355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Кирилл Гольцов » Остановка последнего вагона (СИ) » Текст книги (страница 5)
Остановка последнего вагона (СИ)
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 10:23

Текст книги "Остановка последнего вагона (СИ)"


Автор книги: Кирилл Гольцов


Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

– О, да ты вроде действительно получше.

Петрович завернул меня направо, в не перестающий мелькать тенями коридор – здесь, кажется, всё было по-прежнему и густота образов, мрачность и тошнотворное кружение вернулись. Ну, ничего – в комнате, лёжа с закрытыми глазами, мне действительно должно стать лучше. Без сомнения.

Скрипнула дверь, я обессилено опустился на кровать и почувствовал, как на меня заботливо набрасывают одеяло. Как всё-таки замечательно, когда рядом живёт такой сосед. Конечно, семья здесь была бы гораздо лучше, однако в моём теперешнем состоянии по большому счёту безразлично – кто сможет позаботиться и позволить остаться мне в тишине, тепле, покое и одиночестве.

– Всё. Давай, отсыпайся и, думаю, какие бы завтра рабочие дела у тебя ни были, их стоит на несколько дней отложить. А там, конечно, решать тебе. Доброй ночи! – произнёс Петрович, и я услышал, как за ним тихо хлопнула дверь.

Совет, несомненно, был хорошим, только вот на нашей фирме, как, впрочем, и практически везде, руководство излишне болезненно относилось к тому, что сотрудник может взять и заболеть. Иногда казалось даже, что это прямо-таки сверх их понимания, а в моём случае, можно смело прибавить и ранний уход сегодня с работы. Впрочем, если к утру мне не станет легче, понятно, дойти, в любом случае я никуда не смогу и как-то не верилось, что через несколько часов мне полегчает. Поэтому, так или иначе, видимо, с работой на какое-то время придётся завязать.

Я думал, что в кружении разноцветных точек и завораживающем ощущении стремительного падения, как будто после перепоя, мгновенно отключусь, но этого не произошло. Наоборот – я почувствовал себя бодрее и, можно сказать, практически выздоровевшим, словно неделя уже подошла к концу, и я добротно полечился несколько дней. Сон не шёл и, открыв глаза, я увидел, что на улице уже темно, а порывистый ветер, дующий пронзающим холодом всю последнюю неделю, кажется, превратился в ураган. Он нещадно трепал макушки деревьев и безумно завывал где-то в доме, почему-то навевая мысли о дымоходах и Санта-Клаусе, отчего мне неожиданно захотелось тёплого молока и сладкого печенья, которые я вообще не мог терпеть. Странный, необычный вечер, и как замечательно, что все эти тени на стенах и потолке колышутся строго в такт тому, что происходит за окном, а никак иначе. Это необыкновенно успокаивало своей привычностью и то, что случилось совсем недавно, казалось каким-то временным помутнением рассудка из-за простуды, чего-то съеденного или просто переутомления. Хорошо, что всё возвращается на круги своя.

Я закрыл глаза, которые немного побаливали и начали неприятно пульсировать, потом открыл их снова и вздрогнул. Сначала я не мог понять, что же не так и почему меня пронизывает страх, а потом осознал, что в комнате что-то изменилось. Какое-то время мой взгляд судорожно метался по комнате, пытаясь уловить – что же именно не так, пока наконец не понял: тени от гнущихся деревьев, кажется, увеличились раза в два, словно кто-то изменил уличное освещение. Может такое быть? Вряд ли. Значит, снова здесь что-то не так. Теперь тоненькие чёрные веточки превратились во внушительные дубинки, которые пинали со всей силы массивную тень от шкафа и тумбочки с телевизором. Мне даже показалось, что я слышу хруст дерева и звон экрана, хотя наверняка это было просто моё разыгравшееся воображение. Впрочем, почему это я решил, что освещение не могло измениться? Возможно, кто-то подъехал к соседнему дому и поставил машину так, что фары как раз светят в моё окно. Да, именно так. Что же, такое предположение, конечно, успокаивало, но смотреть на эту бойню теней всё равно было очень неприятно и страшно. Что же, ещё один хороший аргумент, чтобы поскорее уснуть и прийти в себя уже солнечным утром, постаравшись забыть всё, что случилось. Правда, несомненно, для этого надо ещё пережить эту ночь.

