Текст книги "Источник судеб"

Автор книги: Клайв Леннард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

– Не одну цепь им перепилил, – сказал он, – потихоньку-полегоньку, в тюрьме спешить некуда.

– Зато у нас времени, кажется, в обрез, – сердито ответил Конана.

Он справился, наконец, с ножными кандалами и смог встать с лавки. Выдернуть кольца, державшие цепи Бандероса и Сантидио, оказалось делом недолгим. Правда, желтозубый все равно не мог покинуть свое сидение: его ножные оковы тоже были пропущены под дубовой доской. Киммериец отдал ему пилку, взобрался по деревянным сходням и попробовал открыть верхний люк. Люк, как и предупреждал Бандерос, оказался запертым снаружи.

– Когда приносят еду? – спросил Конан.

– Утром и на закате, – ответил Сантидио.

– Надеюсь, нас не забудут сегодня покормить.

Конан снова выглянул в отверстие. Солнце уже село, исчезли огненные блики, море из лазоревого стало темно-синим, в небе загорались первые звезды. Высокий берег темнел теперь всего в полете стрелы от борта диеры, отделенный от корабля бурунами и брызгами разбивающихся о камни волн. Вдруг открылась узкая горловина залива, и киммериец увидел скользнувший туда красно-белый парус: дракар стремительно мчался в проход между скалами, взмахивая, точно крыльями, рядами длинных весел. «Дочь морей» прошла мимо горловины, плавно забирая к утесу, высившемуся справа от входа в бухту. На его вершине что-то темнело. Поначалу киммерийцу показалось, что это покосившееся дерево, но, приглядевшись, он понял, что видит огромного трехглавого идола, простирающего к небесам кривые руки с вершины скалы. Гребцы по левому борту затабанили весла, диера повернула носом к берегу, потом раздался лязг кабестанов, звонкий плеск упавших в воду якорей – судно застыло, легко покачиваясь на волнах.

– Кром! – варвар отпрянул от весельного отверстия. – Капище Треглава! Дракар вошел в залив, а Отгар, похоже, собирается высадиться за утесом и обойти пиктские укрепления с тыла.

Топот ног по верхней палубе, лязг оружия, скрип канатов, опускавших шлюпки, подтвердили его догадку.

– Неужели ванир действительно рассчитывает найти там сокровища? – подал голос Сантидио.

– Кто его знает! Но если Арэль уже на жертвенном ложе, он снова может попасть в плен, и тогда все пойдет по второму кругу. А это значит, он не станет Амруном детей Богини Банну, в Аквилонии два Конана примутся оспаривать друг у друга трон или случится что-то еще более страшное…

– Не понимаю тебя, – растерянно сказал дон Эсанди.

– Я сам многого не понимаю. Знаю только, что мы должны выбраться отсюда и помешать ванирам проникнуть в святилище под скалой. Сделаем так: я сяду на свое место, а ты позови караульного, скажи, что капитан умирает и ему нужен глоток вина. Дальше – моя забота.

Варвар уселся на лавку, слегка воткнув гвозди с железными кольцами в их прежние гнезда, чтобы не вызвать подозрений стражника. Сантидио поднялся к верхнему люку и принялся колотить в него наручниками. Через некоторое время в отверстии на потолке трюма показалось усатое лицо и грубый голос осведомился, какого морского беса пленники подняли шум. Дон Эсанди попросил вина для умирающего и услышал пожелание сдохнуть вместе с проклятым Бастаном.

– Никак это Кассий по прозвищу Вонючка! – крикнул со своего места Бандерос. – Что ж ты не отправился со всеми за сокровищами?

– Не называй меня Вонючкой! – взвизгнул усатый. – Капитан Отгар обещал все разделить по-справедливости, когда перебьет пиктов и вернется.

– Когда он вернется и узнает, что Бастан умер, ванир отрежет тебе голову, – пообещал желтозубый, – разве ты не слышал, что только Бастану известно, где зарыт клад?

Головорез немного подумал, подкрутил ус и сказал:

– Ладно, я подам бутылку через люк, пусть ее возьмет дворянишка.

Лязгнул засов, крышка откинулась, и вниз просунулась мощная рука Кассия. Сантидио поднялся на пару ступенек, но, вместо того, чтобы взять бутылку, ухватил Вонючку за запястье и резко дернул – стражник свалился вниз, подмяв под себя дона Эсанди.

Они разом вскочили на ноги. Кассий был на голову выше Сантидио и вдвое шире в плечах. Он заревел и двинулся на своего щуплого противника. Конан уже вскочил с лавки, чтобы броситься на помощь другу, но дон Эсанди вдруг издал странный гортанный звук, подпрыгнул, крутнувшись в воздухе, и ударил каблуком сапога Вонючку под вздох. В животе у того что-то булькнуло, словно сапог угодил в мех с вином, Кассий зашатался и, хватая ртом воздух, повалился на мокрые доски. Он еще ворочался на полу, когда подоспевший Конан ударом кулака по затылку заставил разбойника на время позабыть о мирских заботах.

– Где так наловчился? – спросил киммериец Сантидио.

– В Кхитае, – коротко ответил тот, – давай выбираться отсюда.

– Эй, – окликнул их Бандерос, – а как же я?

Конан подобрал саблю Кассия и несколькими ударами перерубил лавку, на которой сидел желтозубый, потом попытался разбить его ножные кандалы, но сталь только высекала искры, оставляя на цепи неглубокие зазубрины.

– Паршивая сабля, – пробурчал варвар, – самосек бы мне…

Его друзья по несчастью разом вскрикнули: проскользнув через отверстие в потолке, сверху упал меч Гевула и вонзился в доски пола.

– Воистину, чудо… – прошептал ошеломленный Бандерос.

– И зовут это чудо Ванаей, – рассмеялся киммериец, увидев показавшуюся на ступеньках лестницы девушку.

Дон Эсанди крепко обнял свою рабыню, что не совсем подобало ему как господину, Конан тем временем освободил с помощью самосека всех троих от оков.

– Как тебе удалось до нас добраться? – спросил он Ванаю.

– Отгар и многие с ним поплыли на лодках к берегу. – отвечала она, – меня заперли в каюте. Я нашла твой меч, просунула в щель и подняла засов…

– Странно, что ванир не взял с собой такое отличное оружие, – заметил Сантидио.

– Ваны больше привыкли к своим топорам, – объяснил варвар. – Но разве Отгар не оставил часть людей сторожить корабль?

– Оставил, но они все попрятались…

– Почему вдруг?

– Потому что луна… она исчезает с неба…

– Ведьма открыла глаз! – отчаянно возопил Конан и вихрем помчался наверх.

Когда дон Эсанди, Ваная и Бандерос выбрались следом, они увидели в небе серебристый, на глазах убывающий серп ночного светила. В ста локтях от носа диеры над волнами темнела голова Конана, стремительно плывущего к берегу.

* * *

В склепе под скалой Кагата кружила в стремительном танце. Гремел бубен, старуха высоко подкидывала полы своей одежды, выделывая коленца, на которые не способна была бы и юная танцовщица. Магические нити тянулись к ней от пальцев друидов, образуя вокруг жрицы светящийся кокон. Круги пляски смыкались вокруг алтаря, на котором лежало безжизненное тело, то сжимаясь, то отдаляясь от возвышения.

– Имя! – выкрикнул Дивиатрикс. – Мне нужно его Имя! Скорее!

Тело старухи свели судороги, она уронила бубен и повалилась на спину. Ноги в меховых чулках молотили воздух, скрюченные пальцы царапали каменный пол.

– Имя!

– Ka!.. – прохрипела жрица, и хоровод богов на Верхних Ветвях ринулся к горящему кусту.

– Имя!!

Они слились в единую субстанцию, Они извергли дух Избранника из его убежища в пылающей кроне, Они приняли его…

– Цхо!.. – старуха билась в страшных судорогах посреди склепа.

И в этот миг сверху, из отверстия-входа, упала веревка. По ней скользнул вниз пиктский вон и застыл в ужасе, узрев верховного друида с торчащим в груди ножом. Воин рухнул на колени, ткнувшись окровавленным лбом в пол. Подернутые пленкой глаза Дивиатрикса приобрели осмысленное выражение.

– О мудрейший! – прохрипел воин. – Корабль! Ваниры! Они напали на нас…

– Я вижу, – глухо ответил верховный друид. – Вся наша волшба здесь, и мы не можем помочь вам…

– Они вошли в бухту, а Треглав не закрыл им вход!

– Вся наша волшба нужна здесь…

– Они поднялись по ступеням, а часть их воинов обошла святилище с суши. С ними люди из Зингары… Они повалили подгнившие бревна и ворвались внутрь…

– Но вы для того и поставлены, чтобы не допустить нападения.

– Мы сражались, не щадя живота. Но среди них есть тот, кто дерется без одежды. Он крушит наших, как взбесившийся медведь!

– Берсайк, – глухо произнес Дивитрикс. – Но я наслал на море туман, и корабль с юга должен был заблудиться в нем…

– Корабли пришли с севера, о мудрейший, – прохрипел воин и повалился на бок. – Два корабля, второй стоит напротив скалы Треглава… – Тело его мучительно изогнулось, и он испустил дух.

– Уходи, Отец, – раздался спокойный голос одного из младших друидов. – Уходи, Гулл отвернулся от нас.

– Поднимите ее, – приказал Дивиатрикс, указывая на Кагату, – я должен узнать Имя! Здесь волшба посильнее нашей: корабль должен был прийти с юга, и на нем плыл всего один ванир…

Нити, окутывавшие тело жрицы, сгустились, и ее тело, мучительно выгибаясь, всплыло над каменным полом. Из уст старухи вырывался лишь невнятный клекот.

Дивиатрикс ухватился за рукоять магического ножа и извлек его из своей груди: на его одеждах не осталось ни крови, ни прорехи. Друид поднял нож над головой и возгласил:

– Кха-поттам! Войди! Да пребудет Имя в клинке, да будет Оно хранимо богами Солнца и Луны, да перейдет оно к Избраннику, когда того пожелает Гулл! Возгласи, жрица, возгласи оставшуюся часть!

Как только друид извлек магическое оружие из своего тела, дух Потерявшего Имя вырвался из объятий богов и ринулся из звездных пределов вниз, к оставленной плоти. Последнее, что он видел, была фигура могучего полуобнаженного воина со сверкающим кругом на груди.

Ночное и дневное светила проплывали по этому кругу, воин держал в руках огромный двуручный меч, а в его черных, как смоль, волосах играли звездные вихри и сполохи невиданного огня. Через мгновение юноша вновь обрел тело, и тело было цело, без малейших следов страшного обряда.

Кагата извивалась в двух локтях над полом склепа. Глаза старухи закатились, по подбородку текла желтая слюна.

– Имя!! – вновь возгласил верховный друид. – Во имя Корней и Кроны, закончи Имя!

– Ко!.. – вырвалось из захлебывающейся слюной глотки.

– Дальше! Говори, говори!

Но это было последнее, что успела выкрикнуть жрица. Влетевшая через верхнее отверстие стрела пробила морщинистую шею, и тело Кагаты рухнуло на пол безжизненным меховым кулем.

Нож в руках верховного друида вспыхнул голубоватым сполохом и погас. Дивиатрикс отступил куда-то за алтарь и пропал с глаз лежащего на нем юноши.

Потом по брошенным из отверстия веревкам вниз скользнули тени в рогатых шлемах, и началась резня.

* * *

Конан выбрался на берег возле шлюпок, доставивших с «Дочери морей» зингарских головорезов. Двое караульных умерли быстро и беззвучно. Киммериец огромными прыжками понесся вверх по склону, огибая скалу Треглава. Впереди показалось зарево: горели деревянные вышки возле резных ворот в ограде капища. Конан уже слышал крики дерущихся и звон стали, когда у него за плечом раздался негромкий повелительный голос: «Остановись, воин!»

Киммериец резко обернулся, сжимая в руках меч. Между двух огромных валунов стоял старец в длинных одеждах, его серебристая длинная борода словно светилась в убывающем свете луны, от которой остался только узкий серп.

– Кто ты? – спросил Конан, уже догадываясь, каков будет ответ.

– Дивиатрикс, верховный друид северных пиктов, – отвечал старик, – ты ведь знаешь.

– Обряд… совершен? – Варвар почувствовал, как у него перехватило дыхание.

– Жрица погибла и не успела назвать все Имя.

– О Кром! Значит, Арэль снова попал в плен?

– Ты сказал «снова»?

– Я… оговорился.

