Текст книги "Справедливость-это женщина"

Автор книги: Кэтрин Куксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

6

Лишь в начале апреля 1939 года Бетти впервые вышла из дома. Лекарства, которые она принимала от воспаления легких, оказали побочные действия: ее желудок не мог удерживать потребленную организмом пищу, и она стала страдать от непрекращающейся диареи. И только теперь, на третью неделю после того, как встала с постели, она обрела способность к поездке, и Джо собирался отвезти ее погостить у леди Эмберс.

Бетти попрощалась с Мэри и Эллой, а также с Мартином перед его уходом в школу; она совершила медленный поход по чердачной лестнице к Майку, и, держа в своих руках ее руки, он сказал:

– Обещай мне, что ты вернешься, девочка.

И она спокойно и уверенно ответила:

– Вернусь, Майк. Не бойтесь, я вернусь. – Она могла бы добавить: «Где же мне еще быть, как не там, где мое сердце».

За всю свою прошлую жизнь Бетти не была так счастлива. В ту ночь, когда Джо не позволил ей переступить черту и погрузиться в вечный мир в ее понимании, он позволил себе лишь держать в своих руках ее руку. В субботу вернулась Элен, а сиделка возобновила ночные бдения. После этого не было момента, чтобы они оставались одни. Но это не имело значения; ее сердце было заполнено им, и она с удивительной уверенностью могла сказать, что произошло чудо, и его сердце было наполнено ею.

Бетти не понимала, как это случилось, даже не удосуживалась задавать такой вопрос. Она по-прежнему была очень слаба. Она испытывала чувство удовлетворения… хотя удовлетворение – не очень подходящее слово, чтобы выразить ее благодарность по отношению к жизни за то, какой она приняла теперь для нее оборот.

Когда в холле Элен поцеловала ее и сказала: «Возвращайся окрепшей», она понимала, что Элен безразлично, возвратится она или нет. Элен она была более не нужна; фактически она была ей не нужна уже давно, с тех пор как она вменила ей в вину, что ее частые поездки в Лондон совершались ради встречи с Леонелем Хэррисом.

Она раскрыла секрет Элен в один из своих редких визитов в город. Умер еще один кузен, сын Тэребела Хьюз-Бэртона, и они с Элен поехали на похороны, и во время этого краткого пребывания в Лондоне она увидела Леонеля Хэрриса и Элен вместе; и, как она сказала Элен, и слепому было бы видно, что их встреча – это не встреча друзей, даже друзей, которые не виделись много лет.

В любом случае сейчас она покидала их всех, по крайней мере на время; и в следующие несколько часов она останется наедине с Джо.

Когда Джо посадил ее на заднее сиденье автомобиля, укрыл ее пледом и занял место за рулем, он не повернулся, чтобы махнуть рукой Элен, которая стояла на верхней ступеньке, а, огибая угол дома, он помахал из машины рукой, зная, что отец наблюдает за их отъездом.

Джо понимал, что не успеют они скрыться за подъездной аллеей, как Элен начнет укладывать вещи для поездки в Лондон. Эти прошедшие недели были, очевидно, для нее ужасным испытанием, и временами он наслаждался ее агонией; он даже хотел поведать ей о том, что все знает, чтобы жена поняла, что она не так умна, как возомнила о себе, а он не столь доверчив, как она вообразила. И несомненно, он давно бы так и поступил, если бы между Бетти и им ничего не произошло.

Когда они выехали из города на пустынную дорогу, Бетти наклонилась вперед и сказала:

– Разреши мне сесть впереди, Джо.

Он медленно остановил автомобиль и, повернувшись, взглянул на нее и сказал:

– Ты не сможешь здесь вытянуть ноги.

За этими словами последовало молчание, когда они внимательно смотрели друг на друга; затем он быстро покинул свое место, открыл заднюю дверь автомобиля и сел рядом с ней. Сомкнув руки, они смотрели друг на друга; затем Джо обхватил ее руками, а Бетти – его, и, когда их губы сомкнулись, они остались в объятиях друг друга, потеряв счет времени.

– О Бетти. Бетти. Я не в силах говорить, просто не могу сказать, что чувствую! Ты… ты ведь веришь мне?

