Текст книги "Нарушенная клятва"
Автор книги: Кэтрин Куксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)
Глава 6
Зима подходила к концу. Солнце показывалось все чаще, воздух потеплел, правда, снег только начал подтаивать на потемневших откосах ухабистой дороги, да и вероятность метелей не миновала. Тилли вспоминала, как два года назад снег валил почти до самой Пасхи; но сегодня день был ясным, почти весенним. Мистер Бургесс сам ковылял по комнате, подбирая то одну, то другую книгу: приближающаяся весна как будто вливала новые жизненные силы в его немощное тело.
Подложив последнее полено в огонь, Тилли обернулась. Учитель стоял у окна, задумчиво глядя на улицу.
– Как хорошо, – сказала она. – Солнце…
– Да-да, дорогая. Солнце, дающее жизнь всему… Вот и детей оно выманило из дому.
– Детей?
Подойдя, она взглянула сквозь протаянное в морозных узорах на стекле отверстие и увидела трех мальчишек, идущих по дороге. Они подпрыгивали, весело толкались, и мистер Бургесс заметил:
– Ну, прямо как ягнята! Весна так и играет у них в крови.
Улыбнувшись, Тилли отошла от окна, подхватила корзинку для дров, сняла с гвоздя за дверью плащ и, накинув его на плечи, вышла во двор.
Кроме домика во дворе были только две постройки, примостившиеся в дальнем конце двора. Одной из них была уборная, отличавшаяся такой современной деталью, как деревянное сиденье, впрочем, помещавшееся прямо на ведро; другой – совсем небольшой дровяной сарай. Вдоль его стен была сложена поленница в один ряд, и было местечко для козел, на которых Тилли пилила дрова. Стены оголились уже на две трети высоты, и она подумала, что надо бы поскорее заполнить их снова, потому что еще немного – и ей уже не управиться ни с пилой, ни с топором. Конечно, Артур не отказывался помочь, но кроме своего ежемесячного выходного, он почти не мог отлучаться из усадьбы.
Тилли начала укладывать дрова в корзину, но вдруг застыла с очередным поленом в руке, прислушиваясь, забыв распрямиться. В ту же секунду она почувствовала, как вся кровь отхлынула от ее лица и из ее вмиг похолодевшего тела, – из-за двери до нее донеслось, с упоением выкрикиваемое детскими голосами, слово «ведьма».
О Господи, неужели снова! Тилли зажмурилась, потом рванулась было к дому, но решила обойти его сзади. Поэтому сначала они не заметили ее, стоящую между углом домика и живой изгородью из кустов шиповника – границей соседнего участка. Зато она отлично видела их – тех самых троих мальчишек. Они стояли на дорожке, ведущей к дому, и распевали во все горло:
Ведьма, ведьма, ведьма, эй!
Выходи-ка поскорей!
На костре тебя поджарим,
Станешь ты угля черней!
Ведьма, ведьма, ведьма, эй!..
Глаза всех троих были устремлены на дверь домика, и двое младших бросали в нее снежками. А старший, найдя в снегу большой камень, швырнул его в окно.
Услышав звон разбитого стекла, Тилли сорвалась с места. Сорванцы ожидали, что откроется дверь, поэтому на мгновение окаменели, увидев несущуюся к ним высокую женскую фигуру в черном развевающемся плаще с капюшоном.
Старший, опомнившись первым, бросился бежать. Остальные двое, придя в себя, собирались последовать его примеру, но, слишком резко повернувшись друг к другу, столкнулись и чуть не упали. В этот момент подоспевшая Тилли и схватила обоих. Мальчишки были так напуганы, что готовы были умереть на месте от ужаса.
Руки у Тилли были худые, но очень сильные – не зря она столько времени пилила и колола дрова, а до этого работала в шахте, – так что, схватив мальчишек, она здорово встряхнула их, жестко глядя каждому в лицо.
Первым обрел дар речи тот, кто повыше.
– Это… это не я, миссис. Это н…не я разбил вам окно. Это Билли.
– Как тебя зовут?
– Т… Тейлор, миссис.
– Откуда ты? – Можно было и не спрашивать – Тилли заранее знала, что он пробормочет в ответ:
– Из…из д…деревни.
– А ты? – И она так потрясла второго мальчика за шиворот, что его голова замоталась из стороны в сторону. – Тебя как зовут?
– Пир…Пирсон, миссис. Томми Пирсон.
Пирсон. В деревне был только один Пирсон, по крайней мере, двенадцать лет назад там был только один Пирсон, и звали его Том. И он хорошо относился к ней.
– Твоего отца зовут Том?
– Да, миссис.
– Ладно. – Наклонившись, Тилли проговорила прямо в лицо мальчика: – Сейчас ты пойдешь домой и расскажешь отцу, чем ты здесь занимался. Ты слышишь, что я говорю?
– Д…да, миссис.
– Я узнаю, рассказал ты или нет. Понятно?
– Да, миссис.
– И скажи ему, чтобы выпорол тебя как следует.
На сей раз «да, миссис» прозвучало не сразу. Мальчишка всхлипнул, засопел и только потом еле слышно пробурчал:
– Ага… То есть да, миссис.
– Теперь ты. – Тилли встряхнула второго пацана. – Говори, кто послал тебя? Кто велел тебе прийти сюда?
– Билли Макграт. Вот он. – Сорванец мотнул головой и рукой в сторону дороги, где, неподалеку стоял старший мальчишка.
Тилли впилась в него взглядом. Макграт… Снова один из Макгратов, сын кого-то из братьев, оставшихся в живых. Он не мог быть сыном Стива, потому то, во-первых, Стив давно уже уехал из этих краев, а во-вторых, Стив тоже был ей другом. Правда, он, Стив, хотел быть ей больше, чем просто другом – так же, как и Хэл. Вот из-за этого Стив и убил Хэла. Хотя не только: в детстве ему пришлось всякого натерпеться от старшего брата. Значит сейчас перед ней стоял еще один Макграт – уже из другого поколения. Неужели все начнется снова? О нет, только не это!
Как бы в ответ на ее безмолвный вопрос, юный Макграт завопил, приплясывая на дороге:
– Ведьма! Ведьма! Ты старая ведьма и убийца. Ты убила моего дядю Хэла, убила, убила! Но моя бабушка доберется до тебя. Она говорит, что разделается с тобой, и она разделается! Ведьма! Ведьма!
При этом последнем слове, которое он выкрикнул во всю силу своих легких, из-за сугроба на краю дороги появился всадник и, натянув поводья, резко остановил коня как раз за спиной у мальчишки. От неожиданности тот шарахнулся, оступился, едва не свалившись в прикрытую снегом канаву, и, кое-как устояв на ногах, вытаращился на возвышающегося над ним человека на лошади.
– Что это у тебя тут за игра, парень?
– Я дразню ведьму, мистер Бентвуд.
Подняв голову, всадник взглянул туда, где стояла Тилли, все еще держа за шиворот младших мальчишек. Оценив ситуацию, он наклонился к юному Макграту и щелкнул хлыстом у него над головой:
– А ну-ка, гаденыш, проваливай, откуда пришел. И если я еще раз увижу, что ты идешь по этой дороге, я спущу с тебя всю шкуру. Слышишь? И передай это своим Отцу и бабке, понял?
Мальчишка, ничего не ответив, трусливо оглядываясь, начал бочком-бочком отступать по канаве, а Симон Бентвуд направил коня к Тилли.
Она не посмотрела на него, только еще раз взглянув поочередно в лицо обоим мальчишкам, проговорила:
– Так помните, что я вам сказала! – После чего стукнула их лбами – правда, не слишком сильно, но этого она и не хотела, – а потом оттолкнула их.
Ребята припустились по дороге, держась за ушибленные лбы. Некоторое время Тилли смотрела им вслед. Затем, подняв голову, наконец устремила взгляд на человека на лошади.
– Я пока в состоянии сама разбираться со своими делами, мистер Бентвуд. И буду благодарна вам, если вы не станете вмешиваться в них.
– О Тилли! – Переложив хлыст в руку, державшую поводья, он на мгновение прикрыл глаза свободной ладонью. Потом несколько секунд молча смотрел на нее сверху вниз. – Что было, то прошло, Тилли. Разве не так? В конце концов, на поверку, ни кто из нас не святой.
Это была правда. У него была связь с замужней женщиной, у нее – с женатым мужчиной. И, пожалуй, ее, Тилли, вина являлась более тяжкой – ее связь длилась целых двенадцать лет, а вот его история закончилась довольно быстро. Охочая до мужчин леди Митон пресытилась Симоном Бентвудом, и это произошло почти что сразу после того дня, когда Тилли застала их голыми в сенном сарае.
Она часто задавала себе вопрос, почему это так больно задело ее. Возможно, то была гибель некого идеала, мечты, ее первой любви. А он, Симон Бентвуд, и правда был ее первой любовью – с той самой минуты, когда она, пятилетняя девчушка, впервые увидела его. В тот день он сообщил, что собирается жениться, и пригласил ее прийти поплясать у него на свадьбе, Тилли сказала себе: «Мое сердце разбито». Однако в самый вечер свадьбы она получила доказательство того, что кое-что значит для Симона: покинув новобрачную, он примчался на выручку Тилли и не дал Хэлу Макграту изнасиловать ее. Когда Макграты сожгли домик ее бабушки и Симон приютил обеих у себя, любовь Тилли разгорелась еще сильнее, если только это было возможно, что не укрылось от глаз его жены.
Время шло, и Симон понял, что женился не на той, на ком следовало бы. Тогда он вознамерился снять для Тилли домик в Шилдсе, но она не желала и слышать об этом, предпочтя адский труд в шахте перспективе прослыть его содержанкой.
Уже работая в Мэноре, она узнала о смерти его жены, случившейся несколькими неделями раньше. Тилли весьма удивило, что Симон сам не сообщил ей об этом. Тогда она приписала это его желанию соблюсти приличия. Сама Тилли не стала слишком-то задумываться о приличиях: она решила немедленно отправиться к нему с выражением сочувствия. Конечно, она отдавала себе отчет в собственном лицемерии, но все-таки надеялась, что ей удастся не слишком уж явно выказывать свою радость. Но что же она нашла, добравшись до фермы? Она нашла Симона, занимавшегося любовью с той самой женщиной, которая стала причиной несчастий ее хозяина.
Это из-за связи с леди Митон жена Марка ушла от него и увезла с собой детей, оставив его в таком же отчаянии, в каком Симон Бентвуд оставил Тилли. И лишь добровольно разделив постель с хозяином, она поняла, что, как часто повторял мистер Бургесс, на свете существует множество различных видов любви.
Глядя на возвышающуюся над ней фигуру на лошади, Тилли заметила, как сильно изменился этот человек по сравнению с тем, кого она когда-то знала. Его, от природы широкое лицо еще больше раздалось, мясистая шея выпирала из высокого воротничка; только верхняя пуговица его пальто была застегнута, а стянутый жилетом живот был таким большим, что, казалось, он покоится на седле впереди своего обладателя. Даже его глаза были уже не те, что раньше: налитые кровью, они казались меньше из-за окружавших их теперь складок и морщин.
«Ему же только сорок», – подумала Тилли с удивлением. В этот самый момент и Симон Бентвуд заметил в ней перемены. Наклонившись в седле, и, глядя ей в лицо, он проговорил:
– Ты изменилась, как я вижу. А знаешь, мы с тобой ведь уже двенадцать лет не были так близко друг к другу.
– Все мы меняемся с годами. – Ее тон был холоден, как окружавший их морозный воздух.
– Что да, то да. – Он похлопал себя по животу. – Я уже не тот, что прежде. Ты это имела в виду?
– Я не имела в виду ничего особенного. Я просто констатировала очевидный факт.
– Гм! – Он вздернул подбородок. – Мы научились выражаться, как образованные, да? Впрочем, конечно, ты же столько времени прожила среди господ – понятно, что набралась этих штучек. И потом, ведь у тебя есть личный учитель. – Он кивнул головой в сторону домика, в дверях которого виднелась фигура мистера Бургесса.
Никак не реагируя на эту колкость, Тилли спокойно взглянула в глаза Бентвуду:
– Да, мне действительно очень повезло. Не всем выпадает в жизни встретить двух таких людей.
Дернув поводья так, что конь встал на дыбы и шарахнулся назад, Симон почти взвыл:
– О, ради Бога, Тилли, к чему это высокомерие? Перестань играть в леди. У тебя чересчур короткая память.
Впившись в него яростным взглядом, Тилли гневно отрезала:
– Нет, Симон Бентвуд, память у меня вовсе не короткая – совсем наоборот. А если вспоминать о прошлом, то мне не за что благодарить тебя.
– Не за что?! Ну, так позволь заметить тебе, Тилли, что тут ты ошибаешься. Я годами подкармливал тебя и твоих стариков, каждый месяц даря им по соверену. Украденные деньги кончились задолго до того. И вот что я тебе скажу. Моя семейная жизнь могла сложиться намного удачнее, если бы я, как последний болван, не взвалил на себя заботы о тебе. И вообще, какие такие за тобой числятся заслуги, что ты так высоко держишь голову, а я должен склонять перед тобой свою. Моя история с той леди закончилась так же быстро, как и у твоего хозяина. Да, правда, она меняла мужчин, как перчатки, но при всем при том она не наделала столько шума в графстве, сколько наделала ты, когда улеглась в постель с Сопвитом. Вот и теперь все, кому не лень, опять перемывают тебе косточки. Что после всех этих двенадцати лет он оставил тебе? Наградил тебя животом! Вдобавок тебя еще и вышвырнули из Мэнора – Сопвиты ненавидят тебя. И еще, хотя я и прогнал этого маленького негодяя Макграта, ты еще услышишь об этой семейке. Старуха Макграт собиралась зажечь костер в тот день, когда узнала, что тебя выставили из господского дома. И если я хоть сколько-нибудь знаю эту чертову бабу, она еще займется тобой. А когда они снова навалятся на тебя – вся деревня разом, потому что ты навредила своим колдовством многим, – к кому ты побежишь на этот раз, а?
Не пряча глаза от взбешенного фермера, уверенно и спокойно глядя на него, так же уверенно и спокойно Тилли ответила:
– Не к тебе, Симон. Только не к тебе.
Симон снова рванул поводья, заставляя испуганное животное заплясать на месте. Это слегка погасило его гнев, и, успокоив коня, он, уже мирно и с глубокой грустью в голосе, произнес ее имя:
– Тилли… О Тилли! – И наклонившись вперед, прибавил: – Я все отдал бы – ты слышишь? – все, чтобы только повернуть время вспять.
Укол сострадания коснулся Тилли, что смягчило резкий ответ, который уже готов был сорваться с ее губ.
– Это невозможно, Симон, – проговорила она. – И ты сам отлично знаешь, что невозможно.
– Мы можем быть друзьями, Тилли?
– Нет, Симон, – она еле-еле покачала головой, – теперь этому не бывать.
Он распрямился в седле, помолчал, погладил шею лошади раз, другой, потом все-таки отважился и задал вопрос:
– А когда родится ребенок, что тогда? Кто будет заботиться о тебе?
– Я сама, Симон. Только сама.
– Тебе будет трудно. Ты одинокая женщина, а вся округа настроена против тебя.
– Мир велик, и я не останусь здесь навсегда. Только до тех пор, пока во мне нуждается мистер Бургесс.
Симон опять наклонился к шее коня и, поглаживая ее, проговорил:
– Я хочу заботиться о тебе, Тилли. Я бы вырастил ребенка как своего собственного.
«Чтобы ты растил ребенка Марка, как своего собственного? Да никогда в жизни!» – чуть было не выкрикнула она, но удержалась и только опустила голову. Это движение и ее плотно сжатые губы, видимо, дали ему какую-то надежду. Симон еще ближе наклонился, но тут Тилли подняла глаза:
– Спасибо, Симон, но я не собираюсь выходить замуж.
– А может, ты передумаешь?
– Нет, Симон. Нет.
– Знаешь что, Тилли? – Его голос снова сделался жестким. – За эти годы я раз десять мог бы жениться, но я ждал. Да, ждал – надеялся, что придет этот день. Я был уверен, что рано или поздно что-то случится, и вот оно случилось. И знаешь, Тилли? Я еще подожду. Конечно, мне хочется сказать, что я понадоблюсь тебе гораздо раньше, чем ты понадобишься мне, но это будет неправдой. Ты всегда была нужна мне и всегда будешь нужна, и стоит тебе только свистнуть – и я примчусь к тебе. – Он криво усмехнулся. – Как в песне поется: «Ты свистни – тебя не заставлю я ждать». Помни об этом, Тилли: тебе стоит только свистнуть. Пошел! – Симон сильно ударил каблуками по бокам коня, и тот рванулся было вскачь по снегу, но потом перешел на равный шаг.
Тилли не стала смотреть вслед Симону Бентвуду: повернувшись, она пошла по утоптанной тропинке и обогнув угол дома, снова вошла в дровяной сарай. Там она закончила прерванное дело – наполнила корзину поленьями.
Стоило ей войти в домик, она уронила тяжелую корзину и бросилась к кушетке, на которой сидел мистер Бургесс, опустив руку в миску с теплой водой.
– О нет! Вы порезались?
– Ничего-ничего. Это был просто осколок. Все в порядке. Я насыпал в воду соли, так что ранка очистилась.
Тилли увидела лежавшее рядом полотенце:
– Как много крови!
– Да нет, совсем немножко. Она уже перестала идти.
– Черт бы их побрал!
– Это были мальчики из деревни?
– Да, один из Макгратов: новое поколение.
– А всадник – это был тот фермер?
– Да.
– Он примчался к тебе на помощь? – Глаза под сморщенными веками улыбнулись ей.
– Может быть и так.
– Но ты объяснила ему, что к чему?
– И это так.
– Он хочет жениться на тебе и тем спасти от позора?
– Все-то вы знаете, – кивнула Тилли, кладя руку на плечо старика. Потом отошла туда, где валялась корзина с дровами, подобрала поленья, и, пока она укладывала их возле печки, мистер Бургесс, сидя очень прямо, строго проговорил:
– Скорее бы уж ты перебралась назад, в Мэнор! Здесь для тебя небезопасно. Хотел бы я знать, почему до сих пор не объявился мистер Джон.
* * *
Мистер Джон объявился на следующий день, он тоже приехал верхом. Заслышав стук копыт, Тилли подбежала к окну, чтобы из-за кружевных занавесок взглянуть на заснеженную дорогу. Убедившись, что это не Симон Бентвуд, она с облегчением радостно вздохнула и, обернувшись к мистеру Бургессу, дремавшему у огня, сообщила:
– Это мистер Джон. Как будто он услышал вас вчера. – Открыв дверь, Тилли смотрела, как молодой человек, спешившись, привязывает лошадь к столбу ворот, а потом, шагнув ему навстречу, произнесла: – Как я рада видеть вас!
Джон еще издали протянул ей обе руки и, улыбаясь, как всегда, с трудом выговорил:
– А…а я т…тебя, Т…Троттер.
– Прекрасный день, не правда ли? – вежливо продолжала Тилли.
– И п…правда, пре…прекрасный, Троттер… А в…вот и вы, мистер Бур…Бургесс. – Быстро пройдя через всю комнату, молодой человек пожал морщинистую руку. – Вы ч…чудесно выглядите, ч…чудесно.
– Я и чувствую себя чудесно, благодаря моей доброй сиделке, – произнес мистер Бургесс и наклонил голову в сторону Тилли.
Она, обращаясь к Джону, спросила:
– Что вы будете пить?
– А ч…что у вас есть? Бренди, шерри, п…п…портвейн, л…ликер?
Тилли шутливо замахала на него руками:
– Сведите список к чаю и бульону и можете выбирать.
– Тогда ч…чай, Трот…Троттер. Большое с. спасибо.
– Садитесь… Давайте-ка мне ваше пальто.
Джон вручил ей пальто, шляпу и плеть, а потом уселся напротив мистера Бургесса.
Старый джентльмен учтиво спросил:
– Надеюсь, ваш визит предвещает хорошие новости?
Джон повертел головой, взглянул на Тилли, подходившую к нему с чайным подносом в руках, и, слегка покраснев, ответил:
– В…в общем-то нет. Б…б…боюсь, ничего такого, что было бы х…хорошо для тебя в данный момент. Но я п…подумал, что б…будет лучше п…приехать и все объяснить.
Поставив поднос на стол, Тилли выпрямилась и устремила глаза на юношу, а он заговорил старательно и аккуратно, силясь поменьше заикаться:
– Когда Джесси-Энн уезжала, я х…хотел, чтобы ты в…вернулась. Я так и с. сказал ей: это будет одной из первых моих з…забот. И тогда она сказала… – его губы широко растянулись, глаза закрылись, голова несколько раз судорожно дернулась, наконец он выговорил следующую фразу, – я…я…я, мол, уже написала Мэтью обо всем. Я п…про…просто не знал, что делать, Троттер. Понимаешь?
Тилли кивнула и стала ждать продолжения. Джон обернулся к мистеру Бургессу, а затем опять перевел взгляд на Тилли:
– Я н…немедленно написал Мэтью. Я о…объяснил ему, как обстоят дела, и особо под…под…подчеркнул твое… – он заморгал, снова широко растягивая рот, – п…положение. И вот только вчера пришел от…ответ. Мэтью пишет, что в…возвращается. Он приедет в августе или в с. сентябре, потому что дядя… – Джон снова глянул на мистера Бургесса. – На самом деле он нам не д…дядя: он…он был сводным братом нашей покойной бабушки, с. самым м…младшим в семье. – Молодой человек рассмеялся, и его приятное лицо стало еще привлекательнее: – Н…не знаю, кем мы ему доводимся, но с…своих детей у него нет, поэтому он с. считает нас племянниками. Похоже, М…Мэтью любит его: он постоянно г…говорит, что дядя – прекрасный человек. Я н…не думаю, что Мэтью навсегда захочет б…бросить этот свой Техас. Н…но а пока получается, что он…он приезжает.
– Техас? Техас! – Мистер Бургесс задумчиво покачал головой. – Ну и штат выбрал Мэтью в качестве своего места жительства! Его называют штатом авантюристов, штатом рабов. Такое впечатление, что все его ненавидят, и в то же самое время все в восторге от него. После трагедии в Аламо и резни, которая за ней последовала, предполагалось, что и мексиканские, и американские, и британские политики позволят ему остаться независимой республикой. Мы хотели, чтобы он оставался независимым. – Старик красноречиво кивнул сначала Джону, потом Тилли. – О да, нам было бы на пользу, чтобы он оставался независимым. А теперь, мистер Джон, – он наклонился поближе к молодому человеку, – я задам вам вопрос – тот самый, что я задал вашему брату в классной комнате не так уж много лет назад. Что такое Аламо?
Бросив хитрый взгляд на Тилли, Джон отвечал:
– По…по-моему, это была миссионерская церковь, сэр, в…в которой укрывались американские солдаты во время войны с м…мексиканцами.
– Да-да, вы абсолютно правы. А знаете, что мне ответил мистер Люк, когда я спросил его, что такое Аламо?
– П…понятия не имею, с…сэр.
– Он сказал, что это река, впадающая в Миссисипи. Вы можете себе представить такое?
– Да-да, о…очень даже могу, сэр. Люк н…никогда не был особенно силен в ис…истории. При нашей последней встрече я с. сказал ему: «Когда тебе п…придется ехать в Индию, н…надеюсь, у тебя будет хороший сержант и хороший п…путеводитель».
Все трое рассмеялись. Потом Тилли, помешивая чай в заварном чайнике ложечкой с длинной ручкой, спросила:
– Так вы думаете все уладится, мистер Джон?
– Н…не знаю, Тр…Троттер. Все з…зависит от обстоятельств. Я надеюсь, что уладится, но не могу с. сказать н…ничего определенного, пока не приедет Мэтью. Я почти у…уверен, что он захочет вернуться в Америку. Если да, то я…я бы с радостью остался, чтобы заботиться о п…поместье. – Он виновато глянул на мистера Бургесса. – Ее…если честно, университет мне не слишком-то по д…душе, сэр. Мне очень ж…жаль.
Тилли вручила каждому по чашке чая; беседа стала общей. Когда мистер Бургесс начал клевать носом, Джон, глазами указав на него Тилли, тихо встал, взял шляпу и пальто и на цыпочках направился к двери. Тилли последовала за ним.
Когда оба оказались на дорожке, ведущей к дому, она задала юноше вопрос, который не давал ей покоя с того самого момента, как Джон упомянул о полученном от брата письме:
– Мэтью хоть как-то упоминал обо мне, Джон?
Молодой человек похлопал плетью по отвороту сапога.
– Нет, Трот…Троттер. Я об…объяснил ему все, но он н-ничего не написал о…о тебе. Видишь ли… – в его взгляде читалось смущение, – я спросил его, мож…можно ли мне снова взять тебя в Мэнор в качестве э…экономки, потому что в доме и п…правда нужна экономка, Троттер. Б…Бидди, конечно, молодец, и К…Кэти, и все остальные, но нет р…руководящей руки. Жаль, что он н…ничего не написал об этом.
Тилли положила руку на его рукав:
– Не беспокойтесь, Джон. Я уверена, что Бидди отлично справится. А мне хорошо и здесь.
Слегка покраснев и заикаясь больше обычного, он пробормотал:
– Это н…неподходящее м…место для р…рождения р…ребенка, Троттер.
– Некоторым приходится появляться на свет в местах, гораздо худших, чем это, Джон.
– Д…да, ко…конечно. Но я в…все время думаю о том, что твой ребенок будет м…моим единокровным братом или с…сестрой.
– Мне очень приятно, что вы смотрите на это таким образом. Вы такой добрый, Джон. Побольше бы таких, как вы.
– Д…даже заик? – смеясь, спросил он.
– Д…даже заик, – в тон ему ответила Тилли.
– М…меня так беспокоит мое заикание, Тро… Троттер. – Молодой человек снова похлопал плеткой по голенищу сапога. – Ни одной д…девушке это не п…понравится.
– Чепуха! Чепуха! У вас статная фигура, приятное лицо. Когда появится та, настоящая, ей будет все равно, как вы говорите.
– Даже т…тогда, когда мне при…придется произносить: «Я в…вас люблю?»
Тилли с грустью посмотрела на него. Что, пожалуй, больше всего было ей симпатично в этом мальчике – это его способность подшучивать над собственными печалями. Вот и сейчас, когда он заговорил об ожидавшем его безрадостном, лишенном любви будущем, и ему было по-настоящему больно, он все же шутил. Ей захотелось обнять его и сказать: «Я люблю тебя, Джон», как она не раз делала это раньше, по-матерински выказывая ему свою любовь. И неважно, если даже ей приходилось шлепать его при этом.
Подхватив его шутливый тон, Тилли заговорщически наклонилась поближе и, крепко сжав его руку пониже локтя, сказала:
– В деревне все уверены, что я ведьма. Ваш отец тоже иногда называл меня ведьмой. Иногда я и сама начинаю верить в это. Например, я верю, что если я очень сильно пожелаю чего-нибудь, это сбудется. И вот теперь, начиная с этой самой минуты, я буду вызывать в своем воображении образ юной леди, которая бросит свое сердце к вашим ногам.
– О, Тро…Троттер! – Судорожно раскрыв рот и несколько раз дернув головой, Джон наконец выговорил: – Тро…Троттер, тебе просто цены нет. Я всегда п…понимал, почему отец любил тебя. Д…до свидания, Троттер, я буду навещать тебя. Т…теперь я часто б…буду приезжать.
– До свидания, Джон.
Она стояла, не сводя с него взгляда, пока он не сел на лошадь, и лишь потом, ответив на прощальный взмах его руки, повернулась и пошла к дому.
Мистер Бургесс крепко спал, опустив голову на высокий, обтянутый плюшем валик дивана. Стараясь не шуметь, Тилли поднялась к себе в комнатку под самой крышей. И тут, присев на край низкой кровати и глубоко вздохнув, она закрыла лицо руками, а между ее пальцев потекли слезы. Ей уже давно было известно чувство одиночества, но такого она не испытывала никогда. И оно усилилось до предела за последние несколько минут. Этот милый, добрый мальчик принес с собой дух Мэнора, дома, который некогда – так долго! – был и ее домом. Вот это чувство отчаянного, беспредельного одиночества и исторгло из груди Тилли надрывный стон:
– О Марк! Марк! Что же мне делать?..