– Если ты называешь Арэлем Избранника, то он здесь.

Старик отступил в сторону, и Конан увидел юного пикта. Друид извлек из-за пояса каменный нож с волнистым лезвием и протянул его киммерийцу.

– Опусти свой меч, воин, и прими от меня Клинок Духознания, в коем скрыта часть Подлинного Имени Избранника, – недостающую предстоит найти тебе.

Конан взял нож. Тот был тяжелым, каменное лезвие местами выщерблено.

– Признаться, представлял его другим, – сказал варвар. – Обычный тесак, таким и убить недолго…

– Ты не хуже меня знаешь, что видимость вещей не всегда отражает их сущность, – спокойно возразил Дивиатрикс, – надо только уметь извлекать ее.

– И что я должен с ним делать?

– Окунуть в воды Источника Судеб, в котором скрыты Подлинные Имена всех существ, которые обитали в нашем мире в далеком прошлом, обитают сейчас и только еще родятся через много столетий. Ты спросишь – где искать его? Отвечу: под корнями Мирового Древа, которые везде и нигде. Его нельзя найти, если ищешь нарочно, лишь те окунаются в его воды, кто доверяет своей Судьбе. Иди куда шел, и пусть Избранник последует за тобой.

– Но почему ты мне доверяешь? – удивленно спросил варвар. – Я пришел в твое капище с мечом, намереваясь отобрать Арэля силой, и вовсе не просил, чтобы кто-нибудь возлагал на меня великую миссию. Хотя не ты первый говоришь мне о том, что я призван совершить нечто особенное, я-то знаю, что просто борюсь за свою жизнь.

– Воля человека гораздо чаще совпадает с волей богов, чем мы думаем, – сказал друид, – тот, кто живет сообразно своим побуждениям, достигает большего, чем иные, испрашивающие дозволения на каждый свой шаг у высших сил. Но тот, кто забывает, что над ним есть боги, терпит поражение.

– Кром, – киммериец мотнул головой, – я не понимаю твоих слов!

– Видел тебя на ветвях Мировой Кроны, – продолжал Дивиатрикс все так же негромко, – там, в Неопалимой Куще. Ты был един с Избранником, и боги приняли вас обоих. Смысл этого видения скрыт от моего разумения, но я узнал тебя по диску на твоей груди.

Только сейчас Конан вспомнил о медальоне Дестандази, который Сантидио повесил ему на шею в трюме диеры, намереваясь вернуть дух киммерийца из высших сфер на землю.

– Ступай к своим людям и возвращайся с ними на корабль, – сказал друид.

– К своим людям?

– Ваниры, проникшие в священный склеп, уже мертвы, хотя и мои помощники погибли. А зингарцы снова признают тебя капитаном, как только ты докажешь им свою силу.

Старик отступил в тень валунов и исчез – то ли там скрывался тайный проход, то ли Дивиатрикс просто растворился в воздухе. Конан махнул Арэлю рукой, подзывая, и юноша подошел к нему. Он был абсолютно наг, на теле виднелись узоры какой-то засохшей бурой грязи.

– Узнаешь меня? – спросил киммериец, тут же спохватившись, что Арэль не может его знать, так как в этом времени они встретились впервые.

– Ты Конан, король аквилонский, – сказал пикт уверенно.

– Ладно, – варвар не смог скрыть удивления, – идем наверх, раздобудем тебе какую-нибудь одежду.

Они прошли через пролом в частоколе и оказались внутри ограды капища. Двор освещали горевшие вышки, повсюду валялись изувеченные тела пиктов, ваниров и зингарцев. Возле покосившегося каменного идола со стертым ветром лицом толпились уцелевшие – в основном головорезы с «Дочери морей», но виднелись и несколько рогатых ванирских шлемов, чьи обладатели потрясали двулезвенными топорами и что-то выкрикивали на своем языке. Несколько человек держали рыжего Отгара, заломив ему за спину руки.

– Проклятый колдун! – услышал Конан выкрики. – Это ты заманил нас сюда, наболтав о сокровищах! Ты погасил луну нам на погибель!

– Проклятый ублюдок, – вопили ваниры, – ты послал наших на смерть к подземным демонам! Они обрушили своды, все погибли, наш вождь мертв!

– Смерть колдуну! – неслось над капищем по-зингарски.