– Да, Джо.

– У меня… у меня такое ощущение, как будто я начинаю новую жизнь. Я… я никогда бы не подумал, что получу еще один шанс на счастье… никогда. – Он сморщился и на мгновение повернул голову в сторону. – Мой брак не сулил счастья. Сумасшествия, безумия – да, все, что угодно, но не счастье. И… и вот, ты действительно любишь меня, Бетти?

– Джо, у меня нет слов; я поистрепала их за все эти годы, вынужденная хранить их в себе. Единственным утешением для меня были сны. Не мечты, их я себе не позволяла, но ты снился мне почти каждую ночь. И в снах ты всегда любил меня, а я… я была красивой.

– Ты и есть красивая.

– О! Джо. Джо. – Теперь она закрыла глаза и склонила голову.

– Послушай меня. Послушай меня, Бетти! – сказал он с нежностью. – Я тебя по-настоящему разглядел лишь в ту ночь, когда ты умирала. И знаешь, тогда у тебя была неподдельная красота, и ты сохранила ее. Она заключается в твоих глазах. Я никогда не считал тебя некрасивой, а теперь, с тех пор как… как мы знаем о своих чувствах, ты обрела красоту, которая будет возрастать с годами.

Когда она часто заморгала, он обвел пальцами контуры ее губ и сказал:

– Что будем делать, Бетти? Ситуацию необходимо изменить.

– О, милый, необходимо все обдумать, тщательно обдумать! Многие могут пострадать.

– Элен не пострадает.

– Нет, здесь ты ошибаешься. Если бы ты избрал кого-то еще, она могла бы простить тебе, но не простит, если избранницей буду я. Представляю, что она наговорит обо мне…

– Ничего не наговорит, она уже долгое время встречается в Лондоне с другим мужчиной.

Когда она никак не отреагировала на это, он сощурил глаза, глядя на нее, и сказал:

– Ты знала?

– Да.

– И ничего не сказала?

– Как я могла?

– Да, как ты могла? Но видишь, теперь это облегчает ситуацию; она не может бросить в тебя камень.

– Хочется надеяться, что это так.

– Бетти, мы должны сблизиться; ты мне нужна. А я тебе нужен?

Ее рука сжала его руку и, глубоко заглянув ей в глаза, он нежно проговорил:

– Где? Когда?

Бетти отвела взгляд.

– Я думала над этим. В своем последнем письме леди Мэри писала, что ей нужно удалить четыре зуба и ей придется провести ночь в больнице. Она… она ложится в следующую пятницу.

Бетти повернулась к Джо лицом, и влюбленные долго смотрели друг на друга, затем он поцеловал ее в губы; после чего, подав руку, помог ей выйти из машины и сесть на переднее сиденье.

Леди Мэри встретила Бетти характерным для нее восклицанием.

– Ну наконец-то! – проговорила она. – Боже мой! Вы похожи на чучело. Что они с вами сделали? Они уработают вас до смерти. – Затем она повернулась к Джо и сказала: – Хочу вам сказать вот что: можете звонить, свистеть или посылать дымовые сигналы, но она пробудет здесь минимум месяц, а то и вообще не вернется к вам, будь на то моя воля.

Некоторое время спустя, когда все они сидели в гостиной, Бетти улучила момент и спросила:

– А как вы поживаете?

– Я? О, я в полном порядке, только вот эти проклятые зубы. Я бы не стала их удалять, хотя боль порой сводит меня с ума, но из-за них у меня воняет изо рта, как из помойки. Я обнаружила это недавно. Почему бы людям не сказать, что у вас отвратительный запах? Почему они не подают какой-нибудь знак, не фыркают носом или что-то в этом роде? Я бы на их месте поступила именно так!

Бетти улыбнулась про себя при мысли: «Да, несомненно, вы сделали бы именно так». Но как прекрасно быть здесь! Это все равно что вернуться домой. Эта комната была в два с лишним раза меньше гостиной Элен и уступала по размерам ее комнате, но отличалась большим удобством и уютом.

– Я вам говорила, что Нэнси вышла замуж? Ну и дура. Живет сейчас в деревне. Могу поспорить, миссис Бейли подбила ее на это. «Женись, – наверно, сказала она, – и у тебя будет предлог жить отдельно». Я не могла выносить эту миссис Бейли; выскочка, настоящая выскочка. Послать сына учиться в Оксфорд, надо же такому! Миссис Поллард намного лучше, знает свое место… Я здесь уже две недели одна.

– А Добсон и его жена – они уехали?

– Нет, не уехали. Зачем им уезжать? Они понимают, где им хорошо живется. Знаете, что я сделала? Я оборудовала их коттедж ванной комнатой. Да, ванной комнатой. Они в трехстах метрах отсюда по дороге; вдруг они понадобятся мне в экстренной ситуации?

– Вам следует провести к ним телефон, чтобы вы могли звонить им, когда они будут вам нужны.

– Да, да, – кивнула леди Мэри, – конечно. Я это непременно сделаю. Это не понравится ей, его жене. И знаете почему?

Теперь она повернулась к Джо, который скривив губы в улыбке, коротко проговорил:

– Нет.

– Потому что она боится меня, запугана до смерти. И я играю на этом. – Она задорно ухмыльнулась. – Я смотрю на нее, ничего не говоря, а затем издаю рев. И это создание совершает прыжок. Глупая женщина! Мне так и хочется сказать ей: «Ты – дура! Знаешь об этом? Ты – дура. Не следует никого бояться. Если боишься, так имей голову не демонстрировать это». На днях меня прямо подмывало взять ее за руку, притянуть к себе и сказать: «Женщина, присядь и взгляни на меня. Кто перед тобой? Набор старомодной одежды на изможденном теле человека восьмидесяти с лишним лет. Но какое значение имеет тело? Какое значение имеет одежда? Главное – ум, а у тебя, женщина, есть ум. Используй его и внуши себе, что ты не хуже других».

Бетти наклонила голову и прикусила губу. Она соткана из сплошных противоречий. Прежде всего она никак не может простить миссис Бейли, что та направила сына учиться в среднюю школу; и тут же она, старая автократка до мозга костей, проповедует равенство. Что было бы, если бы бедная миссис Добсон противостояла ей так, как она предлагает? Но ей не пришлось изыскивать ответ на этот вопрос, так как леди Мэри сама дала его, воскликнув:

– А что ожидало бы бедную женщину, если бы она стала обороняться? – Теперь она, закинув назад голову, разразилась дрожащим смехом. – Я бы вышвырнула ее за дверь. И что это доказывает, мистер Ремингтон? – Теперь она смотрела в лицо Джо.

– Что вы настоящая женщина, леди Эмберс.

– Ну! Неужели… – Ее старая голова качалась, губы поджались, глаза сверкали, и она ответила ему: – Тонко подмечено, но слишком общо. А если бы я задала этот вопрос Бетти, как бы на него ответила она? – Теперь она повернулась и посмотрела на Бетти: – Что скажете, а? Давайте отвечайте!

Прежде чем перевести взгляд на леди Мэри, Бетти посмотрела на Джо и сказала:

– В основном то же самое: это характерное для вас отношение.

– Нет, это не ваш ответ. Вы говорите так, чтобы его замечание, – она кивнула в сторону Джо, – не показалось банальным. Если бы мы были одни, вы бы ответили на него в своем духе. – Теперь она снова повернулась к Джо и сказала: – Таково различие между нею и другими: она не боится меня! И никогда не боялась. А почему? Потому что она остается самой собой, она имеет ум и пользуется им; не думаю, чтобы у нее были серьезные возможности вести умную беседу в вашем доме.

Теперь Джо уже не улыбался. Его челюсть заходила из стороны в сторону, прежде чем он медленно произнес:

– Мы – не сборище идиотов, леди Эмберс.

– О, вы меня удивляете.

Быстрый сигнал, поданный взглядом Бетти, подавил резкую отповедь, с которой он собирался выступить, но хотя сигнал и был быстрым, он не остался не замеченным старой леди, и она, закинув назад голову и вновь рассмеявшись, воскликнула:

– Где уж там! Где уж там! Мужскому «я» нельзя бросать вызов. Не беспокойтесь, мистер Ремингтон, – теперь она нагнулась к нему, – отныне я буду вести себя как подобает и разыгрывать роль хозяйки. Ленч будет готов в любую минуту. Давайте выпьем. Дайте звонок. – Она кивнула завитком волос на голове в направлении колокольчика, стоявшего на столе ближе к креслу Джо, и, когда он позвонил и в комнате никто не появился, она скомандовала: – Еще разок.

Он слегка потупил взор и наклонил голову набок, вновь поднимая колокольчик. Через несколько мгновений, в течение которых она спрашивала Джо, что он предпочел бы выпить, а на вызов никто не отвечал, Бетти, делая попытку подняться, сказала:

– Пойду посмотрю.

– Не делайте ничего подобного! – Старая леди уже стояла. – Эта бездельница наверняка загорает в саду; принимает глоток воздуха, как она сама называет это.

Спустя минуту, когда их оставили одних, они взглянули друг на друга, при этом Бетти улыбалась, а Джо, сжав губы, качал головой.

– Не обращай на нее внимания, – нежно сказала Бетти.

– Обращать на нее внимание? – Он пододвинул свое кресло к ее, чтобы можно было дотронуться до ее руки. – Она – мегера. И тем не менее ты так любишь ее?

– Да. – Она медленно кивнула, глядя на него. – Я могу сказать, что люблю ее. После тебя я люблю ее больше всех на свете.

– После меня? О! Бетти. Бетти.

В следующую пятницу Бетти сопровождала леди Мэри в больницу; и, когда она уже собиралась покинуть ее, женщину на мгновение охватило чувство вины, когда старая леди похлопала ее по руке и с искренней озабоченностью сказала:

– Не бойтесь, что остаетесь в доме одна, у нас нет бродяг, во всяком случае ночных. – Последующие слова старой леди с разъяснениями и предложениями были выслушаны, но, скорее всего, остались без внимания. – Бродяги приходят к воротам попрошайничать днем, ночью они меня ни разу не беспокоили. В любом случае, если вас потревожат, подойдите к окну моей спальни и кричите. Миссис Добсон, скорее всего, услышит вас; по ее словам, она вообще не спит.

И Бетти вернулась в дом. Прошел уже час, как миссис Поллард и Нэнси ушли домой. Было восемь часов, а он все не приезжал. Он сказал, что будет здесь примерно в полвосьмого.

В девять часов его по-прежнему не было. Бетти надоело ходить из гостиной в кухню, окна которой выходили во двор и на узкую подъездную аллею, ведущую к малой дороге. Она намеренно не зажигала свет на кухне, чтобы видеть дорогу.

Произошло что-то непредвиденное? Что-нибудь случилось дома, что могло помешать его приезду? Но тогда он наверняка бы позвонил.

Бетти понимала, что было бы слишком просить, слишком ожидать, чтобы такое могло бы с ней случиться. Ей сорок один год, и она вступила или приблизилась к тому времени, когда меняется жизненный цикл, времени, когда женщины, имеющие кучу детей, благодарят Бога, что природа смилостивилась над ними. Но она не испытала ничего подобного. Более того, она не обсуждала ни с кем этот вопрос, даже с Элен. О нет, только не с Элен, которая рассматривает природу, во всяком случае, когда это касается Джо, как повод, чтобы набрасываться на него с упреками.

К десяти часам Бетти более не стояла у кухонного окна. Сидя на кушетке в гостиной и глядя на огонь, она стала подвергать сомнению все, что произошло в последние месяцы. Может быть, все это ей приснилось? А что, в конце концов, такого произошло? Когда она подумала, что умирает, она призналась ему в любви, а он держал ее на руках и целовал. Но память об этом была туманной, как и последующие вслед за этим дни, когда ее желудок не принимал никакую пищу, а диарея и тошнота доводили ее до такого состояния, что временами она желала смерти. Что произошло тогда между ними? Прикосновение руки, обмен взглядами. Они ни разу не оставались одни до поездки в автомобиле. Но это была реальность. Да, реальность, а не сон. Но она не могла со всей уверенностью сказать, что он любил ее; она знала лишь, что она так же нужна ему, как он ей, и потому, если бы это было возможным, он был бы сейчас здесь. Да, в этом она была уверена. Что-то произошло! Что ей делать? Позвонить домой.

Бетти уже встала с кушетки, когда услышала стук в дверь. Она совершила прыжок к самой двери, и, когда распахнула ее, увидела Джо. Они застыли, глядя друг на друга, затем заключили друг друга в объятия и несколько секунд стояли молча.

На глубоком вздохе женщина проговорила:

– Я… я не слышала автомобиля, я… я думала, что-то произошло. У тебя… что – прокол?

– Нет, нет. – Джо снял пальто и, обняв ее за плечи, ввел в гостиную, затем сел рядом с ней на кушетке. Он смотрел на Бетти несколько секунд, после чего взял руками ее лицо и нежно поцеловал в губы. – В доме страшный шум.

– Из-за чего?

– Мартин проговорился, что ходил с Дэвидом на рождественский концерт.

– И это после того, как прошло столько времени?

– Да, после того, как прошло столько времени. И кроме того, сказал, что не единожды бывал в доме Иган. Элен словно обезумела, я никогда подобного не слышал. Я подумал, что у нее снова истерический припадок. Но нет, это был приступ неприкрытой злобы. Как же она ненавидит Дэвида и Хейзл! Причем без всяких на то оснований.

Бетти качала головой и смотрела на огонь. Да, она знала, что Элен ненавидит Дэвида, знала, что многие люди от природы настроены против цветных; но она также не могла понять антипатию Элен к этому молодому человеку, так как никто не был таким славным и приятным, как Дэвид. Она вновь взглянула на Джо и спросила:

– И что же в итоге?

– В итоге я сказал, что мне надо ехать сегодня в Йорк на конференцию, что я, несомненно, сделаю завтра. Но в какой-то момент, Бетти, я действительно подумал, что смогу покинуть дом лишь завтра, поскольку она довела меня до такого состояния, что не… не знаю, как я только удержался, чтобы не сказать ей то, что я узнал.

– О, мой дорогой.

– Как чувствует себя в больнице старая леди? – спросил Джо.

Бетти ответила, улыбаясь:

– Тебе следовало бы спросить, как чувствует себя персонал больницы. – При этом оба рассмеялись; затем ее лицо посерьезнело, и она сказала: – Я чувствую себя перед ней виноватой за обман.

– Напрасно. Знаешь, я думаю, что она поняла бы. Я уверен, что поняла бы.

– Да, возможно, это так. Я приготовила поесть.

– Нет никакого аппетита. Честно. Жалко, что ты зря беспокоилась, выпью чашечку кофе. – Они опять молча взглянули друг на друга; затем их руки сплелись, они встали и отправились в кухню…

Была полночь. Джо лежал, положив голову ей на грудь. Он любил эту женщину, и не потому, что ее тело, как ничье другое, удовлетворило его, а потому, что она была самой собой: женщиной, с которой много лет он жил в одном доме, не дотронувшись до нее пальцем; женщиной с большим умом и добрым сердцем, чье сострадание не знает границ.

Он провел губами по ее груди, а она никак не отреагировала. Бетти не сказала ни слова после его первого нежного любовного ухаживания и после не столь нежного обладания ею, когда его разум подчинился чувствам. Он повернул к себе ее лицо и увидел в ее глазах чувство, которое не мог передать словами. Проведя пальцами по ее распущенным волосам, он медленно прижался к ее лицу и остался так лежать.

Часть V
1

Они пели: «Мы развесим свое белье на «линии Зигфрида», но сделать это им не удалось.

Когда 3 сентября 1939 года проводимая Чемберленом политика умиротворения потерпела фиаско и Англия объявила Германии войну, сирены впервые завыли по-настоящему, а люди кинулись в бомбоубежища и ждали града бомб. Но в тот день ничего не произошло, как и на следующий день, как и на третий день, и, по мере того как дни слагались в недели, происходившее стало в какой-то степени напоминать спектакль. За исключением того, как развивались события во Франции.

Но ведь там существовала «линия Мажино», не так ли?

В Польше, конечно, горячо и тяжко, но она далеко. Лишь бы немцы не бомбили здесь – это главное. Разумеется, существовали всякие неудобства, например, затемнения, ношение противогазов в этих ужасных сумках. И к тому же не разрешалось зажигать фары на автомобилях.

И конечно же приходилось заниматься такого рода деятельностью, как эвакуация учащихся и учителей, а также матерей с детьми до пяти лет из так называемых опасных районов.

В те первые месяцы войны передислокация населения была не меньшей головной болью, чем организация снабжения по карточкам. А к началу 1940 года многие из эвакуированных вернулись домой. Но в том же году, когда, после Дюнкерка, осуществляемые Гитлером воздушные налеты заставили население покинуть промышленные центры и рассредоточиться, перед ними открылись двери, ранее закрытые. Росло понимание того, как жила другая половина страны, по крайней мере среди определенных слоев общества, так как были и такие, кто упорно отказывался давать приют эвакуированным; и одним из таких лиц была Элен.

– Куда, – спрашивала она Бетти уже не в первый раз, – мы поселим их?

– У нас есть одна запасная комната, да и маленькую столовую можно превратить в спальню.

– Почему не предложить занять мою гостиную?

– Ну, как бы то ни было, этого не произошло и наверняка уже не произойдет.

– Послушай! – Элен впилась своими узкими глазами в Бетти, а затем медленно произнесла: – Что на тебя находит в последнее время? Ты переменилась, за этот год ты стала совсем другой; теперь ты совершенно не заботишься обо мне.

– Возможно, ты права. – Бетти медленно покачала головой. – Оглядываясь назад, я вижу, что потеряла много лет, заботясь о тебе.

Элен отступила на шаг, прищурила глаза и сказала:

– Теперь мы действуем в открытую, ведь так? Теперь мы знаем свои позиции. Ты что, ищешь предлог, чтобы уехать? Потому что в этом случае ты поступаешь по-свински. И это похоже на тебя: уезжать и отправляться к этой старой ведьме, когда ты более всего нужна здесь.

– А зачем я нужна здесь? Скажи, зачем? Ведь не для того, чтобы присматривать за Майком, ведь тебе абсолютно безразлично, как чувствует себя Майк. Я тебе нужна, Элен, для того, чтобы ты могла продолжать развлекаться в Лондоне; если бы меня не было, ты не могла бы ездить так часто и предоставлять Мартина самому себе, потому что Мартин может отправиться в коттедж или какое-либо иное запретное место. И не говори, что ты совершаешь эти поездки из-за заботы о дяде, потому что я рассмеюсь тебе прямо в лицо. Ты не сумела одурачить никого… никого. Понимаешь?

Раскрыв от удивления рот, Элен теперь стояла, прислонившись к кушетке. Ее лицо покраснело от гнева, и она запинаясь произнесла:

– Я… я бы ни… никогда не поверила этому… А что ты имеешь в виду, говоря, что я «не сумела никого одурачить»?

– Эту загадку реши сама, Элен. И я думаю, что тебе не мешало бы сегодня днем заняться составлением длинного письма Леонелю с объяснением того, что ты не сможешь повидать его в этот уик-энд, так как Бетти уехала.

Элен медленно перешла к передней части кушетки и, ухватившись за ее край, проговорила:

– Ты не уедешь! Ты не посмеешь!

– Посмею и уеду. В любом случае мне придется вскоре покинуть дом. Ты только что сказала, что за этот год я стала другой. Удивляюсь лишь тому, что ты не заметила в последнее время большего изменения, так как я на пятом месяце беременности и в октябре ожидаю ребенка.

Элен прислонилась к кушетке и, подняв вверх руки, приложила их к нижней части лица, а затем, отняв ладони от лица, шлепнула ими друг о друга, как будто стирая что-то нечистое, и медленно, обнажив зубы, прошипела:

– Ты! И этот грязный старик с чердака? Ты отвратительная, мерзкая.

– Заткнись.

– И не подумаю. Пойду наверх и плюну ему в лицо, и тебе тоже.

Затем она отпрянула назад, когда Бетти сделала два быстрых шага вперед и сказала с глубоким ожесточением:

– Сколько раз я хотела треснуть тебе по физиономии и особенно хочу сделать это сейчас. Ты осмеливаешься называть мерзкими и грязными людей, а сама годами путаешься с женатым человеком под носом у Джо, лишая его прав под предлогом нервного расстройства. Твой первый приступ имел какую-то связь с реальностью, но с тех пор ты используешь его, чтобы лишить его прав как мужа. А сейчас осмеливаешься упрекать меня. Для твоего сведения скажу, что отец моего ребенка отнюдь не Майк. Если бы я узнала несколько лет тому назад то, что знаю сейчас, он был бы им, и у меня была бы в этом доме своя семья. И я была бы его хозяйкой; мне не нужно было бы благодарить тебя за твои подачки, до тех пор пока Джо не понял, кто ты есть.

Теперь с лица Элен сошел румянец, а кожа натянулась как кусок алебастра. Ее глаза расширились, как бы извергая огонь, когда она закричала:

– Если бы не я, тебя вообще бы здесь не было. Ты обивала бы пороги, пристраиваясь в качестве неоплачиваемой компаньонки. Ты заправляешь домом, делаешь что хочешь, и я вновь повторю, что в твоем возрасте грязно и неприлично путаться с мужчиной. Думаю, это организовала старая ведьма. Речь идет о ее шофере?

Рука Бетти взмыла вверх, но, как это произошло с Джо много лет тому назад, зависла в воздухе. Она закрыла глаза, а когда рука опустилась на бедро, она медленно повернулась и вышла из комнаты. Но она не успела закрыть дверь, как до нее донесся голос Элен, которая кричала:

– Ты – жалкое создание! Вот кто ты, жалкое создание!

Ничего не видя перед собой, Бетти шла по лестничной площадке, но, услышав в холле голос Мартина и зная, что он придет к ней в комнату, она начала подниматься по лестнице во владение Майка. Но на полпути она остановилась, прислонила голову к стене и повторила про себя: «Жалкая, жалкая». Неужели она была такой в глазах других – жалкой? Она не ощущала себя жалкой, по крайней мере до этого момента. Вот уже несколько недель, как она чувствовала себя замечательно, была полна теплоты и энергии, и все говорили, как хорошо она выглядела. Она не думала, что это так закончится. Они все распланировали: она собиралась воспользоваться предлогом, что должна уехать ухаживать за заболевшей леди Мэри. Она рассчитывала уехать на следующей неделе. Самое тяжелое, считала она, это сказать Майку; и теперь эта тяжесть ожидала ее прямо сейчас, и она не знала, с чего начать.

Как будто ребенок уже начинал давить ее, она тяжело преодолела последние ступеньки и вошла в комнату Майка.

Ремингтон-старший приветствовал ее прямо с порога, когда он вышел шаркающей походкой из своей мастерской.

– Выясняла с ней отношения? – спросил он. – Я думал, проклятые немцы пришли без стука. В чем дело, девочка? – Он медленно подошел к ней. И в качестве ответа Бетти, не задумываясь, сказала просто:

– Я уезжаю, Майк.

Старик смотрел на нее, но не отвечал, затем двинулся к своему креслу, стоявшему у окна; он выглянул из окна и посмотрел наверх в светлое голубое небо, а затем сказал:

– Ни разу не слышал, чтобы ты говорила подобное. Теперь ты решилась. Насовсем, да?

– Да, Майк.

Он снова смотрел на Бетти.

– Чем вызвано такое решение?

Она медленно подошла к нему и села напротив, на то самое место, на котором она сидела многие годы, когда хотела, выражаясь его словами, поболтать. Затем ее голова слегка опустилась, но глаза по-прежнему смотрели в его глаза, и она спокойно проговорила:

– У меня будет ребенок, Майк. Я беременна.

Прошло полминуты, прежде чем он отреагировал; затем старик распрямился в своем кожаном кресле, глубоко вздохнул и произнес одно слово:

– Да?

Она медленно кивнула.

– Гм! Гм! – Этот звук означал пренебрежение. Затем, взглянув на нее из-под бровей, он сказал: – Не поздновато ли? Я мог бы об этом позаботиться много лет тому назад, если это все, что ты хотела. Я тогда говорил тебе.

– Я знаю, вы говорили, Майк, и… и теперь я жалею, что не поймала вас на слове. Но нет, это не так; я хочу сказать, что мне следовало бы принять тогда ваше предложение, и дело не приобрело бы такой оборот. Но теперь, когда это случилось, я рада. Я больше чем рада! Я купаюсь в счастье.

– Могу я спросить, кто он?

Ее голова склонилась теперь совсем низко. Это было то единственное, что Бетти не хотела и не могла сказать Майку: после того, как она отказала ему и сблизилась с сыном, это было бы слишком большим ударом по его самолюбию. Хотя Майк и калека, в нем очень сильно мужское начало.

В следующий момент она чуть не упала со стула – так быстро взмыла вверх его голова, и он спокойно спросил:

– Не имеет ли наш Джо отношение к этому?

Женщина молча смотрела на Ремингтона-старшего, ее тело оставалось неподвижным, кроме губ, которые тряслись. Она наблюдала, как он поднялся на ноги, постоял у широкого подоконника, облокотившись на него, посмотрел в сад и сказал:

– Это меня не удивляет, но… но тем не менее это чертовски больно. Что же, яблоко от яблони недалеко падает, я так считаю… Что это? С кем она там?

Когда он отвернулся от окна, Бетти вскочила на ноги, и оба посмотрели вниз на пол, откуда доносился голос Элен, перешедший в пронзительный крик. Слова были неразборчивы, но было слишком очевидно, что они произносятся на волне гнева.

– Его нет дома? Нашего Джо нет?

– Нет, один лишь Мартин.

– Спустись. Посмотри, что там происходит. Кстати, она знает?

– Она знает, что я беременна, но… но не знает от кого.

– Да, готовься к скандалу, – Майк говорил спокойно, медленно произнося каждое слово, – потому что, хотя она не использует его для себя, она не остановится ни перед какой подлостью, чтобы вставить тебе палки в колеса.

В этом она не сомневалась, но Майк был прав: да, она будет вставлять ей палки в колеса, если сможет, но есть одно, чего она не могла предотвратить, – это жизнь, которая уже зародилась внутри нее. Нет, она принадлежала ей, и ничто и никто не в состоянии отнять это у нее.

Бетти уже сошла с чердачной лестницы на площадку, когда увидела, как дверь гостиной резко отворилась, оттуда вылетел Мартин и помчался вниз по лестнице.

Прежде чем она успела подойти к двери, она захлопнулась. Женщина стояла несколько секунд и смотрела на нее, затем поспешила вслед за мальчиком.

Когда Бетти достигла входной двери, она увидела, как он исчезал за теннисным кортом. Она стояла несколько секунд и смотрела назад на лестницу. Что она ему сказала? Возможно, выпалила, что Бетти уезжает, и объяснила причины отъезда, и в таком свете, что это могло показаться грязным.

Она знала, что Мартин хорошо к ней относится, даже любит ее. Разве он не сказал однажды, что жаль, что она не его мать? В течение ряда лет мысль об этом приносила Бетти тайное удовлетворение, которое она оправдывала, говоря себе: а почему бы ему не любить меня? Ведь я воспитала и любила его. И – это главное – делала это беззаветно!

Теперь она сбежала по ступенькам и торопилась туда, где скрылся мальчик. Его не было видно у теплиц, и он не был с Дэвидом, поскольку она видела, как Дэвид работал у клубничных грядок… В конце концов Бетти увидела его сидящим у подножия большого дуба в пограничной рощице.

Она нежно позвала его, приблизившись к нему.

– Мартин. Мартин. В чем дело? – Когда она подошла к мальчику сбоку, он не взглянул на нее, а взяв в руки сломанную ветку, стал копать ею твердую землю между корнями; а когда она опустилась рядом с ним на колени и взяла его за руку, он отвернул от нее голову. – Что… что мать тебе наговорила?

Он тряс головой, и, когда Бетти повернула к себе его лицо, он пробормотал:

– О, тетя Бетт.

Она нежно проговорила:

– Скажи, что она сказала. Я… я смогу разъяснить.

Теперь он поднял на нее свои глаза и сказал:

– Как ты сможешь? Ты же не знаешь.