Текст книги "Источник судеб"
Автор книги: Клайв Леннард
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)
– Что же изменилось? – спросил король. – Ваши короли перессорились?
– Увы! – лицо Да Дерга помрачнело. – И причина тому – Лиа Фалль. Недаром зовется он Камнем Делений. Пока он цел – ничто не может угрожать детям Богини Банну. Но вот пять лет назад витязь Кухулин, сын фоморского короля и нашей властительницы Матген, расколол монолит на пять частей, и теперь…
– Погоди-ка! – прервал Орегона киммериец. – Правильно ли я тебя понял: сей принц рожден был в браке двух враждующих монархов? Как такое возможно?!
– Это трудно объяснить вам, хайборийцам. Наши мудрецы считают, что во имя Великого Равновесия силы добра и зла должны пребывать во взаимном проникновении…
Конан расхохотался, а Обиус печально покачал головой.
– Такого я не слышал даже от Учителя! – воскликнул король. – Хотя говорил он много непонятного. По-моему, ваши фелиды слегка тронулись, пребывая в затворничестве посреди моря. Фоморы просто надули вас, а этот Кухулин выполнил поручение своего папаши!
– Высшая мудрость присуща лишь Митре, – смиренно отвечал Да Дерг, опустив глаза. – Фелиды объявили Кухулина претендентом на престол Лиатдруима. Кончилось это печально.
– Разве королева Матген умерла? – спросил Конан.
– Она была при смерти. Ее сын вступил на Камень Делений, и тот раскололся на пять частей. Матген поправилась, но среди королей Инис Фалль начались раздоры. Фоморы овладели прибрежной полосой возле пролива и построили там крепость. Они грозят захватить всю Землю Богини Банну, нарушив тем самым Великое Равновесие.
– Королеве подсыпали яду, а мудрецов подкупили! – воскликнул киммериец с присущим ему варварским прямодушием.
– Ни то, ни другое совершенно невозможно, – спокойно возразил фаллиец, – а истинные причины и цепь следствий ведомы лишь Митре.
Тут он почтительно кивнул Пресветлому, давая понять, что это изречение Обиуса глубоко ему симпатично.
– И ты пришел искать помощи у короля Аквилонии? – спросил Конан. – Тебе нужны армия, флот, осадные машины?
– Нет, государь. Никакой флот не сможет достичь острова: фоморы способны управлять стихиями почище всякого Тзота-ланти. Не армия. Когда случилась беда, фелиды использовали все свое магическое искусство, чтобы найти выход. И завеса Будущего приоткрылась…
– Пикт?! – выдохнул король.
– Да, этот юноша, в могуществе которого ты мог сегодня убедиться. Светящиеся руны подсказали мудрецам, что в диком племени, на краю Лохланна, родился тот, кто может спасти положение и стать истинным правителем благословенной земли: Амрун детей Богини Банну, получивший благословение богов…
– Богов? – недоверчиво переспросил киммериец. – Ты разумеешь Нергала, именем которого пикт расправился сегодня с вонючим демоном?
Брегон улыбнулся.
– Габрал – всего лишь мелкая нечисть, именующая себя Демоном Смерти. У него мания величия. Он любит сулить богатства чернокнижникам-дилетантам, а когда овладевает их телом, использует в своих целях. Его подручные – выродившиеся потомки змеелюдей древней Валузии. Они не слишком опасны, ибо, сбросив человеческую кожу, боятся воды. Если бы пошел дождь, представление Бен-Галлахия окончилось бы гораздо раньше.
Конан не удержался от грубого ругательства.
– Тем не менее, ублюдки попортили лепнину дворца, а один даже пробрался внутрь. Я видел его в коридоре.
– Очевидно, он искал пикта. Не следует беспокоиться – разведчик сгинул вместе со всей нечистью…
– И все же пикт говорил устами Нергала, повелителя Серых Равнин. Выходит, он – слуга темных сил!
Изящный брегон прикрыл глаза, как бы что-то обдумывая. Потом заговорил:
– Мы представляем богов подобными людям, лишь более могущественными и ужасными. Между тем существа эти следует уподобить стихиям, таким как ветер, морские волны, звездопады, круговорот времен… Они – части Вечного, разъявшего Свою Всесущность. Пикт не говорил устами Нергала, хотя и был в тот момент частицей темного бога…
– Говори понятнее, – раздраженно буркнул киммериец. – Ты сам утверждал, что ему помог Нергал.
– Ветер, несущийся от Галпарана до Шамары – везде и в каждом месте на своем пути. Где-то он помогает раздувать костер озябшему путнику, где-то гасит свечу в изголовье влюбленных, окрепнув – срывает крыши и вырывает с корнем деревья. Это все тот же вихрь, производящий тысячу разных действий одновременно. То же и боги. Потерявший Имя, если хотите, был сегодня всего лишь печной трубой, в которой ураган по имени Нергал гудел свои страшные речи. Да, это хороший образ: пустая труба, инструмент, на котором стихии могут наигрывать свои непонятные мелодии – таков этот юноша. И не только стихии: многим, вступающим в игру с высшими силами, хотелось бы заполучить этот чудесный инструмент и использовать его по своему усмотрению. Тзота-ланти, Габрал… А вчера я натолкнулся в городе на человека, который прикрывал плащом некий знак на своей груди: руку, держащую нож с лезвием в форме языка пламени…
– Езмит! – воскликнул король. – Немедля отправить стражу…
– Бесполезно, – ровно продолжал Да Дерг. – Думаю, в Турн уже прибыли агенты колдунов Черного Круга, Белого Братства, а может быть, и Алого Кольца. Избранник рождается на Земле раз в две тысячи лет, и он слишком лакомый кусок для многих.
– Но кто из богов послал в наш мир этого, как ты утверждаешь, Избранника? Если он не слуга Нергала, то чей?
– В том-то и дело, ваше величество, что это никому не ведомо. Вы слышали, что рассказывал юноша: во время свершения обряда на капище напали ваниры, и он не успел получить Истинное Имя. Вернее, получил лишь часть. Потому-то каждый и надеется перетянуть его на свою сторону, а душа рвется из безымянного тела, стремясь обрести покой в более надежном убежище. Кстати, как звала тебя мать? – последние слова обращены были к хранящему молчание юноше.
– Птахом… – прошептал он.
– Птах – это маленькая птица. По-нашему: «арэль». Будем звать тебя так, пока ты не обретешь Истинного Имени, друг.
– И для того, чтобы узнать его Имя, следует… – начал король, уже догадываясь, чего хочет брегон.
– …следует отправиться в земли пиктов, найти капище и друида, завершить обряд, и тогда этот юноша может ступить на Лиа Фалль и стать Амруном детей Богини Банну.
– Всего-то! – вырвалось у киммерийца. – Полагаю, ты рассчитываешь на мою помощь как знатока тамошних мест? Но ты забыл, фаллиец, что я – король Аквилонии, а не бродяга, жаждущий подрядиться в проводники за несколько золотых! Ты мог бы нанять следопытов в Велитриуме, среди них есть отчаянные головы, доходившие до самого побережья Западного моря.
– Я не настолько самонадеян, чтобы предлагать монарху что-либо, не достойное его положения, – вежливо но твердо произнес Да Дерг. – Я действительно полагаюсь на помощь Конана и вот по каким причинам. Первое: светящиеся руны сказали фелидам, что Амруна должен сопровождать некий лоннансклех, могучий воин, неудержимый в сражении…
При этих словах киммериец только хмыкнул и сделал большой глоток вина.
– Второе и главное – ваша болезнь, государь. Яд сихаскхуа коварен и разрушает тело далеко не сразу. Не гневайтесь, ваше величество, – брегон поднял руку, заметив, как яростно глянул киммериец на съежившегося пикта, – юноша не виноват, что не смог излечить вас. Он замедлил действие отравы, но окончательное выздоровление возможно лишь после того, как он обретет Истинное Имя и сможет проявить свою силу во всей полноте.
И снова Верховному Жрецу пришлось бормотать молитву, отвращающую гнев Митры, ибо, высказывая все, что он думает по этому поводу, король Аквилонии не стеснялся в выражениях.
Несколько успокоившись и залпом осушив пару кубков, Конан немного поразмыслил. Смертельный холод яда время от времени давал себя знать, и это было лучшим доказательством истинности слов фаллийца. Обиус подтвердил, что камбуйское зелье оказалось бессильным против отравы. Даже если Да Дерг сам подослал карлика с целью заполучить меч и опыт киммерийца (а этого подозрительный варвар никак не мог сбросить со счетов), игральные кости судьбы выпали в пользу брегона. Что ж, поглядим, каким будет следующий бросок!
– Ты не оставил мне выбора, чужестранец, – произнес король, и в голосе его не было гнева. – Видать, придется вспомнить молодость и размять кости. Однако тебе придется подождать, пока я наведу порядок в Турне и съезжу в Тарантию, дабы объявить Троцеро наместником всей Аквилонии на время моего отсутствия.
– В этом нет необходимости, ваше величество, – возразил брегон, нисколько не опасаясь перечить монаршей воле. – Я уже имел честь доложить вам, что Турн наводнен шпионами колдунов, а со дня на день следует ожидать появления самих магов под разными личинами. Так что, чем скорее мы отбудем, тем лучше. Управление Турном вы можете передать Пресветлому Обиусу, думаю, он достоин вашего полного доверия после Божьего Суда над предателем Гийломом. Что же касается вашего отсутствия – его никто не заметит.
– Но ведь поход займет много времени? – недоуменно спросил Конан.
– Да, это нелегкое предприятие. Однако вы сможете продолжить праздник в честь победы над колдуном, охотиться с Троцеро и его рыцарями в окрестных лесах и, думаю, не разочаруете ни одну влюбленную даму…
– Кром! – рявкнул киммериец, который не любил речей-загадок. – Объяснись!
Брегон поднялся. Лицо его стало торжественным, движения значительными.
– Я получил дозволение Совета фелидов использовать, как исключение, высшую магию. Подобное не свершалось уже несколько веков, ибо силы, вызываемые для подобных действий, столь значительны, что на предвидение возможных последствий, расчет времени и места, положения звезд и направления ветра ушло три года непрерывных бдений возле Алтаря Светящихся Рун…
Конан заскрипел зубами, готовый вновь дать волю ярости, и брегон быстро завершил речь:
– Я создам двойника. Точное подобие короля Аквилонии.
* * *
Светильники угасли, и наступил мрак. В полной тишине киммериец стоял на одной ноге, поджав другую и сведя ладони над головой. Последнее, что он видел, прежде чем померк свет, был Да Дерг, стоявший посреди Тайного Покоя точно в такой же странной позе. Брегон прикрыл один глаз и напоминал болотную цаплю, высматривавшую среди кочек неосторожную лягушку.
Пресветлый Обиус и юный Арэль удалились по просьбе фаллийца – магический обряд требовал присутствия лишь двоих: самого чародея и объекта его колдовства. Предстоящее было не по душе варвару, привыкшему чураться любой волшбы, но, раз решив действовать, он всегда доводил задуманное до конца. Конан ожидал, что жрец Митры воспротивится предложению брегона, но Пребывающий в Мире, немного поразмыслив, возгласил, что, хотя Вечный и против магии, в данном случае положение вещей требует сделать исключение. Жизнь монарха превыше всего. Он, Обиус, денно и нощно станет молиться, испрашивая прощение за то, чему суждено свершится по воле обстоятельств. Король мрачно заметил жрецу, что следует все же прерывать молитвы, дабы надзирать за порядком в городе: двойник, по словам Да Дерга, способен будет лишь есть, пить, ругаться, охотиться и заниматься любовью. Держатель Хрустального Жезла заверил повелителя, что тому не о чем беспокоиться. С тем они и расстались.
В темноте возникла светящаяся искра. Она разгорелась, превращаясь в яркую белую звезду, и вдруг начала вращаться, описывая огненную спираль. Витки ее сжимались к центру, и вскоре взгляду Конана предстал искрящийся белыми сполохами тоннель, словно уходивший в глубины окружающего мрака. В конце тоннеля замаячила какая-то тень и стала быстро приближаться. Страх таился в ее очертаниях, страх смерти и тления: то был человеческий костяк с кусками полуразложившейся плоти. Киммериец успел лишь пару раз вздохнуть, но ему показалось, что прошли годы. Скелет превратился в величественного старца с неясным лицом, потом – в могучего мужчину, юношу… Светящийся тоннель сжался в слепящую точку и снова расширился. Теперь Конан видел плывущего к нему темноволосого человека – словно кто-то приближал к нему зеркало…
Мягкий свет масляных ламп вновь озарил убежище. Широко расставив ноги, уперев в бока могучие кулаки, перед киммерийцем стоял его двойник – голубоглазый гигант с мрачным лицом и презрительной ухмылкой на губах. Впервые Конан видел себя со стороны столь ясно: в зеркалах всегда таилась некая муть, а самая спокойная вода все же искажала черты. Невольно король повторил позу своего отражения, насупившись и скептически разглядывая творение фаллийца.
– Конан! – рявкнуло вдруг творение и треснуло себя в грудь пудовым кулачищем. – Король Аквилонский!
– Да ну?! – изумился тот, кто все еще считал себя истинным королем. – И давно ты им стал, пугало?
Но двойник, видимо, счел ниже своего достоинства вступать в пререкания. Поминая Крома, Нергала и бормоча под нос какие-то невнятные угрозы, он шагнул к стене, отодвинул потайную плиту и скрылся на винтовой лестнице. Загрохотали по железным ступеням тяжелые шаги, потом из люка долетел порыв теплого ветра, и все смолкло.
– Кром! – обращаясь к брегону, помимо воли Конан повторил слова двойника. – Нергал тебя задери, что за тварь вытащил ты из преисподней? Он туп, как меч для учебного фехтования, и выглядит не лучше, чем статуя, которую Пиццоли из Мессантии намеревался водрузить на главной площади!
Да Дерг уже опустил ногу и руки, оба его глаза пристально смотрели на киммерийца. Он сдержанно улыбнулся.
– Это – лишь внешняя оболочка, способная имитировать простейшие функции. На создание точной копии ушло бы слишком много энергии. А теперь нам нужно выбираться из города.
– А где Арэль?
– Он присоединится к нам позже.
Они все обговорили заранее. Конан провел фаллийца потайным ходом, которым обычно тайно покидал Турн, отправляясь на охоту в сопровождении Альфреда. Ход выводил к западному бастиону. Стражник у калитки отсалютовал королю. Вскоре они оказались за городской стеной. Ночное небо покрывали облака, под ногами похрустывал ледок, сковавший лужи.
В том месте, где Ледяная вытекала из Спокойного озера, у берега темнел силуэт ладьи и горел костер. Да Дерг попросил короля пониже надвинуть капюшон плаща, и они приблизились. Косматый человек поднялся навстречу.
– Отплываем, господин?
Ладейщик спросил так, словно расстался со спутником Конана совсем недавно.
Они поднялись на борт судна. На корме возвышался шатер из звериных шкур. Да Дерг жестом пригласил короля проследовать туда.
Конан ожидал увидеть в шатре Арэля, но там никого не было. Свеча под стеклянным колпаком едва освещала устилающие пол меха и какие-то тюки.
– Где пикт? – снова спросил киммериец.
– Вам следует переодеться, – сказал брегон. Он развязал объемистый узел и протянул Конану длинную вышитую рубашку, кожаную куртку, потертые штаны и высокие башмаки со шнуровкой.
– Ты оглох? – Конан чувствовал, что закипает. – Я спросил о пикте!
– Арэль у себя на родине, – в полумраке почудилось, что по лицу брегона скользнула насмешливая улыбка. – Думаю, гоняет сусликов с мальчишками. Он еще ничего не знает ни о Дарамулуне, ни о друиде Дивиатрексе…
Могучий кулак варвара метнулся к лицу хрупкого фаллийца, но тот ловко увернулся, а киммериец, споткнувшись обо что-то мягкое, упал на устилавшие палубу шкуры. Он заворочался, рыча, словно раненый зверь, чующий, что его заманили в ловушку… И услышал спокойный голос Да Дерга.
