Текст книги "Ребекка с фермы Солнечный Ручей"
Автор книги: Кейт Дуглас Уиггин
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)
“О, какая это будет замечательная мысль для моей Книги, когда тетя Джейн купит мне одну из тех, что продаются в магазине мистера Уотсона за пятнадцать центов”.
Мермуары
Июнь, 187 – .
Я сказала тете Джейн, что собираюсь начать писать Мермуары, а она ответила, что я еще слишком молодая. Но я ей напомнила, что сестра Кандейс Милликен умерла, когда ей было десять лет, не оставив совершенно никаких следов на песках времен, и если я скоропостижно скончаюсь, кто запишет мои мысли? А тетя Миранда сказала, что солнце и луна взойдут и закатятся независимо от этого и не имеет значения, что они не будут записаны, и велела мне пойти на чердак и отыскать ее мешочек с лоскутками. Но я сказала, что это имеет значение, так как каждого человека в мире только по одному и никто другой не может написать за него его мермуары. Умри я сегодня вечером, не найдется никого, кто сумел бы правильно меня описать. Мисс Дирборн могла бы сказать кое-что, а брат Джон что-нибудь добавить. Эмма-Джейн постаралась бы отдать мне должное, но ей не хватает слов; и я даже рада, что тетя Миранда никогда не берет пера в руки.
Мой словарик такой маленький, что в нем не много изысканных слов, и я не смогла найти, как пишется слово мермуары, но кажется, так было написано на обложке книги, которую читала тетя Джейн.
Всем девочкам очень нравится вести дневник, но Минни Липучка вытащила дневник Элис Робинсон из-под школьной поленницы, куда та его спрятала, и весь прочитала. Она сказала, что это ничуть не больший грех, чем прочитать чужое сочинение, но мы сказали ей, что это все равно, как если бы она подглядывала в замочную скважину, или подслушивала под окном, или открыла ящик чужого комода. Она сказала, что так на это не смотрит, а я ей сказала, что, если только ее глаза не раскроются, она никогда не оставит никаких великих следов на песках времен. Я сказала ей, что дневник – священная вещь, так как обычно в нем изливаешь свои глубокие чувства, предполагая, что никто не заглянет в него, кроме тебя самого и твоего снисходительного Небесного Отца, который видит все.
Конечно, Персис Уотсон не было бы неприятно показывать другим свой дневник, так как у нее нет никакого священного замысла и говорится в нем вот что (она читала его нам вслух):
“Поднялась сегодня в шесть (в дневнике всегда “поднимаются”, но когда говоришь об этом, то можно сказать “встала”). Завтракала в половине седьмого. Было печенье на соде, кофе, рыба с подливкой и пончики. Вымыла посуду, накормила кур, застелила постель перед школой. Урок арифметики прошел хорошо, но на правописании получила отметку на два балла ниже, чем вчера. В половине пятого играла в прятки на пастбище Сойеров. Покормила кур и легла спать в восемь”.
Она говорит, что не может записывать то, чего не случилось, но если я посчитаю ее дневник неинтересным, она попросит, чтобы мама дала на завтрак мясо вместо рыбы и пирог, когда кончатся пончики, и будет кормить кур до завтрака, для разнообразия.
Мы все намерены теперь стараться, чтобы что-нибудь случалось каждый день, и тогда наши дневники не будут такими скучными, а следы на песке такими обыкновенными.
Необычная мысль
Июль, 187-.
Сегодня мы выкопали наши конфеты из роз, и это дало мне хорошую мысль для моих Мермуаров. Конфеты из роз делаются так: берете лепестки распустившихся роз, смешиваете с чуточкой корицы и добавляете столько темного сахара, сколько вам дадут, а обычно не дают и половины того, что нужно, – никому, кроме Персис Уотсон, чьи любящие родители разрешают ей самой брать сахар из бочонка в их магазине. Затем вы делите это на маленькие порции и заворачиваете, как порошок Зейдлица, сначала в тонкую бумагу, потом в оберточную, и закапываете в землю и ждете так долго, как только можете выдержать; потом выкапываете их и едите. Мы с Эммой-Джейн втыкаем в землю там, где закопаны наши конфеты, палочки с маленькими бумажками, на которых стоит дата, когда они были закопаны, чтобы выкопать их, когда они будут готовы, – но у нас никогда не хватает терпения, чтобы этого дождаться. Когда тетя Джейн увидела, как мы их выкапываем, она сказала, что первое, чему должны учиться дети, – это не быть нетерпеливыми. И когда я пошла на сеновал, у меня получилось такое стихотворение:
Нетерпение
Конфет мы не дождались ни одной,
Одну мы доставали за другой.
И было то в час утра золотой,
И было то в полудня тяжкий зной,
И было то вечернею порой,
И было то под полною луной.
Все было совсем не так; это произошло туманным утром перед школой, и мне кажется, что поэтам, вероятно, никогда не удается попасть в рай, потому что так трудно придерживаться истины, когда пишешь стихи. А Эмма-Джейн считает, что никого не касается, когда мы выкопали наши конфеты. Больше всего мне нравится строчка про полную луну, но она создала бы у тех, кто будет читать мои Мысли, неправильное представление о нашей жизни и характерах; люди подумали бы, что мы долго не ложимся спать по вечерам, так что я уладила эту трудность так:
Нетерпение
Конфет из роз мы ждали неплохих,
Но слишком рано выкопали их.
Мы думали, что трех погожих дней
Им хватит, чтобы сделаться вкусней.
Но кто причину спешки назовет?
Мы не боялись, что сгрызет их крот.
Нам тетя говорит: всему есть срок,
Но нетерпенье – юности порок.
Именно так и сказала тетя Джейн, и это дало мне идею для стихотворения, которая довольно необычна.
Ужасный вопрос
Сентябрь, 187 – .
Что оказывает наиболее пазетивное влияние на характер – наказание или поощрение?
Этот совершенно ужасный вопрос поставил перед нами доктор Мозес, когда посетил сегодня нашу школу. Он – комиссия по проверке школы; не вся комиссия, конечно, но я не знаю, как это сказать в единственном числе. Он сказал нам, что мы можем спросить мнение об этом наших родителей, хотя предпочел бы, чтобы мы не спрашивали; но написать мы должны своими словами, а он выслушает наши ответы на следующей неделе.
Когда он вышел и закрыл за собой дверь, все ученики были ввергнуты в уныние, а в классной комнате слышно было, как муха пролетит. Элис Робинсон плакала и одолжила у меня носовой платок, а у мальчиков был такой вид, словно в школьное здание ударила молния. Но хуже всего было бедной мисс Дирборн, которая потеряет свое место в школе, если не сделает из нас очень быстро хороших учеников, потому что у доктора Мозеса есть дочь, которая вполне готова занять место учительницы в нашей школе и сможет жить и питаться дома и откладывать все свое жалованье.
Мисс Дирборн пристально смотрела в окно, и рот и подбородок у нее дрожали, как у Элис, так как она знала – ах, слишком хорошо! – что принесет следующая неделя.
Тогда я подняла руку, чтобы получить разрешение задать вопрос, встала и сказала: “Мисс Дирборн, не тревожьтесь! Только объясните нам, что значит “пазетивное”, и мы напишем что-нибудь по-настоящему интересное. Все мы знаем, что такое наказание, и видели, как поощряют других, и это не такая уж плохая тема, как некоторые другие”. А Дик Картер шепнул: “Молодец, Ребекка!” И это означало, что ему тоже жаль ее и он постарается написать как можно лучше.
Тогда учительница улыбнулась и сказала, что “пазетивный” значит полезный и благотворный для каждого и что пусть встанут все, кто думает, что наказание делает людей лучшими учениками, мужчинами и женщинами, – и все остались сидеть неподвижно.
А потом она попросила встать всех, кто думает, что к наилучшим результатам приводит поощрение, – и тогда раздался могучий звук, почти как шум стремительно текущей воды, но на самом деле это зашаркали по полу наши ноги. Все ученики встали, и казалось, что это армия, хотя нас было всего девятнадцать, – потому что глубокая вера была в каждом. Тогда мисс Дирборн засмеялась и сказала, что она благодарна за каждое из наказаний, которое перенесла, когда была ребенком, а Ливинг Перкинс сказал, что, вероятно, мы еще не вошли в тот возраст, когда бывают благодарны, или, может быть, ее отец не пользовался ремнем, а она сказала, что, ах, нет – это была ее мать и шлепала она ладонью, а Дик Картер сказал, что и наказанием-то это не назвал бы, и Сэм Симпсон сказал то же самое.
Я собираюсь написать на эту тему сначала в моей Книге Мыслей, а когда буду переделывать написанное в сочинение, то смогу выбросить все, что касается нашей семьи, или неизящное, так как многое, связанное с наказаниями, неприятно и некрасиво.
Наказание
Вопрос о наказаниях очень запутанный, но я считаю, что они полезны, когда действительно заслужены; вот только когда я наказываю сама себя, не всегда получается хорошо. Когда я облокотилась о перила нового моста и испачкала краской все мое платье и тетя Сара Кобб не смогла его отчистить, мне пришлось носить его, все в пятнах, шесть месяцев, отчего страдало мое самолюбие, но это было справедливо. В наказание мне не разрешили пойти на день рождения к Элис Робинсон, зато на следующий день я была в цирке. Но на вечеринках у Элис все бывает так скучно и чопорно, так как миссис Робинсон заставляет мальчиков стоять на расстеленных на полу газетах, если они заходят в дом, а ставни всегда закрыты и миссис Робинсон рассказывает мне, как обострилась у нее в этом году болезнь печени. Поэтому я подумала, что для того, чтобы поплатиться за цирк и кое-что еще, мне следует наказать себя дополнительно, и я бросила мой розовый зонтик в колодец, как матери в миссионерских книжках бросают своих младенцев крокодилам в Ганг. Но зонтик застрял в звеньях цепи, к которой привязано ведро, и тете Миранде пришлось звать Эбайджу Флэга, чтобы вытащить все обломки, прежде чем мы смогли доставать из колодца воду. Я наказала себя так потому, что тетя Миранда сказала: если я не исправлюсь, то буду не чем иным, как Обузой и Напастью. Мимо нашей фермы на Солнечном Ручье часто ходил старик, носивший много старых стульев в починку, и мама говорила: “Бедный человек! Слишком слабая у него спина для такой тяжести!”, и я всегда выносила ему пончик. И я хочу, чтобы следующее вошло в Мермуары: однажды я сказала ему, как нам жаль, что стулья такие тяжелые, а он ответил, что они не кажутся такими тяжелыми, когда он съест пончик. Это не значит, как мне сказал мой брат Джон, что пончик был тяжелее стульев, но это прекрасная мысль, и этот пример учит тому, что люди должны проявлять сочувствие и помогать друг другу нести их бремя. Тяжесть, бремя и обуза – это одно и то же.
И я знаю, что такое Напасть, потому что однажды там, где наша ферма, дул ужасный восточный ветер, который уничтожил все хлеба на корню, и фермеры называли его Напастью. И я скорее согласилась бы стать градом, мокрым снегом, морозом или метелью, чем Напастью, подлой и коварной. Вот почему я выбросила самую дорогую для меня вещь на земле – розовый зонтик, который мисс Росс привезла мне из Парижа, того, что во Франции. Я также завернула мой бисерный кошелечек в три слоя бумаги и убрала с пометкой не доставать, кроме как после моей смерти, если только он не понадобится, чтобы взять с собой, когда пойдешь в гости.
Обузой, Напастью не должно мне быть,
Чтоб ангелам в небе слез горьких не лить.
Поощрения
Хорошим способом выяснить, что именно оказывает самое пазетивное влияние на характер, было бы испытать на себе действие поощрений в предстоящую неделю и написать сочинение в самый последний день, когда я увижу, каким стал мой характер. Трудно найти поощрения для себя, но, возможно, чтобы выручить меня в этом случае, тетя Джейн и некоторые из девочек согласились бы, каждая в отдельности, поощрить меня. Я могла бы носить каждый день в школу мой бисерный кошелечек или надевать ненадолго перед сном мои коралловые бусы. Я могла бы немного почаще читать книжку о Коре, жене доктора, но это, пожалуй, все поощрения, какие я могу придумать. Боюсь, тетя Миранда сказала бы, что все это нехорошие желания, но, ах, если бы влияние этих поощрений оказалось пазетивным, какой веселой и радостной была бы для меня жизнь! Иметь прекрасный мягкий характер, быть любимой одноклассниками и учительницей, вызывать любовь и восхищение у тетей и соседей и при этом постоянно носить бисерный кошелечек, а возможно, и надевать лучшую шляпу по средам, так же как и по воскресеньям!
Огромное потрясение
Причина, по которой Элис Робинсон не смогла сегодня играть с нами, в том, что ее наказали. Она разбила голубое блюдо своей мамы. Как раз перед ужином, когда мои дела были сделаны, я поднялась на холм, где стоит дом Робинсонов, узнать, как она держится, и она поговорила со мной из окна. Она сказала, что совсем не расстраивается, так как ее давно не наказывали, а теперь, как она надеется, у нее появятся мысли и это поможет ей написать сочинение, ведь остается всего один день. Это навело меня на отличную идею, и я посоветовала ей позвать наверх ее отца и уговорить его жестоко ее избить. Я сказала, что, конечно, будет больно, но зато, по всей вероятности, ни одна из девочек не подвергалась такому наказанию, и ее сочинение окажется замечательным и непохожим на другие. А я одолжила бы у тети Миранды гамамелис и лила бы на ее раны, как самаритянин в Библии.
После ужина я снова побежала к их дому вместе с Диком Картером узнать, что из этого вышло. Элис подошла к окну, и Дик бросил ей записочку, привязанную к палке. В записке я написала: “Требуй наказания в полной мере. Будь храброй, как мать Долорес в “Испанских мучениках””.
Она бросила вниз свой ответ, и в нем говорилось: “Сама будь, как мать Долорес, если такая умная!” Затем она отошла от окна, и я была очень обижена, но Дик сказал, что она, наверное, голодная и от этого злая. И когда мы с Диком уже уходили со двора, я оглянулась и увидела то, чего никогда не забуду. (Огромное Потрясение.) Миссис Робинсон была за скотным двором – кормила индюшек. Мистер Робинсон тихонько вышел в сад из боковой двери дома и, оглядевшись по сторонам, вернулся на кухню, шагнул к железному шкафчику, вынул оттуда тарелку с холодными бобами и маринованной свеклой и большой кусок черничного пирога. Потом он прокрался по лестнице наверх, и мы видели, как Элис открыла дверь и взяла в комнату свой ужин.
О! Что будет с ее сочинением и как она сможет сказать что-либо о пазетивном влиянии наказания, когда один из родителей запирает ее, а другой кормит? Я простила ее за то, что она так огрызнулась в ответ на мои слова, так как, конечно же, вы не можете просить вашего отца избить вас, когда он приносит вам черничный пирог. Миссис Робинсон печет его такой, что на тарелку сочится густой фиолетовый сироп, и есть нужно ложкой, и рот делается черный, но вкус – изумительный.
Сон
Неделя почти кончилась, и очень скоро доктор Мозес подъедет к школьному зданию, как Илия на колеснице60, и войдет, чтобы послушать, как мы будем читать наши сочинения. Среди нас много заболевших. Некоторые из мальчиков не могут сейчас ходить в школу, но надеются, что появятся опять в понедельник, когда доктор Мозес уезжает на какое-то собрание. Трудное это все-таки сочинение. Прошлой ночью мне приснилось, что в реке текут чернила, и я макаю в них ручку, сделанную из молодой сосенки, и пишу на больших мраморных плитах, которые откалываю от склона одной из гор Уайт-Маунтис, той, которую мы видим, когда ходим на церковные собрания. А потом я бросила их все в водопад, так как они были недостаточно хороши для мистера Мозеса.
У Дика Картера в воскресенье гостил замечательный мальчик. Он делает настоящую газету, которая называется “Кормчий” и издается мальчиками в Уэйрхемской академии. Он говорит, что когда пишет, то называет себя “мы”; это звучит гораздо солиднее, не считая того, что помогает ему лучше замаскироваться.
Примеры: наши волосы были измерены сегодня утром, и оказалось, что они отросли на два дюйма с тех пор, как их измеряли в прошлый раз… У нас шатается зуб, который причиняет нам много неприятностей… Чернильное пятно, которое мы по неосторожности посадили на нашу единственную белую нижнюю юбочку, мы сумели вывести с помощью лимонного сока и молока. Кусочек нашей нижней юбочки исчез вместе с пятном.
Я попробую иногда использовать это в моих сочинениях, так как я, конечно же, буду писать для “Кормчего”, когда поступлю в Уэйрхемскую семинарию61. Дядя Джерри Кобб говорит, что так непременно и будет, и думает, что через четыре года я могу дорасти до редактора, если они вообще берут в редакторы девочек.
Я никогда не была лучше, чем с тех пор, как постоянно себя поощряю, вплоть до того, что ласково попросила тетю Миранду угостить меня пирожком с вареньем, из тех, которые пекли для гостей, – не потому, что я голодна, но для иксперемента, который я провожу и смысл которого когда-нибудь потом ей объясню.
Она сказала, что всегда считала неразумным ставить иксперементы на собственном желудке, а я ей сказала, с необычным пронзительным взглядом, что испытанию подвергается не мой желудок, а моя душа. Тогда она дала мне пирожок и ушла, озадаченная и встревоженная.
Наш новый священник пригласил меня по субботам заходить к нему, так как он и сам пишет стихи, но мне не хочется советоваться с ним насчет этого сочинения.
Священники не верят в поощрения, и бесполезно надеяться, что когда-нибудь поверят. В прошедшее лето гнев Божий был в проповедях четыре раза, но Бог не может сердиться все время – никто не смог бы, особенно летом. Мистер Бакстер, новый священник, – совсем другой и называет свою жену “дорогая”, что очень мило и что я впервые услышала в Риверборо. Миссис Бакстер тоже не такая, как те, что живут в Темперансе или здесь, в Риверборо. Я люблю смотреть на нее на собраниях или когда она слушает своего мужа, слишком молодого и красивого для священника; у меня появляется очень странное, необычное чувство, когда я вижу, как они смотрят друг на друга.
Она одевается не так, как все остальные. Тетя Миранда говорит, что следует думать только о двух вещах: будет ли тебе тепло в твоем платье и долго ли оно проносится. И никто на свете не знает, как я люблю розовый и красный цвета, и как ненавижу тусклый желтовато-коричневый и зеленый, и как, когда я ношу мою шляпу с черными и оранжевыми иголками дикобраза, меня не покидает желание, чтобы ее сдуло ветром в реку.
Как много перьев вижу я,
Гуляя, всякий раз.
Так почему ж судьба моя -
Колючий дикобраз?
Сочинение
Ребекки Ровены Рэндл
Что оказывает наиболее пазетивное влияние на характер – наказание или
поощрение?
(Мисс Дирборн еще не вносила поправок в этот текст.)
Приступая к рассмотрению этого поистине значительного и важного для всей страны вопроса, мы испытываем большое смущение, хотя усердно старались разобраться в нем, чтобы показать, с какой замечательной мудростью вдохновляет юные умы наша дорогая учительница, так как ее желание – чтобы занятия, на которых она учит нас писать сочинения, долго помнили в Риверборо.
Прежде всего нам хотелось бы сказать, что наказание кажется более необходимым для пользы мальчиков, чем девочек. Проступки мальчиков связаны с буйством: они крадут фрукты, произносят ругательства, прогуливают уроки, дерутся, разбивают окна и убивают невинных маленьких мух и жуков. Если не отучить их от этого в раннем возрасте, то они не смогут стать такими, как наш президент-мученик Авраам Линкольн62.
Мы спросили у всех на нашей улице, и все считают, что пороки мальчиков можно лишь выколотить из них розгой или ремнем, и это вызывает у нас большое огорчение, так как мальчики, когда они не совершают ужасных проступков, упомянутых выше, кажутся такими же хорошими, как девочки, и никогда не плачут, когда их секут, и говорят, что это не очень больно.
Теперь мы переходим к девочкам, которых знаем лучше, так как являемся одной из них. Девочки кажутся лучше, чем мальчики, потому что их проступки не такие шумные и заметные. Они могут не слушаться своих родителей и тетей, шептаться на уроках, говорить злые слова своим одноклассницам, лгать, быть надутыми и ленивыми, но, делая все это, они держатся довольно вежливо и благовоспитанно, и никто не хочет бить их ремнем, потому что у них нежная кожа и на ней быстро появляются синяки.
Наказания делают человека очень несчастным, а поощрения очень счастливым, а когда человек счастлив, он хочет в будущем вести себя как можно лучше. Мы были знакомы с девочкой, которая ежедневно поощряла себя в течение недели, и, как кажется, это воспитывало в ней такой прелестный характер, какого только можно желать. Но, возможно, если бы человек продолжал поощрять себя годами, он стал бы себялюбив. Человек не знает этого точно, он может только опасаться.
Если собака загрызет овцу, мы должны побить собаку сразу и прямо на том месте, где она может видеть эту овцу, иначе она не будет знать, что мы имеем в виду, забудется и загрызет другую. То же самое и с родом человеческим. Мы должны быть тверды и терпеливы, прибегая к наказанию, независимо от того, как мы любим того, кто провинился, и как она голодна. Не будет пользы, если бить человека одной рукой и протягивать ей маринованную свеклу другой. Это запутает ее, и она может вырасти, не умея отличить хорошее от плохого63.
Теперь мы с почтением обращаемся к Святому Писанию, а людей в Библии наказывали все время, и, кажется, им это шло на пользу. Любой скажет: кого Бог любит, того наказывает, но мы думаем, что Бог умеет наказывать лучше, чем мы, и лучше знает, как и когда это делать, поскольку занимался этим с дохристианских времен, когда человечество не могло об этом знать, до 1492 года от Рождества Христова, когда Колумб открыл Америку.
Мы думаем, что не сможем разузнать все до конца об этом предмете до тех пор, пока не попадем на Небеса, где те, кто оказался там, поротые и непоротые, смогут встретиться и, отложив свои арфы, обсудить, как они туда попали.
И мы ласково советуем мальчикам быть более тихими и благовоспитанными и попробовать применить к себе поощрения, чтобы посмотреть, как это подействует. Поощрения – это не только те маленькие розовые карточки с похвалами, которые мы получаем по пятницам и которые мальчики иногда рвут и с презрением бросают на ветер, а девочки заботливо хранят в конвертике.
Есть поощрения великие и замечательные, ведь мальчик может добиться того, что станет губернатором, или школьным попечителем, или членом правления железной дороги, или президентом, в то время как девочка может стать только женой и матерью. Но все мы можем украсить себя кротостью и смирением, особенно девочки, которые нуждаются в этом больше, чем мальчики.
Р.Р.Р.
Рассказы и люди
Октябрь, 187 – .
Есть люди в книгах, а есть люди в Риверборо – и они очень отличаются. Здесь у нас они никогда не беседуют о борзых конях и дамских лошадях, не говорят “я узрел” или “мне мнится”, а если бы какой-нибудь шотландец из “Роба Роя” приехал в Риверборо и захотел жениться на одной из нас, девочек, мы не поняли бы его, если б только он не объяснился жестами; хотя Хальда Мизерв и говорит, что, если бы знатный вельможа – с огромными поместьями, где в его распоряжении множество крепостных, – попросил бы ее стать его женой, она сумела бы догадаться о его намерениях, на каком бы языке он ни говорил.
Дядя Джерри Кобб думает, что люди в Риверборо не годятся для того, чтобы писать о них рассказы, но я знаю, что о некоторых из них можно было бы написать.
Хоть Джек-тыковка еще совсем младенец, если бы кто-нибудь написал о нем, вышел бы настоящий рассказ: как его мать умерла, а отец уехал, а мы с Эммой-Джейн уговорили тетю Сару Кобб взять его к себе, так что мистеру Перкинсу не пришлось везти его на ферму-богадельню, и как нам было весело в то лето, и о нашей невозместимой потере, когда его отец осенью вспомнил о нем и приехал, чтобы забрать его, и как тетя Сара унесла кроватку на колесиках обратно на чердак, и мы с Эммой-Джейн услышали, как она плачет, и тихонько ушли.
Миссис Мизерв говорит, что дедушка Сойер был мастером рассказывать всякие истории – прежде чем бабушка сломила его дух. Она говорит, что в молодости он всегда был душой общества и в лавке и в баре, хотя обычно не пил, и она считает, что я пошла в него, так как больше всех других школьных предметов люблю писать сочинения. Но мама говорит, что я пошла в отца, который всегда, было ему о чем сказать или нет, говорил очень мило; так что, мне мнится, я должна быть благодарна обоим. Они те, кого называют предками, и многое зависит от того, есть они у тебя или нет. У Симпсонов нет никаких. Тетя Миранда говорит: все здесь в округе такие зажиточные потому, что их предки были первыми поселенцами и выросли на “выжженной земле”. И мы должны этим очень гордиться.
“Мне мнится” и “мне мнилось” – замечательные выражения для сочинения. Мисс Дирборн они очень нравятся, но Элис и мне никак не удается вставить их в сочинение так, чтобы угодить ей. “Мнится” означает то же, что “кажется”, но звучит лучше. Пример: если рассказываешь, какой тебе приснился сон про твою старую тетю:
Мне мнилось, слышу чудный голос я:
“Дитя, ты так мне помогла сегодня,
Тебя освобождаю от шитья”.
Как пример этот стишок хорош, но, увы, такое слишком невероятно!
Сегодня после обеда я ходила в магазин покупать черную патоку и, когда прошла по мосту и повернула к холлу, увидела на обочине дороги много-премного отпечатков подковок – отпечатков с маленькими дырочками от шипов.
“Это плотогоны пришли с верховьев реки, – подумала я, – и завтра они будут прогонять свои бревна через наш водопад”. Я огляделась кругом, но не увидела ни души. Однако я все равно знала, что не ошиблась, так как отпечатки не могли лгать. Всю дорогу туда и обратно я думала об этом, но, к несчастью, забыла про патоку. А так как Элис Робинсон не пустили гулять, я потратила время, отведенное мне для игры, на то, чтобы написать рассказ. Это первый взрослый рассказ в моей жизни. Он задуман не как школьное, а как настоящее сочинение, как книжка про Кору, жену доктора, и написан для мистера Адама Ладда и таких, как он, которые живут в Бостоне. Это сочинение из тех, которые печатают и за которые получают деньги, чтобы выкупить закладную.
Ланселот, или Поссорившиеся влюбленные
Прекрасная деревенская девушка была помолвлена с отважным плотогоном, но однажды они поссорились и расстались: он – чтобы лить слезы в хрустальный поток, сплавляя бревна, а она – чтобы вздыхать и сетовать, занимаясь работой по дому.
Девушка имела обыкновение стоять вечернею порой на мосту, опершись о перила, и ее слезы тоже падали в пенящийся поток; так что, хотя двое несчастных влюбленных и не знали об этом, река была их другом, единственным, кому они поверяли свои тайны и в чьи воды лили слезы.
Месяцы бежали незаметно, и уже был следующий июль, когда однажды, пройдя по мосту и повернув к холму, девушка заметила следы на песках времен.
“Снова пришли плотогоны!” – воскликнула она, прикладывая руку к груди, так как у нее была нетяжелая болезнь сердца, как у Коры, жены доктора, и миссис Мизерв, – такая, от которой не умирают.
“Они в самом деле пришли, а именно – тот, которого ты знаешь”, – произнес чей-то голос, и из зарослей ольхи выскочил Ланселот Литлфилд, поскольку именно так звали влюбленного и поскольку был это не кто иной, как он. Волосы у него вились и выглядели точно чистое золото. Его рубашка, хоть всего лишь из фланели, была новая, чистая и красивого цвета, и глядевшей на него девушке он казался сказочным принцем.
“Прости”, – тихо сказала она, простерая свои изниможденные руки.
“Нет, моя услада, – ответил он. – Именно я должен сказать тебе это”. И, гротциозно припав на одно колено, поцеловал край ее платья. Оно было из ярко-розового льна и искустно отделано белой тесьмой.
Они долго стояли у реки, прижав друг друга к сердцу, как Кора и доктор, пока вдруг не услышали стук колес на мосту и не догадались выпустить друг друга из объятий.
Стук колес был все ближе – и что же? – к ним подъехал отец девушки.
“Можно мне обвенчаться с вашей прекрасной дочерью сей же месяц?” – спросил Ланселот, чье имя мы не будем снова называть полностью в этой истории.
“Можно, – ответил отец, – ибо – взгляни! – она готова и давно этого ждет”. Он сказал это, не замечая того, как позорит этими словами девушку.
И тут же на месте был назначен день свадьбы, и, когда он настал, узы Гименея связали их на берегу реки, где они впервые встретились, берегу, где они расстались в гневе и где вновь принесли клятвы верности и прижали друг друга к сердцу. А река в то лето обмелела, и ей все казалось, будто это оттого, что ничьи слезы больше не капают в нее, а сменившие их улыбки, как солнце, высушили ее воды.
Р.Р.Р.
Finis.
Профессии
Ноябрь, 187– .
Очень давно, когда я смотрела, как мисс Росс рисует старую мельницу на Солнечном Ручье, я думала, что стану художницей, так как мисс Росс ездила в Париж, который во Франции, где она купила мой бисерный кошелечек и розовый зонтик, и мне хотелось тоже увидеть улицы с красивыми яркими вещами в окнах магазинов.
Потом, когда приехавшие из Сирии миссионеры останавливались в кирпичном доме, миссис Берч сказала мне, что, став членом церкви, я должна научиться музыке и пению и поехать в далекие страны спасать души язычников. И тогда я решила, что это будет моей профессией. Но мы, девочки, попробовали создать свое отделение Миссионерского общества, и ничего не вышло. Отец Эммы-Джейн даже не разрешил ей пригласить девочек на ее день рождения, когда узнал, что она сделала, а меня тетя Джейн послала к Джейку Муди сказать, что мы не хотели его обидеть, когда просили чаще бывать на собраниях. Он сказал – ладно, мол, но пусть только попадется ему на его дворе эта Перкинсова девчонка с постной рожей и уж запомнит она свой визит – что было такой же грубостью, как и наша попытка призвать его вести более правильную и хорошую жизнь.
Потом, когда дяде Джерри, мистеру Аладдину и мисс Дирборн понравились мои сочинения, я подумала, что лучше стану писателем – ведь я непременно должна кем-нибудь стать, как только мне исполнится семнадцать, а иначе как же мы сможем выкупить закладную на ферму? Но даже эта надежда отнята у меня теперь, так как дядя Джерри высмеял мою историю “Ланселот, или Поссорившиеся влюбленные”, и я решила стать учительницей, как мисс Дирборн.
Причиной этого жалостного сообщения о перемене цели жизни и избранной профессии послужило то, что Ребекка прочитала свой “взрослый” рассказ мистеру и миссис Кобб в саду после ужина. Дядя Джерри постоянно уверял, что жители Риверборо не годятся в герои рассказов, и “Ланселот, или Поссорившиеся влюбленные” был написан с целью раз и навсегда опровергнуть это утверждение – утверждение, которое Ребекка считала (вполне справедливо) несостоятельным, хотя, безусловно, не сумела бы объяснить почему. К несчастью, Ланселот оказался плохим проповедником ее идей, совершенно неспособным на те высокие свершения, которые прочила ему юная романистка, и дядя Джерри, хоть и был всего лишь возницей дилижанса и не слишком начитанным человеком, сразу почувствовал расплывчатость и неубедительность “Поссорившихся влюбленных”, как только они были представлены на его рассмотрение.
