел свою исследовательскую работу. У него не имелось ни одной свободной минутки на любовные интрижки, особенно с Давиной. Если только она не была среди тех, кто первым увидел его рукопись, следуя указаниям Макса Танбалла. Очень маленький интервал, Кармайн, примерно год назад.

– Он, естественно, знал Давину благодаря своим предыдущим книгам.

– Почему же? – спросила Делия. – Работал он в Чикаго, а публиковался исключительно через Чабб.

– На этот вопрос может ответить Макс Танбалл, – сказал Кармайн.

– Или предыдущий декан Издательства Чабба, – добавила Делия.

«Мне необходимо пройтись», – решил Кармайн, облачаясь в свой пуховик, предварительно убедившись, что перчатки в карманах. Потом он двинулся к вымощенному булыжником двору, который располагался между зданием городского управления, построенным всего лишь двадцать лет назад, и старым флигелем с камерами.

Прикрываясь от резких порывов ветра, Кармайн натянул капюшон и начал отмерять шагами знакомый маршрут, что побуждало его совершать каждое заковыристое дело. Вперед, назад, обход по периметру, потом дважды по диагоналям и все заново. Кого он встретит сегодня? Кармайн всегда встречал еще одну мечущуюся в поисках ответов душу.

Сегодня Фернандо Васкес испытывал на себе превратности судьбы, да еще и познакомился с зимой в Коннектикуте после долгих лет проживания во Флориде.

– Ты выглядишь, как Роберт Скотт[32]32
  Капитан королевского флота Великобритании, полярный исследователь, один из первооткрывателей Южного полюса, возглавивший две экспедиции в Антарктику. Во время второй экспедиции, 17 января 1912 года, Скотт вместе с четырьмя участниками похода достиг Южного полюса, но обнаружил, что их на несколько недель опередила норвежская экспедиция Руаля Амундсена. Роберт Скотт и его товарищи погибли на обратном пути от холода, голода и физического истощения.


[Закрыть] в Антарктике, – сказал Фернандо.

– Спасибо за сравнение меня с парнем, которому не удалось открыть ее первым, – сухо заметил Кармайн.

– Верно, но он пошел более трудным путем. У Амундсена имелись собачьи упряжки и немалый опыт уроженца Скандинавии. Скотт же был англичанином и при довольно скудной амуниции шел на полюс пешком. На мой взгляд, выглядит так, словно Амундсен победил его обманом.

– Ты – не испанский вельможа! Ты – английский младший офицер. Кто тебе все это внушает? Вы с Дездемоной сговорились за моей спиной? На собачьей упряжке? Вперед, Фернандо, пошел!

Они стали вышагивать рядом, молча и с улыбками пройдя так несколько кругов.

– Как идут дела в подразделении?

– Медленно, но верно. Все начинают привыкать к заполнению различных форм и отчетностей, особенно после того, как я устроил им семинар о роли полицейских в построении доказательной базы с тем прожженным адвокатом Энтони Бером, развеявшим некоторые мифы о происходящем в суде. Он производит впечатление. Они более склонны верить ему, чем мне – типа «новая метла метет по – новому».

– Ты пришел к нам как раз вовремя, Фернандо. Как там твои новые лейтенанты?

Васкес рассмеялся.

– Отлично! Особенно Кори. У него есть чутье на такую работу.

– И гораздо большее, чем на детективную: будучи моим лейтенантом, он не слишком преуспевал. Но он не относится и к твоим любимчикам, верно?

– С такой женой, как Морин? Она настоящий инквизитор! Нет, я больше склоняюсь к Вирджилу Симсу.

– Разумно. Кстати, он и некоторые связанные с ним события напомнили мне кое – что: ты слышал, как поживает Хелен Макинтош? – спросил Кармайн.

– Безумный стрелок? Как и прежде. Она оставила полицейский округ Манхэттена ради зеленых пастбищ Нэшвилла.

– Кого она убила?

– Четырех бандитов в трех разных инцидентах. Из внутренних разбирательств вышла кристально чистой, но коллеги стали обходить ее за десять шагов, предварительно удостоверившись, что находятся вне пределов досягаемости выстрела.

– Удачи, Нэшвилл. – Кармайн улыбнулся, погрузившись в воспоминания. – Она нигде долго не продержится. Безумный стрелок.

Делия вернулась на Хамптон – стрит, намереваясь во что бы то ни стало увидеться с Эмили Танбалл. Повторный стук в дверь не принес никаких результатов, но дверь гаража по – прежнему оставалась открытой, как и поджидавший хозяйку «Кадиллак». Она должна быть дома и не может находиться у Лили Танбалл, ведь обе машины – и сына и невестки – отсутствовали, а в их жилище стояла тишина. Может, Эмили вышла прогуляться с Лили и детьми? Нет, только не оставив дверь гаража открытой. Та закрывалась с пульта, что не требовало никаких усилий. Нет, что – то не так.

Сержант снова вернулась во двор, как и прежде безлюдный. Она заглянула в каждое окно первого этажа – Эмили не было, даже задремавшей в кресле или на кушетке. Покончив с первым этажом, Делия побросала камешки в окна второго – никакого эффекта – и отправилась обратно во двор.

Два подсобных строения. В одном, скорее всего, хранились дрова, второе же, вероятно, использовалось для какого – то хобби Вэла – трудно было представить увлечение Эмили, для которого понадобился бы сарай. Никакой навесной замок не может стать серьезной преградой для детектива; Дели вскрыла сначала постройку, стоящую ближе к дому, и обнаружила там поленницу дров, призванных скорее подпитывать огонь в камине, чем служить средством для отопления. Замок на втором строении поддался с той же легкостью, Делия открыла дверь.

Бедную женщину постигла мучительная смерть. Одежды с нее были сорваны собственными сведенными судорогой руками, возможно, в попытке вытереть те рвотные массы и опорожнения, которые она не смогла ни сдержать, ни контролировать. В помещении воняло рвотой и калом, что изверглись из Эмили во время судорог и конвульсий. Скрючившееся тело было обращено к Делии ягодицами и промежностью, а раздвинутые ноги покрывали испражнения. Левую верхнюю часть тела, немного приподнятую над бетонным полом, покрывали брызги и разводы рвоты, а лицо выглядело так, словно гигантская рука вдавила его в землю. Застывшая на нем агония ужасала; Делия прислонилась к стене постройки и заплакала от переполнившей ее жалости вкупе с шоком. Никто не заслуживает быть увиденным таким после смерти! Это ужасно, это бесчеловечно, это… Делия всхлипнула.

Едва смогла снова двигаться, сержант закрыла дверь и повесила на место замок, потом прошла к задней двери дома – кредитная карта сделала свое дело и помогла попасть внутрь. Там Делия села в кресло и подтянула к себе телефон.

– Кармайн? Это Делия. Я нашла Эмили Танбалл… Нужен человек, который с большим уважением относится к мертвым… – Она снова всхлипнула. – Нет, я настаиваю! Бедная женщина в таком опозоренном виде… Я никогда не видела ничего подобного. Не хочу, чтобы хоть кто – то из ее семьи или какой – нибудь глупец нашел ее такой, понимаешь? – И Делия повесила трубку, не став ждать от Кармайна ответа или дальнейших указаний.

Он приехал сам, с включенной сиреной, за ним следовали Пол Бачмен и Гус Феннелл.

– Делия, ради бога, что происходит? – спросил он, входя на кухню. – Она здесь, внутри? Полу и Гусу нужно знать.

– Она в дальней постройке. Сними замок, он простой. И увидишь. – Делия попыталась стереть потекшую тушь и снова зарыдала. – О, Кармайн, это так ужасно! Скажи Полу и Гусу, что фотографии должны быть закрыты для общего доступа.

Кармайн ушел, но очень быстро вернулся; его лицо покрывала смертельная бледность.

– Теперь я понимаю, почему ты в таком состоянии. Немыслимо! Не волнуйся, Пол и Гус на месте, все будет сделано в лучшем виде, я обещаю. – Он вышел в гостиную и вернулся с открытой бутылкой.

– Вот, выпей, – сказал он, наливая ей коньяк. – Давай же, выпей, Диле, пожалуйста.

Делия подчинилась; на ее лицо начали возвращаться краски, едва она сделала глоток, борясь с приступами тошноты.

– Я никогда этого не забуду, – не унималась она. – Кармайн, прошу тебя, поставь за меня свечку, чтобы я не умерла такой смертью! Все человеческое достоинство попрано и разорвано в клочья – ужасно, ужасно! Я никогда этого не забуду! Что с ней случилось?

– Полагаю, тетродотоксин, принятый с пищей, – ответил он, растирая ей руки. – Гораздо хуже, чем стрихнин.

– Поставь за меня свечку! – продолжала настаивать она.

– Я поставлю сотни. И дядя Джон тоже. К тому же у нас есть секретное оружие – миссис Тезориеро. Мы и ее попросим нам помочь, Делия. С тобой подобного не случится, гарантирую.

Она снова начала плакать. Кармайн оставил ее в покое, а потом велел отправляться домой. Он знал, что с Делией вскоре все будет в порядке, но с размазанной по лицу косметикой ей не стоило появляться на публике.

Когда Кармайн вернулся в сарай, Эйб уже прибыл.

Оказалось, у Эмили все – таки имелось хобби. Эта постройка содержала все атрибуты и подсобные материалы скульптора и полностью принадлежала ей. Она работала с гончарной глиной, и плоды ее трудов красовались на полках: бюсты, головы лошадей, кошки в различных позах. Свет в помещение проходил через крышу, сделанную из прозрачного пластика, а воздух поступал через вентиляционное отверстие, расположенное в верхней части противоположной от входа стены. Никто снаружи не смог бы увидеть, что происходит внутри, и Эйб задумался: сколько людей знали об увлечении Эмили.

– Никто не упомянул мне об этом, – сказал Эйб Кармайну, – даже она сама.

– Она намеревалась продать свои творения в магазины подарков, как только покроет глазурью и обожжет их, – ответил Кармайн, – к тому же в семье ее не любили. Думаю, она выжидала, чтобы поразить их, выбить почву из – под ног, особенно у Давины.

Бюсты, скорее всего, предназначались не для продажи, и их Эмили вряд ли стала бы обжигать в печи, но именно они, в отличие от других творений, демонстрировали талант художника. Эмили сумела показать в них характер, как с бюстом Макса – уставшего постаревшего мужчины, старающегося казаться молодым. Если бы Милли Хантер только могла это увидеть, она бы согласилась с тем, какой Эмили видела Давину: настоящая медуза, до самой последней гадюки на голове.

Тело уже убрали, но те испражнения, что не прилипли к Эмили, были еще здесь, как и легкий запах разложения.

– Гус сказал, как давно она умерла? – спросил Кар – майн.

– Почти двадцать четыре часа назад, – ответил Эйб. – Он предположил, что вчера днем, где – то после четырех.

– Здесь нет еды?

– Нет. Только графин с водой и стакан. Пол взял их на экспертизу. Я слышал, что Делия очень расстроена.

– Очень. Столь непристойная и оскорбительная смерть совершенно ее добила.

Эйб выглядел слегка недовольным.

– Я бы предпочел, чтобы Гус не убирал тело до моего приезда, – заметил он.

– Он действовал по моему приказу, Эйб. Я все видел – там не было ничего, кроме надругательства над смертью. Бедная женщина сорвала с себя всю одежду во время мучительной агонии и умерла, скрючившись. Делия попросила, чтобы этого никто не видел, и я дал ей слово. Ты получишь фотографии, но держи их при себе. Лиаму и Тони это показывать не нужно. Непристойная для женщины смерть, и я уважаю желание Делии.

– Я тоже.

Эйб уже повернулся, чтобы уйти, когда его взгляд упал на маленькую коробочку, стоящую на полке между фигурками свернувшегося клубочком кота и кота с подвернутыми под себя лапками. Он пересек покрытый пятнами пол и снял с полки коробочку.

– Необычное место для хранения, – сказал он, открывая ее и доставая содержимое: самодельную стеклянную ампулу с белым порошком, количества которого хватило бы, чтобы покрыть тонким слоем монету в десять центов. Облаченный в перчатки, он держал ампулу предельно осторожно; после Эйб положил ампулу обратно в коробку и поставил ее на то же место. – Нужно подождать Пола, – заметил он.

– Закрой постройку на замок и выстави полицейского для охраны, Эйб. Нам же нужно осмотреть всю кухню, прежде чем домой вернется ее муж.

Вэл Танбалл приехал, сопровождаемый полицейской машиной; ему не рассказали об Эмили, а сказали только, что его присутствие необходимо дома.

Эйб встретил его на пороге и проводил в гостиную; на кухне в это время вовсю работали эксперты, и никто не смел предложить чаю или кофе. Открытая бутылка бурбона стояла на сервировочном столике, чтобы быть предложенной, когда придет время.

В свои сорок пять Вэл Танбалл обладал открытой и привлекательной внешностью, а шапка светлых волос с медным отливом теперь ассоциировалась у Кармайна и Эйба с мужчинами Танбалл.

– Что случилось? – спросил он с некоторым удивлением, но без агрессии; ведь он был вторым человеком в семейном деле, и ему не подобало грозить и ругаться.

Новость о смерти жены его явно потрясла, но он отказался от выпивки.

– Чай, я бы хотел выпить чаю, – попросил он, слезы заструились у него по лицу.

Эйб задумался.

– Я сожалею, мистер Танбалл, – сказал он, – но нам пришлось конфисковать всю еду и питье в вашем доме. Вашу жену отравили, и мы не знаем, во что был подмешан яд. Ваш сын дома?

– Да. Когда полицейские приехали за мной, он тоже направился домой.

– Тогда давайте вместе пойдем в дом к вашему сыну? Вы сможете там выпить чаю и получить поддержку.

Эйб проследовал за ним к входной двери.

– У вашей жены были враги, сэр? – спросил он, поддерживая Вэла под локоть.

Вэл споткнулся, на мгновение качнувшись к Эйбу.

– Думаю, да. Она… она ненавидела первую жену Макса, Мартиту, и это привело к большой беде. – Он остановился, вытер глаза и высморкался. – Макс так и не смог ее простить, но все это произошло так давно, что сейчас уже и не важно. Эмили и Давину не любила, но Давина всегда ставила ее на место. Мартита никогда так не умела. Именно поэтому я не беспокоился по поводу ее выходок против Давины. Та – крепкий орешек.

Слова так и лились из него, словно он только и ждал, пока кто – нибудь будет готов его выслушать.

– Эмили открыла для себя лепку – она так любила этим заниматься, действительно любила! Некоторые из ее работ казались мне совершенно потрясающими, и я всячески поощрял ее увлечение. Она пропадала в своей «студии» дни и ночи напролет – я обил внутри стены, придал помещению уют – Эмили, наконец, была так счастлива! – Вэл зарыдал.

Эйб заставил его остановиться, чтобы тот смог успокоиться и прийти в себя; потом они медленно двинулись дальше.

– Ваша жена когда – нибудь говорила об отравителе?

– Она говорила мне, что знает, кто он, но, если честно, лейтенант, я ей не верил. Говорить окружающим бессовестную ложь было ее тягчайшим грехом – она любила цеплять людей, понимаете? Но я уверен, что она все выдумала. По правде говоря, Эмили хотела бы быть похожей на Давину – шикарной, эффектной и модной, как с обложки.

– Она говорила что – нибудь особенное? Кого – нибудь упоминала?

– Вы меня не слушали, лейтенант. Она никогда не говорила ничего правдоподобного. В этот раз она сказала, что знает, где заначка с ядом… заначка? Нет, думаю, это мое словечко. Эмили, кажется, сказала «тайник». В любом случае, вы меня понимаете.

– Понимаю.

– Больше я от него ничего не добился, – говорил Эйб Кармайну некоторое время спустя. – Мы знаем, что у нее имелась одна ампула, но это не заначка. У отравителя должно было остаться по крайней мере еще три ампулы, может, больше, если он сохранил оставшееся в тех, которые уже вскрыл.

– Как бы то ни было, – заметил Кармайн, – мы вряд ли найдем тетродотоксин на кухне Эмили, верно?

– Верно. Хочешь мою версию? Он был в графине с водой.

К такому же мнению склонялся Гус Феннелл.

– У нее в желудке совсем ничего не осталось, – сказал он Кармайну и Эйбу. – Рвота была такой сильной, что по собранным образцам мы смогли понять содержимое ее желудка. Тетродотоксин присутствовал, но что именно она ела – понять невозможно; ясно только, что еда была мягкой, легко перевариваемой и нежирной. Один продукт мы почти смогли разобрать – это хлеб, с какой – то начинкой из карри, но как раз в нем яда не нашлось. Думаю, он – в графине с водой.

– У яда есть вкус? – с любопытством спросил Эйб.

– Кто знает! Хочешь попробовать? – ухмыльнулся Гус.

– Нет уж, спасибо!

– Тебе удалось привести тело в нормальный вид, Гус? – спросил Кармайн.

На лице Гаса что – то промелькнуло.

– Нет. Как только прошло мышечное оцепенение, я смог ее распрямить и придать телу приличный вид, но лицо сильно повреждено. Мужу придется ее опознать, но хоронить будут с закрытым гробом, и никак иначе.

– Время смерти?

– Вчера между четырьмя и шестью часами вечера.

– Вэл Танбалл сказал, что она работала у себя там дни и ночи напролет, но не упомянул об ее отсутствии дома прошлой ночью.

– Думаю, увлечение Эмили освободило ее от домашних и супружеских обязанностей, к которым она больше не испытывала тяги, – сказал Кармайн. – В ее студии стоит очень удобная кушетка и хороший обогреватель. Полагаю, Вэл не упомянул ее отсутствие, потому что это было обычным делом. Готов поспорить, он часто питается дома у сына и невестки.

В кабинет Кармайна вошел Пол.

– Хотите новости о содержимом ампулы? – спросил он с непроницаемым выражением лица.

– Почему бы и нет? – ответил Кармайн.

– Средство от блох. Ни намека на тетродотоксин.

– Вот дерьмо! – воскликнул Кармайн.

– Есть отпечатки? – спросил Эйб.

– Только Эмили. Думаю, нам подкинули ложный след, – заметил Пол.

– Если точнее, Эмили подкинули ложный след. – Кармайн фыркнул. – Какую же наглость надо иметь, чтобы играть с потенциальной жертвой, прежде чем убить ее. Эйб, что дальше?

– Посмотрим. Ты разбил ампулу, Пол?

– Нет. Я просверлил дырочку и опустошил через нее. Сама емкость невредима. – Пол скорчил рожу. – Добавлю, кто бы ее ни делал, он – любитель.

– Я покажу ампулу Милли Хантер, – сказал Эйб. – Ей следует просветить меня на этот счет.

Эйб нашел Милли в лаборатории, хотя, по его мнению, самое время замужней женщине направляться домой, чтобы приготовить ужин. Однако он готов был поклясться: у Хантеров, скорее всего, на ужин шли полуфабрикаты и пригорали в духовке из – за забывчивости супругов, увлеченных научной жизнью.

Она работала в маленькой комнате размером два с половиной на три метра – нечто среднее между лабораторией и чуланом, особенно учитывая изобилие полок на стенах. На полу стояли стойки для электронного оборудования, кабели были скреплены и зафиксированы клейкой лентой, чтобы об них не спотыкаться, а крошечная раковина с изогнутым краном, казалось, служила единственным источником воды, за исключением пластиковых бутылей с надписями «дистиллированная» и «деионизированная». Работала Милли на тележке из нержавеющей стали, тщательно застеленной тканым полотном; на полке стоял маленький, но надежный автоклав, а на свободном месте – морозильная камера, закрытая на навесной замок.

Комната очень хорошо освещалась несколькими флуоресцентными лампами под светорассеивателями, расположенными на потолке; из стоящего на другой полке дешевенького радиопроигрывателя доносилась музыка Баха. «Везде царит абсолютный порядок», – подумал Эйб, окидывая взглядом комнату; его опрятная натура невольно аплодировала тому человеку, который ухитрился разместить так много в столь малом пространстве. Хозяйка этой лаборатории была чрезвычайно организованным и дотошным человеком. Эйб судил по себе.

– Хотела бы я сказать, как здорово тебя видеть, Эйб. – Милли присела на единственный высокий стул с мягким вращающимся сиденьем.

Эйб встал на свободное место.

– Знаю, Милли, и я хотел-бы ответить тем-же. Неужели они не могли найти тебе лабораторию побольше? Здесь теснее, чем в камере Синг – Синга[33]33
  Тюрьма с максимально строгим режимом в городе Оссининг, штат Нью – Йорк, США.


[Закрыть].

– Я недостаточно важная птица, – весело ответила она. – Я никогда не получу Нобелевскую премию, зато могу внести небольшой вклад в знания о функционировании центральной нервной системы – ну, как недостающий кусочек голубого неба из пазла с изображением этого неба. Это у Джима новаторская работа, вот почему сейчас в его распоряжении целый этаж.

– Что ж, думаю, ты замечательно все разместила.

– А я думаю, что ты замечательный, раз сказал мне это. – Лицо Милли стало серьезным. – Что я могу для тебя сделать, Эйб?

Он достал коробочку и извлек из нее ампулу.

– Ты ее сделала, Милли? Она не опасна. Там порошок от блох.

Она с любопытством взяла ампулу, отрицательно качая головой.

– Нет, это не моя работа. Уж очень паршиво сделано. И скажу больше: это не мог сделать тот, кто умеет раскаливать стекло в лабораторных условиях. Мы всегда раскаливаем и спаиваем стекло. Сделавший эту ампулу распилил пополам две стандартные пробирки, насыпал в одну – порошок от вшей?., о, мне нравится! – закрепил ее ровно, оплавил отпиленный конец, оплавил край второй пробирки и просто соединил их вместе, пока они еще были раскалены и текучи. Он не мог вытянуть воздух, чтобы создать внутри вакуум. Свои ампулы я делаю из двух разных по размеру пробирок из тончайшего стекла, и, когда я завершаю работу, моя ампула выглядит профессионально безупречной.