Текст книги "Ребекка с фермы Солнечный Ручей"

Автор книги: Кейт Дуглас Уиггин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

В горах мне дай найти покой,

Чтоб славил я в сказаньях,

Пока не дрогнет мир земной,

Творец, Твои деянья.

Священнику едва удалось удержаться от улыбки, но он все же удержался, с тем чтобы ни одно из оригинальных наблюдений Ребекки не прошло мимо него. Когда она чувствовала себя совершенно свободно, зная, что за ней не следят и ее не критикуют, она становилась чудесной собеседницей.

– Называться стихотворение будет “Моя звезда”, – продолжила она. – Все мысли, какие в нем есть, я взяла из разговора с миссис Бакстер, но всегда происходит нечто вроде волшебства, когда мысли превращаются в поэзию, – вам не кажется? (Ребекка всегда говорила со взрослыми так, как будто была в том же возрасте, что и они, или – более тонкое и строгое различие – будто они были ее ровесниками.)

– Это часто отмечали, в разных выражениях, – согласился священник.

– Миссис Бакстер сказала, что каждая звезда – это штат, а если бы каждый штат постарался показать все самое лучшее, на что он способен, у нас была бы замечательная страна. А еще она однажды сказала, что мы должны радоваться, потому что война кончилась и все штаты живут вместе в мире. И я подумала, что “Колумбия”, должно быть, тоже рада, так как мисс Дирборн говорит, что она мать всех штатов. Так что я собираюсь закончить мое стихотворение так – я не писала его, оно само получилось, пока я пришивала мою звезду.

Звезды штатов вместе все – и твоя здесь есть с моей,

Гордо, флаг страны родной,

Под осенним небом рей!

Север, Запад, Юг, Восток – свой свершать им вместе путь;

Флаг, как ласковая мать,

Их к себе привлек на грудь.

””Как много есть поэтов от Природы”, – мысленно процитировал Вордсворда священник. – Интересно, что с ними случается потом?..” Вслух он сказал:

– Прекрасная идея, и даже не знаю, кто заслуживает больших похвал – ты или моя жена. А почему ты подумала, что звезды прильнули к материнской груди флага? Почему ты сказала: “Их к себе привлек на грудь”?

– Ну (и вид у юной поэтессы был несколько озадаченный) так получается; флаг – это вся страна, мать, а звезды – это штаты. Звезды должны где-то быть, но “на коленях” или “в объятиях” не будет хорошо звучать со словом “путь”, поэтому я, конечно же, сказала “грудь”, – ответила Ребекка, удивленная таким вопросом.

Священник ласково приподнял за подбородок лицо Ребекки и, нежно поцеловав ее в лоб, простился с ней у дверей.

IV

Ребекка торопливо шагала к дому в сгущающихся сумерках, думая о завтрашнем дне, который должен был принести столько событий.

Приблизившись к развилке, где влево отходила так называемая Старая милтаунская дорога, она увидела, как повозка, запряженная белой лошадью, которой правил мужчина в щегольской широкополой шляпе, появилась из-за поворота и быстро исчезла за длинной цепью холмов, направляясь в сторону плотины. Ошибиться было невозможно – Эбнер Симпсон, второго такого не было; его худощавая высокая фигура, густые рыжеватые волосы, лихо заломленные поля шляпы и длинные пиратские торчащие вверх усы, о которых мальчишки говорили, что на них симпсоновские ребятишки вешают на ночь свои шляпы. Старая милтаунская дорога проходила мимо дома миссис Фогг, так что, должно быть, он уже оставил там Клару-Беллу, и сердце Ребекки радостно дрогнуло при мысли, что ее бедная подруга сможет присутствовать на празднике.

Тут она пустилась бежать, боясь, что опоздает к ужину, и вскоре преодолела расстояние, отделявшее ее от плотины. Пробегая по мосту, она вновь увидела повозку Эбнера Симпсона, остановившуюся возле поилки для скота.

