Текст книги "Поздние последствия"

Автор книги: Кнут Фалдбаккен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

9

Анита Хегг никак не могла побороть неприятное ощущение, когда они с Виком сидели в свободном, предоставленном в их распоряжение кабинете и листали папки с делами пятилетней давности. Она хорошо помнила, как сильно ее увлекло дело об исчезновении женщины, и удивлялась собственной реакции, которая воскресла в памяти. Она тогда была абсолютно убеждена, что Агнар И. Скард убил свою жену. Однако никаких улик против него не обнаружили. Скард был типичным человеком привычки. Исчезновение жены, ее поиски и постоянные допросы в полиции заметно его напугали, но в общем и целом он продолжал жить по заведенному распорядку: ходил на работу и жил, так сказать, по часам. Это явствовало из показаний свидетелей и различных наблюдений. Его дом, машина, сад и ближайшие окрестности были прочесаны, одежда, ковры и мебель внимательно изучены – и все это с нулевым результатом. Он оставался чрезвычайно любезным и шел навстречу полиции, хотя ее действия, разумеется, являлись грубым вмешательством в его личную жизнь. Мало того, он сам замучил полицию звонками и вопросами, нет ли новостей. Словом, он прекрасно играл роль впавшего в отчаяние супруга. На допросах он все время повторял, как пришел домой после последней лекции в школе Нансена и не обнаружил жены дома. Обычного идеального порядка не было в помине, ящики комода выдвинуты, дверцы шкафов открыты, одежда валялась на кровати и на полу, туалетные принадлежности разбросаны в ванной, на кухне грязные тарелки в мойке и сгоревший пирог в духовке. Все это свидетельствовало о том, что Лив Марит покинула дом внезапно и в полном смятении духа. Это случилось всего через несколько дней после того, как она, всхлипывая, стояла в полицейской дежурке со ссадинами на лице и синяками на теле и подавала заявление на избившего ее мужа. Однако Скарда никто не поймал на лжи или противоречивых утверждениях. И никаких следов пропавшей женщины так и не обнаружили. Были допрошены работники железной дороги, водители автобусов и такси, но никто не смог вспомнить пассажира, походившего по описанию на Лив Марит Скард. Да у нее и не было особых примет, если не считать царапин и ссадин после избиения.

Анита Хегг вздохнула и подняла взгляд на полосу серо-голубого неба, видневшегося из окна тесной комнаты. Напротив нее сидел Лейв Вик и листал папку с документами, проявляя заметно меньше рвения, чем его коллега.

– Лежит небось на дне озера Мьёса, – произнес он. – Или где-нибудь там наверху на горной пустоши.

Анита не стала объяснять этому южанину, что «там наверху» называется «на холмах», а не «на пустоши». Ведь мысль была ясна: местность вокруг Лиллехаммера представляла собой главным образом горные пустоши, крутые поросшие кустарником холмы, порой труднопроходимые, где можно спрятать труп так, чтобы его никогда не нашли, во всяком случае, если преступник мало-мальски ориентировался на местности.

В дверь постучали. Эстер Фладму вернулась из своей инспекционной поездки и поинтересовалась, о чем с ней хочет побеседовать небольшая делегация из Хамара. Обе женщины-полицейские хорошо помнили друг друга по работе над делом Скарда, хотя они и не были близкими подругами. Анита отметила про себя, что Эстер, которая была на несколько лет старше, поправилась, обзавелась очками в золотой оправе, золотым кольцом на пальце и проседью в волосах.

– Так ты больше не работаешь с уголовными делами?

– Я сдалась пару лет тому назад. Стало трудно. Слишком много мерзости каждый день. Слишком много прекращенных дел. Слишком много заведомых негодяев на свободе, опасных, больных мерзавцев… – Эстер Фладму быстро потеряла облик уравновешенного следователя по вопросам экономики.

– Мы как раз пытаемся добраться до одного из них, Агнара И. Скарда. Ты его помнишь?

Эстер хорошо его помнила и с интересом выслушала рассказ Аниты об убийстве в Хамаре.

– Так вы думаете, что это мог быть он?

– Он – наш главный подозреваемый. Признайся, что он вполне подходит на эту роль.

– Даже очень. За исключением одной детали: Агнар И. Скард стал верующим.

– Верующим?

– Полная смена образа. Благочестивый христианин. Наши сотрудники продолжали следить за ним и после прекращения дела. Через полгода после исчезновения жены он совсем свихнулся. Попал в психушку. А потом переехал, и последнее, что я о нем слышала, – он стал проповедником.

– Это чистый блеф!

– Да, но мастерски проделанный.

– Точно так же, как номер со скорбящим супругом.

– Но мы же не знаем… – Эстер Фладму покачала головой. – В таких делах часто происходят вещи, которые кажутся абсолютно нелогичными. Они и есть нелогичные, и именно это делает дела о семейном насилии такими неприятными. Все лгут. Все что-то скрывают. Кажется, что у всех совесть нечиста. Ты можешь припомнить развод, который был бы простым и легким?

Анита покачала головой. Она подумала о своей подруге Биргит и конфликте, в который та попала. Вспомнила также и свой печальный опыт.

– Я схожу за кофе, – предложил Вик. Будучи молодым и неженатым, он вдруг почувствовал себя лишним в этой компании.

– Я называю это душевным насилием. – Эстер уселась на стул Вика и продолжила разговор таким тоном и с таким выражением лица, как будто они сидели в темном уголке злачного бара. – Насилие над тем, кто открывает тебе свою душу, кто от тебя зависит. Твоим ребенком. Супругом. Возлюбленным. В конце концов меня стало тошнить от всего этого. Я словно увязла в тине. Даже не знаю, что было хуже всего – ложь, обман и психологический террор или применение физической силы. Пару лет назад у нас появилось пренеприятнейшее дело. Социального работника обвинили в злоупотреблении своим положением. Консультант для клиентов, можешь себе представить? Даже женщин в кризисном центре он ухитрился использовать, предлагая им услуги, выходящие за рамки обычного, в обмен на секс.

– А что за услуги?

– Да разные вещи, помощь в получении медицинских справок, кратчайший путь для получения пособия, лекарства и даже обретение новой идентичности.

– И как он это делал?

– Он был тот еще жук. Очевидно, имел связи. Откуда мне знать?

– И его не посадили?

– Он попался на двух случаях подделки документов. Никакого насилия или домогательства. Получил условный срок. Как раз после этого я и перешла в экономический отдел.

– И вышла замуж?

– Вернее сказать, отказалась от борьбы. Мой муж – славный парень, работает в туристическом бизнесе. В нашем городе на это очень большой спрос. А кроме того, это значит, что он часто в отъезде.

– А дети?

– Нет. Никогда, – ответила Эстер. – А ты как?

– Спасибо, хорошо, – ответила Анита, слегка смущенная тем, что ее личная жизнь вдруг стала предметом разговора. – Живу с одним парнем, он тоже в полиции работает. У нас все хорошо. Детей нет, пока еще… – Она замолчала и почувствовала, как краснеет, хотя знала, что все это сущая правда. У них с Юнфинном все было хорошо. По-настоящему хорошо. Но ей показалось, что в данной ситуации неуместно разглагольствовать о личном счастье.

– Кофе? – Лейв Вик появился в дверях, держа на одной руке поднос с тремя чашками кофе, а другой открывая дверь.

Обе женщины взглянули на него и не ответили.

– Извините. Я только спросил.

10

Ему все-таки это удалось! Нарушить мой душевный покой! Чудесное равновесие между надеждой и унынием. То хрупкое здание, на сооружение которого у меня ушло пять лет, фундамент новой жизни. Зашаталась вера в будущее.

Как я старалась высвободиться из тьмы прошлого! Как цеплялась за надежду на то, что у меня есть будущее – спокойная уравновешенная жизнь и – смею ли я надеяться – «счастье»!

Надежда. Она постепенно росла и крепла после моей встречи с ней, этой новой женщиной, его сожительницей, от которой он уехал. Она произвела на меня такое сильное впечатление, что я снова могу мечтать.

Я узнала об убийстве из газеты. Несмотря на шок и душевное смятение, я почувствовала, что самое страшное – не тот жестокий факт, что она мертва. Самое страшное состояло в том, что я знала, что это должно произойти и даже каким образом. Я уже несколько недель ощущала постоянный страх, как будто невозможность ее положения стала кровоточащей раной моей нервной системы. Я чуяла опасность, ибо я зналаего – его бешенство, жажду власти. Знала, что Агнар И. Скард никогда не простит женщину, обманувшую его и лгавшую ему, пытающуюся избавиться от его давления. И каким бы несчастным и униженным он ни стал после срывов и разочарований последних лет, он не мог измениться. Измениться по-настоящему, по сути. Уж слишком он был болен духом для этого. Я даже предвидела все ужасные детали: он не только лишил ее жизни, но и жестоко избил, изуродовал ее тело, как будто хотел стереть ее с лица земли! Женщина, восставшая против его болезненных претензий, не заслуживала существования на этой земле.

Именно так я себе это и представляла. Так оно и должно было произойти! А самая страшная и невыносимая мысль состояла в том, что я чувствовала себя вовлеченной в это дело, частью этой трагедии. Ведь это мнеудалось сбежать от него тогда. Именно меняон так и не смог найти, привлечь к ответственности и излить на мне свою злость. Именно мнеон сейчас мстил, когда преследовал, избивал и убивал других женщин. Мне было совершенно ясно: если бедняжка Карин Риис была его первой жертвой, то вряд ли она останется последней.

Я, которая так долго работала над собой, чтобы отбросить ненависть и мысли о мести, ощутила, что одержима одной только мыслью – он должен быть обезврежен, должен исчезнуть как постоянная угроза для женщин. Короче говоря, уничтожен.

И сделать это призвана именно я.

11

Посещение полицейского управления в Лиллехаммере имело по крайней мере один положительный результат: рождение одной идеи и появление еще одного имени в этой связи.

Анита Хегг попросила Вика сесть за руль, а сама взялась за телефон. Человека, с которым она хотела поговорить, на работе не было. Он позвонил утром и сказался больным. В социальном управлении Лиллехаммера свирепствовал грипп. Поскольку Анита сказала, что звонит из полиции, ей дали адрес и телефон. На звонок никто не ответил, так что она попросила Вика развернуться и ехать снова на юг, в поселок Муельв, находившийся на расстоянии получасовой езды по шоссе Е6.

По дороге Анита обдумывала свою идею. Может, это чистой воды вымысел? Натянутая гипотеза? Бегство от всех нерешенных и кажущихся неразрешимыми вопросов вокруг судьбы Лив Марит Скард? Во всяком случае, эта идея опрокидывала ее теорию насчет того, чтослучилось с этой несчастной женщиной. Раз уж идея возникла, отделаться от нее было невозможно. Что она собой представляет – тупик или прорыв?

Толчком для возникновения идеи послужила реплика Эстер Фладму об обвиненном в подлоге документов социальном работнике, который помогал женщинам в кризисном центре составлять заявления на социальные пособия, доставать рецепты на лекарства, а также оказывал содействие в обретении новой идентичности! Может быть, Лив Марит оказалась одной из этих женщин?

Вероятность того, что она просто-напросто сбежала от своего мужа, как он и утверждал все время, разумеется, также рассматривалась. Были разосланы запросы по всем обычным каналам, однако полное отсутствие ответов только усилило подозрение в убийстве, совершенном супругом, и полиция сделала упор на эту сторону расследования. Что, если они все-таки ошиблись и Лив Марит действительно сбежала и живет сейчас где-то под другим именем? Под именем, полученным через социального работника в кризисном центре в Лиллехаммере? Эта мысль вселяла оптимизм, но вместе с тем вызывала раздражение. Никак не хотелось отказываться от первоначальной версии о том, что именно Скард, по всей видимости, убил свою жену.

Квартира Бернта Квислера находилась на втором этаже одного из двухэтажных офисных зданий, расположенных вдоль прямой как стрела главной улицы, разделявшей поселок Муельв на две части. Дверь открыли после третьего звонка, и Анита сразу же поняла, что Бернт Квислер действительно болен. Перед ней предстала небритая физиономия со слезящимися глазами и большая бесформенная фигура, завернутая в махровый халат, который когда-то был белым и, видимо, висел в номере дорогой гостиницы. В руке Квислер держал носовой платок. Согласно информации, полученной Анитой, ему было тридцать восемь лет, он развелся с женой и приехал из Аскима. Весь этот образ как-то не вязался с репутацией «пройдохи и ловкача», о которой говорила Эстер.

– В чем дело?

Анита объяснила, что они из полиции.

– А что, это дело подождать не может? Вы же видите, я нездоров.

– К сожалению, нет. Мы занимаемся расследованием и полагаем, что вы располагаете сведениями, которые нам помогут.

– У меня нет никаких дел с полицией.

– Мы это знаем.

– О каком расследовании идет речь?

– Дело об убийстве.

Лицо Квислера, и без того землистого цвета, стало мертвенно-бледным.

– Я не желаю быть замешанным в деле об убийстве!

– Речь вовсе не о вас, а о вашем бывшем клиенте.

– Тогда я не имею права разглашать служебную тайну.

– Разумеется. А нам и не нужны никакие подробности. Ответьте только на один простой вопрос. Не помните ли вы, что помогли некой Лив Марит Скард получить новую идентичность пять лет тому назад, когда она была клиентом кризисного центра в Лиллехаммере?

Квислер сделал вид, что раздумывает и вспоминает, однако Анита успела заметить легкий блеск в его глазах, прежде чем он отвернулся.

– Лив Марит Скард… – повторил он.

– …которая сбежала от мужа пять лет тому назад, – вставила Анита.

– Если она сбежала и хотела получить новую идентичность, то она, вероятно, не называла своего истинного имени ни мне, ни кому-нибудь другому. – Его губы сжались в жалкую улыбку, давая понять, что своим удачным ответом он хочет положить конец дальнейшим вопросам.

– Продолжайте, Квислер. Мы знаем, что вы помогали клиентам в кризисном центре и содействовали некоторым в смене идентичности. За определенное вознаграждение.

– Это дело закончено. – Квислер снял руку с дверной ручки и выпрямился. – Меня оправдали по этому пункту и по большинству других тоже. Я бы не хотел, чтобы представители власти преследовали меня в добавление к тому, что мне уже пришлось пережить… – Его протест потонул в приступе кашля.

– Как я уже сказала, дело касается не вас, Квислер, а Лив Марит Скард. Она, скорее всего, была измучена, когда обратилась к вам. У нее были ссадины и синяки от побоев. – Анита продолжила чтением разосланного пять лет назад циркуляра с приметами пропавшей Лив Марит Скард. – Нам очень хотелось бы ее найти.

Квислер стоял у раскрытой двери, и его слегка покачивало, как будто он вот-вот потеряет сознание. Вероятно, он просто собирался с мыслями.

– А если я скажу, что помог ей тогда, то меня привлекут?

– Это вовсе не обязательно. Так вы ее помните?

– Пять лет – долгий срок. Но мне кажется, что помню. Если я не ошибаюсь, то она выглядела совершенно подавленной, когда обратилась в кризисный центр.

– И вы решили ей помочь?

Его объемная фигура вновь закачалась.

– Знаете, не так-то легко вспомнить все детали.

– Но у вас же есть, должно быть, картотека.

– Да, но не для всех видов деятельности, если можно так сказать… – Квислер скривил рот в усмешке.

– Но вы помогли ей?

– Как я уже сказал, вполне возможно.

– Я одного не могу понять: почему ни вы, ни кто-то другой не заявили о ней в полицию, когда мы объявили о том, что она пропала без вести?

– Из тех, кто обращается в кризисный центр, многие хотят считаться «пропавшими без вести», – пробормотал Квислер и разразился новым приступом кашля. – Они приходят и называются фальшивым именем. И мы им не устраиваем паспортный контроль, когда они стучатся в дверь. У многих вообще нет документов. А некоторые вообще в пижаме приходят…

– Так было и с Лив Марит Скард?

– Не знаю, меня ведь там не было. Меня вызывали только для консультаций. Я контактировал со многими дамочками в кризисном центре… на профессиональной основе. Я уже не помню каждую в отдельности.

– Поскольку все они находились в чрезвычайно трудном положении и этим можно было легко воспользоваться?

– Послушайте… – Квислер сделал еще одну попытку выпрямиться. – Я ведь уже сказал вам, что в обвинении об этом не было ни слова. Если я и сделал что-то выходящее за рамки правил, то это были мелочи, и только чтобы помочь им, дамочкам, не правда ли? Но вам такого не понять. – И он бросил на нее взгляд, который ясно говорил, чтоон думает о молодых женщинах в полицейской форме. – Все, что они там говорили на суде, – только слухи и попытки полить меня дерьмом. – С этими словами он прошелся носовым платком по своему носу.

– Далеко не все так думают… – не унималась Анита.

– Я считаю, что наша беседа закончена. Не хочу разговаривать с негативно настроенными людьми. – Квислер схватился за ручку двери, собираясь закрыть ее.

– А что, так легко дать человеку новую идентичность? – спросила Анита, частично чтобы потянуть время и частично из любопытства.

– Это не совсем так… – Квислер удрученно покачал головой, но дверь не закрыл. – Ведь я-то не могу никого снабдить новой идентичностью. Я могу только организовать документы на другое имя, которые выглядят как настоящие. С таким документом можно продержаться некоторое время. Но если нужен идентификационный номер и все остальное, то надо забираться выше. Это также возможно… – На его лице вновь изобразилось подобие улыбки. – Если знать, куда обратиться. Но сейчас мне пора обратно в постель, ребята. Мне вредно тут на сквозняке стоять.

– Забавный парень. – Вик вырулил обратно на шоссе Е6.

– Во всяком случае, он ничего не отрицает.

– Хотя и не очень разговорчивый.

– Но я получила-таки ответ на самый главный вопрос.

– И какой же?

– Что Лив Марит Скард побывала в кризисном центре в Лиллехаммере, что она жива и, очевидно, живет под другим именем.

– И как это увеличивает или уменьшает подозрения в отношении Агнара Скарда по нашему новому делу?

– Вот я как раз об этом и думаю, – ответила Анита. – И должна признаться, что боюсь ответа на этот вопрос.

12

Энг и Валманн взяли такси от аэропорта Вэрнес до центра Тронхейма. Было половина седьмого. Валманн подумал, что налоговый инспектор Натан Бломберг, вероятно, уже вернулся домой с работы. Его адресом он успел обзавестись и решил не предупреждать председателя общины о своем визите, поскольку визит этот был не совсем обычным.

Дом Бломбергов находился в конце небольшого тупика. Это был старый деревянный особнячок в районе, где вся застройка состояла из похожих домов. Однако жилище Бломбергов казалось серым, обшарпанным и покинутым по сравнению с соседским домом, старая обшивка которого была выкрашена в яркий цвет, а стоящие рядом велосипеды и санки оживляли участок. Дул легкий ветер, пахло морем и сыростью, почти весь снег растаял, а оставшиеся грязноватые комья придавали неухоженному садику перед особняком неряшливый вид. Наступившие сумерки не скрывали этого мрачного впечатления. На участке не было ни гаража, ни припаркованного автомобиля. Ворота висели на одной петле, которая заскрежетала, когда Валманн отодвинул створку, чтобы войти, и начал подниматься на крыльцо.

– Не собирайте себе сокровищ на земле, [14]14
  Мф. 6,19.


[Закрыть]– пробормотал Энг, отставший от него на два шага. – Я всегда думал, что пятидесятники знают толк в деньгах. Собирают пожертвования и все такое и уклоняются от налогов.

Звонка не было. Валманну пришлось постучать несколько раз, прежде чем внутри послышались шаги. Зажегся свет на крыльце. Дверь приоткрылась, и показалось лицо женщины со следами былой красоты. Сейчас ее лицо было морщинистым, посеревшим и усталым.

– Да-а?

Валманн представил себя и коллегу и спросил, могут ли они поговорить с Натаном Бломбергом.

– Его нет дома.

– А где он?

– Он в доме общины, готовит все для сегодняшней встречи.

– Так у вас встречи и в середине недели тоже?

– Раз в две недели. Встреча для беседы и панегирик. – Вопреки всем ожиданиям, связанным с мрачным видом этой женщины, на ее лице вдруг появилась дружелюбная улыбка. – Может быть, вы зайдете и подождете его? Он должен скоро вернуться.

– Спасибо, мы не хотели бы вас беспокоить.

– Вы меня вовсе не побеспокоили, наоборот, я буду рада.

С этими словами женщина распахнула дверь. Она была высокого роста, с широкими бедрами, в просторных мужских домашних туфлях и фартуке, какой носили женщины, когда Валманн был еще мальчишкой. Грязные светлые волосы, собранные в пучок на затылке, и полное отсутствие косметики на лице делали ее старше своих лет. Но улыбка была настоящей и сердечной.

– Заходите. У нас сегодня такая радость, так что хочется поделиться с кем-то.

Да, нечасто стражей закона встречают такими словами, подумал Валманн, пока они с Энгом входили в прихожую.

– А что за радость? – Валманн попытался поддержать разговор. Им с Энгом следовало бы, собственно говоря, сесть в такси и мчаться в дом общины, чтобы наконец поговорить с Бломбергом, однако, возможно, беседа с его женой тоже даст им что-то интересное. Кроме кофе и пирожных.

Он осмотрелся в гостиной со старомодной мебелью, освещаемой только торшером, который стоял в углу около залатанного стула. Все выглядело чистым, убранным и немного потертым.

– Наша дочка вернулась домой, – прозвучал внезапный ответ. – Располагайтесь, а я пока поставлю кофе.

– Дочка вернулась? Это звучит очень… – Валманн и Энг остановились посреди комнаты.

– Мы целый месяц не имели от нее никаких вестей, а сегодня днем она позвонила! – взахлеб произнесла фру Бломберг. – Мы так переживали и ждали… ждали самого худшего. У нее и раньше были трудности, у нашей дочурки. Много опасностей подстерегает молодых людей в наши дни. Мы молились за нее…

– Вы знаете, откуда она звонила?

– Из Левангера! – Фру Бломберг произнесла это таким торжественным тоном, будто речь шла о Земле обетованной.

– Фру Бломберг… – Валманн решил, что настал момент сообщить хозяйке о цели их посещения. – Мы пришли, чтобы поговорить с вашим мужем и вами именно о вашей дочери и ее связи с неким Агнаром Скардом. Агнаром Ильей Скардом.

– Братом Ильей?

– Нам стало известно, что у нее довольно близкие отношения с этим проповедником.

Глаза фру Бломберг забегали.

– А что в этом плохого?

– Мы надеемся узнать это от вас и вашего мужа.

– Да, видите ли… Мы ведь тоже все неправильно поняли. Мы были ослеплены. Мы не могли согласиться с тем, чтобы молодая девушка проводила все свое время с таким мужчиной.

– Таким? Что вы имеете в виду?

У фру Бломберг на глаза навернулись слезы.

– Я знаю, что он покаялся в своих грехах и получил прощение. Он самолично рассказывал об этом в нашей общине. Но все же… Нашей Агнете так трудно пришлось со всеми этими мужчинами. А брат Илья признался, что все еще чувствует плотские желания в своем сердце и ежедневно борется с дьяволом!

– Аминь… – пробормотал Энг и отвернулся, чтобы она не увидела, что он с трудом сохраняет маску приличия на лице.

– То есть вы опасались, что между ними любовная связь? Это вы хотите сказать?

– Мужчины всегда с вожделением смотрели на нашу Агнете! – Ее голос задрожал. – Мы пытались дать ей хорошее воспитание. Рассказывали ей о плотских желаниях, дьявольских соблазнах и о благопристойной жизни. Но у нас ничего не получилось. Наши слова не доходили до нее. Она отвернулась от нас, будучи еще совсем юной.

Фру Бломберг остановилась около буфета, на котором по обе стороны фотографии в рамке стояли два высоких подсвечника. С фотографии смотрела красивая молодая девушка с лентой в темных локонах и серебряным крестиком на шее. Вся композиция напоминала алтарь, воздвигнутый в честь Агнете – погибшей для родителей. До телефонного звонка.

– И что, теперь она отвернулась от брата Ильи?

– Мы как раз этого и боялись! Что нам было думать? Мы же слышали, что они жили под одной крышей.

– А теперь вы больше не боитесь?

– Нет, после того, как она позвонила и рассказала, как он ее наставлял. Она поехала вместе с ним, чтобы посетить две общины в Левангере. Там на нее снизошла милость Господа, и она покаялась в грехах своих. Они стояли вместе и свидетельствовали. Она рыдала в телефоне. Вы не представляете, какая радость… – Фру Бломберг отвернулась, чтобы скрыть слезы. – Минуточку, сейчас будет кофе! – вскрикнула она, исчезая на кухне.

– Аллилуйя! – тихо запел Энг.