Текст книги "Нарушенная клятва"
Автор книги: Кэтрин Куксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
Глава 7
Рука Мэтью заживала медленно. Хотя рана оказалась неопасной – ее оставил всего один коготь медведицы – тем не менее, болела она сильно. Грубые стежки, которыми Мак сшил рваные края, предварительно влив в Мэтью изрядную дозу виски, образовали бугристый рубец, протянувшийся от плеча до внутренней стороны запястья. Каждый день Мэтью разрабатывал руку: сгибал, разгибал, отводил за спину. Боль при этом была адская, до зубного скрежета, пульсировала схватками, и Мэтью, описывая Тилли свои ощущения, сравнивал ее с приступами зубной боли.
А зубная боль тоже доставляла много неприятностей. Кэти временами на стену лезла, заливаясь слезами, но ни за что не соглашалась вырвать развалившийся коренной зуб. Дугу как-то раз почти удалось одержать победу. Он уже засунул в рот Кэти щипцы, но не успел еще притронуться к зубу, как она испустила такой дикий вопль, как будто злосчастный зуб, наконец, покинул свое место. На том дело и кончилось. И зубная боль Кэти продолжала оставаться предметом шуток в бараке, где жили работники.
Тилли чувствовала себя хорошо, и дети, тоже. Жозефина очень быстро освоилась в их семье, словно жила в ней с самого рождения. Говорила девочка на причудливой смеси английского и испанского, и Тилли немного стала понимать испанский.
С той памятной «медвежьей ночи», как стали называть происшествие с нападением медведей, Тилли заметила в себе перемену. Она не могла точно объяснить, что это такое, но перемена была. Кроме того, те ответы, которые она находила, не совпадали с тем, что она нашла в своем сердце в ту ночь. Теперь она твердо знала: ей придется привыкнуть к этой стране, ставшей домом Мэтью. И еще она говорила себе, что стала приземленнее. Но пытаясь вникнуть глубже в суть этого определения, Тилли понимала, что таившийся смысл неизменно ускользает от нее.
Теперь они жили в собственном доме и забот значительно прибавилось. Она сама готовила. И у нее был только один помощник, которого звали Мануэль Гуэрте. Чистокровный мексиканец, Мануэль с первого дня службы в их доме дал понять, что не желает иметь ничего общего ни с Диего, ни с Эмилио, поскольку считал их индейцами. Помимо родного языка он достаточно хорошо знал и английский. Благодаря его помощи, Тилли заметно расширила свои познания в испанском языке и теперь почти свободно общалась с Жозефиной и одновременно учила Вилли.
В кухню вошла Кэти, оставив детей играть в гостиной на коврике перед камином. Девушка остановилась на пороге и шумно потянула носом.
– Мой нос меня не обманул.
– Что же он тебе сказал? – спросила Тилли, оборачиваясь к ней.
– Что ты готовишь пирог с персиками.
Она подошла к столу и понюхала лежавшие на блюде распаренные фрукты, источавшие аромат.
– Ну кто бы мог представить, что из этих сморщенных нарубленных шкурок может выйти такая вкуснятина. И почему дома так не сушат фрукты?
– Действительно, почему? И почему не делают лед так, как здесь, и почему не используют шкуры животных? Когда приедем, мы покажем, как это делается. – Тилли улыбнулась Кэти, а та вдруг серьезно спросила:
– Тилли, а мы когда-нибудь вернемся?
– Ну конечно. Мэтью обещал свозить нас в Англию, когда мы переедем на новое место.
– А он не передумал переезжать?
– Нет, Мэтью настроен решительно. Весной он отправится на поиски подходящего участка.
– Это будет здорово. А… как насчет работников?
– Мы сможем их нанять.
– А кто-нибудь из здешних поедет?
– Думаю, да, – не отрываясь от своего занятия, проговорила Тилли. – Только Мак, мне кажется, останется.
– Я тоже так думаю, – повеселевшим голосом подтвердила Кэти. – А Род с Дугом, они поедут?
– Скорее всего, да. – Тилли по-прежнему не поднимала глаз на Кэти. – Они в очень хороших отношениях с Мэтью.
– Это хорошо. А теперь, пойду-ка я к нашим проказникам. – Кэти подошла к двери, но у порога оглянулась. – Знаешь, Тилли, так трогательно смотреть, как она, – Кэти кивнула в сторону гостиной, – опекает Вилли. Ей не нравится, когда я что-то для него делаю. Вчера даже пришлось хлопнуть ее по рукам, за то, что она меня оттолкнула. И мне показалось, она меня ругала на своем языке, – Кэти рассмеялась, а вслед за ней и Тилли.
– Главное, что они так привязались друг к другу, – заключила Тилли.
– Да, это верно, – ответила Кэти, выходя из кухни.
– Вот поставлю пирог и сбегаю к Луизе, – в спину Кэти сказала Тилли. – Вчера она неважно себя чувствовала, сильно простудилась. Если я не вернусь через полчаса, загляни в духовку, хорошо?
– Конечно, загляну.
Они кивнули друг другу и расстались.
Несколько минут спустя одетая в длиннополую шубу с капюшоном Тилли вышла из дома и по мерзлой земле заспешила в сторону жилища Луизы. От холодного воздуха у нее перехватило дыхание, и она еще глубже уткнула подбородок в воротник. Перед тем как свернуть к Луизе, Тилли остановилась и огляделась, надеясь увидеть Мэтью. Он должен был быть где-то неподалеку, если не ушел в загон к лошадям. Но ей на глаза попался только Род Тайлер, пытавшийся загнать в один из сараев норовистую лошадь. Лошади, которых большей частью использовали для езды по просторам равнин, не любили тесноту конюшен.
Тилли постучала в дверь гостиной и услышала хриплое: «Входите». Она ничуть не удивилась, увидев, что Луиза не одна. По одну сторону камина стоял Мак Макнилл, а по другую сидела сама хозяйка.
Тилли по очереди кивнула обоим и обратилась к Луизе:
– Ну, как дела?
– Мои – не очень, а у простуды – намного лучше. Она отлично устроилась у меня в груди, черт бы ее подрал.
– Ей следовало бы лежать в постели, – глядя на Мака, заметила Тилли.
– И я ей о том же говорил, – буркнул Мак и снова по своему обыкновению, умолк. За исключением того единственного случая, когда Мак пришел к ним и советовал переехать, Тилли не приходилось слышать, чтобы он говорил за один раз больше нескольких слов. Она уже привыкла к тому, что этот человек мог просидеть рядом два часа, не раскрыв рта. Если он отвечал на вопрос, то всегда коротко и четко. Но Тилли никогда не сомневалась в его наблюдательности. От него не ускользало ничего, что делалось вокруг. А сейчас она ничуть не удивилась бы, узнав, что он, отвечая ей, заговорил второй раз с тех пор, как пришел, хотя и пробыл в этой комнате час, а то и больше.
Ей не раз доводилось видеть, как Мак молча слушал болтовню Луизы, а когда уходил, то ограничивался кивком головы. Но при этом она знала об их сильной взаимной симпатии и часто спрашивала себя, почему Луиза не вышла замуж за Мака. Возможно, он поскупился на слова, чтобы спросить ее согласия. Тилли улыбнулась про себя, воображая эту картину: Мак, решившись, делает предложение Луизе.
Но на этот раз все было по-другому и Мак перед уходом нарушил молчание.
– Пока, – сказал он, кивнул Луизе, затем Тилли и вышел.
– От его болтовни я устаю, – усмехнулась Луиза, как только за Маком закрылась дверь.
– Он, бедняга не успевает слово вставить, – рассмеялась на это Тилли. – Но, тем не менее, он прав, тебе надо лежать в постели, и кроме того, нечего сидеть здесь одной. Почему ты не хочешь пойти к нам, я бы смогла за тобой ухаживать. У нас там теплее. А здесь такой ветер, что, как говорит Кэти, волосы с ног сдувает.
– Кстати о Кэти, – Луиза облизнула губы, – а ты знаешь, что Дуг Скотт положил на нее глаз?
– Ну, я конечно, кое-что замечала. Думаю, Кэти не станет от него прятаться.
– Значит, ты не против?
– А почему я должна возражать? Если она выйдет замуж, я только порадуюсь за нее.
– Но тебе, тогда придется искать себе другую помощницу.
– Сомневаюсь. Кэти не захочет расставаться со мной: мы дружим очень много лет.
– Знаю, и меня, признаться, это удивляет. Вы с ней такие разные, ну просто небо и земля.
– Наверное, поэтому мы так хорошо и ладим. Кэти очень милая женщина.
– И мне она тоже нравится, но когда в сердце женщины поселяется мужчина, дружеским чувствам приходится потесниться.
– Полагаю, что Дуг поедет вместе с нами.
– Очень может быть.
В этот момент дверь отворилась, на пороге возникла Ма Первая. По-утиному переваливаясь, она заторопилась к Луизе.
– Лучше вам приготовиться. К вам с черного хода шел большой хозяин, а тут – Макнилл. Ну, хозяин – назад. А сейчас он опять тут. Будете с ним говорить?
Луиза порывисто встала, посмотрела на Ма Первую, затем на Тилли и, отвернувшись к камину, уставилась на огонь. Затем круто обернулась и сказала, обращаясь к старой негритянке:
– Пусть войдет.
– Вы знаете, что делаете?
– Да, Ма, знаю.
– Хорошо, помогай вам Бог.
Пожилая женщина отправилась выполнять распоряжение, ее полное тело колыхалось при каждом шаге. Засобиралась и Тилли.
– Я пойду, Луиза, – сказала она, накидывая капюшон. – Будет лучше, если…
– Нет, останься, не уходи, – попросила Луиза. – Причины две. Во-первых, мне не хочется оставаться с ним наедине. Во-вторых, он не знает, что ты здесь, и тебе, возможно, откроется такое, о чем ты никогда бы не догадалась, а у меня не хватило бы духу тебе рассказать. Иди в спальню. Спрячься. Он думает, что я одна, иначе бы не пришел.
После минутного колебания Тилли юркнула в соседнюю комнату.
Там было холодно как в леднике. Зябко поеживаясь, Тилли огляделась. В этой комнате она была впервые. Как и в остальном жилище Луизы, здесь было почти пусто. На пребывание женщины указывала только щетка для волос с серебряной отделкой и ручное зеркальце, лежавшие на грубо сколоченном туалетном столике, а еще на нем стояла фотография в деревянной рамке. Тилли подошла ближе и взяла фото – на нее смотрел мужчина приятной наружности в шляпе с мягкими опущенными полями. Отогнутое спереди поле шляпы открывало лицо. Повязанный на шее платок напоминал шарфы, которые по воскресеньям носили горняки в далекой Англии. Тилли разглядела светлые волосы, веселые искорки в глазах и отметила про себя, что лицо на фотографии очень приветливое.
Услышав в соседней комнате голос Альваро Портеза, Тилли быстро вернула фото на место, подошла к двери и прислушалась. Если бы она не знала, кто именно находится за стеной, то ни за что не поверила бы, что тихий, заискивающий голос и льстивые слова могут принадлежать аскетически строго державшемуся человеку, который говорил подчеркнуто правильно как по-английски, так и по-испански. Он разговаривал с Диего и Эмилио только на испанском.
– Ты нездорова, Луиза, – произнес Портез, – я беспокоюсь о тебе, моя дорогая. Прошу, забудь прошлое. Обещаю, все будет по-другому… У тебя больной вид, детка.
– Я не ребенок.
– Для меня ты всегда останешься ребенком.
– Неужели… Зачем же ты пытался сделать из меня женщину?
Последовала пауза.
– Ах, Луиза, Луиза, – донеслось до Тилли невнятное бормотание Портеза. – Мои грехи не дают мне покоя. Я каждую ночь молю Господа простить меня.
– Ты всегда молился, я помню, но это тебя не остановило.
– Луиза, выслушай меня. Если ты вернешься ко мне, обещаю, что и пальцем не прикоснусь к тебе, буду держаться от тебя на расстоянии, распятием клянусь.
– Ха! Не смеши меня, у меня горло болит. Если мне не изменяет память, над моей кроватью тоже висело распятие. Вспомни, ты сам повесил его туда, перед тем как в первый раз забраться ко мне в постель. Как и сейчас, тогда была зима. «Луиза, мне холодно, согрей меня», – ныл ты тогда. А внизу мать ждала, чтобы ее согрели. Мне было всего двенадцать лет. Две-над-цать… и не у кого попросить помощи. Я не осмеливалась поговорить с матерью: у нее и без меня хватало забот. Но она все равно узнала. И ты с холодной расчетливостью убил ее и того человека, который собирался вырвать меня из твоих грязных лап.
– Луиза, Луиза, зачем ворошить прошлое. И я не убивал твою мать. Нет, не убивал.
– Вот как? Ты всего лишь загородился ею, подставив под пулю Эдди. Я все видела своими глазами, так что бесполезно меня разуверять. Не удивительно, что после этого у меня помутился рассудок. И предупреждаю тебя, отец: дотронься ты до меня хоть пальцем, и тебе конец. А оправдание будет таким же, какого когда-то удалось добиться тебе: самооборона. Да, самооборона.
Тилли замерла, прислонясь к стене, стиснув обеими руками ворот. Ее мутило от отвращения, а в голове билась одна мысль: «Бедная, бедная Луиза».
– Ты получил ответ, и я буду благодарна, если ты уйдешь, – послышался голос Луизы.
На какое-то время за стеной воцарилась тишина.
– Ты очень жестокая женщина, Луиза, – нарушил молчание Альваро Портез. – А если я скажу, что болен и дни мои сочтены?
– На это я могу ответить, что ты сам ведешь счет своим дням. А твоя недавняя болезнь, та история с кишечным расстройством… Ты мог обмануть кого угодно, но только не меня. Ты принял лошадиную дозу слабительного, чтобы сказаться больным, не недостаточную, чтобы она стала причиной смерти. И все впустую. Ты потерял Мэтью, как и меня. Первые три года он был в твоем распоряжении, а когда он привез жену, ты взбесился от ревности и стал строить козни, чтобы их разлучить, так ведь?
– Только потому, что она ему не пара.
Тилли за стеной еще больше насторожилась.
– В ней есть что-то такое, – продолжал Портез. – Она не такая, какой старается казаться.
– Это все твои фантазии. Она умнее тебя, и во всем впереди тебя.
– Луиза, я пришел поговорить о нас с тобой, а не о ней. Если бы ты только поверила мне. Ты моя дочь, я люблю тебя. Ты все, что у меня есть. Все, что я делал, я делал из любви к тебе.
– Убирайся вон! Если ты задержишься еще хоть на минуту, я уйду из дома, клянусь тебе.
– Не говори ерунды, куда ты пойдешь? – пренебрежительно бросил Портез.
– К Пурдисам, к Тесси Кэртис, есть еще семейство Ингерсолл. Любой из них охотно примет меня. Я никуда не ушла раньше только потому, что мне не хотелось выставлять тебя на позор. А еще я не хотела, чтобы тебя избили как собаку. Ведь такое вполне могло случиться, особенно раньше, если бы кто-нибудь из мужчин узнал, что за дела здесь творятся. Но есть на ранчо один человек, которые знает все. Поэтому убирайся, пока я не позвала на помощь.
Луиза умолкла. За стеной стало тихо. Прошло достаточно много времени, прежде чем Тилли услышала стук закрывшейся двери.
Она не торопилась вернуться в гостиную, а стояла, не шевелясь, пока Луиза молча не открыла дверь в спальню и все так же, не говоря ни слова, не вернулась в свое кресло у камина.
Тогда Тилли как-то робко вошла в комнату, не поднимая глаз на Луизу. Та тоже старалась не встречаться с Тилли взглядом.
– Ну, и что ты об этом думаешь? – глядя в огонь, спросила Луиза.
– Уму непостижимо. Невозможно поверить.
– А ты верь! Он ведь не отрицал ни единого слова, разве не так?
– Но почему ты не ушла раньше?
– А куда? – резко обернулась Луиза. – Да, конечно, я сказала, что могу пойти к Пурдисам или Кэртисам, и Ингерсоллы меня звали к себе. Ну, ушла бы я к ним, а что дальше? Они приютили бы меня на несколько недель, говорили бы, что я могу оставаться у них, сколько захочу, но чтобы я у них делала? Повариха им не нужна – готовят они сами. А мужчины не потерпели бы, если бы женщина увязалась с ними охотиться или пасти лошадей. Был и еще путь, – фыркнула она. – Я могла бы отправиться в какой-нибудь из фортов и наняться в прачки. Прачки в фортах нужны, там мало кто живет семьями.
– Но ты могла бы выйти замуж. Я уверена в этом, – тихо заметила Тилли, подразумевая Мака, но Луиза в ответ невесело рассмеялась.
– Вышла бы, да только никто не предлагал.
– Ты хочешь сказать, что и Мак не делал тебе предложения? – усевшись напротив Луизы, допытывалась Тилли.
Луиза закашлялась и потерла грудь ладонью.
– Я как раз его и имела в виду, – закивала она.
– Но ты ему не безразлична, Луиза, я же вижу.
– Да-да, некоторые люди очень любят собак.
– Не говори так, – Тилли встала, прошлась по комнате, потом вернулась к камину. – Луиза, я давно хотела тебе сказать, а сейчас я говорю также от имени Мэтью. У нас с ним есть деньги. Я получаю проценты от акций. Мне они не нужны. Если не хочешь взять деньги у Мэтью, возьми у меня. Я не могу больше смотреть, что ты живешь здесь как…
– Позабыта-позаброшена. Седьмая жена великого вождя Рога Бизона, так что ли? – Луиза рассмеялась. – Спасибо, – без тени обиды поблагодарила она и похлопала Тилли по руке. – Через годик-другой я об этом подумаю, когда нечем будет прикрывать наготу.
– Ах, Луиза! – Тилли присела на корточки возле кресла Луизы и сжала ее руки в своих. – Мне казалось, что на мою долю выпало много испытаний. Но что мои переживания по сравнению с тем, что пришлось пережить тебе.
– Какие трудные времена были у тебя, если ты вышла замуж за помещика?
– Я не всегда жила хорошо… – потупясь, проговорила Тилли. – Может быть, я как-нибудь расскажу тебе о своей жизни.
– Интересно будет послушать, я согласна с отцом, что ты не совсем такая, какой хочешь казаться. Я поняла это с самого начала, с того дня, когда Мэтью привез сюда… Мне всегда хотелось тебя спросить, знала ли ты семью Мэтью? Он мало о них говорил, думаю, он не очень к ним привязан.
– Нет, он неплохо относится к ним, по крайней мере, к отцу.
– А его отец хороший человек?
– Да, хороший, – поднимаясь, подтвердила Тилли. – А теперь мне пора домой. У меня пирог печется. Зайду позднее. Тебе что-нибудь нужно, я имею в виду из еды?
– Нет, спасибо, Ma следит, чтобы мои запасы не иссякали… Тилли…
– Да, Луиза?
– Не рассказывай Мэтью о том, что слышала здесь.
Тилли молчала.
– Пожалуйста, – попросила Луиза. – Если он об этом узнает, то вряд ли захочет разговаривать с отцом. Пусть все остается по-прежнему, тем более, что вы скоро уедете.
– Почему ты считаешь, что это случится скоро?
– Я предчувствую перемены. Их дух витает в воздухе. Я уверена, что к весне вы уедете. Мэтью потихоньку подыщет участок.
– Так будет лучше, Луиза, хотя я буду по тебе скучать.
– И мне будет тебя не хватать. – Но, – Луиза глубоко вздохнула, – никто не знает, что может с нами случится, до весны еще много времени. Знаешь, мне всегда было смешно слышать, как те, кто приехал сюда из городов, жаловались на однообразную жизнь. Им, видите ли, скучно. Видите ли, в прериях ничего не происходит. Господи! – Она опустила голову. – Да здесь за неделю случается столько и трагического, и комического, сколько в городе и за месяц не увидишь. Вот, например, несколько лет назад случилось так – люди жили себе не тужили, а назавтра уже без скальпов. Вот и парни, что вчера приехали, говорят, что команчи снова стали прорываться. И то правда, разве для них это большое расстояние.
– Ой, Луиза, не надо об этом. Ведь нас охраняют и солдаты, и рейнджеры. Мэтью говорит, что мы в сотнях миль от индейских территорий, особенно от тех мест, где живут команчи.
– Все это верно. Но, как я говорила, что значит для конного индейца каких-то несколько сотен миль? Для них это не расстояние. В этих краях может не бояться индейцев только мертвый. Народ вокруг слишком успокоился. А напрасно. Не стоит надеяться, что политики их надежно защитили от индейцев. От них ничем нельзя защититься. Я для себя решила, что если они появятся, я буду вопить, как Кэти, когда медведя увидела. Между прочим, мне кажется, вы напрасно оставили медвежонка. Медвежата вырастают, и что потом? Лучше уж его пристрелить.
Тилли ничего не ответила и вышла. Она понимала, что своей болтовней об индейцах Луиза старалась приглушить впечатление от сцены, разыгравшейся между ней и ее отцом. Тилли нравилась Луиза, но она не всегда понимала ее. Луиза отличалась своеобразным складом ума, и ее рассуждения часто бывали довольно странными, но стоило ли удивляться этому. Ведь можно было только догадываться, что ей пришлось вынести, живя с человеком, изображавшими из себя аристократа. Лицемер, он не забывал усердно молиться и при этом хотел совратить собственную двенадцатилетнюю дочь.
Удалось ли ему это?
Глава 8
Постепенно ранчо разделилось на два лагеря. Все чаще и чаще Альваро Портез отстранял Мэтью от выездов. Сначала предлогом служила раненая рука Мэтью, а потом, когда рука зажила, всякий раз оказывалось, что Род с Маком или Мак, Дуг и темнокожий паренек Третий вместе со свободными в это время работниками уже уехали клеймить скот.
В один из дней Мэтью пришел домой разъяренный: пять человек уехали сгонять скот, чтобы клеймить телят, и снова без него.
– Альваро испытывает мой характер, – бушевал Мэтью, нервно меряя шагами комнату. – Он хочет усмирить меня, как норовистую лошадь, но со мной этот номер не пройдет. – Внезапно он остановился и заговорил совсем тихо, с оттенком грусти. – Мне приходилось все время уговаривать себя, что он все такой же, каким я знал его до своего отъезда в Англию. Но с ним произошла поразительная перемена. Оказывается, он изворотливый и коварный, как индеец, а еще злобный. Да, злобный. – Мэтью кивнул в подтверждение своих слов. – Ты об этом еще не знаешь, и я не хотел тебе говорить, но думаю, что Луиза все равно рассказала бы. Он вчера отстегал Четвертого плетью.
– Что ты говоришь! Но за что?
– Предположительно, за плохое обращение с лошадью. Ты можешь себе вообразить такое? Номер Четыре спит и видит, как бы прокатиться на лошади. Мне иногда казалось, что он как-нибудь тайком уведет лошадь и ускачет отсюда. Что-то тут другое, так и Дуг думает. Скорее всего, дядя заметил парня рядом с Орлом, а так как он его сам вырастил, то и не надышится на него, считает самым ценным в конюшне. А Четвертый, наверное, стоял и любовался Орлом. Дядя не мог видеть, что рука чернокожего коснулась его драгоценного чистокровного коня. Хотя это был только предлог. Дядя просто хотел избить парня. Четвертый работает у Луизы, вот и подходящий способ насолить ей.
Тилли, положив голову на плечо Мэтью, слушала мужа, а потом предложила:
– Мэтью, давай уедем отсюда и поскорее.
– Да, ты права, – решительно произнес он. – Нам надо отсюда уезжать. И чем скорее, тем лучше…
* * *
То памятное утро выдалось ясным. Воздух был чист. В высоком небе ярко светило солнце. По нескончаемым просторам прерии мерно катились зелено-желтые волны.
Молодые лошади весело носились по загону, словно внезапно почувствовав силу мышц.
Вилли и Жозефина играли перед домом с сидевшим на привязи медвежонком, прозванным Шустриком. В их играх участвовала и деревянная лошадка с хвостом и гривой из настоящего конского волоса.
Хотя Жозефина была старше Вилли на год, она уступала ему в росте и силе: ей не удалось заставить его слезть с деревянной лошадки, но она не стала из-за этого огорчаться и попыталась оседлать мишку. Глядя на детей, Кэти заметила:
– Они опять за свое: снова выясняют, кто главнее.
– Ну, пока у них счет равный, нам вмешиваться не стоит, – весело рассмеялась Тилли.
– Вон, хозяин идет. – Кэти смотрела в окно на подходящего к дому Мэтью.
Тилли поспешила к двери и с волнением открыла ее: еще и часа не прошло как он ушел на ранчо. Но на лице мужа она не заметила тревоги. Более того, вид у него скорее был довольный.
Мэтью вошел в комнату и с порога объявил:
– Получил послание от Кэртисов. Они в выходные устраивают прием, будет жаркое на вертеле. Мы приглашены к ним в гости.
– Это же просто замечательно. Но что это они вдруг решили устраивать в такое время барбекю?
– В письме сказано, – он достал из конверта листок и протянул ей, – к ним должны приехать две важные персоны. Возможно, одна из них – Хьюстон, в письме имена не указаны. Но так или иначе, важные персоны имеют и родню, а у Тесси три рыжеволосые заботы на руках, и их нужно пристроить. Хотя я бы не торопился выбирать Бетт, Рэнни или Фло. Правда, кому-то, может быть, и по душе ломовые лошади.
– Ну что ты, Мэтью, – замахала на него руками Тилли, – они такие милые девушки.
– Телки бизонов тоже симпатичные.
– Мэтью! – Она попыталась сделать строгое лицо, но оба дружно расхохотались. – А его пригласили? – уже серьезно спросила Тилли.
– Вероятно. Он тоже получил письмо.
– А кто привез письма?
– Три парня, им было по дороге, они работали у Лоба Кэртиса. Я оставил их во дворе, думаю, они хотят остаться здесь на день-два.
– Как по-твоему, Тесси специально не назвала в письме имена, потому что один из гостей Хьюстон? Твой дядя тогда не принял бы приглашения, они это знают.
– Возможно, что и так.
– А за что он так невзлюбил мистера Хьюстона? Неужели все дело в политике этого сенатора?
– Мне кажется, потому что мистер Хьюстон никогда сюда не заезжал. Он много лет ездит через этот штат, но если память мне не изменяет, ни разу не удостоил ранчо своим присутствием. Однако дядя объясняет свою антипатию тем, что в молодости мистер Хьюстон жил среди индейцев. Однажды он прожил с ними три года подряд и, как мне кажется, лучше других узнал их нравы. Но чтобы там ни было, а мы отправляемся с тобой на настоящий прием! – закружив Тилли по комнате, воскликнул Мэтью. – И у меня в первый раз появляется возможность похвастаться тобой. – Он неожиданно остановился и с важной миной объявил: – Вы, миссис Сопвит, должны надеть лучшее платье, а к нему все ваши драгоценности – я хочу, чтобы мне завидовали и молодые и старые.
– Слушаюсь, мой повелитель.
Они крепко обнялись.
– Я рад, что ты наконец узнала свое настоящее место, – сказал Мэтью, и они опять дружно рассмеялись.
– А какие еще гости съедутся на этот прием? – поинтересовалась Тилли. – Полагаю, что это не будет какая-нибудь заурядная вечеринка, иначе Тесси не рассылала бы официальные приглашения.
– Наверное, соберется группа политиков. И они в промежутке между застольем и танцами попытаются обсудить серьезные вопросы: в тихих уголках сада наверняка будут приняты важные решения, в большинстве своем касающиеся рабства. Знаешь, вот что странно, – Мэтью прошел через комнату к камину и повернулся к огню спиной, – дома я одно время подумывал о том, чтобы пойти в политику, поскольку, как мне казалось, я понимал ситуацию. Но здесь человек сегодня занимает одну позицию, а завтра – резко меняет мнение, в чем, собственно, и обвиняют Хьюстона. Я поддерживаю его, когда он выступает против продления рабства. Но за эти взгляды его называют предателем. И конечно же, он искренне на стороне индейцев. Может показаться странным, но я и в этом вопросе на его стороне. Хотя конечно, надо согласиться с Родом, что мне не приходилось видеть последствий набегов. На прошлой неделе мы говорили с ним на эту тему, и Род сказал, что я бы запел по другому, если бы увидел картину разгрома своими глазами. Он не хотел и слушать, когда я пытался доказать, что большинство набегов следовали в ответ на нарушение правительством своих обещаний. Ты знаешь, они проделывают это без зазрения совести, – возмущенно объяснял Мэтью. – Два года назад, до отъезда домой, я разговаривал с одним из представителей индейцев. Он белый американец, представляющий интересы индейцев, живущих в резервациях. Мой собеседник оказался порядочным человеком и, как он мне рассказывал, некоторые из тех, кто с ним работает, опускаются до того, что воруют у индейцев провизию, которую им поставляет правительство. Это выше моего понимания. – Мэтью с досадой хлопнул себя по темени. – А вообще, все, что меня по-настоящему волнует и радует – это ты. Иди сюда, – он раскрыл ей свои объятия.
И когда они стояли обнявшись, он наклонился к ее ушку и прошептал:
– А у меня есть для вам приятная новость, миссис Сопвит.
Она молчала.
– Разве тебе не интересно, что это за новость?
– Да, ваша милость, очень интересно.
Он так крепко прижал ее к себе, что она вскрикнула.
– Мак рассказал мне об одном симпатичном местечке, расположенном за Камероном.
– Это недалеко от Ред-Ривер? – с беспокойством спросила Тилли.
– Нет-нет. От этого места до реки много миль – две сотни или того больше. Ранчо находится в пятидесяти милях к западу отсюда по прямой, между Колдуэлом и Камероном. Но нам придется проехать по дороге Вашингтона и пересечь реку Бразос. Но можешь не беспокоиться, мы будем далеко от территории команчей. Вдобавок, в тех местах много фортов. Они – гарантия безопасности. Я в этом уверен. Мак рассказывал, что дом там замечательный, а участок при нем – три или четыре тысячи акров. Рядом богатые пастбища и совсем недалеко лес. Это просто воплощение моей мечты – я уже давно думал о том, чтобы заняться выведением хорошей породы мясного скота. За основу взял бы лонхорнов и соединил их с шотландской породой. Если нет другой альтернативы, то, конечно, пасти их на свободе и все. Но мне видится другое решение. Жизнь идет и быстро изменяется. По всем Штатам строятся железные дороги. И сюда они тоже дойдут. Может быть не сразу, через несколько лет, но и сюда придет железная дорога. Представь себе, если бы здесь была железная дорога – парням не надо было бы перегонять стада, а они теряют при таком переходе в сухой сезон до трети животных. А теперь вообрази, – он широко развел руки, – паровоз, а за ним – много-много вагонов.
– Да, я хорошо представляю эту картину, – сухо заметила Тилли, отодвигаясь. – Я вижу нескончаемые вагоны битком набитые несчастными животными.
– Ах, Тилли! – Мэтью мягко удержал ее за плечи. – Ты живешь в суровом краю, и тебе надо проще относиться к таким вещам, иначе тебе придется постоянно переживать и мучиться. Скот выращивают на мясо. И ты, как и все остальные, с удовольствием это мясо ешь.
– Да-да, – она закивала, закрыв глаза. – Я все прекрасно знаю, но не надо заострять на этом внимание. Теперь, что касается ответа Тесси. Мне кажется, он должен быть официальным.
– Да, полагаю, что так.
– Тогда пойду и займусь этим. Откровенно говоря, немного странно, – Тилли улыбнулась, – что кому-то может потребоваться официальный ответ на приглашение в… таком месте, – слегка запнувшись, договорила она. – Можно подумать, мы снова в Англии.
– У них есть свои нормы и правила. – Лицо Мэтью стало строгим. – В городах можно встретить снобизм и светские замашки ничуть не реже, чем дома. В Англии родословная воспринимается как должное, ее редко обсуждают. Здесь же предков вспоминают при любом удобном случае. Тот, кто знает о жизни своей прапрабабушки, может рассчитывать на внимание и уважение… А теперь иди писать свое послание, а я прослежу, чтобы его отправили сегодня вечером…
Написав официальное согласие, Тилли сказала Кэти, что зайдет к Луизе узнать, прислали ли ей приглашение. Если же оба приглашения пришли на имя отца, вряд ли она получит свое.
Перед тем как выйти во двор ранчо, Тилли остановилась и повернулась в сторону, где, как она предполагала, находился их новый дом. Необычное волнение вдруг охватило ее. Ей вдруг захотелось вскочить на лошадь и немедленно отправиться смотреть свое новое жилище. Воображение рисовало ей двухэтажное строение с большой верандой, крышу которой поддерживали белые столбы, а сразу у ступенек начиналась зеленая лужайка. Мэтью говорил, что там много зелени и сочная трава, а Тилли подумалось, что на траву и зелень они смотрели с разных точек зрения.
