Текст книги "Источник судеб"

Автор книги: Клайв Леннард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

– Подойди, Ваная! – велел Паш-мурта рабыне. Она поднялась и нерешительно приблизилась, ступая по горячим доскам палубы маленькими босыми ступнями.

– Этот господин хочет посмотреть, что ты умеешь, – сказал работорговец.

Девушка безропотно выгнулась назад, ее голова показалась снизу между чуть раздвинутых ног, а смуглые ладошки охватили точеные колени. Она как-то виновато улыбнулась и вдруг покатилась по палубе, словно обруч из ивовых прутьев. Потом встала и легко закинула одну ногу себе за шею, так что розовая пятка виднелась рядом с ее худой щекой.

– Женщина-змея, – заключил Сантидио. – Что ж, я видел таких в Вендии. Ты, наверное, хочешь продать ее подороже и интересуешься, где это можно сделать?

Паш-мурта поклонился.

– Она может часами стоять в самых удивительных позах и нисколько не устает, – сказал он. – Может быть, ты укажешь мне владельца какого-нибудь цирка и дашь ему свои рекомендации?

«Тебе нужны ручательства зингарца, потому что ты отлично знаешь законы, – подумал Сантидио: – В Кордаве разрешено торговать только черными, а эту девушку можно отнести к ним лишь с большой натяжкой. Впрочем…»

– Мне пришла мысль получше, – сказал он. – Я порекомендую тебе покупателя за десятую часть ее цены в качестве вознаграждения. Видишь ли, я поиздержался в дороге, но не хочу сразу отправляться к королю, который еще не знает о моем прибытии. Хочу сначала осмотреться.

Паш-мурта радостно закивал.

– Конечно, конечно! А таможенникам мы можем сказать, что она твоя служанка. Чтобы не платить лишнюю пошлину, – добавил он поспешно.

Зингарец пропустил эту реплику мимо ушей и продолжал:

– Прежде, чем отправиться в путешествие, я вращался в высших кругах кордавского света и знаю одну даму, которая может оценить необычные способности девушки. Она кофитка, но замужем за одним здешним вельможей. У нее огромная вилла, где она держит множество удивительных… мн-э… людей.

Он не сказал «невольников», потому что официально любой человек, чей цвет кожи хоть немного отличался от цвета каменного угля, считался свободным гражданином Зингары. Сантидио сам когда-то работал над этим законопроектом и очень им гордился.

– Я заплачу пятнадцатую часть, – сказал работорговец, – из большого уважения к тебе.

Сходни уже были спущены, и черные невольники, связанные длинной пеньковой веревкой и подгоняемые тремя надсмотрщиками, сходили на пристань. Паш-мурта и Сантидио последовали за ними. Рядом с зингарцем, глядя вокруг широко распахнутыми изумленными глазами, шла Ваная.

* * *

Конан мрачно вышагивал среди пестрой толпы рядом с фаллийцем, чей малиновый берет, изрядно уже грязноватый, плыл на уровне его плеча. Да Дерг имел вид человека, которому пора составлять завещание: лицо побледнело и осунулось, прежде надменные губы складывались теперь в какую-то жалкую гримаску, он спотыкался и придерживался за рукав бритунского наряда своего спутника.

Конана злил этот маскарад. На боку у него висел короткий меч в дешевых ножнах, годный, по мнению киммерийца, скорее для колки орехов, чем для серьезного дела. Впереди бежал мальчишка из гостиницы в длинной хламиде, представлявшей умопомрачительную смесь из плохо пришитых заплат и прорех, сквозь которые виднелось грязное тело. Мальчишка крутился, словно вьюн, то ныряя в боковые улицы, откуда высовывался с видом заговорщика, поджидая своих неторопливых клиентов, то бежал перед ними задом наперед, размахивая руками, приплясывая и тараторя.

– …И самые дешевые номера во всем городе! – трещал он, беспрерывно почесываясь. – Конечно, от моря далековато, но что там море: сырость, да и шумновато в порту. Давеча пьяные матросы из Аргоса сцепились с местными, большая была драка, пятерых убили, а одному выкололи глаз. И девки там дурные, половина работает на дона Банидио, а дон Банидио держит такие цены… Чего вам платить лишнее за старых шлюх? Вот у нас девочки пальчики оближешь, хозяин не строгий, можно и просто за выпивку сговориться… А море, что море, из окна видно!

В черных, как сливы, глазах временами мелькал страх: больше всего мальчишка боялся, что клиенты передумают, отправятся куда-нибудь в другое заведение, а он лишится медной монетки, которую получал от хозяина в уплату за настырность и умение беспардонно врать путешественникам. Он никак не мог уразуметь, отчего это богато одетый вельможа и здоровяк-бритунец согласились тащиться на другой конец города, хотя в центре и у моря было множество шикарных гостиниц.

Они шли по мощенным булыжником мостовым Кордавы среди шумной и пестрой толпы. Повсюду, в узких улочках и на маленьких площадях возле фонтанов, кипела жизнь. Менялы взвешивали на весах монеты, привезенные со всех концов света, круглые и овальные, с гордыми ликами императоров или замысловатыми значками и даже с дырками, пробитыми посредине, чтобы деньги можно было нанизывать на шнурок и носить в качестве ожерелья, демонстрируя тем самым свое богатство. Почтенные матроны пряли, сидя на резных стульчиках у своих домов, тут же предлагая пушистые нитки на продажу. Из харчевен с песнями вываливали полупьяные моряки и местные бандиты, разодетые не хуже знатных грандов. Слуги тащили на головах корзины с фруктами и вином, а их господа величественно шествовали, направляясь в гости или бани, в сопровождении пестрой свиты приживальщиков с почтительными лицами. Назойливые проститутки с ярко накрашенными губами и насурьмленными бровями, похожие на хищных ящериц, вертелись в толпе, хватая мужчин за руки и призывно покачивая почти обнаженными грудями. В холодке стен и у фонтанов часто попадались посапывающие пьяницы, погруженные в сон. Никто их не трогал, хотя изредка попадались патрули стражников, одетых в красно-золотую форму с королевским гербом на левом плече.

Кордава сильно изменилась с тех пор, когда киммериец вынужденно вступил здесь в ночную армию короля воров Мордерми. Во времена старого глупого Риманендо на улицах столицы преобладали люди в военной форме и вельможи, которые часто носили помимо шпаги по два-три кинжала, не считая стилета за обшлагом, всячески демонстрируя свою гордую воинственность и не давая прохода редким простолюдинам, которым дорога в богатые районы была вообще заказана. Порядок на центральных улицах царил почти идеальный, и лишь по ночам вдоль стен и заборов скользили призрачные тени воров и грабителей, поднимавшихся на поверхность из многочисленных лазов, ведущих в Преисподнюю. Так называли подземный город, обитель порока, где прятались изгои общества, спустившиеся в завалы после страшного землетрясения, разрушившего одни и завалившего оползнями другие кварталы Кордавы. Тогда же опустился на дно полуостров с виллами и дворцами, ставший теперь одной из главных достопримечательностей зингарской столицы. Конан вспомнил полутемные грязные улицы-коридоры нижнего города с множеством игорных притонов, опиумных курилен, публичных домов и других сомнительных заведений пристанищами воров, убийц, продажных девок и политических заговорщиков. Сейчас все это словно выплеснулось на поверхность. Даже здесь, в центре, сутенеры с напомаженными волосами спокойно стояли в дверных проемах с красными фонариками, а народ возле фонтанов открыто спорил о политике. Какой-то поэт, взобравшись на бочку, декламировал куплеты, в которых весьма непочтительно упоминалась бородавка короля Элибио, а на стене скобяной лавки киммериец заметил криво выведенную зеленой краской надпись: «Фиолетовых» в море!»

– Кто такие эти «фиолетовые»? – спросил он приплясывающего впереди мальчишку.

– А! – воскликнул тот, довольный, что нашлась новая тема. – Это самая большая фракция в парламенте…

– Фракция?

Оборванец глянул на Конана снисходительно: ох уж эти дикие бритунцы, не знают самых простых вещей!

– Ну группа, – пояснил он, не переставая чесаться. – Они еще называют себя «партией Аввинти».

Киммериец ухмыльнулся в бороду: когда-то он знал человека по имени Аввинти, эмиссара тайного братства «Белой розы» среди аристократов Кордавы в дни заговора против короля Риманендо.

– Есть еще «зеленые», – продолжал мальчишка, – или «партия Карико»…

Карико, вождя бедняков, казненного своим бывшим союзником Мордерми, когда король воров, свергнув Риманендо, на время стал тираном Зингары, Конан тоже хорошо помнил.

– Эти две фракции постоянно грызутся друг с другом, – объяснял посыльный тоном опытного политика. – Ну и разные там «красные», «желто-голубые» и «оранжевые». Но эти все под ногтем у дона Бенидио, достойнейшего из сенаторов его величества…

– Дон Бенидио? – переспросил киммериец. – Сутенер?

– Почему сутенер? – Мальчишка даже застыл на месте с полуоткрытым ртом.

– Да ты сам говорил, что на него работает большинство портовых шлюх.

– Ну да, работают, – облегченно заулыбался оборванец. – А на кого же им еще работать? Нельзя же допустить, чтобы проституция существовала вне рамок закона. Сенаторы курируют и публичные дома, и игорные заведения, и те места, где пьют или курят опиум. Во избежание распространения дурных болезней и подпольного взимания мзды!

Мальчишка многозначительно поднял грязный палец. Потом быстро оглянулся, заговорщицки подмигнул и прошептал:

– А тех, кто думает по-другому, иногда находят на берегу с камнем во рту. Течения у нас тут сильные, и дно галечное.

После речей провожатого Конан обратил внимание, что множество граждан носят зеленые или фиолетовые плащи и, встречаясь, злобно поглядывают друг на друга. Вокруг стихоплета, читавшего вирши о короле, собрались в основном «зеленые», которые, впрочем, выглядели людьми далеко не бедными: толстые лавочники с лоснящимися лицами, менялы, разносчики, несколько слуг и женщины в мещанских платьях, с зелеными лентами в пышных прическах.

Выйдя из теснины улицы, Конан, фаллиец и мальчишка оказались на широкой площади. Напротив высилась полукруглая стена, прорезанная высокими арками. Из-за нее долетал невнятный шум, а площадь сплошь была усеяна корками лимонов и дынь, обкусанными ломтями тыкв и стручками красного перца. Посредине пустынного пространства возвышался конный памятник, изображавший мрачного вида человека с опущенной шпагой в бронзовой руке.

– Это что, рынок? – спросил Конан.

– Ипподром! – Глаза мальчишки засияли праздничным блеском. – Здесь народ наслаждается прекрасным зрелищем бегов. Фавориты партий соревнуются в колесницах, а сенаторы и король смотрят на них из золоченых лож. Когда-нибудь я скоплю денег, чтобы попасть на галерку и увидеть, как кто-нибудь сломает себе шею!

– А кому памятник? – прервал его восторженную речь киммериец.

– О, это сам Мордерми, вождь восставших, из рук которого отец нынешнего короля получил скипетр и державу!

– Кром! – вырвалось у северянина. – Да ведь я собственной рукой выбросил когда-то этого ублюдка из окна на поживу толпе…

Многоголосый победный вопль, возникший над стенами ипподрома, заглушил его неосторожные слова. Ликующие крики, звуки рожков и какой-то треск повисли над площадью: от них мог бы содрогнуться сам бронзовый Мордерми, если бы он умел содрогаться при жизни.

– Победа! – завопил оборванец, прыгая на одной ноге. – «Зеленые» победили! Они всегда так вопят, когда берут верх над «фиолетовыми». Если бы те одолели, они дудели бы в свои фанфары…

– Пошли, – тихо сказал фаллиец. Это было первое слово, которое он произнес, ступив на берег.

– Подождите, – заволновался посыльный, – нельзя упустить такое зрелище! Вам будет интересно, вот увидите. Сейчас понесут победителя…

– В другой раз, – буркнул варвар, подталкивая мальчишку в спину.

Но не успели они миновать памятник, как из-под арок ипподрома повалил народ. Только теперь Конан понял, почему на площади не видно ни торговцев, ни праздно гуляющих граждан. С ревом, напоминающим горную лавину, толпа запрудила все пространство, грозя смести и затоптать всякого, оказавшегося на ее пути. Мальчишка из гостиницы проворно взобрался на постамент и устроился между ног бронзового коня, готовясь насладиться зрелищем. Конан прижался спиной к теплому камню монумента, прикрывая рукой безвольно стоявшего рядом брегона.

Люди в зеленых плащах приплясывали и вопили, всячески выражая свой восторг победителю, которого несли на резном сидении, снабженном длинными ручками, поднимая над головами. Поджарый мужчина в зеленой тунике и сандалиях, украшенных серебряными семиконечными крестами, с золотым венчиком на голове, еще красный от недавнего напряжения, устало помахивал одвой рукой, а другой утирал пот, градом струившийся по грубому некрасивому лицу.

– Да здравствует Базилас! – раздавались крики. – Победа! Победа! Да здравствует Карико!

Из другой арки, смешиваясь с «зелеными», выходили люди в красных, желто-голубых и оранжевых одеяниях. Они тоже победно вопили, приняв, очевидно, сторону партии Карико.

Казалось, ликованию не будет конца, но вдруг толпа отхлынула и подалась в сторону. Из третьего прохода показались «фиолетовые»: их плащи сверкали на солнце дорогой отделкой и самоцветными камнями. Многие шли в окружении слуг, вооруженных длинными палками, темнокожие рабы несли в изукрашенных портшезах дам, прятавших лица под тонкими вуалями. Впереди выступал красавец в фиолетовой тунике и перламутровых сандалиях с альмандиновыми пряжками в форме трилистника.

Толпа «зеленых» отступила за невидимую линию, центром которой был памятник бывшему королю воров.

Красавец в фиолетовой тунике поднял руку, и его сторонники замедлили шаг.

– Смотрите на него! – крикнул он, указывая на победителя. – Ты подонок, Базилас! Во втулках моей колесницы нашли песок, и все же мы пришли к финишной мете одновременно. Судейщики отдали победу тебе, но ты зря радуешься. Я побеждал на скачках в Мессантии и Луксуре, и не тебе, сыну вора, торжествовать над Скалидо!

Рев и издевательский хохот «зеленых» был ему ответом.

– Пойди в баню, Скалидо, сын своего дедушки, выпусти пар! – крикнул Базалис.

На этот раз взвыли «фиолетовые». Многие обнажили шпаги, подталкивая вперед слуг и рабов с дубинками. Со стороны последователей Карико в них полетели огрызки дынь и стручки перца, и Конан понял, что сейчас начнется потасовка. Он уже прикидывал, придется ли принять в ней участие, но тут окованные железом двери длинного строения напротив ипподрома распахнулись, и оттуда на площадь устремился отряд стражников с квадратными щитами и копьями в руках.

Они бежали цепью молча, со строгими лицами, привычно занимая места между двумя враждующими партиями, расталкивая зазевавшихся копьями, у которых, как с удивлением заметил киммериец, были деревянные наконечники. «Красные», «желто-голубые» и «оранжевые» разбегались по обе стороны отряда стражников и тут же присоединялись либо к партии Авванти, либо к сторонникам Карико, нисколько этим не смущаясь и рьяно поддерживая ту и другую сторону.

– Именем короля, разойтись! – не слишком сердито покрикивал сотник, бежавший впереди своих людей с тупой учебной рапирой в руке.

Гневные возгласы по обе стороны живой цепи стали стихать, казалось, все вот-вот кончится миром. Но тут вышла заминка: сотник неловко поскользнулся на арбузной корке и растянулся на камнях, не добежав до памятника. Стражники кинулись поднимать своего начальника. В тот же момент из-под ног бронзового коня раздался звонкий голос гостиничного служки:

– Скалидо любит мальчиков, он водит их в баню!

Красавец в перламутровых сандалиях взвизгнул и бросился на обидчиков, не разобрав, кто именно запятнал его честь столь гнусным публичным оскорблением. За ним устремились вельможи в фиолетовых плащах и их слуги, размахивающие палками.

«Зеленые» и «фиолетовые» сшиблись возле самого памятника. Резное сидение победителя закачалось, и Базилас, дрыгнув кривыми ногами и сверкнув серебряными пряжками сандалий, полетел в толпу. Сторонники давно почившего Авванти победно взвыли и усилили натиск. Началась давка. Задние теснили передних, которые попали под мощные удары здоровых кулаков и коротких дубинок «зеленых», не имея возможности использовать в этой толчее шпаги. Многих слуг и чернокожих рабов сбили с ног и затоптали, господа обнажили кинжалы, с ругательствами отбиваясь от плебеев. Пролилась первая кровь.

Возле ног Конана, стоявшего на мраморных ступенях монумента, закипело побоище. Мелькали кулаки, лезвия и дубинки, зелено-фиолетовый вихрь поглощал редкие красные, голубые, желтые и оранжевые пятна.

Из толпы, плюясь кровью, выбрался здоровяк в зеленом плаще и, постанывая, побрел к киммерийцу. Тупо глянув на его одежду, он прохрипел:

– Ты за кого?

– За Крома! – рыкнул варвар и врезал пудовым кулаком в челюсть «зеленого». Тот канул спиной в толпу, оставив на ступенях выбитые зубы.

– Надо… уходить… – слабо проговорил Да Дерг. Он едва держался на ногах, прижимаясь спиной к постаменту.

– Куда, в задницу Нергала? – проворчал киммериец. – Я, конечно, смогу проложить дорогу даже таким паршивым мечом, как этот, но потом нам придется скрываться от ареста за множественное убийство при отягчающих обстоятельствах. Подождем, пока они угомонятся…

В это время он заметил возле ступеней изящный дамский портшез. Двое чернокожих безуспешно пытались вытащить его из гущи дерущихся к памятнику. За полупрозрачными занавесками мелькнуло испуганное женское лицо. Один из рабов упал под ударом дубинки, второй бросил ручки и попытался скрыться. Портшез оказался на земле, клонясь набок под натиском множества тел.

Одним прыжком киммериец оказался возле и легко поднял носилки, словно это был пустой ящик из-под фруктов. Развернувшись и держа свою ношу над головой, он хотел было вернуться под сень бронзового вождя, но дорогу ему преградил свирепого вида коротышка в зеленой куртке.

– Отдай шлюху! – потребовал он, целя в живот Конана мясницким ножом.

– На! – выдохнул киммериец и ударил носком сапога в пах мяснику. Тот издал звук, который, наверное, не раз слышал от забиваемой скотины, сложился вдвое и пал ниц под ноги дерущихся. Конан благополучно вернулся к бледному фаллийцу и опустил портшез на гранитные ступени.

– Кто ты? – услышал он мелодичный голос и только сейчас оценил надменную красоту зеленоглазой женщины, смотревшей на него из-за раздвинутых занавесок.

– Бритунец, – не слишком учтиво отвечал киммериец, которому претила эта вынужденная ложь. – Зовусь Бастаном. Я телохранитель вот этого аквилонского графа.

Да Дерг снял свой берет и вяло помахал им, изображая приветствие.

– Твой господин ранен? – спросила дама.

– Он болен.

– Меня зовут Зана дель Донго. Ты спас мне жизнь, и я должна тебя отблагодарить. Приходите оба сегодня вечером, мою виллу укажет всякий. Для твоего господина тоже кое-что найдется: у меня весьма искусный лекарь, сведующий во всех известных и неизвестных недугах.

Тем временем на площади появились новые отряды стражников. Они выкатывались из темных проемов улиц, словно желто-красные рассерженные птицы. Прикрываясь квадратными щитами с королевским гербом и щедро раздавая направо и налево удары дубинок, сделанных из гибкого ствола ползучего растения пша, они рассеивали дерущихся, не выказывая ни малейшего почтения ни аристократам, ни, тем более, плебеям.

– Шпаги в ножны! – ревели сержанты с голубыми нашивками. – Убрать дрикольё!

Очухавшийся после падения сотник яростно хлестал своей гибкой рапирой по спинам и лицам, предчувствуя разнос начальства за свою давешнюю неловкость. Его люди вовсю орудовали копьями с деревянными наконечниками.

Решительность стражников возымела действие. Многие пустились в бегство: «зеленые» без оглядки, «фиолетовые» – пытаясь сохранить остатки сословной гордости, насколько это позволяла ситуация.

Как только толпа поредела, Конан подхватил готового упасть брегона и, свистнув мальчишку, двинулся за ним, огибая стену ипподрома. Посыльный ликовал, он приплясывал и выкрикивал на ходу: «Ну мы им врезали, ну и врезали!»

– Я тебе сейчас врежу, – мрачно пообещал ему Конан.

С тем они и скрылись за спинами разбегающейся толпы и размахивавших дубинками стражников.

К оставшемуся на ступенях портшезу приблизился чернокожий раб, униженно кланяясь и прижимая к груди руки.

– Ты заслуживаешь быть повешенным за ребро, – зло бросила ему Зана. – Кликни вольных носильщиков, чтобы доставили меня домой. А потом, если хочешь заслужить прощение, сделаешь вот что…

Раб почтительно склонился к окошку портшеза, получая наставления. Потом точеная рука протянула ему жестяную бирку, свидетельствующую, что раб выполняет поручение своей госпожи. Чернокожий прицепил ее к запястью и со всех ног бросился в ту сторону, куда отправились светловолосый гигант и его занедуживший господин в малиновом берете.

Глава 15

МЕСТО СИЛЫ

Поражение Скалидо, как ни странно, подняло настроение Заны дель Донго, рьяной приверженицы и одной из вдохновительниц движения «фиолетовых». Никакого песка во втулках, конечно, не было, и судейщики справедливо отдали победу Базиласу, чьи лошади опередили квадригу Скалидо на полголовы. Не Зана ли настаивала, что партии нужен новый фаворит? Она вынужденно принимала этого выскочку в своем доме, где собиралось самое блистательное общество, но никогда не посылала ему приглашения на серебряной карточке со своим гербом, как прочим. Скалидо всегда приглашал Палипсио, ее мужа, и весь вечер эти два голубка сидели рядышком, угощая друг друга фруктами и подливая вина из серебряных кувшинов. Упаси Иштар, если бы кто-нибудь заподозрил ее в ревности! Она давно не воспринимала женственного Дель Донго ни как мужчину, ни как мужа. Хватит того, что благодаря богатому приданому, ей удалось стать гражданкой Зингары, где, в отличие от ее родного Кофа, женщины никогда не считались исключительной собственностью своих мужей. Палипсио получил деньги, она – свободу, и теперь они не мешали друг другу наслаждаться жизнью. Но Скалидио становился просто опасен: благодаря его второму проигрышу, партия Аввинти теряла политические очки. Ничего, уж теперь-то она сумеет настоять на своем и подыскать нового участника бегов. Знать бы только, кого…

Носильщики доставили портшез во двор виллы, окруженный мраморными статуями, с большим овальным фонтаном посредине. Получив монету, они вежливо раскланялись и с достоинством удалились пропивать плату в ближайшем кабаке.

Старый мажордом, разодетый по моде времен короля Риманендо, галантно подал руку своей госпоже и, гордо вышагивая, повел Зану по полукруглым ступеням к парадному входу с таким видом, словно был графом, направляющимся на бал со своей молодой любовницей. Собственно, он и был когда-то графом и ловким царедворцем, однако, после свержения прежнего короля, не сумел вовремя сориентироваться, попал в немилость к новым властям и даже после Реставрации не смог вернуть ни титула, ни денег.

– Вы будете приятно удивлены, – говорил мажордом светским тоном, – в приемной ожидает дон Сантидио Эсанди, жаждущий видеть вас с большим нетерпением, как в прежние времена…

И старик тонко улыбнулся, давая понять, что знает гораздо больше, чем положено обычному домоправителю.

– Так он вернулся? – холодно спросила Зана.

– Пока инкогнито. Дон Эсанди не желает афишировать своего появления в Кордаве, и первый визит нанес вам. У него есть для вас какой-то подарок. С ним восточный негоциант, утверждающий, что имеет товар, который вас заинтересует.

– Представляю, – усмехнулась дама. – Какие-нибудь тряпки из Вендии или Камбуи.

Кликнув служанок, она удалилась в купальню, велев передать гостям, что скоро будет.

Паш-мурта и зингарец сидели в резных креслах за круглым столом с крышкой из голубого лазурита и подкреплялись вином и фруктами. Сантидио что-то рассказывал работорговцу, и тот с почтением слушал.

– Поток этот постоянно меняет свой цвет, – говорил дон Эсанди, – и, вытекая из грота в одной скале, скрывается под другой, отстоящей локтей на двести. Причем с морем он не сообщается, разве что где-нибудь под землей. Когда местные увидели наше неожиданное появление, они пали ниц и молили нас поскорее уйти, дабы не лишить их средств к существованию. Ничего не понимая, мы, со всей возможной осторожностью, осведомились о причинах столь негостеприимного поведения аборигенов…

– Донна Зана дель Донго! – объявил появившийся в зале мажордом, словно ударил в бронзовый дверной колокол.

В окружении служанок, благоухая духами, вошла хозяйка дома. На ней была отливающая золотым и фиолетовым полупрозрачная цикла, широкая и длинная, едва скрывающая тело, грудь почти открыта, черные волосы взбиты в прическу, напоминающую грушу, на шее – нить бирюзы, на руках – тонкие серебряные кольца и тяжелый золотой браслет с агатовым украшением в форме трилистника.

Сантидио вскочил и отвесил изысканный поклон. Паш-мурта тоже поднялся и сложился чуть ли не вдвое, уткнув черную бороду в грудь и сомкнув толстые пальцы внизу живота, словно боялся, что тот может упасть на ковер.

– Садитесь! – махнула тонкой ладонью Зана. Она опустилась в кресло, обитое фиолетовым бархатом, и взяла из вазы гроздь винограда.

– Так ветры Бора все же прибили тебя к зингарским берегам? – спросила она дона Эсанди.

– Ветры долго носили меня по морям, – отвечал тот, – но, вернувшись, я обнаружил, что Кордава все так же великолепна, а хозяйка самой роскошной виллы стала еще прекрасней!

– Пребывание среди дикарей не отучило тебя говорить красиво, – насмешливо сказала Зана. – Довольно ли наслушался ты сказок о лимурийцах, и хороши ли женщины в тех краях, где ты побывал?

– Я привез много записей и древних манускриптов, что же касается женщин, они не идут ни в какое сравнение с нашими темноокими красавицами, как ни одна из этих последних не может сравниться с тобой, Зана Комнин!

– О! – воскликнула донна, – ты еще не забыл, что я предпочитаю свое родовое имя этому пошлому «дель Донго»?

– Я ничего не забыл, – страстно прошептал Сантидио, – ничего…

Хозяйка виллы звонко расхохоталась.

– Знаешь, какую песенку сочинили портовые шлюхи?

И она пропела хриплым вульгарным голосом:

Ты долго плавал, морячок,

Я позабыть тебя успела,

Развязывай свой туесок,

Подорожало нынче тело!

Сантидио кисло улыбнулся.

– Ты все та же, Зана…

– Стараюсь, – сказала она. – Но хватит обо мне, давай поговорим о тебе. Говорят, ты что-то привез мне в подарок? Надеюсь, живого лимурийца?

– Увы, они остались лишь в преданиях и легендах. Но, думаю, мой подарок тебе понравится.

Сантидио поставил на стол невзрачный, обитый кожей ларец и откинул крышку с просверленными в ней отверстиями. Ящик был полон воды. Дон Эсанди запустил в него руку и извлек небольшое, величиной с кулак, существо. Когда он опустил его на столешницу, существо выставило вперед клешни и боком побежало по голубой поверхности. Это был краб. Панцирь его переливался всеми цветами радуги.

Зана дель Донго с интересом наблюдала за маленьким созданием, не выказывая, впрочем, особого восторга.

– Что ж, – сказала она наконец, – я люблю крабов. У них нежное мясо. А из панциря можно сделать неплохую брошку.

– Ты шутишь! – воскликнул Сантидио. – Я не стал бы везти через три моря подарок для твоего повара и ювелира. Это совсем необычный краб.

– Он поет, свистит, танцует, обучен грамоте?

– Нет, его придется убить и высушить. Потом растолочь и приготовить чудодейственный порошок. Я как раз рассказывал почтенному Паш-мурте, где я обнаружил это необычное творение природы. Как-то буря прибила наш корабль к одинокому острову в Южном океане. В поисках пропитания мы высадились на берег и наткнулись там на необычный ручей, достаточно широкий и бурный, с водами странного цвета. Вернее, цвет определить было невозможно, так как он постоянно менялся. Поток вытекал из одной скалы и скрывался под другой, не соединяясь с морем…

– Погоди-ка, – перебила Зана. – Этот порошок, о котором ты говорил, – он для чего?

– О, это самое чудесное снадобье, о котором мне приходилось слышать! – воскликнул Сантидио. – Но позволь рассказать все по порядку…

Зана кивнула одной из служанок, и та удалилась куда-то за вышитые занавески. Дон Эсанди успел поведать, как испуганные обитатели острова, завидя вооруженных людей, униженно просили не лишать их пропитания, когда в зале, неслышно ступая мягкими туфлями, появился сутулый мужчина в черной одежде без украшений.

Его седые волосы падали на несвежий воротник, усыпанный перхотью. Человек поклонился и уселся в одно из кресел.

– Это мой лекарь Родарг, – представила его хозяйка, – он сведущ во многих снадобьях и с интересом послушает твою удивительную повесть, мой милый Сантидио.

Путешественник расцвел от этого «милого Сантидио» и с воодушевлением продолжал:

– После расспросов выяснилось, что раз в год в разноцветном потоке появляется огромный краб, чей панцирь сияет, словно радуга. Как он попадает туда из моря, аборигены не знают, хотя, я думаю – через подземные пещеры. Его ловят и обменивают на товары, которые привозят купцы из Вендии, что позволяет племени безбедно прожить до следующего года. Они не подпускают к потоку других обитателей острова, который весьма обширен. Иные племена приносят им съестное, получая взамен вендийскую утварь и оружие. Нас они поначалу приняли за вооруженных грабителей.

– Видно, немало стоит этот краб, если вендийцы снабжают за него целый остров, – задумчиво проговорила Зана. – Но твой подарок не слишком велик. Дикари тебя обманули?

– Нет-нет, – запротестовал Сантидио, – огромный краб действительно появился…

– Отчего же вы его не забрали?

– Тем самым мы обрекли бы на голодную смерть целое племя. Другие аборигены никогда не дали бы им еды, а земля племени Краба скалиста и бесплодна. Хотя капитан и предлагал то же самое, да и команда роптала…

– Узнаю гуманиста Сантидио, вдохновителя тайного братства «Белой розы»! Почему же капитан корабля не настоял на своем?

– Потому что это был мой корабль и мой капитан, – нетерпеливо ответил дон Эсанди, – и мы пустились в путь, чтобы изучать страны и народы, а не грабить беззащитных дикарей. Кроме того, тот большой краб – самка, которая производит в разноцветном ручье свое потомство. Обычно одного детеныша, аборигены отпускают его на волю. Но на сей раз их было два, и я счел возможным забрать одного малыша, чтобы привезти в Зингару и подарить женщине, которая столь умна, что предпочитает украшениям и нарядам различные диковинки.

– Что скажешь, Родагр? – обратилась Зана к лекарю, никак не отреагировав на комплимент Сантидио.

– Я слышал об этом крабе, – проскрипел человек в черном, – хотя и думал, что это сказки. Говорят, порошок, из него приготовленный, излечивает от многих недугов вплоть до слепоты, если его принимать небольшими дозами. Если же растворить в вине целую горсть и выпить – это придает силу, стремительность и порождает неукротимую волю к победе. Хотя стигийские колдуны используют его и в других целях…