– Я думал, знаменитый Конан-варвар более хладнокровен. В моих действиях нет обмана, я просто не все сказал тебе, лоннансклех. Тебе предстоит не только найти заброшенное капище, но и успеть к обряду Посвящения. Поэтому я перенес тебя в недалекое прошлое. Сейчас весна, канун дня Раскаявшегося Элкмара. Насколько я знаю, король со своим оруженосцем загонят сегодня матерого секача…
– Мой двойник? – прохрипел снизу киммериец, силясь понять слова брегона.
– Двойник – это ты! Существо, сотворенное мною в подвале дворца – всего лишь фантом. Оно исчезло почти сразу, на винтовой лестнице. Настоящий король еще спит. Стражник у потайной калитки будет удивлен, когда его повелитель в сопровождении юного Альфреда пройдет мимо него второй раз. Ну да он не станет болтать, приписав видение последствиям вчерашней выпивки.
Мысль варвара лихорадочно работала, пытаясь расставить все по местам. Ему доводилось попадать в самые удивительные передряги, однажды некое существо мгновенно перенесло Конана с берега континента My в Стигию, одновременно отбросив в прошлое, к началу его приключения. Выходит, время подвластно магии… Что ж, фаллиец обыграл его и на этот раз, добившись своего.
– Значит, сейчас существуют два Конана? – спросил киммериец, усаживаясь на подстилке. – И какой же из них настоящий?
– Оставим этот вопрос философам, – весело рассмеялся Да Дерг. – Не держи на меня зла: если бы я заранее все рассказал, ты мог бы отказаться, ибо человеческому разумению противны подобные опыты со временем. Как бы то ни было, день Раскаявшегося Элкмара должен войти в историю. Может быть, впервые на Земле существуют два совершенно одинаковых человека. Правда, один из них – король, который сейчас просыпается в своей опочивальне, предвкушая радости охоты, а второй – бесприютный воин, наемник, которому предстоят немалые трудности…
– Что же должен сделать этот… второй? О чем ты еще умолчал, хитрый потомок пиктов?
– Я сказал правду: ты должен успеть добраться до капища, предотвратить нападение ваниров, что позволит Дивиатриксу завершить обряд Посвящения, а Арэлю обрести Подлинное Имя. Затем ты отнимешь у друидов юношу, отвезешь на остров Фалль, где он вступит на Камень Делений и станет Амруном детей Богини Банну. А ты навсегда избавишься от холода сихаскхуа.
– И вернусь в свое время?
– Да. Если успеешь совершить все до кануна Аскольда Мечника, когда я перенес тебя в прошлое.
– А если нет?
Брегон помолчал.
– Не знаю, – произнес он задумчиво, – клянусь Мах Банну, не знаю! Может быть, ты исчезнешь, а может – исчезнет наш мир.
На палубе раздавались команды, топот ног, скрип поднимаемой мачты.
– Куда мы направляемся? – спросил киммериец.
– В Кордаву.
– Но это не ближний путь до Пустоши Пиктов! Мы могли бы доплыть до Галпарана, а оттуда посуху добраться до Велитриума.
– Джаббал Саг, – с расстановкой произнес брегон. – Помнишь?
И Конан вспомнил…
Под мерный плеск весел ладья выходила на стремнину.
Часть третья
БОЛЬШИЕ БЕГА
Я на трибуне сижу не ради коней знаменитых,
Тот в этот день победит, лишь кого ты избрала.
Чтобы тебя лицезреть и молчать в восхищенье
Я посещаю бега, а не ради корысти.
Ты распростерла крыла и глядишь на арену,
Оба мы то, что хотим, для себя наблюдаем.
Счастлив возница, тобой предпочтенный, кто бы он ни был!
Ты, о Ваката, даруешь победу достойным.
Мне бы удачу такую!.. Упряжку погнав из ограды,
Я бы промчался по кругу не ради призов и медалей.
Спины бичом бы хлестал, тугие натягивал вожжи,
Меты касаясь, не думая вовсе о жизни…
Но, лишь тебя увидав, бег замедлил тотчас же,
Из ослабевшей руки мигом упали б поводья…
Торфир Младший. Элегия
Глава 14
КОРДАВА
Корабль приближался к берегу, бороздя сапфировые воды с белыми барашками волн. Красный парус с желтым изображением солнца едва округлялся, и матросы уже спешили к шкотам, чтобы спустить его в виду берега. Судно приближалось к гавани Кордавы.
Двое загорелых мужчин, облокотясь на резные перила борта в передней части крутобокой катафракты, приспособленной для перевозки больших грузов, молча смотрели на встающие из-за моря разноцветные квадраты города. Рядом толпились другие пассажиры. Утомленные долгим путешествием, они мечтали об отдыхе, о портовых тавернах, вине и веселых девках.
Город, взбегавший по склонам от самой линии прибоя, тонул своими узкими улицами и домами из красного и желтого кирпича в густой зелени садов, сверкая на солнце бронзовыми барельефами на арках дворцов, сияя колоннами и сложенными из белоснежных камней стенами храмов, медными крышами казарм, под которыми поблескивали прибитые на красных и желтых пилястрах трофейные щиты, пестрел вывесками гостиниц и лавок, и даже отсюда выглядел оживленным огромным муравейником.
– Не правда ли, почтенный Паш-мурта, даже великолепие городов Востока не сравнится с величием Кордавы, куда мечтает попасть каждый? – торжественно спросил своего спутника стройный мужчина в зингарском камзоле, расшитом золотом, с маленькими пустотелыми шариками вокруг воротника, позванивающими, словно серебряные колокольчики.
Его собеседник в длинной восточной одежде с черными полосами, поверх которой надета была безрукавка, украшенная сверкающими изумрудами, в тюрбане из радужной ткани педанта, заколотом алой брошью, вежливо улыбнулся и ответил:
– Я согласен с тобой, уважаемый господин Сантидио, в том, что многих влечет к себе этот центр цивилизации, и всякий путешественник, хоть раз всходивший на борт корабля, стремится побывать в столице Зингары. Город этот красив, не спорю, но на мой вкус ему не хватает изящества и стройности, присущих, скажем Аграпуру или Хоарезму. Бывал ли ты в тамошних местах? Если да, то должен помнить ажурные силуэты башен, прелесть висячих садов и бесподобные орнаменты, украшающие наши храмы…
Зингарец усмехнулся в усы, поглаживая маленькую клиновидную бородку. Его спутник говорил цветасто, как поэт, между тем он беседовал с работорговцем с Барахских островов, издавна бывших прибежищем пиратов. Впрочем, Паш-мурта был всего лишь богатым посредником, доставлявшим на рынок Кордавы «черный уголь» невольников, которых морские разбойники захватывали среди диких племен на побережье южнее Куша. Парламент Зингары несколько лет назад принял закон (и Сантидио в том деятельно участвовал), запрещающий корсарам приближаться к порту Кордавы на расстояние двух выстрелов из аркбаллисты. Правда, партия «фиолетовых» провалила полное запрещение работорговли, что было только на руку ушлым деловикам типа Паш-мурты. Пираты же не особо расстроились, зная, что в дни войны король Зингары отменит закон одним росчерком пера.
Нос катафракты коснулся песчаной отмели, образованной наносами песка из устья Черной реки, по обеим сторонам которой раскинулся город. Тогда с нижней палубы раздался крик гортатора, ударили о воду весла, выправляя судно в обозначенный ярко раскрашенными плавающими бочками фарватер, парус упал. Корабль заскользил по мертвой зыби зеленоватого моря, переходящего в глубине к темно-синему цвету. Стали уже попадаться лодки, с которых самые ретивые посланцы гостиниц выкрикивали их названия, призывая путешественников к отдыху и веселому времяпровождению в их заведениях.
Теперь пассажиры, вглядывающиеся в глубину моря, собрались возле правого борта. Мало кто упускал случай полюбоваться изумительной картиной затонувшего города: когда-то узкий полуостров, отходящий от берега, опустился на дно, и сквозь спокойную воду можно было видеть проплывающие среди водорослей развалины вилл, обломки колонн и статуи с белыми, облепленными ракушками лицами. На конце затонувшего мыса со стороны открытого моря высилась огромная пирамида, сложенная из неотесанных камней, на вершине которой стояла приземистая башня кордавского маяка.
– Скажи, – негромко проговорил Паш-мурта, глядевший на затонувший город, – правда ли, что эта насыпь устроена на месте подводного храма, откуда двадцать лет назад восстало древнее зло, чуть не погубившее город?
– Правда, – ответил Сантидио. – Тогда вождь восставшего народа Мордерми, чтобы свергнуть ненавистного короля Риманендо, прибег к помощи колдуна-некроманта, оживившего древнего властелина, чья гробница засыпана сейчас этими камнями.
– А правда ли, – спросил работорговец, – что на стороне восставших сражались свирепые воины, могучие, словно каменные утесы? Я слышал, что это были чернокожие из Амазонии или Атлая, которые жевали траву амокпта, чтобы стать неуязвимыми. С тех пор в Зингаре и пошла мода на черных рабов.
– Да, немногие остались в живых из тех, кто видел вблизи этих воителей, – грустно усмехнулся Сантидио. – Ты не поверишь, если я скажу тебе, что были они из настоящего камня. Ни меч, ни стрела не причиняли им вреда, и только один человек смог их одолеть, расправившись с некромантом, и над древним королем, и над самим Мордерми, превратившимся в тирана… Звали его Конан. Сейчас он король Аквилонии.
– Я слышал о нем, – кивнул Паш-мурта. – Его хорошо помнят на Барахских островах. Когда-то он был пиратом.
– И чуть было не стал королем Зингары, – задумчиво промолвил Сантидио. – Он отказался тогда от короны, предложив ее мне.
Паш-мурта изумленно глянул на своего собеседника.
– Но разве вот уже двадцать лет не властвует в Зингаре сын сиятельного Кантарнадо, получившего венец из рук восставших и учредившего парламент? – спросил он.
Работорговец не понял, почему так саркастически рассмеялся его спутник. Общаясь с пиратами, правительственными чиновниками, перекупщиками и таможенниками на многочисленных границах, которые он пересекал, ведя караваны невольников во многие страны, посредник привык к осторожности и не стал задавать лишних вопросов. Сославшись на дела, он удалился на нижнюю палубу, откуда матросы уже выбрасывали через квадратные люки тюки с товарами, мотки тканей и кож, украшенные серебром и слоновой костью сундуки, круглые ящики, сильно пахнущие благовониями, и плетеные корзины с плодами кауоки, растущими только во влажных джунглях Атлая.
Зингарец, облокотившись о борт катафракты, с жадностью смотрел на знакомые очертания приближающегося порта. Он не был на родине вот уже три года, путешествуя и побывав в вендийском море и в южном океане, доплыв до Уттара и Камбуи, где собирал легенды о древних лимурийцах. Перед его глазами еще стояли города на утесах, сказочные храмы и святилища богов, о которых никогда не слышали люди Запада, сожженные солнцем и истерзанные бурями острова посреди морских волн всех оттенков от серебристо-белого до огненно-красного вперемесь с синим и золотым. И все же город, который все более закрывали мачты многочисленных кораблей, был милее всего на свете его – Кордава!
В порту кипела работа: с причаливших к мраморной пристани кораблей рабы с лоснящимися от пота напряженными мускулами тащили по сходням тюки и бочки, самые тяжелые грузы поднимали с палуб и из люков при помощи хитрых приспособлений с длинными поворачивающимися балками, похожими на носы журавлей, поодаль плотники строгали мачты и доски, смолились канаты, белели перевернутые днища лодок. Тут же толпились торговцы фруктами и рыбой, выкликали названия своих заведений мальчишки из гостиниц, поводили голыми напудренными плечами портовые проститутки, завлекая клиентов.
У причала теснилось множество судов. Здесь были и боевые триремы со страшными звериными мордами на носах, небольшие фазелы, похожие на веретено, неутомимые либурны, которые плавали под своими яркими парусами от Куша до Пустоши Пиктов, и речные суда ладьи и барки, приходившие в порт Кордавы вниз по течению Черной реки. Впереди корабля, на котором прибыл зингарский путешественник, плыла теперь лодка с человеком в ярко-красной одежде, направляющим судно к свободному месту между тяжелой черной галерой и крутоносой ладьей, которая подходила к берегу одновременно с катафрактой по правому борту от нее.
