Текст книги "Источник судеб"

Автор книги: Клайв Леннард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

Всадник вдруг наклонился с седла, пристально вглядываясь в лицо телохранителя широко распахнутыми темными глазами.

– Конан?! – выдохнул он изумленно.

– Прочь с дороги! – проревел киммериец и ударил палкой по крупу лошади. Та заржала и снова поднялась на дыбы, удерживаемая натянутыми поводьями.

– Отойди, варвар, – раздался сзади властный голос Хозяйки. Ее носилки были уже рядом. Киммериец отступил в сторону и застыл с безучастным лицом, скрестив на груди могучие руки.

– Ах, это вы, любезный дон Эсанти, – проворковала Зана, раздвинув кисейные занавески. – Отчего я не вижу вас у себя?

Дон Эсанти вежливо приподнял шляпу и пробормотал что-то невнятное.

– Вы, кажется, встречали раньше моего телохранителя?

– Я обознался.

– Ну что ж, бывает. Когда много путешествуешь, часто путаешь лица. Но вы, мой дорогой, уже давно вернулись в цивилизованный мир, так что не следует дичиться общества. Тем более, когда партия «фиолетовых» одерживает победу за победой. Ваш подарок превзошел все ожидания, и я хочу вас отблагодарить!

И донна дель Донго томно повела обнаженными плечами.

Дон Эсанди еще раз дотронулся до шляпы, пробормотал: «Непременно!», дал лошади шпоры и скрылся в боковой улочке.

Этот случай не произвел на варвара ровно никакого впечатления и вскоре вовсе изгладился из его памяти. Все потекло своим чередом: от склянки до склянки, от одной страстной ночи до другой – бесконечный мутно-розовый поток времени…

И все же Судьба готовила Конану не тихую заводь, не мертвое тинное озеро, а гремящий водопад и новую стремнину. Как выразился однажды Да Дерг: «Человек предполагает, а Богиня Банну располагает».

Оргии на вилле дель Донго становились все более необузданными, Хозяйке пришла фантазия заставить уродцев принимать в них участие, так что даже на ставшего почти бесчувственным киммерийца нет-нет да и накатывала волна омерзения. Теперь многие гости нюхали порошок Черного Лотоса, погружаясь в прострацию и полностью лишаясь рассудка. Двое утонули в бассейне, какой-то капитан неизвестно почему задушил молодого «литератора», а весьма почтенная дама в порыве лотосовой страсти пыталась отдаться леопарду и была изодрана в клочья. Жертвы веселья были тайно увезены и сброшены в море с чугунными ядрами на ногах, так что официально числились пропавшими без вести, но Зана стала опасаться, что кто-нибудь из сенаторов может заслать в ее дом соглядатаев. Эти опасения выразились в том, что Хозяйку почти перестали видеть трезвой.

Раз, после очередного заседания наследников дела Авванти, окончившегося, как обычно, грандиозной попойкой, Зана привела в опочивальню мужа. Или дон дель Донго привел жену – Конан так и не понял. Оба едва держались на ногах, поддерживая друг друга и глупо хихикая. Зана повалилась на ложе, а Палипсио сумел устоять на ногах и заинтересованно уставился на безмолвного телохранителя.

– Ка-а-акой мужчина-а! – протянул он томно. – Это кто у тебя, дорогуша?

Он тысячу раз видел киммерийца, повсюду тенью следовавшего за хозяйкой виллы, но сейчас, по уши налившись розовым майскугом, то ли забыл его, то ли просто придуривался.

– Нравится? – с трудом ворочая языком, спросила Зана. – Это у меня раб… король Аквилонии, Конан-варвар.

– На-а-адо же, ка-а-ароль! – пропел дель Донго. – А естество у него тоже королевское?

И он протянул руку к набедренному поясу киммерийца.

Это была его роковая ошибка.

Конан совершенно безучастно отнесся к тому, что Зана назвала его подлинным именем. Ему было глубоко наплевать, кого она привела в свою спальню. Он готов был безропотно потакать всем ее капризам и терпеть от нее любые унижения. Но только от нее, Хозяйки, и ни от кого другого.

Палипсио даже не успел понять, что произошло. Он просто взвился в воздух и, нелепо размахивая тонкими руками, пролетел десяток шагов, отделявших место, где он только что стоял, от широкой кровати под балдахином. Сиятельный дон впервые в жизни опустился на брачное ложе. Он опустился на него спиной и обильно залил атласное покрывало кровью, хлеставшей из разбитого носа.

Это падение мгновенно отрезвило Зану. Она схватила мужа за плечи и принялась отчаянно трясти, отчего кровь потекла еще гуще. Потом Зана соскочила с постели, подбежала к телохранителю и принялась яростно колотить кулачками в его широкую грудь.

– Ты, – визжала она, брызгая слюной, – идиот! Ты убил его! Ничтожество, что я теперь буду делать? Муж не оставил завещания, а по местным законам я могу наследовать состояние только по его воле! Я теперь нищая, нищая!

В этот момент дон дель Донго застонал и сел на постели, зажимая руками расквашенную физиономию.

– Хвала Иштар! – воскликнула Зана. И, яростно глянув на киммерийца, добавила: – Ты провинился, раб! Ступай к Стино, передай, что я приказала запереть тебя в холодную.

Следующее утро Конан встретил в каменном мешке, прикованный цепью к железному кольцу в стене.

Глава 18

БЕГСТВО

Не больше двух шагов в длину и столько же в ширину, камера, тем не менее, была высокая, словно колодец. На высоте пятнадцати локтей темнели два небольших отверстия величиной с суповую тарелку. Одно из них выходило наружу и днем пропускало свет, тускло освещавший помещение. Второе всегда оставалось черной дырой – оттуда тянуло холодом. Возможно, это был вентиляционный люк.

Впрочем, пленник не обращал внимания на эти детали. Он сидел на каменном полу, обхватив колени, безучастно уставившись в одну точку. Киммериец не помышлял ни о бегстве, ни о своей будущей судьбе. В голове было пусто, как в заброшенном склепе, ни единая мысль не посещала варвара вот уже несколько дней.

Поначалу он испытывал легкое беспокойство, не получив очередной порции радужного зелья, и даже потряс прутья решетки, отделявшей камеру от коридора. Прутья были частыми, но не слишком толстыми, и в другое время Конан мог бы попытаться их выломать. Но сейчас воля к борьбе оставила варвара: без напитка Родагра он с каждым часом становился слабее и слабее, силы уходила из тела, словно вино из прохудившихся мехов, а вместе с ними исчезали последние мысли.

К вечеру Конан превратился в сидящего неподвижно истукана, лишенного всяческих желаний и способности двигаться. Жирная крыса осторожно подобралась к его ноге, обнюхала пальцы и принялась взбираться вверх по голени. Достигнув колена, она встала на задние лапки, поводя усами и недоуменно глядя на человека, не сделавшего ни малейшей попытки прогнать ее прочь. Заподозрив неладное, крыса с обиженным писком скрылась в своей норе и больше не появлялась.

О существовании Конана словно забыли. Несколько раз светлело окошко под потолком и снова угасало к вечеру. В коридоре царила тишина, никто не приносил пищи, никто не спешил напоить пленника. Да он и не испытывал ни голода, ни жажды и, если бы те, кто отправил его в темницу, просто исчезли, он просидел бы в каменном мешке в полной неподвижности, пока плоть его не обратилась в прах.

На исходе пятого дня в коридоре раздались шаркающие шаги босых ног и в сопровождении дюжего стражника появился Мамба. Он принес склянку с лекарством и миску с едой. Когда стражник отпер дверь камеры, чернокожий раб с поклоном протянул то и другое киммерийцу.

Конан не шевельнулся. Мамба растерянно глянул на стражника, но тот только презрительно пожал плечами. Тогда чернокожий поднес хрустальный сосуд к самому носу пленника…

Волна запахов принесла сонм видений: черная галера в устье огромной реки, стройная женщина на палубе, огромный крылатый демон в разрушенном, окруженном джунглями городе… Битвы, кровь, летящие ядра и абордажные крючья… Прекрасный грот на острове посреди океана и еще одна женщина, соблазнительная, коварная… Потом возникло зеленоглазое лицо Заны, и Конан, мотнув обритой головой, стряхнул наваждение.

– Лекарство, господина, – услышал он голос чернокожего и покорно выпил зелье.

По всему телу разлилось благотворное тепло, одеревеневшие мускулы вновь стали упругими.

– Зана… – хрипло выдавил варвар.

– Хозяйка скоро позовет тебя, господина, – сказал Мамба. И, наклонившись к уху киммерийца. добавил шепотом: – Она снова хочет сильный северный мужчина.

– Зана… – повторил Конан, но стражник уже прокричал что-то грубым солдатским голосом, и чернокожий поспешно удалился, шаркая пятками. Загремел засов, лязгнул в замке ключ, и снова наступила тишина.

Неужели она снова нуждается в нем? Неужели он снова сможет служить ей, охранять ее и дарить ей радость любви?! Что может быть прекрасней доверия самой восхитительной в мире женщины!

Конан поднялся, разминая затекшие мышцы… и застыл, услышав вверху негромкий шорох.

Подняв голову, он заметил что-то светлое в отверстии вентиляционной шахты. Предмет появлялся оттуда, словно жало из пасти змеи. Миг – и он упал к ногам киммерийца, глухо ударившись о камни. Это был короткий гиперборейский меч в потертых ножнах, который он когда-то обменял на рынке Тринитина. Оружие отобрал у него Стино, прежде чем отправить провинившегося телохранителя в «холодную» по приказанию Заны.

Киммериец машинально поднял свое оружие и снова глянул вверх. Из отверстия показались две маленькие ступни, потом появились стройные ноги, и вот уже гибкая фигурка повисла, уцепившись за край люка. Неведомый лазутчик бесстрашно разжал пальцы и спрыгнул с опасной высоты на каменные плиты. Только тогда Конан узнал Ванаю – рабыню, которая умела изображать статую. Она встала перед ним, бесстрашно глядя на варвара снизу вверх своими черными, блестящими глазами.

– Ты… – выдавил Конан. – Зачем здесь?

– Надо быстро уходить, бежать, – сказала девушка, – Зана очень злая, нехорошая. Она хочет погубить тебя, уничтожить.

Ее речь представляла собой причудливую смесь разноязыких слов, но киммериец, знавший множество языков, хорошо ее понял.

– Убирайся, – сказал он. – Хозяйка – лучшая из женщин, и я служу ей.

– Ты говоришь так, потому что тебя опоили, обманули, дали зелье, лишающее воли. Бежим, Конан, иначе ты погибнешь.

Он не удивился, что рабыня знает его настоящее имя. Какая разница! У него не было имени, он был просто псом, преданным псом Заны дель Донго.

– Убирайся, – повторил он с угрозой, – я передам Хозяйке твои слова, и тебя накажут…

– Меня послал дон Эсанди, твой друг, – настойчиво сказала девушка. – Вспомни Преисподнюю, вспомни ваши битвы, сражения против Мордерми…

Что-то шевельнулось в памяти варвара, какое-то смутное воспоминание о тех временах, когда он был другим, совсем другим… Когда воля его была свободна, рука крепка, а меч не знал промаха. Но искра памяти тут же погасла: все поглотила мутно-розовая мгла, где не было места ни воле, ни дружбе.

– Если ты не уйдешь, рабыня, – прохрипел он, – я позову стражу!

Ваная вдруг улыбнулась и слегка поклонилась. Когда она снова заговорила, голос ее звучал совсем по-иному.

– Я просто испытывала тебя, варвар, проверяла. Так велела госпожа. Она будет довольна, узнав, что ты ее не предал, остался верен. Зана ждет тебя в опочивальне и велела передать вот это.

Девушка коснулась одной из раковин своего дикарского ожерелья, и та раскрылась. Внутри что-то красновато блеснуло, словно крупная жемчужина. Ваная осторожно взяла ее и протянула Конану. Это был небольшой стеклянный шарик, наполненный алой жидкостью.

– Съешь его, – сказала невольница, – стекло очень тонкое, оно не причинит вреда, боли.

– Что это?

– О, прекрасное, великолепное, удивительное зелье, делающее мужчину бешеным, неутомимым. Подарок из Уттара.

Конан держал шарик двумя пальцами, рассматривая его на свет. Он колебался. Если бы ему приказала сама Хозяйка…

– Так велит Зана дель Донго! – словно прочитав его мысли, звонко крикнула Ваная.

Он тут же отправил шарик в рот и раскусил негромко хрустнувшую оболочку. Жидкость обожгла язык.

И тотчас же словно бомба, начиненная текучим огнем Афемида, взорвалась у него в голове. Красные круги поплыли перед глазами, череп готов был разлететься на куски. Конан зашатался и упал на колени. Он обхватил голову руками и согнулся, ударившись лбом о каменные плиты пола. Он превратился в язык колокола, звонившего в дни праздников на башне Храма Митры, и каждый удар причинял нестерпимую боль…

Все кончилось так же внезапно, как и началось. Конан сидел на полу и чувствовал легкое прикосновение прохладных ладошек к своему пылающему лбу и щекам. Ваная стояла рядом, гладила его по лицу и что-то тихо напевала.

Он оттолкнул ее руки и вскочил, чувствуя легкое головокружение, но быстро обретая прежнюю силу и волю.

– Нергалье отродье, – прошипел он, хватая девушку за плечи, – ты хотела меня отравить? Это велела твоя госпожа, у которой вместо сердца кусок камня?!

– Хвала Орзмуду, ты исцелился, – прошептала девушка.

– Что ты там бормочешь?

– Меня действительно послал твой друг Сантидио, – сказала она, даже не пытаясь освободиться из мощных рук киммерийца. – Мне пришлось схитрить, чтобы заставить, вынудить тебя съесть противоядие.

Конан недоверчиво уставился на нее прояснившимися голубыми глазами. Морок, вызванный радужным зельем Родагра, отступил, но соображал киммериец еще не, так быстро, как прежде.

– Сам помысли, – продолжала Ваная, – зачем бы я пролезала через эту дырку в стене, если бы меня послала Зана?

Киммериец потряс головой. Все стало на свое место. Зана навряд ли стала бы устраивать столь сложный спектакль, чтобы отправить невольника, которым еще совсем недавно был Конан, на Серые Равнины. Алая жидкость вернула ему способность здраво мыслить, а девушка принесла меч. Какие еще нужны доказательства? Но откуда рабыня знает о Сантидио, с которым Конан когда-то вместе сражался на баррикадах в Преисподней?

Он спросил ее об этом и услышал ответ:

– Несколько дней назад дон Эсанди выменял меня у Заны на двухголовую кхитаянку. Теперь я принадлежу ему.

В коридоре послышались тяжелые шаги и сердитое бормотание. Стражник, привлеченный голосами, решил, видимо, проверить заключенного.

«Стой спокойно и молчи», – шепнул Конан девушке. Он легко оборвал цепь, приковывавшую его к кольцу в стене и спрятал за спину извлеченный из ножен меч.

Дюжий стражник прижал к решетке багровую рожу, с любопытством разглядывая тоненькую девушку рядом с могучим телохранителем. Он знал, что, несмотря на грозную внешность, этот бритунец – безобидней ребенка и шагу не сделает без дозволения своей госпожи, донны Заны.

– Что тут такое? – спросил стражник. – Откуда она взялась?

– Пролезла через вентиляцию, – отвечал Конан бесцветным голосом, прикрыв глаза, чтобы тюремщик не заметил, как изменился его взгляд. – Склоняла меня к измене. Забери ее и отведи к Стино.

Стражник хмыкнул и принялся отодвигать засов. Когда решетчатая дверь открылась, Конан ударил его рукоятью меча по голове. Сняв с пояса надзирателя ключи, он вслед за Ванаей выскользнул в коридор и запер дверь.

– Ты знаешь, куда идти? – спросил киммериец девушку.

– Да, дон Сантидио показывал мне план, чертеж.

– И ты все запомнила?

– Запомнила.

Конан недоверчиво усмехнулся, но решил, что иного выхода, как довериться Ванае, у него просто нет. Прихватив оставленную у стены алебарду краснорожего стражника, он последовал за девушкой.

Вдоль сводчатого коридора, тускло освещенного коптящими факелами, тянулись решетчатые двери камер. Некоторые были пусты, в других темнели скорчившиеся фигуры. Вспомнив, что у него есть ключи, киммериец подошел к первой попавшейся решетке и уже хотел отомкнуть замок, когда услышал изнутри хриплый голос.

– Кто ты? – тревожно спросил заключенный.

– Не все ли тебе равно? Хочу освободить тебя.

– Зана послала?

– В болото твою Зану! Я еще с ней посчитаюсь. Хочешь присоединиться?

– Ты сумасшедший! – испуганно выкрикнул обросший бородой пленник. – Зана день Донго – лучшая из женщин! Я должен вынести испытание, должен… Оставь меня в покое!

Кровь прилила к щекам варвара, когда он вспомнил, что еще совсем недавно был подобен этому жалкому существу, лишенному воли и гордости. Проклятая кофитка совершила с ним, Конаном-киммерийцем, то, что было гораздо хуже поражения в битве, хуже плена и хуже рабства, наложенного грубым принуждением. Она отняла у него собственное «Я», превратив в игрушку и заставив с удовольствием выполнять свои прихоти. И не важно, что Зана добилась этого с помощью сильнейшего зелья, он сам сделал первый шаг, добровольно приняв от нее первую склянку. Она коварно воспользовалась его слабостью, а посему заслуживала самой суровой мести!

Но об этом предстояло подумать в будущем, сейчас же требовалось как можно скорее покинуть виллу дель Донго.

Конан оставил мысль освободить других заключенных, решив, что те из них, кто согласятся покинуть камеры, наверняка поднимут страшный шум и привлекут внимание стражи. Он прошел вслед за Ванаей в конец коридора и оказался возле массивной бронзовой двери, освещенной масляной лампой.

– Дальше находится, располагается караульное помещение, – сказала Ваная. – Там сидит много пьяных стражников. Нам надо воспользоваться лазом.

Она опустилась на корточки и указала на квадратное отверстие возле самого пола, откуда тянуло гнилью. Очевидно, это был водосток, через который уходила вода, проникавшая в подвал во время сильных дождей.

Конан с трудом протиснулся в отверстие вслед за рабыней и пополз, царапая спину и плечи о неровную каменную кладку. Однако продвинулись они недалеко. Водосток понижался, вскоре появился влажный слежавшийся песок, который заполнил лаз на треть высоты. Ваная легко скользила вперед, но массивный киммериец не смог пробраться через наносы и вынужден был, пятясь, выбираться назад.

Ничего не оставалось, как идти через караульное помещение. Недолго поразмышляв, Конан оторвал от своего рабского ошейника болтающуюся цепь, обмотал один конец ее вокруг тонкой шеи Ванаи, а второй крепко зажал в кулаке.

– Шагай вперед и помалкивай, – приказал он девушке. – Думаю, они купятся на этот трюк.

Толкнув массивную дверь, он вошел в сводчатый зал, посреди которого стоял грубый деревянный стол с медным светильником. За столом сидели вдрызг пьяные солдаты и резались в кости. Большинство разделись до пояса: в зале было жарко, в углу пылал высокий камин, в котором горел огромный ствол эвкалипта. Алебарды поблескивали в специальной стойке за спинами стражников, которые обернулись на скрип двери, обратив к вошедшим потные раскрасневшиеся лица.

Конан легонько подтолкнул девушку, и они пошли к ведущим наверх ступенькам, виднеющимся в арке противоположной стены.

– Ба, да это же Бастан! – крикнул кто-то из стражников. – Тебя что, отпустили, бритунец?

– Отпустили, – буркнул Конан, едва сдерживая желание заставить говорившего проглотить игральные кости вместе со стаканом.

– Что-то я не понимаю, – поднялся из-за стола тощий малый с сержантскими лычками на рукаве накинутой на голое тело куртки, – эту девчонку, кажись, продали какому-то дону, а она, гляди, здесь. Что-то не понимаю я…

– Лазутчица, – бросил Конан, – поймал ее и веду на расправу.

До выхода оставалось менее двадцати шагов.

– А почему мне не доложили, что тебя отпускают? – не унимался тощий.

– Да ладно тебе, Маччо, – крикнул еще один стражник, – что ты, Бастана не знаешь? Он ничего не станет делать без приказания госпожи. А если та велит, то сам себе глотку перегрызет!

Вся орава пьяно захохотала.

До выхода оставалось десять шагов.

– А куда Браго девался, – не желал расслабляться сержант, – почему дежурный не идет?

– Он, видать, с той черномазенькой развлекается, которую сегодня посадили, – предположил стражник, – не гомони ты, ради Мардука, хлебни лучше!

Сержанту протянули кубок, и он с жадностью принялся пить вино, словно только что приступил к этому занятию, а не пьянствовал на протяжении всей смены.

Конан и Ваная были в двух шагах от лестницы, когда сверху послышались мягкие шаги, и в караульное помещение спустился лекарь Родагр. Его острые глазки встретились со взглядом Конана, и в них мелькнул страх и удивление. Появление Родагра было столь неожиданным, что киммериец невольно сделал шаг назад, потянув за собой Ванаю.

Этого замешательства хватило лекарю, чтобы выкрикнуть приказ, указывая на беглецов узловатым пальцем. Стражники бросились к стойке с оружием, толкаясь и изрытая проклятия. Сержант обнажил шпагу и ринулся на варвара.

Конан отпустил цепь и выхватил меч. В левой руке он сжимал алебарду, наконечник которой пронзил грудь Маччо, не успевшего сделать и пары выпадов. Стражников было человек десять, и хотя они с трудом держались на ногах, схватка могла задержать беглецов и позволить Родагру кликнуть подмогу. Впрочем, лекарь не торопился покинуть помещение: стоя на ступеньках лестницы, он шарил у себя за пазухой, что-то разыскивая под черной одеждой.

Опрокинув троих вояк ударами алебарды, Конан отступил к камину. Стражники топтались вокруг, делая выпады и выкрикивая угрозы, однако, видя гибель своего командира и нескольких товарищей, атаковать не осмеливались, игнорируя грозные приказы Родагра.

Конан отлично понимал, что действовать надо быстро: если лекарь позовет кушитских наемников, ему придется туго. Отбросив алебарду и бросив в ножны меч, он ухватился за выступающий из камина конец бревна, еще не успевший заняться пламенем и, поднатужившись, поднял пылающий ствол. Его противники в ужасе завопили, когда огненная палица, описав полукруг, обрушилась на их ряды, словно смерч на беззащитную рощу. Уцелели лишь двое: побросав оружие, они в панике устремились к выходу. Отбросив бревно, Конан настиг их одним прыжком и свалил ударами огромных кулаков.

Он снова оказался лицом к лицу с Родагром. Лекарь с ненавистью глядел на киммерийца, но отступать не собирался. Он извлек из-за пазухи небольшой мешочек и уже собирался швырнуть его в противника, когда гибкая фигурка метнулась к нему откуда-то сбоку и повисла на его руке. Родагр вскрикнул от боли: Ваная впилась зубами ему в запястье. Отшвырнув девушку, лекарь бросился вверх по лестнице.

Конан помчался следом, но, выскочив в верхний коридор, обнаружил его пустым: то ли Родагр умел проходить сквозь стены, то ли где-то скрывалась потайная дверь.

– Куда теперь? – спросил он подоспевшую девушку.

– Надо быстро-быстро, – едва отдышавшись, заговорила она, – этот человек побежал к хозяйке, она пришлет черных воинов…

– Без тебя знаю, – оборвал ее Конан, – вспоминай план и давай отсюда убираться.

Его спасительница подошла к совершенно ровной стене и принялась ее ощупывать. Наконец она нажала на едва заметный выступ, каменная плита со скрипом отъехала в сторону, освободив неширокий проход, за которым оказалась ведущая вниз винтовая лестница.

– Опять в подвал? – недоверчиво спросил киммериец. – Что-то надоели мне эти подземелья!

– Родагр тоже думает, что мы больше не полезем вниз, – ответила Ваная. – Он прикажет первым делом перекрыть верхние коридоры. Мы его обманем.

Они стали спускаться и вскоре достигли площадки, откуда в обе стороны вели низкие тоннели.

– Это проход к другой лестнице – наверх, в комнату Заны, – указала Ваная налево.

– Отлично, – усмехнулся Конан, – давай сделаем ей сюрприз.

– Туда уже пошел Родагр, – заметила девушка, – он предупредил, предостерег хозяйку. Надо идти направо.

– И куда мы попадем?

– В камеру пыток.

– Это хорошо, оттуда есть выход в сад.

– Да, мы сможем покинуть виллу, если нам повезет, и в пыточной никого нет.

Конан не стал спорить, и они двинулись по правому тоннелю. Свод был так низок, что киммерийцу пришлось согнуться в три погибели. Проход окончился круглым люком, запертым на щеколду. Осторожно приоткрыв створку, варвар заглянул в щель.

Люк находился под самым потолком зала, больше похожего на пещеру. С неровного каменного потолка свешивались цепи, петли, крючья и деревянные брусья на пеньковых веревках. Посредине была устроена огромная круглая жаровня, прикрытая железной решеткой, рядом стояли чаны с маслом, которым обычно поливали несчастных, поджариваемых на медленном огне. В углу темнела дыба, а по периметру зала расставлены были многочисленные иные приспособления – любимые игрушки хозяйки этого страшного помещения.

Конан уже бывал в пыточной, но Зана приводила его с улицы, через погреб, где хранилось съестное и вина. Тогда он смотрел на развлечения своей госпожи равнодушно, сейчас же содрогнулся от омерзения. Он всегда презирал любителей пыток и, будучи королем Аквилонии, в качестве самого сурового наказания использовал позорный столб, плеть и, в крайнем случае, виселицу. Никакой ямы с голодными крысами не существовало: слухи о ней распускались дураками, привыкшими к тому, что монарх непременно должен подвергать преступников изощренным страданиям.

От люка вниз шел наклонный желоб, по которому обычно спускали жертвы. Конан уже собрался соскользнуть в зал, как вдруг громкий стон, долетевший из темного угла, где была дыба, заставил его насторожиться. Возле дыбы вспыхнул огонь, и в его колеблющемся свете киммериец рассмотрел чье-то подвешенное тело с вывернутыми руками и безвольно поникшей головой. Рядом стоял экзекутор Стино, готовясь поднести пылающий факел к ногам своей жертвы.

Конан не стал больше мешкать: распахнув люк, он скатился вниз по каменному желобу и направился к экзекутору. Тот обернулся, заслышав шаги за спиной.

Стино был плюгав, низкоросл и, пытая жертвы, вечно пускал слюни. Он с удивлением уставился на приближающегося телохранителя своей хозяйки, нерешительно опустив факел.

– Освободи его, – уверенно приказал Конан, – Зана велела.

– А где она сама? – недоверчиво спросил Стино.

– Сейчас будет. Я должен повторять?

Конан готов был стереть этого плюгавого мерзавца в порошок, если тот уже прослышал о последних событиях. Но весть о бегстве телохранителя, видимо, еще не достигла пыточной. Стино обиженно засопел и принялся дергать деревянный рычаг сбоку дыбы. Наконец веревки, державшие вывернутые руки жертвы, ослабли, истерзанное тело несчастного опустилось на пол. Только тут Конан заметил у него за спиной кожистые крылья и узнал немедийца, столь опрометчиво доверившего свою тайну донне дель Донго. Экзекутор развязал петли и усадил пребывающего в беспамятстве Эвраста, прислонив его к стене.

– Есть у тебя вино? – спросил Конан.

– Найдется, – ответил экзекутор.

– Налей и дай ему выпить.

Стино недоуменно пожал плечами, но исполнил приказание. Когда вино влилось сквозь бледные губы немедийца, тот застонал и слегка пошевелил занемевшими руками.

– А теперь иди сюда, – велел Конан, шагнув к дыбе.

Он ухватил обомлевшего экзекутора и резким движением заломил ему руки. Накинул и затянул петли. И поднял рычаг.

– Что ты делаешь?! – отчаянно завопил Стино, когда веревки потянули его вверх.

– Развлекаюсь, – ответил киммериец и треснул экзекутора по затылку. Ему жаль было лишать себя удовольствия заставить палача почувствовать сполна то, что ежедневно испытывали его жертвы, но крики мерзавца могли привлечь какого-нибудь нежелательного зрителя.

Конан присел рядом с очнувшимся Эврастом. Тот смотрел на своего освободителя безумными светлыми глазами.

– Успокойся, – сказал Конан по-немедийски, – я больше не служу Зане. За что она приказала пытать тебя?

– Я хотел бежать, – проговорил Эвраст, с трудом двигая побелевшими губами. – Они не лечили меня, обманули. Хотели, чтобы я навсегда здесь остался и развлекал их гостей. Зря я доверился этой женщине.

– Это точно, – сказал варвар. – Я тоже совершил подобную ошибку. Но Зана еще заплатит мне достойную цену. Сейчас я ухожу.

– Возьми меня с собой! – взмолился немедиец. – Если ты бросишь меня здесь, я погибну.

– Надо убегать, – раздался над ухом Конана голосок Ванаи, – быстро-быстро!

– Сможешь идти? – спросил варвар Эвраста.

– Постараюсь.

Он с трудом поднялся. Крылья за его спиной сложились, превратившись в большой темный горб. Немедиец поднял валявшиеся на полу рваную тунику и серую куртку, постанывая, натянул одежду. И упал.

Конан не стал мешкать. Он подхватил Эвраста на руки и устремился к выходу из пыточной. Они миновали погреб и оказались у прикрытой двумя деревянными створками двери, ведущей наверх, в сад.

– Кстати, – сказал Конан, – там, в темнице, я потерял счет времени. Сейчас день или ночь?

– Ночь, – отвечала Ваная, – у нас это время зовется часом летучей мыши, у вас, как я поняла, часом третьей свечи.

Киммериец присвистнул.

– В саду полно зверья! От второй звезды до рассвета там разгуливают пантеры и леопарды Заны. Надеюсь, Сантидио учел это маленькое обстоятельство. Нам непременно надо идти через сад?

– Да, – сказала девушка, – другой дороги нет.

Она подергала створки двери, но те были заперты снаружи. Впрочем, это не задержало беглецов: под напором плеча киммерийца дверь затрещала и распахнулась. Они осторожно вышли в сад, освещенный масляными лампами и факелами.

Журчали многочисленные фонтаны, пинии, акации, эвкалипты и фруктовые деревья тихо шелестели листвой, навевая покой и сладостную дремоту юной ночи. Статуи, привезенные со всех концов света, таращились на беглецов из арок живых изгородей, из-за колонн ротонд и беседок, освещенные колеблющимся светом фонарей и, казалось, живые. Многие из них были весьма грозного вида – многорукие, сжимающие замысловатое оружие. Конан невольно коснулся рукояти меча: хотя в Зингаре и существовал закон, запрещающий въезд в страну колдунам и чернокнижникам, судя по шалостям Родагра, его не слишком соблюдали, так что он не удивился бы, оживи действительно какой-нибудь свирепый восточный божок со всеми своими топорами, копьями, мечами и дротиками.

Однако опасность таилась не в статуях. Стены виллы уже скрылись за деревьями, когда на песчаную дорожку бесшумно скользнули две тени. Две пары горящих глаз уставились на беглецов, и в свете ярких звезд Конан разглядел впереди великолепную черную пантеру и крупного пятнистого леопарда. Звери не двигались, только прижатые уши и вздыбившаяся на загривке шерсть выдавали их намерения.

Конан уже собирался опустить немедийца и взяться за оружие, как вдруг Ваная мягко коснулась его руки и приложила палец к губам. Он недоуменно взглянул на девушку, которая, улыбнувшись, бесстрашно направились к ночным сторожам. Она что-то тихо напевала, и звери навострили уши, прислушиваясь к этим странным, едва уловимым звукам. Ваная подошла к ним вплотную и опустила на мохнатые головы маленькие ладошки. Животные застыли, словно сами превратились в статуи, потом бесшумно прянули в стороны и скрылись в кустах.

Беглецы беспрепятственно достигли ворот. Часовой дремал в своей будке, выводя носом замысловатые рулады. Конан бесшумно поднял засов, и они вышли на улицу в тот момент, когда в окнах виллы стал зажигаться свет, и на дорожки сада повалили слуги, вооруженные дубинками, стражники и кушитские наемники.