Текст книги "Нарушенная клятва"
Автор книги: Кэтрин Куксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)
– Я д…думаю, она все равно н…не захочет оставаться.
– А у нее и не будет ни малейшего шанса остаться, у этой стервы! К тому же, она обеспечила себе местечко, чтобы пристроиться: она же уговорила отца завещать Норт-Лодж кухарке. Подумать только! Такой замечательный дом, а теперь там будет жить это отродье.
– О Господи! – Люк приложил ладонь ко лбу. – Честное слово, легче отправиться на войну, чем без конца выслушивать одно и то же.
А Джон, пристально глядя на Джесси-Энн, произнес, почти не заикаясь:
– Знаешь что, Джесси-Энн? К…когда-нибудь ты пожалеешь о том, как вела себя сегодня. Троттер поднимется, а ты окажешься в…внизу. Вот увидишь. Она… Троттер не такая, как все. Я это чувствую.
– О, ради Бога! – Джесси-Энн замахала на него руками. – Хватит этих детских сказок насчет того, что она ведьма. Пора бы уж тебе повзрослеть и перестать верить в них.
– В…ведьма она или нет, в ней е…есть что-то такое… Я вполне понимаю отца.
Джесси-Энн уже было собралась прикрикнуть: «Заткнись!» – но передумала. Она стояла, переводя взгляд с одного брата на другого. Ее пышный бюст так и прыгал от возмущения. В конце концов, не найдя подходящих слов, она резко повернулась и устремилась к двери. Посмотрев ей вслед, молодые люди переглянулись.
– Она р…ревнует… б…безумно ревнует, потому что Троттер к…красивая. Красивая, ведь правда, Люк? О…отец считал ее красивой, и порой мне кажется, что и Мэтью тоже, н…несмотря на то, как он держался с ней.
Люк ответил не сразу. Помолчав, он проговорил задумчиво:
– Да. Думаю, что и Мэтью тоже.
* * *
– Вы покинете дом немедленно. И не возьмете с собой ничего, кроме того, что принадлежит вам лично.
– Благодарю вас. Это все, миссис Картрайт?
– Это все, – сквозь зубы процедила Джесси-Энн, с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик или не затопать ногами.
– Благодарю вас, – повторила Тилли. И затем, после чуть заметной паузы, прибавила: – И позвольте пожелать вам, миссис Картрайт, всего того, что вы заслуживаете в жизни.
На миг Тилли испытала чувство удовлетворения, увидев на лице молодой хозяйки испуг: в ее глазах появилось то же самое выражение, какое бывало у слабоумной судомойки Ады Теннент, когда Тилли приходилось говорить с ней резко. Правда вид Ады в таких случаях вызывал у нее желание улыбнуться про себя. А вот выражение глаз Джесси-Энн слишком напоминало то, что она так часто видела в глазах жителей деревни. Поэтому испуг молодой дамы нисколько не позабавил Тилли, даже будь она в тот момент более расположена позабавиться.
Повернувшись, она вышла из комнаты и через холл прошла в кухню. Там, ожидая ее, собрались друзья – члены семейства Дрю. Тилли обвела глазами всех их по очереди.
– Ну что ж, все так, как я и думала, – сообщила она, стараясь, чтобы голос не слишком дрожал. – Мне приказано убираться, и притом прямо сейчас.
– Господи Боже мой! – Бидди рухнула на стул.
Тилли положила руку ей на плечо:
– Не беспокойся, я не умру с голода. И он тоже. – Она осторожно похлопала себя по животу. – Жилье у меня будет, а лучшего компаньона, чем мистер Бургесс вряд ли можно представить. Ведь правда? – При этих словах голос ее дрогнул, но никто не откликнулся.
– Какая несправедливость!
– Проклятая маленькая стерва…
– Пожалуй, мне не захочется долго работать у нее.
Тилли снова обвела взглядом всех:
– Ну-ну, успокойтесь, прошу вас. Когда приедет мистер Мэтью, все еще может измениться.
– Ну, не знаю, – отозвался Джимми. – Помнится, он был крутенек: слова лишнего не скажет, только глядит на тебя сверху вниз.
Никто не возразил ему – даже Тилли. Она только попросила Кэти:
– Пойдем, помоги мне собраться. Видимо, воспользоваться каретой мне не разрешат, поэтому, пожалуйста, Артур, отнеси мои вещи в повозку. – Не ожидая ответа, Тилли торопливо вышла из кухни и закрыла за собой обитую зеленым сукном дверь.
Она уже почти миновала холл, когда из дверей гостиной появились Люк и Джон. Все трое одновременно подошли к лестнице. Их глаза встретились. Джон заговорил первым:
– М…м…мне очень жаль, Троттер.
– Да ничего, ничего.
– И мне тоже. Мне тоже очень жаль, Троттер.
Тилли взглянула на Люка, и он добавил:
– Когда приедет Мэтью, может быть все решится иначе.
Ничего не сказав, Тилли только слегка кивнула головой. Мужчины на шаг отступили, чтобы дать ей пройти. Поднявшись по лестнице, она прошла мимо спальни, мимо гардеробной, мимо туалетной в свою комнату. И там, прислонившись к двери, закрыла лицо руками, до боли вдавливая пальцы и ладони в кожу. Но она не заплакала…
Спустя полчаса Тилли была уже одета, но не в черное, и готова к выходу. На ней было сливового цвета пальто с меховым воротником и велюровый капор такого же цвета, отделанный по краю кудрявыми перьями. Спускаясь по лестнице с галереи, Тилли выглядела почтенной леди – хозяйкой дома, собравшейся куда-то с визитом.
Не заходя на кухню, она прошла через холл прямо к входной двери. Во дворе, у подъезда, ее уже ждал Артур с повозкой. Тилли знала, что Фред Лейберн с удовольствием отвез бы ее в экипаже, как делал это многие годы, но теперь ему приходилось думать о своем месте под солнцем, а оно целиком и полностью зависело от новой хозяйки.
Артур помог Тилли взобраться на переднее сиденье, скомандовал лошади: «Нно-о-о!» – и повозка тронулась.
Когда они медленно тащились в сторону большой дороги, Тилли вдруг криво усмехнулась – сквозь сковавшую ее сердце великую печаль пробилась мысль: «По крайней мере, на сей раз тебя выставили из дома не через заднюю дверь».
Артур уже зажег фонари по бокам повозки. Поездка – две мили по большой дороге и еще четверть мили по другой, вбок от нее, узкой и ухабистой – еще не окончилась, а зимние сумерки внезапно сменились полной темнотой, поэтому Тилли едва разглядела маленькие ворота, через которые повозка въехала в такой же маленький дворик перед домом мистера Бургесса.
Не успела Тилли сойти на землю, а старый джентльмен в накинутом на плечи пледе уже распахнул дверь.
– Я ожидал твоего приезда, дорогая, я ожидал! – радостно воскликнул он, кивая гостье.
Она молча сжала протянутую ей руку, а другой рукой подтолкнула учителя внутрь комнаты, к горевшему в камине огню.
После того, как Артур внес в дом две корзины с вещами, плетенный из лыка мешок, деревянный ящик и шляпную коробку, Тилли повернулась к нему.
– Спасибо, Артур. Я… я буду навещать вас, – произнесла она нетвердым, низким от волнения голосом.
Секунду молодой человек смотрел на нее растроганно, потом сказал:
– Мы будем ждать тебя, Тилли. – И уже возле двери кивнул старому учителю: – Всего наилучшего, мистер Бургесс. – Потом, стоя на пороге, он снова взглянул на нее. – Это не конец, Тилли, – хрипло проговорил он. – Еще придет твой день. Придет, вот увидишь. – И, снова кивнув в подтверждение своих слов, Артур пошел к повозке.
Закрыв за ним дверь, Тилли несколько мгновений стояла с опущенной головой, потом шагнула к огню, шагнула туда, где сидел человек, научивший ее всему тому, что она знала: всему, за исключением любви. Впрочем, некоторым образом он научил ее также и этому. – Он частенько говаривал, что на свете существует множество разнообразных видов любви. И когда человек испытывает один какой-то вид любви – не важно, какой, – это почти исключает потребность в других видах.
С первой частью этой своеобразной философии Тилли могла согласиться. Она знала о существовании различных видов любви, но вовсе не считала, что присутствие того или иного из них уменьшает самую главную любовь: ни одно из чувств, испытанных ею до той поры, не уменьшило и не ослабило любви, которая возникла у нее к Марку Сопвиту. Возможно, мистеру Бургессу никогда не довелось ощутить любовь женщины. Единственной любовью, о которой он всегда говорил, была его любовь к литературе, легко угадывавшаяся в облике и этой комнаты, и всего дома.
Тилли уже давно сбилась со счета, сколько раз она приводила в порядок его книги, расставляя их на массивных полках, которые, по ее просьбе, смастерил для старика один из сыновей Бидди, и которые сплошь закрывали собой все четыре стены большой комнаты домика. Правда, когда она вновь заходила навестить своего наставника, книги опять громоздились на полу, на столе и на диване, вывезенном когда-то с разрешения Марка с чердака господского дома.
Мистер Бургесс, не подобрав соскользнувшего с его плеч пледа, помог Тилли снять пальто, приговаривая:
– Посмотри, я накрыл стол к чаю. Видишь, какой я умница? Как знал, что ты приедешь. – Жестом он указал на круглый стол у камина, накрытый белой кружевной скатертью, на которой были расставлены фаянсовые чашки, заварной чайник и кувшинчик с молоком. – А еще у меня есть сдобные булочки, мы их подогреем. Ты, наверное, продрогла, дорогая. Садись, садись. – И учитель попытался усадить ее в кресло, но Тилли, высвободившись, взяла его за руку и тихо сказала:
– Вы сами сядьте, а я позабочусь обо всем.
– Нет-нет.
– Да-да, прошу вас, позвольте мне. Это отвлечет меня от грустных мыслей.
Мистера Бургесса пришлось уговаривать недолго. Угомонившись наконец, старик стал смотреть, как Тилли сняла с себя уличную одежду и потом захлопотала, взяв с огня кипящий чайник, заварила и разлила чай. И лишь когда Тилли, сев напротив, подала ему его чашку, мистер Бургесс произнес:
– Ну?..
И Тилли ответила:
– Ее маленькая светлость получила огромное удовольствие, выставив меня из Мэнора.
Старик воззрился на свою чашку и неторопливо помешал ложечкой чай.
– Должен сказать, мне с трудом верится. Правда, в детстве я замечал в ней некоторые признаки хитрости и тщеславия, но она была такая маленькая, такая крошка, что я говорил себе: она еще дитя. А позже, когда она повзрослела, я наблюдал за ней во время ее приездов в Мэнор: ока не могла смириться с тем фактом, что ее отец испытывает нежные чувства к какой-то другой женщине, а не к ней – единственной… Скажи мне, он оставил тебе что-нибудь?
– Насколько я понимаю, он обеспечил меня: завещал два пакета акций, по пятьсот в каждом.
– Хорошо, хорошо, дорогая. Я рад. А что это за акции?
– Одни – судостроительной компании «Палмер» в Джарроу, другие – Восточно-Индийской торговой компании, кажется, так. Вообще-то я плохо разбираюсь во всем этом. Скорее, вовсе не разбираюсь.
– О, это отлично, дорогая, просто отлично. – Для большей убедительности старик несколько раз кивнул. – Я очень рад. Эти акции дадут тебе возможность жить безбедно. А говорилось ли там еще о чем-нибудь?
– Только о каких-то облигациях, которые он оставил Джону.
– Да уж! – Мистер Бургесс покачал головой. – А ты знала, что дела у него шли туго? Он говорил тебе, что вынужден продавать кое-что, чтобы поддерживать Мэнор в надлежащем состоянии?
У Тилли расширились глаза:
– Нет… Он… он никогда не обсуждал со мной денежные вопросы, да и я с ним тоже.
– Вероятно, еще немного – и ему пришлось бы. Думаю, он намеревался написать Мэтью, чтобы попросить о помощи.
– Неужели?!
– Да. По крайней мере, к такому выводу я пришел. Ты же знаешь, мы с ним часто беседовали – в том числе и о финансовых проблемах. И очень часто – о тебе, дорогая. Он так восхищался тем, как ты вела все хозяйство, причем на какие-то жалкие гроши. И говорил, что само твое присутствие дает ему успокоение и утешение. Нет-нет, пожалуйста, дорогая моя, не надо плакать.
– Нет, я не плачу. – Тилли и правда не плакала – не должна была плакать. Только не сейчас, не здесь. Только потом, когда она окажется наверху, в комнатке под самой крышей, где можно будет заглушить свои рыдания, зарывшись лицом в подушку. «Господи, – мысленно взмолилась она, – пусть сегодня ночью разыграется ураган такой, чтобы мистер Бургесс не услышал меня». Тилли была уверена заранее, что, оставшись одна, не сможет сдержать своей, так долго подавляемой тоски. Она смахнула слезы, глубоко вздохнула, потом, взяв себя в руки, проговорила: – И вас он тоже не забыл.
– Меня? Но что… что он мог оставить мне?
– Пятьдесят книг. Из библиотеки. По вашему выбору.
Старый учитель воздел обе руки и откинул голову назад, словно узрев манну, падающую с небес. Ничто на свете не могло бы доставить ему большего счастья. Глядя на Тилли, он тихо повторил:
– Пятьдесят?
– Да. На ваш выбор.
– Господи, Господи! Какой заботливый… О, он был добр. И доброта его проявлялась столь различными путями… – Старик замолчал. Он мысленно смаковал свою радость – прибавление к его собранию новых драгоценностей, ибо каждая из его книг была драгоценна для него. Потом, наклонившись вперед, так, что шелковистая белая прядь волос упала ему на лоб как раз между бровей, он протянул руку и, коснувшись своими пальцами пальцев молодой женщины, сказал: – Я так рад, что ты пришла ко мне. Я так рад, Тилли.
Немного поколебавшись, она спросила:
– А потом, когда родится ребенок, – что тогда?
– О, тогда! – Старик покачал головой, его лицо озарилось улыбкой, и он заговорил тем поэтическим языком, который Тилли частенько слышала и раньше: – Его приход в этот мир станет моим возрождением. Его первый крик оживит мой разум, прикосновение его ручонки вернет молодость этому дряхлому телу, и я буду видеть в нем новый сосуд, в который я смогу вложить ту крохотную крупицу мудрости, которую выплавило в тигле моей жизни горнило семидесяти с лишним прожитых мною лет.
– О, мистер Бургесс! – Тилли сжала его руку в своих. – Что делала бы я без вас в своей жизни?
– Будучи такой, как ты есть, ты отлично справлялась бы и сама, дорогая.
– О, нет-нет. Много лет назад я вдруг оказалась заброшенной в совершенно иной мир, в совершенно иное общество. Я смотрела на него глазами служанки, потому что я и была служанкой. Но когда Марк сделал меня частью своей жизни, это вы взяли меня за руку и вывели из тьмы, которая меня окружала. С нашей первой встречи в детской (помните, вы узнали, что я умею читать и писать, и дали мне почитать вольтеровского «Кандида» – помните? – а я сказала вам, что не понимаю в нем ни одного слова, и я действительно начала понимать его только годы спустя), с той самой встречи вы взяли меня под свое крыло. И теперь, пожалуй, я могу сказать вместе со старухой из «Кандида»: «Вот видишь, я женщина с большим жизненным опытом».
Мистер Бургесс одобрительно улыбнулся:
– Да, Троттер, дорогая моя, ты действительно стала женщиной с большим жизненным опытом. Однако надеюсь, что я не кончу так же, как старый наставник Кандида, доктор Панглосс. – Он снова наклонился вперед: – Кстати, слово «наставник» напомнило мне о том, как сильно я жажду получить мою долю наследства. Когда я могу забрать книги?
– Думаю, в любое время, но лично я не стала бы рисковать и делать это прямо сейчас, а подождала бы более благоприятного момента. Я договорюсь с Артуром, чтобы он отвез вас в Мэнор, а потом доставил обратно вместе с вашими сокровищами.
– Спасибо тебе, дорогая… А сейчас, – старик откинулся в кресле, – не заняться ли мне приготовлением ужина?
– Нет-нет, – шутливо отмахнулась Тилли, – предоставьте это мне.
На что старый джентльмен с готовностью ответил:
– Как хочешь, дорогая, как хочешь. – После чего подобрал с пола книгу, нашарил на столе свои очки, надел их, спустив на самый кончик носа, и погрузился в то, что составляло величайшую страсть его жизни.
А Тилли, раскрыв корзину, в которую заботливая Бидди положила столько еды, что ее с лихвой должно было хватить обоим на ближайшие два дня, соорудила на столе чудесный ужин. Когда он завершился, и посуда была вымыта, Тилли отнесла свои корзины и коробки наверх, в комнатку под крышей. Там она распаковала свои вещи.
Часом позже она проводила старого учителя в его комнату, собрала книги с пола, поправила поленья в камине, чтобы не вывалились, когда прогорят, и снова поднялась в комнату под крышей.
Там было очень холодно, и Тилли не стала раздеваться. Перина и простыни отсырели и пахли плесенью, хотя Кэти недавно дважды заходила, чтобы проветрить белье и прогреть грелкой постель – на случай, если все сложится именно так, как сложилось.
Лежа на боку, поджав колени к подбородку и плотно зажав руки под мышками, Тилли ждала, когда лавина ее отчаяния наконец прорвется наружу. Но, как ни странно, этого не произошло. Как будто все ее слезы застыли, образовав ледяную гору, придавившую собой ее живот – и ее ребенка.
– Марк, – произнесла она вслух. И еще раз, уже громче, повторила: – Марк. – И увидела, как это имя, взлетев, пронеслось над застывшей землей, упало на черный могильный холм, проникло сквозь мерзлые комья, сквозь деревянную крышку гроба, коснулось губ того, кто покоился в нем, и он ожил. Он вновь был с ней: его голова лежала на подушке рядом с ее головой, его глаза в свете лампы смотрела в ее глаза, и его голос шептал: «Ты прекрасна, Тилли Троттер. Ты знаешь об этом? Ты прекрасна».
Глава 5
Январь медленно, день за днем, скользил прочь по обледенелым дорогам. Морозы стояли такие, что даже в полдень у людей брови и ресницы покрывались инеем, а скотину в стойлах сковывало смертным холодом.
Большая часть времени у Тилли уходила на то, чтобы пилить и колоть дрова для камина. Она как будто вновь вернулась в свое детство и отрочество, только теперь заготовка дров не доставляла ей удовольствия.
В феврале домик мистера Бургесса занесло снегом по самые окна, всякая связь с Мэнором прервалась почти что на неделю. Тилли была уверена, что, не будь ее рядом, старик не пережил бы этой зимы. Проводя свои дни в обществе книг, он совершенно не обращал внимания на потребности собственного тела, и пледы, в которые он кутался вместо того, чтобы, бросив вызов стихиям, выйти на улицу и принести дров, не смогли бы защитить его от беспощадного, пронизывающего холода. Вдобавок мистер Бургесс почти не заботился и о еде, довольствуясь лишь овсянкой и чаем. Размышляя об этом, Тилли сказала себе: «Значит, все что произошло все же имеет хоть одну положительную сторону».
Живот ее рос, казалось, с каждым днем, и тело ее уже ощущало его тяжесть. Физически Тилли чувствовала себя довольно хорошо, если не считать непроходящей тупой боли в сердце и постоянного холода: вокруг маленького домика не росло ни одного деревца, он стоял открытый всем ветрам, и хотя стены его были пятнадцати дюймов толщиной, ни они, ни каменный пол не хранили тепла.
Наконец после двух солнечных дней подряд, немного потеплело, дороги словно ожили. Однако люди не могли передвигаться ни верхом, ни в повозках – только пешком, притом иногда увязая по пояс в снегу.
Артур с неимоверными трудностями добрался до домика старого учителя, вдобавок с объемистым мешком на плечах. Когда он постучал в дверь, и Тилли открыла ее, он сначала с облегчением свалил с себя поклажу, а уже потом принялся отряхивать полы своей длинной куртки и обивать снег с высоких сапог.
– Господи, Артур, как это тебе пришло в голову тащиться сюда в такую погоду?
– Мама думает, что вы тут уже умираете с голоду. Я сниму сапоги, они насквозь промокли.
– Нет-нет, проходи в дом, ты замерзнешь. – Тилли буквально втащила его за руку.
Артур затоптался на половике у порога, околачивая снег, потом, заглянув в комнату, где у самой печки сидел в своем кресле мистер Бургесс, коротко сказал:
– Все завалило.
– Да-да, Артур, действительно, все завалило. Как думаешь, скоро это кончится?
– Непохоже, мистер Бургесс, никак не похоже. Гляньте-ка на небо.
– Иди сюда, к огню, – поманила его рукой Тилли, но он заколебался:
– Да я весь в снегу, Тилли. Только запачкаю пол.
– Ну, ему не привыкать. Давай, садись, – не допускающим возражений тоном скомандовала она. – Я приготовлю тебе горяченького. – Положив мешок на стол, Тилли потрогала его, затем взглянула на Артура: – Как ты умудрился вынести это из дома?
– Она уехала, Тилли. Мадам Всемогущий Господь уехала как раз незадолго до большого снегопада. Я попробовал было прийти сюда, чтобы сказать тебе, но пришлось вернуться.
– Приехал Мэтью.
– Нет-нет! То есть приехал, но не мистер Мэтью, а мистер Джон. Вернулся из Скарборо. Похоже, он получил письмо от мистера Мэтью – ему переслали. А в письме сказано, что, мол, мистер Мэтью хочет, чтобы он, мистер Джон, приглядывал тут за всем, пока он сам не вернется, а о сестрице – ни единого слова. Ты же знаешь, мистеру Люку этим заниматься не с руки – он ведь служит в армии. Ну, а мистер Джон был прямо на седьмом небе. Кэти говорит, что слышала, как он сказал мисс Джесси-Энн насчет письма: так она чуть его не убила. Короче говоря, взбесилась. Собралась уже вызвать своего мужа с сестрой и заявила, что, мол, знать не хочет ни о каком письме, покуда не известят обо всем адвоката. Ну а мистер Джон говорит: а я, мол, уже известил, и он вот-вот приедет. Эх, ну и смеялась же мать! Сказала, что мисс Джесси-Энн носилась по всему дому так, словно ее пчела ужалила в задницу. А я-то и не знал, Тилли, что у нее нет своего дома, и они с мужем живут с его стариками и прочей родней. Вот почему она так рвалась хозяйничать в Мэноре… А ты знала?
– Да, я знала, что она живет с… родственниками мужа.
– Ну, тогда все понятно. – Артур посмотрел на мистера Бургесса. – То есть почему она так хотела остаться тут. Ведь верно?
Мистер Бургесс, широко улыбнувшись, кивнул:
– Да, теперь действительно все понятно. В доме родителей мужа она не может чувствовать себя полной хозяйкой, поэтому и решила воцариться здесь, а мужа собиралась использовать в качестве оружия в своей борьбе за власть.
– Да-да, – согласно покивал Артур. По нему было видно, что воспринимать речь старого учителя и следовать за ходом его мысли ему, как обычно, было сложновато, но, в общем он понимает, что мистер Бургесс во всем согласен с ним. Потом малый повернулся к Тилли: – Мать сказала, узнай, мол, как она себя чувствует.
– О, передай ей, что прекрасно. – Тилли поставила на стол большую чашку горячего бульона, а рядом положила ломоть хлеба. – Да сядь же ты наконец! И поешь.
Кое-как пристроив свое массивное тело на табуретке, Артур начал жевать теплый, с поджаристой корочкой хлеб, прихлебывая бульон, одновременно он не переставал рассказывать обо всем, что произошло в доме за последнюю пару недель. А, доев и, поставив пустую чашку на край стола, закончил:
– Мать говорит, тебе бы уж можно вернуться, Тилли. Говорит, теперь уж точно можно.
Тилли в этот момент стояла за креслом мистера Бургесса. Едва заметным движением подбородка она указала Артуру на старика, а вслух ответила:
– Не думаю, что мне стоит возвращаться, Артур. Это может создать в семье еще большую напряженность, ведь разногласий и без того предостаточно.
Артур правильно сориентировался. Крякнув, он поднялся на ноги, бормоча:
– Да, пожалуй, ты права, Тилли. Пожалуй, ты права. Ну, так я пошел. Мистер Бургесс… – Он неловко поклонился старому учителю, и мистер Бургесс, словно очнувшись, произнес:
– О… да-да, Артур. Было очень приятно повидаться с тобой. Передай от меня привет своей матушке.
– Передам, мистер Бургесс. Непременно передам.
Тилли проводила его до двери, и там, натягивая на уши шапку и поднимая воротник, парень тихонько проговорил:
– Ты уж прости меня, Тилли. Похоже, я полез не в свое дело, да?
– Да нет, все в порядке, Артур, – так же, шепотом, ответила она. – Мне кажется, он разволнуется, если узнает, что ему придется снова остаться одному. Он… он болен и ему известно об этом. Даже если теперь мне можно вернуться в Мэнор, сейчас я не могу этого сделать. Да, в самом деле, вряд ли это было бы мудро с моей стороны – возвращаться при таких обстоятельствах. – Она непроизвольно положила ладонь на живот, и Артур, опустив глаза, произнес:
– Пожалуй, ты права, Тилли. Пожалуй, права. Но… мы скучаем по тебе. Мать очень уж скучает. Да и дом без тебя уже не тот. Делать-то мы все делаем хорошо, но как мать вчера сказала, без охоты. Знаешь, – его крупные губы растянулись в широкой улыбке, – я помню, отец мой, бывало, говаривал… Я тогда был совсем несмышленый. Так вот, у меня тогда появилось забавное представление о Боге и дьяволе, потому что он говорил: «Ежели пришлось бы мне выбирать на кого работать – на Бога, который потом сказал бы мне: „Ты хорошо сделал свое дело, ты добрый и верный слуга", или на дьявола, который хлопнул бы меня по заду и сказал: „Молодец, парень, отлично сработано!" – я бы уж знал, кого из них выбрать». – Артур рассмеялся было, прикрывая рукой рот, но тут же снова посерьезнел. – Ты только не подумай, что я вроде бы намекаю, будто ты похожа на дьявола, Тилли.
Она ответила широкой и открытой улыбкой.
– Ну, если ты и намекаешь, Артур, то это почти не заметно.
Фыркнув, он протянул ей руку:
– Ну ладно, пока, Тилли. Вскорости зайду снова, если только опять не заметет. Погляди-ка… – Он махнул свободной рукой в сторону холмов, над которыми, чуть не цепляясь за них, нависало сизое небо.
Несколько секунд Тилли смотрела вслед Артуру, который, грузно проваливаясь в глубокий снег, шел к дороге. До чего приятно было вновь увидеть одного из Дрю! Все они и каждый из них были родными ей, как члены ее семьи – единственной семьи, какая была у нее на этом свете.
Закрыв дверь, она подошла к печке, возле которой сидел мистер Бургесс. Выпрямившись в своем кресле, старый учитель протянул к ней руку:
– Иди-ка сюда, дорогая. – И, когда она встала перед ним, посмотрел на нее снизу вверх своими старчески-влажными, подмаргивающими глазами. – Тилли, я не должен и не хочу быть тебе обузой. Если мистер Джон попросит тебя вернуться, ты должна вернуться. Я справлюсь. Я еще не впал в детство, и мне уже пора начать самому заботиться о себе. Я не должен рассчитывать на чью бы то ни было помощь.
– Да, и правда пора, – подтвердила она, поплотнее укутывая его сползшим было с его худых плеч пледом. – Так что давайте-ка, поправляйтесь, собирайтесь с силами и начинайте потихоньку ходить, а уж потом поговорим – перебираться мне назад в Мэнор или нет.
– О, Троттер… – Голова учителя упала на грудь, голос задрожал. – Я не заслуживаю твоих забот. Я не заслуживаю. Я просто старый эгоист. Я всегда был эгоистом. Всегда, всю жизнь. Единственное, о чем я думал, – это о них. – Он слабо махнул рукой в сторону книг, лежавших рядом с ним на маленьком столике. – Ведь я отдал им всю свою жизнь, а какая польза мне от них теперь? Неодушевленные предметы… Всю жизнь я называл их своими друзьями, но теперь – разве они говорят со мной, утешают меня? Все знания, которые я почерпнул из них, не помогут мне умереть тихо и безмятежно. Все, что они говорят мне, – это «Подожди, не уходи, насладись нами еще». Ночами они беседуют со мной, Троттер, и спрашивают: «Что будет с нами, когда ты уйдешь?» Они уговаривают: «Не уходи, мы еще долгие годы можем приносить тебе радость». А когда я отвечаю, что не смогу оставаться здесь навсегда, они смотрят на меня молча, и ни одна не скажет: «Вот тебе моя рука, и пусть тебе не будет так одиноко». Ты, Троттер, единственная, кто когда-либо протягивал мне руку. Хозяин – да, он был добр ко мне, однако его доброта происходила от рассудка, а твоя идет от сердца.
– О, милый, милый мистер Бургесс! – только и смогла произнести Тилли, прижимая к себе белоснежную голову старика. Чувства переполняли ее и, опустившись на колени рядом с креслом, она взяла бледную, в выступающих голубоватых венах руку учителя в свои. – Вы еще долго пробудете здесь. Вы поправитесь. Вы будете первым, кто услышит крик моего ребенка. Вы будете качать его… или ее… на коленях, пока я буду хлопотать по хозяйству. И еще, – Тилли крепче сжала его руку и потрясла ее, – ваши книги всегда были вашими верными друзьями. Так не покидайте их сейчас.
– Троттер, дорогая, дорогая моя. – Слезы, скопившиеся в уголках его глаз, медленно покатились по морщинистым щекам. – Когда-то я предсказал тебе, что в один прекрасный день ты станешь настоящей леди, помнишь?
Она кивнула.
– Так вот, я могу повторить это. Наступит день, когда ты станешь настоящей леди, Тилли Троттер. Ты уже стала настоящей леди, и это истинная правда, но придет день, когда ты станешь леди по праву.
