Текст книги "Шепот о тебе (ЛП)"
Автор книги: Кэтрин Коулс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
– Я просто говорю как есть. Не собираюсь носиться и готовить пир на весь мир ради блудного сына, зная, что он, скорее всего, свалит уже завтра.
Грей сжала мою руку.
– Он это не всерьез. Просто злится и жалеет себя.
– Нет, он всерьез, – тихо ответил я.
Я просто не понимал, как допустил, чтобы все зашло так далеко.


4
Рен
Я сидела в своей машине, уставившись на ресторан. Мой взгляд скользил по вывеске с витиеватой надписью: The Warf. Нужно было заходить. Я уже опаздывала на пять минут. Если потяну еще до десяти, это будет неприлично. А я не из тех, кто так поступает.
Но когда я согласилась на ужин с каким-то риелтором из Сиэтла, приехавшим в отпуск, я и представить не могла, каким окажется этот день. Мысль об этом поднимала во мне злость. Он не имел права так поступать.
Мало того, что я невольно сравнивала каждого нового мужчину на свидании с Холтом и каждый раз они оказывались ему вполовину не ровней. Так теперь он еще и в мое личное пространство лез?
Я была уверена, что между нами было молчаливое соглашение: он не появляется в городе, а я не звоню ему пьяная, умоляя объяснить, почему он ушел. По крайней мере, я так это видела. И вот теперь все к черту полетело.
– Похоже, ты вглядываешься туда уж очень пристально.
Я вздрогнула и мысленно выругалась на все лады, когда Крис подошел к открытому окну. Я никогда не позволяла людям подкрадываться ко мне. Всегда знала, что происходит вокруг.
– Привет.
– Ты в порядке?
Я шумно выдохнула:
– Не хочешь сходить на свидание вместо меня?
Он тихо усмехнулся – смех, который я слышала тысячу раз. Поначалу он резал мне слух, потому что я привыкла слышать его вперемешку со смехом Холта. Но Крис с Джудом все-таки остались рядом, не позволив мне оттолкнуть их.
Они были теми, кому я звонила, когда не могла починить протечку под раковиной или передвинуть мебель, с которой сама не справлялась. Они регулярно интересовались, как я, и давали понять, что у меня всегда есть поддержка.
Крис покачал головой:
– Думаю, кто бы там тебя ни ждал, он будет чертовски разочарован, если увидит вместо тебя меня.
Я откинулась на спинку сиденья, продолжая смотреть на ресторан, будто могла заставить его исчезнуть.
– Он вернулся.
Крис напрягся. Я почувствовала, как воздух изменился, как его мышцы стали жесткими, но он не сразу заговорил:
– Я знаю.
Я посмотрела на него, всматриваясь в то, как напряжение прорезало черты его лица.
– Ты его видел?
Он кивнул:
– Наткнулся на него у гостиницы. Думаю, он там и остановился.
Желудок сжало, как мокрое полотенце, которое кто-то выжимает до последней капли. Слишком близко. Я была уверена, что он поселится у Лоусона или Нэша. Может, в той же хижине. Но меньше чем в квартале от моего рабочего места? Это уже удар по лицу.
– Ты в порядке?
– Нет, – честно ответила я. – А ты?
Не только я осталась среди обломков после ухода Холта. Крис, Джуд, Хартли… кто знает, кто еще? Мы все пострадали, когда он исчез. И, пожалуй, еще больнее было от того, что он остался рядом на все время моей реабилитации после ранения. Держал меня за руку, пока я снова училась двигаться. Будто поднял меня с колен только для того, чтобы потом добить окончательно.
На челюсти Криса дернулся мускул:
– Он козел.
Я едва заметно улыбнулась:
– Чистая правда.
– Я не могу просто забыть, что он нас всех вычеркнул, будто мы – пустое место.
Пустое место. Это слово отозвалось во мне так же, как тогда, когда в меня вошла та чертова пуля.
– Но я знаю, что с ним тогда все перевернулось. И именно поэтому он принимал дурацкие решения, раня тех, кто этого не заслужил.
Я сглотнула, пытаясь унять жжение в горле. Казалось, что пламя, которое та пуля зажгла в моей груди, так и не погасло до конца. Оно вспыхивало снова без всякого предупреждения, сбивая меня с ног.
Дело было не в том, что Холт хотел причинить зло. Я знала его слишком хорошо, чтобы в это верить. Просто нашей любви оказалось недостаточно. Я всегда думала, что она – сила, способная горы свернуть. Но в итоге он ушел, оставив лишь письмо под дверью.
– Ладно, пойду уже.
В глазах Криса мелькнула тревога:
– Могу зайти и сказать этому типу, что ты заболела.
Я покачала головой.
– Подскользнулась, ударилась, потеряла память и не помнишь, как тебя зовут?
Из меня вырвался смешок, и я выбралась из машины. Быстро обняла Криса:
– Спасибо.
– Всегда, Малышка Уильямс.
Я простонала, выпуская его:
– Только не ты тоже.
Он ухмыльнулся:
– У Нэша эти прозвища чертовски заразительные.
Я покачала головой и направилась к ресторану, хотя меньше всего на свете мне хотелось туда идти.


– Та самая развалюха в районе, который только начал подниматься, – стала моим прорывом. Вдруг все крупные игроки обратили на меня внимание. Им нужен был я, чтобы искать для них возможности. Не кто-то другой – именно я.
Я протянула протяжное «мм-м», пока Уильям занудно тянул свою историю. Все равно ему было плевать на то, что я скажу. Ему нужно было лишь верить, что у него есть внимательная слушательница, пока он в сотый раз смакует собственные корпоративные победы.
– С того момента я уже бегал с большими псами, – продолжал он. – Один клиент познакомил с другим, и, прежде чем я успел опомниться, я уже покупал тот Maserati.
Желание закатить глаза было таким сильным, что я прикусила внутреннюю сторону щеки. Я изо всех сил пыталась заглушить его голос в своей голове, но все же рассматривала мужчину напротив. Не поспоришь – он был симпатичен. Темно-каштановые волосы, безупречно подстриженные и уложенные. Но они не падали на лоб так, как у Холта. И мне не хотелось зарыть в них пальцы.
Под столом я сжала руки в кулаки, ногти впились в ладони. Крис в шутку говорил про амнезию, но порой я думала, что это действительно могло бы быть милосердием – не помнить, как у Холта улыбка чуть больше поднималась с одной стороны. Как он проводил большим пальцем по нижней губе, когда глубоко о чем-то думал. Как его голубые глаза становились мягче, когда он говорил, что любит меня.
…Я теснее прижалась к Холту, глядя в ночное небо. Он устроил уютное гнездышко в кузове своей машины – идеальное место для того, чтобы смотреть на звезды. Мое самое любимое в мире: Холт, я и тишина природы вокруг.
Его пальцы скользили по моей руке.
– Думаю, дом с видом на озеро. Достаточно далеко от города, чтобы было тихо, но не так далеко, как у моих родителей.
Я улыбнулась в темноте, чувствуя, как внутри разливается тепло. Мне нравилось мечтать с ним о будущем, о бесконечных возможностях нашей жизни.
– Звучит идеально. У меня только одно условие.
Холт хмыкнул, его новый, более глубокий смех окутал меня, вызвав дрожь по коже:
– Крыльцо по всему периметру с качелями.
Я прикусила его грудь сквозь футболку:
– Ты намекаешь, что я предсказуема?
Его грудь вздрагивала от тихого смеха:
– Это говорит девушка, которая каждый год перечитывает «Маленьких женщин» и знает фильм наизусть.
Я фыркнула:
– Я знаю, что мне нравится. Разве это плохо?
Холт убрал волосы с моего лица и поднял мою голову, чтобы я встретила его взгляд:
– Не если я в числе этих вещей.
Живот приятно сжало, на языке вертелись три слова, рвавшиеся наружу:
– Ты мне нравишься, Холт Хартли.
В его глазах вспыхнула яркая искра:
– Я люблю тебя, Сверчок. Всем, что у меня есть.
Мир закружился от счастья:
– Я тоже тебя люблю. Всегда любила.
Он улыбнулся той самой разрушительной улыбкой, от которой у меня подкашивались колени:
– У нас будет прекрасная жизнь.
Он сказал это с такой уверенностью, что я верила каждому слову.
– Десерт? – спросила Фрэнни, подходя к столу и вырывая меня из воспоминаний.
– Я уже ни кусочка не съем, – поспешила ответить я, пока Уильям не успел вставить свое слово.
– Как насчет чего-нибудь выпить после ужина? – подначил он.
– Не стоит. Еще по этим горным дорогам ехать.
На его лице появилась лукавая улыбка, но не настоящая, дикая, как у Холта, а натянутая и самодовольная:
– Можешь поехать ко мне в домик.
Брови Фрэнни поползли вверх, а губы сжались, чтобы не расхохотаться.
– Думаю, я просто поеду домой. – Я повернулась к Фрэнни: – Разделите нам счет, пожалуйста.
Уильям выхватил кредитку:
– Я никогда не позволю даме платить.
Ладно, хоть не полный мерзавец – предложил заплатить, даже понимая, что секса не будет. Но это не отменяло того факта, что он самодовольный приторный тип.
– Спасибо.
– Сейчас принесу чек, – кивнула Фрэнни.
– Что насчет ужина завтра? Я еще два дня в городе.
– У меня планы на оба вечера.
Не совсем ложь: завтра после работы собиралась взять Шэдоу на прогулку в горы, а с Грей мы обычно хотя бы раз в неделю устраивали вечер кино, и мы как раз были «в долгу».
В глазах Уильяма мелькнуло раздражение, но он взял себя в руки:
– Напиши, если передумаешь.
– Конечно.
Фрэнни быстро вернулась:
– Вот, сэр. Будем рады видеть вас снова.
Он кивнул, вписал чаевые, подписал чек и вернул его ей:
– Провести тебя до машины?
О, нет уж. Давать ему шанс на поцелуй я не собиралась.
– Видишь, вон там подруга. Нужно с ней поздороваться. Спасибо за ужин. Желаю отличного отдыха.
Он пробурчал что-то себе под нос, поднялся и направился к выходу. Как только схватился за ручку двери, Фрэнни разразилась смехом, морщинки на лице стали глубже:
– Бедный парень.
– А как же бедная я? – фыркнула я. – Пришлось выслушать подробный отчет о каждой сделке с недвижимостью, что он когда-либо заключал, и о каждой машине, что он купил. Думаю, следующим пунктом был его инвестиционный портфель.
Фрэнни хмыкнула и достала пакет:
– Вот, это подлечит душу.
Я ухватила пакет:
– Лавовый кекс?
– А ты думала, я дам тебе что-то хуже?
Я поцеловала ее в щеку:
– Ты ангел.
– Не забудь об этом.
– Нужно домой, выпустить Шэдоу. Увидимся на неделе?
– Конечно. Поцелуй там девочку за меня и погладь ей животик.
– Сделаю.
Я двинулась через ресторан, махая знакомым и отмечая незнакомые лица, гадая, какие у них истории. Открыв дверь, вышла в прохладный весенний вечер. Воздух был с легким морозцем, бодрящим, заставляющим держать спину ровно. Идеальная погода, чтобы закутаться в плед на веранде.
Я направилась к своей машине, но чей-то голос заставил меня замереть на месте:
– Привет, Сверчок.


5
Холт
Я понял теперь, почему избегал фотографий Рен. Она была красива, когда я влюбился в нее. Но сейчас? Это была та красота, что обжигает навсегда. Стоит увидеть ее по-настоящему и ты уже никогда не будешь прежним.
Возвращаясь в гостиницу, я замер, заметив, как она выходит из ресторана. Притаился в тени, как какой-то преследователь, просто смотрел, впитывал каждую деталь, будто умирающий от жажды. Она подняла лицо к небу и глубоко вдохнула, словно хотела вдохнуть в себя весь мир, не упустив ни капли.
Ее длинные волосы мягко спадали по спине. В каштановых прядях появились светлые нити – их раньше не было. Я ненавидел, что не знаю, когда они появились. Недавно? В те недели после того, как я ушел?
Лунный свет ласкал ее скулы, придавая коже нежный розовый оттенок даже в темноте. Но в полумраке я не мог разглядеть то удивительное сочетание карего и зеленого в ее глазах. Я отдал бы все, чтобы увидеть, сколько зелени играет в них сегодня.
Ее прозвище слетело с моих губ так легко, будто я никогда его не забывал. Как будто мой рот знал его форму лучше, чем любое другое слово.
Она замерла, словно ее мышцы сковал удар молнии, а потом опустила голову и посмотрела прямо на меня.
– Холт.
Все в этом было неправильно: холод на ее лице, отсутствие эмоций в голосе. В голове крутились миллионы вопросов, на которые я мечтал услышать ответы долгие годы и на которые не имел права.
– Как ты?
Это было единственное, что я мог себе позволить спросить. Даже этого ответа я не заслуживал. Но жаждал его.
– Хорошо. Уверена, твои родители рады, что ты вернулся.
В ее голосе звучала осторожная вежливость, которой я никогда раньше от нее не слышал. Ровный тон. Безразличие.
Лучше бы, если это были – крик, слезы, пощечина. Но не этот пустой взгляд, будто я – никто. Чужой.
Я покрутил ключи на пальце.
– Один из них – да.
Мне показалось, что я заметил проблеск эмоций, крошечную трещину в маске. Но я моргнул и она исчезла. Может, это просто игра луны и мое желание увидеть хоть что-то.
– Мне нужно домой. Рада была увидеть тебя, Холт. Наслаждайся своим приездом.
Она двинулась прочь, прежде чем я успел что-то сказать. Пересекла парковку к красному пикапу, видавшему лучшие дни. Я хотел знать, когда его в последний раз показывали механику, как у него с тормозами. Все эти мелочи, которые я уже не имел права знать, но которые всегда давали мне чувство нужности и гордости.
Ветер подхватил ее волосы, когда она забралась в кабину. Она ни разу не посмотрела в мою сторону, все внимание было на дороге перед собой.
Я остался стоять, пока ее задние огни не исчезли за поворотом. Даже не дышал.
Я был дураком, думая, что смогу выдержать эту встречу. Казалось, в воздухе все еще витал легкий аромат гардении – того самого парфюма, что подарила ей бабушка много лет назад.
Мне хотелось и утонуть в нем, и выжечь из себя одновременно. Я достал телефон и нажал на контакт. Через два гудка ответил Лоусон.
– Все нормально? – настоящий старший брат.
– Есть где-нибудь здесь груша, чтобы побить сегодня?
Он помолчал.
– Понимаю, что значит «нет, не все нормально».
– Мне просто нужна груша, Ло.
– Иди в участок. Мы недавно сделали там спортзал. Скажу дежурному, что ты можешь пользоваться.
– Спасибо.
Снова тишина.
– Если захочешь поговорить… я рядом.
Я с трудом сдержал желание рявкнуть.
– Благодарю.
Отключился, пока он не успел сказать еще что-нибудь. Я не доверял себе держать маску дольше.
Добежав до гостиницы, молился, чтобы Дженис уже легла спать. Если начнет совать нос – я за себя не отвечаю.
В холле было тихо. Я проскочил и поднялся по лестнице на второй этаж. Рука чуть дрожала, когда я вставлял ключ в замок, но я лишь сильнее сжал его. Через секунду был внутри.
Схватил из чемодана шорты, футболку и кроссовки, переоделся и почти бегом направился к полицейскому участку. Дверь была заперта, но женщина за стойкой, увидев меня, нажала кнопку, и раздался щелчок замка.
– Я Холт. Брат Лоусона. Он звонил насчет спортзала.
Ее взгляд дрогнул.
– Помню вас. Я – Эмбер Рэймонд.
Вспышка памяти пронзила меня. Черное море после черной недели. Последние похороны – ее брата. Мы тогда все устали от горя.
Пять похорон. Шестеро в больнице. Двое нападавших в тюрьме. Третий, возможно, так и не найден. Город жил в подозрении ко всем. Но для таких, как Эмбер, – для тех, кто потерял родных, – это было самое тяжелое.
– Конечно. Рад видеть.
– Взаимно. Спортзал по тому коридору. – Она указала рукой.
– Спасибо. – Я уже шагал прочь, хватаясь за этот шанс уйти от новых призраков.
В зале было темно. Я включал свет по очереди, пока не осветил грушу и только ее. Подошел, достал из кармана бинты и начал привычным движением наматывать их на руки.
С этим движением вернулось и спокойствие. Прислонил кулак к груше, пробуя ее упругость и вес. Даже если груша была точной копией той, к которой ты привык, она всегда был другой. Ее формировали люди, что били ее каждый день. Сколько их было? Какого роста? Какой силы удары?
Каждый пробный джеб – это знакомство. Диалог кожи с кожей, кулака с кожей груши.
Я встал на носки, ускорился. С ростом скорости пришла и сила. Перед глазами вспыхнуло лицо Рен. Выражение, в котором я был для нее – никто.
Хук ударил по груше, и кости зазвенели от отдачи.
Вспыхнули изумрудные искры – те, что загорались, когда я целовал ее. Дразнили.
Я бил все быстрее и жестче. И звук ударов мгновенно швырнул меня в прошлое, прежде чем я успел что-то с этим сделать.
Я хлопнул дверцей пикапа и обошел его спереди, направляясь к дорожке. Знал, что за это Рен меня разнесет. Перехватил букет поудобнее, надеясь, что цветы смягчат ее – пионы в Сидар-Ридж достать почти нереально. Пришлось чуть ли не умолять флориста сделать специальный заказ.
Вдруг услышал визг шин и обернулся. По дороге мчался темный внедорожник, словно из ада вырвался. Придурки. Мне даже показалось, что вдали завыли сирены. Может, повезет, и кто-то из патрульных прижмет этих уродов к обочине и испортит им гонки.
Я снова повернулся к дому, ускоряя шаг. Но, дойдя до крыльца, замер. Дверь была приоткрыта – сантиметров на десять.
– Сверчок? – позвал я.
Толкнул дверь двумя пальцами.
– Ты дома?
Тишина. Я выглянул назад, думая, может, она вышла во двор, но нигде признаков ее не было.
В доме пахло запеченной с чесноком курицей. Я не удержался и хмыкнул. Очень надеялся, что нам не грозит пищевое отравление. Готовка у моей девчонки была далеко не на первом месте в списке талантов.
Но, увидев накрытый стол, я застыл. Все выглядело, как на развороте глянцевого журнала: скатерть без единой складки, зелень, переплетенная вокруг свечей и цветов, парадный сервиз – тот самый, что мама Рен доставала только по особым случаям.
Я невольно улыбнулся. Она говорила, что хочет, чтобы этот вечер был особенным. Черт, да разве она не понимала, что каждый миг с ней особенный? Мое любимое время – просто лежать с ней в кузове пикапа и смотреть на звезды.
Поднявшись на второй этаж, я прислушался, нет ли шума воды в душе. Но в доме стояла полная тишина.
Я почти бегом добежал до ее спальни и застыл. Там будто пронесся ураган. Разбитые рамки с фотографиями, смятая постель, подушки разодраны в клочья, перья разбросаны по полу.
– Рен! – крикнул я громче, чувствуя, как паника впивается когтями.
Ответа не было.
Сглотнув, я вытащил телефон. К счастью, в ее доме ловила связь, и сейчас я был за это чертовски благодарен. Нажал первый контакт в «Избранном». На экране высветилось «Сверчок» и моя любимая фотография: она, закинув голову, ловит последние лучи заката, счастливая от того, что наступает ее любимый час – сумерки. Она даже не знала, что я сделал этот снимок.
В трубке зазвенели гудки. И тут же – глухой, искаженный звук где-то в доме.
Холодный ужас пробежал по спине. Я двинулся на звук, перебирая в голове тысячи кошмарных вариантов. Заглянул в гостевую – звон отдалился. Вышел и почти сразу остановился у двери в ванную. Звук был здесь.
Я шагнул внутрь и мир рухнул.
Мозг отказывался принимать картину перед глазами. Как будто кадр из фильма ужасов.
Тело Рен лежало в неестественной позе, словно она пыталась прикрыться. А крови… Господи, ее было слишком много. Слишком, чтобы человек мог дышать.
Эта мысль подстегнула меня к действию. Я упал на колени, кости болезненно стукнулись о плитку.
– Рен! Ты меня слышишь?
Вспомнились обрывки из курса первой помощи, который я проходил, чтобы участвовать в поисково-спасательных операциях с отцом. Я прижал пальцы к ее шее, наклонившись.
Ни малейшего дыхания. Сколько раз я чувствовал ее тихие выдохи, когда она прижималась ко мне? Сейчас я отдал бы все, чтобы ощутить хоть один. Но – пустота.
Я вслушался, ловя слабое биение. Нашел – редкое, сбивчивое, слишком далекое от нормы.
Сирены звучали ближе, но все еще не там, где нужно. Я молился, чтобы поступаю правильно. Понятия не имел, что у нее с грудной клеткой – пуля? нож? – и понимал, что могу сделать хуже. Но без дыхания она не выживет.
Запрокинул ей голову, сделал два коротких вдоха. Затем поставил руки на грудь и надавил. Она не была хрупкой, но казалась такой… тонкие запястья, будто кости можно сломать без усилий. А я должен был давить сильнее.
Продолжая ритм, я смотрел на ее лицо, выискивая хоть малейший признак жизни. Но – ничего.
…Мой кулак ударил по боксерской груше с таким замахом, что боль прострелила всю руку. Я отшатнулся и опустился на пол, сотрясаемый судорогами. Воспоминания были слишком живыми, чтобы от них уйти.
Из груди вырвался сдавленный, звериный звук. Я все еще ощущал под ладонями ее сердце, которое пытался заставить биться. Отдал бы душу дьяволу, лишь бы Рен выжила. И, по сути, отдал.
Она получила свое чудо. Выздоровела. И тогда я сделал единственное правильное – ушел. Чтобы она могла найти того, кто будет по-настоящему ее достоин.


6
Рен
Толкнув одну из створок французских дверей, я вышла на террасу. Мои тапочки тихо шлепали по деревянным доскам, пока я плотнее куталась в одеяло, чувствуя, как дрожит рука. Шэдоу шла рядом почти бесшумно, ее серебристая, в окрасе хаски, шерсть ловила лунный свет. Она подняла голову, втянула носом прохладный воздух.
– Не вздумай гоняться за всякими зверушками.
Собака фыркнула так выразительно, будто сказала: «Ты никогда не даешь мне повеселиться».
Я опустилась в полукруглое кресло, выскользнула из тапочек и поджала ноги под себя. Шэдоу обошла лежанку кругом и улеглась, пока я обхватывала ладонями кружку с чаем.
Глубоко вдохнула, впитывая в себя вид на свой маленький уголок озера. Место уединенное. Зимой, если хотела куда-то выбраться, приходилось самой расчищать подъездную дорогу. Но зато – тишина. Маленький домик, стоящий на узком мысу, врезанном в воду.
Иногда казалось, что я живу на собственном острове. Никаких чужих взглядов, никаких назойливых вопросов от любопытных туристов. Сидар-Ридж всегда славился своей природной красотой и умением прятать людей от мира. Но после той ночи он стал известен совсем по другой причине.
В прошлом году сюда приезжали двое парней – брать интервью для подкаста к десятой годовщине стрельбы. Годовщине. Они были не единственными, кто так это называл, но я ненавидела это слово. Годовщины должны быть о чем-то счастливом, а не о такой тьме.
Им было чуть за двадцать, и они без стеснения заявили, что именно они выяснят, был ли третий стрелок. Тот, кто скрылся. Все, что мне оставалось, – распахнуть свои старые раны и рассказать им каждую деталь той ночи.
Я и так пыталась вспомнить. Снова и снова прокручивала в голове последние слова, которые услышала, прежде чем мир погас: «Где, черт возьми, Холт? Они нужны оба». Но каждый раз они звучали по-разному. То мужским голосом, то женским. То старым, то молодым. Иногда это был Рэнди или Пол.
Особая пытка, когда слышала их в голосах тех, кого знала и любила. Я просыпалась по ночам в холодном поту, дрожа.
Большинство считало, что третьего я выдумала. Ни один другой выживший никого больше не видел. Только Пола и Рэнди. А они клялись, что действовали вдвоем. Что у них была миссия – заставить расплатиться всех, кто, как им казалось, причинил им зло.
Иногда я и сама сомневалась, не надумала ли я все это. Но те слова были выжжены в памяти и продолжали преследовать меня во снах.
Полиция допрашивала меня снова и снова. Город жил в напряжении, боясь, что кто-то ударит вновь. Родители перестали отпускать детей одних в школу, не оставляли их с няней. Люди выходили только группами.
Но дни сменились неделями и ничего не произошло. Один из офицеров штата в конце концов сказал, что в моем измененном состоянии я, скорее всего, просто вообразила третьего человека. Сначала я спорила, но вскоре сдалась.
Город хотел вернуться к нормальной жизни. Сделав вид, что ничего ужасного не было. Что они снова в безопасности.
Но для нас, отмеченных той ночью, все было иначе. Мы несли шрамы – и на теле, и в душе. Чувствовали их в каждом движении, от призраков, что нас преследовали, до вечной настороженности по отношению к окружающим.
Только мой призрак был жив. Он просто исчез из моей жизни.
В груди болезненно кольнуло. Пожар, начатый пулей, так и не угас – его подогревала пытка скучать по человеку, которого я не могла иметь.
Лицо Холта всплыло перед глазами, добавляя еще каплю боли. Волосы у него были те же, светло-каштановые, но короче по бокам. Я гадала, остался ли тот непослушный локон, что всегда падал на лоб. Хотела, чтобы остался. Но, возможно, он научился его укладывать, став мужчиной.
Ничего мальчишеского в нем больше не было. Широкие плечи, крепкая грудь, сильные руки и ноги – он явно все еще бегает каждый день.
Хватило одного взгляда, чтобы его образ выжегся во мне – в костях, в сердце. Оставил шрам, как и многие другие, что рвут меня изнутри.
Я машинально просунула руку под толстовку, нащупав неровный, грубый рубец. Почему-то я думала, что пулевое отверстие заживет ровным кругом. Но мой шрам был кривой, с неровными краями.
Закрыла глаза, глубоко вдохнула. Горный воздух успокаивал расколотые части моей души. Я напоминала себе, что это – доказательство моей силы. Что я могу пережить все. Я ведь уже пережила.
Открыв глаза, я опустила ладонь на голову Шэдоу, почесала ее за ушами. Моя жизнь была хорошей. Даже больше – счастливой. У меня был дом, красота вокруг, работа, которая оплачивала счета и давала смысл. Собака, что всегда рядом. Друзья, ставшие семьей. Поэтому я не уехала из Сидар-Ридж, даже когда было хуже всего.
Я была богата этим – настоящим, важным. И Грей не заставит меня забыть об этом только потому, что у меня нет его. Он пробудет здесь всего несколько дней, а потом снова исчезнет в неизвестность. И я не услышу его имени долгие годы.
Раньше это меня успокаивало. Я чувствовала себя в безопасности за стенами, в которых его не было. Но теперь что-то изменилось. Может, потому что я увидела его живого, настоящего, дышащего. Может, потому что заметила пустоту в его глазах.
Я знала, что это такое. Когда готова заплатить любую цену, лишь бы боль ушла. Но, выключая боль, ты выключаешь и радость. Перестаешь видеть, как луна играет бликами на озере. Не чувствуешь вкус шоколада, тающего на языке. Теряешь счастье, когда друзья обнимают тебя так крепко, что кажется – утонешь в их любви.
Ты перестаешь жить.
Я отогнала эти мысли. Холт не заслужил ни моего сочувствия, ни моего понимания. И дал понять, что не хочет моей заботы.
Лучшее, что я могла для него сделать, – пожелать всего хорошего. Даже если это значит, что в его жизни никогда не будет места для меня.
Невидимые когти горя вонзились в сердце. Но эта боль стоила того, чтобы не дать себе захлебнуться в злости и обиде. Я пошлю ему надежду на счастливую жизнь. Но сделаю это издалека.
Голова Шэдоу резко поднялась, взгляд метнулся к лесу за домом.
Я улыбнулась, глядя на нее сверху вниз:
– Что-то услышала? Хочешь погоняться? Прости, девочка. Не сегодня.
Мой взгляд скользнул к деревьям, где на мгновение мелькнул огонек и тут же погас. Шерсть вдоль хребта Шэдоу встала дыбом, она тихо зарычала.
Я несколько раз моргнула, не понимая, не сыграло ли мое воображение со мной злую шутку после всех этих воспоминаний о прошлом. Вытаскивать кошмары на свет дня – никогда не хорошая идея. Я вгляделась в темноту леса и готова была поклясться, что заметила легкое движение.
Холодок пробежал по коже. Здесь никого не должно быть. Участок, что примыкал к моему, давно пустовал – хозяин так и не построил на нем дом. Ближайший жилой дом был как минимум в километре отсюда.
Я еще сильнее напрягла глаза, но Шэдоу уже снова устроилась на своей лежанке. Пусто. Никого. Я покачала головой. Похоже, теперь я вижу призраков повсюду.










