Текст книги "Нарушенная клятва"
Автор книги: Кэтрин Куксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)
Глава 7
Бидди никак не могла поверить в это; Кэти никак не могла поверить в это; никто из Дрю не мог поверить в это, а уж меньше всех верилось самой Тилли, что она скоро выйдет замуж и отправиться в Америку – в эту чужую, дикую, новую страну.
Зато жители деревни очень даже верили в это – нет такого греха перед лицом Господа, в коем не была бы повинна эта ведьма. Некоторые наиболее набожные дошли до того, что принялись уговаривать священника сходить к Тилли. В один прекрасный день он и пошел, но ему навстречу вышел Мэтью, так что дверь за беднягой закрылась гораздо быстрее, чем открывалась перед ним. Позже священник говорил своей экономке, что вину за происходящее он возлагает не столько на женщину, сколько на мужчину, ибо, родившись в благородной семье, тот так и не стал настоящим джентльменом.
Верило ли в это графство? О да! И Толманы, и Фрилмэны, и Крэгги утверждали, что знали обо всем с самого начала – с момента возвращения Мэтью. Уж кто-кто, а они-то знали, что эта штучка, лишившись старшего Сопвита и, соответственно, тепленького местечка в его доме, не остановится ни перед чем, лишь бы снова оказаться там. А как легче всего сделать это, если не охмурив сына? Стыд, срам, позор! Конечно, утверждали они, бывали случаи, когда джентльмены женились на служанках, это всем известно, но чтобы у отца с сыном была одна любовница на двоих – это, простите, совсем другое дело. И очень хорошо, что эта парочка уезжает – останься они в графстве, тогда вряд ли жизнь покажется им слишком сладкой.
Они уезжают – и оставляют шахту на этого юного заику. Что ж, никто не сомневается, какая участь неизбежно ожидает ее теперь, без участия и поддержки опытнейшего мистера Роузиера. Сам мистер Роузиер показал себя человеком высоких моральных качеств: немедленно после того скандального происшествия он прервал всяческие отношения с Сопвитами… Вот уж правду говорят: «Чего только на свете не бывает!»
На те же самые темы в своем кругу рассуждали и в деревне. Однажды Том Пирсон неосторожно заметил:
– Им не везло в жизни, а теперь они нашли друг друга. Если бы все, что происходит в графстве – да что там, хотя бы только в нашей деревне! – выплыло на свет, шуму было бы куда больше. – И этим вызвал неодобрение односельчан.
От священника не ускользнуло вольнодумство Тома и он сообщил экономке, что уж постарается, чтобы у этого строптивого маляра сократилось число заказов и ему пришлось бы искать себе работу в других, более отдаленных местах.
Никто не знал, что думает или говорит по поводу происходящего Стив Макграт. Знали только одно – к нему в домик приходила мать, а когда он не пустил ее на порог, она, как в свое время ее внук, швырнула в окно камнем.
Наконец, когда прошел слух, что ребенку Тилли грозит слепота, лишь немногие – если таковые вообще были – возложили вину за это на миссис Макграт, говоря только, что Господь иногда выбирает странные пути для осуществления своего возмездия. Но кто посмеет упрекнуть Его за то, что он избрал то или иное орудие кары?
В доме никто не упоминал обо всех этих разговорах в присутствии Тилли, но она чувствовала, как вокруг нее сгущается атмосфера враждебности, и теперь она была уверена, что погибла бы, реши Мэтью остаться здесь.
Они должны были обвенчаться по специальному разрешению третьего июля, а вечером четвертого уже отплыть из Ливерпуля. Было решено, что Кэти в сопровождении Артура отправится с ребенком в Ливерпуль утром, в день венчания, и там будет ожидать прибытия Мэтью и Тилли.
Венчание должно было состояться в Ньюкасле, в присутствии Джона, Люка и Бидди; затем новобрачным надлежало сесть на поезд до Ливерпуля.
Прощальный ужин в кругу семьи был запланирован на вечер субботы. Бидди предложила пригласить хозяина, мистера Джона и мистера Люка, но Тилли отказалась. Она хотела провести этот вечер с теми, кого много лет считала своей семьей, а также с Филлис и Фредом, Сэмом, Алеком и их семьями. Ведь они прощались не только с ней, но и с Кэти.
Сестры Кэти не могли скрыть, что завидуют ей. А Кэти не скрывала, что ее пугает предстоящее путешествие и новая жизнь в далекой стране. Стоя у стола, уставленного едой, которую они готовили два дня подряд, она спросила Бидди:
– А что, мама, если мне там не понравится?
– Ты всегда сможешь вернуться домой, девочка. Они позаботятся об этом. Ты всегда сможешь вернуться домой.
– Но как же я оставлю ее?
– Ты должна помнить одно, Кэти: у нее есть муж, а у тебя пока нет, поэтому, если это место тебе не подойдет – или, скажем, ты там не подойдешь, – возвращайся туда, где твое настоящее место.
– У меня вся душа бурлит, мама.
– А у меня вся душа грустит, девочка.
Впервые на памяти Кэти мать обняла ее, и в этом объятии было столько тепла, что девушка расплакалась.
– Я не знаю, мама, хочется мне ехать или нет.
Бидди отстранила ее:
– Ты едешь. Твои вещи собраны, билет готов, и – кто знает? – может, там ты встретишь парня, которому приглянется твое лицо.
– О, мама!.. Я буду скучать по тебе, мама.
– А я – по тебе, девочка. И по ней тоже. Ведь она мне как родная – как одна из вас. Ты же знаешь.
– Да, знаю. Иногда мне даже кажется, что ты любишь ее больше, чем нас.
Эту фразу Бидди пропустила мимо ушей, но, продолжая разговор, заметила:
– Это хорошо, что ты будешь рядом с ней. Там, на чужбине, ей наверняка понадобятся родная душа и утешение.
– Но у нее же будет он!
– Да, девочка. Именно потому, что у нее будет он. По моему разумению, ей с ним будет нелегко – уж такой он человек, наш мистер Мэтью. Он будет ревновать ее как бешеный – попомни мои слова. Он будет крепко держаться за то, что принадлежит ему. А ей, с ее-то характером – а нрав у нее гордый, – временами придется очень трудно. Ей уж точно не понравится, что он станет натягивать поводья, и вот тогда, не сомневаюсь, клочья полетят во все стороны.
– Ох, мама, не накаркай!
– Я не каркаю, девочка, – покачала головой Бидди. – Но я прожила долгую жизнь, повидала кое-что, и научилась разбираться в людях. Говорю тебе, наступит время, когда ты станешь очень нужна ей.
– Ну, будем надеяться, что ты ошибаешься, мама, во всяком случае, в этом. О! Кто-то приехал, слышишь? – Кэти подбежала к двери и выглянула наружу. – Да, это мистер Люк. Интересно, что с ним было, когда он узнал обо всем? Наверное, чуть умом не тронулся.
* * *
Три брата сидели в гостиной и молчали. За все время путешествия от Ньюкасла до Ливерпуля они почти не разговаривали. Никто и словом не обмолвился о том, чего ради Люка попросили взять отпуск. Джон, как всегда, стараясь разрядить обстановку, по его мнению достаточно затруднительную, произнес:
– Твоя ф…ф…форма… она такая ш…шикарная, Люк. Мне даже захотелось т…тоже вступить в армию.
– Прекрасная мысль. Такие парни, как ты, приносят огромную пользу на кухне.
– Ах ты!.. – Джон укоризненно фыркнул.
Последовала новая пауза. Оба вопросительно взглянули на Мэтью, стоявшего спиной к огню. Он поочередно посмотрел сначала на Люка, потом на Джона и коротко сказал:
– Давайте покончим разом.
– Покончим с чем?
– Не притворяйся, Люк. Ты все прекрасно понимаешь. Мое письмо удивило тебя?
– Нет. – Люк плотно сжал губы и медленно покачал головой. – Почему меня должно было удивить то, о чем я знал всю жизнь?
Теперь братья с удивлением воззрились на него.
– Она свела тебя с ума с той самой минуты, когда ты впервые увидел ее. И со мной произошло то же самое. Только Джона миновала сия чаша – он был еще слишком мал. – Люк ласково улыбнулся младшему брату. – А помнишь, как однажды я сказал, что женюсь на ней, когда вырасту? Ты ведь помнишь, правда?
– Да, помню.
– Ну, тогда ты помнишь, что произошло дальше: ты чуть не вышиб дух из меня. И ей пришлось разнимать нас.
Мэтью опустил голову и глухо хохотнул.
– Я завидовал тебе, – продолжал Люк. – Ведь ты был старше, и я думал, что поэтому у тебя больше шансов завоевать ее.
Мэтью, подняв глаза, спросил с улыбкой:
– Ты и сейчас мне завидуешь?
– Нет, Мэтью, я тебе не завидую. – Люк произнес это таким торжественным тоном и так высокомерно, что братья от удивления застыли. – Мне бы не хотелось любить кого-нибудь так, как любишь ты. Я абсолютно против самоистязания. А такая любовь, как твоя, – это…
– Это – что? – спокойно перебил его Мэтью.
Люк встал, одернул китель и, покачав головой, ответил:
– Знаешь, я не могу найти подходящего слова. Не сердись. Ну-ну, не смотри на меня так! Дело в том, что… что твое отношение, что твои чувства к ней всегда были такими сильными, такими трудными, Мэтью, как будто она…
– Не произноси этого, Люк. Не произноси.
– А что собственно, я собирался произнести?
– Околдовала меня.
– Да, правильно. Именно это я и хотел сказать. Но в этом нет ничего дурного. Думаю, мне и самому хотелось бы найти женщину, которая околдовала бы меня. Они любят меня, потом оставляют меня, я, конечно, переживаю – когда больше, когда меньше, но, так или иначе, для меня это не трагедия. Да – вот самое подходящее слово! – Он указал пальцем на Мэтью и рассмеялся. – Самое точное слово, чтобы описать твою любовь: трагедия.
– О, не будь таким идиотом, Люк! Чувство, которое я испытываю к Тилли, – что угодно, но только не трагедия.
– Ну что ж, хорошо, что наконец я услышал это. Очень хорошо. – Подойдя к Мэтью, Люк похлопал его по плечу. – А кстати, где она? – Он вплотную приблизил свое длинное лицо к лицу брата. – Хочу поделиться с тобой одним секретом: мне всегда хотелось поцеловать ее. И сейчас я собираюсь сделать именно это. А ты оставайся-ка здесь, большой брат. Ты оставайся здесь. – Он толкнул Мэтью в плечо с такой силой, что чуть не свалил его в огонь, и, смеясь, быстро вышел из комнаты. – Троттер! Где ты, Троттер? – послышался его голос.
Мэтью рванулся было за ним, но Джон остановил его.
– П…п…пусть идет, Мэтью, – тихо попросил он. – П… пусть идет.
– Но почему он ведет себя так? Этот его тон почти оскорбителен!
На сей раз Джон вплотную приблизил свое лицо к его лицу:
– А т…т…ты не знаешь?
– Нет, не знаю.
– Л…ладно, п…пожалуй, я скажу тебе, б…большой брат. Он р…р…ревнует.
– Не говори глупостей.
– Я и н…н…не говорю. У него много ж…ж…женщин, у нашего Л…Люка. Они только что н…не дерутся из-за него, но ему н…никогда не попадалась такая, как Тр…Троттер. Поэтому он и р…ревнует.
Мэтью хмыкнул. Глаза его сузились, как от смеха. Он хмыкнул еще раз. Затем, обняв Джона за плечи и, на мгновение крепко прижав его к себе, Мэтью сообщил:
– Знаешь, ты не только самый лучший в нашей семье, но еще и самый мудрый.
Глава 8
– Мэтью Джордж Сопвит, берешь ли ты эту женщину в свои законные жены, чтобы жить с ней, как велит Господь, в священном брачном союзе? Будешь ли ты любить ее, утешать ее, почитать и поддерживать ее в болезни ли, в здравии ли; и, отвратив взор свой от всех иных, держаться только ее до тех пор, покуда вы оба живы?
– Да.
– Матильда Троттер, берешь ли ты этого мужчину в свои законные мужья, чтобы жить с ним, как велит Господь, в священном брачном союзе? Будешь ли ты повиноваться ему и служить ему, любить, почитать и поддерживать его в болезни ли, в здравии ли; и, отвратив взор свой от всех иных, держаться только его, покуда вы оба живы?
– Да.
Тилли до сих пор не верилось, что это уже происходит: так все было странно. Ее трясло от холода, но одновременно она обливалась потом. Неужели она стоит вот тут, и ее венчают с Мэтью? Ее рука лежала в его руке, и он говорил:
– Я, Мэтью, беру тебя, Матильда, в свои законные жены, чтобы с этого дня быть рядом с тобой в добре и в зле, в бедности и в богатстве, в болезни и в здравии, чтобы любить тебя и заботиться о тебе, покуда смерть не разлучит нас; и в этом даю я тебе мое слово.
– Я, Матильда, беру тебя, Мэтью, в свои законные мужья, чтобы с этого дня быть с тобой в добре и в зле, в бедности и в богатстве, в болезни и в здравии, чтобы любить тебя, заботиться о тебе и повиноваться тебе, как велит Господь, покуда смерть не разлучит нас; и в этом даю я тебе мое слово.
– Этим кольцом я венчаюсь с тобой, телом своим я почитаю тебя, и все земные блага свои я отдаю тебе: во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
Только позже, выйдя из церкви, Тилли до конца осознала смысл и значение этой церемонии. На ее пальце сияло кольцо. Она была замужем – замужем за Мэтью. Она больше не была Тилли Троттер: она была миссис Матильда Сопвит. Она чувствовала, что едва стоит на ногах. Губы Мэтью прижимались к ее губам, его глаза смотрели в самую глубь ее глаз. Она услышала смех Джона и слова Люка:
– Это моя привилегия – поцеловать новобрачную.
Тилли даже не совсем поняла, что он жарко поцеловал ее в губы.
Затем к ней приблизилось лицо Джона. Несколько секунд он смотрел на нее, потом коснулся губами ее щеки и шепнул, совсем не заикаясь:
– Теперь у меня есть сестра, которую я могу любить.
Слово «сестра» вызвало у нее воспоминание о Джэсси-Энн, которая неделю назад явилась в Мэнор только для того, чтобы сказать брату, что она думает о нем, и приказать не делать того, что являлось почти святотатством и в ее глазах, и в глазах всего общества.
Тилли так и не встретилась с Джесси-Энн: она только слышала ее голос и видела, как Мэтью, слегка подталкивая, провожает ее до кареты. Господи, какое счастье, что они уезжают, что едут в Америку навстречу новой жизни! Как она счастлива… Да, счастлива – так счастлива, что даже не верится. Но она не наслаждается этим счастье до конца, пока не исчезнут из вида берега этой страны. Вот тогда – и только тогда – она почувствует себя свободной. Прошлое исчезнет. Никто не будет знать о ней ничего. Никто, кроме Мэтью, ее любимого Мэтью. А он действительно ее любимый Мэтью. И ей нечего стыдится своей любви к нему. И она не испытывает чувства вины за ту роль, которую сыграла в жизни его отца.
И потом – Кэти. Слава Богу, что Кэти будет с ней. Она сгладит разлуку и ощущение потери всех Дрю. Хорошо, что с ней рядом будет Кэти… И ее ребенок. Даже если он ослепнет, он вырастет в новой, свободной стране, где никто, никогда не крикнет ему вслед: «Ведьмино отродье!» Она покидает Англию без малейшего сожаления. Впрочем, нет: кое о чем она все-таки сожалеет. О том, что нельзя оставить здесь воспоминания о прощальном взгляде Стива Макграта. После того, как известие о ее предстоящем замужестве взбудоражило всю округу, они виделись только однажды, случайно встретившись на большой дороге. Они остановились и какое-то время молча смотрели друг на друга. Взгляд Стива опустошил Тилли. Она силилась, но не могла найти утешительных слов – точно такое же лицо и точно такие же глаза были у него в тот день, когда, еще мальчишкой, он попросил ее стать его женой.
Короткий разговор начался без всякого вступления.
– Ты по-прежнему хочешь остаться в этом доме, Стив? – тихо спросила она, и он, секунду помедлив, ответил:
– Почему бы и нет? Что одно место, что другое – все равно.
Она кивнула и уже собиралась идти дальше, но он вдруг добавил:
– Несмотря на то, что я сейчас испытываю, Тилли, я все-таки желаю тебе счастья.
– Спасибо, Стив, спасибо, – пробормотала она в ответ. – Ты такой добрый…
* * *
Они уже были на улице. Мэтью помогал Бидди усесться в коляску – после секундной заминки, взглянув на нее, он подхватил женщину на руки и почти забросил туда. Следом уселся Люк. Джон взобрался на козлы рядом с Фредом Лейберном, а Мэтью, скомандовав: «Завтракать!» – сел рядом с Тилли.
Крепко взяв ее за руку, он посмотрел на сидящего напротив Люка:
– Сколько осталось до поезда?
Люк взглянул на часы:
– О, еще полтора часа. Времени сколько угодно.
За этими словами последовало молчание, которое нарушало лишь постукивание колес по булыжной мостовой. Да и за завтраком не наблюдалось особого веселья. Разве что Джон привносил какое-то оживление в застолье. Он единственный, кто разговаривал за столом, и заикание его было заметнее обычного.
Немногим более часа спустя все стояли на перроне вокзала. Поезд уже подали, из трубы паровоза с пыхтением вырывались пухлые клубы дыма, ручная кладь отъезжающих лежала на багажной полке. И вот наконец наступил момент расставания.
Тилли и Бидди обнялись, но не произнесли ни слова – по щекам обеих текли слезы, боль расставания не давала говорить. Потом Люк еще раз поцеловал Тилли – в щеку. Его лицо было сосредоточенно и задумчиво, а все, что он ей сказал – это:
– Будь добра к нему, Троттер.
За ним подошел Джон:
– У м…меня скоро появится ж…жена, Троттер, но у ме… у м…меня никогда не будет такого д…д…друга, как ты.
Он нежно коснулся пальцами ее щеки, затем, взяв ее за плечи, развернул туда, где стоял в ожидании Мэтью, а Мэтью молча подхватил ее на руки и подсадил на высокую ступеньку. Потом он повернулся к братьям.
Сначала он держал обоих за руки, но потом все трое вдруг разом сомкнулись, положив друг другу руки на плечи, и застыли так, глядя друг на друга: такие разные и в то же время такие похожие, и на лице у каждого застыла печаль.
Наконец Мэтью подошел к Бидди. Наклонившись, он поцеловал ее в морщинистую щеку и едва слышно проговорил:
– Присматривайте за домом и за всем, что в нем есть. Кто знает, может быть, в один прекрасный день мы вернемся…
Высунувшись из окна, путешественники махали до тех пор, пока изгиб рельсов и клубы паровозного дыма окончательно не скрыли из виду фигурки тех, кто стоял на платформе. И тут впервые они остались действительно одни.
Сидя рядом, сплетя пальцы, они смотрели друг на друга. Слова пришли позже, спустя какое-то время. Мягко высвободив свои руки из рук Тилли, Мэтью медленно вытащил из ее шляпы булавки. Он положил их вместе со шляпой на сиденье напротив, и, погрузив пальцы в волосы жены, заглянул в ее глаза. Взгляд его был мягок, а голос – нежен, когда он произнес:
– Ты прекрасна, миссис Сопвит, и ты моя. Наконец-то ты моя – вся, на всю жизнь.
Миссис Сопвит. Тилли Троттер больше не было. Она превратилась в Матильду Сопвит. И она была уверена, что Матильда Сопвит будет любима так, как никогда не была любима Тилли Троттер. И она была уверена, что Матильда Сопвит будет любить так, как никогда не любила Тилли Троттер. И она обвила руками шею своего мужа, единственное, что она смогла выговорить, было:
– О, Мэтью! Мэтью!..
Часть IV
Тилли Троттер замужем
Глава 1
Когда Мэтью помогал Тилли сойти по трапу на пристань Галвестона, она про себя горячо молилась, чтобы ей больше никогда в жизни не пришлось ступить на борт какого бы то ни было корабля.
Путешествие через Атлантику оказалось тяжелым, и Тилли не раз желала оказаться снова в Англии – где угодно, даже в деревне, только бы не посреди этого вздымающегося, опадающего, выворачивающего желудок наизнанку и изматывающего всю душу океана. И хотя то, что приступы морской болезни перестали ее мучить прежде, чем закончилась первая неделя плавания, ненамного облегчило положение. Каюта по-прежнему была тесной и душной, а Кэти практически пролежала пластом и всю первую, и последующие две недели. А уж ребенку так досталось, что у нее были все основания опасаться потерять его.
Это путешествие стало для Тилли хорошей наукой. Она поняла, что даже самая необыкновенная любовь и самая глубокая страсть могут спасовать перед физической слабостью тела. Постоянные позывы на рвоту, усилия воли, которыми она заставляла себя вставать, чтобы позаботиться о Кэти, и состояние ребенка не раз заставляли ее задавать себе вопрос: «Зачем я совершила такую безумную вещь?» Выйти замуж за человека на шесть лет моложе себя и последовать за ним на край света – это было бы достаточно сложным испытанием и для молодой девушки с авантюрным характером. Но она-то уже не была юной девушкой – ей было тридцать два, на руках у нее был ребенок-инвалид, а на плечах лежала, пожалуй, не меньшая ответственность за Кэти. С самого момента вступления на борт корабля из бойкой и расторопной девушки, какой она была на твердой земле, Кэти превратилась в комок нервов. И это еще до того, как судно вышло в море.
От того, что Мэтью не мучился морской болезнью, а, наоборот, даже наслаждался каждой минутой путешествия, Тилли не становилось легче. Ей не становилось легче и оттого, что он старался делать все возможное, чтобы облегчить ее страдания. Сама его искренняя забота стала для нее источником дополнительного раздражения.
Но наконец все было позади. Они стояли на твердой земле среди множества улыбающихся лиц: черных, коричневых, белых, причем последние в большинстве своем были украшены бородами. Люди вокруг разговаривали, смеялись, пожимали друг другу руки. Всех вновь прибывших кто-то встречал – одних только Сопвитов, оказалось, не встречал никто.
Мэтью внимательно посмотрел по сторонам и потом, повернувшись к Тилли, улыбнулся:
– Они должны быть где-то тут. Слушай, оставайся здесь, посиди на этом сундуке. – Он усадил ее, нажав на плечи. – Я вернусь через минуту.
Глядя, как он прокладывает себе путь сквозь толчею, Тилли вдруг испытала прилив гордости и любви, которые хотели смыть бурные морские волны. Ее муж был статен, силен, красив и выглядел старше своих лет, за что она была благодарна судьбе. Она повернулась к Кэти, сидевшей рядом с ней на сундуке с ребенком на руках и ошарашенно озиравшейся вокруг, и сказала:
– Скоро мы будем дома. – И это прозвучало как-то совершенно естественно. – Скоро мы будем дома.
Кэти, повернув к ней белое как бумага лицо, выговорила в ответ:
– Да уж, слава Богу.
Тилли громко рассмеялась, что привлекло к ней внимание двух странного вида чернокожих мужчин. Сгибаясь под тяжестью больших обшитых дерюгой тюков, которые покоились на их спинах, оба повернули головы в ее сторону и даже приостановились, прежде чем продолжить свой путь.
Все еще улыбаясь, Тилли взглянула на Кэти;
– Ты как будто забыла, что не на кухне в Мэноре.
– Да уж, скажу тебе, Тилли, по мне – так лучше бы я сейчас сидела там.
– Ну-ну, все будет в порядке.
– Ты так думаешь? – боязливо спросила Кэти, и Тилли уже серьезно ответила:
– Конечно, все будет в порядке.
Девушка, покачав головой, устремила взгляд поверх головки ребенка: пристань, постройки, похожие на склады, что-то вроде приземистых хижин. Затем, глядя куда-то в пространство, она пробормотала:
– Все тут такое странное… И эти лица… На некоторые как глянешь, так чуть с ума не сойдешь со страху.
– Это же совершенно другая страна, – начала было Тилли, но Кэти, мотнув головой, довольно резко буркнула:
– Не надо все время напоминать мне об этом, я сама не слепая. – И тут же, опуская глаза, едва слышно прошептала: – Вон тот парень, справа от тебя, так и уставился на нас. Ой! Он идет сюда…
Тилли, тут же повернув голову, увидела, что к ним приближается долговязый молодой человек в широкополой шляпе, которая только чудом держалась у него на затылке, и при каждом шаге готова была свалиться. Скорее всего, парень сдвинул ее туда нарочно, чтобы похвастаться роскошной копной кудрявых рыжих волос. На нем была рубашка с незастегнутым воротом и облегающие штаны, заправленные в высокие, чуть ниже колен сапоги. Лицо у него было длинное, чисто выбритое, он белозубо улыбался и, казалось, посвистывал через дырку, где не хватало одного нижнего зуба. Парень настойчиво разглядывал Тилли. Подойдя, он взглянул на имя, написанное на сундуке, потом обошел кругом кучу остального багажа и, оказавшись снова перед Тилли, произнес:
– Дуг Скотт, мэм.
Тилли неуверенно поднялась:
– Как… как вы поживаете?
– Отлично, мэм. Где он?
– Он… Ну… – Она сделала неопределенное движение головой. – По-моему, он ищет вас, мистер Скотт.
– Дуг, мэм, Дуг, если вы не против.
Тилли вздохнула, неловко кивнула, но так ничего и не сказала. В это время мистер Дуг Скотт уже перевел взгляд на Кэти и ребенка. Тут Тилли очнулась и быстро проговорила:
– Это моя подруга, мисс Кэти Дрю, и мой сын Вилли.
– Сын? – Дуг Скотт, сощурившись, снова посмотрел на Тилли. – Вы ведь хозяйка Мэта, разве нет?
– Да-да.
– Гм…
Улыбнувшись при виде его растерянности, Тилли сказала то, о чем они с Мэтью договорились заранее на случай подобных ситуаций:
– Я была вдовой, когда вышла за мистера Сопвита.
– А-а… Да-да, мэм. Да-да.
– Дуг! Эй, Дуг!
Услышав свое имя, Дуг Скотт обернулся. И вот они с Мэтью уже бегут навстречу друг другу, пожимают друг другу руки, хлопают друг друга по спине. Как будто братья, встретившиеся после долгой разлуки. И вот они уже направляются в сторону вновь прибывших. Дуг на ходу горячо сообщил:
– Эта чертова ось сломалась, когда мы проезжали через Хемпстед. А так бы добрались еще вчера. О Господи, ну и взмок же я!.. Слышу, говорят, корабль уже на горизонте. Я взял двух свежих лошадей у Лоба Кэртиса. Ну и рад же он был, что ты приезжаешь! И девчонки тоже. Но теперь-то они повесят носы, раз ты раздобыл себе такой лакомый кусочек.
Мэтью широко улыбался. Напряжение спало. Он выглядел вполне довольным и счастливым, когда, обняв Тилли за плечи, сказал:
– Ну, с этим субъектом ты уже успела познакомиться. Он – единственный из всех известных мне техасцев, который тараторит без умолку. Помнишь, я рассказывал тебе, правда? Все они такие неразговорчивые, что можно просидеть с ними рядом несколько дней и не услышать ни слова. Но наш Дуг не такой.
– Ладно, ладно, нечего выставлять меня болтуном. Лучше пойдем-ка, я снял вам комнату в таверне – это недалеко. По крайней мере, там вы спокойно переночуете. А то в здешней гостинице народу – как на праздник: никто не съезжает, а только прибывают новые. Скоро яблоку будет негде упасть. – Жестом он подозвал высокого негра: – Помоги-ка тут. – И, повернувшись к Мэтью, добавил: – Ты займись дамами, Мэт. Карета там, в конце ряда. За кучера – Диего. Увидимся через пару минут.
Карета оказалась похожей на кебы, какие часто встречались в Ньюкасле, только побольше. В нее были впряжены две лошади – не обычные, рослые, мощные, а напоминавшие тех, что использовались в шахте: чуть больше, чем пони. Вдобавок какие-то худые и некрасивые. Мэтью рассказывал, что это страна лошадей, что большей частью своего богатства она была обязана лошадям и крупному рогатому скоту – пока не началась золотая лихорадка. А уж когда она началась, лошади стали цениться буквально на вес золота.
Во время всего плавания Мэтью без устали развлекал Тилли историями об этой стране. Он старался отвлечь ее от страданий, причиняемых морем, бесконечными рассказами о ранчменах, поселенцах и индейских племенах. Правда, о последних он говорил без особых подробностей, главным образом просто упоминал какие-то странные, звучные названия: тонкава, уичита, и еще одно – команчи. Насколько поняла Тилли, индейцы были людьми, которые жили охотой на бизонов, оленей и других подобных животных, в то время как ранчмены жили торговлей лошадьми и коровами, которых называли коротконогими, а поселенцы являлись чем-то вроде английских фермеров. Они пахали землю, выращивали кукурузу, строили себе дома и жили главным образом за счет обмена продуктов своего труда на товары. Однако ничего похожего, о чем рассказывал ей Мэтью, она еще не успела увидеть. «Но ведь я только что приехала», – упрекнула себя Тилли.
– Привет, Диего. Привет. Как поживаешь?
Мексиканский индеец-полукровка дружелюбно осклабился при виде Мэтью; Мэтью не протянул ему руки, да тот, похоже, и не ожидал этого, но был явно очень рад встрече.
– С приездом, молодой хозяин!
– Рад видеть тебя, Диего. Как поживают Большая Мария и Ки?
– Хорошо, очень хорошо. Ки стрелять хорошо… теперь свой ружье. Он уже восемь лет.
– О, отлично, отлично… Это моя жена, Диего, и мой приемный сын.
Индеец пристально посмотрел на Тилли, потом неспешно прикоснулся пальцами к краю своей высокой, похожей на цилиндр шляпы. Шляпа выглядела как-то нелепо на его голове с длинными прямыми черными волосами.
– Хорошо, – констатировал он. Переведя взгляд на Кэти и ребенка, и, обозрев также и их, он повторил: – Хорошо. – И снова посмотрел на Тилли. Не мигая, он заговорил на каком-то странном языке, одновременно двигая руками перед своим лицом. В заключение он провел одной рукой вдоль всего тела. Наблюдавший за ним Мэтью рассмеялся:
– Я скажу ей. Она будет очень довольна. – И, обернувшись, прибавил: – Смотри, сюда идет хозяин Скотт. Помоги ему, Диего.
Метис оглянулся в указанную сторону, но не рванулся на помощь Дугу Скотту и негру, тащившим багаж: его шаг был размеренным и, можно сказать, торжественным. Подсаживая Тилли в карету, Мэтью сказал:
– Диего – это характер. Он полукровка, почти всегда говорит по-своему. Знаешь, он сделал тебе замечательный комплимент: сказал, что ты прекрасна, как земля, лежащая за равнинами, там, где начинаются горы.
Устраиваясь поудобнее на сиденье с прямой спинкой, Тилли поморщилась:
– Это что, комплимент?
– Да, и еще какой! – Взяв из рук Кэти ребенка, он подал его Тилли, затем подхватил девушку под мышки и поставил на ступеньку:
– Раз-два! И перестань делать такое испуганное лицо. Тебя никто не съест, по крайней мере, сейчас.
Что-то стукнуло позади кареты, и обе женщины тут же оглянулись – Мэтью и Дуг Скотт укладывали вещи. Перекрывая уличный шум, послышался голос Дуга:
– На следующей неделе большая охота. Уже все готово. На медведя. Лоб Кэртис, Питер Ингерсолл, все Пэрди…
– Тсс! Тише! – Это уже был Мэтью. Но Тилли и Кэти все-таки успели услышать сказанное. Они переглянулись, и губы Кэти беззвучно прошептали слово: «Медведи».
– Что ж, здесь наверняка водится много диких животных, – сказала Тилли. – Это такая большая страна…
– Но медведи, Тилли!..
– О, ради Бога, перестань нервничать, Кэти. Ведь мы даже еще не доехали до места. – В голосе Тилли прозвучало легкое раздражение. – У нас еще будет время нервничать, когда это действительно будет необходимо.
– Ох, конечно, ты права, но мне сдается, что долго ждать нам не придется. – Кэти говорила точно так же как ее мать – с теми же интонациями, и на мгновение Тилли охватила тоска по родным местам, а вместе с тоской в нее проник тот же самый страх, который испытывала девушка. И она вспомнила собственные слова, сказанные мужу в последнюю ночь их путешествия:
– А что, если окажется, что я не гожусь в первопроходцы?
* * *
Они снова были в пути. Снова их подбрасывало, толкало, бросало, а временами швыряло с одного конца сиденья на другой. Тилли держалась мужественно – теперь она находилась в карете одна с Кэти и ребенком, а Мэтью, обычно поддерживавший ее в таких случаях, ехал верхом вместе с Дугом Скоттом. Мужчины скакали то далеко впереди, то возвращались и ехали рядом с каретой, заглядывая в окно, кивая, смеясь и жестикулируя. Мэтью выглядел счастливым – таким, каким Тилли не видела его никогда. Это был совершенно другой человек. Мэтью казался неотъемлемой частью этой страны и другом ее жителей.