– Смерть! Смерть! – вторили ваны на своем языке.

– Остановитесь! – перекрывая гвалт, прокричал вдруг Отгар. – Вот виновник всех наших бед! Этот черный маг, этот слуга мрака опять подстроил нам ловушку и явился сюда, чтобы насладиться зрелищем гибели и разрушения – вот кто достоин самой жестокой казни!

Вырвав руку, Отгар указал на Конана. Толпа обернулась, люди растерянно уставились на своего бывшего капитана, невесть откуда взявшегося без цепей и при оружии.

– Смерть Бастану! – выкрикнул кто-то не слишком уверенно.

– Давай, подходи, – сказал киммериец, вытаскивая меч, – давненько-ко я не пробовал свежей печени…

– Не приближайтесь к нему, – крикнул Отгар, – в него вселился демон! С ним справится только такой же одержимый. Позовите Харлада!

Толпа расступилась, открыв сидевшего на земле человека в набедренной повязке. Тело его было покрыто ранами и ссадинами, а небольшие усы слиплись от крови.

– Только не это, – простонал варвар, опуская меч, – я не могу убивать его каждый раз…

– Харлад! Харлад! – орали ваниры, потрясая топорами.

Берсайк открыл глаза и поднялся. Он повел головой, словно принюхиваясь, и медленно двинулся к Конану.

– Послушай, – киммериец примирительно выставил вперед пустую ладонь, – я не спал с твоей матерью и не мочился в твое вино…

– Если ты муж чести, отбрось свой меч и сразись с ним! – крикнул Отгар. – Харлад, этот человек говорит, что съел печень твоей сестры, убей его!

Берсайк ударил себя в грудь и издал боевой вопль. Поняв, что схватки не избежать, Конан в сердцах отшвырнул меч и приготовился вторично отправить безумца на Серые Равнины. Убей он берсайка с помощью оружия, эта победа стала бы его поражением: зингарцы считали, что честный поединок предполагает либо сталь с обеих сторон, либо отсутствие таковой у обоих участников, и Отгар, видимо, хорошо это знал.

Когда их разделяло шагов десять, Харлад зарычал и ринулся вперед… И в тот же миг тяжелая стрела вошла ему в левый глаз, сокрушив череп и вышибив наружу мозг. Берсайк зашатался и рухнул навзничь, как подрубленное дерево.

Конан обернулся. Возле ограды капища стояли Сантидио, Ваная и желтозубый кордавец, все трое в мокрых одеждах. Девушка подняла с земли чей-то плащ и накинула его на плечи юного пикта.

– Вот так-то, – сказал Бандерос, опуская арбалет, – мы тоже плавать умеем. Вижу, ты тут неплохо проводишь время, а, капитан?

– Это нечестно! – отчаянно завопил Отгар. – Подлое убийство, а не поединок!

– Закрой пасть, выродок, – велел ему желтозубый, выходя вперед, так, чтобы его хорошо все видели, – кто бы говорил о чести, только не ты. И с каких это пор зингарцы должны слушать какого-то там вана? Удивляюсь я вам, ребята: цвет кордавского дна, жулики, которых на кривой не объедешь, а сами попались на удочку рыжего прохвоста. Он сулил вам сокровища, так где же они?

– Это Бастан знает, – сказал кто-то из толпы.

– Бастан-то знает, но поведет вас за добычей, только если вы снова признаете его своим вожаком. А для этого есть лишь один старый добрый способ. Хочешь быть капитаном, Отгар? Тогда сам выйди и докажи, что ты этого заслуживаешь.

Зингарцы одобрительно загудели. Кто-то вытолкнул ванира вперед.

– Убей его, Бастан, – крикнул юный воришка, рассуждавший некогда о дельфинах, – но пусть сначала вернет луну!

– Она появится, как только я снесу башку ублюдку, – пообещал киммериец, подбирая с камней самосек.

– Я верну ее вам, убив колдуна, который хочет нас всех погубить, – заявил Отгар, – но стану с вам драться, только если он оставит в покое свой заговоренный меч.

– Предпочитаешь топор? – усмехнулся киммериец, вкладывая клинок в ножны и отстегивая перевязь. – Давай.

Он поднял с земли ванирское оружие и швырнул его противнику, другой топор взял себе. Как только лезвия, высекая искры, ударились друг о друга, в небе возник яркий серп и стремительно стал увеличиваться. Ведьма закрывала свой глаз.

Глава 25

КОЛЬЦО ВРЕМЕНИ

– Твоя сказка удивительна, государь, – сказал Альфред, подбрасывая в очаг смолистое полено. – В Аргосе, откуда я родом, есть люди, которые записывают свои сочинения буквами на пергаменте, а потом отдают их переписчикам, те же, сделав несколько копий, передают листы переплетчикам. Так появляются книги, описывающие всяческие истории, а авторы их называют себя «литераторами». Среди них есть весьма известные люди…

– Ты, конечно, не веришь, что все это правда, – усмехнулся король.

Дождь шумел по травяной крыше хижины, стоявшей неподалеку от берега Ширки, среди соснового леса. Хижина была старой, один угол ее обвалился, но каменный очаг с длинной трубой давал тягу огню, возле которого грелись промокшие охотники. Дом этот построил какой-то лесной житель, давно сгинувший неведомо куда, теперь здесь иногда ночевали случайные путники, идущие тропами вдоль реки, лесники, а то и разбойники. Возле очага лежали дрова: каждый, кто уходил из хижины, оставлял новый запас поленьев. Даже лихие люди соблюдали обычай, опасаясь рассердить лешаков, которые легко могли заманить ослушника в болотину.

Конан не стал рассказывать Альфреду всего, что вспомнил, когда, преследуя волка, вдруг решил подарить зверю жизнь и, резко поворотив коня, отправился на поиски отставшего оруженосца. Когда он отыскал юношу, хлынул ливень, и они долго ехали бок о бок под дождем, пока не наткнулись на заброшенную хижину.

Сначала воспоминания были смутными, словно обрывки виденного когда-то сна. Но возле потрескивающего огня Конан окончательно понял, что это память о действительных событиях, которые произошли с ним в Кольце Времени. И еще он понял, что вернулся. Тогда, чтобы окончательно в это поверить, он стал говорить и говорил долго, как никогда прежде, хотя и опустил многие подробности.

Альфред подбросил в очаг еще одно полено, забыв, что огонь и так вовсю гудит свою жаркую песню, быстро глянул на короля, потом отвел глаза и покраснел.

– Я не должен спорить с тобой, государь, потому что я всего лишь оруженосец, – сказал юноша смущенно, – но сам помысли, как я могу поверить в твою повесть, если она начинается моей гибелью в стычке с разбойниками… Или это другой Альфред пал от бандитского ножа? Я-то жив!

– Ход событий изменился после моего возвращения, – ответил киммериец, – ваниры Фингаста погибли в склепе Дивиатрикса и никогда не появятся в замке герцога Гандерландского. Арэль избежал плена, он не попадет в Аквилонию, значит, и слуга темных сил Тзота-ланти не станет искать его за стенами Турна и втягивать Гийлома в заговор против меня. А если нет заговора – незачем нанимать убийц и подсылать к королю безумного карлика с отравленным кинжалом.

Альфред вздохнул.

– В этой истории слишком много печального, государь, – сказал он. – Неужели люди устроены так, что не могут обойтись без предательства и обмана? Но ты еще не закончил свой рассказ. Добрались ли вы до таинственного острова Фалль? Обрел ли Арэль Подлинное Имя и стал ли он Амруном народа Богини Банну? Что сталось с доном Эсанди и Ванаей, неужели она тоже была послана кем-то, чтобы помешать вам добраться до Источника Судеб, как ты одно время подозревал?

– Мы добрались до острова Фалль, – отвечал Конан, – что же касается всего остального… Слушай.

* * *

…Белые скалы показались на рассвете. Земля словно соткалась из воздуха, воздвигнув над темными волнами северного моря высокую стену, у подножия которой кипели огромные буруны. Стрелка прибора, оставленного Да Дергом, привела «Дочь морей» к острову, куда корабль доплыл всего за три дня, подгоняемый устойчивым попутным ветром. Люди молча стояли вдоль бортов, глядя на приближающиеся скалы, сжимая в руках оружие. Победа киммерийца над Отгаром и появление ночного светила, ярко засиявшего в небе сразу после того, как ванир упал с разрубленной головой, поселила в сердцах команды слепую преданность своему вожаку и веру в удачу.

Диера прошла левым галсом вдоль побережья, но скалы повсюду были одинаково высоки, а рифы возле их подножия тянулись сплошной цепью. Стрелка теперь указывала не на остров, а прямо по ходу корабля. Прошло больше часа, они плыли все тем же курсом. Вдруг Сантидио, стоявший на мостике рядом с Конаном возле накрытого стеклянным колпаком прибора, тронул киммерийца за плечо. Стрелка дрогнула и, повернувшись, указала в сторону берега.

– Очевидно, нам следует пристать здесь, – сказал дон Эсанди.

– Но я не вижу никакого прохода, – возразил киммериец, – все те же рифы…

– Не могу придумать другого объяснения, – Сантидио внимательно вглядывался в кипение бурунов, – брегон не стал бы направлять нас к своему острову только для того, чтобы утопить в броске копья от берега.

Конан приказал спустить парус. «Дочь морей» на веслах двинулась к полосе рифов. Когда до них оставалось не более тридцати локтей, они увидели проход между двумя камнями. Диера скользнула в него и оказалась на узкой полосе воды, отделявшей рифы от галичного берега. Стрелка прибора вновь отклонилась – повинуясь ее указанию, судно двинулось вдоль обрывистых белых скал.

Вскоре они увидели лагуну, вошли в нее и пристали к берегу. Отсюда наверх, через расщелину в скалах, вела неширокая тропа, усыпанная мелким гравием. Оставив на борту несколько караульных, зингарцы во главе с капитаном покинули диеру, поднялись по тропе и оказались на круглой, шириной в сотню ярдов площадке, ограниченной валом из длинных белых камней высотой в пол человеческого роста. За первым валом виднелись другие, каждый следующий отстоял на полусотню шагов дальше предыдущего – словно гигантские круги от брошенного в воду камня расходились по каменистой равнине без единого деревца, простиравшейся насколько хватало глаз. Напротив того места, где отряд поднялся на плато, высились каменные ворота: два огромных монолита стояли вертикально, третий лежал сверху. От этих камней веяло древностью и неведомой силой, их иссеченную ветром поверхность покрывали полустертые рунические письмена. За воротами виднелась прямая, как стрела, вымощенная прямоугольными плитами дорога, убегавшая к горизонту. В тех местах, где дорога пересекала круги валов, были оставлены проходы.

Зингарцы неуверенно топтались на краю площадки, не решаясь двинуться вперед.

– Не слишком-то уютное местечко, – проворчал киммериец, поудобнее пристраивая на руке круглый ванирский щит, – и встречающих что-то не видно…

Он ошибся. Только что за воротами никого не было, а в следующий миг из них выехал на великолепном черном жеребце рыцарь в золотых доспехах и крылатом, украшенном огромным плюмажем из радужных перьев шлеме с опущенным забралом. Натянув поводья, он остановил коня и застыл, словно величественное изваяние.

Конан шагнул вперед.

– Приветствую тебя, страж, – сказал он, подняв руку и обратив к всаднику пустую ладонь. – Мы прибыли на ваш остров по приглашению брегона Кримтана Да Дерга, слуги королевы Матген…

Рыцарь тронул коня и подъехал к варвару.

– Как твое имя? – спросил он глухим голосом из-под забрала.

Киммериец размышлял недолго.

– Конан, король Аквилонии, – ответил он и услышал за спиной удивленный ропот своих людей.

– А я зовусь Руад Рофесса, что на вашем языке значит Красный Многомудрый, – сказал рыцарь. – Я вызываю тебя на поединок, король.

С этими словами он снял с руки железную перчатку и бросил ее под ноги Конану.

* * *

…Киммериец прервал рассказ, вспомнив свое удивление, смешанное с гневом: воистину, исчезнувший в Кордаве брегон не уставал подбрасывать все новые неожиданности! Тогда он не сразу сумел достойно ответить на вызов и даже вступил с Руадом в объяснения, пытаясь доказать рыцарю, что явился на остров вовсе не затем, чтобы вступать в схватку с первым же его обитателем.

– Быть может, этот страж не знал Да Дерга? – спросил Альфред. – Что же случилось дальше, государь?

– Я принял вызов и убил рыцаря, – сказал король. – Вернее, думал, что убил. Руад Рофесса спешился, и мы бились на мечах. Он дважды ранил меня. Он хорошо дрался, и все же я сумел поразить его, ударив в грудь и пробив доспех. Рыцарь упал и лежал неподвижно. Я поднял забрало его шлема и увидел лицо: очень красивое и спокойное. И вдруг это лицо стало таять, как весенний снег в борозде, еще немного, и осталась только пустая броня. Я проклял колдовство, тем более, что раны мои были совсем нешуточными. Мы оставили доспехи Руада посреди каменного круга и прошли через ворота.

…Конан не мог бы точно описать, что произошло, только, пройдя совсем немного, вместо круглых валов и каменистой пустыни они увидели далеко внизу прекрасную долину, залитую ярким солнцем. Ее покрывали густые леса, среди которых темнели квадраты полей и сияли лазурные нити полноводных рек. Небольшие деревушки и города, обнесенные круглыми стенами, во множестве были разбросаны среди садов, а между ними вились мощенные желтым кирпичом дороги, перекинутые через реки арками легких мостов. Посреди долины что-то сияло всеми цветами радуги, словно огромная перламутровая раковина, извлеченная неким гигантом из глубин Мирового Океана.

– Мы спустились в долину и двинулись по дороге, сами не зная еще, куда попадем, – рассказывал король, и Альфред слушал его, затаив дыхание. – Самым удивительным было то, что местные жители совсем нас не боялись, хотя и видом, и оружием мы отличались от них, как грязные оборванцы отличаются от людей, собравшихся в храм на богослужение. Хозяева постоялых дворов стояли возле дверей своих обширных построек с высокими крышами и зазывали нас отдохнуть и выпить сидра – так зовется самый распространенный на острове напиток, подобный легкому шипучему вину. Владельцы лавок выбегали со своими товарами: легкими нарядными тканями, какими-то безделушками и украшениями, нужными нам, как быку конское седло. Они говорили с нами на языке, состоявшем из смеси множества известных нам слов, а узнав, что мой отряд состоит из зингарцев, почти полностью переходили на язык этой страны, так что мы без труда понимали их цветастую речь. Это было тем более удивительно, что, по словам Да Дерга, фаллийцы никогда не покидают свой остров. Потом я узнал, что на Инис Фалль, как зовут они свою страну, живет немало хайборийцев, из тех, кто, прибыв сюда в качестве наемников, решили навсегда оставить оружие и поселиться в этом благодатном крае. Мои вооруженные до зубов орлы с удивлением таращились по сторонам, Сантидио что-то записывал на тонких дощечках, которые носил у пояса, а Ваная шла рядом с Арэлем, глядя на все восторженными глазами.

В каком-то селении я спросил, как добраться до Медового Покоя королевы Матген, и нам указали дорогу к столице, даже не поинтересовавшись, что мы там ищем. Наконец мы приблизились к Лиатдруиму и остановились, пораженные. Сей град обнесен семью круглыми стенами, возвышающимися одна над другой, так как столица располагается на холме. Каждая стена окрашена в один из цветов радуги, а сделаны они из материала, подобного стеклу, полупрозрачного и очень крепкого. Виднелись купола дворцов и башни, не уступавшие красочностью стенам. Этот город мы приняли за сверкание огромной раковины, когда смотрели на долину сверху.

Возле ворот толпилось множество народу. Оказывается, мы прибыли в канун праздника Лугназад, который справляют в честь бога Луга, покровителя искусств и ремесел. Стража велела нам ждать, и мой отряд расположился неподалеку, на опушке леса. Зингарцы побросали щиты и копья и растянулись в тени кустов: им было жарко в шерстяных куртках и кожаных латах, они устали. С нами ждали еще множество каких-то людей, они безбоязненно подходили к моим головорезам, о чем-то заговаривали с ними, и странно мне было видеть тоненькую девушку в легком платье, которая бродила среди вооруженных людей, каждый из которых считался у себя на родине отъявленным злодеем. Бандерос потянул было к ней свои лапы, но девушка только тихо засмеялась, глядя ему в глаза. Зингарец отшатнулся, на лице его отразился страх, а она убежала. Когда я потом спросил, что его напугало, он отвернулся и только пробурчал: «Так, померещилось…»