Текст книги "Шепот о тебе (ЛП)"

Автор книги: Кэтрин Коулс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

9

Холт

Не должно было быть так хорошо держать Рен в объятиях, особенно когда я чувствовал, как волны паники исходят от нее.

В тот момент, когда она поняла, что это я держу ее, она резко вырвалась. Это резануло. Я заслужил такое, но укол все равно ощутил.

Беспокойство быстро вытеснило боль. Я десять лет учился тому, чтобы уметь окинуть взглядом обстановку и в одно мгновение все проанализировать. Лицо Рен было таким бледным, что почти прозрачным, руки дрожали, когда она обхватила себя, а дыхание было слишком быстрым.

– Что случилось, Сверчок?

– Не называй меня так, – резко ответила она.

Может, это была злость, но хоть что-то. Не холодное безразличие прошлой ночи и не тревожная паника, что была секунду назад. Я выберу злость вместо этих двух состояний в любой день.

Я всмотрелся в лицо, которое знал наизусть. Я узнал бы Рен где угодно, даже с более округлившимися щеками и посветлевшими волосами. Она могла бы выглядеть совсем иначе, и все равно моя душа нашла бы ее среди толпы.

– Скажи, что произошло, – это не был вопрос, но я сказал как можно мягче, хотя жгучая потребность узнать, что вызвало в ней такой страх, разрывала меня.

– Не важно.

Рен развернулась, но я схватил ее за запястье. Касание было мягким, но это не имело значения – тепло ее кожи прожгло меня насквозь, смешавшись в дикое сочетание желания и боли.

Она выдернула руку.

– Можешь перестать играть в благородного рыцаря. Это же я. Не надо притворяться, что тебе не все равно.

Я сжал челюсти.

– Я не играю. – Мысль о том, что я хороший человек, давно выветрилась. Слишком много крови на моих руках. – То, что я ушел, не значит, что перестал заботиться.

Рен будто ударило по лицу. А через секунду маска вернулась.

– Ну, еще как смог бы меня в этом убедить.

Она пошла по улице так, словно за ней гналась вся нечисть ада.

Но выражение ее лица все еще горело в памяти. Клеймо предательства.

Я направился к участку. Рен могла ненавидеть меня, но я все равно должен был узнать, что ее так напугало.

Я толкнул дверь и вошел в какофонию звуков. Пара офицеров разговаривала на повышенных тонах. Я скользнул взглядом по лицам, выискивая знакомое, того, кто мог бы что-то сказать.

– Холт.

Я обернулся на голос Нэша, заметив, что на его лице нет привычной легкой насмешки.

– Разве ты не должен быть на поисково-спасательных?

Челюсть Нэша напряглась.

– Мы с Ло вернулись. Вызов в городе.

– Что за вызов? – Должно быть, что-то серьезное, раз они бросили группу, оставив ее без двух человек.

Он кивнул в сторону, и мы пошли по коридору.

– Взлом у Дейла Клеммонса. Их дочь-подросток была дома одна.

Я застыл.

– Она в порядке?

– К счастью, да. Взломщик скрылся в лесу. Организуем поиски.

Я с трудом сглотнул подступившую тошноту.

– Рен приняла вызов?

В глазах Нэша мелькнуло.

– Да.

Я выругался вполголоса.

Нэш толкнул меня кулаком в плечо.

– Рен справится. Она давно в этом деле. Это не первый раз, когда ей приходится реагировать на такой вызов. И не последний. Это часть того, что делает ее уникальной на этой должности. Она понимает то, что большинству недоступно.

Пламя внутри меня разгорелось сильнее, сжигая все на своем пути.

– Ей не должно быть знакомо это понимание.

– Не должно, – согласился он. – Но оно есть. Такова жизнь. Она жестокая и редко справедливая.

Я снова глянул на двери, будто мог высмотреть, куда пошла Рен. Желание броситься за ней и хоть немного облегчить ее боль было почти невыносимым. Но это было бы последнее, чего она хотела.

– Это была не твоя вина, Холт.

Я резко обернулся к нему.

– Не была, – повторил он. – Это были два больных подростка, у которых не должно было быть оружия.

Я задышал тяжелее.

– Я. Опоздал.

– А я задержал тебя. Думаешь, я хотел, чтобы Рен подстрелили? Чтобы она едва не умерла?

Я резко мотнул головой.

– Это я дал ей обещание. Я. Если бы я был там...

– То они подстрелили бы и тебя.

– Я мог ее защитить.

Нэш приподнял брови.

– У тебя в восемнадцать лет была скрытая лицензия на оружие, о которой я не знал?

Я резко закрыл рот.

– Вот именно. – Он покачал головой. – Ты спас ей жизнь, Холт. Ты вернул ей дыхание. Ты был рядом, пока не приехали медики.

– Хватит, – рявкнул я.

Картинки обрушились на меня. Кожа – такая бледная, холодеющая. Жизнь, ускользающая сквозь пальцы.

Нэш смотрел прямо в меня.

– Тебе нужно отпустить это. Иначе оно тебя убьет. Ты и так десять лет пытаешься убить себя. Пойми уже: смерть тебя не хочет. Может, это твой шанс что-то исправить – здесь и сейчас.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь.

Но он понимал. Мы с Нэшем были почти ровесники – мама называла нас ирландскими близнецами. Мы всегда были вместе. Он знал меня слишком хорошо.

И сейчас он смотрел на меня именно так.

– Думаешь, я тебя не вижу? Сначала армия, одна горячая точка за другой. Потом, когда это утихло, ты ушел в частный сектор, чтобы самому выбирать самые опасные задания. Готов поспорить, на этих миссиях ты всегда брал на себя самое рискованное.

– Это называется быть лидером.

– Нет. Это называется безрассудством. – В глазах Нэша вспыхнула злость. – Ты хоть раз подумал, что будет с нами, если мы тебя потеряем?

Я вздрогнул от его слов.

– Вот именно. Пора взрослеть, Холт. Брать себе то, что твое, и отпускать то, что нет.

– Прости. – Больше мне нечего было сказать. Я раз за разом подводил семью. Все, что мог сейчас, – быть здесь и поступать иначе.

Чуть-чуть злости в его взгляде сменилось.

– Тебе нужно с этим разобраться. Перестань убегать.

– Я здесь, разве нет?

– Есть больше одного способа бежать.

Черт, как же я это знал.

Лицо Рен вспыхнуло в памяти – тот самый отпечаток паники. Я видел, как дрожат ее руки, будто она все ее стоит прямо передо мной.

Я думал, что если уйду, она сможет залечить раны. Что будет в безопасности.

А на самом деле я просто не хотел смотреть в глаза тому, что сделал с ней. Не хотел видеть в ее взгляде то предательство, которое появилось, когда она наконец осознала правду – я не был рядом в тот момент, когда она нуждалась во мне больше всего.

Но пришло время встретиться с этим лицом к лицу. Нужно позволить себе захлебнуться в этой боли, а не прятаться от нее, берясь за задание одно за другим.

Потому что Рен до сих пор живет с этой болью. Каждый. Чертов. День.



10

Рен

Эхо шагов по линолеуму перекрыло тихий гул станции. Я перевела взгляд на экран компьютера, пытаясь уловить отражение. Мужчина или женщина? Какого роста? Какой комплекции?

В сущности, не так уж важно, кто это – лишь бы не широкоплечая фигура Холта. В голове все еще звенели его слова: «То, что я ушел, не значит, что перестал заботиться».

Этот фантомный хрип его голоса вызывал во мне глухую злость. Вернулся он, значит? Ладно. Захотел снова показываться в городе? Я переживу. Но он не имеет права говорить, что ему не все равно.

Те, кому не все равно, не исчезают в тот момент, когда ты достаточно окрепла, чтобы выписаться из реабилитации и вернуться домой. Я снова и снова прокручивала в голове те месяцы между стрельбой и побегом Холта. Теперь, оглядываясь назад, я ясно видела, что в нем что-то изменилось. Но тогда мне было слишком больно – и телом, и душой, чтобы это заметить.

Его безжизненный голос должен был стать для меня первым сигналом. Он держал меня за руку, целовал в висок, но губы к моим так и не прикасались. Он яростно отгонял репортеров и праздных зевак, но никогда не оставался со мной наедине.

Теперь это казалось унизительным – насколько очевидно было, что он не хотел иметь со мной ничего общего. И все же я была потрясена, когда прочитала то чертово письмо.

– Рен.

Я с облегчением выдохнула, услышав голос Криса, и обернулась в кресле.

– Привет.

На его лице читалась тревога.

– Я слышал, что случилось. Ты в порядке?

Раздражение зашевелилось под кожей.

– А почему я должна быть не в порядке?

Он на секунду замялся.

– Ну… этот вызов о взломе. Логично было бы, если он вернул тебе воспоминания.

– В мой дом никто не вламывался. Нам стоит переживать за Джейн. – Я обязательно загляну к ней в ближайшие дни. Знаю по себе, как важно, чтобы рядом был кто-то, кто понимает.

Мы, выжившие после той стрельбы, образовали что-то вроде клуба – такого, в котором никто не хотел состоять. А те, кого мы потеряли, стали почетными членами. Пять погибших. Шестеро раненых. Ученики. Учителя. Тренер. Случайные люди, просто оказавшиеся не в том месте. Рэнди и Пол составили список тех, кого, по их мнению, когда-то обидели, и вычеркивали имена одно за другим.

Крис задержал на мне взгляд.

– Не страшно иногда быть не в форме. Это нормально. После того, что ты пережила…

– Не надо, – резко оборвала я. – Я уже прошла терапию. Не хочу, чтобы мои друзья тоже лезли в мою голову.

Он поморщился, и я мгновенно почувствовала себя последней сволочью.

– Прости. Я не хотела…

Крис махнул рукой.

– Понимаю. Просто хочу, чтобы ты знала: я рядом, если вдруг захочешь поговорить. Или не говорить. Я тоже неплохо разбираюсь в доставке еды и пиве.

Уголки моих губ дрогнули.

– Только если это пицца с пепперони и ананасами из Wildfire.

Крис поморщился.

– Это преступление. И ты это знаешь.

– Не осуждай мои вкусовые предпочтения.

– Ты имеешь в виду вкусовые преступления.

Я только шире улыбнулась.

– Ты даже не пробовал.

Он передернул плечами.

– Ладно, будет тебе твоя пицца-преступление. А я возьму мясную.

– Договорились.

– Как насчет сегодня вечером?

Я достала телефон, чтобы глянуть календарь, и замерла. На экране крупно значилось: Семейный ужин у Хартли. Я бываю там хотя бы раз в месяц, а эти планы с Грей мы строили еще на прошлой неделе – до того, как все переменилось.

– У тебя планы? – уточнил Крис.

– Ага.

– С кем?

– С Грей, – ответила я, не отрывая взгляда от экрана. Может, она согласится встретиться в городе.

Крис кивнул.

– Тогда позже на неделе. Передавай Грей привет.

– Да, конечно.

– Рен.

Я вскинула голову на голос Лоусона. Криса уже не было – я даже не заметила, когда он ушел. Все еще пялилась на эту крошечную клеточку в календаре, словно на кобру, готовую укусить.

Я сунула телефон в ящик стола, чтобы он больше меня не дразнил.

– Зайдешь ко мне на минуту?

Холодок прокатился по животу.

– Больше никого нет на смене. Эйбел ушел на обед, и…

– Я уже вернулся, – буркнул он, устраиваясь в соседней кабинке. – Иди к Лоусону, чтобы он не нависал надо мной.

– И я тебя люблю, Эйбел, – усмехнулся Лоусон.

– Зови, если что, – сказала я, поднимаясь с кресла.

– Кому ты это говоришь, деточка? Я почти десять лет был единственным диспетчером на смене.

Его возмущение заставило меня улыбнуться.

– Конечно. И в школу ты ходил по пояс в снегу, да еще в обе стороны в гору.

– Чистая правда. А теперь выметайся и дай мне поработать.

Я покачала головой и пошла за Лоусоном в его кабинет. Но как только мы вошли, и он закрыл дверь, всякая тень улыбки исчезла.

– Присаживайся, – сказал он, опускаясь в кресло.

Я прикусила губу, выполняя его просьбу.

– Меня собираются уволить?

В глазах Лоусона вспыхнуло.

– Еще чего. Ты – лучший диспетчер, что у меня есть.

– Эйбел – лучший диспетчер, что у тебя есть.

– Он хорош в кризисных ситуациях, но ворчлив даже в хорошие дни. И у него нет и доли твоей эмпатии.

Я откинулась на спинку кресла, немного расслабляясь.

– У Эйбела море эмпатии. Он просто прячет ее под ворчливостью.

Лоусон усмехнулся.

– Тут ты, возможно, права. Но все равно – ты у меня номер один.

Я приподняла бровь.

– Уверен, что это не потому, что ты приглядываешь за мной с самого рождения?

Разница в двенадцать лет между ним и нами с Грей всегда делала его защитником, и не только нас, но и младших братьев. Он пожал плечами.

– Может, и так. А кто сказал, что я не могу иметь любимчиков?

– Думаю, отдел кадров был бы не в восторге.

– Хорошо, что в роли отдела кадров у нас Андерсон, а он уже по уши в своей полицейской работе.

Я усмехнулась.

– Значит, ты в безопасности.

Лоусон откинулся в кресле, которое скрипнуло.

– Ты в порядке?

Я сжала губы, чтобы не выдать правду.

– Ты спрашиваешь как начальник или как друг?

– Как твой старший брат по духу.

А в моем случае это почти одно и то же. В Лоусоне была эта спокойная надежность, из-за которой хотелось выложить к его ногам все свои тревоги. В нем было то, чего мне так не хватало в Холте, – тихая уверенность, что ничто, что я скажу, не испугает его.

Он не видел меня так, как Холт. Холт знал, что я думаю и что чувствую, еще до того, как я сама могла это сформулировать. Но в Лоусоне была своя ценность – рядом с ним я могла оставить при себе самое тяжелое.

– Этот вызов меня задел. Это не первый и не последний такой случай. Я справлюсь.

Лоусон кивнул:

– Я знаю, что ты справишься. Но ты имеешь право позаботиться о себе, когда тебя что-то выбивает из колеи. Если нужно, возьми остаток дня.

Я покачала головой:

– Это только усугубит. Я уже прошлась вокруг квартала, проветрила голову. Я в порядке.

– Ладно. А как остальное?

Я приподняла бровь:

– Копаешь, шеф Хартли?

Он, по крайней мере, выглядел чуть смущенным:

– Иногда за собой такое замечаю. – Но тень юмора быстро ушла с его лица. – Он в полной заднице, Рен.

Мои пальцы сжались на подлокотниках кресла, но я не сказала ни слова.

Лоусон дал этой фразе повиснуть в воздухе:

– Я знаю, он причинил тебе боль. Но тогда он был тоже пацаном. То, что с ним случилось… то, как он нашел тебя… такое может сломать человека.

– Значит, что он ушел – это моя вина?

– Конечно нет. Я лишь говорю, что у любой истории столько сторон, сколько людей в ней участвовало.

Я стиснула зубы. И то, что Лоусон говорил разумные вещи, только подливало масла в огонь. Но я глубоко вдохнула, сдерживаясь:

– Понимаю. Ему было тяжело. Думаешь, я не ненавижу это? Но я не могу просто забыть, что он бросил меня, когда я нуждалась в нем больше всего. Что того, что у нас было, оказалось недостаточно, чтобы пробиться сквозь ту чушь, что творилась у него в голове.

Я встретила взгляд Лоусона в упор:

– Он сломал меня, Ло. Сильнее, чем та пуля. Сильнее, чем ад боли после операции на открытом сердце. Сильнее, чем месяцы мучительной реабилитации. Я не могу просто по мановению руки стереть это из памяти.



Я снова уставилась на экран телефона, перечитывая сообщение раз за разом.

Грей: Моя лучшая подруга – не тряпка и слабачка.

Я невольно улыбнулась. У Грей всегда был язык без костей. Наверное, сказывалось то, что у нее четыре старших брата. Но когда у Лоусона родился первенец, она попыталась приучить себя к цензуре. Итогом стали эти нелепые псевдоругательства без настоящих матерных слов.

И весь день она их щедро употребляла, дразня меня. Выманивая на сегодняшний вечер.

Я бросила телефон в подстаканник и подняла взгляд на дом. Я знала каждую его щель и уголок, как свои пять пальцев. Сколько раз я мечтала жить здесь в детстве? Даже не сосчитать.

А еще были мечты построить свой дом на соседнем участке, чтобы Керри и Нейтан каждый день могли быть рядом со своими будущими внуками. Эти невидимые когти вонзились глубоко, и я торопливо загнала воспоминания вглубь.

Это у меня хорошо получалось. Прятать то, на что не хочу смотреть. Я в этом мастер. Но выжечь из памяти их полностью я так и не смогла.

А ведь у нас была почти целая жизнь воспоминаний. Мы с Грей ходили в одну игровую группу еще младенцами. И Керри часто рассказывала историю о том, как двухлетний Холт, завороженный малышкой с ореховыми глазами, подошел ко мне и буквально встал на страже, не подпуская никого, пока те не докажут, что пришли с добром.

Со временем это не изменилось. Он всегда был моим защитником. Тем, кто поднимал меня, когда я падала с велосипеда, и обрабатывал разбитые коленки. Тем, кто заставлял братьев пускать нас с Грей в любые их игры. Тем, кто ударил обидчика в третьем классе за то, что тот постоянно меня дразнил, и за что его отстранили на неделю от занятий.

Я была наполовину влюблена в Холта Хартли с тех пор, как научилась ходить. Но ему понадобилось время, чтобы осознать, что он тоже этого хочет. Он говорил, что любил меня всегда, только эта любовь выглядела по-разному в разные годы. Я думала, так будет всегда. Даже не подозревала, что он однажды сможет просто уйти.

Я выдернула ключи из замка зажигания и крепко сжала их в ладони, чувствуя, как острые зубцы впиваются в кожу. Хотелось, чтобы боль была сильнее. Мне нужно было что-то гораздо хуже, чтобы выдержать ближайшие часы.

Поднявшись по ступенькам к двери, я глубоко вдохнула горный воздух. На мгновение замерла и почти постучала, будто присутствие Холта превратило этот дом в чужой. Но я подавила этот импульс и просто открыла дверь.

Из гостиной доносился приглушенный шум. Я пошла на звук. Грей вскочила с дивана, едва меня увидела:

– Рен! – Она обняла меня. – Я боялась, что ты передумаешь, – прошептала она.

– Твои тридцать два сообщения могли мне об этом намекнуть.

Она смущенно улыбнулась:

– Слабачка и тряпка – это уже перебор?

– Это было мое любимое, – призналась я.

– Пошли, выпьем чего-нибудь.

Она повела меня на кухню, и я была горда, что замедлила шаг лишь чуть-чуть, встретившись взглядом с глубокими синими глазами. Взгляд Холта был как силовое поле, сквозь которое приходилось пробиваться усилием воли.

– Привет, Сверчок.

Острая боль пронзила меня, но я лишь кивнула:

– Холт.

– Моя девочка пришла, – пропела Керри, заключая меня в объятия. – Теперь мир снова на месте.

– Я ничего не принесла, но у меня есть две руки, готовые помочь.

– Все, что мне нужно, – это твое присутствие здесь.

Тепло ее слов слегка смягчило боль от прозвучавшей из уст Холта моей клички.

– Как дела, Малышка Уильямс? – спросил Нэш, закидывая в рот помидор-черри.

Керри шлепнула его полотенцем:

– Рен, хочешь помочь – стереги еду от этих двух варваров.

Губы Холта дернулись в знакомой дьявольской улыбке, когда он стащил булочку с решетки:

– Это комплимент, мам. – Он откусил кусок. – Я нигде не ел так вкусно, как здесь.

Нейтан повел плечом:

– В таком случае, можно было бы подумать, что ты бывал дома чаще, чем раз в год на сутки.

На лице Холта на секунду отразилась резкая боль и тут же исчезла. Но глубину этого выражения я не забуду никогда.

– Нейтан… – мягко произнесла Керри.

– Я у себя дома и язык прикусывать не обязан, – проворчал он.

Я бросила на Грей взгляд – она едва заметно покачала головой. Мой взгляд вернулся к Нейтану, который для меня всегда был большим плюшевым медведем. Иногда он бывал строг со своими детьми, но только когда те действительно чудили. И всегда заканчивал любую отповедь словами о том, как он их любит.

Да, за время восстановления он стал куда ворчливее, но сейчас это было уже перебором.

Холт чуть поерзал на высоком стуле:

– Говори, что считаешь нужным, папа.

Нейтан резко захлопнул рот и снова уставился в телевизор.

Роан смотрел на отца тяжелым взглядом, но промолчал. Лоусон мял челюсть, уставившись в носки ботинок.

Что случилось с этой семьей, которую я так люблю? Неужели я не замечала, что они трещат по швам? Да, я не позволяла им говорить со мной о Холте, но они рассказывали про праздники, на которых он был, и там, по их словам, царила радость и смех. Значит, эта напряженность – недавняя.

Керри нервно перебирала полотенце, косившись на мужа. Я сжала ее руку и направилась к дивану. Глядя на Нейтана, кивнула в сторону коридора:

– Пройдемся.

– Ты что, не слышала? У меня нога сломана.

– Ну пожалуйста, – фыркнула я. – Это было несколько месяцев назад. И я точно знаю, что твой физиотерапевт велел тебе каждый день делать круги по твердому полу. Ты что, сдался?

Нэш закашлялся, прикрывая смех.

– Ты меня проверяешь? – прищурился Нейтан.

– Ты для меня больше, чем отец. Так что извини, но я хочу, чтобы ты прожил подольше и перестал огрызаться на всех подряд. Если Керри выставит тебя из дома, тебе ведь придется жить у меня, а там тесновато.

Он попытался нахмуриться, но губы предательски дрогнули. И это движение было таким же, как у Холта, что у меня кольнуло в груди.

Нейтан протянул руку:

– Поднимешь старика?

Я ухватилась за его ладонь, хотя на самом деле ему помощь не требовалась.

– Серьезно, пап? – удивился Нэш. – Я уже три раза звал тебя пройтись со мной с тех пор, как приехал.

Нейтан пожал плечами:

– Она лучше компания, чем ты.

– Я бы тебе это сказала сразу, – вставила Грей.

– Пойдем, – потянула я.

Мы с Нейтаном двинулись по коридору, все дальше от тихих звуков спортивного матча и приглушенных голосов, пока не оказались в другой части дома.

– Теперь все за моей спиной судачат, – проворчал он.

– Только потому, что ты дал им повод.

Его челюсть напряглась.

– Что с тобой? Я бы подумала, что ты рад возвращению Холта.

– Рад.

Голос у него был хриплый, будто он всю жизнь курил.

– Не похоже на радость от встречи с сыном.

Мы шли молча, и я заметила, что он хромает меньше, чем в прошлый раз.

– Он все равно не останется, – сказал он наконец.

– И что?

Он резко поднял голову:

– Я хочу провести время с сыном. Я смирился, что он гоняется за каждой опасной ситуацией по всему миру, но теперь с меня хватит. Я не знаю, сколько мне осталось, и хочу успеть узнать своего мальчишку, пока не поздно.

Я сбавила шаг и уставилась на него:

– И что же, ты решил подъедать его, чтобы он остался?

Нейтан смутился:

– Слушай, пока работает. Он уже продержался семьдесят два часа. Это рекорд за последние десять лет.

Грудь сжало, и я повернулась к Нейтану, положив ладони ему на плечи:

– То, что есть у вас двоих, – бесценно. И если оно заржавело, это не значит, что корень исчез. Если хочешь вернуть почву под ногами – будь честен. Скажи ему, что хочешь, чтобы он остался. Что хочешь узнать того мужчину, в которого он превратился.

Это было мерилом того, насколько сильно я любила эту семью, – советовать то, что, по сути, распорет меня изнутри и зальет рану кислотой. Но я знала, что значит жить с болью. Со временем я справлюсь и с этим. Боль станет привычной, и я смогу ее выдержать, если это поможет Хартли снова обрести мир в семье.

Нейтан сжал губы:

– Подумаю.

Я продела руку под его локоть и повела нас обратно к гостиной:

– Это все, чего я могу просить.

Из подвала донесся грохот, будто там носилось стадо слонов, за которым следовали восторженные крики и, возможно, немного игровых подколок.

– Нам лучше вернуться, – сказал Нейтан, ускоряя шаг и выглядя куда бодрее, чем раньше. – Мои внуки способны оставить нас без крошки.

– Каков отец, такие и сыновья, когда речь о еде.

Нейтан хмыкнул:

– Я не растил дураков.

Уголки моих губ дрогнули, когда мы вернулись в гостиную. Но улыбка тут же погасла при виде картины передо мной.

– Поставь меня на пол, дядя Холт! – захохотал Чарли.

Холт защекотал мальчишку в бок и держал его вниз головой за одну лодыжку:

– Что ты мне пообещаешь?

– Ты получишь первый кусок пирога! Обещаю!

Холт поднял его выше, защекотав с другой стороны:

– Не знаю, можно ли тебе верить…

Чарли визжал и смеялся, тянув руки к пирогу на столешнице.

Холт подбросил его в воздух, а потом поймал в объятия, пока Чарли умолял повторить.

Наши взгляды встретились. И в эти несколько ударов сердца пронеслась целая жизнь – годы, полные того, как Холт дразнил бы наших детей, подбрасывая их высоко, пока вокруг звенел смех. Годы, когда мы вместе смотрели бы, как они растут, и собирали ту самую футбольную команду из детей, о которой всегда мечтали.

Я ошибалась раньше. Никогда я не смогу привыкнуть к такой боли. Она скорее поглотит меня целиком.