Я снова закрыл глаза и попытался абстрагироваться от окружающего, сосредоточившись на чём-нибудь приятном. Но в голову что-то ничего не лезло, а гулкие удары сердца с какой-то громкой раздражающей хрипотцой не давали забыть о том, насколько я действительно испуган. И что дальше? Просто лежать, затаившись и не открывать глаз или всё-таки попытаться посмотреть – что происходит вокруг? Нет, так точно не удастся заснуть, а вот довести себя переживаниями до чего-нибудь нехорошего, можно вполне. Словно в ответ на это, в груди как-то нехорошо заныло и, кажется, спазматически дёрнулось. Вот сейчас открою глаза и увижу, что всё по-прежнему и тени снова отступили, оказавшись на положенных им местах, с менее пугающими размерами. Разве так не может быть?

На этот раз я решил поступить хитрее – приоткрыть левый глаз, и то совсем чуть-чуть. Почему его? Просто слева располагалась стена, и это было бы практически незаметно со стороны, если, конечно, тени на самом деле какие-то не такие и могут наблюдать за мной. Сначала я не увидел ничего – просто размытый серый фон, а потом, чуть не закричав, поджал ноги и выпрямился на подушке. Что же это такое? Тени, кажется, увеличились ещё раза в два и теперь, словно водоросли или пиявки, извивались на кровати, возможно, успев проникнуть даже под одеяло. Моё тело ощутимо похолодело, и по коже начали пробегать кривые дорожки дрожи. Окончательно же я пришёл в ужас после того, как взглянул в окно – кажется, что оно уменьшилось и превратилось в обжигающие глаза-прожекторы какого-то неведомого монстра, напоминающего спрута. Именно такой образ я видел в одном кошмарном сне, когда учился в первом классе, и даже написал по его мотивам рассказ «Ужасное содержание», ставший впоследствии победителем в литературном конкурсе между классами. По стенам от рамы тянулись зловещие извивающиеся щупальца, которые непропорционально удлинялись, и, кажется, хватали все встречаемые по дороге тени, тут же поднося к зияющей пасти животного. В ней они не просто пропадали или всасывались, а словно рассыпались на миллионы крохотных, мерцающих красным кусочков и растворялись в воздухе. Это, как мне казалось, означало не просто акт поедания, а какое-то полное уничтожение и чего-то гораздо большего, чем просто физической оболочки.

Мне нестерпимо захотелось вскочить, выбежать в коридор и быть рядом хоть с кем-то, кто поможет, успокоит, сделает то, что будет правильным в такой ситуации. Хотя судя по реакции соседей и недавнему происшествию, если я что необычное и видел, то они не заметили точно, тем более что та же Любовь Игоревна явно была не склонна к скрытности или чему-то подобному. Неужели ждать помощи неоткуда или ничего страшного со мной не случится – ведь речь идёт всего лишь о тенях? И тут в углу что-то забрезжило – светлое и, кажется, дарящее спасение, способное меня понять, защитить и развеять ужасающий мрак. Да, это была именно она – та самая призрачная девочка, которая сегодня, удивительно, двигалась в мою сторону, а уродливые щупальца теней, словно в испуге, отпрянули в сторону, но сразу же опять сомкнулись за её спиной. Значит, мои надежды отнюдь не беспочвенны. Только хватит ли её волшебной силы или чего-то подобного, чтобы защитить нас двоих?

Ребёнок медленно подплыл совсем близко, и неожиданно её лицо из умиротворённо-отстранённого превратилось в яростное. Девочка бросилась ко мне на грудь, усевшись на корточки, но никакого веса я не чувствовал. Зато, скосив глаза, увидел, как капсула начинает словно разгораться и вскоре засияла так ярко, что стала слепить глаза. Ангел перебирал её пальцами, и я это чувствовал. Значит, она всё-таки может быть материальной? Девочка внимательно рассматривала подвеску и, кажется, была готова сейчас же сорвать её с моей шеи, но неожиданно черты её лица разгладились, и она спокойно прошептала. – Нет, это не крест – ничего страшного!

Эхо её голоса таинственно отдалось по всей комнате, а сияние от капсулы, кажется, распространилось на всё вокруг, разбивая мрак, но не давая возможности ничего больше увидеть. Слепящий свет мгновенно поглотило и девочку, и ужасные тени, и, кажется, все мои страхи, сомнения, помыслы. Я чувствовал себя окружённым этим светом, словно сел в безопасную оболочку и отгородился от реальности, ставшей спасением и какой-то высшей истиной, которую мне хотелось просто бесконечно постигать, ни на что больше не отвлекаясь.

Глава IV
ИЗОБРАЖАЯ НЕНОРМАЛЬНОСТЬ

Свет продолжал брезжить, и неожиданно я понял, что лежу с закрытыми глазами, а всё, что было, наверное, просто мне привиделось, и было, несмотря на реалистичность, всего лишь кошмарным сном. Аккуратно приоткрыв глаза, я убедился, что комната залита ярким солнечным светом, и это почему-то твёрдо убедило меня в обратном – никаких кошмаров не было. Всё это действительно окружало меня и непременно вернётся следующим вечером, который я могу и не пережить. Потом я подумал о том, что вчера, приехав домой, вёл себя как обычно, и меня постигла вполне заслуженная кара, о которой говорила Маша. Или просто пока предупреждение? Я тут же попытался вспомнить – слышал ли какие-нибудь голоса, идущие от теней, но мог лишь с какой-то долей уверенности утверждать, что мне показался лишь вопль и слова этой девочки-ангела или кто она там была на самом деле. При этом приподняв подрагивающую руку, как ни удивительно, я ощутил, что полностью здоров, бодр и полон сил – все хвори, если только они не были исключительно у меня в голове, внезапно отступили. А вот будильник я вчера не поставил, поэтому понятное дело, выход на работу проспал, за что сейчас, без всяких шуток и кошмаров, могу получить очень хорошенький нагоняй от руководства. Что же, раз так, то надо вставать и собираться, чтобы не усугублять.

Несмотря на сравнительно поздний час, ванная и туалет оказались занятыми. Поставив на плиту чайник и, немного подплясывая от желания помочиться, я поздоровался с Петровичем, расположившимся у окна с газетой в руках.

– Приветствую, соседушка! Ну как ты?

– Не поверите, но ваш мёд сотворил настоящее чудо – полностью поправился.

– Ну да, да. Может, всё-таки денёк отлежишься ещё дома? А то – мало ли что. Скажу честно, вчера ты выглядел совсем плохо – хоть в больницу звони.

– Нет, очень много дел – я и так сегодня проспал, поэтому сами понимаете.

Дверь ванной с шумом открылась, и оттуда появилась Любовь Игоревна, замотанная в потёртый халат и с целым пакетом каких-то шампуней и кремов в руках.

– Встал, что ли? Вот что моё варенье делает, по бабушкиному ещё рецепту варю!

– Да, спасибо вам большое. Разрешите?

Я подбежал к соседке и подумал, что, раз туалет всё равно занят, то сойдёт и ванная – заодно и умоюсь.

– Да, конечно. Только не торопись, а то всё там посшибаешь, – наставительно сказала Любовь Игоревна и, пропустив меня вперёд, сама осталась в узком коридоре, не давая захлопнуть дверь. – Гляди-ка, зачирикал и снова стал весь дёрганый, как прочие молодые. И чего вам всё неймётся?

– Позвольте закрыть дверь, – с придыханием попросил я и, наградив меня почему-то порицающим взглядом, соседка отступила, громко шурша пакетом и сокрушённо покачивая головой.

Пока я стоял под колючей тёплой струёй подтекающего почему-то холодной водой душа, мои мысли нестерпимо возвращались к тому, что произошло вечером и ночью. Сейчас, в свете дня, всё опять казалось больше надуманным и нереальным, однако опасность, пусть и не такая большая, как могла бы, ощущалась сегодня гораздо явственнее. Но почему? Что я сделал не так, и зачем было организованно такое мрачное представление? Я вспоминал наш вчерашний разговор с Машей и снова пришёл к выводу, что ничего эдакого необычного вчера так и не совершил. Неужели всё дело только в этом? Сколько я не размышлял дальше, похоже, всё сходилось на одном и, раз уж на какое-то время придётся подстраиваться под эти новые условия, необходимо было начинать действовать уже сегодня – под солнцем и пытаться оттянуть мрак, пока не настанет время бояться и не иметь ничего за душой, чтобы ответить.

Однако собственный дом показался явно неудачным местом для воплощения в жизнь подобных планов – в конце концов, должно же остаться место, в которое я могу вернуться и побыть самим собой. А вот улица или офис представлялись здесь прямо-таки оптимальными вариантами, где и так, без всяких постановок, постоянно случается нечто забавное и неординарное. С этими мыслями я быстро попил чаю с куском слишком твёрдого шоколада, который отыскал в тумбочке и соблазнился, несмотря на белый налёт, потом оделся и стремительно вышел из дома. И только встретив по дороге двух нарядных ребятишек, вспомнил, что сегодня – первый день осени и лето 2010 года, со всеми его аномалиями, осталось позади. В воздухе пахло влагой, но зато не ощущалось столько привычного запаха гари, хотя возможно, сравнивая, я сейчас выбрал бы опять возвращение в июль или начало августа, пусть задымлённое и обжигающе-жаркое. Однако понятно, ничего поменять было нельзя, и я рассеянно дошёл до остановки, с интересом разглядывая красочную картинку Человека-паука, борющегося с каким-то монстром, изображённого на портфеле первоклашки, и вспоминал, что с таким же огромным букетом гладиолусов сам когда-то шагал в школу под руку с мамой и беспрестанно щёлкающим фотоаппаратом папой. Те кадры до сих пор хранились где-то у родителей, но они почему-то не стали делать фотографии, остановив свой выбор на слайдах. Таких беленьких рамочках из прочного картона, куда вклеивались специальным образом проявленные кусочки плёнки, которые выглядели особенно архаично на фоне современных цифровых технологий. Их можно было рассмотреть только через небольшую чёрную коробочку с увеличительным стеклом, если обратить заднюю часть к яркому свету. Неудобно, размыто и хлопотно, но с другой стороны, у многих моих знакомых не осталось и такой памяти.

К сожалению, ни в маршрутке, ни в метро ничего способствующего проявлению своеобразного поведения мне так и не попалось. Тем более что, привыкнув ездить примерно в одно время, я был неприятно удивлён обилием народа и прямо-таки гнетущим запахом какого-то болота и плесени от многоцветья мокрых курток пассажиров. Всё вокруг двигалось, гудело, мерцало, а установленные на станциях большие мониторы, почему-то транслирующие в дневное время рекламу пива и сигарет, лишь подчёркивали стремительное и в тоже время удивительно неторопливое движение вокруг. Странный и пугающий контраст. Кто-то чувствительно ударил меня по ноге колесом от сумки-тележки, я, кажется, смахнул с чьей-то руки часы, которые сразу были затоптаны толпой – в общем, ничего примечательного и предполагающего исполнение моего плана. И только выйдя на поверхность я наконец-то столкнулся с тем, что искал всё утро – возможностью неординарно проявить себя и сделать галочку для тех, кто теперь за мной следит и прячется в тени. Какой-то полный мужчина, в толстом, подвёрнутом всюду свитере, бросил письмо в почтовый ящик, крепящийся на одной из квадратных серых колонн. Потом решил захлопнуть задвижку в щели, и, видимо, слегка переусердствовал – дёрнул так, что раздался хруст, и ящик наполовину свесился, обнажив за собой квадрат зелёной краски и наполовину выскочивший из камня длинный деревянный дюбель.

– Ах, чтоб тебя! – раздался его громкий возглас, но я оказался тут как тут. Со смехом выдернув ящик совсем, я сунул его в руки изумлённому мужчине и был таков – быстро смешался с толпой и, перейдя на другую сторону дороги, укрылся в небольшом скверике. Оказавшись в безопасности, я аккуратно выглянул среди прохладных и влажных листьев какого-то куста и увидел, что к незадачливому отправителю подошёл наряд милиции, которому он что-то очень импульсивно начал объяснять, но похоже, столкнулся с полным непониманием и неприятием других версий, кроме самой очевидной. Конечно, с моей стороны это было очень нехорошо, однако я был уверен, что за ящик ничего страшного с мужчиной не случится. Так, получит небольшой урок, чтобы в будущем был поаккуратнее в общественных местах.

Всю дорогу до офиса я почему-то вспоминал его вытянутые в недоумении губы и, не сдерживаясь, жизнерадостно смеялся. Это предсказуемо заставляло окружающих присматриваться ко мне внимательнее, ускорять шаг и нервничать. Несомненно, столь позитивный настрой поздним утром буднего дня не мог не настораживать, озадачивать и наводить на нехорошие мысли о невменяемости. А, собственно, почему? И в угрюмых, озабоченных лицах пешеходов я видел ответ – слишком много проблем для этого или того, что люди именно так глубоко и не факт, что правильно, воспринимают. Однако именно сегодня мне это показалось явно дурным примером, тогда как мой был точно добрым и заразительным.

На входе я увидел нового охранника, который, мельком глянув на мой пропуск, спросил:

– У тебя в офисе кофе есть?

– Да…

– Бесплатный?

– Конечно!

– Тогда, если будешь в следующий раз выходить, не вынесешь мне стаканчик?

Я замер и сначала хотел ответить что-нибудь резкое. Тоже мне нашёл мальчика на побегушках! Но вместо этого моих губ коснулась понимающая улыбка и, убедившись, что никого больше в проходе нет, я мягко приблизился к этому пареньку и с придыханием шепнул:

– Конечно. А ты, смотрю, ничего такой – фигура, лицо, глаза.

Охранник, до этого спокойно сидевший за компактным круглым столиком, резко дёрнулся в сторону и некоторое время безмолвно открывал и закрывал рот, силясь сообразить, что ответить. Потом, придав лицу серьёзно-брезгливое выражение, он с расстановкой и придыханием сказал. – Спасибо, но, пожалуй, ничего не надо. Не затрудняйтесь.

Такая реакция и переход охранника на официальное «вы» почему-то ещё больше меня развеселили. Не удержавшись, я, поднявшись по ступенькам к двери, послал ему воздушный поцелуй, чем, наверное, окончательно его обескуражил и смутил. Интересно, что когда люди узнавали о нетрадиционной ориентации стоящего рядом человека, то реагировали всегда примерно одинаково. Уж этого-то добра я насмотрелся вдоволь, когда года два назад встречался с одной девушкой, работавшей в салоне красоты, и неоднократно бывал в компании её бисексуальных друзей. Кажется, у неё даже что-то было с высокой крепкой женщиной средних лет, носившей очень короткие стрижки и разговаривающей нарочитым басом. Однажды она зажала меня в углу и пригрозила, чтобы ни в коем случае не обижал Олю, иначе будет так плохо, как ты можешь подумать в последнюю очередь. С девушкой чуть позже мы расстались по совершенно другой причине, но этот горящий мрачный взгляд и сузившиеся до крохотных щёлочек глаза лесбиянки я запомнил надолго.

Оказавшись в холле, я убедился, что лифт по пропускам не работает – на дисплее вместо привычных цифр слабо и безнадёжно мерцали две горизонтальные линии. Пришлось вместе с гомонящей толпой ждать один из оставшихся трёх лифтов и минуту спустя быть очень плотно прижатым к зеркалу кабины, которое, кажется, даже начало жалобно потрескивать. Ещё вчера я бы, скорее всего, просто смирился с неизбежным, но не сегодня – кажется, более-менее оригинальные идеи прямо-таки били из меня фонтаном. Или такое случалось и раньше, но просто спокойно оставалось где-то в глубине сознания, заранее подавляемое какими-то банальными нормами и запретами, вбитыми в меня ещё в далёком детстве? Ведь самым смелым здесь было – представить, как могло бы получиться. Однако теперь, возможно, инстинкт самосохранения обострился и диктовал новые принципы существования, так же, как и я, не желая больше встречаться с тенями и исходящей от них смертельной опасностью.

Чуть откинув голову, я начал с интересом разглядывать в зеркале своё отражение, потом нахмурился, улыбнулся, состроил страшную мину. И тут же отметил, что стал объектом неотрывного и даже какого-то болезненно сосредоточенного внимания со стороны окружающих. Когда же я задрал нос и начал внимательно изучать – нет ли там лишних торчащих волос, которые оказались не состриженными, ехать неожиданно стало намного свободнее. Люди шарахнулись, расступились, и, кажется, вжались в стены кабины, при этом умилительно наивно делая вид, что ничего необычного не происходит, а меня они не замечают вообще. Что же – весьма неплохой результат и, возможно, того стоящий. При этом почему-то все старались не смотреть на меня, а готовы были с изумляющим интересом изучать потолок или затылок соседа. И здесь я вспомнил одно из изречений бабушки, учившей когда-то, что неприлично смотреть на неполноценных и странных людей. Что же – теперь это относится именно ко мне.

Когда двери лифта открылись, на лицах пассажиров читалось искреннее облегчение, но те, кто стояли по краям, терпеливо дождались, пока выйду я и только потом потянулись следом. Возможно, именно в этом была их ошибка – не успев сделать и пару шагов по холлу, я случайно налетел на кучу пустых коробок из-под офисной бумаги, запнулся и растянулся на полу. Такое себе частенько позволяли уборщицы, но мне всегда успешно удавалось миновать подобные препятствия, но не в этот раз. Несмотря на боль в плече, мне почему-то стало ещё веселее, и я громко засмеялся, пнув одну из коробок, которая угодила как раз под ноги степенной женщине средних лет, красиво шагнувшей в этот момент из дверей лифта. Она дёрнулась, вскрикнула и быстро сползла по стене, что-то неразборчиво бормоча. Её юбка задралась и, увидев под ней просторные трусы, очень смахивающие на семейные, я зашёлся в новом непреодолимом приступе хохота.

– Ну, смешно же, не могу, – с трудом выговаривал я, глядя на серьёзные и какие-то злые лица окружающих.

– Хулиган какой-то. Сейчас сообщим охране! – наконец решительно произнёс высокий мужчина с массивными усами, которого, кажется, я несколько раз видел мельком в нашем офисе, неизменно походящего на комичного отца семейства из итальянских картинок про мафию.

– Может, пьяный или ещё чего такое.

Тихо поделилась с окружающими пожилая дама с переливающейся множеством явно поддельных камней большой брошкой, приколотой к чёрно-красному пиджаку, чем-то напоминающему те, что некогда носили новые русские.

И тут в холл вышел привлечённый, видимо, шумом охранник.

– Не ушибся? Что случилось? – приветливо сказал он, протягивая мне руку, и внимательно взглянул на остальных. – А вы чего застыли? Проходите, проходите. Ничего тут такого нет – упал человек. С кем не бывает?

Возможно, будь на его месте кто-то другой, избежать утомительных объяснений не удалось бы. Однако Вадим часто дежурил на этаже и мы, можно сказать, стали добрыми приятелями – иногда вместе курили, обсуждали личные вопросы и даже пару раз пообедали, хотя охране было положено питаться в строго отведённом для этого помещении и, как ни странно, если на это оказывалось свободное время. Собственно, именно последнее и было основной темой, которая неизменно всплывала по любому поводу. Видимо, поэтому пауз в наших беседах никогда не возникало.

Вскоре, брезгливо отряхиваясь, я благополучно поднялся в офис, где увидел радостно бегущую мне навстречу Машу. Она распахнула руки для объятий и уже через мгновение мы крепко сжали друг друга, слившись в нежном поцелуе. Хотел я к ней прикасаться вообще или что-то толкнуло меня? Сложно и непонятно, однако стоящие рядом сотрудники начали смущённо понимающе улыбаться и тихо переговариваться. Ну всё – если вчерашняя история в лифте не стала поводом для слухов о наших близких отношениях, то сегодняшняя публичная идиллия – однозначно.

– Хотела сказать, что ты получил третью и пятую капсулу – продолжаем искать шестую. Покружи меня, пожалуйста, – прошептала Маша, склонившись к моему плечу. В это время, как я заметил краем глаза, она корчила кому-то рожи и показывала язык. Чуть повернувшись, я увидел, что такое внимание адресовано паре телефонных девушек, застывших в дверях с пластиковыми стаканчиками и нерешительно переминающихся с ноги на ногу.

– Зачем?

– Ну, просто. Давай!

«А почему бы и нет?» – подумал я и, подхватив Машу, закружил её, пытаясь оставаться на месте и удержать равновесие – вес девушки, несмотря на стройность фигуры, ощущался вполне явственно. Перед глазами всё быстрее и размытее проносилось внутреннее скудное убранство офиса, рассыпающиеся волосы и раскрасневшееся счастливое лицо девушки, заливающейся смехом и в каком-то экстазе кричащей:

– Ещё! Ну же! Выше!

Я поднажал и в какой-то момент почувствовал, что Маша что-то задела, а рядом раздались приглушённые вскрики и громкий возмущённый голос:

– Что здесь происходит? Вы отдаёте себе вообще отчёт?

Я затормозил и помог девушке удобно встать на ноги. Потом обернулся и посмотрел на разъярённого начальника, который, разумеется, не мог забыть состоявшийся только вчера между нами разговор. На его лысине зияла красноватая дорожка и, как я увидел за ним через приоткрытую дверь, посередине круглого стола валялась туфля Маши. Наверное, когда директор выглянул на шум, она в него отскочила и, отрикошетив от лысины, влетела в комнату. Там присутствовало ещё как минимум четыре человека, которые настороженно поглядывали в мою сторону и молча ждали.

– Да вот – немного размялись, – пробормотал я и, сдерживая улыбку, спросил. – Как ваша голова?

– Это не твоё дело. Немедленно! Убери её сейчас же и через час чтобы был в моём кабинете! – завопил директор, брызгая слюной и нервно сжимая крохотные кулачки.

– Да, конечно. Извините!

Последнее слово я произнёс уже громко, войдя в комнату и обращаясь к присутствующим. Все сидели очень прямо и напряжённо, бросая испуганные взгляды на какого-то статного седого мужчину, который мягко улыбался и слегка покачивал головой. Видимо, я прервал людей в самый разгар презентации и, взглянув на экран с красивым слайдом, изображающим проект инфраструктуры какого-то района, почему-то сказал. – Слишком всё симметрично, как ваша голова!

Люди вокруг, кажется, перестали даже дышать, а старик хлопнул в ладоши и хрипло рассмеялся. – Самое оно. Не знал, что именно беспокоит, а вы вовремя подсказали!

Он приподнялся и протянул руку. – Альберт Митрофанович.

– Очень приятно, Кирилл.

Улыбнувшись, ответил я, сгребая свободной рукой со стола туфлю.

– А вы кем здесь будете?

– Специалист по работе с клиентами – на письма и звонки отвечаю, жалобы рассматриваю, всё в таком роде.

– Ну, это, думаю, совсем не для вас.

Развёл руками старик и властным жестом подозвал к себе семенящего директора, у которого вся лысина покрылась крупными бусинками пота. – Вениамин Аркадьевич! Что же вы так разбазариваете ценные кадры?

– Мы уже рассматривали вопрос о его повышении, но вы знаете… – залепетал тот в ответ, вздрагивая и путая слова.

– Вот что, идите, Кирилл, работайте, а мы тут потом решим.

Альберт Митрофанович снова протянул мне руку, которую я с энтузиазмом пожал, несмотря на некоторую брезгливость из-за холодного пота.

– Что? – видимо, заметив изменение, мелькнувшее на моём лице, спросил старик.

– Как будто рыбу руками держали.

– Честное слово, этот парень мне по душе. Говорить то, что думаешь, да ещё так своеобразно, это как раз то, чего очень не хватает большинству работающих со мной людей. Ладно, идите.

Я кивнул головой, внутренне считая себя здесь неправым, и в полной тишине вышел в холл, встреченный боязливыми взглядами коллег, одновременно вздрогнувших, когда дверь за моей спиной захлопнулась. Только Маша сияла и протягивала ко мне руки, в которые я немного торжественно положил туфлю и оглянулся в сторону столовой, где хотел сполоснуть руки.

– Ты молодец. Спасибо, благородный рыцарь, за то, что отвоевал у дракона обувь прекрасной дамы! – рассмеялась она и стала одеваться, забавно выгнувшись и опёршись на опасно выгнувшуюся перегородку, за которой раздался взволнованный женский вопль.

– Всегда пожалуйста.

Отсалютовал я Маше и скрылся на кухне, где уже сидело человек десять, а возле мойки толпилось аж две сотрудницы с какими-то грязными пластиковыми плошками, хотя до обеда была ещё как минимум пара часов. Глядя на их медлительные движения и веер брызг, я просто подошёл к кулеру и, выжав клавишу холодной воды, тщательно сполоснул руки там, не обращая особенного внимания, что вода звонко течёт на линолеум и люди начинают оборачиваться в мою сторону. Потом вытерся бумажным полотенцем, комком которого не попал в корзину, но тут же загнал его туда парой ударов ногами. Оказывается, и в таком привычном ритуале, если подойти творчески, найдётся много чего забавного.

А когда я пришёл на рабочее место, сразу понял, что слухи о произошедшем в «переговорке» распространились на удивление быстро. Коллеги излишне мило и официально поздоровались со мной, постаравшись поскорее заняться своими делами. В их понимании, я был уже любимчиком главного босса, которым, несомненно, был этот старик, или же практически уволенным сотрудником, способным, раз нечего терять на любые гадости. Что же, может, всё это было именно так, однако по какой-то причине я не нашёл здесь для себя никаких поводов как для огорчения, так и вожделения чего-то хорошего. Даже наоборот – впервые я чувствовал себя на работе просто спокойным, свободным в своих действиях и избавленным от бесконечных оглядок в сторону коллег.

Включив ноутбук, я быстро ответил на несколько давно висевших там писем – всего лишь вчера они представлялись мне сложными и требующими очень аккуратных формулировок, а теперь – совсем наивными и нуждающимися в простом, добром и даже юмористическом ответе. Как показал следующий день, практически во всех случаях здесь я попал в точку. Потом, вернувшись к одному из объёмистых отчётов, я отвлёкся и взглянул в окна, словно частокол, чередой идущие по противоположной стене. Над ними нависали большие кондиционеры, которые почему-то практически не работали во время летней жары, но зато сейчас постоянно выключались коллегами, так как неизменно извергали из себя потоки ледяного воздуха, даже если на пульте выставить значительный плюс. За пыльными стёклами, загороженными неприятно выкрученными и местами пожелтевшими вертикальными жалюзи, открывался неплохой вид на крышу, где, словно грибы на поляне, торчали массивные металлические конструкции с вентиляторами, неизменно брызжущими в окна влагой, отчего создавалось ощущение идущего, не прекращаясь, на улице дождя. Но на самом деле сейчас небо очистилось и приобрело бело-голубой оттенок, пропуская яркие солнечные лучи. Ветер, судя по всему, утих – да его никогда толком здесь и не было, даже на такой высоте. Наша крыша была одной из самых низких, и стоящие рядом здания надёжно загораживали её от непогоды. К тому же неровно выступающие по краям бетонные плиты создавали нечто вроде естественных навесов, где вполне комфортно можно было разместиться, укрывшись от дождя.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю