Текст книги "Источник судеб"
Автор книги: Клайв Леннард
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)
Внизу стояла красная печать с изображением странного зверя, похожего на лошадь, но с длинным рогом во лбу.
Поминая Крома, варвар засунул свиток в кошель на поясе, где позванивали две медные монеты – все, что у него осталось.
– Достать корабль, – ворчал киммериец, – собрать наемников! А на какие шиши, хотел бы я знать? И что это за Ведьмин Глаз, провались весь проклятый Фалль в пучину вслед за Атлантидой?!
Чернокожий, который привел его на виллу дель Донго, униженно кланяясь, попросил Конана проследовать в покои хозяйки.
В розоватом дыму курильниц варвар увидел украшенное акантами и метопами просторное ложе с высокой спинкой, под тюлевым пологом, опирающееся на искусно выполненных золотых лебедей. Занавески были раздвинуты, Зана возлежала на атласных подушках в своей полупрозрачной цикле, низко открывавшей грудь. Ее великолепные черные волосы свободно падали на розовые плечи, в ушах поблескивали крупные серьги в виде серебряных полумесяцев с агатовыми блестками. Этой крепко сложенной брюнетке было около тридцати, но, благодаря неустанным заботам служанок, цирюльников, массажистов, банщиков-кастратов, а также заморским благовониям, мазям и притиркам, выглядела она великолепно.
– Садись, бритунец, – указала хозяйка виллы холеной рукой на низенький пуфик напротив своего ложа. – Ты один? А где же твой бледный граф?
– Он уехал, – ответил Конана, опускаясь на сидение, которое прогнулось под его тяжестью так, что он опустился чуть ли не на пол, а его колени, обтянутые потертой кожей штанов, поднялись к самому подбородку. – Выздоровел и уехал. И рассчитаться забыл… Кром, не найдется ли у тебя табуретки покрепче и повыше?
Зана смерила его внимательным взглядом темных глаз и хлопнула в ладоши. Мамба принес трехногий резной стул, на который, удовлетворенно хмыкнув, киммериец и уселся.
– Так ты из Бритунии? – спросила хозяйка. – Ваши женщины красивы, однако, на мой вкус, слишком светлокожи. А мужчины, которых мне до сих пор приходилось видеть, хоть и заплетают косы таким же манером, как ты, но более тонки в кости и низкорослы…
– Мой отец был киммерийцем, – соврал Конан первое, что пришло в голову. – Он бежал от преследований и навсегда поселился в Бритунии. Я там родился и вырос.
– Расскажи мне об этой стране, – попросила Зана. – Бастан, кажется?
– Что ж рассказывать? Бритуния покрыта лесами, и от одной усадьбы до другой бывает по нескольку дней пути. Замки там в основном строят из вековых бревен, хотя есть и каменные. Короля выбирают, но власть его не слишком крепка. Вот, пожалуй, и все.
– Ну нет, – со смехом отвечала Зана, – так легко ты не отделаешься! Не каждый день приходится беседовать с живым северянином. Неужели в ваших краях нет диковинок, достойных упоминания?
Конан вспоминал рассказы путешественников, которые записывал Афемид. Сейчас он был благодарен магистру, который тешил в свое время короля чтением удивительных баек долгими зимними вечерами под треск камина. Чутье подсказывало, что с этой женщиной надо держать ухо востро, поэтому Конан начал рассказывать одну из них:
– Есть в Бритунии озеро Мистенсил. На его берегу лежит бревно, с которого местные селянки полощут белье, а детишки ныряют в воду. Обыкновенное с виду бревно. Только ничего ему не делается: не гниет оно, хотя и наполовину погружено в воду. Прадеды помнят, что оно всегда там лежало. А самое удивительное вот что. Во время весеннего паводка, бревно это уносит в озеро. И все же, когда вода спадает, оно каждый раз возвращается и ложится точно на свое место. Один из местных как-то решил утащить его к себе на двор и положить такую крепкую древесину в сруб колодца. На следующее утро бревно было на месте, а мужчину нашли с перерезанным горлом: то ли разбойники убили, то ли еще кто…
– Может быть, это какая-нибудь ведьма тешится? – спросила Зана.
– Нет там никаких ведьм. Хотя, разное болтают… Только никто это бревно не трогает, хотя и почтения к нему особого не испытывают. Раз молодой князь, приехав за данью, напился и велел зарыть комель в землю. Он прожил в селении достаточно долго, но бревно так и не появилось. Князь гордо удалился. По дороге он погиб в стычке с немедийцами. А дерево вернулось на свое место после первого же паводка. Я сам там был и, стоя на нем, умывался в озере.
– Удивительная история, – молвила Зана, – хотя бывают и пострашнее. Что еще поведаешь, бритунец?
– Да не мастак я рассказывать! – в сердцах воскликнул ее посетитель. – Послушай, сиятельная донна, меня привела к тебе нужда. Я уже говорил, что мой бывший хозяин исчез, не заплатив ни гроша…
– …и ты явился за наградой, которую я обещала за свое спасение возле ипподрома?
– Да, – буркнул варвар, мысленно еще раз пожелав Да Дергу опуститься на дно морское со всем своим островом. Больше всего Конан не любил чего-нибудь просить. Тем более женщин. Конечно, золото можно было бы раздобыть и менее унизительным способом – обворовать или ограбить кого-нибудь – но у киммерийца была еще одна причина явиться на виллу дель Донго, смирив свою гордость.
– И что бы ты хотел получить? – томно спросила красавица.
Она переложила ногу, и сквозь разрез циклы стала видна верхняя часть соблазнительного бедра. Зана вытянула узкую ступню в сандалии с загнутым носком и пошевелила пальчиками, похожими на белые фасолины.
– Мне нужен корабль, – сказал варвар, не замечая разочарования, которое скользнуло по лицу женщины.
– Корабль! Зачем?
– Хочу попытать счастья в южных морях, – усмехнулся Конан. – Мы могли бы договориться на часть прибыли…
– А знаешь ли ты, мой милый Бастан, – надменно сказала Зана, – что стать зингарским корсаром не так-то просто. Для этого нужно соизволение короля, разрешение сенаторов и война хотя бы с одним государством. А сейчас мир.
– Зингарские законы слишком тяжелы, чтобы плавать с ними по волнам, – парировал киммериец, – это знают на Барахских островах, которые не так уж далеко от Кордавы.
Зана звонко рассмеялась.
– А ты умеешь хорошо сказать, северянин! Я подумаю над твоим предложением. Хотя вложения будут немалыми, а прибыль – сомнительной. Ты, бритунец, наверно никогда не видел ничего шире своего озера Мистенсил и ходил лишь по рекам на ваших убогих ладьях.
Конан только скрипнул зубами. Знала бы эта надменная кофитка, что говорит с самим Амрой, чье имя не так уж давно гремело от пиктского побережья до Черных Королевств!
– Но все это дело будущего, – продолжала донна дель Донго, как бы невзначай проводя пальчиками с перламутровыми ногтями по тонкой ткани циклы и еще больше открывая свои безупречные ноги, – может быть, есть что-то, о чем ты хочешь попросить меня прямо сейчас? В конце концов, я обязана тебе жизнью…
– Там, на площади, ты говорила о своем лекаре. Видишь ли, как-то в лесу я оцарапался о ядовитый куст, и теперь время от времени испытываю легкие недомогания. Быть может, у него найдется подходящее снадобье…
На миг в глазах Заны мелькнула откровенная злоба, и она тут же опустила длинные ресницы.
– Ты оказал мне только одну услугу, а просишь и корабль, и лекарство, – проговорила она холодно. – Хорошо, я согласна помочь тебе. Не далее как сегодня мой высокоученый Родагр получил материал, из которого приготовит снадобье, излечивающее даже от слепоты. Что же касается твоей первой просьбы… Может быть, ты предпочтешь наняться ко мне в телохранители?
– Я уже побывал в этой шкуре, – проворчал варвар, – и мне не очень понравилось.