Когда Ребекка приблизилась, с намерением расспросить о его семье, ее острые глаза заметили нечто необычное. Порывом ветра откинуло задний угол холщового фартука повозки, и под ним она ясно увидела белый сверток с флагом – сверток с проглядывающим крошечным пятнышком ярко-красной ткани. По правде говоря, в последние недели она и ела и спала с мыслью о “красном, белом и голубом”, но здесь глаза не могли обмануть ее: флаг, который так ждали, для которого столько трудились, который с таким усердием шили, – этот флаг лежал в повозке Эбнера Симпсона, а если так, то что будет с праздником?

Повинуясь первому порыву, она бросилась к поилке, выкрикивая на бегу своим высоким чистым голосом:

– Мистер Симпсон! Мистер Симпсон, можно мне немного проехаться с вами? Я хочу расспросить вас о Кларе-Белле. Мне с вами по пути, у меня есть поручение. (Так оно и было; весьма важное поручение – вернуть флаг страны, попавший в руки врага!)

Мистер Симпсон обернулся со своего сиденья и воскликнул приветливо:

– Конечно! – Он питал слабость к прекрасному полу, независимо от возраста, а Ребекка всегда была его любимицей. – Влезай! Как там все поживают? Рад тебя видеть! Народ тут говорит о тебе с утра до вечера, и Клара-Белла ждет не дождется, когда же она тебя увидит!

Ребекка вскарабкалась на сиденье рядом с ним, дрожащая и бледная от волнения. Она понятия не имела, что же будет дальше, но была уверена, что флаг, даже находясь во вражеской стране, будет по меньшей мере в чуть большей безопасности, когда на нем сидит “штат Мэн”!

Мистер Симпсон начал длинный монолог об Акревиле, доме, в котором живет, пруде перед этим домом, здоровье миссис Симпсон и разных новостях, касающихся детей, перемежая все это сообщениями о своих личных неудачах. Он не задавал вопросов и не требовал ответных реплик, так что у неопытного солдата было несколько минут, чтобы обдумать план военной кампании. Им предстояло миновать три дома: дом Браунов на повороте дороги, дом Милликенов и дом Робинсонов на уступе холма. Если бы мистер Робинсон был во дворе перед домом, она могла бы сказать мистеру Симпсону, что хочет заехать туда, и попросить мистера Робинсона подержать лошадь под уздцы, пока она сама вылезет из повозки. Тогда она могла бы броситься к заднему углу повозки, прежде чем мистер Симпсон поймет, в чем дело, вытащить драгоценный сверток, усесться на него и так сидеть, пока мистер Робинсон решит с мистером Симпсоном вопрос о правах собственности на флаг.

Это было осуществимо, но означало неизбежную ссору между двумя мужчинами, которые и без того издавна питали друг к другу враждебные чувства, а мистер Симпсон смело вступал в драки, как охотно засвидетельствовали бы многие шерифы, пытавшиеся его арестовать. Это также означало, что все в деревне узнают об этом происшествии и бедную Клару-Беллу вновь заклеймят как дочь вора.

Другая мысль вспыхнула в ее возбужденном уме – великолепная мысль. Ребекка едва могла поверить, что сама придумала такое. Она могла бы подозвать мистера Робинсона к повозке, а когда он подойдет близко к колесам, вдруг сказать: “Мистер Робинсон, возьмите, пожалуйста, флаг из повозки. Мы привезли его, чтобы он оставался у вас до завтра”. Возможно, это окажется такой неожиданностью для мистера Симпсона, что он предпочтет отказаться от флага, лишь бы не быть заподозренным в краже.

Но когда они приблизились к дому Робинсонов, нигде не было видно ни души; так что от последнего плана волей-неволей пришлось отказаться.

Дальше дорога пролегала через густой сосновый лес, и нигде ни признака жилья. Темнело, а Ребекка ехала одна по пустынной дороге с человеком, которого, как правило, называли Негодяем Симпсоном. Но ни тени страха не мелькнуло в ее уме, кроме опасений испортить дело неумелой дипломатией и лишиться из-за этого флага. Она хорошо знала мистера Симпсона – редко можно было встретить более приятного мужчину. Ей вспомнился тот день, когда Эбнер поразил всех риверборских школьников: вернувшись домой и застав их на своем дворе, заваленном всяким хламом, играющими в “войну за независимость”, он в роли генерала Бергойна72 присоединился к “британским войскам”. С того самого дня она прониклась дружескими чувствами к мистеру Симпсону за его умение так самозабвенно играть. Она не боялась его – единственной трудностью было найти подходящие слова для выполнения ее деликатной миссии, так как, разумеется, если бы она возбудила гнев мистера Симпсона, он вежливо вытолкнул бы ее из повозки и уехал вместе с флагом. Быть может, если она поведет беседу в правильном направлении, появится возможность получить флаг обратно. Она хорошо помнила, как Эмме-Джейн не удалось обратить на путь истинный Джекоба Муди просто потому, что она не сумела “подвести” разговор к деликатному вопросу о его образе жизни. Нервно прочистив горло, она начала:

– Кажется, завтра будет хорошая погода.

– Да, пожалуй; вечер ясный. Собираешься на пикник?

– Нет. У нас будет торжественный подъем флага! (“То есть, – добавила она про себя, – если у нас будет флаг, чтобы его поднять!”)

– Вот как? Где?

– Три поселка объединились и устраивают митинг и подъем флага в Центральном Риверборо. Будет духовой оркестр, и ораторы, и мэр Портленда, и тот человек, который станет губернатором штата, если его изберут, и обед в здании ассоциации фермеров, а мы, девочки, будем поднимать флаг.

– Скажите! Замечательно будет, правда? – (По-прежнему ни признака сознания своей вины со стороны Эбнера.)

– Я надеюсь, что миссис Фогг возьмет с собой Клару-Беллу, потому что это будет великолепное зрелище! Мистер Кобб будет изображать “дядю Сэма” и повезет нас на своем дилижансе. Мисс Дирборн – Клара-Белла раньше у нее училась – будет “Колумбией”, а девочки “штатами”, а меня, мистер Симпсон, выбрали, чтобы изображать штат Мэн! – (Это не совсем относилось к делу, но такие сведения было невозможно скрывать.)

Мистер Симпсон помахал кнутовищем и громко, от души расхохотался. Затем он повернулся на сиденье и с любопытством взглянул на Ребекку.

– Ты, пожалуй, маловата для такого большого штата, как этот, а?

– Тут любой из нас оказался бы слишком мал, – ответила она с достоинством, – но комитет пригласил меня, и я постараюсь хорошо себя показать.

Тут ужасная мысль о том, что, возможно, никому не представится завтра случай показать себя ни хорошо ни плохо, овладела ею, и, положив ладонь на рукав мистера Симпсона, она прямо и решительно приступила к делу:

– Мистер Симпсон, дорогой мистер Симпсон, мне так неприятно об этом говорить, но, пожалуйста, отдайте нам наш флаг! Не увозите, не увозите его в Акревиль, мистер Симпсон! Мы так долго шили его, и было так трудно собрать деньги на то, чтобы купить ткань! Подождите минуточку, не сердитесь и ничего не говорите, пока я не объясню вам еще кое-что. Это будет так ужасно для всех – прийти завтра утром на место праздника и не найти флага, который нужно поднять. И оркестр, и мэр будут разочарованы, и дети будут плакать – все их муслиновые платья окажутся купленными зря! О дорогой мистер Симпсон, пожалуйста, не отнимайте у нас наш флаг!

Явно изумленный, Эбнер дернул себя за ус и воскликнул:

– Не пойму я, к чему ты клонишь! Кто брал твой флаг? Я не брал!

Можно ли дойти до большего двуличия, лживости и подлости, спрашивала себя Ребекка, и с праведным гневом в душе она отбросила всякую осторожность и заговорила прямо и откровенно, устремив взор своих больших залитых слезами глаз на теперь уже смущенного Эбнера, который был похож на извивающегося на булавке червяка.

– Мистер Симпсон, как вы можете это говорить, когда я сама видела флаг в вашей повозке, когда вы остановились, чтобы напоить лошадь? Вы гадко поступили, когда взяли его, и я не могу этого допустить! – Тут ее голос сорвался, так как у нее вдруг возникло пугающее сомнение в уступчивости мистера Симпсона. – Если вы берете его, вам придется взять и меня, потому что я с ним не расстанусь! Я не могу драться, как мальчишки, но я могу щипать и царапаться, и я буду царапаться, как настоящая пантера, – я лягу прямо на мою звезду и не двинусь с места, пусть даже умру с голода!

– Слушай-ка, полегче на поворотах и не реви, пока не о чем реветь! – проворчал оскорбленный Эбнер, до которого только теперь дошло, в чем было дело; и, дотянувшись до задней части повозки, он схватил за угол белую простыню и вытянул наверх весь сверток, сбив при этом шляпу с головы Ребекки и почти совсем завалив ее складками ткани, из которой был сшит флаг.

Она горячо прижала к сердцу сокровище и подавила рыдания.

Эбнер тем временем восклицал:

– Провалиться мне, если это не флаг! Ну, в таком случае я его с удовольствием тебе отдам! Вот это да! Я увидел этот сверток, когда он валялся посреди дороги, и говорю себе – видать, это чье-то выстиранное белье от прачки и лучше мне подобрать его и оставить на почте, авось хозяин спросит. А это был флаг!

Такова была симпсоновская версия событий, на самом же деле белый сверток, лежавший на переднем крыльце дома миссис Мизерв, привлек его наметанный глаз, и, проскользнув в открытые ворота, он быстро и ловко переместил сверток в свою повозку, полагая, что если там чистое белье, оно очень пригодится, да и в любом случае не стоит проходить мимо того, что, так сказать, само плывет в руки. У него не было времени смотреть, что завернуто в простыню, да его это не очень-то и интересовало. Вероятно, он украл сверток просто по привычке и потому, что в поле зрения не было ничего другого, что можно было бы украсть, – все дворы были сверхъестественно прибранными и пустыми, так, словно его визита ожидали!

Ребекка была практичной девочкой, и ей показалось невероятным, чтобы такой тяжелый сверток мог упасть с повозки миссис Мизерв и это осталось незамеченным, но она надеялась, что мистер Симпсон говорит правду, и была слишком счастлива и благодарна, чтобы не верить кому угодно в такую минуту.

– Спасибо, большое спасибо, мистер Симпсон. Вы самый милый, добрый, любезный человек, каких я знаю, и девочки будут так довольны, что вы отдали нам флаг, и женщины из благотворительного комитета тоже; они непременно напишут вам благодарственное письмо; они всегда так делают.

– Скажи им, чтобы не волновались насчет благодарности, – сказал Симпсон, сияя добродетельной улыбкой. – Ну и ну! Я рад, что мне случилось увидеть этот сверток на дороге и что я потрудился его поднять. (“Подумать только, что это был флаг! – добавил он про себя. – Если и была когда дрянная, никудышная вещь, негодная для обмена, так это такой вот огромный сшивной флаг!”)

– Позвольте мне, пожалуйста, слезть, – сказала Ребекка. – Я хочу вернуться, так как миссис Мизерв очень обеспокоится, когда обнаружит, что обронила флаг, а ведь у нее слабое сердце.

– Незачем слезать, – галантно возразил мистер Симпсон, поворачивая лошадь обратно. – Ты думаешь, я позволю такой маленькой девочке, как ты, тащить этот тяжелый узел? У меня нет времени, чтобы доехать до дома миссис Мизерв, но я довезу тебя до поворота дороги и высажу вместе с флагом, а там попросишь кого-нибудь из мужчин пронести его остаток пути. Да ты его так обнимаешь, что до дыр протрешь!

– Я люблю мой флаг! – сказала Ребекка, настроенная возвышенно и потому выражавшаяся высокопарно. – Почему вам он не нравится? Это флаг вашей страны.

Симпсон снисходительно улыбнулся, вид его говорил о том, что ему немного наскучили постоянными обращениями к его давно забытым благородным чувствам.

– Не знаю, есть ли у меня какой-нибудь личный интерес к стране, – заметил он вяло. – Знаю только, что я ей ничего не должен и ничто в ней мне не принадлежит!

– Вам принадлежит звезда на флаге, так же как и всем, – возразила ему Ребекка, чьей духовной пищей был в последний месяц исключительно патриотизм, – и вам принадлежит этот штат, так же как всем нам!

– Боже мой! Хорошо бы, так было! Или хотя бы четвертая часть! – вздохнул мистер Симпсон, чувствуя себя отчего-то еще более бедным и разочарованным, чем обычно.

Когда они снова подъехали к месту водопоя у плотины, где сходились четыре дороги и все окрестности были видны как на ладони, мистер Симпсон вдруг пожалел о своем великодушном решении сопровождать Ребекку – особенно когда, приблизившись к группе стоявших на дороге людей, узнал во взволнованной леди, заламывающей руки, миссис Мизерв. Ее сопровождали Хальда, супруги Браун, миссис Милликен, Эбайджа Флэг и мисс Дирборн.

– Ты что-нибудь знаешь о том, где наш новый флаг, Ребекка? – пронзительно крикнула миссис Мизерв, слишком возбужденная в этот момент, чтобы обратить внимание на спутника девочки.

– Он здесь, у меня на коленях, в целости и сохранности, – отвечала Ребекка радостно.

– Ax ты противная, легкомысленная девчонка! Всюду суешь свой нос! Забрать флаг с моего крыльца, пока я отошла на минутку, чтобы взять ключ возле задней двери! Ты меня чуть не уморила – это при моем-то слабом сердце! Ты, похоже, думаешь, что флаг принадлежит тебе! Отдай мне его сию же минуту!

Пока эти гневные слова лились потоком, Ребекка слезала с повозки. Поворачиваясь, чтобы спрыгнуть на землю, она метнула полный значения взгляд на двуличного Симпсона – взгляд, который, подобно электричеству, пронзил его насквозь.

И он, возмущенный сердитой трескотней миссис Мизерв, не обманул ожиданий Ребекки. Ему дважды в жизни надевали наручники, но ни один шериф никогда не приводил его в такое полнейшее замешательство, как эта девочка. В душе его поднялась буря ярости, и, как только Ребекка благополучно выбралась на дорогу, он встал в повозке во весь рост и швырнул флаг прямо в середину группы взволнованных людей.

– Забирайте, вы, скупердяи, богомолы, крохоборы, злопыхатели, флагоподниматели! – проревел он. – Ребекка не брала ваш флаг! Я нашел его на дороге, вот какие дела!

– Ничего подобного! – воскликнула миссис Мизерв. – Вы нашли его на моем пороге, в моем саду!

– Может, это и был ваш сад, но там росло полным-полно сорняков, так что я подумал, что это дорога, – язвительно парировал Эбнер. – И клянусь, что не отдал бы эту старую тряпку ни одному из вас, хоть вы на коленях просили бы! Но Ребекка – друг моей семьи, и она может делать со своим флагом все, что хочет, а вы, прочие, можете катиться ко всем чертям и там оставаться – мне до этого нет дела!

С этими словами он круто развернул повозку, хлестнул тощую белую лошадь и исчез в облаке пыли, прежде чем мистеру Брауну, единственному мужчине в стоявшей на дороге компании, пришла в голову мысль задержать его.

– Мне жаль, Ребекка, что я погорячилась, – сказала миссис Мизерв, глубоко уязвленная всей этой историей. – И не верь ни слову из того, что сказал этот лжец! Он украл сверток с моего порога. Но как случилось, что ты ехала и общалась с ним? Я думаю, что, услышь об этом твоя тетя Миранда, это бы ее совсем сразило!

Молоденькая школьная учительница обняла рукой Ребекку за плечи, словно защищая, а мистер Браун тем временем поднял флаг, отряхнул от дорожной пыли и свернул.

– Пусть услышит, я не против, – отозвалась Ребекка. – Я не сделала ничего такого, чего надо стыдиться! Я увидела флаг в повозке мистера Симпсона и просто последовала за ним. Поблизости не было ни мужчин, ни женщин из благотворительного комитета, чтобы позаботиться о флаге, так что это выпало на мою долю! Ведь вы же не хотели бы, чтобы я потеряла его из виду – правда? – раз мы собираемся поднимать его завтра утром.

– Ребекка совершенно права, миссис Мизерв! – с гордостью сказала мисс Дирборн. – И какая удача, что нашелся кто-то достаточно сообразительный, чтобы “поехать и пообщаться” с мистером Симпсоном! Не знаю, что будут думать об этом в поселках, но мне кажется, что секретарь нашей местной администрации мог бы записать в своей книге: “Сегодня штат Мэн спас американский флаг!”

Рассказ шестой

Девочка штата Мэн

I

Предыдущий эпизод, будь он изложен в каком-нибудь романе, без сомнения, получил бы название “Спасение флага”, но во время общей вечерней беседы в магазине мистера Уотсона на него ссылались иначе – “как маленькая Бекки Рэндл отобрала флаг у Негодяя Симпсона”.

Хоть и весьма драматический, этот эпизод быстро перешел в памяти Ребекки в разряд полузабытых; его кратковременную значительность затмило великолепие следующего дня. Однако предшествовали этому великолепию неприятности.

Элис Робинсон пришла в кирпичный дом вечером накануне праздника, чтобы переночевать у Ребекки. Как только дверь спальни закрылась за ними, Элис объявила, что намерена завить волосы Ребекки надо лбом, накрутив их на металлические валики и тряпочки, а сзади заплести их, предварительно намочив, в шесть тугих кос.

Ребекка возражала, Элис настаивала.

– У тебя такие длинные, густые, темные и прямые волосы, что ты будешь выглядеть как индеец! – говорила Элис.

– Я изображаю штат Мэн. а он весь когда-то принадлежал индейцам, – угрюмо заметила Ребекка, которая всегда очень неохотно обсуждала вопрос о своей внешности.

– И твой венок из сосновых веточек с маленькими шишками не будет сидеть хорошо, если волосы не будут волнистыми, – продолжала Элис.

Ребекка бросила взгляд в треснувшее зеркало и увидела то, что считала обвинением в отсутствии красоты, – свое отражение, которое всегда либо огорчало ее, либо приводило в ярость, в зависимости от обстоятельств, и, сев с покорным видом на стул, начала помогать Элис в ее благотворительной деятельности, направленной на то, чтобы во время праздника “на штат Мэн не стыдно было взглянуть”.

Ни одна из девочек не была опытной парикмахершей, и через час, когда шестая коса была наконец заплетена, а Ребекка в последний раз с содроганием взглянула в зеркало, обе чуть не плакали от усталости.

Свечу задули, и Элис скоро уснула, но Ребекка беспокойно металась на своей мягкой, набитой гусиным пухом подушке, которая теперь была вся во вмятинах от металлических валиков и завязанных тугими узлами скрученных тряпочек. Ребекка выскользнула из постели и принялась ходить взад и вперед по комнате, обхватив обеими руками раскалывающуюся от боли голову. В конце концов она привалилась к подоконнику и глядела на неподвижный флюгер над скотным двором Элис, вдыхая аромат созревающих яблок, пока бессонница не отступила перед тишиной и красотой ясной звездной ночи.

В шесть утра девочки были на ногах, так как Элис едва могла дождаться, когда же волосы подруги будут распущены, – ей не терпелось увидеть плоды своих трудов.

Валики и тряпочки были удалены – вместе с изрядным количеством самих волос. Болезненную процедуру прерывали пронзительные взвизгиваний Ребекки и взволнованные предостережения Элис, желавшей сохранить подготовительные мероприятия в секрете от теток, чтобы те могли затем в полной мере оценить достигнутый великолепный результат.

Затем приступили к расплетению кос, а затем – драматический момент! – к расчесыванию, трудной, чтобы не сказать неосуществимой, процедуре, в ходе которой едва не испустили дух и те волосы, что устояли во время предыдущих этапов.

Длинные пряди волос надо лбом были закручены разными способами и под разными углами, так что, когда их освободили от оков, они заняли самые странные, самые стойкие, самые неожиданные положения. Когда гребень прошелся по последней косе, увлекая за собой истерзанные, наэлектризованные волосы, которые затем, как пружины, выскакивали из-под него, свиваясь в колючий спутанный клубок, “штат Массачусетс” окинул одним взглядом голову “штата Мэн” и объявил о своем намерении позавтракать дома! Элис была очень огорчена результатом своей попытки сделать Ребекку красивой, но понимала, что встреча за утренней трапезой с мисс Мирандой Сойер ничем не поможет делу, и, тихонько выскользнув из кирпичного дома через боковую дверь, со всех ног бросилась вверх по холму, на котором стоял ее дом.

“Штат Мэн”, покинутый и отчасти утративший присутствие духа, сел перед зеркалом и энергично взялся за свои волосы с решительным видом и упрямо сжатым ртом.

Ребекка трудилась не покладая рук, пока мисс Джейн не окликнула ее снизу и не позвала завтракать. Тогда с дерзостью, порожденной отчаянием, она вошла в столовую, где за столом уже сидели тетки, и, чтобы “отвлечь огонь противника”, засвистела – запретное удовольствие, которое, однако, лишь еще больше привлекло внимание. С минуту, пока до сознания теток не дошло, что за нелепая фигура стоит перед ними, царило молчание; затем Джейн застонала, а Миранда охнула.

– Что ты с собой сделала? – спросила старшая из теток сурово.

– Попыталась сделаться красивой – и неудачно! – беспечно ответила Ребекка, но продолжать эту игру не смогла, слишком несчастной чувствовала она себя. – Ах, тетя Миранда, не ругайте меня! Мне так тяжело! Мы с Элис накрутили мои волосы на тряпочки, чтобы они стали вьющимися. Она сказала, что с прямыми я была похожа на индейца!

– Что ж, может, и была, – согласилась Миранда, – но, во всяком случае, на крещеного, а теперь выглядишь как индеец некрещеный – вот и вся разница, какую я вижу. Что мы сможем сделать с ней, Джейн, за то время, какое остается до девяти часов?

– Как только позавтракаем, выйдем во двор к насосу, – ответила Джейн успокаивающе. – Мы сможем заметно поправить дело, если намочим их и сильно натянем.

Ребекка без аппетита грызла кукурузную лепешку; полные слез глаза были устремлены на тарелку, подбородок дрожал.

– Не плачь, а то глаза будут красные, – проворчала довольно добродушно Миранда. – Как только будешь сыта, беги наверх, возьми щетку для волос и гребень и возвращайся. Мы будем ждать тебя у боковой двери.

– Я бы не расстраивалась из-за того, что сама такая страшная, – сказала Ребекка, – но мне так тяжело, что я своим видом позорю штат Мэн!

О, что за час последовал за этими сетованиями! Прошла ли через такую “палату ужасов” на своем пути к славе хоть одна соискательница литературных или драматических почестей? Был ли хоть один “поэт дня”, с чьей головой так жестоко обращались? Окунали в корыто с дождевой водой, держали под струёй воды, яростно терли грубым полотенцем, намотанным на ролик, вытирали насухо горячей фланелевой тряпкой! И разве не кажется почти невероятным, что по истечении такого часа волосы у корней все еще стояли вертикально? (Элис приподняла косы Ребекки вверх на два дюйма и закрепила в таком положении, туго обмотав каждую суровой ниткой.)

– Достань гладильную доску, Джейн, – крикнула Миранда, на которую препятствия действовали воодушевляюще, – и передвинь тот утюг к передней кромке плиты! Ребекка, сядь на тот низенький стульчик рядом с доской, а ты, Джейн, разложи на доске ее волосы и накрой их оберточной бумагой. Да не съеживайся ты, Ребекка, худшее уже позади, и ты вынесла все это очень хорошо! Я постараюсь не дергать тебя за волосы и не обжечь. Ах, как бы мне хотелось, чтобы поперек колена у меня была Элис Робинсон, а в правой руке хорошая дранка!.. Ну вот! Ты выглажена, и тетя Джейн может надеть на тебя белое платье и заплести тебе косы заново – туго и хорошо. Может быть, ты все-таки не будешь самым некрасивым из “штатов”, но, когда ты сегодня вышла к завтраку, я сказала себе: “Ну, если б Мэн так выглядел, его ни за что не допустили бы в Соединенные Штаты”.

Когда дилижанс “дяди Сэма” плавно и торжественно подкатил к кирпичному дому, “богиня свободы” и большинство “штатов” уже заняли свои места на “палубе”, позади возницы.

Невозможно описать словами гордую поступь коней с их ярко разукрашенными уздечками и усеянной маленькими флажками сбруей. В окнах дилижанса висели занавески, сделанные из той же ткани, что и флаг, а из-за них выглядывала сияющая улыбкой “Колумбия”, словно радуясь, что везет с собой столько преданных ей детей. Яркие развевающиеся вымпелы украшали кнут возницы, передний щиток и заднее сиденье экипажа, и все в целом производило такое впечатление, что могло воодушевить даже самого флегматичного избирателя.

Ребекка вышла на крыльцо, а тетя Джейн принесла стул, чтобы помочь ей подняться на крышу дилижанса. Мисс Дирборн бросила на свою любимицу взгляд, полный отчаяния. Что случилось с девочкой? Кто одел ее? Не была ли ее голова пропущена через бельевой каток? Почему у нее красные, опухшие глаза? Мисс Дирборн решила, что отведет ее за деревья, когда они приедут на место праздника, и там внесет в ее наряд несколько завершающих штрихов – штрихов, которые ее умелые руки так и тянулись внести.

Дилижанс вновь тронулся с места, и, по мере того как процессия на придорожной полосе становилась все радостнее и оживленнее, лицо Ребекки прояснялось и делалось красивее – ее красота всегда шла изнутри. Люди, идущие, едущие или стоящие на порогах своих домов, приветствовали дилижанс “дяди Сэма” с его грузом девочек в легких кисейных платьях и с развевающимися лентами. А сразу за дилижансом ехала пышно украшенная телега, которой правил Эбайджа Флэг и которая везла весело, но нестройно звучащий оркестр из флейт и барабанов.

Был ли когда такой счастливый день! Такой прозрачный воздух! Такой мягкий солнечный свет! Такой веселый “дядя Сэм”!

Дилижанс остановился в назначенном месте возле сосновой рощи, и, пока собиралась толпа, дети ждали той минуты, когда они наконец выйдут на помост, – минуты, к которой, им казалось, они шли с самого рождения.

Как только появилась такая возможность, мисс Дирборн шепнула Ребекке:

– Пойдем со мной за деревья, я хочу сделать тебя красивее!

Ребекке пришло в голову, что в последние двенадцать часов она и так уже достаточно настрадалась от подобных попыток, но все же она послушно подала руку учительнице, и вдвоем они удалились.

Так вот, боюсь, мисс Дирборн была весьма посредственной учительницей. Доктор Мозес всегда повторял это, а Либби Мозес, его дочь, желавшая занять место мисс Дирборн в школе, выражала сожаление, что нынешняя учительница не имела возможности в свои юные годы чаще вращаться в светском обществе. Сама Либби брала уроки музыки в Портленде, останавливалась на одну ночь в отеле в горах Уайт-Маунтинс и гостила у своей сестры в городе Лоуэлл в штате Массачусетс. Этот опыт, по ее собственному мнению и по мнению ее близких друзей, открыл перед ней безграничные горизонты – столь безграничные, что ее представление о менее значительных и более скромных делах оказалось, пожалуй, несколько искаженным.

Мисс Дирборн могла предложить немногое, ее главными достоинствами были преданность детям, умение завоевать их любовь и создать в классной комнате столь непринужденную, радостную, спокойную и безмятежную атмосферу, что у зрителя возникало ощущение, будто он пребывает в чем-то вроде местного рая. Она была слаба в арифметике и геометрии, но если дать ей розу, ленточку и зеркало размером семь на девять дюймов, она в две минуты могла сделать себя настоящей красавицей.

Надежно укрывшись от всех за соснами, мисс Дирборн начала применять на практике непостижимую женскую магию. Она решительно взялась за тугие косы Ребекки, расплела их и заплела снова, более свободно; разорвала пополам красно-бело-голубую ленточку и завязала ею каждую косу в отдельности. Затем ловкими пальцами она вытянула из густых прядей маленькие завитки за ушами и на затылке над шеей. Бросив крайне неодобрительный взгляд на жесткую, торчащую юбку, она присела и принялась энергично обнимать колени Ребекки, бормоча при этом между объятиями: