Текст книги "Поздние последствия"

Автор книги: Кнут Фалдбаккен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

36

– Вы знаете, что это такое?

Валманн вытащил из желтого пакета, который принес Рюстен, толстую книгу в переплете.

Эдланд бросил взгляд на книгу и пожал плечами. Он узнал ее.

– Это Библия Агнара И. Скарда.

– Да неужели?

– Совершенно точно.

– Мне кажется, что все Библии одинаковые. Не вижу разницы.

– Эту книгу нашли на том самом месте, которое вы указали, прямо около стула, где сидел Агнар Скард, когда застрелился.

– Разве я что-нибудь об этом сказал?

– Ну, может, не совсем прямо, но вы сказали, что Скард пробовал найти утешение в Библии, прежде чем решился покончить с собой.

– Он же был религиозный.

– Да, и еще он был в отчаянии. Он знал, что его жизнь висит на волоске. А вы воспользовались этим.

– И каким же это образом? – Эдланд казался напряженным, но сохранял спокойствие. Пережив шок, вызванный репликой Валманна, он, по всей очевидности, решил принять вызов.

– Позаботившись о том, чтобы он нашел в этой Библии если не утешение, то, во всяком случае, возможность некоторого облегчения.

– И как же мне удалось это сделать?

– Просто открыв ее. Вот так. – Валманн открыл эту толстую книгу и показал выемку, вырезанную посередине.

– Здесь вы спрятали пистолет. Тут есть следы от масляных пятен, совпадающие с маслом на пистолете. Мы это проверили.

– Но зачем, вы думаете, мне это понадобилось? Ведь Скард и сам мог спрятать там пистолет, после того как раздобыл его.

– Разве мог верующий человек сделать дырку в своей собственной Библии, чтобы спрятать там орудие убийства?

– Такой чокнутый, как Скард, мог.

– А откуда вы так хорошо его знаете?

– Карин мне о нем рассказывала, – ответил Эдланд со страстным упорством. – Много рассказывала. Это был мерзкий извращенец, который разрушал чужие жизни. Он не заслуживал жить на этом свете.

– И вы решили его казнить?

– Я этого не говорил! К тому же он сам обо всем позаботился.

– Но несомненно под вашим влиянием.

– Это всего лишь домыслы.

– Спросите фру Эллингсен, так ли это.

– Да кто же такая эта фру Эллингсен, о которой вы говорите?

– Нам пока не удалось ее найти, – признался Валманн, чуть ли не добродушным тоном. – Но мне кажется, мы почти у цели. Она не сообщила своего адреса супругам Далбю, а телефон дала ненастоящий. Но я уверен, что фру Далбю ее узнает, если мы устроим вам двоим перекрестный допрос, а вам наденем парик.

– Ну и фантазии у вас!

– Да, мы тут в провинции тоже все время чему-то учимся, хотя и не очень быстро.

– Во всяком случае, у вас, очевидно, полно времени для безумных фантазий.

Эдланд понял, что его попытка пошутить не находит отклика. Глаза у него забегали, он лихорадочно искал выход, как зверь в ловушке.

– Мы мало о вас знаем, Эдланд. Нам даже не известно, настоящее ли это имя. Правда, мы удостоверились, что вы питаете пристрастие к парикам.

– Что?

– От того рыжего парика, который вы носили прошлым вечером в «Виктории», в гостиничном номере осталось множество волос. Мы их изучили.

– И?

– Это совершенно особый парик, ручной работы, высшего качества. Такие не продаются, их заказывают.

– Ну и что?

Валманн взглянул в упор на своего противника:

– Будет нетрудно выяснить, кто заказал именно этот парик, Эдланд. На это потребуется некоторое время, но мы это сделаем. Вы могли бы, разумеется, избавить нас от лишней работы, если бы поняли, что битва проиграна, и сознались, ведь у вас признание на языке вертится.

– Вы сочиняете, господин старший инспектор.

– Вы по-прежнему отказываетесь признаться, Эдланд? Или мне следует называть вас Лив Марит? Лив Марит Скард?

Это имя произвело на Дага Эдланда чудовищное воздействие. Он внезапно стал белым, как полотно, и приподнялся на стуле. Прижав руки к вискам, он кинулся к двери в ванную.

– Проверь, что он там делает! – вскрикнул Валманн.

Рюстен, который сидел ближе всего, вскочил и помчался следом. Валманн расстегнул верхнюю пуговицу рубашки – в комнате стало жарко. Похоже, он выигрывает в этом затянувшемся состязании, но борьба отнимает столько сил. Он и представить себе не мог, что такой чувствительный слабак, как Эдланд, сможет так упорно сопротивляться.

Однако человек, вернувшийся после бегства в ванную, выглядел восстановившим свои силы.

– Он принял лекарство, – объяснил Рюстен. – Две таблетки.

– Вы всерьез думаете, что я имею обыкновение вести себя как трансвестит? – Эдланд вновь был на коне, в этом не было ни малейшего сомнения. Его взгляд стал открытым и ясным, а голос твердым. Он даже одарил следователей широкой улыбкой. – Вы можете как-то подтвердить это безумное обвинение или это просто домыслы?

– Вы хотите сказать, что имеете обыкновение каждый день делать педикюр?

Рюстен задал вопрос вполне спокойным тоном, однако реакция последовала потрясающая. Эдланд застыл, сидя на стуле, как будто в мгновение ока превратился в кусок льда. Затем он с криком упал на пол, поджал под себя ноги и схватился за ступни обеими руками, как будто во что бы то ни стало хотел защитить от полицейских глаз свои ухоженные ногти, покрытые розовым лаком.

37

– Смотри, до чего довели тебя его побои.

Эдланд сидел на диване, завернутый в шерстяное одеяло, и стучал зубами, как будто температура в комнате вдруг упала градусов на десять. Рюстен принес ему чашку растворимого кофе. Его сопротивление было сломлено. Мокрые спутанные волосы висели по бокам головы. Он был похож на только что вылупившегося цыпленка, когда сидел и рассказывал свою историю, выкладывая ее отдельными кусками и перемежая речь приглушенными рыданиями.

– Он меня каждый день насиловал, а потом колотил, говоря, что я его соблазняю и ввожу в грех. Все это постепенно доконало меня. Я чувствовал, как будто раздваиваюсь – одна половинка превращается в никудышную развалину, а другая – в бешеного мстителя. Во мне в общем всегда жили две личности… – Он взглянул на них обоих по очереди, как будто просил о понимании. – Я еще в молодости чувствовал, что в моем теле живет мужчина. Но там, где я рос, такие мысли были невозможны, не говоря уже об их последствиях. Я вырос и стал женщиной, которая вышла замуж. Я надеялся, что со временем все нормализуется. Но этого не случилось. Становилось только хуже. Особенно когда оказалось, что мой муж – сексуальный маньяк и садист. О том, что возможна операция по перемене пола, я узнал, только став взрослым. И когда я через несколько лет набрался мужества и сбежал от него, то боялся, что уже слишком поздно. Здесь, в Норвегии, очень строгие правила на этот счет, я даже и представить себе не мог, как я предстану перед непробиваемой норвежской бюрократией, да мне еще надо было скрывать свою идентичность. Я решился и поехал в «Клинек Ландсмеер» в Нидерландах, где не задают так много вопросов. Операции там делаются как на конвейере. Однако со мной произошел несчастный случай, и мне пришлось пройти длительный и сложный курс коррекционной хирургии в Аскере. Приехав сюда, я был уже на пути к выздоровлению. У меня была новая идентичность. Глядя на себя в зеркало, я мог видеть мужчину. Нож хирурга и гормоны сделали свое дело. Что касается трудностей психологических, то я их до конца еще не преодолел. Лив Марит Скард преследует меня. Иногда во мне просыпается чувство, что я – это она, несчастная женщина с изуродованным телом и разбитой душой, одержимая ненавистью к мужчине, сотворившему со мной все это. С этим я ничего не могу поделать. Лив Марит Скард и Даг Эдланд живут в одном и том же теле. Мой врач говорит, что это классический случай раздвоения личности, но мне от этого не легче. Только лекарства помогают мне – делают меня самим собой по крайней мере на несколько часов. В конце концов, я сдался и подумал, что будет лучше, если я подчинюсь ей и помогу избавиться от этого привидения, которое разрушило наши жизни. Так произошло возвращение к жизни Лив Марит Скард…

Он горько зарыдал.

Затем он взял себя в руки и попытался вновь обрести свою неустрашимую манеру. Он снова поочередно взглянул на обоих полицейских и произнес почти кокетливо:

– Не хотите же вы сказать, что пришли ко мне и разоблачили меня лишь на основе вашей теории о париках и случайно замеченного лака для ногтей?

– Это называется полицейской работой. – Рюстен произнес это довольно убедительно, как будто давал урок в классе молодых новобранцев полицейской школы. – Капля за каплей падает и точит камень.

– Но у нас было кое-что еще. Мы, собственно, пришли, чтобы вас задержать и сфотографировать.

– Сфотографировать?

– Не только с внешней стороны, но и с внутренней, так сказать.

– Потрудитесь объяснить это, старший инспектор.

– Я уверен в том, что рентгеновские снимки покажут следы переломов различных костей, ребер, пальцев и всего остального, которые совпадут с описанием в истории болезни Лив Марит Скард в больнице в Лиллехаммере, где она лечилась.

Эдланд вытаращил на него глаза, и теперь они наполнились слезами.

– Взгляните… – всхлипнул он и вытянул вперед левую руку. И тут Валманн заметил, что указательный палец наискосок вырастает из другого сустава. – Он наступил на него, несколько раз. Врачам не удалось выпрямить палец. – Он прижал руку с изуродованным пальцем к груди и зарыдал.

Позднее, когда Эдланд успокоился и даже немного поспал, а Валманн и Рюстен тем временем шепотом обсуждали, что делать дальше, Валманн прокашлялся и сказал:

– Я вынужден задать вам еще один вопрос, Эдланд. Это будет неприятный вопрос, но мы подумали, что вы предпочтете ответить на него здесь, нежели в комнате для допросов в полицейском участке.

Эдланд только кивнул, измотанный сеансом допроса двумя полицейскими, продолжавшимся с перерывами около двух часов.

– Я должен спросить вас, Эдланд, почему вы убили Карин Риис?

– Карин? – Он вскочил с дивана с таким видом, как будто его сильно укололи иглой. – Разве я убил Карин?

– Успокойтесь. – Рюстен положил ему на плечо свою тяжелую руку. – Вы рассказали нам все остальное, расскажите и об этом.

– Нет, это невозможно! – Он опять зарыдал.

– Если вы откажетесь, то потом, когда вас будут допрашивать эксперты из Уголовной полиции, будет гораздо хуже. Выхода нет. У нас есть доказательства.

– Доказательства?

– Да, доказательства.

– Что это яубил?.. – У него не хватило сил закончить.

Валманн вздохнул, придвинул к себе пластиковый пакет и достал черные ботинки, грязные и неприглядные.

– Это ваши ботинки?

Эдланд отвернулся.

– Так они ваши?

Ответа не последовало.

– Вы должны ответить мне, Эдланд. Нет смысла молчать. Мы нашли их в вашем мусорном мешке. Вы знаете, что мы можем обнаружить биологические следы, доказывающие, что ботинки принадлежат вам. Волокна с ваших носков или малюсенького кусочка кожи будет достаточно. Своим молчанием вы только нам работы прибавите, а себе – неприятностей со следственными органами. Так это ваши ботинки?

– Похоже, что так.

– Они были на вас в тот четверг вечером, когда была убита Карин Риис?

– Я не помню…

– В ваших интересах сказать правду.

– Ну конечно. Да!

Валманн еще раз глубоко вздохнул:

– На этих ботинках были обнаружены следы крови, Эдланд. Крови, принадлежащей Карин Риис. Вы можете объяснить, как ее кровь попала на ваши ботинки?

Эдланд затих на несколько секунд, а затем прошептал:

– Я… я солгал вам… – Он говорил еле слышно. – Я стоял около двери, и заглянул внутрь, и увидел, что она там лежит… И тогда… тогда…

– Что тогда?

– Я вошел, а потом… потом, должно быть, испачкал ботинки в крови.

– Характер нанесенных увечий говорит о том, что ее, скорее всего, забили насмерть ногами.

– Нет!

– Именно так. Скорее всего, будет доказано, что на нанесенных ей ранах отпечаталась форма этих ботинок. Мы уже взяли пробы, которые наверняка покажут остатки волокон и волос…

– Прекратите!

– Вы больше ничего не хотите сказать нам?

Эдланд еще сильнее завернулся в шерстяное одеяло, медленно лег на бок и поджал под себя ноги. Он дрожал так сильно, как будто никогда в жизни уже не согреется.

– Это была она…

– Вы хотите сказать, что ее убила Лив Марит Скард?

– Да… – прошептал он. Затем он внезапно вскочил и закричал: – Нет, это неправда! Это был я… Я не знаю… – И он снова упал на диван.

– Попробуйте рассказать нам, как это случилось.

Еще одна длинная пауза. Эдланд лежал тихо, и было слышно, как он дышит. Потом он вдруг начал рассказывать, сначала неуверенно что-то бормоча, затем громче и отчетливей. Наконец он встал перед полицейскими с искаженным лицом, дрожа всем телом и отчаянно пытаясь объяснить им то, чего сам не мог понять, чего никто никогда не смог бы объяснить должным образом.

– Я увидел их там… – начал он. – Когда я подошел к дому на улице Фритьофа Нансена, он был внутри, Скард. Он наказывал ее своим особым образом. Он насиловал ее там, в передней, спереди, сзади, и потом бил ее. Он заставлял ее делать отвратительные вещи, извращенные. Я узнавал их. Онаузнавала, Лив Марит… Это узнавание…Было совершенно невыносимо стоять и смотреть на то, что происходит перед моими глазами! Я захотел помочь ей, я должен был это сделать. Но меня словно парализовало. Я превратился в нее, вы понимаете? Я вернулся, я снова был в ее роли! В роли пассивной, избиваемой женщины, которая могла только лежать, стонать и принимать побои. Я почувствовал, как начинается приступ. Когда голова раскалывается, все возможно. Таблеток у меня с собой не оказалось. У меня не было ни мужества, ни сил двинуться с места. Закончив, он оставил ее лежать на полу, как забитую скотину, и ушел. Выскочил через заднюю дверь из кухни, как крыса. Я притаился за перилами лестницы, и он меня не заметил. Не знаю, как долго я так сидел, а голова болела все сильней… Когда я вновь заглянул в дом, она уже пришла в себя. Она была на ногах и наводила порядок, расставляла мебель, поправляла ковер. Наводила порядок после него! После того, как он ее насиловал! Маленькая прилежная домохозяйка делала то, чего ожидал от нее муж! Моя дражайшая Карин, первая женщина, с которой я испытал радости сексуальной жизни как мужчина, она была полностью в его власти. Она делала все точно так же, как Лив Марит годами, плачущая и истекающая кровью, чтобы ему не к чему было придраться, когда он вернется. Она превратилась в Марит, старший инспектор! Она стала Лив Марит Скард. И эта мысль была невыносима!

Он на секунду замолчал, будто собирался с силами.

– И тогда я вошел и попросил ее остановиться. Попросил ее позвонить в полицию и заявить на него. Я был вне себя, я кричал и ругался. Она испугалась. Просила меня прекратить. Но остановить Лив Марит Скард было невозможно. Тогда Карин начала кричать, оскорблять меня. Вся в крови, избитая и сломленная, такая, какой была я в моей прошлой жизни…

Затем слова его стали отрывистыми и почти бессвязными:

– И тогда я напал на нее… Должно быть, так все и было… Я годами пытался стереть Лив Марит Скард из моей души, а тут она возродилась и вновь стояла передо мной… Вся избитая и в крови, и она защищалаего! Головная боль ослепила меня…

Эдланд снова свернулся на диване и зарыдал. Прошло время, прежде чем он вновь обрел дар речи.

– Я пришел в себя уже на Гревелёкка. Я точно не помню, что сделал. Я, конечно, что-то предполагал, поэтому долго стоял в душе, помыл полы, мною овладела прямо-таки мания все убрать и вымыть. А потом я отключился, приняв несколько сильных таблеток. Но я не думал, что все так серьезно, прежде чем… полиция не появилась у меня на пороге на следующий день.

Даг Эдланд замолчал. Он, казалось, успокоился и протянул дрожащую руку за чашкой остывшего кофе.

– Так оно и было, старший инспектор. Так умерла Карин Риис. Убитая нами троими – Агнаром И. Скардом, Лив Марит Скард и мной. – Он положил голову на спинку дивана и уставился в потолок. Слезы катились по его лицу и попадали в складки около рта. – И что теперь со мной будет, старший инспектор, как вы думаете?

Ответил ему Рюстен:

– На этот вопрос ответ будут искать судмедэксперты, Эдланд. На вашем месте я бы не задумывался сейчас над этим. Сообщите нам, когда вы будете готовы идти с нами в полицию. Попробуем найти вам уютную камеру.

– Только чтобы не попасть в одну камеру с ней, – пробормотал он. Затем он взял себя в руки. – Мне надо, во всяком случае, взять с собой приличную одежду, – сказал он. – И туалетные принадлежности. Вы, надеюсь, дадите мне время немножко разукраситься? – Он задиристо улыбнулся Валманну. – Вот старшему инспектору есть чему поучиться, чтобы выглядеть на все сто. Ведь он в принципе красавец парень, разве нет?

– Ну конечно, – ответил Рюстен, усмехаясь. – Но я не очень-то уверен, что он сам это понимает.

38

– Трое убийц? – задумчиво произнесла Анита. Они сидели на диване, держа в руках по стакану красного вина, а между ними стояла ваза с попкорном. – Один человек с раздвоением личности, которого можно считать за двоих, и психопат-извращенец. Ну а четвертый кто?

– Четвертый?

– Как далеко вы, собственно говоря, продвинулись в поисках человека, убившего Лилиан Петтерсен? Эдланд и в этом собирается признаться? Или это сделал Скард? Или же мистический незнакомец, ну, к примеру, свихнувшийся клиент?

– Это сделал Скард.

– У тебя есть доказательства?

– Скажем так, я кое-что нашел в его квартире, что окончательно убедило меня в моей правоте. – Он достал пластиковую карточку, обнаруженную им на письменном столе Скарда, и протянул ей. Это был значок с булавкой для крепления к отвороту пиджака. – «Конференция союза учителей, преподающих предмет „Мировоззрение“». Он наверняка был членом этого союза и без труда обзавелся доступом на конференцию. С этой карточкой он мог свободно бродить по гостинице «Виктория».

– Да, но это не доказывает, что он ее убил.

– Доказательство мы получили сегодня от Кронберга. Он занялся мобильником Лилиан, вернее, тем, что от него осталось, и знаешь, что он там обнаружил? Отчетливое изображение проповедника Скарда в этом гостиничном номере со спущенными штанами и лицом, искаженным похотью.

– Она его сняла на мобильник?

– Очевидно. Может быть, просто шутки ради. А может, чтобы иметь материал для шантажа – ведь она уже была наслышана о его эскападах.

– Но ему это не понравилось.

– Видимо, поэтому он и раздавил мобильник. А поскольку он не очень-то разбирался в электронике, то не догадался уничтожить СИМ-карту. Кронбергу всего полчаса понадобилось, чтобы увеличить изображение и получить снимок нагого миссионера, готовящегося занять свою излюбленную позу…

– Фу, какая гадость.

– Во всяком случае, эта гадость сейчас является украшением на стене нашей лаборатории.

– А потом он ее задушил?

– Я полагаю, что это доставило ему не меньшее удовольствие, чем половой акт. Такой он был человек.

– Ты чего молчишь? – произнес он через некоторое время.

– Читаю.

– Что это?

– Туристическое приложение к «Афтенпостен».

– Ну и?

– Ну, я подумала, что это дело, весь этот ужас, окончательно уничтожили рождественское настроение. Во всяком случае, для меня.

– А я никогда не любил Рождество.

– Вот я как раз и смотрю, куда уехать.

– Неплохая идея! Ты подумала про Испанию?

– Лучше на Сейшельские острова.

– О Боже! Тебе что, зарплату повысили?

– Ну… – Она помедлила с ответом и интригующе улыбнулась. – Можно сказать, что повысили.

– Говори же, не томи… – Он схватил ее за ногу и потянул к себе.

Она пропищала:

– Я скажу, скажу! Меня повысили в должности.

– Да?

– Это был второй вопрос, о котором Моене со мной говорила в тот вечер, когда она позвонила. Меня наметили на должность инспектора полиции. Сразу после Нового года.

– Поздравляю!

– Как я уже говорила, Моене меня любит.

– Пожалуйста, больше никаких намеков на двусмысленные отношения.

– Не волнуйся. – Она забралась к нему под мышку и показала фотографию с райского острова. – Так что я решила пустить первую зарплату на роскошное путешествие.

– А почему Сейшелы?

– Теплый ветер, бесконечные пляжи, никакой рождественской еды, а только свежие фрукты каждый день. Можно снять пальмовую хижину на пляже. Подумай только, скинуть с себя всю эту зимнюю одежду!

– Если дело только в этом, то можно начать здесь и сейчас…

– Только после того, как ты скажешь «да».

– Я не реагирую на вымогательства.

– А мне кажется, реагируешь. Я это отчетливо чувствую. Я пойду за мобильником…

– Прекрати!

Он схватил ее за локти, и она упала на него. Ваза с попкорном упала на пол.

– Сейшелы!

– Ну, хорошо, Сейшелы. Если только поездка будет этого стоить.

– Не волнуйся, дорогой. Я долго терпела и экономила…

И Анита стала показывать ему, чтоона сэкономила.