– Тогда побьемся о заклад, это будет веселее, – Зана оживилась, очевидно, ей пришла в голову удачная мысль. – Если выиграешь, получишь корабль и деньги, чтобы нанять команду, нет – будешь служить у меня. Согласен?
– Что я должен сделать? Убить кого-нибудь?
Хозяйка рассмеялась.
– Ох уж эти кровожадные северяне! Нет, милый Бастан, смертоубийство строжайше запрещено нашими гуманными законами. И хотя я, действительно, предлагаю тебе схватку, ни убивать, ни калечить никого не придется. Ты должен будешь просто вытолкнуть моего борца за пределы очерченного на полу круга. Учти, сделать это, несмотря на твою силу, в которой я смогла убедиться сегодня на площади, не так-то просто. Многие пытались одолеть это существо, но всякий раз тщетно.
– Он… человек? – спросил киммериец, вызвав новый приступ смеха донны дель Донго.
– Человек из плоти и крови! Демоническим созданиям, равно как и чернокнижникам, дорога в Зингару заказана с тех пор, как вождь восставших Мордерми одолел некроманта, вызвавшего из морских глубин каменных воинов.
– Ах вот как, – пробормотал киммериец, – это Мордерми, оказывается, победил колдуна… А я слышал, что его убил какой-то варвар.
– Всегда найдутся болтуны, готовые опорочить героев прошлого, – сказала Зана. – Так ты принимаешь мое условие?
– Принимаю.
– Вот и отлично. В гостином зале уже собирается общество. Я приглашаю тебя отужинать и посмотреть кое-что интересное. Потом тебя отведут и переоденут для поединка. Надеюсь, ты все же станешь моим телохранителем, бритунец!
– Мне больше по нраву свежий морской ветер, – ответил Конан.
Он поднялся, поклонился кофитке и вышел.
* * *
В гостиной, не уступающей размерами трапезной турнского дворца, но превосходящей ее пышностью убранства, висел гул множества голосов. Воздух наполняли ароматы экзотических блюд и тончайших благовоний, розовый дымок курильниц вился по залу спиралями, смягчая очертания предметов, словно туманом покрывая расписанный синими морскими волнами потолок, по которому, раздувая паруса, мчались корабли в окружении играющих дельфинов и женщин-рыб, змееподобные чудовища вздымали из глубин страшные головы, а на желтых островах белели стенами крепостей и башнями храмов чудесные города.
Зал был вымощен красным мрамором, усыпанным сейчас розовыми лепестками, бассейн в центре под квадратным отверстием в потолке разделял его на две части. По его сторонам, на каменных диванах в виде подковы, примыкающих к двум овальным столам, на разноцветных подушках расположились гости в пышных костюмах. Среди многочисленных украшений дам и кавалеров преобладали драгоценности фиолетовых и красноватых оттенков: гранаты, шпинели, аметисты, редчайшие лиловые топазы… В проемах вдоль стен, скрестив на груди мускулистые руки и широко расставив босые ноги в широких оранжевых шароварах, застыли чернокожие кушитские наемники. По залу бродили пятнистые леопарды и черные пантеры – за ними присматривали дрессировщики в красно-черных облегающих трико. Изящные прислужницы, одеждой которым служили лишь набедренные повязки, украшенные бисером, да ожерелья из морских раковин, подносили на столы сверкающую золотой и серебряной инкрустацией посуду с оливками, рыбой, печеными яйцами, устрицами, гребешками, срезанными с живых петухов, павлиньими языками, головами попугаев и мозгами обезьян. Это была уже третья перемена блюд, подаваемая с винами в чашах весьма непристойной формы. Раскрасневшиеся гости расстегнули пуговицы на камзолах, немногочисленные дамы обмахивались веерами из павлиньих перьев, а кое-кто из мужчин уже затащил на колени прислужниц и потчевал их винами из своих кубков и закусками со своих блюд.
Потягивая крепкий хайрес из золотой диатреты, Конан мрачно поглядывал на противоположный край зала. За тем столом, где сидела хозяйка дома, стоял хохот и шум рукоплесканий: некий поэт читал вирши скабрезно-политического содержания, в которых поминался юный король, некая донна Флора и сенатор Бенидио, причем последний – в самой неприглядной роли. Зана переоделась к ужину в зеленое муаровое платье с глубоким декольте, высоко взбила черные волосы и украсила их тонкой нитью жемчуга. Она полулежала на каменном сидении и смеялась, закидывая подбородок. По другую сторону стола сидел ее муж, занятый не столько виршами, сколько своим соседом: он нежно обнимал за плечи неудачника Базиласа, который только что произнес длинную нудную речь, обличавшую «зеленых» во всех смертных грехах, а также в подсыпании песка во втулки его, Базиласа, колесницы.
За столом, где сидел Конан, собрался, как он понял, народ попроще: не богатые, но весьма заносчивые дворянчики, несколько судейских с важными лицами, пара капитанов, надутых и корчащих из себя морских волков, а также актеры и шумные молодые люди, называющие друг друга непонятным словом «литератор». По их разговорам киммериец заключил, что эта публика представляет что-то вроде писцов или каллиграфов.
Один из юнцов жужжал у него над ухом, витиевато рассказывая историю славных подвигов блистательного Мордерми, вождя восставшего народа, двадцать с лишним лет назад скинувшего ненавистную тиранию старого глупого Риманендо. Это было правдой, хотя, конечно, «король воров» возглавлял восстание не один: ему помогали вожди «Белой розы» Аввинти, Сантидио и Карико со своими людьми и бывший наемник зингарской армии, чуть было не поплатившийся жизнью за дуэль с начальником, Конан-киммериец. Однако, помянув добрым словом первого и назвав предателем третьего из соратников Мордерми, «литератор» ни словом не обмолвился ни о хитроумном доне Эсанди, ни о варваре, ставшем главой новой армии. Очевидно, период зингарской истории, когда Мордерми из вождя восставших превратился в единоличного диктатора страны, используя в своих целях страшных каменных воинов древнего короля, был запретной темой для нынешнего поколения. По словам «литератора» выходило, что Мордерми перед смертью сам передал власть отпрыску королевского рода, мудрому Кантарнадо, который учредил палату сенаторов и парламент – законодательный орган обновленного государства. Кантарнадо вскоре умер, оставив малолетнего сына и дона Бенидио в качестве регента, а год назад юный Элибио получил корону и с тех пор…
– Погоди-ка, – перебил варвар пылкую речь «литератора». – А отчего умер героический Мордерми?
– От жесточайшего приступа головной боли, вызванного сильным переутомлением, – отвечал юнец, – оная болезнь именуется по-научному «мигренью».
– А я слышал, что его головная боль была вызвана крепким ударом башки мерзавца о каменные плиты двора, – проворчал Конан, но раздавшаяся в зале громкая музыка заглушила его слова, и сосед не разобрал, что там бормочет бритунец.
Сначала послышался мощный звук фанфар, и в зал вошли низкорослые люди с иссиня-черной кожей, в полосатых тюрбанах, вышитых безрукавках и атласных шароварах. Они несли плетеные корзины, из которых доставали охапки цветов и пригоршнями швыряли их в публику. Удивительные запахи наполнили зал: резкие, дурманящие, зовущие отдаться буйному веселью и забыть обо всем… Потом раздалась более нежная музыка: звон серебряных струн стигийских тамбурахов, кофийских лир, нежное воркование флейт и трепетное звучание цитр. Появились танцовщицы в развевающихся одеждах. Они закружились по залу, вздымая вихри розовых лепестков, среди сыпавшихся из корзин цветов. Женщины вдруг напомнили Конану виденных когда-то дочерей ледяного великана Имира, несущихся в вихрях снежной метели, зовущих, манящих, влекущих к смерти. И среди душного зингарского вечера он снова ощутил ледяное дыхание мировой Пустоты…
Поспешно глотнув вина, варвар продолжал смотреть на представление. Танцовщицы исчезли, и в зале появилась процессия существ столь диковинных, что киммериец не сразу признал в них человеческие создания. Хотя многие были явно людьми, только странных пропорций, размеров и очертаний.
Первыми явились карлики. Самый высокий едва достигал бедра обычного человека. Он вышагивал с важным видом гиганта: между его ног семенила процессия настоящих низкоросликов ростом в локоть. Над головой карлик держал круглый щит, на котором кувыркались и выделывали разные штуки на брусьях и канатах два акробата величиной с курицу. Публика аплодировала, многие вскочили на ноги, чтобы получше рассмотреть коротышек.
Зана взобралась на стол, лицо ее раскраснелось, глаза блестели. Она хлопала в ладоши, призывая гостей полюбоваться новыми и новыми экспонатами своей коллекции.
По ее знаку в зале появился великан: нелепое существо, словно составленное из сухих деревяшек. Великан вполз в зал на четвереньках, а когда поднялся, уперся головой в расписанный морскими волнами потолок. Так он и стоял, понуро уронив доходившие до колен руки и виновато поглядывая на хохочущих и улюлюкающих гостей выпуклыми зелеными глазами.
Потом шестеро невольников внесли кресло, в котором восседала женщина, чье обтянутое розовым шелком необъятное тело напоминало пудинг или медузу, а на подбородке обильно росла рыжеватая борода. Рядом с ней вертелся человек столь худой, что почти исчезал, повернувшись к наблюдателю лицом. Следом повалила толпа жутких уродов: одноглазых, одноногих и, наоборот, обладающих лишними конечностями, горбатых, с раздувшимися, словно желтые шары, головами, безносых и с носами длинными, как хобот слона, корчащих ужасные рожи или с застывшими страшными масками вместо лиц. У одного несчастного было два лица – спереди и сзади, у другого – одна голова, но два тела, еще один щеголял мускулистым торсом и крепкой шеей, на которой сидела головка величиной с грецкий орех. Гости надрывали животы, швыряли уродам объедки, за которые те вступали в драку с показной, дабы потешить публику, яростью.
Снова раздались фанфары, и, перекрывая общий шум, хозяйка потребовала тишины.
– Почтеннейшая публика, – возгласила Зана голосом ярмарочного зазывалы, – многие из вас уже видели моих красавцев и сумели по достоинству оценить их привлекательность и обаяние…
Хохот гостей заглушил ее слова, и дона дель Донго властно подняла руку, заставив всех замолчать.
– Позвольте теперь познакомить вас с моими последними приобретениями, – воскликнула она. – Смею надеяться, они произведут впечатление!
Снова раздалась нежная музыка, и в залу вошел человек с растерянным лицом, одетый в простой костюм горожанина. С виду ничего необычного в нем не было, если не считать большого горба и длинных костистых пальцев, похожих на когти птицы.
– Это господин Эвраст, немедиец, – представила его Зана. – Он явился к нам в надежде избавиться от своего… э-э… недуга. Я же уговорила его пожить некоторое время у меня. Господин Эвраст, прошу.
Немедиец неуверенно затоптался, просяще глядя на хозяйку дома бесцветными глазками под светлыми кустистыми бровями.
– Здесь все свои, господин Эвраст, – строго сказала Зана.
Горбун тяжело вздохнул и принялся стягивать шерстяную куртку. Когда он снял нижнюю тунику, гости ахнули: за спиной немедийца раскрылись два перепончатых крыла, словно у гигантской летучей мыши. Раздался истерический вопль, и Конан увидел, как хозяин дома в ужасе вскочил на ноги, намереваясь бежать.
– Спокойно! – презрительно бросила мужу донна дель Донго. – Это человек, а не демон: Родагр его осматривал. Законов мы не нарушаем. Господин Эвраст родился нормальным, но, как он говорит, несколько лет назад отравился грибами, с тех пор у него стал расти горб. А три месяца назад горб лопнул, и явились крылья. Удивительный случай: Ученый Совет Кордавы решил подробно с ним ознакомиться. Господин Эвраст, покажите, что вы умеете.
Немедиец еще раз вздохнул и побежал, сильно наклонясь вперед; крылья за его спиной судорожно подергивались. Потом они сделали несколько сильных взмахов, подняв вихрь розовых лепестков, Эвраст подпрыгнул, пролетел несколько ярдов и с плеском рухнул в бассейн, вызвав новый взрыв смеха почтеннейшей публики.
– Человек не птица! – прокричал Базилас, очень довольный, что не только он потерпел сегодня фиаско.
Невольники помогли немедийцу выбраться из бассейна и увели его из зала.
– А сейчас я покажу вам чудесную статую! – возгласила донна дель Донго. И, обращаясь к мужу, добавила: – Когда она оживет, не вопи и не прячься под стол.
В этот момент кто-то робко кашлянул над ухом Конана и, обернувшись, варвар увидел кланяющегося Мамбу.
– Пора, господина, – прошептал раб, – готовиться надо.
Киммериец выбрался из-за стола и последовал за чернокожим в смежную комнату, отделенную от зала тяжелым гобеленом. Мамба жестами показал, что Конану нужно снять одежду. Когда тот остался в одной набедренной повязке, раб что-то прокричал, и из-за занавески появились три темнокожие девушки с чашами из сандалового дерева в руках. Конана уложили на обитый кожей топчан и тщательно намазали едко пахнущим маслом. Руки девушек нежно оглаживали его тело, и если бы не резкий запах, киммериец согласился бы остаться в этой комнате и подольше.
Поднявшись, он сделал несколько резких движений, разминая мускулы, и чуть было не упал, поскользнувшись на вощеном полу: девицы добросовестно намазали даже подошвы ног. Все могучее тело киммерийца было сейчас подобно только что выуженной рыбе, готовой выскользнуть из рук неосторожного рыболова. Прислужницы не тронули лишь места, скрытые набедренной повязкой, о чем, признаться, Конан слегка пожалел.
– Моего противника тоже намажут? – спросил он у раба.
– Намажут, намажут, – охотно закивал Мамба, – великий Цукава три по пять девушка мажут, очень большой, очень… Очень великий Цукава, никто его не победил. Это плохо, люди не хотят ставка делать.
– А велики ли ставки? – поинтересовался Конан.
– Кто проигрывала, все у нас живут, госпоже служат, народ тешат. Пора, господина, гонга, однако.
Из-за гобелена действительно долетел удар гонга. Тяжелая завеса поползла вверх, и Конан, шагнув вперед, оказался под пристальными взорами сотен любопытных глаз.
На подковообразные спинки каменных диванов уложили дощатые настилы, скрывшие под собой столы. Зрители сидели сверху на этих импровизированных помостах, на длинных деревянных скамьях. Многие продолжали выпивать и закусывать, уместив блюда с едой на коленях. Между одной из стен и бассейном, на полу, очищенном от розовых лепестков, был вычерчен белый круг шагов двадцать в диаметре. Возле него топтались двое коротышек в желтых тогах, подпоясанных черными поясами, с дудками, висевшими на волосяных шнурках, – судьи.
Хозяйка дома восседала на одном из помостов в высоком кресле под фиолетовым балдахином. Когда киммериец появился в зале, она поднесла к губам жестяную воронку, и ее голос, усиленный этим приспособлением, гулко разлетелся по залу.
– Прошу любить и жаловать: Бастан из Бритунии! Поприветствуем бесстрашного бойца, бросившего вызов непобедимому Цукаве!
Кто-то зааплодировал, раздались насмешливые выкрики, свист и улюлюканье.
– А теперь поприветствуем непобедимого Цукаву!
На этот раз гости восторженно завопили, многие вскочили на ноги, из рук дам полетели букетики цветов.
Гобелен в противоположном конце зала поднялся, и из темного проема выступил… Поначалу Конану показалось, что к нему движется огромный желтоватый валун. Потом он решил, что это сгустившееся облако причудливой формы. И только когда Цукава приблизился, киммериец смог понять, что ему предстоит биться с амазонским бегемотом, по какой-то причудливой игре природы обладающим человеческими ногами, руками и глубоко утонувшей в складках жира головой с низким лбом, узкими глазками и маленьким улыбающимся ротиком. Если этих признаков было достаточно, чтобы назвать существо человеком, Зана его не обманула.
Ростом Цукава на две головы превосходил киммерийца, а чтобы охватить его в том месте, где у многих находится талия, понадобилось бы, как выразился Мамба, три по пять длинноруких служанок. Набедренная повязка, охватывающая чресла толстяка, могла бы запросто служить скатертью стола, за которым еще недавно пировала донна дель Донго со своими гостями.
Один из судей сделал приглашающий жест, и противники подошли к очерченному кругу. Цукава поклонился: складки его тела напоминали огромные мешки с зерном или океанские волны во время жестокой бури. Когда склонилась его голова, виден стал пучок жидких волос, собранных на затылке.
Конан тоже поклонился, прикидывая, сколь мощные мускулы могут скрываться под многочисленными жировыми складками. Даже если их там и вовсе не было, вытолкнуть Цукаву за круг представлялось не проще, чем вендийского слона.
– Итак, – возгласила Зана, – бритунец, именующий себя Бастаном, и камбуец, известный публике под именем Цукава, намерены вступить в поединок и померяться силами согласно заведенным правилам. Напоминаю: запрещаются удары в голову и причинное место противника, хватание за волосы и набедренный пояс, а также непристойные жесты и устные оскорбления. Победителем признается тот, кто заставит соперника коснуться пятками пола за пределами круга. Начинайте!
Камбуец ступил за черту, Конан последовал его примеру. Он решил действовать быстро: сильно оттолкнувшись, прыгнул в сторону противника и ударил его пяткой в солнечное сплетение. С таким же успехом он мог бы ударить в спину кита. Цукава даже не покачнулся, а Конан, отброшенный неожиданно упругой преградой, отлетел назад и повалился на спину, услышав разочарованное «у-у-у!» зрителей. Повернув голову, он обнаружил, что по пояс выпал за белую черту. Над ним стояли судьи.
Один из них наклонился к уху варвара и шепнул: «Продержись хотя бы два шара, получишь награду…»
Конан понятия не имел, что такое «два шара», и его вовсе не прельщало остаться на службе у заносчивой кофитки, какая бы награда не светила в этом случае. Он яростно рыкнул и вскочил на ноги. Цукава улыбался и помахивал короткой рукой охватом с пивную бочку: приветствовал своих поклонников. Камбуец, полностью уверенный в победе, словно и не замечал противника.
Конан решил действовать осмотрительней. Из своей неудачной атаки он заключил, что Цукава вовсе не столь мягкотел, как кажется с виду: под складками жира таилась плоть, упругая, словно ствол дерева пша. Однако, чего нельзя было заподозрить в этом бойце, так это проворства.
Вскоре Конан смог убедиться в своей догадке. Он сделал несколько стремительных прыжков по площадке, то приближаясь к противнику, то отдаляясь от него. Несколько раз он несильно толкнул Цукаву в плечо, бедро и живот. Камбуец, действительно, был неповоротлив и не успевал оборачиваться лицом к сопернику. Конан быстро оказался у него за спиной и изо всех сил ударил пяткой под коленку гиганта. Нога Цукавы подломилась, и он упал на колено, получив новый удар, на этот раз в спину. Очевидно коленопреклоненная поза была непривычна камбуйцу, он качнулся вперед и, чтобы удержаться, уперся об пол руками, отчего окончательно стал похож на бегемота.
Конан мигом оказался на спине толстяка, оседлав его с ловкостью амазонского охотника. Он уже поднял кулак, готовясь треснуть противника по затылку, как чернокожие глушат дубинами добычу, но тут судьи задудели в свои дудки, а Зана прокричала в рупор: «Запрещено бить по голове!»
Воспользовавшись замешательством, Цукава поднялся на ноги, и киммериец не удержался на его скользкой, намазанной маслом спине. Он съехал с нее, словно с ледяной горки, подобной тем, что устраивают в Асгарде или Гипербореи в дни зимних праздников. И тут же получил коварный толчок, которого не ожидал: камбуец резко выгнулся, и его обтянутые белой материей ягодицы ударили варвара под дых с силой осадного тарана. Конан почувствовал, как перехватило дыхание, постарался удержаться на ногах, но вымазанные маслом подошвы заскользили по плитам пола, и он упал на бок, крепко ударившись виском о красный мрамор.
На несколько мгновений он лишился чувств, а когда пришел в себя, увидел нависшую над ним тушу Цукавы. Тот поднял ногу, словно собираясь раздавить противника, и Конан заметил, что на подошве камбуйца растут жесткие черные волосы. Уперевшись пяткой в бедро киммерийца, гигант начал выталкивать его скользящее словно по льду тело за пределы круга. Публика подбадривала вялыми криками: очевидно, зингарцы ничего другого, кроме победы камбуйца, и не ожидали.
Конан отчаянно пытался удержаться, но пальцы его превратились в скользких змей, а сам он – в беспомощную ящерицу, покрытую отвратительной слизью. Так ему, во всяком случае, казалось. За пределами круга уже оказались плечи и грудь, потом живот, бедра, колени…
И тут ударил гонг.
Цукава сразу же убрал ногу и в раскачку пошел к центру круга, подняв в приветствии руки. К его ногам упало несколько букетиков.
– Первый шар! – возгласил один из судей. – Соперники удаляются для отдыха!
Только оказавшись в комнате с кожаным топчаном, Конан понял, что истекло время первой части схватки, и удар гонга спас его от неминуемого поражения.
– Сколько всего этих… «шаров»? – спросил он у Мамбы, обмахивающего его куском полотна.
– Не знаю, господина, – отвечал раб, – самое большое, что Мамба видел – пять шаров, шесть – уже Цукава победил.
Снова прозвучал гонг, и Конан, поминая Нергала и все закоулки Серых Равнин, вернулся в круг. Цукава опять раскланялся, все так же улыбаясь.
– Да пошел ты… – пробурчал киммериец и тут же услышал жестяной голос Заны: «Осторожнее, Бастан, оскорбления противника запрещены!»
Пришлось варвару поклониться, хотя с большим удовольствием он раскроил бы камбуйцу череп. Подавляя гнев, Конан отчаянно искал выход из положения. Впервые, вступив в драку, он чувствовал себя связанным по рукам и ногам. Не было привычного оружия, он не мог ударить противника в самые уязвимые места, не мог распалить его оскорблениями, чтобы, ослепив яростью и заставив броситься вперед, увернуться и позволить сопернику вылететь из круга… Вытолкнуть же тушу Цукавы представлялось задачей безнадежной, тем более, что волосы на подошвах камбуйца надежно предохраняли его ноги от опасного скольжения по мраморным плитам. Стоило же Конану упасть, и Цукава опять сможет катить его к роковой черте, словно сани по снежному насту…
Гигант топтался посреди круга, а киммериец кружил возле, не осмеливаясь сходиться вплотную с опасным противником. И все же он упустил момент: Цукава вдруг сделал резкое движение и толкнул Конана в плечо. Очевидно его неповоротливость во многом была напускной. От этого толчка варвар крутанулся на пятках, и, продолжая вращаться, словно юла, покатился к роковой черте. Только упав на живот и обломав ногти о мраморные плиты, он сумел замедлить роковое скольжение возле самой окружности.
Вскочив и заревев от бессильной ярости, Конан бросился к улыбающемуся камбуйцу, нырнул ему под руку и охватил противника за колени. Ему не удалось сомкнуть пальцы – ноги Цукаты были толсты, словно корни мощных деревьев, но отчаянным усилием Конан смог оторвать камбуйца от пола и сделать шаг к белой черте. Изумленные крики раздались с помостов: никто не ожидал, что найдется человек, способный приподнять гиганта.
В глазах варвара потемнело, мышцы его готовы были вот-вот лопнуть, грудь сдавил огненный обруч… И все же Конан сделал еще шаг и еще…
Его усилия оказались напрасны. Мощный удар обрушился на спину киммерийца, бросив его на красный мрамор: Цукава согнутыми локтями ударил его сверху между лопаток. Зрители разразились торжествующими воплями: как ни надоели гостям Заны постоянные победы камбуйца, все же его поражение многие восприняли бы как личное оскорбление. А ведь этот бритунец был в нескольких шагах от победы!