Текст книги "Шепот о тебе (ЛП)"

Автор книги: Кэтрин Коулс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

24

Рен

Это было слишком. Будто вся моя система перегрузилась и дала сбой.

Ноги дрожали так сильно, что я просто осела на пол душа. Поток воды хлестал меня сверху, и я хотела, чтобы он причинял боль, чтобы тело болело так же, как и душа. После той стрельбы, после того как Холт ушел, внешнее хотя бы соответствовало внутреннему.

Пальцы нашли шрам между грудями – тот самый, где врачи раскрывали мне грудную клетку и переставляли все внутри, пытаясь спасти жизнь. Сейчас это было похоже на операцию на открытом сердце – только без анестезии.

Воспоминания обрушивались одно за другим. Голос Холта, признающегося в любви, когда я очнулась после операции. Добрый взгляд мистера Питерсона, спрашивающего, как я держусь. Широкая улыбка Гретхен, рассказывавшей, как стрельба научила ее ценить жизнь.

Слезы рвались наружу все чаще. Сильнее. Я уже не могла вдохнуть – казалось, что в комнате просто нет воздуха.

Дверца душа распахнулась, и вода смолкла. Мне было все равно. Все, что я могла, – раскачиваться и жадно хватать ртом воздух.

Через секунду вокруг меня сомкнулся полотенце, и чьи-то сильные руки подняли меня. Мир поплыл, размываясь. Кажется, потом был плед. Кровать.

А потом я утонула в Холте. Он был повсюду – этот запах хвои и пряностей.

– Я держу тебя.

Я чувствовала эти слова кожей не меньше, чем слышала их – мягкое клеймо, прорезавшее меня до самого сердца.

– Правда? – выдавила я хрипло.

Холт прижал меня крепче:

– Прости меня, Сверчок. Ты никогда не узнаешь, насколько. Я здесь. И никуда не уйду.

От этих слов я заплакала сильнее.

– Сверчок… – мое прозвище прозвучало как мольба, полная боли.

Дальше слов не было. Только легкие прикосновения. Его губы, почти невесомо касающиеся моего лба. Руки, скользящие по моей спине.

И последние стены внутри рухнули. Потому что в этот момент единственным, что могло меня утешить, был Холт – нежность его пальцев, до боли знакомое чувство. Его тихие, бессмысленные слова на языке, понятном только нам двоим.

Сейчас мне нужен был только он. Я должна была потеряться в мужчине, которого так и не смогла отпустить.

Я отпустила все. Все «а что если». Всю боль. Всю скорбь. И позволила Холту залечивать каждую рану, что гноилась во мне десять лет.

Это было не одно действие и не одна тихая молитва. Это было все сразу – от мальчишки, каким он был, до мужчины, каким он стал.

Я отдалась этому полностью. Когда слезы иссякли, а дрожь утихла, я все равно не могла быть к нему достаточно близко. Я была женщиной, изголодавшейся по самому прекрасному, что когда-либо знала, и вот – снова ощутившей это.

– Холт… – его имя сорвалось с губ в хриплом шепоте, в отчаянной мольбе.

Он откинул с моего лица влажные волосы:

– Скажи, что тебе нужно, Сверчок. Все, что угодно.

– Мне нужен ты. – Самые трудные три слова в моей жизни. Полные страха и боли, но и надежды тоже.

Его тело напряглось:

– Не думаю, что это хорошая идея…

Я уже отстранилась, не в силах вынести укола отказа. Но Холт поймал меня и вернул обратно:

– Посмотри на меня, Сверчок. Увидь меня. Я думал о тебе каждый, черт возьми, день. Хотел тебя с каждым вдохом. И ничего этого не изменит. Никогда. Но я не смогу жить с собой, если мы это сделаем, а ты пожалеешь утром. Сегодня ты прошла через ад…

Я приложила пальцы к его губам, останавливая поток слов:

– Поверь мне, Холт. Поверь, что я знаю, чего хочу. Что знаю, что мне нужно.

А нужно было одно – вспомнить, что я жива. Что дышу. И что, даже если у меня не будет Холта навсегда, у меня может быть он – сейчас. Может, мы проживем свою вечность в этой комнате. В этих мгновениях от одного вдоха до другого.

Он смотрел на меня. И искал.

Я медленно убрала руку от его рта и наклонилась. Мои губы остановились в дыхании от его. Один удар сердца. Второй. И я сократила расстояние.

Я утонула в знакомом тепле Холта. Я целовала эти губы тысячу раз. Знала их мягкое давление, их зовущий вкус.

Но этот поцелуй был другим. В нем смешались глубокое желание и ощущение дома. В нем была отчаянность, которой раньше не было. Его пальцы вплелись в мои волосы, а я растворялась в этом переплетении наших губ, желая исчезнуть в его вкусе.

Его ладонь скользнула под плед, под полотенце, и пальцы легли на мою кожу. Танцуя по талии, переместились на бедро, притянули меня к нему.

Я всегда любила, как его шершавые пальцы касались моей более нежной кожи, посылая по телу волны сладких мурашек. Сейчас волна вернулась. Только стала сильнее.

Холт оторвался от поцелуя, но остался в дыхании от моих губ:

– Скажи, что уверена.

Я встретила его взгляд, позволяя ему увидеть горящую там правду:

– Уверена.

– Рен…

Я почувствовала, как мое имя зазвучало на его губах, и эта вибрация проникла глубоко внутрь.

Холт скинул с меня плед, затем полотенце. Синие глаза заискрились, заиграли, пока он смотрел на меня. Его пальцы скользили по коже, словно он хотел навсегда запомнить каждый изгиб.

Потом он наклонился и коснулся губами шрама над сердцем. Сердце дернулось, сбившись с ритма. Его губы прошли по длинной линии вдоль грудины, опускаясь ниже.

– Холт… – выдохнула я, начиная извиваться. Я не стыдилась шрамов и не чувствовала смущения. Но здесь, вот так… я была открыта. Словно оголенный нерв.

– Твоя сила делает тебя только красивее, – хрипло сказал он, все еще скользя губами по коже. Они прошли вдоль ребер и поднялись к груди.

Я выгнулась, ища большего. Больше его.

Его язык коснулся соска, обвел его:

– Твоя кожа – это рай. Шелк. И ты.

Мои пальцы вцепились в его плечи, потом потянулись к пуговицам на фланелевой рубашке. Я дрожала, пытаясь освободить ткань. Желание почувствовать его, всего, было таким сильным, что руки не слушались.

– Рен, – прошептал Холт, обрамляя мое лицо ладонями. – У нас есть время.

Но я не была уверена. Никому не обещана вечность. И я не могла рассчитывать, что Холт останется в месте, где столько боли. Я не сказала этого. Вместо этого подарила ему другую правду:

– Мне нужна твоя кожа рядом с моей.

Его глаза искали что-то во мне, словно он догадывался, что за словами скрывается больше. Но потом он сел, быстро расстегивая пуговицы. Поднялся, стянул фланель и белую футболку через голову.

Я не могла не смотреть. Теперь моя очередь была запомнить этот образ. И я знала – он погубит меня для всех остальных. Холт был словно выточен из сухожилий и силы, обтянутых светлой кожей цвета золота спелой пшеницы.

Пальцы сжались в пустоте, потому что жаждали прикоснуться. Провести по легкому пушку на груди. Скользнуть по ложбинкам и рельефу его пресса.

Пальцы Холта потянулись к пуговице на джинсах. Сапоги он уже где-то оставил по дороге. Через секунду джинсы упали на пол. Я сглотнула, когда он зацепил пальцами край черных боксеров и стянул их.

И вот он стоял передо мной, между нами – только воздух. Боже, он был прекрасен. Не только этим телом, но и сердцем, что билось под этой мускулатурой.

Холт подошел к кровати, и я не удержалась – протянула руку, едва коснувшись его груди, позволяя этому ощущению захлестнуть меня.

Он закрыл глаза и глубоко вдохнул:

– Я мечтал о твоих руках на себе каждый гребаный день.

Такие же мечты мучили и меня во сне. Я просыпалась, запутавшись в простынях, раскаленная, неспокойная. Пыталась сбросить это напряжение, но становилось только хуже.

Он откинул с моего лица волосы:

– У тебя есть защита?

Я моргнула:

– А у тебя нет?

Краешек его губ дрогнул в улыбке:

– Сверчок, у меня давно никого не было. Я понял, что это нечестно – идти на это с другой женщиной, когда единственная, кого я хочу, – ты.

Его слова вырезались в сердце, разрывая меня и обжигая самой прекрасной болью. По щеке скатилась слеза, и Холт стер ее большим пальцем:

– Эй… Что это?

– У меня тоже давно никого не было. И я на таблетках. – Правда была в том, что за все эти годы был только один случай. Пьяная ночь, о которой я пожалела всей душой. Но тогда я просто хотела избавиться от клейма девственницы.

Холт коснулся губами одной щеки, потом другой, затем лба и, наконец, моих губ:

– Спасибо, что доверяешь мне.

Сердце с треском раскололось, и мне захотелось отдать ему все его осколки.

Вместо этого я поцеловала его глубже. Потерялась в его вкусе и ощущении.

Его ладонь скользнула между моих бедер, и я выгнулась навстречу. Я ахнула ему в губы, когда его палец вошел в меня, двигаясь медленно, размеренно, словно он никуда не спешил.

Но я спешила. Не хотела терять ни секунды. Не с Холтом.

Моя рука обхватила его член, и он выдохнул низко и хрипло, когда я провела по нему вверх-вниз.

– Рай… – прорычал он.

Я скользнула пальцем по его головке, чувствуя каплю влаги.

Холт обвел большим пальцем пучок нервов, и я тихо заскулила, когда по коже пробежали искры. Но заставила себя отстраниться, потому что не хотела разрываться так. Я хотела, чтобы он был внутри. Чтобы заполнял меня весь.

– Не так.

Холт всмотрелся в мои глаза.

– Мне нужен весь ты.

В его взгляде мелькнуло понимание, и он перекатился сверху. Еще один поцелуй в шрам над сердцем и его глаза снова нашли мои. Не отпускали. Ни на секунду.

Головка Холта коснулась моего входа, и мои ноги сами обвили его талию. Все во мне растянулось, когда он вошел. Сладкая, тягучая боль – на грани удовольствия и боли.

Его лоб прижался к моему, пока я пыталась выровнять дыхание.

– Ты со мной?

Я провела большим пальцем по его губам, потом скользнула вниз к горлу, чувствуя, как щетина колет кожу.

– С тобой.

Холт начал двигаться. Сначала медленно – неглубокие, пробные толчки.

Мои бедра поднялись навстречу, находя ритм. Я не думала о том, как «правильно» или «нужно». Доверяла телу, что оно само найдет путь к Холту – так, как суждено только нам.

Холт изменил угол, вошел глубже. Мои губы раскрылись в беззвучной мольбе, пальцы впились в его плечи, ногти оставили на коже следы.

В этом движении что-то сломало его сдержанность, страх сломать меня. Вернулось то самое отчаяние, что было между нами раньше. Жажда быть ближе. Запомнить. Никогда не забыть.

Все во мне дрогнуло, когда Холт нашел ту самую точку глубоко внутри – ту, от которой свет вспыхивал в глазах, а слезы жгли веки. Мне хотелось только большего. Мы снова и снова находили друг друга, держась за эту нарастающую потребность.

– Ты со мной? – прорычал Холт, его рука скользнула между нами, большой палец обвел мой клитор.

– С… тобой… – выдохнула я между вздохами.

Холт надавил на этот пульсирующий центр. Это было слишком. Правильность его движений во мне. Перегрузка чувств. Переполненность ощущений.

И хватило одной искры.

Холт вошел еще глубже, чем казалось возможным и я сорвалась в падение. Но там не было страха, потому что он падал вместе со мной. Шепот витал в воздухе вокруг нас. Шепот о нем. О нас. О прошлом. О настоящем. О вечности.

Я позволила им накрыть меня, впитаться в кожу, унести прочь.

Волна за волной обрушивалась на меня, пока я держалась за Холта, сжимала его, словно никогда не отпущу.

Хриплый крик сорвался с его губ, и Холт полетел следом. Вихрь ощущений закрутил нас обоих. Мы пытались не упустить ни единого мгновения.

Потому что глубоко внутри жила все та же боязнь – что этот шепот о нем станет всем, что у меня когда-либо будет.



25

Холт

Мои губы скользили вниз по спине Рен. Она выдохнула сонный тихий стон, и я невольно усмехнулся, прижавшись к ее коже.

– Утро.

Голос у меня был хриплый, пропитанный усталостью. Неудивительно – мы с Рен потерялись друг в друге столько раз, что я сбился со счета. Будто пытались восполнить все украденное у нас время. А когда сил больше не осталось, мы заснули, сплетясь, как единое целое.

– Хочу спать, – пробормотала она.

Я не сдержал смешка.

Рен перевернулась на спину, даже не подумав прикрыться простыней:

– Я скучала по этому звуку.

– По моему смеху?

Она кивнула, ее пальцы едва коснулись моего горла:

– Я думала, что буду слышать твой смех всегда. Знать, как он меняется на каждом этапе нашей жизни.

Каждое ее слово резало меня изнутри. Я украл у нее так много. Эти смешки. Нашу жизнь – ту, о которой мы мечтали годами.

Я ладонями обхватил ее лицо, большим пальцем провел по щеке:

– Я никогда не переставал тебя любить. Ни на секунду.

Мне было плевать, что это может прозвучать слишком рано. Что Рен, может, не готова это услышать. Она должна была знать. Я все мог испортить, но точно не из-за недостатка любви.

Зеленая вспышка мелькнула в ее глаз, пальцы замерли:

– Ты не можешь так говорить.

– От того, что я промолчу, это не станет меньше правдой.

Рен отдернула руку и натянула простыню, прикрывшись:

– Не надо, Холт. Пожалуйста, не давай обещаний.

Обещаний, в которые она боялась поверить. Может, она не готова слышать их вслух, но я мог дать их молча. Невысказанными молитвами. И действиями – самыми весомыми словами.

Я притянул ее к себе:

– Ладно. Без обещаний. Но и без того, чтобы ты отстранялась.

В ее теле немного спало напряжение:

– Не знаю, смогу ли я… делать вот это.

Мои пальцы погрузились в ее волосы, наслаждаясь их мягкостью:

– А сможешь просто сегодня?

Она прикусила губу:

– Да.

Я коснулся губами того места, которое она покусывала:

– По одному дню за раз. Это все, что мы можем.

И я собирался использовать каждый такой день – каждую секунду. Я не подведу ее. Не теперь.

Потянувшись к тумбочке, я взял кружку кофе и протянул ей.

Она на миг удивленно посмотрела на меня, будто ожидала, что я сейчас начну уговаривать ее.

– Спасибо, – сказала она, устроившись на подушках и сделав глоток. – Гораздо лучше, чем когда я его готовлю.

Я ухмыльнулся:

– Уверен, ты и кофе умеешь спалить, Сверчок.

Она сверкнула глазами:

– Неправда.

– Ага.

Рен схватила подушку и стукнула меня:

– Грубиян.

Я рассмеялся. И не стал сдерживаться – не теперь, когда она скучала по этому звуку. Наклонившись, коснулся губами ее виска:

– Ладно, заглажу вину маффинами.

Я достал один с тумбочки.

Глаза Рен округлились:

– Теплый.

– Просто смесь из коробки, но вкус чертовски хороший.

Она откусила кусок и застонала.

Мои шорты вдруг стали слишком тесными.

– Шоколадная крошка – лучшее, – пробормотала она, жуя.

Это было ее любимое. Сколько раз я видел что-то, что она любит, и мечтал передать это ей прямо в руки? А теперь мог.

Я откинулся на подушки:

– Как ты себя чувствуешь?

Она посмотрела внимательно:

– Почему мне кажется, что ты спрашиваешь не о том, болят ли у меня мышцы?

Я перевернулся на бок, пальцы скользнули по ее ноге поверх одеяла, опустились между бедер:

– И это хочу знать тоже. Если нужно – позабочусь о тебе.

Щеки Рен налились густым румянцем:

– Все в порядке.

Я мягко поцеловал ее:

– Хорошо. Еще хочу знать, как твое сердце.

Она помолчала, глядя на маффин:

– Не верится, что ее больше нет. – Рен подняла взгляд. – Это не случайность.

Мои губы сжались в жесткую линию:

– Маловероятно.

В ее глазах вспыхнула боль:

– Я все думаю – зачем? Кто захочет пойти против выживших? Мы уже прошли через такое…

Боже, я сам хотел знать ответы. Чтобы стереть этого человека с лица земли.

– Не знаю, Сверчок. Жаль, что не знаю. Лоусон этим занимается, и я помогу ему, чем смогу.

– У него есть зацепки?

– Думаю, нет. Я собирался отвезти тебя на работу и заодно поговорить с ним. – Сегодня утром в телефоне я нашел только одно сообщение: «Не спускай глаз с Рен». Тепла оно мне не добавило.

Рен стала подниматься:

– Пойду в душ. Поедем пораньше…

Я потянул ее обратно:

– У нас есть время. Мне нужно с тобой поговорить, а тебе – поесть. Последнее, что нам нужно, – чтобы ты свалилась в обморок.

Она что-то пробурчала про властных альфа-самцов, но засунула в рот кусок маффина:

– Говори.

Я сжал губы, чтобы не усмехнуться. Но мысль о том, что я собирался сказать, быстро убила улыбку.

– Нужно обсудить твою безопасность.

Она напряглась:

– Ладно.

– Я уже заказал у своего друга Кейна базовые штуки для твоего дома.

– Я думала, ты ждешь мой бюджет.

– Ждал. Но знал, что смогу вернуть то, что не впишется в твои рамки. – Это было правдой. Но я также знал, что Кейн отдаст мне половину даром, если надо, так что я мог немного «поиграть» с цифрами.

– Ладно. Делай, что считаешь нужным. Только никаких камер и датчиков движения в доме. Мне не нужно, чтобы мы с Шэдоу подорвались.

Хаски появилась, услышав свое имя, с довольным видом и костью в пасти.

Рен приподняла бровь:

– Похоже, не только меня балуют.

– Забочусь о своих девчонках.

Ее взгляд смягчился, но тут же вернулся к маффину:

– Что-то еще?

– Никуда не ходи одна. Ладно?

Она помолчала:

– Думаешь, этот кто-то может прийти за мной?

В груди болезненно сжалось:

– Такое возможно.

И я не собирался дать этому случиться.

– Я не буду ходить одна.

Мне ненавистен был этот оттенок поражения в ее голосе. Я переплел наши пальцы и сжал:

– Это не навсегда.

– Знаю. Не хочу быть дурой.

Я кивнул и отпустил ее, чтобы достать из тумбочки еще пару вещей.

– Вот один из персональных сигналов, что мы выдаем клиентам. Дергаешь вот за этот штифт и сирена орет так, что ее слышно в радиусе двух кварталов.

Рен повертела в пальцах маленький брелок:

– Удобно.

– Знаю, ты говорила, что у тебя есть электрошокер, но мне будет спокойнее, если ты и это при себе подержишь.

Я положил ей на колени маленький складной нож. Рен уставилась на него, не шелохнувшись. Лезвие было поношенным, а гравировка на рукояти почти стерлась – оттого что я бесчисленное количество раз проводил по ней пальцами. Холт Хартли. Люблю тебя вечно. С 18-летием. С любовью, Сверчок.

– Ты его сохранил.

Это прозвучало не как вопрос, но требовало объяснения.

– Он был со мной везде. Я не выходил ни на одно задание, ни в одну командировку без него. Он спасал меня столько раз, что я уже сбился со счета. Теперь он будет охранять тебя. Хотя бы какое-то время.

Рен сглотнула и подняла на меня взгляд:

– Я оставлю его у себя… на время.

Но я знал – это будет дольше. Потому что даже когда она будет в безопасности и вернет его мне, я все равно останусь рядом. И рано или поздно она поверит, что «навсегда» – это просто вся жизнь, сложенная из таких маленьких «на время».



26

Рен

Холт припарковался сбоку от участка, а я изо всех сил старалась усидеть спокойно. Это нервное, подергивающее ощущение не отпускало с того самого момента, как мы сели в машину. Казалось, будто Холт все это время смотрит на меня – оценивает, разглядывает каждую царапину, каждый шрам, чтобы потом залатать все мои трещины.

Но это было не так. Его пальцы были переплетены с моими, а взгляд постоянно скользил по дороге и улицам центра. Он, скорее всего, выискивал любого возможного «призрака» за углом, готового в любой момент выскочить на нас.

Я глубоко вдохнула. А когда выдохнула, мысленно натянула на себя маску. Ту, под которой никто не станет по сто раз за день спрашивать, в порядке ли я. Ту, что заставит людей забыть, что вчера я полностью утонула в шоке. Насколько помню, к тому моменту, как мы уходили, в офисе почти никого не было. Настоящее представление мне предстояло сыграть перед Эйбелом.

– Что ты делаешь? – выдернул меня из мыслей Холт.

Я резко посмотрела на него:

– Что именно?

Он обвел пальцем воздух перед моим лицом:

– Стираешь все свои чувства. Прячешься от мира.

Ну конечно, он это заметил. Он всегда видел все. Каждый раз, когда я тонула. Кроме одного раза – когда он был нужен мне больше всего.

– Иногда мир не имеет права на твои чувства. Это не значит, что ты прячешься. Просто есть эмоции, которыми делишься только с теми, кому доверяешь.

По лицу Холта скользнула тень боли:

– Ты так сделала в тот первый день, когда я тебя увидел.

Я не отвела взгляд. Ни от Холта, ни от его боли:

– Да. Но вчера я от тебя ничего не скрывала. Ты видел все. – Я позволила своим стенам рухнуть и осталась оголенной, беззащитной.

Холт взял мое лицо в свои ладони:

– Спасибо.

Я потянулась и коснулась его губ. Не смогла побороть желание успокоить его – оно было слишком сильным.

Его лоб прижался к моему:

– Нам пора.

– Знаю. – Но это было последнее, чего мне хотелось. Я хотела спрятаться там, где нет стрельбы, жестокости и боли. Где все просто и всегда складывается хорошо.

Холт вздохнул, отпуская меня, заглушил двигатель и выбрался из внедорожника. Я нехотя последовала за ним. Его рука нашла мою, едва я вышла из машины. Я сжала его пальцы и попыталась высвободиться, но он не отпустил.

– Холт, – зашипела я.

Он глянул на меня сверху вниз:

– Ты же не прячешь нас?

Моя челюсть отвисла:

– Нет, но мне и не нужно, чтобы все знали про мои дела. – Потому что если он решит уйти, именно мне придется сталкиваться с десятками любопытных в нашем городе.

– Ты права, это не их дело. – Но руку он так и не выпустил.

– Холт…

– Не собираюсь делать вид, будто не люблю тебя, Рен. Скучал по твоим прикосновениям. Иногда шел по улице и готов был поклясться, что чувствую твою ладонь в своей.

Все внутри дернулось, словно в машине резко ударили по тормозам. Больно, обжигающе, невозможно не заметить.

– О.

Это было единственное, что я смогла выдавить.

Холт наклонил голову и коснулся губами моей макушки:

– Да.

Он придержал для меня дверь в участок, но руки не выпустил. Я и не пыталась вырваться. Как только мы вошли, кожа зачесалась от осознания, что на нас смотрят. Я постаралась не обращать внимания на этот зудящий дискомфорт, пока Холт вел нас к кабинету Лоусона.

Мимо тихо переговаривались Клинт и Эмбер. Взгляд Клинта упал на наши переплетенные пальцы. В его глазах что-то мелькнуло, но он ничего не сказал.

В животе неприятно сжалось, но, может, так и лучше. Сорвать пластырь сразу. Пусть он найдет себе кого-то, кто ему действительно подходит.

Холт остановился у закрытой двери и постучал.

– Войдите.

Холт открыл дверь, пропуская меня вперед, и все еще не отпустил руки.

Лоусон выглядел измотанным – щетина, темные круги под глазами. Но, заметив наши руки, он чуть улыбнулся. Тактично промолчал.

Нэш – нет.

– Вот черт, – хохотнул он с дивана. – Рождественское чудо посреди весны.

– Нэш… – предупредил его Холт.

– Что? – изобразил невинность тот. – Я не могу порадоваться за брата?

– Радоваться можешь. А вот издеваться над Рен – нет.

Нэш перевел взгляд с Холта на меня, дьявольская улыбка тронула его губы:

– МалышкаУильямс, выглядишь не особо выспавшейся. Кто-то, случайно, не…

Лоусон метнул в него ручку.

– Ай! Это было лишнее, брат. Я вообще-то могу пожаловаться в отдел кадров на токсичную обстановку.

Лоусон покачал головой:

– Удачи. Доброе утро, Рен. Холт.

– Доброе, – выдавила я, чувствуя, что лицо горит, как пожарная машина.

– Хотели узнать, есть ли новости, – вернул разговор в нужное русло Холт.

С лица Лоусона мгновенно сошли все тени шутки:

– У нас немного. Фигура в черном худи, убегающая от дома МакХенри в сторону леса.

Холт перевел взгляд с Лоусона на Нэша:

– Это другое. В прошлый раз стреляли через окно. А тут – в упор.

– Кто-то чувствует себя все увереннее, – мрачно сказал Нэш.

Меня скрутило от такого равнодушного отношения к человеческой жизни:

– Офицеры были правы? Миссис МакХенри не выжила?

Лоусон покачал головой:

– Констатировали смерть на месте.

Я не знала, утешало ли это, ведь у миссис МакХенри все равно никого не осталось. Хотелось верить, что она с Гретхен теперь вместе и им спокойно, даже если это случилось слишком рано.

– Кого вы вызываете на допрос? – спросил Холт.

Лоусон и Нэш обменялись взглядом.

Холт недовольно зарычал.

– Вы не полиция, – отрезал Лоусон. Потом перевел взгляд на меня: – И ты тоже.

Я выдержала его взгляд:

– Может, и нет. Но я вполне могу оказаться в чьем-то списке целей, и, думаю, это дает мне право на хоть какую-то информацию. И не то чтобы я не увижу, кого вы сюда приведете.

Пальцы Холта крепче сжали мою ладонь.

– Малышка Уильямс права, – заметил Нэш.

Лоусон шумно выдохнул:

– Мы разговариваем со многими. Со всеми, кто был связан с той стрельбой десять лет назад, и с теми, кто был поблизости от недавних событий. Но пока никого не привозим на полноценный допрос. Также связываемся со всеми выжившими после той стрельбы и предупреждаем быть осторожными. Но просим не распространять это.

Я прокрутила это в голове:

– Не хотите напугать.

– Именно. Мне не нужна паника в городе, и я не хочу, чтобы тот, кто это сделал, начал заметать следы еще тщательнее, – согласился Лоусон.

Я сильнее сжала руку Холта, подбирая слова:

– А что, если тогда был третий стрелок?

Я не поднимала эту тему с той самой третьей и последней беседы с полицией десять лет назад. Тогдашний исполняющий обязанности шефа сумел внушить мне, что я просто истеричная девчонка, чьей памяти и суждениям нельзя доверять. И я начала в это верить.

– Я знаю, врачи говорили, что из-за потери крови и шока я могла все перепутать… Но я клялась, что в ту ночь в доме был третий человек.

Лоусон подался вперед:

– Я думал, ты потом признала, что ошиблась. И что их было только двое.

– Те копы… Они заставили меня сомневаться во всем, что я помнила, если это не совпадало с их версией.

– Ублюдки, – пробормотал Холт.

Лоусон одарил его строгим взглядом:

– Поверь, я тоже не в восторге от того, как они все тогда провели. Но на них давили, требовали скорее закрыть дело и забыть ключ от камеры хранения. Вот они и подгоняли факты, где не стоило. А правда… у нее свой срок.

Но время, которое нужно, чтобы ее найти, может причинить непоправимый вред. Мы это знали лучше многих – видели, как Роана сломали бесконечные сомнения в его причастности. Неважно, что никто из нас в это не верил. Подозрение изменило его навсегда.

Нэш пристально посмотрел на меня:

– Рэнди и Пол всегда твердили, что их было только двое. Неужели ты думаешь, что они бы не сдали напарника, чтобы тот тоже сел?

Я выдернула руку из ладони Холта, и он отпустил без сопротивления – будто понял, что мне нужно пространство. Сцепив пальцы, я перекатывалась с пяток на носки:

– Я прокручивала ту ночь в голове снова и снова, даже когда это было последнее, о чем хотелось думать. Я слышала кого-то внизу. Эйбел сказал, что полиция уже в пути, и я решила, что это они тихо поднимаются наверх. Думала, что теперь-то все будет хорошо.

Челюсть у Холта задвигалась, будто он едва сдерживался, сжимая спинку стула.

Я не остановилась – нужно было все выговорить:

– Я услышала шаги на лестнице и фразу: «Где, черт возьми, Холт? Они нужны оба».

В комнате повисло натянутое напряжение. Я никогда не рассказывала об этом никому, кроме полиции. И уж точно не делилась этим с Холтом. Каждый раз, когда я пыталась завести разговор о той ночи, он пресекал его, уверяя, что нет смысла все ворошить.

Я повернулась к нему:

– Я тогда была рада, что тебя не было, – прошептала я. – Я бы не пережила, если бы с тобой что-то случилось.

По лицу Холта метались эмоции, сменяя друг друга так быстро, что я не успевала за ними. А потом он просто шагнул ко мне и заключил в объятия:

– Я здесь, Сверчок.

Надежда теплом шевельнулась внутри. Опасная, пугающая надежда. Но я не отстранилась. Вцепилась в его рубашку, сжимая ткань:

– Главное, что ты цел.

– Нужно снова пройтись по делу, – сказал Нэш.

Я повернулась в объятиях Холта к Лоусону и Нэшу, но он меня не отпустил. Его тепло впитывалось в мою спину, слишком уютное.

– Прошло десять лет.

Лоусон уже стучал по клавиатуре:

– Никогда не знаешь, что можно найти. У нас все хранится – улики, записи. Поручу поднять, посмотрим еще раз.

– Хочешь, я тоже подключусь? – спросил Холт.

Лоусон покачал головой:

– Буду держать тебя в курсе, но в комнате тебя быть не должно. Если что-то найдем, твое присутствие может вызвать вопросы по цепочке хранения улик.

Холт стиснул челюсть, но кивнул:

– Позвони, если что-то всплывет.

– Позвоню.

Холт развернул меня к себе, убрал волосы с лица:

– Заберу тебя после смены.

– Спасибо.

– И помни – никуда одна.

Я скорчила гримасу:

– Знаю. И я весь день буду в окружении копов. Думаю, опасности нет.

– Мы присмотрим, чтобы Малышка Уильямс не влипла в неприятности, – с ухмылкой вставил Нэш.

Лоусон осадил брата взглядом, потом снова посмотрел на меня:

– Холт прав, нужно быть осторожнее. Мы не знаем, связаны ли отпечатки возле твоего дома с этим. Но пока не исключили – считаем, что да.

Живот неприятно сжался, а Холт метнул в Лоусона злой взгляд. Я постаралась, чтобы это не отразилось на лице:

– Я буду осторожна, обещаю. Но сейчас мне нужно работать.

Холт наклонился, легко коснувшись моих губ:

– Звони, если что.

Я проглотила ком в горле. Как часто я мечтала сделать именно это? Сколько бы я отдала, чтобы услышать его голос в трубке тогда…

– Ладно.

Я заставила себя отстраниться:

– Пойду к себе.

Холт кивнул:

– Провожу.

Мы вышли из кабинета, и на нас тут же уставились. Лишь Эмбер подошла:

– Что сказал шеф? Джо Салливана будут брать?

Живот скрутило:

– Думаю, он не больший подозреваемый, чем кто-то еще.

Эмбер метнула в меня взгляд, ее глаза сверкнули:

– А я думала, ты-то за справедливость выступишь. Джо такой же, как его брат, и все это знают.

– Похоже, это больше похоже на охоту на ведьм, чем на правосудие. Не думаешь, что Джо уже и так достаточно натерпелся?

По шее Эмбер поднялся румянец, заливая щеки:

– Издеваешься? Ты его защищаешь?

– Я никого не защищаю. Просто говорю, что Лоусон идет по уликам, а пока они на Джо не указывают.

Она метнула в меня колючий взгляд:

– Забыла, что они с тобой сделали? Что у тебя отняли? – В ее глазах блеснули несдержанные слезы. – Или тебе все равно, потому что ты тогда не умерла? А некоторым так не повезло.

Не дав мне вставить ни слова, она развернулась и вылетела из участка. Клинт, глядя ей вслед, поморщился:

– Прости, Рен. Она последнее время сама не своя. Эти стрельбы снова все всколыхнули.

– Поговори со своей напарницей, – рыкнул Холт.

Взгляд Клинта стал жестким:

– Ты вернулся на пару минут, и уже диктуешь, что мне делать?

– Ребята, – я попыталась остановить накал. – Давайте выдохнем. – Перевела взгляд на Клинта: – Я понимаю, ей тяжело. Не хочу усугублять, а обычно у меня это получается. Постараюсь держаться подальше. Но Холт прав – тебе нужно с ней поговорить. Эта мания на Джо ненормальна.

Клинт снова посмотрел в сторону двери, через которую ушла Эмбер:

– Знаю. Пытался. Она не слушает.

– Продолжай пытаться. Нам всем нужно сосредоточиться на том, чтобы найти того, кто действительно стоит за этими нападениями.

Потому что если мы этого не сделаем – умрет кто-то еще.