– Ты прав, уважаемый Сантидио, говоря, что множество народа стремится сюда! – услышал зингарец голос Паш-мурты, вновь появившегося рядом. – Какое разнообразие лиц, одежд и корабельных вымпелов! Воистину, такого не встретишь в портах моря Вилайет, которое, как известно, не сообщается с мировым океаном и не позволяет городам Турана принимать корабельщиков со всего света.
Поняв, что перекупщик хочет польстить ему, имея какую-то скрытую корысть, Сантидио все же поддержал разговор.
– Это так, почтенный, – сказал он. – Взгляни: слева от нас стигийская галера, пришедшая, наверное из Кеми, а справа ладья с аквилонским вымпелом и значком Гандерланда. Это герцогство лежит у самых Киммерийских гор, но даже северяне приплыли в Кордаву, чтобы продать здесь меха и купить вина. Вон тот обросший крепыш, по всей видимости, их кормчий, явно гандерландец. На носу бледный вельможа в малиновом берете, наверное, какой-нибудь аквилонский граф со своим телохранителем. Он выбрал себе в охранники подходящего парня: настоящий богатырь. Судя по светлой бороде и косам, бритунец, хотя его кожа и слишком смугла для обитателей тех краев. Никогда не видел таких здоровых бритунцев! Пожалуй, я знал только одного человека, который мог бы сравниться с этим телохранителем мощью. И такие же голубые глаза… Да, если бы не светлые волосы и борода, он был бы похож на Конана. Но что я говорю, мой бывший товарищ сидит сейчас на троне в своей Тарантии…
Пассажиры причалившей ладьи спустились тем временем по сходням и исчезли в толпе.
– Могу ли я задать тебе один вопрос, уважаемый Сантидио? – елейным голосом спросил Паш-мурта, и зингарец понял, что тот решил, наконец, перейти к делу.
– Рад буду помочь, – отвечал он, хотя и не испытывал особого уважения к работорговцу, единственным извинением для которого считал тот факт, что перекупщик торгует черными. – Все же мы вместе плывем от самого Куша.
Он немного покривил душой: торговец «черным углем» погрузил свой товар на борт катафракты в укромной бухте острова Сиптаха, где была перевалочная база морских разбойников.
– Видишь ли, – вкрадчиво начал Паш-мурта, – среди моих невольников, которые по большинству своему захвачены среди диких племен, не многим отличных от обезьян, которые во множестве обитают в джунглях Амазонии, есть одна рабыня, не похожая на прочих. Ее схватили в устье реки Зархебы, где эта девушка имела неосторожность удить рыбу со своей долбленой лодки. Она, конечно, дикарка, но откуда-то знает немало гирканских слов, так что с ней вполне можно объясняться. Кожа ее более светлая, чем у обитателей Черных Королевств, кроме того, она наделена некоторыми необычными способностями…
– Что ты имеешь в виду? – заинтересованно спросил зингарский путешественник, за долгие годы скитаний так и не утоливший свою жажду ко всему необычному.
– Взгляни сам, – сделал приглашающий жест Паш-мурта.
На верхней палубе уже сидели на досках, скрестив худые черные ноги, его невольники: три десятка мужчин и женщин, единственной одеждой которым служили короткие юбки из пальмовых листьев. На грязных шеях бусы из морских раковин, носы и уши проткнуты костяными палочками и кольцами. Мужчины были жилисты и низкорослы, а женщины с отвисшими плоскими грудями годились разве что для грязной работы наравне с домашней скотиной.
Среди дикарей Сантидио сразу приметил девушку с более светлой кожей, робко сидевшей на корточках чуть поодаль. Лицо ее было красиво, черные волосы коротко острижены, а гибкий стан покрывал кусок тонкой материи с вырезом для шеи, скрепленный с боков красными завязками. На этом странном платье неловкими стежками вышит был какой-то незамысловатый орнамент.