Текст книги "Нарушенная клятва"

Автор книги: Кэтрин Куксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Глава 7

Ребенок Тилли родился через пять минут после полуночи 27 июня 1853 года. Это был мальчик, и когда Бидди подняла его за ножки и шлепнула по испачканной кровью попке, он заорал так, как заорал бы любой другой мальчишка на его месте – Кэти, поднимавшаяся в это время по лестнице с кувшином горячей воды в руках, чуть не споткнулась.

– Это парень! – крикнула ей мать. – Иди-ка сюда, поставь кувшин и возьми его. Мне надо заняться с Тилли.

Вглядываясь в свете лампы в измученное, покрытое потом лицо молодой женщины, которую она любила, как родную дочь, Бидди негромко сказала:

– Глянь-ка, девуля, у тебя сынок, да такой здоровяк! Лежи спокойно, с тобой все в порядке.

Тилли прикоснулась кончиками пальцев к щечке своего сына, потом закрыла глаза. Да, она устала, она очень устала. То была долгая борьба – почти двое суток, но теперь у нее был сын. У нее с Марком был сын. «О Марк, Марк, знаешь ли ты об этом?» Вместе с ее долгим, глубоким, усталым выдохом, ее живот опал, втянувшись чуть ли не до самого позвоночника.

– Что ты, девочка? Я не расслышала.

– Как ты думаешь, Бидди, он знает?

– Кто, девочка?

– Марк… хозяин.

– Он непременно узнает, девочка. Он узнает. А пока дай-ка я обихожу тебя – и спать. Уж поверь мне, я кое-что понимаю в этих делах – тебе обязательно надо поспать. А этот молодец будет рядом с тобой еще до того, как ты проснешься.

– Спасибо, Бидди. Спасибо.

Тилли едва ощутимо пожала ее руку…

Сквозь маленькое окошко в комнату проникал дневной свет, и в этом свете Тилли увидела, что Бидди протягивает ей ребенка. Она взяла его на руки, и когда он жадно схватил грудь, Бидди сказала:

– Ну вот, теперь ты знаешь, что стала матерью, девуля.

Тилли вгляделась в сына. Она удивилась, увидев, что у него есть волосики, но еще больше удивилась тому, что его личико было почти точной миниатюрной копией лица его отца. Она зачарованно смотрела на крохотную ручонку, тычущуюся ей в грудь – широкую с квадратными пальчиками. Подняв глаза на Бидди, Тилли рассмеялась:

– Если он не слишком изменится, несложно будет определить, кто его отец.

– Это уж точно. Вот и Кэти тоже заметила.

– А он сильно изменится?

– Конечно, изменится – они все меняются. Но все равно остаются такими же. Понимаешь, что я хочу сказать?

– Нет, не понимаю. – Тилли тихонько засмеялась. – Но я улавливаю ход твоей мысли.

– Тут мистер Джон заезжал.

– Так рано?

– Да уж восьмой час.

– Как дела там, в доме?

– О, все в порядке. Мистер Джон велел как следует ухаживать за тобой. Так уж я постаралась, чтобы все тут шло как надо. Артур возит нас туда и обратно. А через несколько дней, когда тебе полегчает, приедет Бетти, дочка Филлис – она толковая девчонка – и побудет с тобой, пока ты совсем не поправишься.

– А я думала, что она служит в «Редхеде».

– Она ушла. Как отработала уговоренный срок, так и ушла. Ей трудно было готовить. По шестнадцать часов в день – это было многовато для нее. Взрослому-то ладно, а то ведь ей всего-то десять лет от роду. Ноги у нее распухли, что твои свиные окорока. Мистер Джон сказал, мол, я могу взять ее на кухню – пускай понемножку присматривается…

Позже, когда день уже был в разгаре, Тилли услышала приглушенный стук в дверь. Однако Бидди, вскоре поднявшись к ней, ни словом не обмолвилась о посетителе, и Тилли спросила сама:

– Кто это заходил?

– Да так, какая-то девушка. Похоже, ошиблась домом.

– Ошиблась домом? Что, она приходила наниматься?

– Нет-нет, – ответила Бидди через плечо, возясь у рукомойника, подвешенного в углу, под стропилами. – По всему видать, барышня из благородных – приезжала верхом.

– А кого она искала?

– Каких-то… каких-то Смитов.

Тилли недоуменно подняла брови:

– Смитов? Но ведь здесь поблизости нет никаких Смитов, во всяком случае, таких, к которым бы приезжали знатные гости. И они не жили бы в таком домике, как этот, согласись, Бидди. Так что давай, говори, кто это был?

Бидди повернулась к ней:

– Так я ведь уже сказала. Молодая барышня верхом – это сущая правда, как и то, что я стою тут; только она ошиблась домом. Ты что, не веришь мне?

– Как-то странно это все, – покачала головой Тилли.

– На свете случается сколько угодно странных вещей, а тут, мне кажется, и вовсе нет ничего странного. Просто-напросто барышня – или леди, как хочешь, – заехала не туда. Когда у меня мозги станут, как у малого дитяти, надеюсь, ты тоже будешь приезжать навещать меня.

– Ох, перестань, ради Бога, – досадливо отмахнулась Тилли, а Бидди, усмехнувшись, шутливо закончила:

– Что касается меня, так я бы тебя навещала.

Тилли фыркнула и, поудобнее уложив голову на подушке, закрыла было глаза, но тут же открыла их снова: кто-то, тяжело ступая, поднимался по лестнице. Обе женщины переглянулись.

– Иди помоги ему, – сказала Тилли, – а то, неровен час, свернет себе шею.

– Поскорее бы ты поправилась, да стала сама спускаться, – ответила Бидди, направляясь к люку в полу, – а то сегодня мне уже пару раз приходилось пыхтеть, втаскивая его сюда.

Глядя, как Бидди осторожно опускается на колени и протягивает руку старику, Тилли подумала, что жизнь все-таки компенсирует невзгоды удачами. На каждых двух ее врагов, приходился один друг, а, как любил повторять мистер Бургесс, унция добра перевешивает фунт зла. Если бы только эта унция добра могла заполнить пустоту, которую Тилли ощущала внутри, заполнить и прогнать это ощущение бесконечного одиночества… А сейчас даже ребенок пока не мог заполнить собой эту пустоту.

А что, если этого так и не случится? Что если время не заполнит эту одинокую пустоту ничем? Говорят, время – лучший лекарь.

– Вот и я, дорогая. – Мистер Бургесс улыбался, склонившись над ней и ребенком. И, как нередко случалось, он словно прочел ее невеселые мысли, потому что сказал: – Ты никогда больше не будешь одинока. Он наполнит твою жизнь любовью. Вот увидишь.

Глава 8

Ребенку исполнилось три месяца. Он был крепким, спокойным мальчуганом, плакал только тогда, когда хотел есть, да и то, вернее, не плакал, а хныкал. Малыш радостным агуканьем встречал каждое склоняющееся над ним лицо, особенно мистера Бургесса, потому что за его редкую бороденку так весело было цепляться пальчиками.

Старый учитель, казалось, оживший было с наступлением весны, снова сдал и теперь все утро проводил в постели, а после обеда дремал у огня.

Тилли постоянно следила, чтобы бельевая корзина, служившая колыбелью малышу, не попадалась старику под ноги, потому что мистер Бургесс, влекомый внезапным желанием подойти к книжным полкам, мог споткнуться обо что угодно, если эта вещь была не выше его колен. Раз в неделю Тилли навещал Артур, который заглядывал ненадолго, чтобы передать корзину с едой, заботливо упакованную Бидди. Остальное время она проводила в обществе ребенка и мистера Бургесса, хотя был день, когда в домик наведались целых три посетителя.

Первый появился утром. Это был Том Пирсон. Тилли, открыв ему дверь, не могла скрыть своего удивления. Она уже несколько лет не видела ни одного жителя деревни, если не считать детей. Мэнор защищал ее подобно крепости, а самой появляться в деревне у нее не было необходимости. Отправляясь в Шилдс или еще дальше – в Ньюкасл, она выбирала большую дорогу.

– Мистер Пирсон!

– Да, Тилли. Давненько мы не виделись.

– И правда давненько. – Не пригласив его войти, так как мистер Бургесс еще спал, она сама вышла к гостю, прикрыв за собой дверь.

– Ты, наверное, удивлена, зачем это я приехал, и почему не приезжал раньше.

Тилли не знала, что ответить, и он продолжал:

– Мой парень… Я только вчера узнал, что он тут вытворил несколько месяцев назад. Кое о чем он сам проболтался, а остальное уж я вытянул из него. Мне очень жаль, Тилли.

– Да ничего, мистер Пирсон. Может быть, мне уже и нужно привыкнуть, но я просто уверена, что никогда не привыкну к этому.

– А почему ты должна привыкать? Это же так несправедливо. Я всегда так и говорил: это несправедливо. Но они сами невежды и растят невежд. Этот малый, Макграт, – недалеко упало яблочко от старой яблони. Я уж предупредил своего Томми: еще раз увижу их вместе – шкуру спущу. Ну, а сама-то ты как, Тилли?

– Все в порядке, благодарю вас, мистер Пирсон.

– А… а твой малый? Можно про него спросить?

– Конечно. Спасибо, с ним тоже все в порядке.

– Рад слышать. – Он вздохнул. – Ребятишки – они ведь и благословение наше, и проклятие, все вместе. Мой старший, Бобби, на следующей неделе уезжает в Америку.

– В Америку?

– Да. Так получилось, что в прошлом году в Ньюкасле на пристани он разговорился с одним парнем, а тот как раз собирался туда к брату: рассказывал, будто брат этот работает на каком-то заводе и гребет деньги лопатой. Ну, положим, я в такое поверю только когда сам увижу, а они, молодые, – разве их остановишь, если уж они вбили себе что-нибудь в башку?

– А вдруг он там разбогатеет и выпишет вас к себе?

– Нет уж, уволь. Я в воздушные замки не верю – года не те. Да и потом, я жену и за порог-то не могу заставить выйти, куда там ехать в Америку! Уж на что у нас в деревне лошадей и телег – раз-два и обчелся, так ведь она и их боится.

Тилли ничего не ответила – только кивнула. Она еще когда-то давно слышала, что миссис Пирсон боится всего, что ездит по дорогам, и не позволяет детям завести ни кошки, ни собаки из страха, что животные могут покусать или поцарапать кого-нибудь из семьи.

– Ну так вот, я подумал, что надо бы мне заехать к тебе, Тилли, и сказать, что я своего парня не науськивал, да и вообще не знал, что он собирался сделать здесь такую гадость.

– Я и не сомневалась, мистер Пирсон.

– И еще я хотел сказать: мне жаль, что ты попала в такую беду, девочка.

– Меня незачем жалеть, мистер Пирсон: я здесь отлично устроилась.

– Да, но все-таки тут не то, что там. – Он взмахнул рукой в сторону Мэнора.

Тилли не ответила. Поковыряв землю носком сапога, Пирсон сказал:

– Ну, я, пожалуй, пошел, Тилли. Удачи тебе во всем.

– Спасибо, мистер Пирсон. И спасибо, что навестили меня.

Второй визит показался Тилли очень странным. Было около полудня, ребенок только что поел и лежал довольный у нее на руках, прижимаясь розовой щечкой к теплой материнской груди. В это время Тилли услышала, как кто-то подъехал к домику верхом и остановил коня. Быстро положив сына в корзину и прикрыв грудь, она пошла к окну, на ходу застегивая блузку. Лошадь стояла на дороге, а к домику по тропинке направлялась молодая девушка.

Дождавшись ее стука, Тилли открыла дверь, и обе вопросительно воззрились друг на друга. Первой заговорила девушка:

– Я… я, должно быть, опять ошиблась, но… мне сказали, что это тот самый дом… ведь это дом мистера Бургесса, правда?

– Да, это дом мистера Бургесса. Вы хотели видеть его? Он не слишком хорошо себя чувствует.

– Нет-нет! – Девушка так энергично замотала головой, что перо на ее велюровой шляпе закачалось в разные стороны.

Однако никакого продолжения со стороны нежданной гостьи не последовало. Тилли, прищурившись, оглядела ее. Девушка была, пожалуй, недурна собой: округлое, сужающееся книзу лицо, теплые карие глаза, рот чуть широковат, но губы изящной формы. Однако это, в общем-то, милое личико трудно было назвать хорошеньким из-за его выражения. Тилли прикинула, что девушке, должно быть, лет восемнадцать, но вот печальные глаза и горестно опущенные уголки рта делали ее старше.

– Я… яне знаю, что сказать, – неуверенно заговорила девушка, но, может быть, мне нужна ваша мать…

– Моя мать? – Глаза Тилли еще больше сузились. – Моя мать? – повторила она. – Моя мать давным-давно умерла.

– Я ищу женщину по имени Тилли Троттер.

– Значит, вы нашли Тилли Троттер, потому что это я. Зачем вы хотели меня видеть?

– Это вы? – От неожиданности девушка сделала шаг назад, потом тихо произнесла: – Прошу прощения. По-видимому, они ошиблись.

– Кто «они»?

– Ну… это трудно объяснить.

В голосе Тилли зазвучали суровые нотки.

– А вы попытайтесь. Мне все-таки хотелось бы знать, зачем вы хотели видеть меня. И кто направил вас сюда.

– Нет… меня никто не направлял, просто… просто я случайно слышала их разговор. Это были горничные.

– Чьи горничные?

– Моей бабушки и тети. Моя бабушка – миссис Макджи из Фелтон-Холла, а я сама – Анна Макджи.

– Из Фелтон-Холла? – Теперь глаза Тилли распахнулись в изумлении. Фелтон-Холл находился в добрых восьми, а то и девяти милях – за Фелберном, за Гейтсхедом. Разумеется, она, как и все в графстве, слышала о Фелтон-Холле, потому что единственный сын миссис Макджи и его жена погибли в море в прошлом году. Значит, эта девушка была их дочерью.

– С какой же это стати горничные вашей бабушки говорили обо мне? – негромко спросила Тилли.

Девушка понурила голову.

– Наверное… наверное, это какая-то ошибка… наверное, я неправильно поняла их. Наверное, это… это потому, что я совсем… отчаялась… перестала здраво мыслить… и готова ухватиться за любую соломинку…

Тилли несколько секунд задумчиво смотрела на ее склоненную голову, потом предложила:

– Заходите, пожалуйста. – И, поскольку девушка заколебалась, повторила: – Пожалуйста. – Закрыв за гостьей дверь, Тилли жестом пригласила ее пройти в комнату и сесть на табурет справа от печки. Диван был свободен: мистер Бургесс еще не вставал, и, усевшись на него напротив девушки, Тилли спросила: – Так почему вы нуждаетесь в помощи? И почему вы решили, что я могу помочь вам?

Наступила тишина. Анна Макджи смотрела на Тилли не мигая, потом ее руки медленно поднялись к шее и отодвинули складки белого шелкового шарфа, почти касавшегося левого уха. По белой коже растеклось темно-пурпурное родимое пятно, идущее от самой мочки уха почти до середины подбородка и ниже, где его уже не было видно благодаря стоячему воротнику короткого пальто. Девушка слегка повернула голову; за ухом пятно покрывало шею до самой линии волос.

– Оно… – чуть слышно прошептала Анна, – оно доходит до верха левой груди и занимает половину плеча. Я… я не могу носить вечерние платья… и даже… даже бывать где-то, как… как другие девушки.

Тилли взглянула в широко раскрытые ей навстречу глаза: в них читалось такое отчаяние… Впервые в жизни она пожалела, что не была ведьмой и что не может убрать с тела девушки эту безобразную отметину. А банальные выражения вежливого сочувствия не годились для этого юного создания с не по возрасту состарившимся от страданий лицом.

Заматывая шарф вокруг шеи, девушка продолжала все так же тихо:

– Когда я жила в Норфолке, все было проще. Я почти не встречалась с посторонними людьми. У меня был домашний учитель, и я очень редко выезжала за пределы усадьбы. Мои родители не давали ни званых обедов, ни балов, а когда им нужно было куда-нибудь ехать, оставляли меня дома. Но теперь я уже год живу с бабушкой, а у нее всегда так много чужих людей: все время кто-то приезжает, кто-то уезжает, гости, балы, приемы… Бабушка говорит, что я должна принять все как есть. «Если не можешь скрыть недостатка, преврати его в достоинство» – вот такой у нее девиз. Однажды она заставила меня выйти к гостям в вечернем платье, с открытыми плечами. Все испытывали неловкость – все, кроме нее. А я… я в ту ночь попыталась выброситься из окна. Мне помешала тетя Сюзан. Она – моя тетя – понимает меня, а бабушка нет. И вот однажды я случайно услышала, как горничная сказала, будто бы… – Не закончив, она покачала головой и низко опустила ее.

– Будто бы я – ведьма?

Опущенная голова медленно поднялась, измученные глаза глянули в глаза Тилли.

– Да, – не сразу ответила девушка. – Но… но ведь вы не ведьма, правда?

– Нет, я не ведьма.

– Я и сама вижу. Ведьма не может быть такой, как вы.

– Как звали ту горничную?

– Шорт. А имя ее, кажется, Мэгги.

– Наверное, так оно и есть. – Тилли усмехнулась. – Ее тетка была кухаркой в Мэноре, и ее выгнали оттуда по моему настоянию, потому что она была нечиста на руку. Похоже, и эта женщина, и ее племянница, ваша Мэгги, не выпускают меня из виду, надеясь, что в один прекрасный день судьба растопчет меня… А вы на что надеялись, когда ехали ко мне?

– Не знаю. Может быть, что вы прикоснетесь к моему пятну, и оно исчезнет.

– Вы кажетесь мне умной девушкой; вы же понимаете, что такого произойти не может.

– Да, но… не знаю, как объяснить… одна моя половина уверена, что это невозможно, но другая, – та, в которой засела эта боль, – та все еще надеется, что на свете случаются чудеса… ну, хотя бы только одно-единственное чудо. Говорят, такие пятна с возрастом проходят, но мое становится все ярче.

– Знаете, что я думаю?

– Нет.

– Я думаю, что отчасти ваша бабушка права. Нет, погодите! – Тилли жестом остановила девушку, для которой ее слова прозвучали, словно гром небесный. – Я не думаю, что вам следует надевать вечерние платья и выставлять плечи напоказ, но вам совсем необязательно так закрывать шею. Вот сейчас, пять минут назад, когда вы держали голову прямо, мне была видна лишь та часть пятна, которая идет от уха до шеи, а та, что под подбородком, не была видна совсем, потому что нижняя челюсть у вас довольно широкая. Вы могли бы, по крайней мере, днем носить платья, которые скрывали бы пятно: например, с пышным кружевным воротничком наподобие жабо или с накрахмаленной оборкой, – да вариантов сколько угодно!

– Вы так считаете? То есть, я хочу сказать, оно не так заметно, когда я держу голову прямо или немного наклоненной?

– Да, именно так я и считаю. И постарайтесь побольше улыбаться – вы ведь такая хорошенькая.

– Нет! Моя… моя мать всегда говорила, что я… – девушка запнулась и отвела взгляд, а Тилли подхватила:

– Я не знаю, что говорила ваша мать, но вы и правда очень хорошенькая. И фигура у вас хорошая, стройная, а со временем, думаю, разовьется и станет еще лучше. Сколько вам лет?

– Восемнадцать… с половиной, – торопливо уточнила девушка, как будто стесняясь, что кажется недостаточно взрослой. Потом, отвлекшись наконец от мучивших ее мыслей, обвела взглядом комнату. – Я никогда не видела столько книг – только дома, в библиотеке, но они всегда стояли на полках, за стеклом. А эти видно читали и перечитывали не один раз, – гостья слабо улыбнулась.

– Да, мой друг мистер Бургесс, долгие годы служивший гувернером в Мэноре, просто обожает читать. Он еще не вставал. Он поздно поднимается с постели, потому что стареет и плохо себя чувствует, но я уверена: он был бы очень рад познакомиться с вами. Мистер Бургесс в высшей степени умный и интересный человек, и он прекрасно понимает чужую беду… Вы не смогли бы приехать сюда снова?

– О… да… да, – неуверенно проговорила девушка. – Вы так добры. У меня… у меня сейчас стало так легко на душе… я хочу сказать, такого не было никогда… я просто счастлива… нет, не то чтобы счастлива… просто мне стало так спокойно… как никогда раньше.

Тилли встала:

– Ну, тогда давайте сделаем все как полагается. Вы не хотели бы заехать к нам в субботу на чашку чая, мисс Макджи?

– Я… буду очень рада, мисс… миссис Троттер, – поправилась девушка, взглянув на спящего ребенка, которого до этой минуты не замечала.

– Нет-нет, вы назвали меня правильно в первый раз: мисс Троттер.

Они уже направлялись к двери, когда девушка вдруг остановилась и порывисто спросила:

– Вы можете сделать кое-что для меня? Приложите пальцы к моему злосчастному пятну?

Лицо Тилли окаменело. Глухим голосом она отрезала:

– Нет, мисс Макджи, я не сделаю этого – мои руки не обладают никакой магической силой. Единственная сила, которая у меня есть, – это мой разум. И его сила ничуть не больше, чем сила вашего разума. То, что могу сделать я, точно так же можете сделать и вы. Единственное, чем я могу помочь вам, – это посоветовать воспринимать себя такой, какая вы есть, и перестать страдать попусту. Вы должны сказать самой себе: я вполне нормальная женщина, и в один прекрасный день появится мужчина, который оценит меня, в один прекрасный день я встречу человека, который прикоснется губами к этому пятну… Верьте в это, и тогда так оно и случится.

– Спасибо вам, – коротко выдавила девушка. Уже за дверью она обернулась и, прямо глядя на Тилли, сказала: – Я никогда не забуду этого дня, Я буду помнить его, пока жива. До свидания.

– До свидания, – кивнула ей Тилли. Вернувшись в комнату и закрыв дверь, она прислонилась к ней спиной и, уставившись в пространство, прошептала: – Бедная девочка! Бедная девочка!

Такая юная – и уже столько настрадалась. Но безобразное пятно никуда не денется, оно останется с ней до самой смерти. Встретит ли она когда-нибудь человека, достаточно мужественного и великодушного, чтобы смириться с этим? Ведь мужчины – странные создания. К своим собственным недостаткам они относятся не так придирчиво, считая их уж не такими большими изъянами, но вот женщине прощают их редко, если, правда, ей не удалось пробудить в них сострадания. Однако эта девочка нуждается не только в сострадании: ей нужна любовь, ибо, судя по всему, ей еще не довелось испытать ее.

* * *

Джон приехал почти в пять часов. Привязав лошадь, он почти бегом бросился по дорожке к домику и распахнул дверь, на ходу стукнув в нее.

Тилли не слышала, как он подъехал: она была в задней комнате – спальне мистера Бургесса, подавая ему чай в постель, потому что старик весь день плохо себя чувствовал.

– М…М…Мэтью п…приезжает, – прямо от порога выпалил Джон. – Должен п…прибыть в Англию на следующей н…неделе. Я только что п…получил письмо. О, мне так… так хочется п…поскорее увидеть его! Тогда мы сразу же у…уладим все, и ты сможешь в…вернуться.

Тилли обернулась:

– По-моему, я уже говорила вам, Джон: я не могу оставить мистера Бургесса. – И почти беззвучно добавила: – Он совсем плох. Он просто угасает, медленно, но угасает. Может быть, он протянет еще несколько месяцев, может быть, год, но… но, как бы то ни было, я должна остаться с ним.

– Мэтью н…н…наверняка захочет, чтобы он то…тоже перебрался в Мэнор.

– Но мистер Бургесс может не согласиться: ведь он уже так давно живет здесь. Знаете, умереть в своей постели – для человека очень многое значит.

– О, Тр…Троттер… но ведь половина р…радости от приезда Мэтью была связана с тем, что ты снова б…будешь жить с..с..с нами, в доме…

– Джон, – мягким нажатием руки на плечо она усадила его на табурет, – хорошо, что вы строите все эти планы. Но, думаю, не нужно напоминать вам, что хозяином дома является Мэтью. А, насколько мне известно, – Тилли наклонила голову и искоса взглянула на молодого человека, – он практически всегда и обо всем мыслил не так же, как вы с Люком, и, слава Богу, не так же, как ваша сестра. Мне кажется, лучше подождать, пока он не приедет и не осмотрится, а уж потом начнем строить планы. А знаете, – Тилли улыбнулась, – сегодня у меня день, полный событий: вы уже третий человек, который посетил нас. Интересно, кто будет следующим?

– А… а кто были п…первые двое?

– Мистер Пирсон – из деревни, вы знаете его. Он маляр, но подряжается и на другие работы.

– Да-да, п…помню. А м…могу я спросить, что…что ему было нужно? Ведь у…у в…вас не так часто бывают люди из д…деревни.

Когда Тилли рассказала о причине визита Пирсона, юноша кивнул:

– П…похоже, он порядочный человек.

– Да, очень порядочный.

– А…а второй посетитель?

– О-о, – лицо Тилли стало загадочным, – это целая история. К нам приезжала молодая девушка – молодая леди, и притом красивая.

Почему она так сказала? Хотя Анна Макджи, наверное, и правда могла показаться красивой, во всяком случае, если смотреть анфас или с правой стороны.

Глядя, как Джон, откинув голову и, судорожно раскрывая рот, пытается повторить с вопросительной интонацией ее слова – «Красивая молодая леди», – Тилли вдруг невольно напряглась от внезапно пришедшей ей в голову мысли. А секунду спустя эта мысль уже оформилась в схему. Тилли вспомнила, как Джон, имея в виду свое заикание, однажды грустно сказал: «Ни одной девушке это не понравится». Еще она вспомнила печальное лицо девушки, уверенной, что физический недостаток обрекает ее на вечное одиночество. И, наклонившись к Джону, Тилли спросила:

– Вы можете сделать кое-что для меня, Джон?

– Что угодно, Трот…Троттер. Ты же знаешь: все, что у…угодно.

– Вы можете приехать к нам на чашку чая в субботу?

– На ч…чашку чая?

– Да, на чашку чая. И для того, чтобы познакомиться с молодой леди, о которой я говорила.

– О… – Его лицо разом погасло. – Нет, нет, Тр…Троттер, не проси меня об этом. Ты же з…знаешь, каким я бываю с ч…чужими. И с тобой-то мне нелегко говорить, а ведь с т…тобой мне легче, чем с кем бы то н…ни было.

Наклонясь поближе, Тилли взяла Джона за руку:

– Пожалуйста, успокойтесь и дайте мне минутку, чтобы сказать. Если бы вы узнали, что какому-то человеку очень плохо, очень грустно и одиноко, и что вы своим взглядом, своей улыбкой можете утешить его в этом одиночестве, как бы вы поступили? Отошли бы в сторону?

– Я ничего н…не понимаю, Троттер.

– Попробую объяснить, Джон. У этой девушки есть один физический недостаток. Но она красива. – Тилли не сомневалась, что, когда мисс Макджи приедет к ней в субботу, она будет красива.

– Красива и с ф…физическим недостатком? Она что, к…к…калека?

– Нет. Фигура у нее просто замечательная. А еще у нее очень милое личико, чудесные глаза и шикарные волосы.

– Н…но ведь ты с…сказала, что у нее есть ф…физический недостаток! – Джон исподлобья взглянул на ее. – Т…только не говори мне, Трот…Троттер, что она тоже з…заикается.

Рассмеявшись, Тилли покачала головой, а затем, к огромному удивлению Джона, подняла руку и провела пальцем вдоль его нижней челюсти, от уха к подбородку, и ниже по шее. Когда палец уперся в воротничок, она сказала:

– У нее большое родимое пятно, оно идет примерно так, как я сейчас провела пальцем. И, судя по всему, ей постоянно напоминали об этом. Теперь это печальная, отчаявшаяся девушка. Знаете, зачем она сегодня приезжала?

Джон отрицательно покачал головой.

– Она слышала, как одна из горничных, которая иногда бывала в Мэноре, рассказывает другой о какой-то ведьме по имени Троттер.

– О! К…какой ужас! Бедная Троттер…

– Может быть, я и бедная, но представьте себе, как плохо ей, если она приехала сюда в поисках этой ведьмы.

– И т…ты пригласила ее п…приехать снова на ч…ч…чашку чая?

– Да. И мне хотелось бы, чтобы вы тоже приехали и помогли мне доказать ей, что люди не отвергают ее из-за этого проклятого родимого пятна.

– Но ей нужен м…молодой человек, м…мужчина, который мог бы р…разговаривать с ней, Троттер. А я н…не могу. А уж если г…говорить о недостатках, то у меня есть свой собственный, и я с удовольствием обменял бы его н…на ее н…недостаток.

– Ну, надеюсь, когда-нибудь вы сами скажете ей об этом.

– О Троттер!

– Я прошу вас, Джон. По-моему, я никогда ни о чем не просила вас, правда?

Какое-то время он смотрел на нее невидящими глазами, думая о своем, потом жалобно улыбнулся:

– П…п…помоги, Господи, этой бедной д…девушке, если она надеется найти во мне с…спасителя. Ведь я не с. смогу выговорить ни слова. В…вот увидишь.

– Да, увижу.

* * *

И Тилли увидела. Но сначала она совсем потеряла надежду увидеть в этот день кого-либо из молодых людей – с самого утра зарядил такой ливень, о котором говорят: разверзлись хляби небесные, и уже в половине четвертого ей пришлось зажечь лампу. Глядя на мистера Бургесса, облаченного в поношенный бархатный сюртук, по которому она еще накануне, в пятницу, основательно прошлась щеткой и губкой, Тилли заметила:

– Я не удивлюсь, если никто из них не приедет.

– Дай им время, дорогая, особенно девушке: ты же сама сказала, что ей добираться сюда целых восемь миль.

Первым приехал Джон. Когда он понял, что является единственным гостем, весь его вид выразил явное облегчение. Но он едва успел снять свой мокрый плащ и проговорить: «Я з…завел Бобтейла за дом, п…под навес», когда Тилли, глядя в окно, объявила:

– Надевайте-ка снова свой плащ, Джон, и отведите коня мисс Макджи к Бобтейлу – вдвоем им будет веселее. Боже милосердный, похоже, она промокла насквозь.

– О, Трот… Троттер! – Молодой человек почти выхватил из ее рук плащ, и, одеваясь на ходу, выбежал под дождь.

Стоя в дверях, Тилли смотрела, как он, ни слова ни говоря, взял у девушки поводья и повел коня за дом.

Когда Анна Макджи вошла в дом, ее лицо выдавало крайнее напряжение.

– Этот молодой человек… кто он? – тут же спросила она.

– Мой друг. Он как раз заглянул повидать нас. Давайте-ка пальто и шляпу, вы совсем промокли.

– Я… мне не надо было приезжать… то есть я не приехала бы, будь у меня возможность известить вас. О Господи! Мои волосы… – Девушка вытащила длинную булавку из своей велюровой шляпы и узел ее закрученных на затылке волос развалился и они упали ей на плечо толстым жгутом.

В тот момент, когда она, подняв руки к голове, подбирала и закалывала их шпильками, в комнату торопливо вошел Джон – вошел и замер, так и не убрав руку с железной щеколды двери, глядя на Анну.

Поправляя уже заколотые волосы и переводя взгляд то на Тилли, то на Джона, девушка пробормотала:

– Я… я… Боюсь, я не смогу остаться надолго… моя лошадь совсем мокрая, а у меня нет попоны.

– Я у…уже п…позаботился о ней. Я взял пару мешков, – он сообщил это, глядя на Тилли, – из дровяного с..с..сарая, Трот…Троттер, и накрыл ими обеих л…лошадей.

– Вы правильно поступили. А теперь идите-ка сюда, вы оба. – Она было направилась к столу, но тут же, словно спохватившись, обернулась к молодым людям: – О Господи, я забыла о своих обязанностях. Это мистер Джон Сопвит… Мисс Анна Макджи.

– Как вы поживаете? – Девушка чуть наклонила голову в сторону Джона, а он, сделав то же самое, ответил:

– Очень р…рад познакомиться с в…вами.

И тут оба повернулись на голос, донесшийся от печки:

– А я Герберт Винсент Бургесс, и никому нет дела до того, что мне до смерти хочется чаю, и что мой конь грызет удила в спальне в ожидании той минуты, когда он сможет помчать меня в Лондон, где мне предстоит ужин с человеком по имени Джонсон и его другом Босуэллом, а оттуда, подняв паруса на заре, я поплыву во Францию, чтобы позавтракать с Вольтером; а на другой день я вернусь обратно в Сити, хотя я отклонил приглашение милорда Честерфилда, потому что, знаете ли, когда уходишь из его дома, его лакеи всегда ожидают от тебя чаевых…

– О, успокойтесь, успокойтесь. – Смеясь, Тилли легонько шлепнула по плечу старика. – Ведите себя как следует. Никто не понимает ни слова из того, что вы тут наговорили.

– Я понимаю.

Удивленно обернувшись, Тилли увидела на лице девушки дружескую улыбку, а мистер Бургесс протянул ей руку, восклицая:

– Наконец-то, наконец-то! Идите сюда, моя дорогая. Наконец-то хоть одна родственная душа, наконец-то! Ты можешь в это поверить, Троттер?

Все рассмеялись, а когда юный Уильям, не привыкший к такому шуму, возмущенно залопотал, смех стал еще громче. Тилли ничего не оставалось, как вынуть сына из его корзины и показать присутствующим. Все тут же принялись выражать свое восхищение маленьким джентльменом, играть и разговаривать с ним. Лед был сломан.